Алый Рубин

4

Тётя Мэдди окаменело уставилась в пустоту, судорожно вцепившись пальцами в подлокотники. Краска схлынула с лица.

— Тётушка Мэдди! Ой, мама, у неё удар? Тётя Мэдди! Ты меня слышишь? Тётя Мэдди! — Я хотела взять её за руку, но мама удержала меня.

— Не надо! Не дотрагивайся до неё.

Каролина расплакалась.

— Что с ней? — вскричал Ник. — Она чем-нибудь подавилась?

— Надо вызвать скорую, — сказала я. — Мама, сделай что-нибудь!

— У неё нет никакого удара. И она не подавилась. У неё видение, — ответила мама. — Это сейчас пройдёт.

— Точно? — Застывший взгляд тётушки Мэдди нагонял на меня ужас. Её зрачки расширились, а веки неподвижно застыли.

— Здесь жутко похолодало, — прошептал Ник. — Вы чувствуете?

Каролина жалобно захныкала:

— Пускай это скорее кончится!

— Люси! — вдруг прокричал кто-то. Мы вздрогнули от неожиданности — но оказалось, что это кричала тётя Мэдди. В комнате действительно похолодало. Я огляделась, но ни одного призрака не увидела. — Люси, милое дитя! Она ведёт меня к дереву. Дереву с красными ягодами. Ой, куда она подевалась? Я её больше не вижу… Среди корней что-то лежит. Огромный драгоценный камень, шлифованный сапфир. Яйцо. Яйцо из сапфира. Какое красивое. Какое драгоценное. Но вдруг на нём появляются трещины. Ах, оно разваливается, там что-то внутри… вылупляется птенец. Ворон. Он подпрыгивает и семенит к дереву. — Тётушка Мэдди засмеялась. Но её взгляд был всё так же неподвижен, а руки по-прежнему скрючены на подлокотниках.

— Поднимается ветер. — Смех замер у неё на устах. — Ураган. Всё завертелось. Я лечу. Я лечу с вороном к звёздам. Башня. На самом верху башни огромные часы. Там кто-то сидит, на самом верху часов. Сидит и болтает ногами. Немедленно спускайся, легкомысленная девчонка! — Внезапно в её голосе зазвучал страх. Она начала кричать. — Ураган сбросит её. Слишком высоко. Тень! Огромная птица кружит в небе! Вон там! Он пикирует на неё! Гвендолин! Гвендолин!

Я не могла больше этого выдержать. Отодвинув маму в сторону, я схватила тётушку Мэдди за плечи и начала трясти.

— Я же здесь, тётя Мэдди! Пожалуйста! Посмотри на меня!

Тётушка Мэдди повернула голову и поглядела на меня.

— Мой ангелочек, — сказала она, — очень легкомысленно забираться так высоко!

— С тобой всё в порядке? — Я поглядела на маму. — Ты уверена, что ничего страшного нет?

— Это было видение, — ответила мама. — С ней всё хорошо.

— Нет, не всё хорошо. Это было плохое видение, — сказала тётушка Мэдди. — То есть начало было очень хорошее.

Каролина перестала плакать. Они с Ником робко глядели на неё.

— Это было жутко, — сказал Ник. — Вы заметили, как похолодало?

— Тебе только показалось, — ответила я.

— Нет, не показалось!

— Я тоже это заметила! — заявила Каролина. — У меня пошли мурашки по коже!

Тётушка Мэдди схватила маму за руку.

— Я видела твою племянницу Люси, Грейс. Она выглядела так же, как и тогда. Эта милая улыбка…

У мамы был такой вид, словно она вот-вот заплачет.

— Остальное я опять не поняла, — продолжила тётушка Мэдди. — Яйцо из сапфира, ворон, Гвендолин на верхушке часов, а потом эта злая птица. Ты что-нибудь понимаешь?

Мама вздохнула.

— Конечно, нет, тётя Мэдди. Ведь это твои видения. — Она опустилась на соседний стул.

— Да, но я их тоже не понимаю, — ответила тётушка Мэдди. — Ты всё записала, чтобы мы могли рассказать об этом твоей матери?

— Нет, тётушка, не записала.

Мэдди наклонилась.

— Значит, мы должны записать сейчас. Так, сначала была Люси, потом дерево. Красные ягоды… Могла это быть рябина? Под ней лежал драгоценный камень, отшлифованный в виде яйца… Боже мой, какая я голодная! Я надеюсь, что вы не съели без меня десерт. Сегодня я заслужила по крайней мере два куска! Или три.

— Это было действительно жутко, — сказала я.

Каролина и Ник уже отправились спать, а я сидела в маминой комнате на краешке кровати и пыталась перевести разговор на свою проблему («мама, сегодня кое-что произошло, и я боюсь, что это опять произойдёт»).

Мама была занята ежевечерним уходом за собой. С лицом она уже закончила. Очевидно, хороший уход оправдывал себя. По ней совершенно не скажешь, что ей уже за сорок.

— Я впервые присутствую при видении тётушки Мэдди, — сказала я.

— И у неё впервые видение во время ужина, — откликнулась мама, нанося на руки крем и тщательно его втирая. Она неизменно утверждала, что возраст распознаётся по рукам и по шее.

— И что, её видения можно воспринимать всерьёз?

Мама пожала плечами.

— Ну… Ты сама слышала, какой сумбур она рассказывает. Но это можно каждый раз соответственно интерпретировать. За три дня до смерти деда у неё тоже было видение. Чёрная пантера, прыгнувшая ему на грудь.

— Дедушка умер от инфаркта. Вполне подходит.

— Я и говорю — каждый раз вполне подходит. Хочешь крем для рук?

— Ты в это веришь? Я имею ввиду, не в крем для рук, а в тёти-Мэддины видения.

— Я уверена, что тётя Мэдди действительно видит то, о чём рассказывает. Но это совсем не означает, что то, что она видит, предсказывает будущее. Или вообще что-то объясняет.

— Не понимаю! — Я протянула маме руки, и она начала втирать в них крем.

— Это примерно как с твоими призраками, дорогая. Я уверена, что ты можешь их видеть, и я так же верю тёте Мэдди, что у неё видения.

— То есть ты хоть и веришь, что я вижу призраков, но ты не веришь, что они существуют? — вскричала я и возмущённо убрала руки.

— Я не знаю, существуют ли они в действительности, — поправила меня мама. — Во что я верю, никакой роли не играет.

— Но если их нет, то это значит, что я их выдумала. А это значит, что я сошла с ума!

— Нет, — ответила мама. — Это значит… ах, дорогая! Я не знаю. Иногда у меня такое чувство, что в этой семье у каждого слишком много фантазии. И наша жизнь была бы более мирной и счастливой, если бы мы ограничивались тем, во что верят обычные люди.

— Понимаю, — сказала я. Возможно, мне не стоило выступать со своими новостями. «Эй, мама, сегодня после обеда мы перенеслись в прошлое — я и моя ненормальная фантазия».

— Пожалуйста, не обижайся, — сказала мама. — Я знаю, что на свете есть много необъяснимого. Но возможно, что чем больше мы заняты такими явлениями, тем больше значения мы им придаём. Я не считаю тебя сумасшедшей. И тётю Мэдди не считаю. Но давай честно: веришь ли ты в то, что видение тёти Мэдди действительно связано с твоим будущим?

— Возможно.

— Вот как? Ты собираешься в ближайшее время взобраться на какую-то башню, усесться там на часы и начать болтать ногами?

— Конечно, нет. Но может быть, это символ?

— Возможно, — ответила мама. — А возможно, и нет. Иди спать, дорогая. Это был длинный день. — Она посмотрела на часы на своём ночном столике. — Будем надеяться, что у Шарлотты это уже позади. О Боже, как мне хочется, чтобы она уже наконец переместилась.

— Возможно, у Шарлотты тоже слишком много фантазии, — сказала я, поднялась и поцеловала маму в щёку.

Утром я ещё раз попытаюсь.

Может быть.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, моя большая девочка. Я люблю тебя.

— И я тебя, мама.

Когда я закрыла дверь своей комнаты и забралась в кровать, я чувствовала себя довольно паршиво. Я знала, что должна была всё рассказать матери. Но её слова настроили меня на размышления. Конечно, у меня было много фантазии. Но фантазия — это одно, а воображать, что ты перемещаешься во времени, — совсем другое.

Людей, воображающих нечто подобное, надо лечить. И это правильно. Может быть, я такая же, как те типы, которые утверждают, что их похитили инопланетяне. Просто чокнутые.

Я выключила ночник и удобно завернулась в одеяло. Что было бы хуже? Сойти с ума или переместиться во времени?

Наверное, второе, решила я. От первого хотя бы есть таблетки.

В темноте вернулся страх. Я опять подумала, как высоко будет падать отсюда на землю. Поэтому я снова включила ночник и повернулась к стене. Чтобы заснуть, я попыталась подумать о чём-нибудь безобидном, нейтральном, но мне это никак не удавалось. В конце концов я начала считать до тысячи в обратном порядке.

В какой-то момент я всё-таки заснула. Мне как раз снилась большая птица, когда я проснулась и села в постели с колотящимся сердцем.

Оно снова вернулось, это противное ощущение в животе. В панике я соскочила с кровати и помчалась (насколько могла с дрожащими коленями) к маме. Мне было наплевать, что она сочтёт меня сумасшедшей, я просто хотела, чтобы это прекратилось. И мне было страшно упасть в болото с четвёртого этажа!

Я успела добежать только до коридора, где меня опять сбило с ног. В уверенности, что пробил мой последний час, я крепко зажмурилась — и тут же грохнулась на колени. Пол оказался точно таким же, как и мой родной паркет. Я осторожно приоткрыла глаза. Было светло, как будто только что взошло солнце. Какую-то секунду во мне теплилась надежда, что ничего не произошло, но потом я обнаружила, что коридор-то, конечно, наш, но выглядит он всё же по-другому. Стены выкрашены в тёмно-оливковый цвет, на потолке отсутствуют светильники.

Из комнаты Ника донеслись голоса. Женские.

Я быстро вскочила. Если меня кто-нибудь увидит… Как я объясню, откуда я так внезапно появилась? В пижаме «Хелло, Китти»?

— Мне ужасно надоело рано вставать, — произнёс первый голос. — Уолтеру можно дрыхнуть до девяти! А мы? Я с тем же успехом могла остаться на хуторе и доить коров!

— Уолтеру приходится работать до глубокой ночи, Кларисса. Твой чепчик сидит криво, — ответил второй голос. — Убери под него волосы, а то миссис Мэйсон будет ругаться.

— Она только и делает, что ругается, — проворчал первый голос.

— Есть гораздо более строгие экономки, моя дорогая Кларисса. Пошли, мы уже опаздываем. Мэри спустилась вниз четверть часа назад.

— Да, и даже успела застелить постель. Всегда прилежная и аккуратная, как того требует миссис Мэйсон. Но Мэри это делает намеренно. Ты когда-нибудь щупала её одеяло? Совершенно мягкое! Это несправедливо!

Мне надо было срочно убраться отсюда. Но куда? Хорошо, что я тут всё знала.

— Моё одеяло страшно кусается, — пожаловался Клариссин голос.

— Зимой ты будешь рада этому одеялу. Идём же.

Дверная ручка опустилась вниз. Я метнулась ко встроенному шкафу, рванула на себя дверцу и успела закрыть её в тот самый миг, когда дверь комнаты отворилась.

— Я просто не понимаю, почему это моё одеяло кусается, а одеяло Мэри такое мягкое, — продолжил Клариссин голос. — Здесь всё несправедливо. Бетти едет в деревню вместе с леди Монтроз, а мы должны всё лето сидеть в этом душном городе.

— Тебе надо действительно попытаться поменьше жаловаться, Кларисса.

Я не могла не согласиться со второй женщиной. Эта Кларисса была просто какая-то нюня.

Я услышала, как они обе спускаются по лестнице, и облегчённо вздохнула. Едва успела. А что сейчас? Подождать в шкафу, пока я не вернусь обратно? Наверное, так будет надёжнее всего. Вздохнув, я скрестила руки на груди.

За мной в темноте что-то заворочалось.

Я застыла от ужаса. Что это было, Боже мой?

— Кларисса, это ты? — спросили с бельевой полки. Это был мужской голос. — Я проспал?

О Господи. Кто-то действительно спал в шкафу. Что это за обычаи такие, в самом деле?

— Кларисса? Мэри? Кто здесь? — спросил голос, на сей раз совсем не такой заспанный. На полке зашуршало, и чья-то рука коснулась моей спины. Я не стала дожидаться, пока она меня схватит, открыла дверцу шкафа и рванула прочь.

— Стой! Стоять!

Я быстро глянула через плечо. Из шкафа следом за мной выпрыгнул молодой парень в длинной белой рубашке.

Я побежала вниз по лестнице. Где же мне сейчас спрятаться? Шаги парня из шкафа гулко громыхали за моей спиной, а сам он при этом кричал:

— Держите вора!

Вора? Я не ослышалась? Что это, интересно, я украла? Его ночной колпак, что ли?

Как здорово, что я могла бежать по этой лестнице даже во сне! Каждая ступенька была мне хорошо знакома. Я помчалась вниз со скоростью света, мимо прапрапрадедушки Хью — с некоторым сожалением, надо сказать, поскольку тайный ход был бы прекрасным убежищем в данной ситуации. Но механизм немного заедал, и пока я буду открывать дверь, парень в ночнушке меня догонит. Нет, мне нужно убежище понадёжней.

На втором этаже я почти налетела на девушку в чепчике, тащившую здоровенный кувшин. Когда я пробегала мимо, девушка завизжала и выпустила кувшин из рук — прямо как в кино. Жидкость вперемешку с осколками расплескалась по полу.

Я надеялась, что мой преследователь — тоже как в кино — на этом поскользнётся. Во всяком случае, он притормозил. Я воспользовалась преимуществом и помчалась вниз по лестнице, ведущей на оркестровую галерею. Оказавшись внизу, я рванула на себя дверцу чулана, протиснулась туда и закрыла за собой дверь. В чулане, как и в моё время, был полнейший беспорядок, куча пыли и паутина. Сюда сквозь щели между ступенями лестницы проникал свет, которого было достаточно, чтобы понять, что здесь никто не ночует. Чулан был забит всяким хламом — как и у нас.

Я услышала над собой голоса. Парень в ночнушке разговаривал с бедной девушкой, уронившей кувшин.

— Видимо, воровка! Я её в доме ни разу не видел. — К ним присоединились новые голоса.

— Она побежала вниз. Наверное, в доме орудует целая банда.

— Я не виновата, миссис Мэйсон. Эта воровка меня просто обежала. Наверное, они охотятся за украшениями миледи.

— На лестнице я никого не встретила. Она должна быть где-то в здесь. Заприте входную дверь и обыщите дом, — велел очень энергичный женский голос. — А вы, Уолтер, идите немедленно наверх и наденьте что-нибудь. Ваши волосатые икры не радуют поутру глаз.

О Господи! Ребёнком я пряталась здесь миллион раз, но никогда не боялась так сильно, что меня найдут. Осторожно, чтобы не наделать шума, я задвинулась поглубже в хлам. При этом по моей руке пробежал здоровенный паук — как я не завизжала, я просто не знаю.

— Лестер, мистер Дженкинс и Тотт, вы обыщете первый этаж и подвальные помещения. Мэри и я проверим второй этаж. Кларисса постережёт заднюю дверь, а Хелен — главный вход.

— А если она захочет убежать через кухню?

— Тогда ей придётся пробираться мимо миссис Крэй и её железных сковородок. Загляните в чулан под лестницей и за все шторы.

Всё, я пропала.

Ах, проклятье. Это же просто сюрреализм какой-то!

Я в пижаме сижу на корточках посреди пауков и пыльной мебели — ай, это что, чучело крокодила? — я сижу в чулане и жду, пока меня арестуют за попытку ограбления! И всё потому, что что-то пошло не так, а Исаак Ньютон ошибся в расчётах!

От ярости и бессилия я расплакалась. Может, эти люди посочувствуют мне, если найдут меня здесь в таком состоянии. В сумерках рассвета стеклянные глаза крокодила блестели неприкрытой насмешкой. Отовсюду были слышны шаги. Со ступенек лестницы мне на голову сыпалась пыль.

Но затем я вновь ощутила знакомую тягу в животе. Я никогда ещё не радовалась ей так сильно. Крокодил расплылся у меня перед глазами, затем всё завертелось — и наступила тишина. И полная темнота.

Я перевела дух. Нет оснований для паники. Наверное, я прыгнула назад. И, вероятно, я торчу в куче всякого хлама у нас под лестницей. Где, кстати, тоже имеются здоровенные пауки.

Что-то нежно мазнуло меня по лицу. Ладно, всё-таки паника! Я замолотила руками по воздуху и задела ногой какой-то комод. Сразу загромыхало, заскрипели доски, какая-то старая лампа со звоном кувыркнулась на пол. То есть я подумала, что это старая лампа, ведь ничего не было видно. Но зато мне удалось высвободиться. С облегчением я нащупала дверь и выползла из моего укрытия. Здесь тоже было темно, но по крайней мере я могла различить очертания перил, высокие окна и мерцание люстры.

И приближающийся ко мне силуэт. Луч фонарика ослепил меня.

Я открыла рот, чтобы закричать, но не смогла издать ни звука.

— Вы ищете в кладовке что-то определённое, мисс Гвенодолин? — спросил силуэт. Это был мистер Бернард. — Я с удовольствием помогу вам в поисках.

— Ах… ну… я… — я не могла перевести дух, так я испугалась. — А что вы делаете тут, внизу?

— Я услышал шум, — с достоинством ответил мистер Бернард. — Вы выглядите немного… пыльной.

— Да. — Пыльной, исцарапанной и заплаканной. Я украдкой вытерла слёзы со щёк.

Мистер Бернард разглядывал меня в свете фонарика сквозь свои совиные очки. Я упрямо смотрела в сторону. Никому ведь не запрещено лазить ночью в чулан? А по каким причинам, мистера Бернарда не касается.

Интересно, он так и спит в своих очках?

— До звонка будильника ещё два часа, — сказал он в конце концов. — Я думаю, вам стоит провести их в постели. Я тоже отдохну немного. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мистер Бернард, — сказала я.