Алый Рубин

13

Я мягко упала на свои юбки, но была не в состоянии снова подняться. Казалось, в моих ногах растворились все кости, меня всю трясло и клацали зубы.

— Вставай! — Гидеон протянул мне руку. Шпагу он уже заправил за пояс. Содрогнувшись, я увидела на ней кровь. — Вставай, Гвендолин! Люди смотрят.

Был вечер, уже давно стемнело, но мы приземлились под каким-то фонарём в парке. Бегун в наушниках, протрусив мимо, бросил на нас удивлённый взгляд.

— Разве я не сказал, что ты должна сидеть в карете! — Поскольку я не реагировала, Гидеон схватил мою руку и поставил меня на ноги. — Это было крайне легкомысленно… и… абсолютно опасно и… — он сглотнул и уставился на меня — и, чёрт побери, очень смело!

— Я думала, что будет чувствоваться, когда попадаешь в ребро, — сказала я, клацая зубами. — Я не знала, что это будет как… разрезать торт. Почему у него не было костей?

— Наверняка были, — сказал Гидеон. — Тебе повезло, ты попала куда-то между ними.

— Он умрёт?

Гидеон пожал плечами.

— Если укол был чистый, то нет. Но хирургию в XVIII веке сложно сравнить с «Анатомией страсти».

Если укол был чистый? Что это значит? Как укол может быть чистым?

Что же я наделала! Возможно, я только что убила человека!

Эта мысль привела к тому, что я снова чуть не опустилась на землю. Но Гидеон крепко держал меня.

— Пойдём, нам надо вернуться в Темпл. Они будут за нас волноваться.

Очевидно, он, знал, где мы находимся — он целенаправленно повёл меня по дорожке, мимо двух женщин с собаками, с любопытством уставившихся на нас.

— Пожалуйста, перестань клацать зубами. Это звучит жутко, — сказал Гидеон.

— Я убийца, — ответила я.

— Ты когда-нибудь что-нибудь слышала о самообороне? Ты защищала себя. Или, собственно, меня, если говорить точнее.

Он криво улыбнулся мне, и у меня мелькнула мысль, что ещё час назад я бы поклялась, что он никогда не сможет признать ничего подобного.

Он и не смог.

— Не то чтобы это было необходимо… — сказал он.

— О, ещё как необходимо! Что с твоей рукой? Идёт кровь!

— Ничего страшного. Доктор Уайт залечит. — Некоторое время мы молча бежали рядом друг с другом. Холодный вечерний воздух освежил меня, пульс потихоньку успокаивался и клацанье зубов прекратилось.

— У меня остановилось сердце, когда я внезапно увидел тебя, — сказал в конце концов Гидеон. Он отпустил мою руку, очевидно решив, что я теперь сама удержусь на ногах.

— Почему у тебя не было пистолета? — напустилась я на него. — У другого мужчины был!

— У него было даже два, — ответил Гидеон.

— Почему же он их не использовал?

— Использовал. Он застрелил бедного Вильбура, а второй выстрел чуть не попал в меня.

— А почему он больше не стрелял?

— Потому что в каждом пистолете ровно одна пуля. Практичные маленькие револьверы, которые ты знаешь из фильмов про Джеймса Бонда, ещё не были изобретены.

— Но сейчас они изобретены! Почему ты берёшь в прошлое какую-то дурацкую шпагу, а не нормальный пистолет?

— Я же не профессиональный убийца, — ответил Гидеон.

— Но это же… Я имею ввиду, какое тогда преимущество у того, кто прибыл из будущего? О! Вот мы где! — Мы добежали точно до Эпсли Хауза на углу Гайд-парка. Вечерние прохожие, бегуны и собачники с любопытством глядели на нас.

— Мы возьмём такси до Темпла, — сказал Гидеон.

— У тебя есть деньги?

— Естественно, нет!

— А у меня есть мобильник, — сказала я, выуживая телефон из корсета.

— Ах, серебряный ларчик! Я что-то такое и подозревал! Ты глу… Давай сюда!

— Эй! Это моё!

— Ну и что? Разве ты знаешь номер? — Гидеон уже набирал.

— Извините, моя дорогая. — Пожилая женщина тронула меня за рукав. — Я просто должна спросить. Вы из театра?

— Э-э-э… да, — ответила я.

— Ах, я так и думала. — Дама с трудом удерживала на поводке свою таксу. Такса рвалась в сторону другой собаки в паре метров от нас. — Ваше платье выглядит чудесно настоящим, только модельеры могут сделать такое. Знаете, я в молодости тоже много шила… Полли! Не тяни так!

— Они нас сейчас подберут, — сказал Гидеон, возвращая мне телефон. — Мы пройдём вперёд до угла Пикадилли.

— А где можно полюбоваться вашей постановкой?

— Кхм, ну, сегодня, к сожалению, было последнее представление, — сказала я.

— О, как жаль.

— Да, мне тоже.

Гидеон тянул меня дальше.

— До свидания.

— Я не понимаю, как эти мужчины могли нас найти. И какой приказ мог заставить Вильбура отвезти нас в Гайд-парк. Ведь времени на подготовку засады не было. — Гидеон на ходу бормотал себе под нос. Здесь, на улице, на нас глазели ещё больше, чем в парке.

— Ты со мной разговариваешь?

— Кто-то знал, что мы там будем. Но откуда? И как это вообще возможно?

— Вильбур… один его глаз был… — внезапно я ощутила настоятельный позыв ко рвоте.

— Что ты делаешь?

Я давилась, но ничего не выходило.

— Гвендолин, нам надо вон туда! Глубоко вдохни, и всё пройдёт!

Я выпрямилась. С меня хватит.

— Всё пройдёт? — Хотя мне хотелось визжать, я заставила себя говорить очень медленно и отчётливо. — Пройдёт, что я только что убила человека? Пройдёт, что вся моя жизнь сегодня ни с того ни с сего поставлена с ног на голову? Пройдёт, что одному заносчивому, длинноволосому, в шёлковых чулках и со скрипкой отвратительному типу больше нечего делать, как постоянно командовать мной, хотя я только что спасла его дерьмовую жизнь? Если ты спросишь, у меня есть все основания для тошноты! И на случай, если тебя интересует — от тебя меня тоже! Тошнит!

Окей, последнюю фразу я, возможно, действительно чуть-чуть провизжала, но не слишком. Зато я внезапно ощутила, как это здорово — всё выплеснуть. Впервые за сегодняшний день я почувствовала себя действительно свободной, и тошнить мне уже не хотелось.

Гидеон так растерянно уставился на меня, что я бы захихикала, не будь я в таком отчаянии. Ха! Наконец и он потерял дар речи!

— Я хочу домой. — Я собиралась с гордым достоинством закрепить свой триумф. К сожалению, мне это не совсем удалось, потому что при мысли о семье мои губы вдруг задрожали, и я почувствовала, что мои глаза наполняются слезами.

Дерьмо, дерьмо, дерьмо!

— Всё хорошо, — сказал Гидеон.

Его поразительно мягкий тон оказался слишком мягким для моего самообладания. Слёзы градом покатились у меня из глаз, и я не могла с этим ничего поделать.

— Эй, Гвендолин. Мне очень жаль. — Гидеон внезапно подошёл ко мне, взял меня за плечи и притянул к себе. — Я, идиот, забыл, каково тебе сейчас, — бормотал он где-то за моим ухом. — При том, что я ещё помню, как по-дурацки я себя чувствовал, когда перемещался в первые разы. Несмотря на уроки фехтования. Не говоря уж об уроках скрипки…

Его рука гладила мои волосы.

Я всхлипывала всё громче.

— Ну не плачь, — сказал он беспомощно. — Всё хорошо.

Но ничего не было хорошо. Всё было ужасно. Дикое преследование сегодня ночью, когда меня сочли воровкой, жуткие глаза Ракоци, граф со своим ледяным голосом и железной рукой на моём горле, и в конце концов бедный Вильбур и тот человек в чёрном, которому я воткнула в спину шпагу. И прежде всего то, что я была не в состоянии высказать Гидеону своё мнение, не разрыдавшись и не напросившись на утешения!

Я вырвалась из его рук.

Боже, где моё самоуважение? Я смущённо вытёрла рукой лицо.

— Носовой платок? — улыбаясь, спросил он и вытянул из кармана платочек лимонного цвета с кружевами. — В рококо, к сожалению, бумажных не было. Но я тебе его дарю.

Я как раз собиралась взять платок, когда рядом затормозил чёрный лимузин.

В автомобиле нас ожидал мистер Джордж, лысина которого была покрыта испариной, и при виде него непрерывный круговорот моих мыслей немного утих. Осталась только смертельная усталость.

— Мы чуть с ума не сошли от беспокойства, — взволнованно сказал мистер Джордж. — О Боже, Гидеон, что с твоей рукой? Это же кровь! А Гвендолин сама не своя! Она ранена?

— Только утомлена, — коротко ответил Гидеон. — Мы отвезём её домой.

— Но так не пойдёт! Мы должны вас обоих обследовать, и нам нужно побыстрее обработать твою рану!

— Кровь давно перестала идти, это всего лишь царапина, в самом деле. Гвендолин хочет домой.

— Она, наверное, недостаточно элапсировала. Она же должна идти утром в школу и…

Голос Гидеона приобрёл знакомый надменный тон, но на сей раз он относился не ко мне.

— Мистер Джордж. Она отсутствовала три часа, и этого хватит на ближайшие восемнадцать часов.

— Возможно, хватит, — ответил мистер Джордж. — Но это противоречит правилам, и, кроме того, мы должны знать…

— Мистер Джордж!

Тот сдался, повернулся к водителю и постучал в окно кабины. Разделительное стекло с гудением поползло вниз.

— Поверните направо на Беркли стрит, — сказал он. — Мы сделаем небольшой крюк. Бурдонская площадь, 81.

Я облегчённо вздохнула, когда машина завернула на Беркли стрит. Мне надо было домой. К маме.

Мистер Джордж серьёзно посмотрел на меня. Его взгляд был полон сочувствия, как будто он никогда ещё не видел ничего более достойного сожаления.

— Что же произошло, ради Бога?

Всё та же гнетущая усталость.

— На нашу карету в Гайд-парке напали трое мужчин, — ответил Гидеон. — Кучера застрелили.

— О Боже, — сказал мистер Джордж. — Я этого не понимаю, но в этом есть смысл.

— Какой смысл?

— В Анналах значится: 14 сентября 1782 года. Страж второй ступени Джеймс Вильбур найден мёртвым в Гайд-парке. Пуля снесла ему пол-лица. Никто так и не узнал, чьих это рук дело.

— Теперь мы это знаем, — мрачно сказал Гидеон. — То есть я знаю, как выглядел убийца, но я не знаю его имени.

— А я его убила, — тупо сказала я.

— Что?!

— Она вонзила шпагу в спину убийцы Вильбура, — ответил Гидеон. — С разбегу. Мы, правда, не знаем, действительно ли она его убила.

Голубые глаза мистера Джорджа округлились.

— Она сделала что?!

— Их было двое против одного, — пробормотала я. — Я же не могла просто так на это смотреть.

— Их было трое против одного, — поправил Гидеон. — И с одним я уже разделался. Я же говорил, что ты должна сидеть в карете, что бы ни случилось!

— Мне не показалось, что ты ещё долго продержишься, — сказала я, не глядя на него.

Гидеон молчал.

Мистер Джордж перевёл взгляд с одного на другого и затряс головой.

— Какая катастрофа! Твоя мама нас убьёт, Гвендолин! Это должна была быть совершенно безопасная акция! Разговор с графом в том же доме, никакого риска. Ты ни одной секунды не должна была быть в опасности. А вместо этого вы мчитесь через полгорода и сталкиваетесь с разбойниками! Гидеон, ради Бога! Что ты себе только думал!

— Всё бы прошло отлично, если бы кто-то нас не предал. Кто-то, кто смог убедить бедного Вильбура отвезти нас на какую-то встречу в парке.

— Но зачем вас кому-то убивать? И кто мог знать о вашем появлении именно в этот день? Всё это не имеет никакого смысла! — Мистер Джордж прикусил нижнюю губу. — О, мы приехали.

Я посмотрела в окно. Это был действительно наш дом, все окна ярко светились. Где-то там меня ждала мама. И моя кровать.

— Спасибо, — сказал Гидеон.

Я повернулась к нему.

— За что?

— Может быть… может быть, я бы и в самом деле долго не продержался, — сказал он. На его лице мелькнула кривая улыбка. — Я думаю, что ты действительно спасла мою дерьмовую жизнь.

Ох. Я не знала, что сказать. Я могла только смотреть на него — и вдруг заметила, что дурацкая нижняя губа опять задрожала.

Гидеон снова быстро вытащил свой кружевной платочек, который я на сей раз взяла.

— Ты лучше вытри лицо, иначе твоя мама подумает, что ты ревела, — сказал он.

Он хотел меня рассмешить, но в тот момент это было просто невозможно. Но по крайней мере мне больше не грозило расплакаться.

Водитель открыл дверь, и мистер Джордж вышел.

— Я отведу её, Гидеон, подожди минуту.

— Спокойной ночи, — сказал Гидеон и улыбнулся. — Завтра мы увидимся.

— Гвен! Гвенни! — Каролина растолкала меня. — Ты опоздаешь, если сейчас не поднимешься!

Я недовольно натянула одеяло на голову. Я не хотела просыпаться, я даже во сне точно знала, что как только я выйду из блаженного состояния полусна, на меня накинутся ужасные воспоминания.

— В самом деле, Гвенни! Уже пятнадцать минут!

Я напрасно сжимала веки. Всё, поздно. Воспоминания накинулись на меня, как… м-м-м… Аттила на… м-м-м… вандалов?

В истории я была действительно полная бездарь. События двух последних дней пёстрым фильмом пронеслись перед моими глазами.

Но я не помнила, как добралась до постели — помнила только, как мистер Бернард открыл вчера вечером дверь.

— Добрый вечер, мисс Гвендолин. Добрый вечер, мистер Джордж, сэр.

— Добрый вечер, мистер Бернард. Я привёл Гвендолин домой несколько раньше, чем ожидалось. Пожалуйста, передайте леди Аристе мои приветы.

— Разумеется, сэр. Всего доброго, сэр. — Лицо мистера Бернарда, когда он закрывал дверь за мистером Джорджем, было, как всегда, непроницаемо.

— Красивое платье, мисс Гвендолин, — сказал он затем. — Конец XVIII века?

— Я думаю, да. — Я так устала, что немедленно опустилась бы на ковёр, свернулась в клубочек и заснула. Меня ещё никогда так не тянуло в постель. Я только опасалась, что по дороге на четвёртый этаж я напорюсь на тётю Гленду, Шарлотту и леди Аристу, которые забросают меня попрёками, насмешками и вопросами.

— К сожалению, все уже отужинали. Но я оставил для вас в кухне лёгкую закуску.

— О, это на самом деле очень мило с вашей стороны, мистер Бернард, но я…

— Вы хотите лечь, — сказал мистер Бернард, и намёк на улыбку появился на его лице. — Я бы предложил, чтобы вы отправились прямо в вашу спальню. Все дамы сейчас в музыкальном салоне, и они вас не услышат, если вы проберётесь к себе тихо, как мышка. А затем я сообщу вашей матери, что вы вернулись, и передам ей еду для вас.

Я слишком устала, чтобы удивиться его осмотрительности и заботе. Я только пробормотала «Большое спасибо, мистер Бернард» и стала подниматься по лестнице. Еда и разговор с мамой почти стёрлись из моей памяти, потому я что при этом практически спала. Жевать я не могла совершенно точно. Наверное, это был суп.

— Ой! Как красиво! — Каролина обнаружила платье, которое вместе украшенным рюшами чехлом висело на стуле. — Ты принесла его из прошлого?

— Нет. Я была в нём ещё до того. — Я выпрямилась на кровати. — Мама вам рассказала, какая странная вещь произошла?

Каролина кивнула.

— Ей не пришлось много рассказывать. Тётя Гленда так орала, что наверняка все соседи уже в курсе. Она представила всё так, как будто мама — гадкая лгунья, укравшая у бедной Шарлотты ген перемещения во времени.

— А Шарлотта?

— Ушла к себе и больше не показывалась, как тётя Гленда ни просила. Тётя Гленда кричала, что Шарлоттина жизнь загублена и что всё это мамина вина. Бабушка сказала, что тёте Гленде надо принять таблетку, иначе она будет вынуждена позвать врача. А тётушка Мэдди беспрерывно вещала про орла, сапфир, рябину и башенные часы.

— Это было, конечно, ужасно, — сказала я.

— Ужасно интересно, — откликнулась Каролина. — Мы с Ником считаем, что это классно, что ген унаследовала ты, а не Шарлотта. Я думаю, ты всё сумеешь так же хорошо, как Шарлотта, хотя тётя Гленда говорит, что у тебя мозги размером с горошину и руки растут из попы. Тётя Гленда такая злая. — Она погладила шёлковую ткань корсета. — А ты примеришь это платье для меня сегодня после школы?

— Конечно. Но ты можешь и сама его примерить, если хочешь.

Каролина захихикала.

— Оно же мне слишком велико, Гвенни! И тебе действительно пора вставать, иначе останешься без завтрака.

Только под душем я окончательно проснулась, и пока я мыла голову, мои мысли беспрерывно вертелись вокруг вчерашнего вечера, точнее говоря, вокруг того получаса (по ощущениям), который я, ревя белугой, провела в кольце рук Гидеона.

Я вспомнила, как он прижимал меня к себе и гладил мои волосы. Я была настолько сама не своя, что пока не успела подумать о том, как мы стали вдруг близки. Но сейчас я чувствовала себя ещё более неловко. Прежде всего потому, что он вопреки своей обычной манере был действительно очень мил (пусть даже и из чистого сочувствия). А ведь я при этом твёрдо намеревалась презирать его до конца жизни.

— Гвенни! — Каролина постучала в дверь ванной. — Ты не можешь торчать тут целую вечность!

Она была права. Я не могла сидеть тут вечно. Мне надо было выходить — в эту странную новую жизнь, которая на меня внезапно обрушилась. Я закрыла кран с горячей водой и стояла под лёгким ледяным душем, пока не испарились остатки усталости. Моя школьная форма осталась в ателье мадам Россини, а две блузки были в стирке, поэтому мне пришлось надеть второй комплект формы, который был мне тесен. Блузка почти лопалась на груди, а юбка была коротковата. Плевать. Тёмно-синие школьные туфли тоже остались в Темпле, поэтому я натянула свои чёрные кроссовки, что, собственно говоря, было запрещено. Но директор Джиллс, надо надеяться, не устроит контрольный обход школы именно сегодня.

На сушку волос феном времени уже не было, поэтому я вытерла их как могла полотенцем и расчесала. Волосы влажно упали на плечи — от мягких кудрей, которые наколдовала мне вчера мадам Россини, не осталось и следа.

Какой-то момент я разглядывала в зеркале своё лицо. Я выглядела не то чтобы выспавшейся, но лучше, чем можно было ожидать. Я наложила немного маминого крема от морщин на лоб и щёки. Мама всегда говорит, что с этим начинать никогда не рано.

Я бы охотно пропустила завтрак, но, с другой стороны, мне так или иначе придётся столкнуться с тётей Глендой и Шарлоттой, поэтому лучше всего сделать это прямо сейчас.

Я услышала их разговор ещё на подступах к столовой.

— Большая птица — это символ несчастья, — говорила тётушка Мэдди. Ничего себе! Обычно она никогда не вставала раньше десяти, она была ужасная соня, считавшая завтрак единственной лишней трапезой дня. — Я бы хотела, чтобы кто-нибудь меня послушал.

— В самом деле, Мэдди! Никто не может разобраться в твоём видении. Нам пришлось выслушать его по меньшей мере раз десять! — Это была леди Ариста.

— Точно, — подхватила тётя Гленда. — Ещё одно слово про сапфировое яйцо, и я закричу!

— Доброе утро, — сказала я.

Последовала короткая пауза, во время которой все пялились на меня, как на клонированную овечку Долли.

— Доброе утро, дитя, — сказала наконец леди Ариста. — Надеюсь, ты хорошо спала.

— Да, отлично, спасибо. Я вчера очень устала.

— Всё это, конечно, было для тебя слишком, — сказала тётя Гленда свысока.

И в самом деле. Я плюхнулась на своё место напротив Шарлотты, которая, очевидно, не притронулась к тосту. Она посмотрела на меня так, как будто мой вид окончательно испортил ей аппетит.

Но мама с Ником заговорщицки улыбнулись мне, а Каролина поставила передо мной тарелку с мюслями и молоком. Тётушка Мэдди в розовом халате приветливо поздоровалась со мной с другого края стола.

— Ангелочек! Я так рада тебя видеть! Ты сможешь наконец внести ясность во всю эту неразбериху. Во вчерашнем крике вряд ли кто-нибудь может разобраться! Гленда выкопала старую историю о том, как наша Люси удрала с этим красивым парнишкой де Вильерсом. Я никогда не понимала, почему они устроили такой шум из-за того, что Грейс приютила их у себя на пару дней. Казалось, что всё это давно забыто. Но нет, если где-нибудь что-нибудь зарастает травой, то тут же приходит какой-нибудь верблюд и немедленно сжирает эту траву.

Каролина захихикала. Она, без сомнения, представила себе тётю Гленду в виде верблюда.

— Это же не сериал по телевизору, тётя Мэдди! — фыркнула тётя Гленда.

— И слава Богу, — ответила тётушка Мэдди. — Иначе я бы давно уже потеряла нить повествования.

— Всё очень просто, — холодно сказала Шарлотта. — Все думали, что ген у меня, но на самом деле он у Гвендолин. — Она отодвинула тарелку и встала. — Посмотрим, как она справится.

— Шарлотта, подожди! — Но тётя Гленда не могла помешать Шарлотте выскочить из комнаты. Тётя Гленда побежала за ней, бросив при этом злобный взгляд на маму. — Тебе действительно должно быть стыдно, Грейс!

— Она точно социально опасна, — сказал Ник.

Леди Ариста глубоко вздохнула.

И мама вздохнула.

— Мне пора на работу. Гвендолин, я договорилась с мистером Джорджем, что он заберёт тебя сегодня после школы. Тебя пошлют элапсировать в 1956 год, в надёжное подвальное помещение, где ты сможешь спокойно делать домашние задания.

— Ужас! — сказал Ник.

Я подумала то же самое.

— А затем ты сразу же вернёшься домой, — сказала леди Ариста.

— И таким образом день прошёл, — подытожила я. Так теперь будут выглядеть мои будни? После школы элапсировать в Темпл, сидеть там в каком-то скучном подвале и делать домашние задания, а потом отправляться ужинать домой? Какой кошмар!

Тётушка Мэдди тихонько ругнулась, поскольку рукав её халата попал в мармелад.

— В это время надо лежать в постели, я всегда это утверждала.

— Точно, — заметил Ник.

Мама чмокнула его, Каролину и меня, как всегда по утрам, затем положила мне руку на плечо и тихо сказала:

— Если ты случайно увидишь моего отца, поцелуй его от меня.

Леди Ариста слегка вздрогнула при этих словах. Она молча выпила глоток чая, затем посмотрела на часы и сказала:

— Вам надо поторопиться, если вы хотите успеть в школу.

— Я обязательно открою когда-нибудь детективное бюро, — сказала Лесли. Мы прогуливали урок географии миссис Каунтер, запершись вдвоём в туалетной кабинке. Лесли сидела на крышке унитаза с толстенной папкой на коленях, а я прислонилась спиной к двери, исчёрканной разнообразными надписями. Там значилось, в частности, что Дженни любит Адама, Малькольм задница, а жизнь дерьмо.

— Расследование тайн у меня в крови, — объявила Лесли. — Возможно, я получу образование по истории и буду специализироваться на мифах и писаниях. А потом я займусь тем же, чем Том Хэнкс в «Коде да Винчи». Разумеется, я красивее, и я найму действительно клёвого ассистента.

— Давай, — сказала я. — Это будет в самом деле интересно. А я всю оставшуюся жизнь ежедневно буду торчать в каком-нибудь тёмном подвале 1956 года.

— Всего три часа в день, — откликнулась Лесли. Она была полностью в курсе дела. Создавалось впечатление, что она ухватила все сложные и многочисленные взаимосвязи лучше и быстрее меня. Она внимательно выслушала всю историю вплоть до нападения в парке, включая мои бесконечные причитания по поводу угрызений совести. «Уж лучше ты защитишь себя, чем тебя разрежут на куски, как торт», — был её комментарий. И странным образом мне это помогло больше, чем все заверения мистера Джорджа или Гидеона, вместе взятые.

— Посмотри на это так, — сказала она сейчас. — Если тебе надо будет делать домашние задания в подвале, то ты по крайней мере не встретишь там жутких графов, способных к телекинезу.

Лесли нашла слово «телекинез» для обозначения способности графа душить меня, стоя при этом в нескольких метрах. С помощью телекинеза, считала она, можно также общаться друг с другом, не раскрывая рта. Она пообещала сегодня же после обеда детальнее вникнуть в этот вопрос.

Вчерашний день и половину ночи она провела в интернете, выискивая информацию о графе Сен Жермене и обо всём, что я ей рассказала. Она отмахнулась от моей многословной благодарности, объяснив, что всё это доставляет ей огромное удовольствие.

— Итак, этот граф Сен Жермен — довольно-таки тёмная историческая личность, даже дата его рождения точно не установлена. В его происхождении много загадок, — сказала она, причём лицо её прямо-таки пылало от воодушевления. — Он якобы не старился, что одни приписывали магии, а другие — сбалансированному питанию.

— Он был стар, — заметила я. — Возможно, он хорошо сохранился, но в любом случае он был стар.

— Ну, значит, это мы можем оспорить, — продолжала Лесли. — Он был, видимо, интересной личностью, поскольку о нём написано много романов, и для определённых эзотерических кругов он является своего рода гуру, возвысившимся — что бы это ни означало. Он был членом различных тайных обществ — масонов, розенкрейцеров и ещё нескольких, считался выдающимся музыкантом, играл на скрипке и сочинял, бегло говорил на дюжине языков и якобы мог — теперь держись — путешествовать во времени. Во всяком случае, он утверждал, что присутствовал при различных событиях, при которых он присутствовать никак не мог.

— Н-да, видишь, всё-таки мог.

— Да, с ума сойти. Кроме того, он занимался алхимией. В Германии у него была собственная алхимическая башня для всякого рода экспериментов.

— Алхимия — это то, что связано с философским камнем, да?

— Да. И с магией. Но философский камень означал для разных людей разное. Одни хотели искусственно создать золото, что приводило к страннейшим результатам. Все короли и князья очень интересовались людьми, которые называли себя алхимиками, потому что они очень интересовались золотом. При попытках изготовить золото появился, в частности, фарфор, но в основном не появлялось ничего, поэтому алхимиков бросали в тюрьму как еретиков и мошенников или укорачивали на голову.

— Сами виноваты, — заметила я. — Нужно было лучше заниматься на уроках химии.

— Но на самом деле алхимиков интересовало вовсе не золото. Оно было, так сказать, маскировкой для их экспериментов. Философский камень — это прежде всего синоним бессмертия. Алхимики думали, что если смешать правильные ингредиенты — жабьи глаза, кровь девственницы, волосы с хвоста чёрного кота, — ха-ха, шутка! — то есть, если смешать правильные ингредиенты правильным химическим образом, то возникнет вещество, которое, если его выпить, сделает человека бессмертным. Последователи графа Сен Жермена утверждали, что он владел рецептом и поэтому стал бессмертным. Согласно некоторым источникам, он умер в Германии в 1784 году, но имеются и другие источники, утверждающие, что были люди, встречавшие его годы спустя живим и невредимым.

— Хм, хм, — протянула я. — Я не думаю, что он бессмертен. Но может, он хочет стать бессмертным? Может, это и есть тайна, сокрытая за тайной? То, что произойдёт, когда круг замкнётся…

— Возможно. Но это лишь одна сторона медали, расцвеченная восторженными последователями эзотерических теорий, которые охотно манипулировали источниками к своей выгоде. Критические же наблюдатели исходили из того, что мифы вокруг Сен Жермена возникли большей частью благодаря оголтелой фантазии его поклонников и его собственным инсценировкам. — Лесли излагала всё это с пулемётной скоростью и с таким воодушевлением, что я поневоле засмеялась.

— Сходи к мистеру Уитмену и спроси, нельзя ли тебе написать реферат на эту тему, — предложила я. — Ты так много накопала, что, наверное, сможешь написать об этом целую книгу.

— Я не думаю, что Бельчонок оценит мои усилия, — заметила Лесли. — Он, в конце концов, один из поклонников графа Сен Жермена — как Страж он должен быть таковым. Итак, для меня он совершенно точно злодей во всей этой истории — то есть Сен Жермен, а не мистер Бельчонок. И мама твоя сказала, чтобы ты его остерегалась. То есть она знает больше, чем признаёт. И знать она могла только от этой Люси.

— Я думаю, что все знают больше, чем признают, — вздохнула я. — Во всяком случае, все знают больше, чем я. Даже ты!

Лесли засмеялась.

— Рассматривай меня просто как отдельную часть твоего мозга. Из своего происхождения граф сделал огромную тайну. Во всяком случае, имя и титул у него вымышленные. Возможно, он внебрачный сын Марии Анны фон Габсбург, вдовы короля Испании Карла Второго. Отцом могли быть многие личности. По другой теории, он сын одного трансильванского князя, который вырос при дворе последнего герцога Медичи. Так или иначе — ничего этого невозможно доказать, то есть тут полная неизвестность. Но у нас с тобой имеется новая теория.

— Разве имеется?

Лесли закатила глаза.

— Естественно! Мы сейчас знаем, что один из его родителей должен непременно происходить из семьи де Вильерсов.

— А откуда мы это знаем?

— Ах Гвен, ты же сама сказала, что первый путешественник во времени звался де Вильерс и что граф поэтому должен быть законным или незаконным отпрыском этой семьи, ты ведь это понимаешь? Иначе и его потомки не носили бы этого имени.

— Хм, да, — сказала я неуверенно. С этими вопросами наследственности я ещё не до конца разобралась. — Но я считаю, что в этой трансильванской теории тоже что-то есть. Не случайно этот Ракоци тоже оттуда.

— Я пороюсь ещё, — пообещала Лесли. — Тсс!

Хлопнула входная дверь, и кто-то вошёл в туалет. Она — во всяком случае, мы полагали, что это была она — зашла в соседнюю кабинку, чтобы сделать по-маленькому. Мы подождали, пока она не уйдёт.

— Даже не помывши руки, — прокомментировала Лесли. — Фу. Я рада, что не знаю, кто это был.

— Бумажные полотенца кончились, — заметила я. У меня потихоньку начали затекать ноги. — Как ты думаешь, нам устроят нахлобучку? Миссис Каунтер точно заметит, что нас нет. А если и не заметит, так кто-нибудь накапает.

— Ну, для миссис Каунтер все школьники выглядят одинаково, она ничего не заметит. Она с пятого класса зовёт меня Лили, а тебя путает с Синтией. Именно с Синтией! Не-е, вот это вот важнее географии. Ты должна быть настолько хорошо подготовлена, насколько это возможно. Чем больше информации о недругах, тем лучше.

— Если бы я только знала, кто мои недруги.

— Ты не должна доверять никому, — сказала Лесли, точь-в-точь как моя мама. — Был бы это фильм, злодеем в конце концов оказался бы тот, на кого меньше всего подумаешь. Но поскольку мы не в фильме, то я бы поставила на того типа, который тебя душил.

— Но кто натравил на нас в Гайд-парке этих мужчин в чёрном? Граф — никогда в жизни! Ему нужен Гидеон, чтобы посещать других путешественников и брать у них кровь для замыкания круга.

— Да, это верно. — Лесли задумчиво жевала губу. — Возможно, в этой истории несколько злодеев. Люси и Пол, во всяком случае, могут ими быть. А что с человеком в чёрном у дома номер 18?

Я пожала плечами.

— Сегодня утром он стоял там как обычно. Ты имеешь ввиду, что он тоже обнажит шпагу?

— Нет. Я думаю, что он скорее принадлежит к Стражам и торчит там просто из принципа. — Лесли вновь обратилась к своей папке. — Про Стражей как таковых я, кстати, ничего не нашла, это, по видимому, очень тайная Тайная Ложа. Но некоторые из названных тобой имён — Черчилль, Веллингтон, Ньютон — встречаются среди масонов. То есть мы можем исходить из того, что обе ложи как-то связаны. Про утонувшего мальчика по имени Роберт Уайт в интернете ничего нет, но в библиотеке имеются все экземпляры «Таймс» и «Обсервера» за последние сорок лет. Я уверена, что там что-нибудь найдётся. Что ещё? Ах да, рябина, сапфир и ворон… — ну, это можно, разумеется, толковать самым разнообразным образом, но со всем этим эзотерическим хламом любая вещь может обозначать всё, что угодно, поэтому здесь не найти надёжных отправных пунктов. Нам надо скорее ориентироваться по фактам, чем по всему этому ля-ля-тополя. Ты должна просто побольше выяснить. Прежде всего про Люси и Пола и насчёт того, почему они выкрали хронограф. Очевидно, они знают что-то такое, чего не знают другие. Или не желают знать. Или о чём у них принципиально иное мнение.

Снова открылась входная дверь. На сей раз шаги были тяжёлые и энергичные. И они целеустремлённо направились к нашей кабинке.

— Лесли Хэй и Гвендолин Шеферд! Вы немедленно выйдете оттуда и вернётесь на урок!

Лесли и я смущённо молчали. Потом Лесли сказала:

— Вы знаете, что это женский туалет, да, мистер Уитмен?

— Считаю до трёх, — ответил мистер Уитмен. — Раз…

На счёте «три» мы открыли дверь.

— Будет запись в классный журнал, — сказал мистер Уитмен, глядя на нас, как строгий бельчонок. — Вы меня очень разочаровали. Особенно ты, Гвендолин. Ты не можешь делать всё, что заблагорассудится, только потому, что ты заняла место своей кузины. Шарлотта никогда не запускала свои школьные обязанности.

— Да, мистер Уитмен, — сказала я. Эта авторитарная манера была ему совсем не свойственна. Обычно он был вполне милый — ну в крайнем случае саркастичный.

— А теперь марш в класс.

— Как вы узнали, что мы здесь? — спросила Лесли.

Мистер Уитмен не ответил. Он протянул руку к папке Лесли.

— А это я пока возьму на сохранение!

— О нет, не надо. — Лесли прижала папку к груди.

— Давай сюда, Лесли!

— Но мне она нужна… для урока!

— Считаю до трёх…

На счёте «два» Лесли, скрипя зубами, отдала папку. Было очень неприятно, когда мистер Уитмен втолкнул нас в класс. Миссис Каунтер, очевидно, приняла на свой счёт нашу попытку прогулять занятия, потому что до конца урока она нас полностью игнорировала.

— Вы курили? — спросил нас Гордон Гельдерманн.

— Нет, балда ты этакая, — отмахнулась Лесли. — Нам надо было поговорить без помех.

— Вы прогуляли, потому что хотели поговорить? — Гордон постучал себя по голове. — В самом деле! Девчонки!

— Сейчас мистер Уитмен может прочитать всю папку, — сказала я Лесли. — И тогда он узнает, и Стражи тоже узнают, что я тебе всё рассказала. Это наверняка запрещено.

— Да, наверняка, — согласилась Лесли. — Возможно, они пришлют ко мне человека в чёрном, чтобы устранить меня, поскольку я знаю вещи, которых никто не должен знать… — Казалось, эта перспектива её взбодрила.

— А если эта мысль не такая уж и неверная?

— Тогда… я куплю тебе сегодня после обеда газовый баллончик, и себе куплю тоже. — Лесли хлопнула меня по плечу. — Пойдём! Мы не позволим взять над собой вверх!

— Нет. Нет, мы не позволим. — Я завидовала несокрушимому оптимизму Лесли. Она во всём всегда видела только лучшую сторону. Если таковая, конечно, наличествовала.