Александра. Большая игра. (книга вторая)

Глава 11

Кровинушка на крови

В муке рожденный.

Как хочешь зови

Мой желанный.

Тебе сынку,

А не дочери

Передам Москву

Как положено.

А не как пращур твой,

Донским прозванный.

Что случилась междоусобица.

И пролилась вновь братьев кровица.

Zay…

Московская Русь. Москва. Кремль. Апрель 1515 года от Рождества Христова.

Сидела в своём кабинете. Просматривала корреспонденцию из Ливонии. Пандольфо писал, что заложили три каракки. Одну трёхпалубную и две двухпалубных. И ещё две каравеллы по испано-португальскому образцу. Одна каравелла-латино, с косым латинским парусным вооружением и вторая каравелла-ретонда, с прямым парусным вооружением. На латино настояла я. Мне нужно было манёвренное мобильное судно, способное двигаться не только вдоль побережья Балтики, но и хорошо маневрировать во внутренних водных магистралях — реках. Так как я наметила летом сходить на Рейн. Прочитала отчёт Ландмаршала об укреплении вновь присоединенных территорий Литвы и Польши в лице того же Тевтонского Ордена. Шло быстрое строительство оборонительных укреплений Вендена, причём с использованием итальянского опыта в военной фортификации. Читала отчёт и Георга фон Фрунсберга по комплектованию и организации деятельности Ливонского Корпуса. Деньги уходили, как вода сквозь пальцы. Налоги я снизила, но обязала платить их всем, без исключения. Некоторые феодалы попытались качать права, но Георг фон Фрунсберг быстро разобрался с ними. Кого просто грохнули, а кого законопатили в казематы Вендена с полной конфискацией имущества. Но на этом проблемы не заканчивались. В немецких землях, да и не только в них набирало силу движение Реформации. А вот это было уже очень серьёзно. Мне было глубоко наплевать на всю остальную Европу. Пусть режутся там до посинения. Но допускать религиозной резни у себя в Ливонии я не собиралась. Мне главное сейчас от бремени разрешится благополучно. Сыночка родить. А там я соберу всех религиозных вождей в Ливонии. И католиков, и протестантов и поставлю вопрос ребром. Либо они находят язык между собой, либо я начну тотальный террор против всех кликуш и провокаторов, и в первую очередь именно против самих вождей. Тем более, первым своим указом я дала понять, что любая религиозная рознь, которая не дай бог приведёт к кровопролитию, есть тягчайшее государственное преступление и измена. За что наказание только одно — смертная казнь, без оглядок на происхождение виновного, его статус и имущественное положение.

Отложила корреспонденцию из Ливонии. Начала писать письма Георгу, Ландмаршалу и Пандольфо. Провозилась до обеда, когда дверь кабинета приоткрылась. Заглянул Богдан.

— Матушка, к тебе дети. — Не успел он это сказать, как между ним и дверью протиснулась Даша и по-деловому рванула со всех ног ко мне. Богдан ещё отодвинулся и в мой кабинет забежали Вячеслав с Андрейкой. Я отложила гусиное перо, отодвинула листы бумаги и закрыла крышку чернильницы. Подхватила маленькую княжну. Она устроилась у меня на коленях и стала с высока смотреть на мальчишек. При этом в одной руке у неё был оловянный солдатик из двух наборов, которые были сделаны специально для моего сына и племянника, а в другой руке маленькую пушку. Их тоже делали умельцы для молодых княжичей. Богдан, глядя на детей, усмехнулся.

— Мама! — Возмущённо завопил Вячеслав. — А Даша у нас опять содатиков отбиает. Вон, у неё в уке мой содат. Скажи, чтобы она отдава!

— А у меня пушку забала. — Пожаловался Андрейка. Некоторые звуки, такие как «Р» и «Л» мальчишки ещё или плохо выговаривали, или пропускали. Я поняла, что Дашка, забрав у них солдатика и пушку сразу же, от греха подальше сбежала ко мне, а пацаны за ней погнались. Мой кабинет находился рядом с детской. Тут же ко мне заглянула и испуганная нянька. Я махнула ей рукой, давая понять, чтобы успокоилась. Дети росли шустрыми и уже носились, как метеоры.

— Славушка, Андрейка. Вы же мужчины, а она девочка. Она же не всех солдатиков ваших забрала и пушки.

— Ну и что, мама. — Слава смотрел на меня упрямыми глазами. — Зачем ей содаты? Пусть она куками игает. Мы же не бейём её куков.

Даша, слушая моего сына, упрямо поджала губы, сдвинула свои бровки и прижала игрушки к своей груди. Отдавать добычу она явно не собиралась. Я погладила её по голове, поцеловала в макушку.

— Доченька, тебе зачем солдатик и пушка? Ты разве не хочешь поиграть своими куклами? — Спросила её. Княжна посмотрела на меня, повернув голову. Покачала отрицательно головой. Потом протянула мне солдатика, как бы хвастаясь своей, теперь уже её игрушкой. Потом вновь прижала солдатика к себе. Я вздохнула. Ну не отбирать же игрушки у малышки⁈ Виновато посмотрела на сына и племянника.

— Славушка, Андрюша. Давайте так. Пусть этот солдатик и пушка будут Дашиными. А я скажу, чтобы ей тоже сделали набор солдатиков и пушки, как у вас. А ты, Вячеслав, и ты, Андрей, из этого набора заберёте себе солдатика и пушку. Хорошо?

— Хоошо. — Кивнул сын. Андрей тоже согласился. — Мама, пусть тогда она с тобой будет. А то она содат у нас отбиает и мешает.

— Сына, ты когда у меня «Р» будешь нормально произносить и «Л»?

— У меня не поучается, мама.

— Надо стараться. Вы есть хотите?

— Нет! — Замотали головами мальчишки и выбежали из моего кабинета. Я опять поцеловала в макушку девочку.

— Ну что, чудо моё? Что делать будем? Пойдём покушаем? А то мама проголодалась. — Даша кивнула. Я встала из-за стола. Держа маленькую княжну на руках, пошла в трапезную. Зашла по дороге в кабинет к мужу. Великий Князь сидел над каким-то свитками. Поднял голову, взглянул на меня. Тут же находился посольский дьяк. Он встал с лавки, поклонился мне. Я слегка кивнула в ответ.

— Саша, тебе не тяжело? Дашка тяжёлая, а тебя живот такой большой. — Забеспокоился Василий, тут же забыв о свитках.

— Нормально, Василий. Может поснедаем? А то, что-то есть охота. Да и Дашу покормить нужно.

— А княжичи? — Улыбнувшись спросил Великий Князь.

— Княжичи не хотят. У них дела поважнее. Война там в полный рост идёт. Солдаты маршируют, пушки стреляют. Вон, даже у твоей дочери и то солдат с пушкой есть.

— А ей зачем? Она дева, ей вон в куклы играть надо. Зря что ли ей таких кукол красивых понаделали? Солдатика с пушкой у отроков забрала?

— У них. Схватила и убежала ко мне. Они погнались, да не догнали. — Я засмеялась. — Быстро Дарья Васильевна бегает.

Василий дьяка отослал. Вскоре мы сели обедать. Я кормила княжну, и сама ела.

— Саш, скоро у тебя? — Василий глазами показал на мой живот, скрытый свободными одеждами.

— Скоро, Вася. Живот уже опустился немного вниз. Это значит, что малыш вот-вот готовится прийти в этот мир. Дарёна постоянно дежурит в Кремле. Госпиталь готов уже. Всё будет хорошо. Вон, Елена разродилась и ничего.

У Елены родилась девочка. Я была так рада за подругу. Малышка получилась такая хорошенька. Маман, Евпраксия Гордеевна тоже была довольная. А Фёдор Мстиславович хоть и попенял, что девка родилась, а не муж, но когда брал крошку в руки умильно улыбался. Елена сейчас пока отошла от производства, занималась дочерью. Но это ничего, люди работали сами. Действовали, как хорошо отлаженный механизм. Буквально за день до родов, Елена передала мне чертёж парового двигателя. Сказала, что она себе уже мозг сломала и теперь моя очередь извилины плющить.

— Сань, подшипников нет. И сделать мы их не сможем. Извини. И как у нас подвижные части работать будут? — Заявила она мне тогда.

— Так и будут. А что, первые паровые машины имели подшипники? Нет. На втулках работать будут. Об этом мы позже поговорим. Ты придумала как манометры заменить и чем? И предохранительные клапана нужны.

— Я тебе что, Архимед и Кулибин в одном лице?

— А кто, Лена?

— Ну знаешь что, Рюриковна-Комнина, это уже перебор.

— Леночка, ты же умница у меня.

— Ага, разумница. Сань, может ну его, этот паровой двигатель? Дёрнул же чёрт меня сделать пробную модель, да ещё тебе сказать. Сань, нам нужен клапан прямого действия, самый простой. Нужны пружины. Кузнецы пытаются сделать, но не получается пока то, что нужно. Либо хрупки получаются, либо сжавшись не разгибаются до исходного состояния. Я уже всех кузнецов запарила. Они боятся меня, как чёрт ладана. Просят уже меня ослабодить их от мучений.

— Ослабодить?

— Да. Один так мне и сказал… Ладно, Сань, об этом потом думать будем. Чувствую я, что не сегодня-завтра рожу.

— Это же хорошо. Ты чего-то боишься? Плохо себя чувствуешь?

— Нормально. Как может себя чувствовать женщина, готовящаяся опять стать мамочкой? Никогда бы не подумала, что к 24 годам я буду мамой уже двоих детей.

— Лен, здесь, к этому возрасту, женщины уже имеют гораздо больше детей.

— Ну и пусть имеют. А я пока пас. Сделаю перерыв лет на пять, не меньше. Вася обойдётся. У Дарёны попрошу отвары противозачаточные…

Сидя сейчас и обедая, посмотрела на своего Василия.

— Вась, что там с крепостью?

— С какой?

— С деревяной, которую на Волге ставить будем, против Казани?

— Нормально с ней всё. Срубили. Сначала выстроили полностью на берегу. Потом пометили каждое бревно, всё, как ты и говорила. Разобрали. Сейчас в плоты вяжут. Готовят к сплаву. Полки тоже готовятся. Вот только все уверены, что пойдём на сибирцев. Казанский хан, Мухаммед-Амин послал к сибирскому хану почти пятнадцать тысяч войска, имать злато с серебром у Хозяйки Медной горы. — Великий Князь засмеялся. — Это же надо. Ай да Александра.

Я спокойно доглодала куриное крылышко. Вытерла себе губы и Даше. Я знала об этом. Шпионы уже докладывали.

— Ну и как, поймал Хозяйку Медной горы?

— Пока таких сведений нет. — Продолжал улыбаться Князь.

— Ну пусть ищет, до второго пришествия. А сибирского хана нашёл? Ангиша?

— Нет. Тот пока хоронится. Никто не знает, где он. Правда с ним войско в десять тысяч сабель пропало где-то.

— Десять тысяч не иголка. Найдутся.

— Всё же, Саша с крепостью… Я даже не знаю. Не было ещё такого у нас. Получится ли?

— Получится. Главное, быстро закрепится на острове. С первыми отрядами пошлём туда и артиллерию. И пусть сразу крепость ставить начнут.

— Но казанский хан поймёт, что мы на него нацелились, а не на Ангиша. — Сказал Василий.

— Поймёт, конечно, да только поздно будет. Тем более, к Уралу пойдут казаки, кошмарить сибирского хана, отвлекая на себя внимание. Заодно остроги там ставить будут, как опорные пункты. Тут, единственное, обеспечить их надо будет своевременным подвозом продовольствия и пороха с зарядами. Я с ними пошлю своих артиллеристов. Две батареи. Этого хватит… Скажи, Василий, что ты знаешь о Строгановых? Мы как-то с тобой говорили на эту тему.

— Да не так много. От батюшки своего знаю, что Лука Строгонов дал денег на выкуп моего деда, Князя Василия из татарского полона. Сами Строгоновы из поморских зажиточных мужиков. Добывали рыбий жир, рыбий зуб, мех. В своё время отец или дед Луки Строгонова пришёл в Новгород, это ещё во времена пращура моего Князя Дмитрия, которого прозвали Донским было. В Новгороде осел, стал торговать. Очень хорошо торговал. Так хорошо, что на выкуп моего деда деньги нашлись. Когда Новгород склонился перед Москвой, многих новгородских людишек побили, особенно тех, кто ратовал за Литву и Ливонский Орден. Но Строгоновых не тронули. Батюшка помнил о добре, который они оказали моей семье. Вот, собственно, и всё. А что ты хотела знать, Александра, про этих Строгоновых? Зачем они тебе?

— Я хочу знать, кто из них сейчас глава семьи и чем занимаются в настоящее время?

— Зачем?

— Вот смотри, Вась, Строгоновы, судя по твоему рассказу люди хваткие. Сумели закрепится в Новгороде, выбились из простых купцов в известные и богатые. А это значит у них железная хватка. Мне как раз такие на Урале и нужны.

— Ты хочешь Строгановым предложить Урал?

— Ну, весь Урал, это слишком много. У них силёнок не хватит. Просто закрепится в одном из районов Урала, а потом расширять подконтрольную территорию. А это им под силу. Вцепятся мёртвой хваткой, я в этом уверена. И вот они, как раз, и будут снабжать казаков всем необходимым.

— Ладно, давай сделаем так, как ты говоришь. — Василий взглянул на входную дверь. — Федька! — Крикнул он. К нам тут же заглянул боярин.

— Звал, Великий Государь?

— Звал. Мне нужно знать все о новгородских купцах Строгановых. Да, о тех которые моего деда выкупили из татарского полона. Где они, кто у них старший в роду? Понятно?

— Понятно, Великий Государь. Я всё узнаю.

— Иди тогда с богом. — Взглянул на меня. — Скоро узнаем. — Потом посмотрел на свою дочь. — Дарья, и всё же, зачем тебе игрушки отроков? Нехорошо это. Дева должна заниматься теми делами, которыми занимаются жёнки. Ты, Александра, кого из неё вырастить хочешь? Такую же как сама? Мне тут второй Александры не хватает.

— А что плохого в этом, Вася?

— Как что, ладо моё? Княжья дочь будет в мужских портах бегать, саблей махать, да на коне скакать? Упаси, Господи от этого и помилуй. — Он перекрестился. Даша, недовольно смотрела на отца. Сдвинула вновь свои бровки, поджала губы, прижала крепче к себе солдатика с пушкой и прижалась своей спиной к моему животу. Василий удивлённо смотрел на дочь. — Ишь ты, мелюзга, а смотрит так упрямо.

— Так ей есть в кого быть такой. Разве ты не упрямый? Не гнёшь свою линию? — Усмехнулась Василию в ответ.

— Так то я.

— А она твоя дочь. Вась, ну что ты так недоволен дочерью? Всё у неё нормально. Обещаю, вырастет настоящей Цесаревной. К тебе ещё со всей Европы женихи съезжаться будут.

— Ну, если только так.

Информацию по Строгоновым получила часа через два. Мы сидели с Василием и играли в шахматы. Я сделала ход и смотрела на мужа. Он думал. В этот момент к нам постучался боярин.

— Великий Государь, Матушка. Я всё узнал про Строгоновых. — Сказал боярин. Василий оторвал взгляд от шахматной доски.

— Что? Какие Строгоновы? — Не понимая смотрел на боярина.

— Василий, мы говорили о них. — Напомнила я ему.

— Ах, да. Заходи, Фёдор. Что там у тебя?

Боярин зашел, поклонился Великому Князю и мне.

— Строгоновы, купцы Новгородские. Старшим в роду у них был Фёдор сын Луки Строганова, что дал деньги на выкуп Великого Князя Московского Василия Васильевича, твоего, Великий Государь, деда. Сам Фёдор торговец солью. Сам солевар. В Соли-Вычегодской своя соляная шахта была. Ещё он скупал пушнину на территории Великой Перми, у местных народцев и лесом занимался. Девятнадцать лет назад Фёдор совершил подстриг и ушёл в монастырь, оставив всё своё имущество своим сыновьям, Степану, Стефану и Владимиру. А ещё жёнка его тогда, как раз на сносях была. Младшим сынком ходила. Фёдор завещал сыновьям смотреть за матерью, заботится о ней и за дитём, что родиться. Умер Фёдор, в иночестве Феодосий, в 7005 году от Сотворения мира. Совсем мало он побыл в иночестве. А после него и старших сыновей его Господь прибрал от хвори какой-то. Степан и Стефан потомства не оставили. Сыновья остались только у Владимира. Теперь все дела остались у младшенького, Аникея.

— А сколько этому Аникею? — Спросил Василий.

— Молод ещё. Осьмнадцать. Родился то он после того, как батюшка его подстриг принял.

Василий посмотрел на меня.

— Саш, так он совсем молод ещё. Как ты ему дело такое поручать будешь?

— То что молод, это ничего. — Я помнила из истории, что Строгоновы развернулись во всю, причём не в следующем столетии семнадцатом или в восемнадцатом, а уже в этом в шестнадцатом. А значит Аникей хваткий малый оказался. — Молодой, но шустрый. Боярин Фёдор, послать надо за ним людей. Но не хватать за шиворот и волочь сюда, аки татя шатучего, а пригласить. Пусть скажут ему, что Великий Государь призывает его к себе. — Боярин вопросительно взглянул на Василия. Тот кивнул. Боярин поклонился мне.

— Воля твоя, Матушка. Пошлю я людей в Соль-Вычегодскую. Там он сейчас.

— Вот и хорошо. Благодарствую тебе, боярин. — Ответила ему.

А через два дня после этого разговора у меня к вечеру начались схватки. Я как раз готовилась ко сну. Устала за день. На мне была ночная, нательная рубашка. Василий сидел на лавке с голым торсом и смотрел на меня.

— Вась, что ты так смотришь на меня? Страшная я стала?

— Не страшная. Наоборот, лепо смотреть на тебя.

— Ну да, обрюхатил меня, теперь радуешься и смотреть тебе лепо. Да, Вась? — Я усмехнулась, но тут же охнула. Одной рукой опёрлась о постель нашу, другую руку, ладошкой прижала к низу живота. — Ой, Вась…

Он улыбаться резко перестал, вскочил с лавки.

— Саш, что?

— Всё, Вась, похоже, сынок твой на свет божий попросился. Схватки у меня начинаются. Как-то резко слишком. Пошли кого в госпиталь к Дарёне. Раньше мне надо было туда самой уехать, ещё днём. Чувствовала же приближение. Вот дурочка.

— Зачем в госпиталь, Саша? Здесь давай. Все Великие Княгини здесь детей рожали.

— Вася, давай хоть сейчас спорить не будем? Мы уже обо всём с тобой договорились. В госпитале всё для меня готово. Ленка там рожала. И я там рожать буду. Позови кого из моих палатинов. Прошу тебя, Христом богом.

— Ладно, всё, успокойся. Сядь на ложе. Я сейчас. — Василий выглянул из покоев.

— Эй, кто там, Богдан.

— Я, Великий Государь.

— Скачи в госпиталь в лекарке Дарёне. Скажи, что Великая Княгиня рожать к ней едет. Быстрее давай. А Вы, — он обратился к стражникам, — карету к Красному крыльцу. Живее.

Потом вернулся быстро ко мне назад. Схватки усиливались. Господи. Стала глубоко и часто дышать.

— Вась, не суетись. Дай мне шубу и шапку. Сапоги надень на меня.

Василий метнулся и принёс шубу, только не мою, а свою. Надел мне на голые ноги сапоги.

— Саша, как же ты так поедешь, раздетая?

— Я в шубе, Василий. Помоги мне надеть… Это твоя шуба⁈

— Ничего. Я тебя в неё заверну. Шапку давай надевай. Вот так хорошо. — Потом он натурально, завернул меня в свою шубу. Хотел взять на руки.

— Вася! Господи. Ты сам то оденься. Или так, с голой грудью пойдёшь?

Великий Князь чертыхнулся, перекрестился. Быстро надел нательную рубаху, потом уже верхнюю. На неё накинул кафтан. Застёгиваться и надевать пояс не стал. Подхватил меня на руки. Вынес из наших покоев. В коридоре шла суета. Бегали какие-то женщины из числа боярынь и прислуги. Василий, ни на кого не обращая внимания, быстро пошёл, неся меня на руках, к выходу на Красное крыльцо. Выйдя туда, заорал:

— Фёдор!

Послышался конский топот. К Красному крыльцу подъехала карета, как и многие сейчас в Москве, изготовленная в каретной мастерской Фёдора Мстиславовича, моего свёкра. Карета имела мягкий ход, за счёт рессор.

— Всё, Великий Государь. Запрягали. — Ответил боярин, сидя на месте возницы. Однако! Подскочивший к нам Никифор открыл дверцу. Василий помог мне сесть внутрь, сел рядом.

— Федя, езжай, но бережно. Не растряси мне её. В госпиталь вези. К лекарке Дарёне.

— Не беспокойся, Государь… Но, пошла. — Карета тронулась. Нас сразу же окружила личная охрана Василия и мои палатины на конях и с факелами. Девушки остались в Кремле. Перед каретой скакали Божен с Ильёй и постоянно кричали:

— Дорогу! Дорогу!

Доехали быстро. Меня даже стало отпускать. Схватки немного ослабли. Дарёнка с другими моими лекарями из госпиталя, нянечками и санитарками уже ждали меня. Вася никому не доверил, нести свою жену. Хотя я ему сказала, что могу идти сама, но он меня слушать не стал. Всё верно, я же ему наследника должна родить. Взял меня вновь на руки и занёс внутрь госпиталя. Дарёна показывала куда меня нести. Там был целый отсек для рожениц. Здесь Ленка рожала. Теперь я. За мной и Василием попытались просочится стража и палатины, но их не пустили женщины. Замахали на них руками.

— Куда прёте? Креста на вас нет, бесстыжие! — Ополчились санитарки и нянечки. Заставили воев покинуть госпиталь. — На крыльце ждите. А то попёрли с грязными ногами.

— Вась, поставь меня. — Попросила мужа. Он аккуратно поставил меня на ноги. — А теперь иди. Не надо тебе здесь оставаться. То дело наше, бабье.

— И правда, Государь, иди. — Поддержала меня Дарёна. — С Матушкой всё будет хорошо.

— Да, конечно. — Он посмотрела на меня и вышел. Дарёна подошла ко мне.

— Давай, Матушка Царица. Шубу снимай и всё остальное. Рубашку оставим. Ну ты и сама всё знаешь. Как себя чувствуешь? Схватки?

— Есть. Но сейчас немного отпустило.

Я сняла шубу и шапку. Отдала Дарёне. Та передала кому-то из персонала. Горели свечи. Надо бы лампы сделать, что-то типа керосиновых. Я присела на лавочку. Рядом находилось акушерское кресло. Да, под моим руководством такое было сделано. Всё, как положено. В какой-то момент я испытала страх. А вдруг что-то произойдёт? Вдруг что-то с малышом случится? Посмотрела на Дарёну. Она поняла меня без слов. Погладила по спине.

— Всё будет хорошо, Матушка-Царица. Всё хорошо. Я знаю.

— Спасибо, Дарёна. Я очень волнуюсь. Словно первый раз рожаю. — В этот момент у меня стали отходить воды…

…Василий вышел из госпиталя на крыльцо. Так, как госпиталь находился на подворье бояр Вяземских, то конечно, у них сразу же все всполошились. Забегала челядь. Сам боярин выскочил, надевая шубу. Даже шапку свою забыл, когда ему сказали, что великокняжеская карета заехала в окружении личной охраны Государя. Но проследовала не к терему, а к госпиталю. Боярин сначала подумал, что с самим Великим Князем что-то случилось. Но оказалось, что это его невестку, Александру привезли рожать. Боярин три раза перекрестился.

— Великий Государь⁈ — Воскликнул он, подбежав к крыльцу лечебницы.

— А, Фёдор Мстиславович. Вот супругу свою, Александру привёз. Рожает она.

— Ну и слава богу. А то я подумал уже невесть что. Пойдём Государь в терем. Не гоже здесь стоять. Всё будет хорошо. У Саши, это не первый ребёнок, так что родит. Так Господом нашим заповедовано. А мы пока в терем пойдём.

На крыльце стояла боярыня. Увидев Великого Князя, всплеснула руками.

— Господи боже мой, Государь-батюшка! Сейчас я коржец принесу. Ты прости уж нас.

— Не надо, Евпраксия Гордеевна. — Махнул рукой Василий. — Вона оно как получилось. Сашу я привёз. Рожает она. Сказала, чтобы сюда везли. В Кремле рожать отказалась, хотя там все Великие Княгини, бабки мои и прабабки рожали. И ничего же.

Они все зашли в терем.

— Чего стоите, глаза вылупили? Плетей захотели? — Крикнула на челядь боярыня. — На стол снедь подавать, живо! — Посмотрела на Василия. — Проходи, Государь.

Сели за стол. Тут же стали подавать блюда со снедью. Всё вперемешку — варёная курица, мясо жареное, пироги, капуста квашеная, огурцы солёные. Солёные помидоры, что выращивали из семян, которые Александра с Еленой принесли чуть меньше пяти лет назад, как только появились тут. Ещё всякой еды.

К ним, со второго поверха, спустились Елена с мужем.

— Что случилось? — Спросила она. Смотрела на Великого князя тревожно. — Что-то с Сашей?

— Иди, Царевна Елена, садись. И ты боярин Василий Фёдорович. — Сказал Государь. — Рожает Саша. Вот, в госпиталь её привёз.

— Истинно так, дочка. — Кивнул Фёдор Мстиславович.

— Я туда пойду. К ней. — Заявила Елена.

— Куда ты пойдёшь, Елена? — Тут же возразила боярыня. — Ты понимаешь что-то в лекарском деле? Там, дочка, и без тебя много кого хватает.

— Правильно, Евпраксия Гордеевна. — Поддержал боярыню Великий Князь. — Сядь лучше за стол с нами, Царевна Елена.

Лене ничего не оставалось делать, как сесть за стол. Рядом с ней сел её муж. Вскоре в терем прибежал Маркус. Увидев Великого Князя, поклонился и немного попрыгал в свойственной европейцам манере. Великий Князь поморщился.

— Маркус, перестань. — Велела ему Елена.

— Ваше Величество! — Фламандец опять поклонился. — Ваше Высочество! — Это уже Елене. — Я случайно увидел, как из кареты в госпиталь выходила Её Величество королева и Великая Княгиня Александра. Что-то случилось? Я очень переживаю.

— Случилось, Маркус. Такое случается с замужними женщинами. Саша рожать приехала. — Ответила Елена.

— Ну так это же радостная новость, Ваше Высочество. По такому случаю грех не выпить. За здоровье Её Величества Королевы и Великой Княгини Александры. За благополучное разрешение от бремени наследником престола Московского. — Толкнул речь Маркус. Некоторое время все на него удивлённо смотрели.

— Маркус, — покачала головой Елена, — тебе бы главное напиться. Ну почему ты такой?

— Зря Вы так, Ваше Императорское Высочество, Цесаревна Елена. Не напиться, а поднять чарку за здравие. Что же в этом плохого? Тем более, у меня для такого случая припасен кальвадос.

— Что у тебя припасено? — Глаза Елены расширились.

— Кальвадос, Багрянородная Цесаревна. Всё так, как ты мне говорила ещё в прошлом году, летом. Я тогда решил попробовать сделать. Набрал яблок и сделал из него сидр. Так, как делают в Нормандии. Это я знал. Выдержал его до нужного состояния и сделал двойную перегонку через перегонный куб. Очистил от сивушных масел берёзовым угольком. Всё, как ты говорила, Цесаревна. Купил два дубовых бочонка по десять литронов, залил туда и кальвадос всё это время настаивался в бочонках. Всё, согласно этой, как её… Инструкции. Крепкость сорок градусов, как ты Багрянородная и говорила. Я ещё не совсем разобрался, что значит крепкость в градусах, но всё сделал, как Ваше Высочество и сказала.

— А ты откуда знаешь, что там сорок градусов? Как измерял? На глаз?

— Что значит на глаз, Ваше Высочество? Я не лил себе на глаз. Мои глаза не для этого. Я сделал прибор, о котором ты говорила мне, Цесаревна. Даже начертила мне его на бумаге. Я пошёл к итальянцам, что стекло варят и линзы шлифуют. Заказал им этот прибор. Они, конечно, помучились, так как стекло тонкое должно было туда идти, но сделали. Правда, мошенники, содрали с меня приличную сумму. Но зато сделали. В нижнюю часть, как Ваше Высочество и говорила, я поместил свинцовые шарики, залил их смолой. После чего итальянцы запаяли мне колбу и сделали длинную макушку у неё. А потом я калибровал прибор. Всё согласно инструкции. — Маркус замолчал, глядя на сидящих за столом. Василий с интересом наблюдал за разговором Елены и Маркуса, как и все остальные.

— Значит ты сделал спиртометр?

— Сделал, Принцесса. Теперь у меня продукт получается, для пития не более сорока градусов, как ты и говорила. Я вот ещё хочу коньяк сделать, о котором Ваше Высочество говорила. Да у меня винограда нет. Увы, но он не растёт на Руси. Если только из Франции привезти или из Италии?

— Так вот, чем ты занимался, Маркус? Ты делал кальвадос и спиртометр. Потрясающе! По-моему, Маркус, у тебя было другое задание?

— Я и над ним работал, Ваше Высочество.

— Результата я пока не видела. Маркус, похоже, я мало била тебя палкой по спине.

— Порфирородной Цесаревне не пристало бить палкой фламандского дворянина. Это больно и унизительно для меня, и не пристойно для имперской принцессы. В конце концов, я виконт.

Василий, слушая их, усмехнулся и покачал головой.

— Елена, что прямо палкой его била?

— Приходилось, Государь. Особенно, когда он тратил дорогие ингредиенты на всякую ерунду.

— А что за кальвадос, Царевна? — Задал ещё один вопрос Великий Князь.

— Крепкий хмельной напиток, сделанный из браги на яблоках.

— Ну пусть тогда несёт. Попробуем. — Сказал Василий Иоанович.

— Государь, а может не надо? — Произнесла Елена.

— Что? Отрава? Он отравить нас хочет?

— Нет, Государь. Просто с этого кальвадоса очень быстро хмель берёт. Крепкий он.

— Ничего. Попробуем.

Маркус, услышав повеление Великого Князя, повеселел.

— Ваше Величество, для меня это честь, угостить Вас великолепным продуктом. Конечно, чем дольше он будет настаиваться в бочках, тем он лучше, так сказала Цесаревна. Но я уже успел попробовать его, всё же несколько месяцев он настаивался. И по мне так очень хорош получился. Позволено ли мне будет принести кальвадос?

— Позволено. Попробуем, что ты там сделал. Но смотри, если что не так, главный боярин разбойного приказа здесь сидит.

— О, уверен, Ваше Величество, Вам понравится. — Маркус опять поклонился, немного попрыгал и слинял из терема.

— О, Господи. — Тихо проговорила Елена…

…Дарёна шлёпнула малыша, и он заплакал. Закричал, как мне показалось, очень громко.

Господи, неужели всё?

— Мальчик, Матушка. — Улыбаясь, произнесла Дарёна. Рядом стояла Фрося и ещё пара женщин. Они спустили медицинские маски, обнажив губы и тоже улыбались, глядя на малыша. — Большой какой. Настоящий богатырь. — Добавила Дарёна.

— Хорошенький какой. — Сказала Фрося.

— Дайте мне его. — Протянула руки к Дарёне. Малыш продолжал плакать. Он был ещё не обмыт, в моей крови. Но разве это важно? Пуповину уже перерезали и перевязали. Дарёна передала мне сына. Я положила его себе на грудь. Обнажила грудь. Ткнула сосок ему в ротик. Он тут же присосался, замолчав. Глядела на него, гладила и слёзы счастья сами побежали у меня из глаз…

Фрося скользнула к выходу. Выбежав на крыльцо, увидела Богдана и остальных палатинов.

— Радуйтесь. Матушка сына родила. Хорошенький такой, здоровенький. Крупный, настоящий богатырь. Всё хорошо у младенца и у мамочки. Сообщите радостную весть Великому Государю!

— Ура! — Закричали палатины. Стали обниматься, словно это у них сын родился. Им вторили воины личной охраны Великого Князя. Тоже стали хлопать друг друга по плечам. Богдан рванул к терему. Было уже поздно, глубоко за полночь. В тереме за столом сидел Великий Князь, ближник Государя боярин Фёдор, Маркус, Василий Вяземский и Вяземский-старший с дядькой Евсеем. Василий, муж Царевны Елены, положив руки на стол и уронив на них голову, спал. Спал и ближник Государя. Боярин Фёдор Вяземский ещё держался, как и дядька Евсей. Всех трезвее был Маркус. Сам Великий Князь, тоже был не трезв, но более-менее. Он о чём-то говорил с Маркусом. Когда в терем забежал Богдан, они замолчали.

— Великий Государь, Матушка-Государыня разрешилась от бремени. Мальчик. Сын.

— Повтори! — Потребовал Великий Князь.

— Матушка-Государыня разрешилась от бремени. Родился сын. Здоровенький. Сказали большой. Настоящий богатырь.

Василий встал с лавки. Его качнуло, но он справился. Подошёл к Богдану. Взял его голову в руки.

— Благодарствую тебе, палатин. — Потом прижал Богдана к своей груди обняв.

— За Её Величество и наследника престола! — Тут же крикнул Маркус поднял кубок. Но Василий его не слушал. Отпустив Богдана, он быстро прошёл на выход. Во дворе находилась охрана из личной стражи Государя. Горели факела. Василий направился к госпиталю. Охрана тут же окружила Великого Князя, освещая дорогу светом своих факелов. Возле госпиталя стоял радостный гомон. При появлении правителя, ему и Александре закричали здравницы. Но Василий не обращал внимания. Он зашёл на крыльцо, открыл двери и прошёл внутрь. Перед палатой для рожениц, на его пути встала Дарёна.

— Подожди, Великий Государь. — Сказала она, выставив перед собой ладони.

— Что? — Тут же спросил он.

— Подожди, Господин наш. Нельзя так просто с улицы зайти туда. Ты можешь занести грязь. Тебе нужно надеть халат. На ноги бахилы. Прямо на сапоги. На голову медицинскую шапочку, а лицо закрыть медицинской маской. Так нужно, Великий Государь. Для безопасности Матушки и новорождённого сына.

— Хорошо. Где эти одёжки? Надо, я босиком пойду. — Он тут же стал снимать с себя кафтан.

— Босиком не надо, Государь. Садись на лавку. — Василий, скинув кафтан и оставшись в рубахе, сел на лавку. Дарёна встала на колени и надела пошитые из серой ткани чехлы-бахилы на сапоги Князя. Завязала тесёмки, чтобы они не спали с сапог. Встав, протянула ему халат. Помогла завязать тесёмки на халате. Надела шапочку и помогла завязать на затылке вязки маски. Посмотрев на Великого Князя, кивнула, как бы одобрив.

— Пойдём, Государь-батюшка…

Я лежала уже на кровати. Омытый сынок лежал рядом со мной. Мне тоже помогли помыться. Малыш, насосавшись молозива, спал. Я тоже постепенно дремала, когда к нам зашёл Василий.

— Саша. — Тихо произнёс он.

— Вася. — Так же тихо ответила ему. — Ну вот, муж мой. Я выполнила своё обещание, данное тебе. Посмотри, вот он сынок твой. Твой наследник. Очень на тебя похож.

Василий приклонил колено перед моей постелью. Я видела по его глазам с каким благоговением и любовью он смотрел на сына.

— Саша, я возьму его?

— Васенька. Ты успеешь на руках его поносить. Устанешь ещё. Большой сынок у нас получился. Крупный. Весь в папу. Он недавно уснул у меня. Титьку насосался. Пусть спит.

Василий продолжал смотреть на сына. Потом тихо спросил меня, не отрывая от малыша взгляда.

— Саш. А почему ты решила, что он на меня похож? Я пока этого не вижу.

— Поверь, похож. Нос у него такой же, как и у тебя. Разрез глаз такой же. Подбородок. Поверь мне. Скоро сам это увидишь, как только он расти начнёт.

Василий посмотрел на меня. Взял мои руки в свои.

— Спасибо, Саша, за сына. Я так ждал его. — Потом он опустил маску. Поцеловал мои руки и поцеловал в губы. Я сразу почувствовала запах алкоголя.

— Вась, ты пьян?

— Выпили немного, с Фёдором Мстиславовичем, с Васькой, свояком своим, с твоим полковником и Маркусом, немчином этим. Он нас угостил своим… Как он… Кальвадосом.

— Чем? Кальвадосом? И сколько немножко?

— Свояк уснул за столом и Федька мой тоже. Фёдор Мстиславович с полковником ещё держались, когда я к тебе пошёл. Ну и сам немчин.

— Понятно. Васенька, иди спать. Боюсь, завтра тебе плохо будет с похмельной головой. И не дыши винным духом на малыша. Ну что же ты?

— Прости. За тебя выпили, за сына. Святое дело. Не серчай.

— Хорошо, не буду. Но обещай мне, что пойдёшь спать, а не отмечать до утра рождение сына. Прошу тебя.

— Обещаю.

Ещё раз посмотрев на сына, Василий ушёл. А я закрыв глаза, провалилась в спасительный сон… Утром проснулась от колокольного звона. Звонили все храмы и церкви Москвы. На улицах города, как мне доложила Фрося, народу много. Все радуются рождению наследника Московского Великокняжеского стола, как на Руси называли престол….

Сынок спал рядом со мной. Я смотрела на него и улыбалась. Поцеловала его в лобик. Услышала, как к моей палате кто-то подходит. Разговаривали две женщины. Одна из них Дарёна, а вторая, по голосу поняла, это Ленка.

Дверь открылась. Они зашли ко мне обе. В халатах, в медицинских шапочках, с масками на лицах.

— Сань. — Шёпотом проговорила Ленка. — Покажи сыночка?

— Смотри. — Улыбнулась ей. Ленка присела на край постели. По её глазам поняла, что она улыбается.

— Какой хорошенький. — Опять шёпотом проговорила она. В это время сынок зашевелился. По его губкам поняла, что он попытался сосать. А потом открыл рот и подал звуковой сигнал, извещая, что он проголодался. Дарёна с Ленкой тихо засмеялись. — Сань, дай мне его подержать?

— Подержи. — Сама села на постели, расстегнула рубашку. Елена взяла малыша. Начала сюсюкаться с ним. Сынок сначала замолчал, наверное, от неожиданности, словно хотел спросить: «А ты тётя кто? Ты не пахнешь мамой!» Но потом опять открыл ротик и закричал. Причём кричал требовательно.

— Ой, какой громкоголосый! — Засмеялась Елена. — Настоящий мужик. Моя дочка тише голосит. Сань, может я его покормлю?

— Успеешь. Мне надо, чтобы он рассасывал мне грудь. Тем более, сейчас у меня не молоко, а молозиво. Так что, пусть его сосёт. Когда молоко пойдёт, тогда и будешь подкармливать, если моей титьки ему мало будет.

— Хорошо. Тогда на, Сань, корми своего мужика.

Я забрала сына у Елены. Сунула ему в рот сосок левой груди. Он тут же замолчал и начал насыщаться. Послышались ещё голоса. Дарёна быстро вышла.

— Кто-то пришёл, Сань. Очередные ходоки. — Усмехнулась Ленка. Я прислушалась. Поняла, что заявились мои сержант-дамы. Я кивнула:

— Фрейлины пожаловали, засвидетельствовать своё почтение и преданность наследнику престола. — Ответила Елене. В палату заглянула Дарёна.

— Матушка, к тебе фрейлины. Я их одела в халаты.

— Пусть зайдут.

В комнату зашли три моих сержант-дамы — Ксения, Агнеша и Паула. А вот персидской княжны и литовской не было.

— Ваше Величество! — Все три, в белых халатах, шапочках, бахилах и в масках, присели в реверансе. Это они мне. — Ваше Высочество! — Это они Ленке. Она кивнула им. Девушки смотрели на моего сына, сосавшего грудь. — Ваше Высочество! — Это уже моему сыну и вновь присели. Я улыбнулась.

— Девушки, Его Высочество ещё слишком мал, чтобы ответить вам.

— Всё равно, Матушка-Государыня. — Тут же ответила Агнеша. — Он есть принц, значит мы обязаны поприветствовать его.

— А где Саша Ходкевич и Айтан? — Спросила их. Они переглянулись.

— Матушка, они остались в Кремле. — Ответила мне Ксения. — Я так решила. Не почину им пока ещё к тебе…

— То есть, Ксюша, это ты так решила?

— Я, Матушка. А Паула с Агнешей меня поддержали. — Ответила княжна.

— Я смотрю у вас дедовщина началась? — Спросила вновь девушек. Елена хохотнула.

— Какая дедовщина, Матушка? — Удивлённо спросила Паула. Остальные две княжны так же удивлённо на меня смотрели. — Среди нас нет мужчин, особенно стариков.

— Это такой термин, означающий, что те, кто раньше оказался в моём окружении, начинают указывать, что делать и как себя вести тем, кто оказался возле меня недавно.

— А разве это неправильно, Ваше Величество? — Спросила Агнеша. — К тому же персиянка неверная. Она не христианка. Вдруг какое злодейство задумала?

— А вот этого, чтобы я больше, Агнеша, не слышала. Мне нет дела до веры того или иного человека, который служит мне. Мужчина это или женщина. Мне служат и православные, и католики. И мусульмане и даже буддисты, такие, как калмыки. Вот скажи, Агнеша, я православная, ты и Паула католички. Ксюша православная. Разве я как-то выделяю её? Уделяю ей больше внимания, чем тебе и Пауле? Как-то возвышаю её над вами?

— Нет, Матушка. Ты одинаково к нам относишься. — Ответила Ангешка.

— Вот видишь⁈ Да, я одинаково к вам отношусь, так как вы мне все дороги. Вы мой ближний круг. А в ближний круг я допускаю только тех, кому доверяю. А вам я всем троим доверяю. Доверяю и люблю вас. И вот так же я хочу доверять Саше Ходкевич и Айтан. Конечно, вы должны быть обеим княжнам наставницами. Объяснять им, что и как у нас. Какие у меня требования. Помочь им. Но не в коем случае не ставить себя выше их. Они обе тоже высокородные. Обе княжны. Вы знаете, кто такие кызылбаши в Персии? — Все три княжны отрицательно покачали головами. — Кызылбаши, это военная элита Персии. Айтан и Аббас это дети из княжеского рода Устаджлы, которые жили в Анатолии. Они потомки эмира Устаджа-оглу Мухаммед-хана, основателя рода. Устаджлы один из влиятельнейших родов кызылбашей, они один из столпов государства Сефевидов в Персии. А так, как я установила союзнические отношения с Шахиншахом, царем Персии, то мне эта девочка и её брат нужны. Точно так же мне нужна Саша Ходкевич. Агнешка, ты же знаешь, что Ходкевичи богатый и влиятельный род в Литве?

— Да, Матушка. — Кивнула польская княжна.

— Вот. Поэтому она тоже мне нужна.

— Да, Матушка-Государыня. Мы всё поняли. — Сказала Ксения. Все три княжны с умилением смотрели на моего сына, который продолжал сосать титьку. Его все эти страсти-мордасти совершенно не интересовали. Вскоре пришёл Великий Князь. Мои сержант-дамы попрощались и быстро покинули палату. Елена тоже ушла, поцеловав напоследок моего сыночка в лобик. Он как раз к этому моменту наелся. Немного срыгнул. Василий, понаблюдав, как Елена, поцеловав моего сына, присела в поклоне Государю и покинула палату, улыбнулся. Ему принесли стул. Он сел рядом с моей постелью.

— Как себя чувствуешь, Саша?

— Хорошо чувствую, Василий. Болит, конечно, у меня всё там. Но ты сам должен это понимать. Сын, видишь, крупный какой родился. — Я повернула малыша лицом к Василию. — Смотри, Костенька, папочка твой.

— Дай мне его.

— Руки мыл?

— Мыл. Дарёнка твоя настояла.

— Тогда на.

Протянула ему сына. Он осторожно взял его. Смотрел на него с нежностью и любовью. Поцеловал его в лобик. Василий был довольный, даже больше, счастливый.

— Я выполнила своё обещание тебе, супруг мой?

— Да. Но, Саша, ты обещала мне не одного сына.

— Обещала, я помню. Но с сыновьями пока подождём. Годика два-три.

— Почему?

— Потому, дорогой мой, чтобы родить нормально тебе здорового сыночка, мне нужно восстановится. А рожать каждый год, это никакого здоровья у меня не хватит. Ты же не хочешь, чтобы у меня вывалились все зубы и вылезли все волосы?

— Господь не допустит такого.

— Господь может и не допустит. Но знаешь, как ещё говорят, на бога надейся, но сам не плошай. Вот мы с тобой плошать не будем. Будут у тебя ещё дети, успокойся.

Покачивая сына на руках, Василий сказал:

— Саша, я вызвал своих братьев в Москву. Велел явится, как можно быстрее. Тот, кто откажется, я буду считать мятежником и вором. Не зависимо от причин, по которым они не смогут прибыть. Единственная причина, по которой они могут не явится их смерть.

— А зачем, Василий? — Я вопросительно смотрела на мужа. Он продолжал покачивать малыша. Улыбался ему.

— Они должны целовать крест на верность Константину, как единственному законному наследнику и будущему Великому Князю Московскому и Владимирскому. Всё же ты решила назвать его Константином?

— Да. В честь его пращура, Императора Римской империи Константина Великого, провозгласивший христианство государственной религией Рима.

— Ну что же. Достойное имя. Митрополит уже готовит купель для того, чтобы окрестить нашего сына, Саша. После крещения, все мои родственники будут целовать крест.

— Целовать крест, это хорошо. А если откажутся?

— А если кто откажется, тогда я с полным правом смогу объявить его изменником и положить под топор ката. В этом плане я ни с кем церемонится не буду. Или целуют крест в моём, твоём присутствии и в присутствии иерархов Русской Православной Церкви или идут на эшафот. Третьего не дано. И когда ты родишь мне второго сына, я разрешу им самим женится и заводить детей.

Я знала, что Василий запретил всем своим младшим братьям жениться и иметь детей до тех пор, пока у него не родится наследник. Это было жёстко, но в тех обстоятельствах было оправдано. Второй гражданской войны, какая произошла между сыном и внуками Дмитрия Донского из-за неясного завещания, оставленного им, Русь не переживёт, это точно.

— Василий, чтобы не было новой замятни за Великий Московский престол, необходим закон о престолонаследии. Сейчас такого закона на Руси нет. Нет закона, который всё прямо и ясно разъяснял бы кто имеет право на власть, а кто из Рюриковичей уже не имеет. В каком порядке должны наследоваться шапка Мономаха, скипетр и держава. Все те, кто пойдёт против этого закона, сразу же становятся мятежниками и государственными преступниками. Понимаешь?

— Но вроде бы закон есть. Ещё до Батыя Рюриковичи решили, что право на Великое Княжение имеют только мономашичи.

— Василий, это всё не то. Слишком много мономашичей развелось. И к тому же, всё это наследственное право до сих пор основано на лествичном праве. А лествица давно уже себя дискредитировала. Её полностью надо отменять и менять на другое право. Власть передаётся от отца к старшему сыну. И никак иначе. Младшие сыновья становятся просто князьями. Пусть даже и Великими, но в первом поколении. Во втором, их потомки лишаются такого титула, чтобы не было соблазна. И то, Великими они могут считаться, если Сам Великий Князь уже имеет титул Царя. А Константин должен венчаться на царство уже, как Царь всея Руси. Только в этом случае, его младшие братья будут носить титулы Великих Князей. И никаких уделов. Передача среднему сыну верховной власти может быть только в случае смерти старшего сына или его тяжёлой болезни, физической или психической, то есть затмение рассудка, которые не позволят ему править страной.

Василий, держа сына на руках, усмехнулся.

— Значит Костя станет царём?

— Станет, когда придёт его срок. Но первым царём должен стать ты. Таким образом, Константин станет царевичем, принцем по западному. Цесаревичем по Византийскому закону. Порфирородным. Всё же не зря сюда в госпиталь до моих родов доставили порфир. Я заранее об этом позаботилась. Так что, теперь никто не посмеет усомниться в этом.

— Хорошо. Но когда тогда мне венчаться на царство, как царь уже окончательно?

— Давай подумаем над этим. Я думаю, сразу после окончания Великого поста. Надо об этом поговорить с Владыкой.

— Хорошо. Значит хочешь быть царицей?

— Василий, ты забыл, я и так уже королева, по нашему царица.

— Ну да. Конечно. — Василий поднял сына на руках. — Ну что, Костя, будешь царевичем. — И в который раз поцеловал малыша…

Польское королевство. Местечко недалеко от Кракова. Конец апреля 1515 года от Рождества Христова.

Император Максимилиан слез с коня и прошёл в усадьбу местного дворянина. Его ждал Георг Альбертин. Саму усадьбу оцепила личная охрана императора.

— Ваше Императорское Величество! — Маркграф Мейсена церемониально поклонился.

— Здравствуй, Георг. — Улыбнулся Максимилиан. — Я вижу, ты не плохо устроился. Что это за строение?

— Усадьба какого-то польского шляхтича средней руки. Он и всё его семейство успели сбежать. Но и бог с ними. Главное, что усадьбу сжечь не успели. С этих славян станется. Проходи, Максимилиан, присаживайся. — Георг жестом предложил императору сесть в кресло. Рядом стоял стол и ещё одно кресло. В камине весело потрескивали дрова. На стол принесли запечёного поросенка, хлеб, луковицы, два серебряных кубка и кувшин с вином.

— Не слишком роскошно, Георг. — Усмехнулся Максимилиан.

— Как говорят русские, чем богаты, тем и рады! Довольно точно сказано. Здесь в округе трудно добыть продовольствие. Всё уже вычистили твои ландскнехты. Так что мы чисто по военному. Без разносолов.

Маркграф и император принялись есть. Отрезали от поросёнка куски мяса. Заедали его порезанным луком, хлебом и запивали вином.

— Георг, скажи мне, вы долго ещё будете возится с Краковым?

— Поляки упёрлись. Краков их столица. Дерутся отчаянно. А у нас сейчас ощущается нехватка пороха и ядер. Хотя городские укрепления сильно разбиты. Сделали два подкопа. Но один поляки сумели взорвать. А вот другой оказался более удачным. Взорвали одну из башен и часть стены. Сейчас готовим штурм.

— Поторопись, Георг. Краков надо взять, как можно быстрее. А вот после Кракова можно начать с поляками торги.

— Я понял. — Некоторое время они молчали, работая челюстями, перемалывая нежное мясо поросёнка и хрящики. — Максимилиан, скажи, ты слышал про Александру? Она сына Московскому правителю родила.

— Да, слышал. Василий получил, наконец, своего наследника. Его оберегают, как зеницу ока. Никому не показывают. А ещё Василий намерен взять себе титул царя. Таким образом его держава станет царством, а не княжеством, пусть и Великим, как у той же Литвы.

Георг кивнул. Посмотрел на императора.

— Максимилиан. Есть ещё новости. Василий вот-вот начнёт поход на восток. Там живёт какой-то местный варварский царёк, у которого много золота и серебра. Причём, Московский Князь настроен решительно. Туда, на восточную границу он стягивает полки.

— Как интересно. Только нам то, что с этого, Георг?

— Ничего. Ты прав. Мы туда пойти не сможем. Для этого нам нужно пройти всю Польшу, Литву и Московское Великое Княжество. У нас пупок развяжется. Мы Краков взять не можем уже сколько месяцев. Но всё же, Максимилиан, если Московский правитель захватит казну этого варварского царька, тебе будет даже лучше.

— Почему? Мне то с этого какой толк? — Удивился Император.

— Ну он же поделится со своей супругой. А значит она сможет тебе быстрее выплатить положенные по договору с ней деньги. За земли тевтонского Ордена.

— Хм… И правда. Это хорошие вести. Ты знаешь, что Александра мне претензию отправила?

— Какую?

— Якобы за разор, который мои ландскнехты учинили в Данциге и Оливе. Всё посчитала, стерва, до последнего пфеннинга. Ну погуляли наёмники немного и что? Они были в своём праве.

— Но Ливонская Королева так не считает. — Усмехнулся маркграф.

— Не считает. Хотя её ландскнехты занимаются грабежом взятых городов так, что волосы дыбом встают. — Недовольно проговорил Максимилиан.

— Это она отдаёт на грабёж те города, которые сопротивляются ей. А те, которые сдаются, она не трогает. — Пояснил Георг.

— Мне какая разница? Главное, что она мне в вину это поставила. Ладно, подождём, как Василий на восток сходит…

Московская Русь. Москва. Армянская слобода (Армянский торговый двор). Конец апреля 1515 года от Рождества Христова (конец апреля 7023 года от Сотворения Мира).

Саид зашёл в лавку. Не останавливаясь, прошёл внутрь дома. Здесь, как и многие торговые лавки, располагались в жилом доме. Здесь хозяин жил и здесь же работал, торгуя разным товаром. Прежде, чем зайти в комнату, в которую ему нужно было, он снял обувь, халат и шапку. Всё оставил рядом с входом. Только после этого прошёл в комнату. Там опустился на ковёр с несколькими небольшими подушками. Сидел, скрестив ноги и закрыв глаза. В комнату заглянул парнишка лет 15-ти.

— Старший, мне подавать еду? — Спросил он.

— Да, неси. И посуду, чтобы сполоснуть руки.

После омовения, Саид приступил к еде. Это плов. Он брал его руками. Положив рот жевал и думал. Периодически споласкивал руки в чаше с водой и вытирал их о полотенце. Закончив с пловом, Саид откинулся на подушки. Вновь зашёл этот же мальчик. Склонился в поклоне.

— Старший пришли братья.

— Пусть зайдут. И принеси всё для чая.

— Слушаюсь. — Мальчик вышел. В комнату зашли четверо. Саид внимательно смотрел на них. Они поклонились ему. Он жестом предложил им располагаться. Подождал, пока они устроятся на ковре. Вновь зашёл мальчик. Принёс пиалы и чайник с зелёным чаем. Молча поставил перед каждым пиалу и налил туда напиток. После чего, так же молча вышел. Саид взял свою пиалу, сделал глоток. — Рассказывайте, братья. Мы здесь уже три с лишним месяца. — Хашишины называли друг друга братьями.

— Двор бея Вяземского хорошо укреплён. Младшая махарани практически никогда не покидает его. Выезжает под очень сильной охраной либо в Цитадель, которую урусы называют Кремлём, либо на территорию, где живут янычары старшей махарани. Всегда передвигается в закрытой повозке. За всё это время я ни разу не видел её лица, хотя гяурки его не скрывают, в отличии от правоверных женщин. — Сказал один из хашишинов, сидящий напротив Саида.

— То есть, мы даже не знаем её в лицо? — спросил Саид.

— Нет, брат.

— Это очень плохо.

— Но мы знаем, как выглядит старшая махарани, которую сунитские псы называют Искандер-Султан. — Сказал другой хашишин, сидевший слева от Саида. — Большую часть времени она проводит либо в Цитадели, либо у своих янычар. Иногда приезжает к бею Вяземскому.

— Мы можем проникнуть в Цитадель. Но там слишком много охраны. Везде. На стенах, в башнях, на каждом переходе. И охрана поставлена так, что стражники всё время находятся в поле зрения других стражников. Если кто-то из них выпадает из поля зрения остальных, даже на малое время, сразу поднимают тревогу. Ночью на стенах и башнях горят факела. — Начал говорить третий хашишин, сидевший с права от Саида. — Но это внешная охрана, а как внутри, я не знаю. Мне так и не удалось туда поспасть. Но я уверен, там тоже полно воинов. К тому же старшая махарани родила шаху Василию сына. Он наследник. Из разговоров на базаре я услышал, что мальчика хорошо охраняют. А это значит стража там усилена. В Цитадели чужих если пускают, то они находятся под постоянным присмотром. Как-то устроится туда, даже если и прикинуться гяуром, не получится. Всю прислугу проверяют люди бея Вяземского. И вообще он главный сторожевой пёс шаха Василия, его жены, махарани Искандер и младшей махарани Елены. К тому же она замужем за его сыном. Его шпионы везде. Я нутром чую. Недавно мне показалось, что за мной наблюдают. Но сколько бы я не путал следы и не пытался обнаружить кто за мной следит, так и не увидел этого гяура. А я хорошо умею это делать. Нас всех этому учили, как уходить от слежки.

— Ты уверен, что за тобой наблюдали, брат Хасим? — Задал вопрос Саид.

— Я не видел, кто на меня смотрел, но чувствовал его взгляд. А я доверяю своим чувствам. Они меня никогда не подводили.

— Это очень плохие вести, брат. Ты уверен, что не привёл слежку сюда?

— Не знаю. Но сюда я направился, когда перестал чувствовать за собой наблюдение. И по дороге постоянно проверялся, следует за мной кто, или нет. — Ответил Хасим.

— Мы должны ускорится. Если всё так, как ты говоришь, брат Хасан, то скоро за нами могут прийти люди бея. А у нас до сих пор нет нормального плана внутреннего расположения двора и дома бея. Нет схемы внутренних построек Цитадели. Мы даже не знаем где живут сам шах Василий и его махарани. В каком из домов. Что насчёт Корпуса янычар?

— Высокий забор, частокол. Но перелезть его не будет составлять труда. Но по периметру забора стоят смотровые башни. По самому периметру постоянно несёт службу вооружённая до зубов стража из янычар. Ночью там кроме стражи никто не передвигается, как и в Цитадели. Любой, кого заметят на улице, не в помещении, будет задержан. — Ответил хашишин, который начал отвечать первым на вопрос Саида.

— Брат Саид. — Проговорил четвёртый из пришедших к Саиду хашишинов, до этого молчавший и в разговоре не принимавший участия. — Есть ещё кое-что. Еще недавно старшую марахани Искандер сопровождало всегда три женщины. И пусть у них есть сабли и пистоли, но нам они были не противники. Случись нам напасть, мы бы быстро этих гяурок убили бы. Но сейчас её сопровождают уже пять молодых женщин.

— И что? Это что-то меняет? — Спросил Саид.

— Мало, что меняет. Но одна из этих двух новеньких правоверная.

— Почему так решил, брат Абдала?

— Она ходит в тех же одеждах, что и остальные женщины и сама марахани, за одним исключением, она носит шёлковую повязку, которая закрывает её лицо до самых глаз. Так делают только женщины правоверных. Но это ладно. Кроме того, махарани Искандер постоянно сопровождали пять телохранителей. Она их называет палатинами. Это самые её верные псы. Хотя нет, слово псы к ним не подходит. Это волки. Раньше их было шестеро. Но один умер, защищаю махарашу. Она подняла их из самых низов. Купить их нельзя. Запугать тоже. На всех, кто к ней приближается, смотрят подозрительно. Так вот, одновременно с правоверной женщиной среди палатинов появился шестой. И он тоже мусульманин.

— Мусульманин? — Удивился Саид. — Неверная взяла себе мусульманина в ближнюю охрану? А это хорошо.

— Не думаю, Саид-брат. Всё дело в том, что он перс.

— Перс?

— Да, перс. И использовать его мы не сможем. Он из кызылбашей. Мирюд Сефевидов. А ты же знаешь, Саид, в их глазах мы хуже собак сунитов. Они нас ненавидят больше, чем осман. И он сразу поймёт, кто мы. Саид, если Хасим прав, то нам нужно либо что-то делать в самое ближайшее время, либо уходить.

Некоторое время Саид думал. Потом обвёл всех взглядом.

— Значит так, из трёх мест, Цитадели, Корпуса и дома бея, именно дом бея самое слабое звено. Похитить навряд ли младшую марахани получится. Если получится, хорошо. Как я успел узнать, старшая очень привязана к младшей и, чтобы её вернуть, сделает всё, что от неё потребуют. И младшая марахани не просто женщина. Она очень важна, так как именно она делает огненное зелье, которого нет ни у кого. Поэтому, попытаемся её украсть. Если не получится, тогда убить. Её голову мы увезти сумеем. Поэтому готовьтесь. В ближайшие два дня, вернее ночи, мы сделаем то, за чем нас сюда отправили…

В этот же день. Двумя часами позже. Москва, Кремль. Резиденция Великого Князя и Великой Княгини.

Сидела в своём кабинете, писала письма в Ливонию. У меня с моим, как я их называю, «кабинетом министров», шла оживлённая переписка. С ландмаршалом. С князем Пандольфо. С Георгом фон Фрунсбергом и даже с архиепископом Рижским. Рядом стояла кроватка младшего сына. Очень красивая. Резная, на дугах, что её можно было качать. Вырезали её Никифор с Айно на пару. А расписала красиво Паула, взяв краски и кисточки у иконописцев. Костик спал, насосавшись титьку. Ко мне заглянул Божен. Сегодня они дежурили со Степаном.

— Матушка, к тебе боярин, Фёдор Мстиславович.

— Пусти его. Божен, сколько можно говорить, Фёдор Мстиславович может заходить ко мне без приглашения.

— Прости, Матушка. — Божен исчез за дверью, но ко мне зашёл свёкор. Пусть я была замужем уже за Василием, но отца своего второго мужа, Ивана, всё равно считала свёкром и своим папой. Встала из-за стола ему навстречу.

— Здравствуйте, батюшка.

— Государыня…

— Так, Фёдор Мстиславович. Давайте договоримся, для меня и Елены, Вы наш батюшка. Папа, отец. А Евпраксия Гордеевна наша матушка. — Боярин смотрел на меня. Я увидела, как его глаза увлажнились. Мы обнялись с ним. — Простите меня и матушка пусть простит, что редко приезжаю к вам. Дел столько, что целый день кручусь, как белка в колесе. Проходите, садитесь.

Фёдор Мстиславович сел. Я крикнула Божена.

— Божен, принеси нам сбитня.

— Сейчас, Матушка. — Ответил он и исчез за дверью. Я села напротив боярина. Он покачал головой, глядя на меня.

— Что же ты не бережёшь себя, дочка? Тебе отдохнуть бы надо.

— У Господа отдыхать будем, если заслужим у него отдых, батюшка. Вот буду я отдыхать, а кто за меня мои дела делать будет? У Василия своих дел невпроворот. Мы с ним видимся только вечером, в светлице нашей. Но это ладно. Что-то случилось? — Я посмотрела на свёкра тревожно. Если уж он сам пришёл, значит что-то серьёзное.

— Да вот, дочка. Даже не знаю как тебе и сказать.

— Говорите так, как есть.

— Я хотел к Государю идти, но потом подумал и решил с тобой посоветоваться. Людишки мои, заприметили одних купцов, татар из Хорасана. Ну, они не совсем татары. Может из Персии или ещё откуда.

— Если из Хорасана, тогда да, из Персии. И что в них такого?

— Да понимаешь, Саша, они больше не торгуют, а всё шныряют по Москве. Чего-то всё высматривают и вынюхивают. Торгуют трое. А вот пятеро, те в основном по Москве шастают. Кремль обошли по кругу, да ни один раз. Корпус тоже твой осматривали. Но с наружи. Внутрь то их никто не пустит. И около нашего подворья и терема крутятся. И взгляды у них такие цепкие. Как-то на купцов не сильно похожи. А вот на воев, а больше на татей очень даже.

— Как интересно. И как давно твои людишки их заприметили?

— Да уж седмиц, как семь за ними наблюдают. А прибыли они в Москву месяца три назад.

— Твои агенты пишут отчёты о наблюдении?

— Вот, Сашенька, как скажешь тоже, агенты, отчёт… Хотя да, я знаю эти слова, ты мне говорила. Но я больше по старинке. Людишки, они и есть людишки. Видаки. А отчёты, так да, опросные листы записываем с их слов, ибо не все грамотные.

— А поговорить с ними можно? И эти, которые, якобы хорасанские купцы их не вычислили?

— Что сделали, дочка?

— То есть, не заметили ли они слежку?

— Не должны, Саша. Видаки меняются постоянно. Всё как ты говорила. Сначала один ведёт, потом другому передаёт, чтобы на глазах не примелькался. Мужичка баба сменяет, её мальчонка, потом опять мужичок. Нищие, убогие, юродивые, побирушки и прочие, на кого внимания не обратишь.

Я улыбнулась.

— Молодец, батюшка, Фёдор Мстиславович. Вижу, контрразведка поставлена на широкую ногу.

— Слово то какое, контрразведка… Но мне нравится, серьёзное такое.

— Конечно. Контрразведка, это противодействие шпионам и наймитам, которые проникли в наше государство и пытаются выведать наши секреты. Выведать наши тайны, которые иноземцам знать не положено. Причинить нам вред. И даже убить кого-то из руководства страны. Например, Государя или меня. Такие люди называются разведчики, от слова разведывать и выведывать. Или диверсанты, если убийство замысливают. А контрразведка, это те, кто таких выслеживает и изобличает.

— Убить Государя и тебя? Да это злодейство и воровство. Тогда их прямо сейчас имать надо и на дыбу.

— Подожди, Фёдор Мстиславович. Сначала надо понять, что они хотят? Какая у них цель?

— Так на дыбу подвесим и узнаем.

— Много узнали от тамплиера, которого на дыбу подвесили?.. Вот то-то. Скажи, батюшка, а эти хорасанские купцы с кем-нибудь из наших здесь встречались?

— Нет, Саша. Я тоже об этом думал, поэтому и не трогали их. Они даже со своими, такими же неверными мало общаются. Почти не общаются.

— Странно. — Озадачилась словами боярина. — Значит Кремль осматривали, его стены и башни? Потом периметр Корпуса? И, наконец, ваше подворье, батюшка?

— Истинно так.

Фёдор Мстиславович встал со стула и подошёл к кроватке. Посмотрел на Костика. Улыбнулся.

— Спит?

Я подошла к свёкру.

— Спит. Наелся и спит. А что ему ещё делать? Они в этом возрасте только титьку сосут и спят.

— Ничего, за свою жизнь он успеет и находится, и набегаться, и на коне наездиться.

— Батюшка. А ведь Костя, младший брат Вячеславу и Андрею. Вячеславу единоутробный, а Андрейке двоюродный.

— Да, Сашенька. То великая честь для внуков моих, братьями самому Государю будущему приходится будут.

— Не будут, а уже приходятся.

Боярин посмотрел на меня. В этот момент зашёл Божен, принёс два кубка и сбитень в горшке. Всё поставил на стол и, молча, вышел. Я налила сбитня себе и свёкру. Некоторое время мы с ним пили. Потом он спросил:

— Что с купцами делать будем, Александра?

— Наблюдать. Если они ни с кем здесь в контакт не входят, значит у них задача не узнать что-то тайное, а другое. Если постоянно осматривают Кремль, Корпус и подворье, значит к чему-то готовятся. Причём, в Кремле живу я. В Корпус езжу, так как я командующий Корпусом. А в тереме в Вашем, батюшка, живёт Елена. И на вашем подворье, вернее мастерские примыкают к Вашему подворью, там работает Елена, а ещё Госпиталь расположен. Значит их цель мы с Еленой или кто-то из нас. Я думаю, они готовят нападение. Это наёмники.

— Тогда тем более, имать их немедленно надо.

— Подожди, Фёдор Мстиславович. Давайте возьмём их на горячем. Елена пусть сидит в тереме. Никуда не выходит. Даже в свои мастерские. В Кремль они навряд ли полезут, там везде охрана. Василий усилил её после рождения наследника. В Корпус могут залезть, но это надо выждать момент, когда я туда приеду. А приезжаю я туда днём. А там днём опять же кадетов и солдат достаточно. А вот подворье, батюшка, в этом плане более предпочтительнее. Конечно, вои есть, но не так много, как в Кремле или на территории Корпуса. Значит так, сделаем следующее. Я скажу дядьке Евсею, чтобы переодел часть солдат и старших кадетов в простую одёжку. Но под неё наденут брони. Рассредоточатся по подворью, так, чтобы держать всю его территорию под наблюдением. Внутри терема тоже расположим солдат. Но так, чтобы со стороны ничего заметно не было. Челяди надо наказать, чтобы не дай бог никому ничего сболтнули. А иначе языков лишаться. Мало того, я попробую их спровоцировать. Если они пришли за кем-то из нас с Еленой, должны клюнуть на эту приманку. Я сегодня с детьми приеду к вам. В баньку схожу с Еленой. Посидим, поговорим. Вы с внуками пообщаетесь, а то из-за меня они тоже редко у бабушки с дедушкой бывать стали. Когда я приеду, то все солдаты и кадеты пусть, где схоронятся, там и сидят тихо, чтобы их видно не было. А челядь пусть делает то, что должна. А я ещё для пущей провокации, для вида возьму совсем немного охраны, якобы понадеюсь на вашу, батюшка, которая на подворье. Скажу об этом здесь, не скрывая. Вдруг у них здесь в Кремле есть подслух. Хорошо, батюшка?

— Хорошо, Саша. Ловко придумала. Я всё сделаю. Приезжай. Мы и правда по детям соскучились. А наследника то привезёшь?

— Конечно, привезу. Куда я без него, а он без меня, вернее без моей титьки? — Я засмеялась. Свёкор тоже. Кивнул мне.

— Истину говоришь, Сашенька. Дитю малому без мамкиной титьки никак нельзя. Значит сегодня?

— Сегодня. Ты батюшка своим людишкам накажи, чтобы глаз не спускали с купцов, даже ночью. Но чтобы их не заметили. Это очень важно. И если они решаться, то пусть нам знак дадут. И матушку, Евпраксию Гордеевну предупредить надо.

— Всё сделаю.

— И ещё, Фёдор Мстиславович. Пусть на подворье придут те, кто знает этих пятерых в лицо. Я не верю, что их пятеро. Скорее всего их больше, но именно эти пятеро мне почему-то кажутся особо важными. Их всех, если получится или кого из них надо взять живьём. Ты же понимаешь почему?

— Понимаю, дочка. Не беспокойся. Буду такие. Ну всё, тогда пошёл я. Благодарствую тебя за сбитень.

Как только свёкор вышел крикнула Божена. Он тут же появился.

— Значит так, срочно сюда Богдана и всех остальных палатинов. Так же позови моих сержант-дам. Тоже всех, а ещё отправь кого-нибудь, пусть сюда прибудет срочно полковник Евсей из Корпуса. И Гаврила Черный. Всё ясно?

— Так точно. Разрешите исполнять, Матушка?

— Исполняй. — Божен растворился за дверью. Посмотрела на не дописанное письмо своему контр-адмиралу. Ну ладно, это не горит, успеется. Услышала, как Костя закряхтел. Подошла к нему. Он ворочался в своей кроватке. Кривил губки. Всё понятно. Либо мокрый, описался, либо сходил по большому. Крикнула няньку. Сама вытащила сына из кроватки, сдвинула все листы на другой край стола. Уложила сына на стол. Распеленала его. Ну точно. Мы покакали. Прибежала нянька, какая-то боярская дочь, глаза как олимпийские медали. Я поморщилась. Надо было Фросю мою сюда. Велела теплой воды принести, полотенце и чистые пелёнки. Она убежала. Её долго не было. Нянька куда-то потерялась. Да чтоб их всех. Сын стал подавать голос. Я вытерла его, взяла на руки. Хорошо здесь у меня тепло.

— Илья! — Крикнула. Знала, что он остался возле двери в кабинет. Он тут же заглянул.

— Что, Матушка?

— Где там нянька с тёплой водой и пелёнками? Что за бардак? Мне долго ещё ждать⁈

— Сейчас, Матушка. — Илья исчез за дверью и тут же услышала его рык.

— Нянька? Вы что, дебелые? Долго Царица ждать будет? Плетей захотели?

Вскоре заскочила боярская дочь и с ней две из челяди, тащили огромную бадью с водой. Вода парила. Блин! Слов нет. Одни междометия. Попробовала воду рукой. Тут же одёрнула. Посмотрела на боярышню.

— Я тебе что велела? Тёплую воду, а не кипяток? Ты что, наследника сварить живьём хочешь?

Боярышня побледнела, закатила глаза и рухнула на пол. Обе челядинки тоже упали на колени.

— Не губи, Матушка-Государыня. — Заголосили они. — Не ведали мы. Сказали горячую воду, мы и принесли.

В этот момент ко мне зашли мои сержант-дамы. Все были в кителях, штанах и в сапогах. На Александру Ходкевич и Айтан уже тоже пошили. Девушки удивлённо смотрели на лежащую боярышню и на двух челядинок. Я закатила глаза.

— Господи, за что мне такое наказание? Дитё малое подмыть не могу.

Ксюша подошла к челядинкам. Взглянула в бадью. Попробовала рукой воду, тут же одёрнула её.

— Холодной воды принести, живо! — скомандовала она. Девицы подхватились и выскочили из моего кабинета. — Матушка, а эта что тут лежит? — Спросила княжна.

— В обморок грохнулась, когда я высказала неудовольствие и то, что она наследника престола решила живьём сварить.

— Как живьём? — Это уже Паула. Смотрела на лежавшую боярышню во все глаза. — Это измена! Покушение на принца! За это на эшафот.

— Перестань, Паула. Какой эшафот? Дура просто молодая. Перестаралась. Не знаю, зачем Государь её приставил ко мне.

— Так это Лопухина Настя. — Сказала Ксения. — Знаю её. Дура дурой, прости Господи.

Прибежали челядинки, принесли холодной воды в кувшинах. Ксюша забрала у них один кувшин, вылила его в бадью. Попробовала рукой. Мотнула головой, второй кувшин стала выливать. Пробовала рукой воду. Вылив весь кувшин, кинула мне.

— Всё матушка. Можно Цесаревича мыть. А Вы тёплой воды ещё принесите. Но не в такой бадье. А в кувшинах. Тёплой, понятно?

— Понятно, госпожа.

— Выполнять!

Я смотрела на неё и улыбалась. Похоже, Корпус уже въедался в них, в их сознание, в их кровь и плоть. Весь разговор Ксюши походил на разговор сержанта с зелёным солдатом.

Я хотела уже подмыть Костю, как ко мне подошла Айтан. Она отцепила с одного конца повязку, обнажив своё лицо. Протянула ко мне руки. Я смотрела её чёрные глаза. Протянула ей сына. Она взяла его на руки. Смотрела на малыша и улыбалась. Стала ему что-то говорить нараспев. Удивительно, но Костя, который был до этого недовольный, кривил губки и порывался заплакать, успокоился. Притих. Она стала его подмывать. При этом что-то говорила ему на своём языке. Все остальные сержант-дамы с благоговением смотрели на это и улыбались. Айтан подмыла малыша. Потом поцеловала его в животик. Посмотрела на меня вопросительно. Я протянула ей полотенце. Она закутала его. Положила на стол. Стала вытирать и продолжала что-то говорить ему. Так ласково и нежно. Костя таращился на неё и, что удивительно, молчал. Потом запеленала его. Посмотрела на меня и улыбнулась. Я ей тоже.

— Спасибо, Айтан. Ты молодец. — Взяла сына на руки. В этот момент услышала, как Ксюша сказала:

— Ты чего разлеглась? Вставай, Наська, чего глаза таращишь, дура? Ты хоть понимаешь, что ты натворила? Государь узнает, точно головы тебе не сносить.

Я успела увидеть, как девушка опять грохнулась в обморок.

— Ксюша, хватит жути нагонять! Ты с ума сошла? Пугаешь девку.

— Прости, Матушка.

— Значит так, уведите её. — Подождала, пока боярышню подняли и вывели. Когда Ксения с Агнешкой вернулись продолжила. — Сегодня, девочки, поедем на подворье Вяземских и будем там до завтрашнего утра. Форма одежды, китель, штаны, сапоги, кивер, сабля и пистоли. Вопросы?

— Почему так, Ваше Величество? — Спросила Паула.

— Потому, что вы должны быть готовы к бою. Возможно сегодня на подворье Вяземских нападут, чтобы похитить или убить меня и Елену. Вот и подождём там татей. — Мои сержант-дамы во все глаза смотрели на меня. Я усмехнулась. — Что девочки? Испугались?

— Не испугались, Матушка. Но если известны те, кто нападёт, то надо воев послать и имать их. — Ответила Ксения.

— Если пошлём, они разбегутся. Да и не выясним кто за этим стоит. А нам надо, чтобы они все повылазили из своих щелей. Вот там их и возьмём. Да не суетитесь. Мы же не одни будем. Палатины будут и солдаты с кадетами Корпуса. И стража городская в засаде сидеть будет. Ещё вопросы?

— Нет вопросов, Матушка. — Ксюша смотрела в пол. Я подошла и обняла её. Она прижалась ко мне.

— Всё будет хорошо, Ксюша. Веришь мне?

— Верю, Матушка.

— Тогда не надо сомневаться, Ксюша моя, княжна, сержант-дама Корпуса. Моя фрейлина. Лопухину, кстати, возьмёте под свой контроль. Ты, Паула и Агнешка. Я посмотрю, получится из неё фрейлина и сержант-дама или нет. Надо будет постараться сделать из неё не дуру, как ты выражаешься. Понятно?

— Понятно, Матушка. — Тяжело вздохнула Ксюша. — Только это будет трудно.

— Ничего, трудности нас закаляют. Знаешь, один великий поэт как-то сказал:

О, сколько нам открытий чудных

Готовят просвещенья дух,

И опыт, сын ошибок трудных,

И гений, парадоксов друг…

— И у тебя будет так же, Ксюша, поверь. А ты будешь именно просвещать Настю. Она сейчас реально дура, но именно ты, Паула и Агнешка откроют перед ней другой мир. Мир, в котором вы живёте. Никто над вами не довлеет. Вы сами можете выбирать свою дорогу. Разве тебе со мной плохо, Ксюша?

— Нет, Матушка. Я счастлива. И я не хочу иной судьбы.

— Тогда следуй ей. И научи Настю. А то наши бояре заперли дочерей в теремах и сидят, как сычи. Ни учиться, ни чего. Только вышивать у окошка, идти замуж, рожать кучу отпрысков или в монастырь. Я сломаю это. Но надо начинать с малого.

Подоспели мои палатины. Смотрели на девчонок удивлённо.

— Матушка, что-то случилось? — Спросил Богдан.

— Случилось, Богдаша. Когда все соберутся, тогда я всё всем и объясню. Ждём.

Прибыл дядька Евсей, полковник Корпуса. Ещё раньше мне завели Гаврилу. Гаврила вообще ни разу в Кремле не был, тем более в резиденции Великого Князя и Великой Княгини. Смотрел испуганно. Мял в руках нервно свою шапку.

Когда все собрались, я обвела их взглядом, улыбнулась.

— Значит так, дорогие мои. Я здесь собрала всех тех, кому верю и доверяю. Поэтому сегодня вы все сделаете то, о чём я вам расскажу. На нас Еленой вновь объявлена охота и наши убийцы уже близко. Но это не значит, что мы просто их встретим раскрыв рот. Так ведь, дядька Евсей, господин полковник?

— Так, Государыня. Скажи кто они и мы их похороним.

— Не всё так просто. Брать сейчас не надо, ибо мы не вырвем скверну с корнем. Будем брать их при нападении. Дядька Евсей, тебе нужно выделить солдат и кадетов старших курсов. Человек сорок. Они должны переодеться в простую одёжку, как у челяди. И при наступлении темноты прибыть на подворье Вяземских, через мастерские Елены. Изображать из себя работных людей и челядь. Оружие, сабли, брони и ружья пусть пришлют на подводах, закрытыми дерюгой. Сверху положите что-нибудь, сено например. Одной-двух телег хватит, чтобы привезти оружие. Твои люди, дядька Евсей рассредотачиваются по всему подворью. Но так, чтобы кто заглянув, подумал, что людишки просто работают на бояр Вяземских. Богдан и остальные, вы едете со мной. Вы мои сопровождающие. Это на виду у всех. По прибытию в терем Вяземских, рассредотачиваетесь по всему терему. Как и мои сержант-дамы. И после этого ждём нападение. Гаврила, тебе отдельное задание. Сколько у тебя головорезов?

— Три дюжины, Матушка.

— Гоняешь их?

— Гоняю, Матушка. В пяти верстах от посадов в лесу нашли поляну. Сделали полигон и полосу препятствий, всё, как ты обсказала и как у кадетов твоих в Корпусе сделано. Вот там их с Марфой и гоняем. И девок она своих тоже там же.

— А дочку то куда деваете? Малая же совсем?

— Так с собой она её возит. Я уж говорил ей, так она руками на меня машет. Говорит не лезь куда не просят. Ну ей виднее, что да как с дитём обходится.

— Дочь то любишь, Гаврила?

— Люблю, Матушка. А как же? Дитё она моё. Да только сына я хотел, а она девку родила.

— А что тебя так смущает, Гаврила? Кого бог дал, того и люби. Будет у вас с Марфой мальчик, поверь.

— Хорошо, я верю тебе, Матушка.

— Вот и славно. Подготовь своих головорезов. Сегодня ночью. Они должны скрытно подойти к подворью Вяземских. Их задача блокировать нападающих, чтобы они разбежаться не смогли. Отрезать пути отхода и бегства. Выловить надо всех, кто попытается скрыться. Задача ясна?

— Ясна, Матушка-Государыня. Всех выловим, кто сбежать попытается. Не беспокойся.

— Пусть оденутся под нищих и убогих. Им не привыкать, так ведь?

— Истинно так, Матушка.

— Вот и хорошо. Тем более, мне не надо тебя учить, как устраивать засады. И всех убивать не нужно. Нужно взять живых, как можно больше. Будем выяснять, кто ещё к этому имеет отношение? Задача всем ясна? Дядька Евсей?

— Всё ясно, Государыня. Я сам на подворье приду. Встретим супостатов.

— Повторяю, всё должно быть скрытно. Словно никто, ничего не знает. Иначе, если они что заподозрят, скроются. Ищи их потом. Если всем всё понятно, тогда идите, готовьтесь.

В этот момент ко мне в кабинет зашёл Великий Князь.

Ему поклонились, а Гаврила бухнулся на колени. Я поморщилась.

— Все свободны! — Повысила голос. Василий смотрел вслед вышедшим. Потом опять взглянул на меня.

— Саша, объясни мне, что происходит?

— Вась, пойдём присядем. — Предложила супругу. В этот момент Костя всё-таки подал голос. Я взяла его на руки, села на лавку, расстегнула платье и сунула ему титьку. Он замолчал, присосавшись к груди. Василий сел напротив меня. Смотрел на сына. Потом поднял глаза на меня. В них был вопрос. — На нас с Еленой опять открыта охота. Самое малое, это полтора месяца идёт наблюдение за Кремлём, за периметром Корпуса и за подворьем боярина Вяземского. Наблюдают внимательно. Скорее всего, уже посчитали сколько людей на стенах, башнях и на подворье. Сколько из них оружных.

— Кто?

— Пока известно о пяти, которые якобы купцы из Хорасана. Но я не верю, что их всего пять. Впятером, даже на подворье Вяземских не нападут. Я уже не говорю про Кремль и Корпус. Слишком мало людей. Должны быть ещё. А сколько их, пока не знаем и где они. А они должны быть. Могут что-то устроить, в качестве отвлекающего манёвра. Возможно, могут поджечь что-нибудь.

— Не дай бог! — Василий перекрестился. Пожары для деревянной Москвы, это было настоящее бедствие. — Тогда нужно их брать.

— Нет, Василий. Пока известно только о пятерых. За ними наблюдают люди Фёдора Мстиславовича. Ведут их плотно.

— С кем из наших общаются?

— В том то и дело, Василий, что такого люди Вяземского не выявили и это настораживает. Если бы они были просто шпионами, то обязательно должны были войти с кем-то из местных в контакт. Это азы разведки. Наладить свою сеть агентов и осведомителей. Но они этого не делают. Значит их цель не получать нужные для них сведения. Они ведут наблюдение, как я уже сказала за Кремлём, за территорией Корпуса и за подворьем Вяземских. Так делают, когда готовят нападение. И они уже здесь долго. Фёдор Мстиславович сказал, что прибыли они месяца три назад сюда. В поле зрения людей Вяземского они попали полтора месяца назад. Если они прибыли сюда с целью похищения или убийства, то здесь они критически долго уже. Так как каждый день промедления увеличивает риск, что на них обратят внимание. Его и так уже обратили. Просто они ещё не знают. Хотя могут начать подозревать, что находятся под колпаком, если кто из людей Фёдора Мстиславовича допустит промах.

— Под колпаком? — Спросил Василий.

— Это такой термин. Понятие такое. Когда за человеком начинают следить, это значит взять под колпак. — Ответила ему.

— Почему не напали до сих пор? Чего ждут?

— Не знаю, Василий, могу только предполагать. Если их цель я и Елена или кто-то из нас двоих, то тут всё сложно. Я постоянно нахожусь в Кремле. А там много охраны, особенно после рождения Константина. Ты же усилил её. Чтобы напасть на Кремль, надо иметь войско. Либо знать потайные ходы, чтобы пройти не замеченным, прямо к нам с тобой в покои. А они о таких ходах ничего не знают, так как давно бы уже осуществили задуманное. Поэтому нападения в Кремле осуществить очень трудно, практически невозможно. Да, я выезжаю в Корпус. Но выезжаю днём. А территория Корпуса, это режимная зона. Посторонних туда не пускают. Напасть на меня днём на территории Корпуса это тоже самое самоубийство. Чужого там заметят сразу. Плюс там много солдат и кадетов. Прорваться не получится. Таким образом остаётся подворье и терем Вяземских. Елена проживает именно там. За пределы подворья не выходит. А если выезжает, то в закрытой карете и под серьёзной охраной. Опять же риск того, что нападение не достигнет своей цели большой. До Елены могут не успеть добраться.

— И что ты решила сделать?

— Я их спровоцирую. Поеду сегодня к Вяземским. Возьму детей. Со мной будут мои сержант-дамы и палатины. До Вяземских меня сопроводит сотня из людей Алексея Кобылы. Но только до подворья. Потом они демонстративно вернуться назад и будут ждать наготове. Я уверена, тати будут наблюдать. Увидят, что к Вяземским прибыла я с детьми. Охраны не так, в их глазах, много. И если для них цель именно мы с Еленой, я думаю другого такого шанса им не предоставится. А они, как я сказала, и так слишком долго тут находятся.

— Если всё так, как ты сказала, Саша, ты хоть понимаешь, какой опасности ты подвергаешь детей? Я не могу этого позволить. Тем более, со своим сыном.

— Не беспокойся. Или ты думаешь, что я сама готова подвергнуть хоть малейшей опасности детей? Никакой опасности не будет. Сейчас, к вечеру, из Корпуса выдвинуться четыре десятка солдат и старших кадетов. Плюс люди Вяземского, которые уже находятся на территории подворья и терема. Плюс три дюжины головорезов Гаврилы Чёрного, подойдут к подворью Вяземских, для того, чтобы перекрыть татям пути к бегству. Когда городские ворота закроются на ночь, необходимо усилить там стражу, как минимум удвоить. Если что-то начнётся, оцепить конной и пешей стражей Армянскую слободу, где селятся купцы из восточных стран. Оцепить так же конными и пешими Татарский конец, Литовско-польскую слободу.

— Почему?

— Во избежания нападения на купцов и разбоя в отношении них и их близких. Мы не должны этого допустить, так как там живут люди ни в чём не виновные.

Василий некоторое время молчал, обдумывая мои слова. Я погладила его по руке.

— Вася, это надо сделать. Надо ликвидировать угрозу, полностью вырвав её с корнями. Для этого, мы должны вытащить их всех. Кто знает куда всё это ведёт и к кому? То, что они не общались с другими, ничего не значит. Возможно, они всё-таки общались, но смогли сделать так, что этого не заметили люди Вяземского. И повторяю тебе, угрозы детям нет никакой. Ну не армия же их в несколько сотен и, тем более, тысяч будут нападать. Максимум несколько дюжин. А с ними мы справимся. Обещаю тебе, что сама тоже на рожон лезть не буду. Детей прикроют мои палатины и кадеты Корпуса.

— Эй, кто там? — Позвал Василий, глядя на дверь. Заглянул Божен.

— Государь?

— Тысяцкого сюда ко мне и Алексея Кобылу. Быстрее.

Божен, молча, исчез за дверью. Первым прибыл Алексей. Он зашёл, поклонился.

— Великий Государь, Матушка-Государыня. Звали?

— Звал, иди сюда, Алексей.

Алексей Кобыла подошёл к нам с мужем. Я повернулась к Алексею боком, так, чтобы ему не было видно мою обнажённую грудь и продолжила невозмутимо кормить сына. Алексей отвёл глаза. Смотрел на Василия. Но говорить начала я.

— Алёша, сегодня, когда я тебе скажу, возьмёшь сотню конных из своих. Сопроводишь меня к Вяземским. Потом сотня демонстративно вернётся. Но коней не рассёдлывать и быть готовыми в любой момент прибыть, как можно быстрее назад к Вяземским. Там оцепить по периметру всё подворье.

— Позволено ли мне будет спросить Великий Государь, Матушка-Государыня?

— Спрашивай. — Разрешил Василий.

— Почему сотня должна уйти, да ещё демонстративно? А наследник тоже поедет?

— Поедет, Алёша. — Кивнула я ему.

— Тогда мне, вообще, две сотни надо брать.

— Не надо, Алексей. — Тут же возразила я. — Именно, должна демонстративно вернуться назад в Кремль. — Видишь ли в чём дело, сегодня ночью, возможно на подворье Вяземских и на сам их терем попытаются напасть некие тати.

— Тогда я не понимаю, зачем убирать воев?

— Так нужно, Алексей. Если твоих людей не убрать, они не решаться и будут выбирать время в другой раз, когда мы будем не готовы. А тут они сами к нам придут тогда, когда мы их будем ждать. Понятно?

— Понятно. Матушка-Государыня приготовила татям западню?

— Верно мыслишь, Алексей. — Улыбнулась я полутысячнику.

— Тогда, Матушка, я тоже останусь. С собой оставлю два десятка.

— Нет, Алексей… Два десятка не надо. Но ты прав, если вся охрана уйдёт, это будет выглядеть подозрительно. Оставишь десяток. Этого будет достаточно.

— А сколько татей ожидается?

— А вот этого мы не знаем. Но не несколько же сотен и тем более, тысяч. Возможно, несколько десятков. Не беспокойся. К подворью скрытно подойдут солдаты и кадеты Корпуса. И со стороны города подойдут ещё три дюжины моих людей. Ну и, наконец, твои люди. Под тобой сейчас пять сотен?

— Да, Матушка. Пусть они все будут в готовности, но ты никому не говори о том, для чего и почему, понятно?

— Понятно, Матушка. Государь? — Алексей посмотрел на Великого Князя.

— Делай, как велит Великая Княгиня. — Ответил Василий. Алексей поклонился. К нам постучался тысяцкий. Разрешили ему зайти. Костик в этот момент наелся и заснул. Я отвернулась от мужчин. Вытащила у него из ротика сосок. Быстро спрятала грудь и застегнула платье. Потом положила малыша в кроватку.

— Мужчины, говорите потише. Княжич уснул. — Сказала им. После чего рассказала всё тысяцкому.

— Государь? Матушка-Государыня, так имать воров надо!

В какой раз я стала объяснять.

— Мы не всех знаем. Этих возьмём, а остальные останутся и затаятся по своим щелям. Надо, чтобы они все повылезали. — Объяснила и растолковала, как и когда нужно будет удвоить стражу на воротах. Когда вывезти на улицы пешую и конную стражу. При этом никто не должен знать, что готовится западня для заговорщиков. Тысяцкий проникся. Поцеловал свой нательный крест.

— Всё сделаю Великий Государь, Матушка-Государыня…