Кира
Комната мадам Фиоры, примыкающая к задней части оранжереи, напоминала логово алхимика-пенсионера. Повсюду пучки сушеных трав, банки с семенами, старые садовые журналы и... неожиданно уютный запах мятного чая и лаванды.
В центре комнаты, расчистив большой дубовый стол от горшков с рассадой, мы развернули мою добычу.
Ткань «Лунная Буря» струилась по дереву, как жидкая ртуть. В свете масляной лампы она казалась то темно-серой, то глубоко-синей, а иногда вспыхивала стальным блеском, словно внутри нитей действительно был спрятан грозовой разряд.
Мадам Фиора провела узловатой рукой по шелку. Её глаза, обычно прищуренные и колючие, сейчас светились почти благоговейным восторгом.
— Где ты откопала это чудо, несносная девчонка? — проворчала она, но в голосе слышалось уважение. — Это же работа мастера Бьорна. Такие ткани не шьют, их укрощают.
— В лавке у старьевщика, — я стояла рядом, скрестив руки на груди, и смотрела на ткань не как на будущую юбку, а как на обшивку гоночного болида. — Он сказал, что это брак. Слишком холодная.
— Брак... — фыркнула старушка. — Дураки. Это шедевр. Ну что ж, Вуд. Давай свои идеи. Только учти: рюшечки и бантики на этой ткани будут смотреться как седло на драконе.
— Никаких рюшечек и бантиков, — твердо сказала я.
Я взяла кусок мела и начала чертить прямо по столу рядом с тканью.
— Смотрите, мадам. Платье должно работать на меня, а не против меня. Основной принцип — аэродинамика. Силуэт — «капля». Максимальное облегание, минимальное сопротивление воздуха.
Фиора подняла бровь.
— А ты точно платье шить собралась?
— Точно, — довольно кивнула я. — Корсет не должен быть клеткой. Это каркас безопасности. Он должен держать спину, но не мешать легким. Если я не смогу вздохнуть, то проиграю.
— Резонно, — кивнула она. — Дальше.
— Юбка. Никаких шлейфов, которые волочатся по полу на три метра. На них наступят, я споткнусь и мой позор будет фееричным. Она должна быть летящей, но управляемой. Разрез вот здесь, — я провела линию от бедра вниз. — Глубокий. Мне нужна полная амплитуда шага. И вентиляция ног.
Старушка хмыкнула, но взяла ножницы.
— Дерзко. Смело. Но с этой тканью по-другому нельзя. Она любит свободу.
Работа закипела.
Это была не классическая швейная мастерская. Это была лаборатория.
Ткань действительно оказалась капризной. Она скользила, пытаясь убежать со стола, и холодила пальцы до онемения. Обычные булавки гнулись о её плотную структуру.
— Держи край! — командовала Фиора. — Она уползает!
— Сейчас зафиксирую, — я прищурилась.
Вместо булавок я использовала свою магию. Касалась ткани кончиками пальцев, и в нужных местах появлялись крошечные ледяные иголочки, намертво скрепляя слои шелка, но не повреждая нити.
— Ловко, — оценила Фиора, прострачивая шов на древней, но мощной швейной машинке, которая тарахтела как дизельный генератор. — Никогда не видела, чтобы лед использовали как наметку.
— Инженерный подход, — улыбнулась я, подавая ей ножницы. — Охлаждение зоны трения.
— Словечки у тебя странные, — фыркнула мадам Фиора. — Но это только плюс. Мне нравится, — кивнула она.
Работа кипела всю ночь. За окнами оранжереи выла вьюга, но здесь, среди трав и стука машинки, было тепло. Мы пили крепкий чай, и Фиора рассказывала мне о своей молодости — как она шила платья для королевских фрейлин, пока те не довели её своими капризами, и она не сбежала к цветам.
— Люди лгут, — говорила она, вшивая в лиф жесткие косточки, которые подготовила заранее. — А растения — никогда. Если ты плохо ухаживаешь за розой, она уколет или завянет. Она не будет улыбаться тебе в лицо, а за спиной поливать грязью.
— Как Элеонора, — тихо сказала я.
— Именно. Поэтому твое платье, Лиана, должно быть честным. Никакой фальши. Только суть.
К рассвету мы закончили.
Мадам Фиора откусила нитку и отступила на шаг, критически оглядывая результат, висящий на манекене.
— Ну, примеряй, — скомандовала она. — Посмотрим, как сядет.
Я сняла свою рабочую одежду и скользнула в прохладный шелк. Он обнял меня мгновенно, словно вторая кожа. Холод ткани смешался с моим внутренним холодом, создавая странное чувство единства.
Я подошла к старинному зеркалу в углу. И забыла, как дышать.
Это было не платье. Это была стихия, пойманная в форму.
Цвет грозового неба переливался при каждом движении. Ткань струилась по телу, подчеркивая каждый изгиб, но не выглядела вульгарно. Она выглядела... опасно.
Лиф держался на тонких, почти невидимых бретелях, открывая плечи и ключицы. Вырез был строгим, геометричным, напоминающим скол айсберга. Никаких кружев, никакой вышивки. Единственным украшением служила сама ткань и сложный крой: драпировка на талии создавала эффект закручивающегося вихря.
Юбка падала вниз тяжелым водопадом, но стоило мне сделать шаг, как высокий разрез на левом бедре распахивался, показывая ногу и давая ту самую свободу движения, о которой я просила.
Спина была открыта почти полностью, до самой поясницы. «Система охлаждения», как я и хотела.
Я выглядела в нем не как принцесса из сказки. Я выглядела как шторм. Как ледяная статуя, которая ожила, чтобы мстить.
— Ну что? — спросила мадам Фиора, глядя на меня через отражение. В её глазах стояли слезы, но она быстро смахнула их. — Аэродинамика в норме?
— Сопротивление воздуха минимальное, — прошептала я, проводя рукой по бедру. Ткань отозвалась тихим шуршанием, похожим на шепот ветра. — Обтекаемость идеальная, — я повернулась к старушке. — Мадам Фиора... Это... это невероятно.
— Это ты невероятна, девочка, — она сурово поправила мне бретельку. — Платье — это просто тряпка. Королевой его делает та, кто его носит. У тебя есть стержень, — она достала из шкатулки пару длинных серебряных сережек, похожих на сосульки. — Возьми. Это мои. Старые, но настоящие. К этому образу нужно серебро, а не дешевые стекляшки.
Я надела серьги. Они холодно сверкнули в волосах.
— Спасибо, — я обняла старушку, уткнувшись носом в пахнущую мятой шаль. — Спасибо за все.
— Иди уже, — проворчала она, легонько шлепнув меня по спине. — Иди спать. Тебе нужно набраться сил перед балом. И помни: ты гораздо сильнее их.
Вышла из комнаты, неся платье как самое дорогое сокровище. Я была готова.