На этом мы с Леной и расстались, она двинулась налево через парк, а я направо к своим Топтыгинским пенатам. Только до квартиры я дошёл не сразу, потому что на пути моём вырос бравый участковый капитан Сизов… весь сизый какой-то, так что он прекрасно оправдывал свою фамилию. Он одиноко сидел на лавочке возле нашего тринадцатого подъезда и лениво отмахивался от мух.
— О, Малов, — обрадовался он, увидев меня, — мне как раз тебя-то и надо.
— Здравствуйте, товарищ капитан, — вежливо поздоровался я, — как жизнь, как семья, как здоровье?
— Спасибо, помаленьку. А с тобой мне бы надо один вопрос закрыть, пойдём-ка в опорный пункт.
— Может здесь вопросы порешаем? — предложил я, — погода хорошая, вон доминошный стол пустует, давайте за ним и поговорим, а?
— Ну пойдём туда, — нехотя согласился он, и мы сели напротив друг друга.
— Заодно можно и козла забить, — вытащил я контейнер с костями из-под стола, — чисто как разрядка для мозга…
— А давай, — согласился капитан и с этим, — мешай.
Я тщательно перемешал кости, вытянул себе семь штук и выставил ребром дубль 1:1. Сизов пристроил к нему 1:3 и продолжил свою тему:
— Зубного врача Файнштейна знаешь?
— Это Самуил Абрамыч который? — переспросил я. — Заходил я к нему на днях, было такое дело…
— И какое же, если не секрет, у тебя к нему дело было?
— Не секрет, зубы хотел полечить. В нашей поликлинике не лечат их, а калечат, новокаина жалеют, хотя он копейки стоит. А Файнштейна мне посоветовали, как хорошего специалиста-стоматолога. Вот и весь секрет.
— Не сходится, — припечатал капитан баян к моим 2:6, - концы с концами у тебя тут не сходятся.
— Какие концы, тщ капитан? — сделал я удивлённую морду.
— Да не работает он никаким зубным врачом, уже полгода как лишён, так сказать, права заниматься врачебной деятельностью.
— Ну надо же, — лихорадочно начал соображать я, — наверно те, кто мне его советовал, не в курсе были… а может он бы мне порекомендовал ещё кого-нибудь, у кого права на месте.
— Ну и что, встретился ты с ним? — продолжил Сизов.
— Не получилось, два раза я к нему заходил, оба раза в один день, позавчера, и его дома не оказалось ни в первый, ни во второй раз. Вот и все мои с ним контакты. А вы с какой целью интересуетесь, тщ капитан?
— Всё очень просто, взяли мы вчера этого Абрамыча, совсем по другому делу, но получит он на этот раз на всю катушку… и при обыске у него обнаружилось… ну угадай что?
— Даже предположить боюсь, — ответил я довольно-таки издевательским тоном, — пистолет Макарова? Алмаз «Шах»? Секретные документы с нашего Завода?
— Кончай придуриваться, — прикрикнул Сизов, — монету мы у него обнаружили, один-в-один такую же, как и у брата Синельникова. Тот же номинал, тот же год, тот же профиль последнего царя. Может, пояснишь, как она у него могла оказаться?
— Так Николай таких червонцев начеканил знаете сколько? — попытался увильнуть я.
— Не знаю — сколько?
— Только в 1899 году больше миллиона штук, а если все года суммировать, то миллионов 30 выйдет. Специально проштудировал один справочник по нумизматике, когда вы мне ту монетку показали, — пояснил я свои знания, — так что эти монетки много у кого обнаружиться могли.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, — строго сказал капитан, — мало ли что там до революции было начеканено, к нашему времени оно отношения не имеет. Бритву Оккама такую знаешь?
Ни хрена ж себе, внутренне восхитился я, какая у нас милиция продвинутая.
— Слышал, — ответил я, — не следует привлекать сложные объяснения, если есть простое.
— Молодец, правильно, — похвалил он меня, — а самое простое объяснение этим летающим червонцам такое — кто-то откопал клад и то ли потерял несколько монет, то ли расплатился ими с другими лицами. И самый главный подозреваемый по этому делу у меня ты, Витя.
Я немного подумал, а потом решил, что скрывать мне уже нечего, и вывалил всё скопом на голову капитана.
— А я и не буду отпираться, что откопал этот клад.
— Так-так-так, — возбуждённо затараторил Сизов, — значит, явку с повинной желаешь оформить? Это хорошо, это тебе зачтётся — ну давай продолжай, раз уж начал.
— А тут немного продолжать-то осталось, — со скрытой усмешкой ответил я, — сегодня в районе обеда я нашёл клад в развалинах Американского посёлка… ну знаете наверно, возле Реки…
— Знаю, конечно, ты не останавливайся, — подтвердил он.
— Нашли мы его вместе с одноклассницей, Леной Проскуриной, потом вызвали корреспондентов нашей заводской газеты, они быстро приехали, всё сфотографировали и застенографировали…
По мере продвижения моего рассказа капитан всё скучнел и скучнел лицом.
— А дальше мы все вместе на редакционной машине поехали в областное управление КГБ… ну которое на Голубева… и там сдали все найденные ценности государству. Взамен получили расписку от Гохрана, могу показать.
И я без дальнейших понуканий со стороны капитана выудил оную расписку, написанную товарищем Абрамовичем, и сунул ему в руки. Он снял фуражку, вытер пот со лба, затем ознакомился с бумагой, затем вернул её мне и произнёс следующее:
— Ты, конечно, думаешь, что самый умный и хитрый…
— Совсем я так не думаю, товарищ капитан, — вклинился я, — с чего вы это взяли?
— Но смотри, — не заметил он моей ремарки, — поскользнёшься ты когда-нибудь на скользкой дорожке…
— Так июль же месяц на дворе, — попытался увести разговор в сторону я, — какие тут скользкие дорожки?
— В общем, я тебе всё сказал… — встал капитан со скамейки, — сейчас ты очень серьёзного врага себе нажил, так и заруби себе на носу.
Да в гробу я видел твои угрозы, мысленно произнёс я, когда у меня сейчас более серьёзная крыша имеется, но вслух сказал так:
— Никак я не пойму, товарищ капитан, что за претензии у вас ко мне? Я отличник, занимаюсь спортом, хожу в театральную секцию, ни в одном нехорошем деянии не замечен… лучше бы Северной командой занялись, чем ставить палки в колеса законопослушным гражданам.
— Не надо учить меня, что мне делать, — бросил напоследок Сизов и растворился в своём опорном пункте.
А я наконец-то добрался до своей родной квартиры, забросил теннисную ракетку на антресоли и сполоснулся под душем. Только было собрался пожарить яичницу с ветчиной (отец принес с работы в заказе, жутко вкусный и жутко натуральный продукт), как затрезвонил телефон. Чертыхаясь, снял трубку и услышал приветливый голос Зиночки-журналистки, которая приглашала меня посмотреть готовый макет статьи. В полном соответствии со своим обещанием. Поблагодарил её три раза, сказал, что подойду буквально через полчаса, а сам сел за стол и съел пережаренную яичницу-глазунью, хотя терпеть её не могу в таком виде… пока болтал по телефону, она и пережарилась слегка.
Ну а следом я побежал в редакцию «Заводчанина», благо это совсем рядом было, в конце проспекта Свердлова, в стеклянном кубе футуристических форм, на третьем этаже.
— О, привет ещё раз, — улыбнулась, увидев меня, Зина, — ты представляешь, из-за этого материала у нас вся редакция на ушах стоит. Главный раза три созванивался с вышестоящими инстанциями и получил полное добро на публикацию. На тебя посмотреть теперь хочет.
— Буду рад познакомиться с таким большим человеком, — вежливо ответил я, следуя транзитом через приёмную в кабинет главного редактора, звали его, судя по табличке на двери, Зозуля Борис Николаевич.
«Зозуля» это ж «кукушка» по-украински, подумал я, а ещё это символ пробуждения природы после зимней спячки — эко тебя занесло-то, Николаич, с бескрайних степей Украины. А оказался он нисколько не большим, а очень средних размеров и вполне себе моложавым товарищем, далеко не дотягивающим до сороковника, в тяжёлых роговых очках и дорогом костюме явно не фабрики «Большевичка».
— Витя? — радостно улыбнулся он мне, — ну тебе повезло, так повезло. Богатым скоро будешь, а после нашей статьи ещё и знаменитым. Садись, чай-кофе будешь?
— А что, и кофе есть? — удивился я, — давно его не пил.
— Зиночка, организуй, пожалуйста, — попросил он, — а мы пока побеседуем. Расскажи про себя поподробнее, — сказал он мне, усаживаясь в своё кресло.
— Охотно, — ответил я, — только ничего же необычного не будет. Живу в Сером Топтыгинском доме, хожу в обычную среднюю школу, с сентября перевожусь, правда, в 38-ю. Занимаюсь в теннисной секции на Торпедо и театральной студии во Дворце. Собственно и всё.
— Отец у тебя большой начальник ведь на Заводе, правда?
— Не такой уж и большой, — осторожно ответил я, — есть там и побольше. Начальник цеха машин малых серий.
Тут вошла Зина с подносом, где стоял кофейник, три чашки на блюдечках и тарелка с конфетками.
— Класс, — восхищённо сказал я, попробовав кофе, — сто лет не пил бразильского.
— Это индийский, — поправила меня Зина, — вот баночка из-под него.
И она выудила откуда-то из-под стола круглую жестяную банку с надписью «Indian instant coffee».
— Богато живут журналисты, — заметил я, — я такого никогда не видел. Очень сильно отличается от кофейного напитка «Балтика».
— Я рад, что тебе понравилось, — заметил редактор, отодвигая чашку, — давай теперь про собственно находку поговорим.
— Пожалуйста, спрашивайте, — предложил я.
— Эти монеты, они тяжёлые? — задал он наболевший вопрос.
— По отдельности нет, около 10 грамм, кажется. Но если их сто штук, то уже достаточно весомо.
— А там и правда Николай изображён?
— Чистая правда, на решке, как сейчас говорят, портрет Николая 2-го в профиль… с бородой, да. И надпись по кругу «Его величество Николай 2 император и самодержец всероссийский». А на орле соответственно орёл, двуглавый, герб Российской империи, плюс номинал монеты и дата выпуска. У всех моих монет номинал был 10 рублей, а год выпуска 1899-й.
— А на ребре у них что-то есть? — задал он неожиданный вопрос.
— Хм… — задумался я, — я специально не присматривался, но какие-то буквы там вроде были… о, вспомнил — там написано, сколько чистого золота в монете.
— А правду говорят, что золото со временем никак не меняется, всё так же блестит? — продолжил пытать меня он.
— Теоретически да, — осторожно заметил я, — золото же инертный металл и в реакции ни с чем не вступает… почти ни с чем. Но как показала практика, помутнения были на всех монетах, вовсе они не блестели, как те, что только что из-под пресса вышли. К тому же это не чистое золото, там его только 90 %, остальное медь, возможно из-за этого…
— А остальные драгоценности?
— Ещё там жемчужные ожерелья были, две штуки, брошки какие-то блестящие и крест с большими красными камнями по всем четырём концам. На фотографиях же это всё видно должно быть…
— Да, повезло тебе, Витя, — который раз повторил редактор, протирая свои очки, — а правда, что ты премию хочешь потратить на реставрацию памятников?
— Угу, есть такое намерение, — подтвердил я.
— А почему именно на памятники? — продолжил пытать меня он.
— Как вам сказать, Борис Николаич, — начал подбирать слова я, — всё моё детство прошло рядом вот с этим увечным пионером и побитым писателем Горьким, и сколько я себя помню, всегда они какие-то страшные были… потёртые жизнью что ли. А хочется, чтобы… чтобы… про это хорошо сказал Жорж Милославский в своей песне, помните?
— Песню из этого фильма помню, конечно, — отвечал редактор, — а в каком месте он про памятники там говорит?
— Про памятники там не было, но вот так он говорил — «тот, кто ждёт, всё снесет, как бы жизнь не била, лишь бы всё, это всё не напрасно было»…
— А дальше там царь говорит «танцуют все», — напомнила Зина.
— Точно, но это уже к делу не относится, — ответил я, — я этот кусочек к тому привёл, что каждый может дождаться того, чего хочет, надо просто этого сильно захотеть… вот и памятники, похоже, дождались своего звёздного часа.
— Лихо завернул, — задумался Борис Николаич, — ну ладно, не буду тебя больше мучить вопросами, иди согласовывай статью… хотя нет, Зина, оставь нас на минутку пожалуйста, одна конфиденциальная тема осталась.
Зина молча вышла из кабинета, а он продолжил.
— Насчёт хотения и дожидания пару слов — знаешь, какая у меня мечта с детства была?
— Даже представить себе не могу, Борис Николаич, — честно ответил я ему.
— Заиметь в коллекцию николаевский червонец — я же коллекционер-нумизмат со стажем.
— Всё понял, товарищ редактор, — поднялся я со своего стула, — я постараюсь, чтобы ваша мечта сбылась… и чтобы всё остальное тоже не напрасно было.
Он мне лихо подмигнул, а я повернулся через левое плечо и строевым шагом вышел из кабинета. Оставил я себе один червонец из клада, оставил, причём запрятал его очень хорошо, как знал ведь, что пригодится — для хорошего человека не жалко. А в статье почти ничего править и не пришлось, так, в паре мест поменял слова местами и ещё одну фразу предложил убрать — Зина согласилась без слов.
А вечером я сидел в своей комнате и сочинял синопсис представления к первому сентября, грызя карандаш фабрики «Сакко и Ванцетти»… если кто-то не знает, кто эти люди, то скажу — рабочие-анархисты, оба выходцы из Италии, жившие в Бостоне, борцы за права рабочих. Их несправедливо обвинили в разбойных нападениях и казнили обоих на электрическом стуле, а прогрессивная общественность подняла их как факел, так сказать, в борьбе за всё хорошее. Но хватит про эти давние дела, давайте лучше про современность…
Результатом моих двухчасовых мучений стал коротенький сценарий на полтора тетрадных листочка — там я честно передрал школьные темы выступлений команд КВНа «Фёдора Двинятина», «ХАИ» и «Новосибирского университета». Всё, что вспомнил, десять штук сценок образовалось, если на каждую по пять минут плюс подходы с перерывчиками — на полтора часа вполне можно растянуть. Пойдёт.
А совсем уже вечером мне позвонил друг мой Колька и предложил выйти на разговорчик — вышел, как тут отказать.
— Привет, — сказал он, — это правда, что люди про клад болтают?
— А что люди болтают? — решил уточнить я.
— Что вы с Ленкой его сегодня нашли и сдали в КГБ.
— Да, Коля, это чистейшей воды правда.
— Это тот самый, из ЛТО?
— Нет, конечно, не было в ЛТО ничего, а тут простое совпадение… — попытался прогнать пулю я.
— Странное совпадение, — изучающим взглядом посмотрел на меня он. — Чтобы за неделю в разных местах найти два клада…
— Один клад, Коля, один — в ЛТО не получилось, а здесь свезло. Как там в песне пелось «тот, кто ждёт, всё снесёт, как бы жизнь не била»…
— «Лишь бы всё, это всё не напрасно было» — автоматически продолжил он. — Ты выходит дождался?
— Выходит, что да…
— И деньги тебе за него дадут? По закону же там 25 % что ли полагается..
— Если не фальшивки это, то да, что-то перечислят… слушай, раз уж мы вместе начинали поиски, то я считаю, что должен тебе — говори, какая у тебя мечта есть, постараюсь выполнить.
Коля смешался и некоторое время молчал, смотря в землю, а потом, наконец, сформулировал предложение:
— Хочу стать знаменитым артистом и сыграть в чём-нибудь типа «17 мгновений весны». Главную роль желательно.
— Ну это, знаешь, что-то из ряда «поймать жар-птицу и зажарить её на сковородке», — ответил я, немного подумав. — Попроще-то ничего нету?
Но видя вытянувшуюся физиономию друга, тут же добавил:
— Мой клад в этой теме тебе никак помочь не сможет, но твёрдо обещаю, что в театральной студии Дворца культуры я тебе точно одну главную роль выторгую… а дальше уж как получится.
— Годится, — коротко бросил Коля, — когда там завтра у вас встреча с начальником студии?
— В два часа, подходи, мы тебя в фойе ждать будем.
— Мы, это кто?
— Ну я, Лена, Таня и наверно Босой подгребёт… хотя я не очень в этом уверен.
— Босой это хорошо, — совсем непонятно бросил Коля, — ну тогда до завтра, Витёк.
Больше в этот день совсем ничего не произошло.