А упало, Б пропало

Глава 16

— Наверно есть, — подумав, ответил я, — но я не слышал. А что Карпов нам хлопал, это совсем неплохо — может и в Полёте мы с тобой поиграем когда-нибудь.

— Нет уж, я лучше в Рейнджерсы пойду, — ответил Джон, и я не понял, всерьёз он или издевается надо мной.

Девочки тоже закончили свою тренировку, мы захватили их с Торпедо и все вместе отправились во Дворец культуры имени Владимира Ильича.

— Нравится мне ваш культурный центр, — неожиданно решила обсудить его Мэри, — он даже побольше нашего Мэдисон-сквер-гардена будет.

— Да нам тоже нравится, — высказал я нашу общую точку зрения с Леной, — а, кстати, вот… давно всё хотел спросить — кто такой этот Мэдисон? Известный спортсмен что ли?

— Нет, — ответил Джон, — Мэдисон это американский президент, четвёртый по счету. Этот стадион стоит на Мэдисон-авеню, поэтому наверно и название такое получил.

— Понятно, — ответил я, — тогда наш Дворец можно было бы назвать Ленин-кэлчурал-пэлэс.

— Точно, — рассмеялась Мэри, — мы его так теперь и будем называть. А что мы там сегодня делать будем?

— Всё просто, — разъяснил я, — есть идея нового спектакля, на этот раз по мотивам романа Булгакова, «Мастер и Маргарита» называется, не слышали?

— Я слышал, — отозвался Джон, — только он, по-моему, немного подпольный… официально его как бы и нет, только перепечатанные копии в народе ходят.

— Есть такое дело, — согласился с ним я, — не совсем самиздат, но и не поощряется к распространению. Однако театр на Таганке, насколько я знаю, поставил пьесу по этому роману, надеюсь, что и у нас все получится.

— На Таганке… — наморщил лоб Джон, — это где играет ваш известный бард Высоцкий?

— Именно, и не только он, там еще и Золотухин, Смехов, Филатов и Бортник.

— Я слышала, — встряла в разговор Мэри, — что у вас очень популярны записи Высоцкого на магнитных плёнках…

— Правильно, популярны, — ответила ей Лена, молчавшая до этого, — могу, кстати, дать послушать, у меня как раз две кассеты новые появились.

Мэри согласилась, и на этом мы и вступили в храм культуры и искусства при Заводе. Светлана Владимировна была занята и сказала нам подождать, а я тем временем отозвал в сторону Джона.

— Я насчёт Тани, — сказал я ему, — поговори хотя бы с девчонкой-то, а то пропадает человек совсем.

— Я не отказываюсь, — хмуро отвечал мне он, — поговорю, но боюсь, любви у нас не выйдет, не нравится мне она.

— А ты воспринимай это, как творческое задание… как роль в спектакле — на сцене же не в самом деле влюбляются и умирают, вот и ты так же…

— Окей, договорились, — всё так же хмуро отвечал мне он, а я добавил:

— Сейчас наверняка будут выбирать основу для будущего спектакля, так я вот что скажу — мне не с руки сразу предлагать Булгакова, что-нибудь другое вкину, а когда это отметут, тогда ты выйдешь на первый план с Мастером, ладно?

— А почему я? — спросил Джон.

— Ты лицо незаинтересованное, к тебе лучше прислушаются.

Джон немного подумал и кивнул, а тут и директорша освободилась и позвала всех нас к себе в кабинет, а там уже и Танюша сидела вместе с Арменом Тиграновичем.

— Ну, что, мои хорошие, — так начала свою речь Светлана, — на премьере у нас был большой успех, а поэтому что?

— Что? — эхом переспросил я.

— А то, что надо ковать железо, пока оно горячее. Готовить следующий спектакль, и желательно побыстрее. Какие будут предложения?

— Раз уж мы завязались с классикой, — предложил я, видя, что никто не горит желанием высказаться, — надо идти дальше по этой же дороге. Вслед за Шекспиром, может быть, Мольера поставим? Ну, не прямо вот его, а вольное переложение на современную почву.

— И что ты хотел бы взять у Мольера? — с видимым удивлением спросил Тиграныч.

— Да господи, — начал рыться в памяти я, — да хоть «Мнимого больного».

— Слишком сложно и слишком непонятно для нашего зрителя будет, — огласила своё решение Светлана, — следующее предложение давай.

— А чего всё я-то, — огрызнулся я, — пусть другие что-то предложат, — и пихнул в бок Джона.

Тот прокашлялся и поднял руку:

— Можно мне? Я в Америке недавно прочитал роман Булгакова, и он мне очень понравился. Может быть его?

— И что за роман? — спросила Светлана, — Белая гвардия?

— Нет, Мастер и Маргарита, — поправил её Джон.

— Хм… — задумалась она, а тут уже я вылез со своей ремаркой про Таганку, что дескать там всё гладко прошло.

— Ставят, говоришь… — ответила она, глядя в окно на стаю ворон, — я проверю. Если подтвердится, тогда и мы попробуем… сценарий-то напишешь?

— За неделю, Светлана Владимировна, всё в лучшем виде будет. А лучше Тани никто Маргариту не сыграет.

Таня аж раскраснелась от этих моих слов — сразу видно было, что предложение ей понравилось, а я продолжил:

— А Мастера пускай вот Джон на себя возьмёт, мне кажется, что у него получится.

— Ну это мы ещё проверим, — вставил свои пять копеек Тиграныч, — есть ли у него вообще актёрские способности.

— Конечно проверяйте, — не стал сопротивляться Джон, а я не утерпел и ещё одно предложение выдал:

— А я бы от роли Коровьева не отказался — с тех пор, как в первый раз прочитал этот роман, всё время этого хотел.

— И тебя мы тоже проверим, — меланхолично ответил Тиграныч.

— А лучше меня вы никого на роль Геллы не найдёте, — вдруг высказалась Лена.

— Давайте прекращать подбор актёров, — решительно прервала нас Светлана, — значит Мастера и Маргариту утверждаем, это раз, через неделю ждём сценарий от Виктора, это два. А всё остальное будем решать в рабочем порядке и по сложившейся обстановке, это три. Есть вопросы?

Вопросов ни у кого не нашлось, все начали собираться к выходу, но меня Светлана неожиданно попросила задержаться. Я и задержался, предчувствуя неприятные объяснения.

— Ты вчера Таню из деревни привёз? — сразу перешла к основной теме она.

— Да, — уныло не стал оспаривать очевидного я, — вместе с Леной.

Про Джона не стал уже упоминать, ну его.

— Она вечером сама не своя была — может подскажешь, что с ней происходит в последнее время?

Значит, про попытку самоубийства дочки она не знает, подумал я, и то ладно.

— А вы сами не догадываетесь? — решил поиграть в вопрос на вопрос я.

— Да я-то может и догадываюсь, но хочу от тебя это услышать.

— Ну ладно, слушайте… влюбилась она, в этого американца. А он этого как бы не замечает… вот и вся разгадка.

— Я тоже так думала, но на место американца тебя вообще-то примеривала, — ответила Светлана, внимательно оценивая мою реакцию.

— Было у нас что-то вроде флирта, — поспешил успокоить её я, — но давно, когда мы в ЛТО работали, и недолго, неделю, может. Но всё это быльём поросло — теперь у меня Лена есть, больше никого не надо.

— Ладно, иди уже, — откинулась она на спинку кресла, — но за Таней присмотри, пожалуйста, если сможешь… в её возрасте разные глупости легко делают.

— Я постараюсь, Светлана Владимировна, — заверил её я и закрыл за собой дверь.

А вечером мне неожиданно позвонил друг мой Колька и предложил выйти на разговорчик — я и вышел, мне нетрудно. Зашли за угол, сели на лавочку, тут он меня и огорошил:

— Слышал про зубного врача?

— Да про него весь район уже слышал.

— Сегодня, люди говорят, нашли убийцу…

— Очень интересно, — положил я ногу на ногу, — а люди не говорят, кто он, этот таинственный убийца?

— Говорят, — хмуро отвечал Коля, — что это наш бывший участковый.

— Да ты чё… — только и смог ответить я, — Сизов в смысле?

— Он самый… повязали его с золотом на кармане… в смысле в квартире — один в один совпало с тем, что у Файнштейна пропало. И ещё люди говорят, что два царских червонца там промелькнуло.

Это мне совсем не понравилось.

— А если не секрет, откуда у тебя такие сведения про это… ну что люди говорят-то? — между делом поинтересовался я.

— Тебе, как старому другу, так и быть, скажу — мой двоюродный брательник в ментовке работает, в Центральном отделении. Он и рассказал.

— Похоже, что меня опять на допросы таскать начнут, — вздохнул я, — из-за этих долбаных червонцев.

— Иди в отказ, — быстро посоветовал мне он, — твоё дело абсолютно чистое, всё, что нашёл, ты сдал в этот… в Гохран что ли. А больше ничего не знаешь.

— Да больше мне ничего и не остаётся, — ответил я.

А потом задал таки ещё один вопросик:

— А куда отвезли этого участкового, не знаешь случайно?

— Знаю, — всё тем же убитым голосом отвечал Коля, — в СИЗО на Гагарина. Камера номер 215, если интересно.

А потом он вдруг добавил:

— А ещё знаю, что вы там новую постановку затеяли, а меня не позвали — чего это так?

А ведь и верно, совсем выпал у меня этот момент из башки, уныло подумал я, теперь давай выкручивайся.

— Почему не позвали, вот я сейчас зову — через неделю первый сбор по этой теме, мне надо сценарий вчерне набросать, а тебе я могу дать на выбор такие роли… Воланд, раз, Бегемот, два, и администратор театра «Варьете» Варенуха, три.

— А Коровьев? А Мастер? — тут же начал уточнять Коля.

— Мастер уже намертво занят, а Коровьева мне предложили… но в принципе можно и поменяться, если сильно захочешь.

— Воланда я не потяну, — честно признался он. — А вот всех остальных запросто… ладно, поговорим поподробнее через неделю… и ещё я тут краем уха слышал, что у тебя какие-то тёрки были с Васей Синим, это так?

— Скорее это у Джона были с ним тёрки, а не у меня… но я тоже участвовал.

— И что там по итогам тёрок вышло?

— Вышло соревнование на мотоциклах, кросс по пересечённой местности — кто выиграет, тот и прав будет.

— Интересные дела… — задумался Коля, — значит ты будешь на своём ИЖе гоняться? А с кем и где?

— Не я, Джон будет гоняться, за тренера в этом соревновании буду. А кросс будет возле Длинного озера послезавтра. Приходи, кстати, поболеешь.

— Окей, — ответил он с уже несколько прояснённым лицом, — как говорит твой американский друг, приду. Да, и последний вопросик — чего там с Танюшей-то?

— А я у тебя хотел то же самое спросить, — парировал я, — отношения-то с ней не у меня, а у тебя кажется были.

— Закончились все наши отношения, — опять погрустнел Коля, — вчера она мне безобразную сцену устроила… возле озера в парке. Сказала, чтоб я никогда к ней не подходил.

— А она мотивировала чем-нибудь ваше… ну расставание? Или без объяснений обошлась?

— Сказала ещё пару тёплых слов, как же… что я задрот и лох, а с такими ей встречаться впадлу… примерно так, только более приличными словами.

— Понятно, — вздохнул я и мысленно решил, что про две попытки самоубийства я ему говорить не стану. — Ну я пойду тогда, а то там родители наверно меня обыскались уже.

А родители не сказать, чтобы уж совсем меня обыскались, но мама спросила достаточно строго, где я шляюсь с утра до вечера.

— Так я же вчера говорил, — начал оправдываться я, — сначала тренировка, потом репетиция… ну не совсем репетиция, но подготовка к ней… потом с другом Колей поговорил о делах наших скорбных, так и получилось, что до самого вечера.

— Тебя спрашивал этот… — вступил в разговор отец, — который редактор нашей газеты…

— Борис Николаич? — уточнил я.

— Да, самый он. Просил, чтоб ты с ним связался.

— А по какому поводу, он не упомянул?

— Нет, просто сказал, что поговорить надо. И ещё я насчёт номеров на мотоцикл договорился — завтра к двум часам подъедешь в районное ГАИ, спросишь там майора Седых, он всё устроит.

— Вот спасибо, — обрадовался я, — одной заботой меньше. А про зубного врача ничего нового не слышали?

— Я слышала, — отозвалась мама, — краем уха, что нашли преступника, и он сейчас в СИЗО показания даёт.

— А кто этот таинственный преступник, край уха ничего не слышал?

— Про это пока молчок. Говорят ещё, что много золота у него нашли, и в монетах, и в самородках. Вот откуда такие твари в нашем рабочем городе берутся?

— А под тварями ты кого понимаешь? — осторожно решил уточнить я, — преступника или зубного врача?

— Да оба они два сапога пара, но убивать людей не надо, даже таких, — отрезала она, — мой руки и садись есть.

А чуть позже вспомнила ещё один момент:

— Как там твои американские друзья-то поживают?

— Да вроде не жалуются… пока, — отвечал я, — а что?

— В гости-то не забудешь их позвать?

— Я всё помню, мам, в воскресенье в два часа, — и на этом я наконец замолчал и принялся за первое блюдо, окрошка у нас закончилась, на этот раз это были щи из свежей капусты.

А потом я ещё и домашнее задание сделал, представляете… по алгебре письменно, а по литературе, географии и химии устно — на литературе мы приступили к Александр Николаичу Островскому и его пресловутой «Грозе», ага, там где Дикой с Кабанихой и Кудряшом, а ещё «Отчего это люди не летают, как птицы» и «Луч света в тёмном царстве». Тоска смертная, «Бесприданница» хоть немного поживее, но она в школьные хрестоматии не попала, из-за излишне выпяченной любовной линии наверно, нечего девятиклассникам про такое знать, решили наверху.

Редактору я честно позвонил на тот номер, что он мне на бумажке когда-то написал, но ответом были только длинные гудки. Ушёл наверно домой, подумал я, ладно, до завтра подождёт, не развалится.

А ночью мне очередной кошмарный сон приснился, в нём Ильич с Пионером и Болотняником, одетым в косоворотку и смазанные сапоги, гонялись по нашему двору на Харлеях-Давидсонах. Причём Пионер первым к финишу пришёл, заглушил мотор и сел рядом со мной на лавочку у доминошного стола.

— Ну чё, Витёк, рассказывай своим боевым товарищам, как жизнь протекает.

— Будто ты сам не знаешь, — огрызнулся я, — как река Терек — быстро и бурно.

— Никогда не бывал на Тереке, — сказал подошедший с другой стороны Ильич, — на Волге родился, на Неве жил, на Каме учился полтора года, на Енисее, когда в ссылке сидел, на Темзе, на Сене и на Рейне неоднократно, а на Тереке не пришлось.

— Да я тоже там не был, Владимир Ильич, — честно признался я, — так, к красному словцу пришлось… у Лермонтова только читал про этот Терек.

— Да что вы всё про реки, да про реки, — это уже вступил в диалог Болотняник в косоворотке, — нет бы про болота поговорили.

— Отстань ты со своими болотами, — цыкнул на него Пионер, — и так вчера запугал парня до икоты своими болотами. Давай лучше про мотогонки…

— А чего про них говорить-то? — это я уже спросил, — тем более, что гоняюсь не я, а наш американский друг.

— Не скажи, Витя, — Ильич достал из кармана пачку папирос и закурил, — от этой гонки многое будет зависеть. Так что постарайся уж, не подведи нас.

— Хорошо, я постараюсь, — согласился я, — всё возможное сделаю.

— А мы тебя не ограничиваем, — ехидно подколол меня Болотняник, — делай невозможное.

— А кстати, — не стал я реагировать на эти подколки, — чего это ты там буровил про возврат клада на место? Порожняк прогнал или мне и в самом деле суетиться пора?

— Уж и пошутить нельзя, — обиделся тот и отвернулся в сторону.

— Надо ж, какие тут шутники собрались, прямо филиал программы «Вокруг смеха».

— Ладно, проехали мы этот момент, — Ильич докурил папиросину, забычковал её и сунул в карман пальто, — вот что, дорогой Витя, я тебе скажу… это наш последний визит…

— Крайний, Владимир Ильич, так вроде сейчас принято говорить, — поправил его я и не угадал.

— Последний, Витя, последний во всех смыслах, так что наматывай на ус нашу последнюю установку.

— Понял, Владимир Ильич, был неправ, Владимир Ильич, — извинился я, — со всем вниманием слушаю всё, что сочтете нужным.

Пионер посмотрел на Ленина и сказал за всех:

— Берегись Кабанихи, вот и вся подсказка.

— Ничего себе, — аж присвистнул я, — подсказочка. А пояснить, при чём здесь персонаж пьесы Островского?

— Пояснений не будет, сам разберёшься, — сурово отрезал Пионер. — И ещё можешь задать вопрос, только один, мы на него постараемся ответить.

Я пораскинул мозгами, собирая воедино разбредшиеся мысли, и выдал один наболевший вопросик:

— Кто убил Файнштейна?