А упало, Б пропало

Глава 10

На площадке была тренировка какого-то молодняка, явно не старше нас с Джоном, слева крутили змейку между выложенными на лёд шайбами, а справа проверяли на прочность вратаря. Тренер же Окунев стоял у бортика в районе судейского столика и периодически отдавал команды тренирующимся.

— Добрый день, Степан Игнатьич, — поздоровался я с ним, меня Витя зовут, а его Джон.

— Привет, — нехотя буркнул тренер, кинув на нас быстрый взгляд, — чего надо?

— Мне ничего, а вот Джон хочет записаться в вашу хоккейную секцию, так-то он в молодежке Нью-Йорк Рейнджерс играл (правильно, Джон?), но так сложилось, что в ближайшие полгода будет жить и учиться в нашем городе. Не хочет терять форму, короче говоря…

Окунев вытаращил свои и так немаленькие глаза на нас обоих, так что они совсем уже расширились до невероятных размеров.

— А ты не гонишь? — задал он мне такой немудрящий вопрос.

— Можете справиться в 38 школе, если не верите, — ответил я.

— А сам-то Джон умеет говорить? Чего это ты за него всё озвучиваешь?

— Умею, — подал голос Джон, — просто я очень скромный и не привык перебивать других.

— Значит, говоришь, в Рейнджерсах играл?

— Да. Два года занимался на Мэдисон Сквер Гардене.

— И на какой же позиции ты там занимался?

— Левый крайний нападающий.

— В Рейнджерс же сейчас Эспозито играет, да?

— Только что перешел из Бостона. А так-то у нас самый известный игрок это Брэд Парк…

— Да-да, был такой в суперсерии… против Харламова персонально играл. Ну и чего стоим? Быстро переодеваться и на лёд — покажешь, чему тебя там в Америке научили, — скомандовал Окунев Джону, а потом добавил лично для меня, — тебя это тоже касается.

— Есть переодеваться и на лёд, — взял под козырёк я, и мы вдвоём скрылись в подтрибунном помещении.

В лабиринте коридоров мы там быстро разобрались, а на вопрос какого-то там унылого хозяйственника я ответил, что Окунев приказал выдать нам форму и клюшки, что он и сделал без лишних вопросов. Подходящие размеры нашлись быстро, Джон, правда, долго морщился от запашка, стирали эти штаны с майками явно не каждый раз. И вот мы уже полностью готовые к бою и походу переваливаем через бортик.

— Стоп, — скомандовал со своего места Окунев, — эти двое новички, сейчас они покажут, чему их научили там, откуда они к нам пришли. Для начала покажите технику катания — вперёд, назад, повороты, виражи в обе стороны, резкое торможение у борта, поехали.

Мы с Джоном разогнались параллельными курсами, у противоположного бортика резко затормозили, выбросив по фонтану льда из-под коньков, потом он заложил левый, а я соответственно правый вираж. Ну и назад мы вернулись задним ходом.

— Хорошо, теперь владение клюшками — ведение, дриблинг, прием и передача друг другу.

Сделали и это, я не так, чтобы блестяще, а у Джона всё отлично получалось.

— Теперь по десять бросков и щелчков вот по этим воротам, Антон, вставай и лови, — сказал он вратарю в решётчатой маске, — по очереди бейте.

Выполнили и это упражнение, Джон забил три из десяти, я две.

— Теперь спарринг, ты, американец, становишься на левый край, а ты идёшь в защиту справа, с ними вместе Петя, Сеня и Толик. Вы впятером в другой команде (махнул он рукой группе, жавшейся с правой от него стороны).

— Ну держись, Джон, — сказал я ему, проехав мимо, — я за тебя вписываюсь.

— Спасибо, Витя, — ответил он, — я тоже тебя поддержу. Как там мушкетёры говорили… один за всех и…

— Все за одного, — закончил я. — У нас эта фраза немного по-другому звучит: пацан сказал — пацан сделал…

Ну и далее мы выдали всё, на что способны… Джон-то ладно, скажете вы, но ты-то, Витёк, где научился в хоккей гонять? А я вам отвечу — в своём дворе, где же ещё. И на соседнем стадионе под названием «Волга», да-да, том самом, где стоит Пионер с отбитой рукой. Зимы в России длинные, с ноября по март месяц включительно лёд у нас везде лежит абсолютно естественный, так что всё своё счастливое детство я проводил на катках… на Торпедо, кстати, тоже заливали лёд, на футбольном поле большой каток был, а на теннисных кортах, которые сбоку, маленькие. Там мы тоже резались двор на двор, квартал на квартал и школа на школу.

Напарники у нас были аховые, если честно, я на них не надеялся совсем, сказал только второму защитнику, чтоб пасовал сразу мне, если шайбу вдруг поймает. А Джон то же высказал двум другим нападающим. Ну а мы уже вдвоём закрутили карусель не хуже, чем в Парке культуры и отдыха, которая цепочная. Через пять минут счёт был 6:1 в нашу пользу, пять голов Джон положил, оставшийся я закинул в открытый угол ворот противника… вратарь у них так себе был, у нас всё же получше. А тут и Окунев свистнул окончание.

— Вижу, что научили тебя в Америке неплохо, — буркнул он Джону, — приходи завтра в пять вечера. А ты где так научился играть? — перешёл он ко мне.

— Самоучка, — выкрутился я, — а что, понравилось?

— На первый раз сойдёт… тоже вместе с Джоном приходи, поставлю тебя в центр, нечего тебе в защите делать.

— Хорошо, — кивнули мы с Джоном практически одновременно, а потом пошли переодеваться.

— Ладно, что хотя бы здесь у вас душ есть, — сказал Джон, выползая их душевой.

Остальные ребята смотрели на нас, как на верблюдов в зоопарке — не каждый же день к ним в команду люди из-за океана приезжают. Познакомились… я тут же забыл, как кого зовут, на имена у меня память не очень. Ну не страшно, по ходу дела вспомню.

— Сразу во Дворец пойдём? — предложил я, — пора уже… только Лену с Мэри заберём.

А они как раз заканчивали весьма напряжённый матч, как я заметил — пот с обеих градом лился.

— Какой счёт? — спросил я у тренера.

— Шесть-шесть, — ответил он, — тай-брейк идёт.

— И кто лучше играет на ваш взгляд? — продолжил допытываться я.

— Они обе достойны друг друга, у меня никогда таких сильных учеников не было.

— А я, похоже, завязал с теннисом, — честно сказал я ему, — меня в хоккейную секцию берут, с руками отрывают.

— Жалко, — отвечал тренер, — но ничего не поделаешь. А может в двух секциях сразу будешь заниматься?

— Я подумаю до завтра.

А Мэри тем временем таки склонила чашу успеха на свою сторону и выиграла тай-брейк. Мы с Джоном вежливо поаплодировали им обеим.

— Давайте в темпе переодевайтесь и нам уже на спектакль пора, — крикнул я им.

— На какой спектакль? — поинтересовался тренер.

— Во Дворец, мы там ещё и в театральной студии занимаемся.

— Ну тогда ты точно две спортивные секции не потянешь, — заверил меня он.

Через четверть часа мы уже входили в холл Заводского Дворца через тяжёлые дубовые двери. Как ни удивительно, но там толпился народ в лице школьников разного возраста — наверняка ведь на наш спектакль прибыли.

— Так, друзья, — начал командовать я, — Лена идёт в гримёрку, я к директору студии, а вы двое можете пока походить по этому очагу культуры, тут интересно. А потом я вас в зал провожу.

— А можно мне тоже в гримёрку? — попросила Мэри, — никогда не была за кулисами театра.

— Можно конечно, — просто согласилась Лена, — пойдём.

— Ну а я тогда с тобой к директору схожу, можно? — попросил Джон.

— Да без вопросов, ей наверно тоже будет интересно познакомится с американцем.

— Ей? — переспросил он, — значит директор у вас женщина?

— Ну да, — ответил я, — а что, нельзя? У нас гендерное равенство, между прочим, еще в 17 году провозгласили.

Светланы Владимировны в своём кабинете не оказалось, пришлось искать её ближе к закулисью сцены. Она стояла там в уголке и тихо обсуждала какие-то дела с Таней и Колей.

— О, — обрадовалась она мне, — а вот и сценарист подтянулся, мы тут внесли небольшие правки в окончательную версию, так что можешь посмотреть и утвердить.

— Да ладно, я вам и так верю — хуже не сделаете, — заверил я её, — познакомьтесь, кстати, это Джон, он из Америки приехал и тоже хочет приобщиться к высокой русской культуре.

Светлана с интересом изучила фигуру Джона и ответила примерно так, как я и ожидал:

— А ты не гонишь? Прямо-таки из Америки?

— Прямо оттуда, — подтвердил Джон, — из города Нью-Йорка.

— И что ты у нас тут делаешь?

— Учусь в той же школе, что и Витя, — отвечал тот.

— С ума сойти, — наконец-то нашла нужные слова директорша, — надо будет тебя привлечь к следующей постановке… но мы отвлеклись — что там у нас с костюмами?

А Таня с Колей тем временем тоже слегка обалдели от новой вводной и смотрели на Джона примерно так же, как малолетние детишки на новогоднюю ёлку.

— Ну чего уставились? — пошутил я на этот счёт, — американцев что ли никогда не видели?

— Не, — честно признался Коля, — только в телевизоре и в газетах, а вживую никогда.

— Успеете ещё насмотреться, он до Нового года здесь жить будет — давайте лучше настраивайтесь на спектакль, а то запорете премьеру, не дай бог.

— Витя, а ты суфлёром не хочешь поработать? — спросила меня директорша, — а то у нас такой штатной единицу нет, а ты всё равно от игры свободен… заодно будешь ценные указания раздавать, если вдруг кто-то что-то не так сделает…

— А что, мне эта идея нравится, — развеселился я, — вписываюсь суфлёром.

— Может и меня к чему-нибудь приспособите? — неожиданно попросил Джон, — хоть занавес раздвигать — я сумею.

— Решено, — решительно разрулила тему Светлана, — будешь временным рабочим сцены. Кроме занавеса у нас тут ещё и круг есть, который вращать надо, к нему тоже могу тебя приставить, пойдём — покажу где тут и что.

И мы остались втроём с Таней и Колей.

— Ну как, коленки не дрожат? — спросил я сразу у обоих.

— Да мы как-то и про спектакль забыли с твоим американцем, — весело отвечала Таня, — теперь ничего не дрожит. Слушай, а мне тоже нельзя в вашу школу перевестись? Там у вас такие дела закручиваются…

— Сейчас конкретно наверно нельзя, все классы сформированы и заполнены. Но через месяц-полтора можно будет вернуться к этому вопросу… у нас очень сложно учиться, обещали, что к концу первой четверти вышибут какой-то процент не вписавшихся в систему, вот тогда уж…

— Ловлю тебя на слове, — сказала Таня, а Коля добавил, — и я тоже туда хочу.

— Ладно, записал в свой ежедневник, — ответил я, — а сейчас идите готовиться, народу обещает быть полный стадион… зал то есть, смотрите не облажайтесь.

И тут они ушли по своим гримёркам, а меня отвёл на новое рабочее место набежавший Армен Тигранович… видок у него, между нами, тот ещё был, трясло его, как в тропической лихорадке, переживал, видимо…

В суфлерской будке было пыльно и грязно, и ещё запашок там стоял такой, специфический… театром видимо пахло. Тиграныч сунул мне пухлую папку со сценарием, предупредил, чтоб громко не орал, а то в зале услышат, и на этом очистил горизонт. А я начал обживаться на новом месте… не, ну всё новое всегда интересно же, а суфлёром я никогда не работал. С большим трудом вспомнил, что об этой профессии говорил Станиславский — верхняя половина, так кажется сказал он, у суфлера нагревается светом софитов, нижняя в темноте и сырости, а в нос всё время летит пыль, которую поднимают актёры. Хорошего мало, прямо скажем.

А тут и третий звонок незаметно прозвенел, а занавес тихонечко раздвинулся в разные стороны, не иначе Джон за свою работу взялся. И на сцене обнаружились картонные декорации, изображавшие с одной стороны средневековую Верону (башня с красно-черепичной крышей плюс стена жилого дома с балконом), а с другой — обычную советскую школу и памятник Горькому при ней). Из-за кулис откуда-то раздался глухой демонический голос, зачитывая запевку пьесы:

— В двух семьях, равных знатностью и славой,

В Вероне пышной разгорелся вновь

Вражды минувших дней раздор кровавый,

Заставив литься мирных граждан кровь.

А далее на сцену вышли Сёма-Ромео с Леной-Джульеттой вкупе с Коляном, который кроме Тибальта здесь изображал ещё и самодеятельного школьного режиссёра, и понеслось…

Я старательно зачитывал тексты, кои предстояло произнести действующим лицам, и сам временами хрюкал от смеха — всё же я постарался и припомнил самые забойные шуточки из КВНов времён второй волны. Две противоборствующие веронские семьи у нас, ясное дело, поменялись на две непримиримых молодежных группировки, в одной из которых ясно читалась Северная группировка. Причём по моему совету Тиграныч вменил Северной группировке ярко выраженный кавказский акцент (не «е», а «э» и частое употребления слов «слюшай» и «да»), а их соперникам прибалтийский с растягиванием гласных и заменой «д» на «т». Ну а любовь… что любовь — она вневременная и безальтернативная.

Краем уха я ловил реакцию зала, и она мне в общем и целом понравилась. А тут и антракт подошёл — я вылез из своего суфлёрского узилища, отряхнулся немного и пошёл искать Лену с Коляном, дабы высказать им слова поддержки и горячего одобрения. Но наткнулся вместо них на Танюшу, пребывающую в очень расстроенных чувствах.

— Ты чего такая грустная? — спросил я её, — всё же совсем неплохо движется…

— Так вся слава твоей Леночке достанется, — зло бросила она, — а я как обычно сбоку-припёку.

— Так, — озадачился я, — давай славой будем меряться, когда второе действие закончится. А то ведь вместо неё и провал может быть… его ты тоже у Леночки оспаривать будешь?

— Ничего ты не понимаешь, — почти выкрикнула она и скрылась в коридорах, явственно рыдая.

Ну ё-моё, подумал я, только этого ещё не хватало. Но тут же наткнулся на большую группу, оживлённо обсуждавшую спектакль. Тут и Лена с Колей были, а ещё Семён, естественно, плюс оба наших американца и руководители — Светлана и Тиграныч.

— А вот и главный виновник торжества явился, — сказала мне Светлана, — как там в суфлёрской будке сидится?

— Пыльно и скучно там, — ответил я, — тяжела профессия у суфлёра. Только почему я главный виновник-то?

— Ну а кто же всё это придумал, не ты разве?

— Инициатива от вас исходила, — решил я польстить ей, — без вас, стало быть, ничего этого и не было бы. А можно вас на минуточку?

И я увёл директоршу за локоть в сторонку.

— Что-то мне настроение вашей дочери не очень нравится, по-моему, у неё нервный срыв намечается — поговорили бы с ней…

И далее я пересказал Светлане подробности нашего недавнего разговора. Она молча кивнула и удалилась искать Таню, а я опять присоединился к этой группе.

— Как оно, занавес-то раздвигать? — поинтересовался я у Джона.

— Ничего сложного, — ответил он, — там усилитель стоит из шестерёнок, усилий почти не надо прикладывать. Во втором действии круг на сцене буду крутить, вот там, говорят, посложнее будет.

— А вообще как впечатление? По сравнению со Штатами, например?

Ответила вместо него Мэри.

— Нравится… у нас в Нью-Йорке целая куча театров на Бродвее, но я ни разу ни в одном не была. Надо будет сходить, когда вернусь — тогда и сравню.

А ведь и верно, вспомнил я не к месту, на одном Бродвее этих театров штук сорок наверно. Но ставят они, в основном, мюзиклы — Кошки там разные, Призраки оперы и всё такое.

— Надо было ещё музыки в наш спектакль добавить, — заметил я, — тогда более близко к бродвейскому искусству было бы…

— Да, музыка не помешала бы, — согласилась Мэри, — но и без неё неплохо получается.

Тут вернулась директорша, ведя за руку дочку.

— Мы обо всём договорились, — сразу же сказала она, — у нас всё хорошо, правда, Таня?

— Правда, — с заметным усилием выдавила из себя Таня.

— Вот и славно. Так, все по своим местам — второе действие начинается. А ты чего стоишь? — персонально обратилась она ко мне, — бегом в свою будку.

И я побежал бегом на своё рабочее место, глотать пыль со сцены и подсказывать в нужных местах нужные слова…