Пламя революции вспыхнуло резко и неожиданно, не будет даже ошибкой сказать, что произошёл взрыв. За считанные мгновение локальные стычки превратились фактически в полномасштабный конфликт. Губернатор мобилизовал все силы, а силы порядка при поддержке лучших подразделений Мологоста равняли с землёй целые кварталы в столице, подрывая канализации и обрушивая дороги на дно.
Кровь лилась в сточные каналы, преступность взлетела до критических показателей. Пока культисты взрывали бронетехнику с помощью смертников, в дома граждан врывались мародёры, воры, насильники и прочая шваль, которая пользовалась беззаконием. В этом безумии захлёбывалась вся столица, превращая и без того тяжёлую жизнь в какой-то ад.
Про то что отдельные здания использовались как базы для солдат по обе стороны и говорить не стоило. Имперцы могли просто ворваться в жилую многоэтажку, выгнать оттуда всех и затем снести её. Или просто сразу её снести без предупреждения, если разведка доносила о расположении врагов. Потери среди мирного населения? На это было плевать. Впрочем, культисты всё равно при любом случае старались использовать живые щиты из мирняка, даже когда это ни на что практически не влияло.
Своими действиями Детрий не просто отказался от любых переговоров, обрекая своих союзников либо на победу, либо на сокрушительную победу. Всем теперь придётся идти до конца и никакого компромисса не будет. Кроме того культ явно вскрыл себя и явил миру истинное лицо. Имперцы увидели явное проявление хаоса, а именно исчадий варпа. И хоть это были частные случаи, а сами сущности не отличались особой силой, однако это уже был повод для Мологоста задуматься, а не отдать ли приказ на орбитальную бомбардировку.
Кроме того Детрий благодаря мне смог загнать в ловушку Бонте, после чего воспользовался разобщённостью аристократов. Все мои действия сыграли ему на руку. Сам того не понимая я помог ему добиться желаемого. И даже тот рейд властей на подземную тюрьму не возымел должного эффекта. Детрий имел десятки таких баз по всей столице и постоянно их менял.
Люди же и некоторые ксеносы продолжали вставать на его сторону. Детрий сделал всё, чтобы разделить ситуацию на чёрное и белое. Также он заставлял принять решение каждого. Упростив конфликт до невозможности, он вербовал всё больше культистов и готовил тех, кто в первых рядах побежит на врага, отдавая жизни за якобы высокие идеи, за которым скрывались лишь личные мотивы и жажда власти.
Поэтому из столицы массово бежали все кто только мог. Большинство не хотело поддерживать жадного губернатора, но и умирать героями революции тоже никто не горел желанием. Однако накаляющаяся ситуация явно давала понять, что в дом каждого рано или поздно постучаться, после чего заставят принять сторону. Дрейкернор близился к катастрофе невероятного масштаба.
Однако Мологост всё ещё медлил и наблюдал. Он явно не желал превращать этот мир в руины используя мощь своего флота, а значит он представлял для него ценность, что превышала риски потерять этот мир из-за вторжения хаоса. И я боялся представить, какую игру затеял Мологост с губернатором и ксеносами. Ведь теперь у меня не было никаких сомнений, что ни Детрий, ни Мологост, ни какие-либо другие стороны не интересовались благом живущих здесь людей. Их интересовала своя выгода, свои цели, свои амбиции. Не важно кто победит, Дрейкернор станет жить ещё хуже.
Однако пока в столице штурмовали дворцы и расстреливали толпы народа, в других городах Дрейкернора порой даже не знали о происходящем. В отдельных же местах люди просто бунтовали, останавливая производства и блокируя военных, порой устраивая локальные диверсии. Детрий был крайне хитрым и умелым интриганом, однако по тем или иным причинам достойной замены себе он не взращивал. Местечковые лидеры в свою очередь не отличались инициативностью и талантом, зато были крайне покорны и лояльны.
В один из таких городов я и направился. Добирался почти сутки, на попутках, бегущих из столицы. Просто так сдаваться и сглатывать горечь поражения я не собирался, как и уходить на дно, чтобы потом начать «нормальную» серую жизнь. Азарт уже тёк по венам, желание попробовать что-то новое рвалось наружу, а воспоминания прошлой скучной жизни хоть и вызывали порой тёплую ностальгию, но в то же время они меня угнетали.
Я никогда и ничего не решал, вся моя судьба была соткана чужими руками, а тут появилась возможность что-то поменять. Не в мире, а в себе, может быть стать лучше, взглянуть на всё под иным углом, попробовать то, о чём не мог и мечтать ни один из смертных. И хоть риски были велики, ведь даже бессмертные не были неуязвимы из-за наличия вещей, куда более страшных чем смерть, а мотивы Тзинча и сам механизм перерождения мне не дано было понять, но… но всё же Детрию надо дать просраться. Даже если я снова проиграю, то чему-нибудь научусь и в следующий раз добьюсь большего, не встав на старые грабли дважды.
Так я добрался до центра промышленного города, где добывали огромное количество руд. Однако сейчас производства стояли, мужики из шахт внезапно стали крайне сознательными и просто в один день не вышли на работу. Их пытались загнать силой, но куда там. И ведь расстрелять их тоже не могли, замену ещё поди найди, ведь на забастовку ушли также и опытные специалисты с многолетним стажем.
Поэтому стражи порядка укрепляли блокпосты, возводили укреплений вокруг административного центра и оцепляли отдельные объекты. А народ блокировал дороги, кричал на улицах, устраивал небольшие беспорядки с погромом отдельных заведений, олицетворяющих диктатуру и империализм. Ну и ещё народ отдыхал в барах, где собирались огромные толпы, чтобы послушать агитаторов. В один из таких баров я и зашёл.
Там в полутьме, стоя на столе, речь толкал весьма интеллигентный мужичок с густой бородой и шикарно уложенной шевелюрой. Одежда его была чиста, ногти подстрижены, пахло от него какими-то цветами, а речь его олицетворяла всю красоту низкого готика.
— Тирании давно стоило положить конец, череда эпидерсий привела историю нашего мира к созданию клетки, но скоро всё изменится! Мы положим конец инсинуациям губернатора, уничтожим скопидомство дворян и узрим апофеоз истинной свободы! В столице уже начались перемены, а значит…
Я стоял в тени вместе с другими людьми и молча слушал эту речь. Никто не испытывал особого интереса, многие не понимали некоторых слов, как и сам этот мужичок будто бы говорил по заранее заложенному сценарию. И может быть с художественной точки зрения его речь была прекрасной и примерной, но какой в этом смысл, если ценой тому стали эмоции? А именно эмоции являлись ключом к сердцам.
Сердцам этих мужиков, которые гнули спины ради блага своих семей, умирали в пятьдесят, чтобы отдать детей в школу получше и чтобы может быть хотя бы их внуки увидели лучшую жизнь. Они сидели и пили дешёвое пойло, их одежда была грязна, а руки покрывали ужасные мозоли. Какие нахрен инсинуации, какое скопидомство⁈
— Херня всё это! — воскликнул я, чем привлёк к себе внимание и заставил мужичка заткнуться, после чего мной был сделан ещё и шаг вперёд. — Полная херня! Ты хоть слышишь, что несёшь⁈
— Молодой человек, не думаю, что я давал вам повод для хамства. Я заслуженный…
— Ты не понимаешь о чём говоришь, кретин! — в отличии от своего оппонента я не боялся ни материться, ни кричать, тем самым агрессивно наступая в дебатах. — Стоишь здесь в своей вычурной одежде, руки твои чисты, а в словах только ложь! Посмотри вокруг, по твоему им нужна расправа над дворянами или голова губернатора⁈
— Они столько лет угнетали и…
— Дурак! У тебя есть дети⁈ Нет, конечно же нет, поэтому ты и не понимаешь! Мёртвых уже не вернуть, но ты хочешь забрать у нас то немногое, что осталось! Бросить наших детей в пламя революции, нашей кровью расплатиться за то, чтобы другой тиран взошёл на трон!
— Детрий не тиран, он…
— Он единоличный лидер культа, который выстроил абсолютно такую же систему! Ему плевать на всех, кроме себя! Он просто хочет сам взять кнут! А ты, считая нас тупым быдлом, продолжаешь пытаться втюхать нам это дерьмо! — я продолжал яростно кричать и давить своего оппонента.
Интеллигент в свою очередь привык к спокойным и размеренным спорам с коллегами. Он не мог позволить себе кричать и постоянно сдерживался, думая что кто-то это оценит. Но никто не оценил, а слушали все только того, кто громче говорил. Этим кем-то был я, хотя дело конечно было не только в этом. Ведь в интеллигент говорил по бумажке, отрабатывая плату, а мои слова были полны эмоций и искренности, что и заставляло слушателей вставать на мою сторону. Кроме того я озвучивал мысли, которые так или иначе имелись у каждого их собравшихся здесь.
— Я был в столице, засохшая кровь тому свидетельство, — перейдя на тон ниже, я заставил всех прислушиваться и тем самым добавил ещё больше интереса к своим словам. — Трупы… трупы повсюду, Детрий приказал убить пленников, провести череду терактов и устроил жертвоприношение своих союзников, пользуясь их слепой верой. Ему не нужны перемены, которых он мог достигнуть и переговорами, улучшив условия труда и без крови перейдя к более совершенной системе. Ему нужен был хаос, который бы уничтожил губернатора и позволил ему самум занять место тирана. Нас же всех просто в очередной раз поимели.
— Как же ты, сука, прав… — разбито пробурчал один из шахтёров, пустыми глазами глядя сквозь меня. — Я говорил своему сыну тоже самое, а он побежал играть в освободителя. Но куда там… псов аристократов учили давить таких как он десятки лет. Им дали для этого лучшее снаряжение и лучшую технику. И что теперь делать мне? Его матери? Пусть сгорят в огне все эти ублюдки…
— За свободу нужно платить… кхм… — интеллигент на полуслове заткнулся, поймав на себе множество однозначных взглядов.
Он тут же спрыгнул со стола и направился на выход. Ему было плевать и на этих людей, и на революцию, он просто отрабатывал заказ. А какой-то дурак решил, что раз он интеллигент, то справится с задачей куда лучше других. Однако академические знания и качественное образование в области литературы оказались бесполезны. Хотя нет, не бесполезны, а даже вредны. Ведь весь его образ отторгался собравшимся здесь народом. Они просто не принимали его.
Для таких речей нужен был не умный дядька из академии, а кто-то с горящим сердцем, вопль которого уже нельзя было сдержать внутри. Искренность и честность, яркость и уверенность, он должен был гореть сильнее двигателя космического корабля, чтобы зажигать сердца других.
Тем временем в баре нависла тишина. Все продолжали смотреть на меня, будто бы я должен был всё сразу решить и дать им ответы на все вопросы. Уставшие, подавленные, без какой-либо надежды на то, что в будущем их будет ждать хоть что-то хорошее. Они жили в тирании, а теперь их бросили прямо в пламя революции, которая отбирала то немногое, что у них оставалось. Никто не спрашивал их мнения, даже я пришёл сюда, чтобы ими воспользоваться.
Я опустил взгляд и пауза продолжилась. Как-то не удавалось посмотреть им в глаза, как и играть в манипулятора перехотелось. Более того, стало невообразимо стыдно за попытку воспользоваться теми, кто и так уже натерпелся всего, что только можно. Неужели единственное моё отличие от Детрия и губернатора было лишь в том, что я был слабее? Виной тому перемены, на которые влиял Тзинч или же я просто изначально был мудаком, в тайне мечтая превратиться из раба в тирана, дабы выплеснуть все свои комплексы и накопившиеся обиды на других?
Эти и другие мысли нахлынули на меня в едином моменте, беря штурмом и без того уставшее сознание. Внезапно я ощутил себя невероятной грязным, отвращение к самому себе начало поглощать меня, а где-то смеялся Тзинч, ухахатываясь он смотрел одновременно на бессчётное число смертных, которые запутались в самих себе, ведь мозг и сердце постоянно вели свои интриги внутри наших душ.
Внутренние противоречия рождали бреши, рациональный и бессовестный эгоизм выступал против самоотверженных добродетелей. И с каждым таким циклом в имматериуме бури становились всё сильнее, питаясь нашими эмоциями и чувствами. В свою очередь тёмные боги становились лишь сильнее, сгущая вокруг непроглядную тьму, где любая борьба бессмысленна.
— Я не знаю, что делать, — вслух произнёс я, отвечая как на свои вопросы, так и на вопросы других. — Всё слишком сложно и я… я тоже устал.
Перемены, все их ждут, надеясь что завтра станет лучше, чем вчера. На деле же человек не просто так всегда стремился к стабильности и постоянству. Ведь перемены чаще несли в себя больше опасностей, чем пользы. Они всегда требовали жертв, а после всё повторялось. И Тзинч делал всё, чтобы этот процесс не остановился. Ему не было важно кто будет править и какой уровень жизни будет на планете. Сегодня он воздвигнет истинную демократию, а завтра сам же её разрушит, чтобы вернуть жестокую тиранию. Цикл будет бесконечным и более хитрые, будут сменять менее хитрых, плодя всё больше интриг и путая всё что только можно.
Сам того не понимая я играл ему на руку. И чтобы я не делал, я всё равно буду следовать его плану. Он же буквально бог, который даровал мне бессмертие. Случайны ли мои перерождения? Будут ли они с каждым разом всё хуже? Способен ли Тзинч ради шутки отправить меня на вечные муки в следующей жизни? Властен ли он над моими мыслями? Руки мои опустились вслед за глазами, ведь я ничего не контролировал, даже собственной судьбы. Так какой смысл делать хоть что-то? Ради того, чтобы заслужить одобрение Тзинча и прожить подольше?
— Присядь, передохни, — вдруг ко мне подошёл один из шахтёров и слегка встряхнул меня за плечо. — Последние дни явно не задались, но может буря обойдёт нас стороной.
Нет, ничего не обойдёт нас стороной. Бездействие лишь упростит всё для тех, кто готов принимать решения за других. Однако и действие ничем хорошим не заканчивалось. Цугцванг, чтобы не происходило — станет лишь хуже.
Сев за стол я тяжело выдохнул и залпом осушил переданную бутылку. Моя жизнь мне была неподвластна и этого мне было не изменить. Однако я мог изменить жизни других, всяко лучше малодушной мести тому, кто даже никакой личной неприязни ко мне не испытывал. И посмотрев на окружающих себя шахтёров, сидя рядом с ними и смотря им в глаза, я увидел в безликой массе живых и настоящих людей.
Наверное в этот момент всё и решилось. Желание отомстить Детрию и мелочные амбиции сменились ненавистью. Ненавистью к себе, к Детрию, к губернатору, к Тзинчу и вообще ко всей несправедливости. Наверное в моей жизни это было самое яркое проявление юношеского максимализма, однако именно это и помогло мне встать из-за стола, пока все остальные смирившиеся мужики остались сидеть.
— Я знаю, что нужно сделать! Выход есть! — заявил я на весь бар, а голос мой прозвучал настолько уверенно, что всколыхнулась даже психическая энергия.
Многое в наших жизнях было нам неподвластно. Мы не изменим законов гравитации и не обратим время вспять, как и пойти против тёмных богов простой смертный не сможет. Однако всё ещё оставалась масса вещей, на которые мы могли влиять. Мелких и порой незначительных, прямо как наши жизни. И я решил сконцентрироваться на таких вещах, стараясь не думать о всей безысходности собственного положения.
Ведь иначе бы я сошёл с ума.