2064: Зима

Глава 24

Уже пятый день Марсель не вылезал из теплицы.

Грибной субстрат, подошедший к сроку, не интересовался трагедиями. Урожай не подождёт. Контракт есть контракт. Приходилось работать.

В прошлый раз они сажали втроём. Сейчас — один.

График придётся сдвигать. Да и чёрт с ним — на этот раз можно списать на бурю.

Он проводил тут всё своё время. Нарушил больничный. Плевал на постельный режим, назначенный врачом. Даже ночевал дома лишь раз. В кабинете отца. Все остальные ночи — здесь, в куполе. В рубке управления, где в стене пряталась убирающаяся койка.

Так было проще.

Люк приходил — хотел помочь. Но Марсель отправил его обратно. Слишком тяжело парню было. Первая смерть. Настоящая. Он заперся в своей комнате. Не выходил. Даже не ел. Лена оставляла еду на табурете у двери.

Марсель помнил, как заносил его спящего на второй этаж. Лена дала ему успокоительное — сильное. Люк плохо принял новость. Очень плохо.

Их привезли на такси из самой Воркуты. Люк вырубился по дороге и проснулся только на следующее утро.

Утро было вторым актом.

Он исчез. Появился лишь спустя сутки. Молчал. Пожалуй, «угу» — всё, что Марсель от него слышал. До того момента, пока он не возник за его спиной.

Полчаса назад.

— Марс, я хочу помочь, — вдруг сказал он.

Марсель дёрнулся. Не ожидал. Оценил внешний вид — бледность, запавшие глаза, худоба.

Отказал.

Теперь жалел.

После обеда он всё исправит. Заберёт Люка из дома. Пусть поработает. Пусть выгрузит голову.

Прав был отец: ручной труд отрезвляет. Он монотонный, да. Но помогает.

***

— Привет.

Лена.

— Да, привет, Лен, — короткий взгляд. Всё тот же — упрямый, отрешённый.

Они почти не разговаривали. Только о Люке. О работе. Всё остальное — молчание.

Она пыталась. Снова и снова. Он отказывался. Всё, что нужно было знать, Лена уже узнала от Кати. Но всё равно хотела услышать это от него. Он — не хотел возвращаться в тот вечер.

— Марс, сколько можно?

Ответа не последовало. Он продолжил закидывать субстрат в кадку.

Лена шагнула ближе. Встала между ним и тележкой. Словно перекрыв дорогу.

— Остановись.

— Что? — он встретил её взгляд. Она не отвела глаза. Несмотря на напряжение, которое ощущалось от него, как от перегретого металла.

Они с ней никогда не ругались. С самого детства они были союзниками. Командой. Заботой о Люке связаны, как в боевом отряде.

А сейчас… Лена словно не понимала. Хотя всегда понимала. И это злило. Бесило, лишало опоры.

— Я сказал, что не хочу говорить о том, что произошло! — почти выкрикнул он.

Голос сорвался. Внутри — что-то взорвалось. Это была ярость.

Он ненавидел ярость. Потому что видел, как она сжирала отца, когда тот срывался.

— Я пришла не за этим, — голос Лены стал ледяным. — Это ты лучше обсуди с врачом.

Она зашипела. Ткнула пальцем в грудь. Забыла — или не подумала — про его трещины в рёбрах.

— Ты ведёшь себя как... — она хотела сказать что-то, что она обычно не произносила, но с трудом сдержалась.

Он обмяк.

Наверное, так она и останавливала отца, когда тот выходил из себя. В её глазах было что-то такое, что останавливало без слов.

— А зачем ты пришла? — спросил он глухо. Бессмысленно. Сдавшись.

Она взяла себя в руки и, слегка отпрянув, натянула на себя маску спокойствия.

— Я хотела тебе рассказать, что произошло в городе в тот день. Всё ждала, когда ты… — она махнула рукой. — В общем, это будет долгий разговор. Пойдём в дом.

— Вечером. Надо работать.

Он обошёл её. Взял лопату. Зачерпнул субстрат.

— Нет, — Лена схватила черенок, — ты пойдёшь сейчас. Хватит уже. — снова шипение и стальной хват, что он не смог двинуть лопатой.

Она резко повернулась.

— Люк!

Голос в мгновение стал мягким, тёплым:

— Иди сюда, дорогой. Мы с Марсом отойдём. Можешь пока тут немного помочь?

Марсель оглянулся. Люк стоял в проходе между рубкой и куполом. Медленно подошёл.

Он слышал, как Марсель кричал на сестру. Плохо.

— Угу, — сказал он.

— Жду тебя на кухне, — шепнула Лена. Отпустила черенок. Развернулась и быстро пошла к выходу.

На секунду остановилась рядом с Люком. Потрепала по голове:

— Не забудь про обед, хорошо?

— Угу, — буркнул мальчик, берясь за лопату.

Марсель остался стоять, глядя ей вслед.

***

Марсель вошёл на кухню.

Лена стояла у кофеварки, ловко придерживая плечом телефон у уха. Она его не заметила.

Он хотел кашлянуть, чтобы не подкрадываться исподтишка, но в последний момент передумал, ведь Лена внезапно заговорила:

— Ой, наконец ты ответила, — голос Лены был мягким, заботливым, — как ты?

Пауза. Затем голос стал заметно мягче, извиняющимся:

— Слушай, прости, что напоминаю, но… ты мне фотки забыла скинуть. Анют, ну я наконец… да, скинь, пожалуйста, сейчас. Ну, парочку хотя бы… ага… да, давай, целую.

Лена повернулась, и вздрогнула, увидев его.

— Прости. Я подслушал, — сказал Марсель тихо, почти извиняясь, хотя понимал, что не должен.

— Нормально, — коротко кивнула она. — Садись. Сейчас, кофе сварится — и приду.

Марсель молча кивнул и прошёл в столовую, привычно задевая плечом дверной косяк.

Спустя пятнадцать минут они сидели за столом. Марсель пил крепкий чёрный кофе, Лена рассказывала.

Она начала с того, как сбила какого-то парня у входа в башню. Рассказывала всё — почти хронологически — начиная с момента, как они расстались в больнице. Где-то по пути всплыла история о новой посуде для духовки. Потом — рассказ о том, как она не могла выбрать, что заказать на обед.

Марсель кивал. Иногда переспрашивал. Он понимал, что Лена не просто болтает — она выговаривается. Выплёскивает то, что носила в себе всё это время.

Сначала он не понимал, зачем ему слушать про сковородки, когда в теплице его ждали настоящие дела. Но теперь он чувствовал — она ждала чего-то. Всё это — не просто болтовня. Это задержка дыхания.

Она то и дело поглядывала на телефон, который лежал между ними экраном вверх.

Когда она дошла до момента, как выбирала, что заказать на обед, Марсель уже не выдержал. Собирался спросить, но…

Телефон завибрировал. Раз, другой. Третий. Несколько уведомлений подряд.

— Наконец-то, — выдохнула Лена. Она тут же открыла экран и, не говоря ни слова, начала печатать что-то в ответ.

Марсель сдержал комментарий. Просто наблюдал.

Через несколько секунд Лена развернула телефон и молча протянула его брату. Говорила спокойно, но в голосе звенело:

— В той башне я столкнулась с ним. Это Олег.

Марсель едва не уронил телефон, принимая его из рук сестры, поражённый тем, как она резко перешла к сути, и уставился на экран.

— Охренеть… это… — он вглядывался в лицо на фотографии. — Это как?

Лена не отвечала. Смотрела куда-то мимо, в сторону окна. Плечи ссутулились.

— Подожди, он… — Марсель начал листать. Четыре снимка. На трёх — рядом с Олегом какая-то девушка. — Подожди… это мой брат, что ли?

— Марс, — сказала Лена тихо, не поворачивая головы. — У вас даже родинка одинаковая. Под ухом. Я проверила.

Он замер.

— Так ты… почему ты сразу не ска…

— Потому что ты вёл себя как мудак! — резко выкрикнула Лена, и сама же вздрогнула от громкости. Её лицо моментально изменилось и тут же обратно.

Злилась она на него изрядно.

— …прости, — сказала она уже тише. — Потому что ты не хотел разговаривать.

Марсель опустил взгляд. Всё справедливо. Он не думал, что она всё это время носила это одна. Он даже не дал ей возможности рассказать. Он не дал себе возможности услышать.

— Признаю. Мудак. — Он поднял взгляд. — Рассказывай. Ты ему показала меня?

— Показала… — ответила она едва слышно. И отвернулась окончательно.

Марсель заметил, как дрогнуло её лицо. Её всегда выдавали глаза. И слёзы, которые она никогда не позволяла упасть на людях.

— Что случилось? Он плохо отреагировал? — кулак сжался — Он…

— Он погиб, Марс. В тот самый вечер. И я… я…

Её затрясло.

Марсель вскочил, не думая, и прижал её к себе. Обнял крепко, всем телом — как будто мог не дать ей рассыпаться.

В голове метались десятки вопросов. Сотня лиц и одна — самое главное. Физиономия парня, саркастично улыбающегося с фотографии, уже намертво врезалась в память. Он сам так улыбаться не умел. И бриться так начисто не выносил. Но…

Это было его лицо.

Дальше Лена рассказывала всё.

Про тот вечер, когда Марсель висел на мачте ветряка, пытаясь его починить, а она — сталкивалась лбом в лоб с Олегом в фойе башни. Как сбила его, как нашла его вечером, как пыталась всё объяснить, не веря сама себе.

Несколько раз срывалась на слёзы. Говорила, что виновата. Что не остановила. Что была там — и не смогла ничего сделать.

Потом — о его девушке. О том, что она пережила. Что видела.

Когда она добралась до описания кабинета… когда прошептала, как вошла туда и увидела его… её голос оборвался.

Марсель не перебивал. Только слушал. Не верил, что это всё действительно происходило. Что это не бред, не кошмар.

И когда Лена замолчала, он уже знал три вещи.

Во-первых: ему было безумно жаль Олега. Который, может быть, и правда был его братом.

Во-вторых: ему было дико стыдно за себя. За то, как он вёл себя все эти дни, не подозревая, через что прошла Лена.

И в-третьих: он должен понять, что всё это значит.

***

— Подожди… — Марсель снова поднял телефон, развернув его к Лене. — Это Аня?

— Да. Это она.

— Хм…

Он уставился на фото. Пытался понять, что не так.

Лена повернула к нему голову, прищурилась:

— Что за "хм"?

— Да странно… — пробормотал он. — Что в ней такого, что он на неё так запал?

Тишина.

Лена как будто не сразу поняла. Потом — как будто щёлкнуло.

— Эй. А давно это мы стали мужланом? — её голос задрожал от возмущения. — Что за… Марс! Я даже не думала, что ты такой козёл!

Она сорвалась. По-настоящему. Без театра.

Он опустил голову. Да, это было глупо. Грубо. Не к месту.

— Прости. Да, ты права. — Он поднял взгляд. — Уверен, что… ну… ладно. Я сожалею. Не буду усугублять.

Он быстро сменил тему:

— А когда похороны?

Лена резко откинулась на спинку стула и уставилась на него, как на чужого.

— Ты сдурел?

— Что? Я же извинился!

— Ты на фотографию его посмотри. Ты куда ехать собрался? Там будут люди. Его друзья. Его коллеги. Те, кто знал его как единственного.

— И что? Мне теперь в город нельзя? Ну, допустим, у людей бывают близнецы. Что такого?

— Она сообщит, где его похоронят. Съездишь потом. Когда никого не будет. — отрезала Лена. — Она и так чуть с ума не сошла, а там ещё ты появишься… нет, нихрена. Я и так виновата перед ним… а теперь ещё ты…

Она отвернулась. Резко. Чтоб не видеть. Не показать, как блеснули в глазах слёзы.

Марсель не выдержал.

Подошёл. Осторожно взял её за затылок. Развернул к себе.

— Лен. Прекращай. Ты ни в чём не виновата.

Он говорил тихо, почти шёпотом. Так говорят, когда боятся, что слово может сломать человека.

— Если это был инсульт, то там… секунды.

— Это не был инсульт, Марс, — резко отрезала она.

Тон — как лёд. Резкий, колючий.

Он замер.

— Что? Что ты видела?

Лена не сразу ответила.

Марсель чувствовал, как за этими словами — что-то большее. Что-то, чего он ещё не знал.

И ему очень не понравился её голос.

Лена убрала его ладони с щёк и резко встала.

— Они были залиты кровью, — сказала она, не глядя на него. — Я тогда чуть не упала, понимаешь?

Марсель смотрел на неё, боясь прервать, боясь услышать и не услышать одновременно.

— Белков просто не было. — Голос дрожал. — Он упал в обморок, потом встал, отвернулся, а потом… посмотрел на меня. И там… это не был инсульт. Это было что угодно, но не он. Не его взгляд. Мне эти его глаза в кошмарах снятся.

Она говорила сбивчиво. Голос то и дело пытался срываться, но она продолжала:

— Я испугалась. Схватила его за руку. Он сказал, что должен что-то узнать. Вырвался. А потом… потом снова посмотрел. И я…

Голос всё же сорвался.

Она снова разрыдалась. Глухо, тяжело, так, как плачут не впервые. Как плачут, когда уже не надеются, что это поможет.

Марсель тут же крепко обнял её, гладил её по голове, пока она всхлипывала, и выговаривала всё, что не давало дышать. Слова летели, путались, возвращались. И среди них — одна фраза:

— Я видела там тебя, вместо него… я еле устояла на ногах…

Эти слова врезались в него, как гвоздь.

Марсель вспоминал ту ночь, когда умер отец. Как Катя была рядом. Как он рыдал, и она просто сидела рядом и гладила его по волосам. Тогда ему казалось, что он выплакал все слёзы, что были в нём вообще.

Но Лена…

Лена не плакала с ним. Не могла. Точнее, он ей не дал. Потому что он всё запер внутри, и она… просто ждала, когда сможет хоть как-то помочь.

Теперь он понимал, сколько она носила в себе, пока он был в мёртвой тишине. Он не торопил её. Не задавал вопросов. Просто держал. Гладил. Шептал что-то — неважно что. Главное — быть рядом.

Он лишь надеялся, что Люк не войдёт. Они должны сперва собрать себя, чтобы потом попытаться собрать его.

Пока что пусть машет лопатой. Это поможет.

Ему ведь помогло.

***

Лена стояла у двери, прислонившись плечом к косяку, пока Марсель рылся в столе. Бумаги шуршали, ящики выдвигались и захлопывались.

На столе лежала закладка — с восемью цифрами, выведенными аккуратным отцовским почерком.

— Ты так и не искал его? — спросила Лена.

— Не-а, — Марсель не обернулся. — Даже не думал.

Катя говорила ему про сейф. Потом рассказала и Лене. Но он так и не нашёл в себе сил — выполнить последнюю просьбу отца. Того, кто его вырастил.

Марсель отмахнулся от этого внутреннего щелчка. Разберётся потом. Сейчас — сейф. Найти. Открыть.

— Я не знаю, тут его нет, — пробормотал он. — Может, в комнате?

— Нет. Он точно в кабинете. Катя говорила — он сказал ей именно в кабинете.

Они оба повернулись к массивному книжному шкафу.

Кроме него, в кабинете просто не было места, где можно было спрятать сейф.

Не в кресле же.

Минуту спустя почти все книги валялись на полу. Пыль, обложки, мелкие закладки.

Почти все.

На полке осталась одна.

«Отцы и дети».

Стояла с краю. Странно. Марсель вспомнил — отец читал другую. Всегда.

Зачем ему две?

Он потянул за книгу. Раздался щелчок.

За декоративной панелью открылось углубление — небольшой сейф. Прямоугольный. Бумажный. Именно такой, каким бы его выбрал отец. Без излишеств.

Марсель ухмыльнулся краем губ.

Отец всегда говорил: «Без бумажки ты букашка».

Он всё дублировал в бумажном виде — договоры, документы, даже некоторые фотографии, что вклеивал в альбом.

Хотя, обычно хранил всё это в ящике стола. Закрытом на ключ, который лежал в органайзере, что стоял на столешнице. Предсказуемость — второе имя папы.

Даже документы на владение землёй и контракты с закупщиками лежали в столе.

Но сейф…

Марсель открыл его.

Внутри — несколько папок с логотипами неизвестной компании. Тонкие, аккуратные. Бумаги сжаты резинками.

И сверху — один белый лист.

Исписанный вручную.

Марсель сразу узнал почерк Алена.

***

«Марс, если ты читаешь это письмо — значит, меня уже нет. Я так и не смог сказать тебе этого при жизни…Прошу, пойми меня… и прости».

Марсель прочитал вслух первые строки и мрачно посмотрел на Лену.

— Давай-ка я выйду. Позови, когда закончишь… Уберу книги потом, — она кивнула в сторону беспорядка.

— Нет, не уходи. Посмотри, что там в папках, пока я читаю. Ладно?

— Марс, там явно что-то личное… я не…

— Лен, посмотри, пожалуйста, чёртовы папки.

Ему уже не нравилось то, что он прочёл в самом начале. А то, что может оказаться дальше, — возможно, ещё хуже.

Цинично? Да. Но пусть сперва Лена глянет. Словно дегустатор.

— Хорошо, — кивнула она, — но если что… выгоняй.

Марсель глубоко вдохнул и вновь уставился в лист.

Он начал читать про себя, всё больше погружаясь в отцовский почерк:

«Марс, если ты читаешь это письмо — значит, меня уже нет.

Я так и не смог сказать тебе этого при жизни. Надеюсь, что наберусь смелости… но с каждым днём это всё труднее.

Прошу, пойми меня. Прости.

Я не умею говорить о любви, но знай — я любил тебя всегда.

Да, я хреновый отец. Но я пытался. Прости меня за это.

Сегодня, когда ты попал в аварию, но чудом выжил — я переписываю письмо. Предыдущее я сжёг. Потому что, всё-таки, смог немного облегчить то, что должен был когда-то признать.

Да, я о том, что сказал тебе в амбаре.

Мальчик мой… ты принял этот удар гораздо спокойнее, чем я представлял. Ты не представляешь, как я был горд.

Ты сильный. И я уверен: ты справишься со всем, сынок.

Марс, я надеюсь, что ты так же стойко примешь то, что я должен тебе сказать теперь.

Я постараюсь подготовить тебя, но не знаю — успею ли. Сердце хватает всё чаще. Сегодня я едва не потерял сознание.

Похоже, времени у меня осталось мало, а сказать я должен много.

Держись.

Теперь — к делу.

Те папки, что лежат в сейфе, ты должен изучить внимательно.

Там — канцелярщина. Много формальностей, сложной лексики и завуалированных формулировок.

Будь осторожен. Корпораты умеют прятать зло за формулировками.

Я всё вычитывал. Разбирал построчно. До последней нитки.

Марс…

Ты уже знаешь, что ты приёмный. Мы взяли тебя ещё малышом. Это ты знаешь.

Но это — только верхушка айсберга.

Ты… непростой ребёнок, Марс.

Я не знаю всех деталей. Пытался копать, но мне били по рукам всякий раз, как я выходил за рамки.

Знай: все кредиты, субсидии, помощь в строительстве — всё это было не просто так.

Это было благодаря тебе, Марс.

Точнее — благодаря нашему участию в программе усыновления.

Когда мы впервые увидели тебя — всё было неважно.

Ты был чудом.

И, чёрт, я бы забрал тебя даже без всех тех «бонусов», что они нам навешали.

Тогда, когда нам с твоей мамой предложили это… нам показалось, что это хорошая идея. Нам много чего пообещали. И хорошо заговорили зубы. Чёртовы ублюдки умеют убеждать. Только годы спустя я понял, что мы ввязались во что-то...

Но подписи уже стояли. Бумаги были подписаны.

Они почти ничего не требовали.

Только одно: чтобы мы тебя растили.

Как собственного.

Никаких отчётов, проверок — у них свои способы всё знать. Поверь.

Единственное, что нас тогда немного смутило — это пункт о твоих детях, Марс.

В бежевой папке описаны все условия.

Там много текста. И ты, как и я тогда, не поймёшь его с первого раза.

Но суть в следующем:

Ты должен стать отцом. Им нужны твои дети.

Прости, что говорю это прямо.

Но их интересуют только дети, рождённые естественным путём.

Никакие донорства, никакое искусственное оплодотворение — всё это не подходит. Я спрашивал.

Их условие: твои дети должны будут учиться в их школах.

Что-то, связанное с колонизацией Марса.

Я не смог докопаться до сути. Но всё упиралось в «программу будущего».

Они называли это важной миссией.

Говорили высокопарно, красиво, вдохновляюще…

Но там что-то другое. Я это чувствовал.

Это была международная программа.

Было много семей. Я пытался найти других участников.

Но все объявления, все запросы — исчезали.

Будто бы их удаляли, прямо на моих глазах.

Потом они позвонили.

Сказали — не ищи.

Я понял.

Марс…

Не знаю, что ты сейчас чувствуешь.

Надеюсь — поймёшь.

Я не смог сказать тебе это лично.

Может быть, ты возненавидишь меня.

Знай — я сам себя ненавидел.

Но я рад, что ты был моим сыном.

И я всегда гордился тем, что знал тебя.

Отец.»

***

— Это что за херня… — Лена, хмурая, словно туча, уже в третий раз перечитывала письмо.

Она не смотрела на Марселя, который напряжённо ждал, пока она что-то скажет.

Сам он пытался думать, но в голове стояла серая муть — ни одной чёткой мысли, ни единого оформленного ощущения.

Он даже удивлялся, как не может сформулировать то, что чувствует. С ним такое случалось впервые. Оставалось только ждать, что Лена скажет что-то, за что можно зацепиться. Но, судя по её лицу, она была в таком же состоянии.

— Марс, я… — Она нервно перевернула лист, словно надеясь, что на обратной стороне появилось что-то новое, пока она читала, — …если бы не документы, я бы подумала, что он сошёл с ума на старости лет.

Лена быстро отложила письмо на стол, будто оно обожгло ей руку, и уронила голову на руки, зарывшись пальцами в волосы.

— Он не рассказывал мне этого, клянусь. Только то, что ты приёмный — и то я сама это вытянула. Я не представляла, что там что-то ещё, кроме обычного попечительского фонда… Он говорил о какой-то «большой тайне» и о том, что хочет рассказать тебе всё сам. Но я даже подумать ни о чём таком не могла! — Она покачала головой. — Потому и не задавала других вопросов, ведь…

— Ведь сам факт усыновления уже тянул на большой секрет, — закончил за сестру Марсель.

Она закивала.

— Знаешь… я тогда решила, что это был пьяный бред и шок. Но Аня говорила, что у неё в чате пропадали сообщения. Она тогда много говорила про паранойю Олега и про то, что он считал себя сумасшедшим, но… — Лена осеклась. — …я ведь правда тогда подумала, что она тронулась.

— Ты о чём?

— Она знала, что Олег сирота. Ну и… он тоже был в таком вот фонде. Или в каком-то похожем. Она прямо не называла, но... Его тоже обучали в каком-то центре, во время колледжа. У них это поставлено на поток… Она тогда ещё много наговорила, всё казалось какими-то теориями заговора.

— Так и? Позвонить в МЦАМОС и сказать, что не хочу быть их племенным быком?

Лена задумчиво закусила палец и прищурилась.

— Олег оставил Ане наследство. Всё, что у него было. У неё должны были остаться бумаги, какая-то информация… если только ничего внезапно не исчезло…

— Ты можешь попросить её поискать? Может, что-то найдётся?

— Не сейчас… Я поговорю с ней чуть позже. Ей нужно время.