2064: Зима

Глава 23

Анна застонала, приходя в сознание.

Неприятно. Всё неприятно. Она лежала на чём-то мокром и холодном. Подушка?

Голова гудела, как заброшенный трансформатор.

Она попыталась открыть глаза — не вышло. Ресницы слиплись, веки будто покрылись коркой. Она провела пальцами по глазам, содрала эту сухую маску, пытаясь не застонать от боли от вырываемых ресниц.

Сколько же вчера они выпили…?

Она не помнила. Кажется, три бутылки на двоих. Или больше? Она ведь принесла антипохмелин — для него, для себя… разве нет?

— Олег… — прохрипела она, голос срывался, гортань горела, как обожжённая. Сухие, воспалённые гланды будто прилипли к нёбу. Пить. Надо было хотя бы глоток воды.

Нужно было разлепить глаза. Увидеть. Стереть мутные образы ночного кошмара, что ещё не успели оформиться в воспоминание. И не хотелось — не сейчас.

Почему он ей не ответил?

Анна дотянулась до лица, протёрла глаза сильнее. Ресницы всё же разлиплись. Она открыла глаза.

Ночник на прикроватной тумбе стоял целый, невредимый. Свет в комнате — тусклый, серый, такой бывает только в дни сильных снегопадов. Снаружи не было ни тени, ни света. Только белёсая равномерная пелена.

— Эй… мы проспали, — просипела Анна, морщась.

Как можно было так напиться, чтобы проспать все будильники?

Анна всегда ставила их с интервалом — по пять, по десять минут. Пять штук, минимум. Чтобы наверняка. Но сейчас — ни звука.

В комнате было тихо. Слишком тихо. Он не отвечал.

На тумбочке стоял стакан. За ним — бутылка с водой. Рядом что-то ещё, но зрение пока не хотело возвращать резкость. Всё плыло. Всё качалось.

Она потянулась и взяла холодный стакан. Стараясь дышать ровно, осушила его.

— Олег… — повторила она, отставляя стакан. Глаза вновь сомкнулись.

Тишина.

— Эй, просыпайся… — с трудом, через боль в горле, произнесла она и перекатилась на бок.

Рука, вытянутая вслепую, должна была коснуться его. Плеча, руки, чего угодно.

Но упала на холодное покрывало.

Холод пустоты рядом ударил её, как ток.

Тошнота пришла мгновенно. Резко. Без предупреждения. Словно тело вспомнило всё раньше головы.

Она вскочила. На удивление резко. Почти сломя голову бросилась в ванную.

Анна уже знала, где она.

***

Лена осторожно постучала в дверь с номером 82.

Номер, в который она прошлой ночью буквально втащила Анну, при поддержке дежурного отеля. Анна не стояла на ногах. Говорить не могла. Глаза — не открывала. Тело — как тряпичная кукла.

Лена хотела остаться. Всё внутри говорило, что надо. Но… Рене и Люк. Дети. Их нельзя было оставлять надолго. Она попросила менеджера приглядывать за номером.

Сна не было. Даже намёка. Хотя сама она вечером тоже налегла на водку. Не так, как Анна, конечно. Но хватило, чтобы гудело в голове. Даже несмотря на антипохмельный коктейль.

С утра — первая в аптеку. Она едва дождалась открытия. На нижних уровнях торгового центра, что был в башне, была большая сетевая аптека. Жаль, что не догадалась сходить туда вечером. Она взяла всё, что прописал врач. Огромный список.

Успокоительные. Без сонливости. Целая пачка леденцов и спреев для горла. Потому что Анна вчера… орала.

Орала так, что у Лены до сих пор холодило спину, когда она вспоминала тот крик.

Когда она — Лена — сидела в холле, как раз после новости о смерти отца… Она только краем глаза заметила, как Анна, будто вброшенная в бешеном темпе, пронеслась мимо и исчезла в коридоре, где был кабинет Олега.

Секунда. И — крик.

Не крик. Вой. Леденящий. Дикий. Животный. Такой, каким не кричат в реальной жизни. Только в кошмарах.

Лена позвала охрану. Они открыли дверь.

И тогда она поняла, что всё стало ещё хуже, чем она могла себе представить.

Когда они добежали до распахнутой двери кабинета, Анна уже не кричала — она скрипела, захлёбываясь слезами, будто голос сгорел.

Два тела. На полу.

Лена еле устояла на ногах, увидев мёртвого Олега.

"Это не Марс… это не Марс… " — как мантру повторяла она про себя, чтобы не сорваться. Лицо мёртвого брата сразу после известия о смерти отца — её разум отказывался принять это. Только повторение, только внутренний ритм спасал от обморока.

Она зацепилась за единственную мысль — Рене и Люк. Дети. Наверняка Люк до сих пор бегал по виртуальному полигону в шлеме, отстреливаясь от зомби.

Эта мысль хоть как-то вернула ей почву под ногами. Но она понимала — следующие несколько лет придётся держаться подальше от стресса и поближе к психотерапевтам, чтобы хоть частично затушить вину.

Она должна была вызвать врачей. Раньше.

Может, тогда… Анна не захлёбывалась бы вчера, лежа на полу, вцепившись в безжизненное тело того, кого она любила. Тело, взгляд которого застыл на дверном проёме — стеклянный, нечеловеческий, пустой.

Лену передёрнуло от одного воспоминания.

Первое, что она увидела — его глаза. Красные, залитые кровью, как и тогда, когда он улыбнулся и сказал, что с ним всё в порядке. Тогда это напугало. Но сейчас… когда из этих глаз ушла жизнь — это было хуже всего.

Анна не двигалась. Застыла. Её потом выводили из кабинета. Выносили почти. В зал, куда спустя минуты прибыли врачи, вызванные Леной. Прибыла и служба безопасности. Позже — даже полицейский, чтобы всё зафиксировать.

Врачи работали быстро. Констатировали смерть. Увезли тело.

Вторая бригада, занимавшаяся Анной, пыталась привести её в чувство. Удалось — только со второго раза. Те же врачи дали успокоительное и Лене.

Они же ворчали потом — на тех, кто провёз каталку с телом прямо перед носом Анны.

Анна отключилась снова. Застыла и перестала реагировать на все попытки говорить с ней.

Когда очнулась — молчала. Только кивала на вопросы врача. Госпитализацию отвергла. Просто сидела и кивала.

Лена тоже пошла к врачу. Выписал успокоительные. Выслушал. Покачал головой.

— Что за день… Держитесь…

***

Потом остались вдвоём.

Анна уставилась в никуда. Не издавала ни звука. Лишь иногда — всхлипы.

Лена мерила шагами холл, туда-сюда. Без остановки. Садиться было нельзя — если присядет, не встанет. Это было понятно. По телу.

Она даже не сразу заметила, что Анна ушла.

Лишь бумажки с рецептами и направлениями лежали на диване.

Заметила качающуюся фигуру за стеклом. Анна двигалась в сторону лифта. Того самого, из которого Лена вышла несколько часов назад.

— Постой… ты куда? — Лена догнала её в тот момент, когда пальцы Анны коснулись кнопки «первый этаж».

— Пить, — не глядя, ответила Анна.

— Я с тобой. Можно?

— Угу. Анна, — прохрипела она в ответ.

Так они и познакомились. Теперь лично.

***

Три стука. Тишина.

Лена приложила ключ к магнитному замку, дождалась зелёного мигания и осторожно вошла в номер.

Она уже была здесь — пару часов назад. Принесла анальгетик и воду. Тогда Анна спала. Не шевелилась.

Запах перегара стоял уже тогда. Неудивительно.

Сейчас кровать была пуста.

Анна — на полу в ванной. Лежала, прижавшись щекой к холодной плитке. Поскуливала.

— Боже… иди сюда… — Лена кинулась к ней, начала осторожно поднимать. И тут же закашлялась — тошнота подступила мгновенно.

Анна выглядела ужасно.

Ни в одном сериале герои так не ломались.

Такое не показывают. Потому что на такое невозможно смотреть.

— Вставай, Ань, прошу… — Лена пыталась подтянуть её, но было тесно. Пространства не хватало. Упиралась, тянула, снова пыталась.

— Да, ща… — просипела Анна, пытаясь вырвать руку и свернуться калачиком.

Лена не отпускала.

— Да отстань ты… — хрипло проскулила Анна, всё пытаясь освободиться.

Она, возможно, всё ещё была пьяна. Или — опьянела заново, просто попив воды. Такое бывает, если учесть сколько в ней было алкоголя.

Лена чувствовала, как её саму начинает накрывать.

И в какой-то момент… не выдержала.

Рванулась к унитазу.

***

За окном всё ещё мело.

"Сколько жизней ещё унесла эта проклятая буря? "

Дверь в ванную оставалась приоткрытой, и Лена слышала, как льётся вода. Ровный, монотонный шум душа. Успокаивающий — если не знать, что стоит за ним.

Анну удалось привести в чувство. Парой пощёчин.

Лена злилась. Сильно. На Анну — жалкую, расползшуюся, разбитую до основания.

И всё равно — потом, в тишине, ей стало стыдно. Даже несмотря на то, что Анна прохрипела «спасибо».

Всё равно было стыдно.

Сейчас Анна была в душе. И согласилась поесть. Хотя бы попробовать.

Лена собиралась остаться ещё на пару часов. А потом… надо было что-то делать с Люком. Он всё ещё не знал, что их отец умер. Всё ещё сидел с Рене, как она и попросила. Послушный. Не задавал ни одного вопроса. Ни о её голосе. Ни о позднем возвращении.

Это было даже страшнее, чем если бы спросил.

Лена глубоко вдохнула. И выдохнула так же тяжело.

Ещё вчера она думала, что Люку повезло не помнить смерть матери…

Марсель не отвечал. Катя — да. Она была рядом с братом. Сказала, что он держится. Не говорит. Просто… держится.

Лена смотрела на вьюгу за окном. Она уже не пугала. Просто была. Стала частью фона, частью этого мертвого, серого утра. Аномалия ушла дальше на запад, писали, что циклон теряет силу. Но сколько душ он ещё успеет поглотить, прежде чем растворится?

Слеза скатилась по щеке. Лена быстро стёрла её. Нельзя. Слабину — потом. Когда кто-то сможет подставить ей плечо. Сейчас — не время.

Анна сидела на краю кровати. Обмотанная полотенцем. Волосы почти не вытерты — вода стекала по плечам, пропитывая махровую ткань.

В руке — пустой стакан из-под шипучки. Той самой, что должна была снять симптомы похмелья. Той самой, чем она запила успокоительное, прописанное врачом.

Взгляд — в никуда.

С тех пор, как она вышла из душа, не сказала ни слова. Четверть часа молчания, как будто Лены в комнате не было.

Лена тоже молчала. Молча протянула ей таблетку, молча налила шипучку, молча отошла к окну.

Снег падал стеной. Мягкой, ровной. Красиво — если бы не всё, что было до.

Лена пыталась собрать мысли. Она никогда не видела в снегопадах ничего прекрасного. Снег — это циклоны, перебои с электричеством, испорченный урожай. На ферме он был врагом. Отец ненавидел снег.

Но сейчас… стоя на тридцатом этаже, глядя, как ветер заставляет снежинки выписывать спирали…

— Я подумала, что он рядом, — вдруг произнесла Анна.

— А? — Лена вздрогнула. Обернулась.

— Когда проснулась. Мы остались на ночь в этом же отеле. Я… думала, что его просто не было в постели. Что ушёл куда-то. Вообще не поняла, что происходит…

Лена подошла. Села рядом. Не обняла — просто забрала у неё стакан. Взяла за руку. Тихо.

— Прости, что ударила, — сказала она.

— Всё правильно. Надо было...

Голос Анны был тусклым. Без гнева, без укоров. Она слегка покачивала головой, всё ещё глядя в стену.

— Дай воды… — хрипло попросила она.

Лена молча налила. Протянула.

Пока Анна пила, Лена ополоснула второй стакан — тот, в котором была шипучка. Приготовила лекарство для горла. Когда обернулась — Анна уже стояла у окна.

Ладонь — на стекле.

— Вчера был наш первый день… — прохрипела она, почти шёпотом.

Лена нахмурилась. Она уже говорила это. Про долгую дружбу. Про нерешительность. Про то, как они наконец решились. И как она успела сказать… не всё. Или — почти ничего.

— …а я так и не сказала ему, — добавила Анна. И заплакала.

Без истерики. Без крика. Просто — плакала. Чисто. Словно яд с гноем, после укуса змеи, наконец покинули рану, и осталась только чистая кровь.

Лена не сдержалась.

Обняла. Молча. Крепко. За плечи — и к себе.

Не могла иначе.

Не могла сдержаться.

***

Выплакавшись, они привели себя в приемлемый вид.

Спустились в ресторан — поесть хоть что-то, потому что тело требовало, даже если душа отказывалась. Анна даже умудрилась позвонить коллеге. Сказала коротко, глухо:

— Я на больничном.

Пауза.

Потом, кивая несколько раз, добавила:

— Андрей, давай потом, угу?

И тут же сбросила звонок.

Лена видела по её лицу — он начал с соболезнований. Естественно. Все уже знали. Новости распространялись мгновенно. Офис — это один большой роющийся улей. Все были в курсе.

Ещё вчера, когда Лена брела по магазинам, башня была почти пуста — знающие люди сидели по домам, пережидая бурю. Но сегодня всё менялось. Стихло.

Город начинал оживать.

На первых этажах кипела жизнь. Люди. Очереди. Переполненные фуд-корты. Рождественская ярмарка.

Аниматоры в костюмах Деда Мороза сновали среди толпы. Предновогодняя суета теперь выглядела ярче, чем раньше, — усиленная контрастом с апокалипсисом, который все так быстро решили забыть.

Из системы оповещения — та самая, которая вчера передавала тревожный сигнал — теперь доносились мелодии. Традиционная рождественско-новогодняя подборка ставших классикой песен.

И, казалось, только две девушки с застывшими масками вместо лиц не вписывались в эту праздничную картину. Шли сквозь толпу, что будто расступалась перед ними.

***

— Ань, это дурная идея, — сказала Лена.

Но Анну было не остановить.

— Я очень хочу вок, Лен.

Лена сжала её руку — мягко, стараясь удержать. Анна вырвалась. Пошла твёрдо, решительно.

Если бы Анна не проболталась — Лена, может, и не стала бы мешать. Она и сама любила азиатскую еду. Но…

Покачала головой. Вздохнула. Пошла следом.

Они вошли в кафе.

Анна шла целенаправленно, уверенно. Ни одного взгляда по сторонам. Знала куда идёт.

Она села за столик. В глубине зала. В самом углу.

Лена сразу поняла. Это был "тот самый" столик.

Плохо.

Очень плохо.

— …а потом он так вцепился в тарелку, — сквозь всхлип хохотнула Анна, вытирая глаза, — я думала, официант не сможет её забрать.

Лена задумчиво гоняла по тарелке одинокую горошину. Взглянула на Анну — та почти не притронулась к своей порции яки-собы.

— Ань, — Лена тихо положила палочки, — а ты что планируешь дальше?

Шипучка подействовала — голос у Анны звучал почти нормально. Только иногда срывался на хрип. Гланды успокоились, но связки ещё заживали. Слова давались с трудом. Каждый — как шаг по битому стеклу.

Видимо и успокоительное тоже, ведь она разговаривала. Почти живо, даже несколько раз засмеялась, вспоминая позавчерашний ужин.

— Я не знаю, Лен, — устало ответила она.

— Мне придётся уехать сегодня. И Люк… младший…

Анна резко повернулась. В глазах вспыхнуло что-то острое:

— Нет, ты… господи. Естественно. Ты и так слишком много сделала для меня.

"Слишком много сделала… но не остановила его… " — проскользнуло в голове Лены, и она тут же попыталась это вытеснить.

— Я… Ань, я просто боюсь, что ты сорвёшься. У тебя есть кто-то… кому ты доверяешь? Кто-то, с кем ты можешь побыть?

Анна скосила взгляд в сторону. Закусила верхнюю губу.

— Нет. Уже нет.

Пауза. Такая плотная, что в ней можно было задохнуться.

— Я не смогу взять тебя с собой… там у нас…

Анна замотала головой, будто отгоняя призрака:

— Даже думать не смей. Я справлюсь. — Сказано было жёстко. Не для Лены — для самой себя.

Лена криво усмехнулась. Глупая мысль — забрать её на ферму, в дом, где живёт Марсель. Это был бы способ добить её психику окончательно.

— И вообще, Лен, ты прости меня. У тебя ведь своё горе. А я даже… не могу что-то тебе сказать.

— Я… — Лена вздохнула. — Ань, веришь или нет, но ты спасла меня. Я не развалилась только потому, что тебе нужна была моя помощь. Никаких слов не надо. Скажешь потом. Сейчас мне просто… нужно было что-то делать. А ты дала мне эту возможность. Иначе я бы с ума сошла — пока они там…

Она замолкла, глотнула слёзы. Усталая. Истощённая.

— И сошла бы, уж поверь. А мне ещё Люку как-то… сказать. Господи, я даже представить не могу, как.

Анна кивнула. Слова приняты. Сохранены.

— Сколько ему?

— Двенадцать, — прошептала Лена, теперь уже закусывая губу сама.

— Моя мать погибла, когда мне было столько же. Упала с лошади.

Лена замерла.

— Ох… пр…

— Да брось, — фыркнула Анна. — Давно уже всё проработано.

— Как ты узнала?

Анна приподняла бровь. Смотрела в сторону. Лена поняла — сейчас прозвучит то, что не хочется слышать.

— Я это видела. Она занималась конным спортом. Скачки. Хобби. Плохо закрепили седло, и… мы с отцом были на трибуне. Видели всё.

— Господи… твою ж мать…

— Он умер через полгода. Сильно переживал. Много пил.

— Ань…

— Я тебе говорю, это было давно. Просто ты спросила… — теперь взгляд стал жёстким, твёрдым. — Люк справится. С такой сестрой — точно. Не сомневайся.

Она даже сжала Лену за запястье.

— За меня не беспокойся. Домой не поеду. Не могу. В отель этот тоже ни ногой…

— А куда? Снова не напьёшься?

Анна пожала плечами, но сказала:

— Нет.

— Так. Не смей, слышишь? — строго, почти командно сказала Лена.

Телефон Анны завибрировал. Она нахмурилась, посмотрела на экран.

— Кто?

— Неизвестный, — пробормотала Анна. — Не хочу…

— Дай я, — Лена потянулась. Анна без слов передала. Плечи — усталые, отпущенные.

— Алло?

— Анна Игоревна? — прозвучал скрипучий мужской голос.

— Нет, Анна пока не может говорить. Что ей передать?

— Понимаю. Передайте ей мои соболезнования. Это нотариус. Олег Алексеевич оставил завещание… потому я беспокою… Мы отправили ей пакет документов. Их нужно подписать в течение трёх недель, чтобы вступить в права наследования по воле Олега Алексеевича…

Лена почувствовала, как сердце замерло. Голос — сухой, деловой. Официальная смерть. Так быстро…

— Хорошо, я передам.

— Всё завещанное имущество и недвижимость перечислены в документах. Если будут вопросы — она может звонить по этому номеру. Без добавочных. Мои соболезнования.

Вызов завершился.

Анна смотрела на Лену. И по выражению лица уже знала — это было что-то важное.

— Ну?

— Нотариус. — Лена убрала телефон, — Сохрани номер. Олег оставил тебе завещание.

Пауза. Долгая.

— Чего?

— Ань… я не знаю, говорил про имущество и всё прочее. Не уточнял. Сказал, что нужно всё подписать в течение трёх недель. Не забудешь?

Та не ответила. Только смотрела — далеко, за горизонт.

— Кажется, я знаю, куда поеду, — тихо сказала она.