Звездный ковчег

20‑й год полета

Краешком глаза Томас Стрейнжбери заметил, что по лестнице, ведущей на капитанский мостик космического корабля, поднимается Дженерети. Стрейнжбери почувствовал смутное раздражение: «Какого черта! Этому парню нечего делать на капитанском мостике!»

Стрейнжбери наградил Дженерети свирепым взглядом, но тому, похоже, было наплевать.

В свои девятнадцать Джей Дженерети был высоким, крепким парнем с упрямой челюстью и воинственными манерами. Как и Стрейнжбери, он родился на борту космического корабля. Однако Дженерети не был офицером, и ему не разрешалось находиться на капитанском мостике. Но он оказался тут, поэтому у Стрейнжбери, вне зависимости от старой неприязни к Дженерети, появилась возможность продемонстрировать свою власть.

Кроме того, через пять минут у Томаса заканчивалась вахта…

Дженерети преодолел последнюю ступеньку, шагнул на ковровое покрытие капитанского мостика. Должно быть, он выполнял какое–то пору чение кого–то из офицеров. Когда он поднял взгляд и увидел черные, сверкающие звездами небеса, его дыхание стало прерывистым. Он остановился в нерешительности в дюжине шагов от Томаса, задрав голову и потрясенно уставившись в космическую бездну. Его реакция удивила офицера. Раньше Стрейнжбери с подобным не сталкивался. Оказывается, на космическом корабле и в самом деле были люди, видевшие космос только на вспомогательных видеоэкранах.

Совершенная, абсолютная прозрачность обзорного экрана капитанского мостика создавала полную иллюзию присутствия в темном, пустом космосе. Такая штука и впрямь потрясала человека, не привыкшего к подобным зрелищам.

Стрейнжбери охватило неосознанное чувство превосходства. Он–то с раннего детства имел право находиться на капитанском мостике. Для него все, что существовало вне корабля, казалось таким же естественным и обыденным, как и сам корабль.

Стрейнжбери заметил, что Дженерети постепенно приходит в себя после первоначального потрясения.

— Да‑а, это действительно круто, — пробормотал он. — Которое из них — Центавр?

— Вот то, — Стрейнжбери указал на очень яркую звезду, сверкавшую за направляющими астронавигационного планшета.

На капитанском мостике было запрещено разговаривать с гражданскими членами экипажа, и Томас сам удивился тому, что позволил себе ответить этому бесцеремонному парню.

Может, это случилось из–за ауры силы, исходившей от Дженерети. Но скорее всего поступить так Томаса побудило желание хоть отчасти сблизиться с другими молодыми людьми на корабле, ведь Джей считался одним из лидеров.

Этикет требовал, чтобы сын капитана, держался особняком. Однако Стрейнжбери понимал, что принадлежность к «правящей элите» корабля обрекает его на одиночество.

Томас вдруг представил себе картину: он влачит жизнь затворника, точно так же как его отец. Живет, всеми покинутый…

Молодой человек тряхнул головой, пытаясь отогнать подобные мысли.

Через несколько минут окончится его вахта. И тогда Стрейнжбери мягко, но решительно отведет Дженерети вниз по трапу и дружелюбно поговорит с ним. И тут Томас заметил, что Джей ухмыляется..

— У меня что–то не так с лицом? — ехидно спросил он. — Ты так на меня уставился!

Стрейнжбери промолчал.

Дженерети опять задрал голову, разглядывая звездные россыпи.

— А здорово нас облапошили, — проворчал он. — Мол, каких–то поганых четыре года полета со скоростью света — и мы на месте! Надули по полной программе!

— Осталось всего девять лет, — возразил Стрейнжбери. — Еще лет девять, и мы у цели.

— Угу! — цинично согласился Джей. — Девять лет… Пустяки.

Он помолчал немного, а потом спросил:

— А которая тут Земля?

Стрейнжбери указал на противоположную сторону мостика. Один из его векторов–направляющих планшета всегда указывал на Солнце.

Около минуты Дженерети внимательно разглядывал бледную звездочку. Выражение его лица изменилось, теперь на нем ясно читалось уныние, плечи опустились. От прежней самоуверенности не осталось и следа. Наконец он прошептал:

— Это так далеко отсюда, так далеко… Поверни мы сейчас назад, тебе и мне было бы по сорок лет, когда мы бы вернулись на Землю…

Внезапно Дженерети шагнул к Стрейнжбери и схватил его за плечи.

— Подумать только! — воскликнул Джей. — Сорок лет. Половина жизни, отпущенной нам, — в мусоросборник! Но все–таки есть шанс немного поразвлечься, а? — Он подмигнул Томасу. — Если мы немедленно повернем назад! Скажи, ты мог бы повернуть корабль?

Стрейнжбери освободился из объятий Дженерети. Он был смущен и рассержен. Больше года он не слышал подобных разговоров. Тогда отец Стрейнжбери положил конец всем недовольствам. Капитан корабля сумел убедить малодушных, что второй полет к Альфе Центавра — дело стоящее. Разговоры прекратились.

— Что ты несешь? — строго спросил Стрейнжбери.

Казалось, Дженерети и сам осознал свою глупость.

Он отступил на шаг, смущенно улыбнулся:

— Да это я так. Ясное дело, глупо: повернуть назад, когда до финиша вдвое ближе, чем до старта. Глупо же вот так вот взять и повернуть, верно? Но просто интересно: ты мог бы это сделать?

— Да, мог бы, — Томас на миг ощутил гордость от своего превосходства над этим сильным и таким уверенным в себе парнем.

Томас прекрасно знал, что лишь немногие из членов экипажа космического корабля считают значимой подлинную цель экспедиции. Но все прекрасно помнят, что где–то там, в глубинах космоса, осталась Земля… Томас знал, что молодежь, выросшая на корабле, как и он сам, считает Стрейнжбери–старшего старым придурком. Но еще он знал и то, что старик гордится своим правом управлять жизнью корабля. Иногда Томасу казалось, что отец знает нечто такое, о чем остальные и понятия не имеют. И именно это помогает Стрейнжбери–старшему поддерживать порядок. С другой стороны, Томас уже не раз размышлял о том, что, быть может, отец его не прав… И это угнетало Стрейнжбери–младшего точно так же, как и его ровесника Джея. Он видел земную жизнь лишь в записях корабельной фильмотеки. Но этого было достаточно, чтобы осудить тех, кто по собственному произволу лишил его, Джея и остальных родины и обрек на скитания в космосе. И главным виновником, безусловно, был его отец. Ведь именно Стрейнжбери–старший, капитан, принял решение продолжать путь, когда выяснилось, что путешествие займет куда больше четырех лет. Не будь Томас сыном капитана, он не стал бы скрывать, что полностью разделяет точку зрения Дженерети.

Стрейнжбери взглянул на часы. Он успокоился, увидев, что уже пора включать автопилот. Его вахта окончилась. Он повернулся к консоли, привычно оценил навигационную картинку, показания контрольных систем, вывел на дисплей данные, полученные от дежурного физика, убедился, что все параметры соответствуют норме, и передал бразды правления автоматике. С этого момента, в течение двенадцати часов, кораблем будут управлять электроника. Потом на шесть часов вахту примет Кэрсон. Следующим будет старший помощник; еще через двенадцать часов, начнется вахта второго помощника, его сменит третий помощник — Браун. И наконец, когда пройдут очередные двенадцать часов автоматического полета, Стрейнжбери вновь вернется на капитанский мостик.

Так протекала жизнь корабля. Такой порядок установили, когда Стрейнжбери исполнилось четырнадцать лет. Конечно, нести вахту дело не трудное. Но для высших офицеров корабля право встать на капитанский мостик считалось не работой, а почетной обязанностью. Каждый член экипажа ревниво оберегал свои должностные обязанности, а уж о высших офицерах и говорить нечего. Каждый из них всегда заступал на вахту с точностью до минуты. Несколько лет назад Браун встал на вахту с коляской и дежурил вместе с крохотным сыном, который был так тяжело болен, что отец не хотел оставить его ни на минуту. Но Браун даже и не подумал о том, чтобы попросить кого–то подменить его на капитанском мостике.

Такая преданность долгу удивляла Стрейнжбери. В тот раз Томас даже спросил отца, почему Браун поступил подобным образом. И старик объяснил сыну:

— Право стоять на вахте — знак отличия каждого офицера. Помни об этом и не относись к своим обязанностям столь легковесно, как нынешняя молодежь. Мы — офицеры, мы — правящий класс на этом корабле, мой мальчик. Обращайся ко всем людям с уважением, но не забывай о том, что я сказал. Поддерживай своих офицеров, и они в ответ поддержат тебя. Если мы перестанем соблюдать традиции и поддерживать дисциплину, то неминуемо потеряем власть и уважение экипажа.

Томас ничего не имел против того, чтобы сохранить преимущества своего положения. К этому времени он уже успел их оценить. Например, то из них, что многие девушки очень благосклонно относились к вниманию со стороны капитанского сына…

Отогнав приятные видения, Стрейнжбери заторопился. До начала киносеанса осталось немного, а Томас хотел еще перед этим принять душ.

Стрейнжбери заметил, как Дженерети посмотрел на часы на бортовой консоли. И решительно шагнул вперед, преградив путь Томасу Стрейнжбери.

— Не торопись, Томми, — сказал он. — Я хочу сообщить тебе кое–что важное.

— Ты уверен, что это так важно? — недовольно спросил Томас.

— Суди сам, — Джей усмехнулся. — Через пять минут после начала фильма мы собираемся избавить стариков от груза ответственности.

— Что ты имеешь в виду? — холодея, пробормотал Томас.

— То, что сказал. Мы намерены захватить корабль.

Рука Стрейнжбери рефлекторно потянулась к бластеру, но Джей перехватил его запястье.

— Не торопись, Том, — спокойно произнес он. — Сначала дослушай. Мы не причиним вреда старым придуркам, если они будут вести себя прилично. А ты… Тебя мы хотели бы сделать нашим капитаном. Что скажешь?

— Мне надо подумать, — пробормотал Стрейнжбери.

— Думай, — согласился Джей, не отпуская руки Томаса. — У тебя есть целая минута.

— Ты что, смеешься? — изумился Стрейнжбери. — Мне нужны сутки, а лучше — неделя! Это же серьезное дело!

— Да, — согласился Дженерети. — Очень серьезное. Поэтому мы не можем дать тебе сутки. Твой старик что–то пронюхал. Если все раскроется, прольется много крови. Мы–то от своего не отступим. Если ты не согласен — дело твое. Мы найдем другого капитана. Хотя лично я считаю, что ты — самый подходящий.

Несмотря на ситуацию, похвала Дженерети необычайно польстила Томасу. Она подтолкнула его принять решение. В конце концов, эти парни не собираются никому причинить вреда, а старикам и впрямь пора уступить место более сильным и энергичным.

— Хорошо, — произнес он. — Я согласен. Что дальше?

— Одно условие, — сказал Дженерети.

— Какое?

— Мы поворачиваем обратно. Обратно к Земле, — уточнил он, заметив растерянное выражение на лице Томаса. — Ты ведь сказал, что сможешь это сделать? Сможешь?

— Да. Да, я смогу!

Внезапно Стрейнжбери почувствовал решимость. Он тоже хотел увидеть Землю. Не меньше, чем Джей. Славную, добрую, прекрасную Землю…

— Отлично! — Дженерети отпустил его руку и тут же быстрым движением выдернул из кобуры бластер Томаса. Еще одно движение — и блок кристалл–накопителя исчез у Джея в кармане, и он протянул Стрейнжбери бластер, превратившийся в безопасную конструкцию из металла и пластика.

— На всякий случай, — заметил Джей. — Кстати, имей в виду, что если ты попытаешься предупредить кого–нибудь, ничего хорошего из этого не выйдет. Мы не отступим, и тогда уж без крови не обойдется. А ты не станешь капитаном.

— Я же сказал, что согласен! — обиженно запротестовал Томас, но Джей продолжал, игнорируя его обиду:

— Наша задача — действовать уверенно и не сделать ничего, что могло бы вызвать подозрение. Это означает, что каждый из нас, включая и тебя, должен вести себя, как обычно. Что ты собирался сейчас сделать?

— Пойти в каюту и принять душ, — ответил Стрейнжбери.

Он начал приходить в себя после первого потрясения, вызванного известием о заговоре. Мысль о том, что размеренная жизнь корабля может в один миг измениться, взбудоражила его. Но еще больше его потрясло осознание того, что безумное путешествие в бесконечность будет прекращено. Наконец–то…

— Ладно, — сказал Дженерети. — Иди прими душ. А я отправлюсь с тобой. На всякий случай.

— Будет лучше, если я не пойду домой, — с сомнением пробормотал Стрейнжбери.

— И твой отец начнет что–то подозревать!

Стрейнжбери было нелегко. Он понял, что отныне он — один из заговорщиков, почувствовал, что на этом пути его будут подстерегать неведомые опасности. Несмотря на душевные волнения, зарождающиеся в потаенных глубинах его души, он еще держал себя в руках.

— Отец еще больше удивится, когда увидит нас вместе, — сказал он. — Кстати, ты ему не нравишься.

— Не нравлюсь! — Дженерети повторил слова Стрейнжбери так воинственно, что неожиданно в сердце сына капитана закралось сомнение. — Ладно, убедил. Пойдем прямо в кинозал. Но помни, мои слова. Следи за собой. Держи себя в руках и ничему не удивляйся. Будь готов шагнуть вперед и принять командование.

Он положил руку на плечо Стрейнжбери.

— Мы победим, — торжественно объявил он. — Мы сделаем это!

Томас увидел капельки пота на лбу Джея. И внезапно сыну капитана пришло в голову, что Дженерети далеко не так уверен в успехе, как пытается показать.

И только минутой позже, когда молодые люди уже спустились с мостика, Стрейнжбери почувствовал насколько напряжены его мускулы. Он был готов к борьбе.

Стрейнжбери плюхнулся в кресло и заерзал, устраиваясь поудобнее. Тем временем в кинозале погас свет. Опоздавшие на сеанс ощупью искали свои места. У Стрейнжбери еще было время отказаться от предложения Дженерети. Однако если он не собирался поддерживать мятеж, то ему следовало действовать немедленно.

Томас слышал, как Дженерети, стоя в проходе, говорил что–то какому–то парню, но не слышал, что именно. Чуть позже Джей опустился на сиденье рядом со Стрейнжбери и наклонился к сыну капитана:

— Еще несколько минут, и все будут в сборе, — объявил он. — Когда двери закроют, мы получим знак. Начнется сеанс. В темноте я поднимусь на сцену. Мое появление там — сигнал к началу мятежа. Ты пойдешь со мной.

Стрейнжбери кивнул. Однако происходящее ему не нравилось. Только что он сочувствовал мятежникам, а вот сейчас его охватил страх перед возможными последствиями их необдуманных поступков. Стрейнжбери не мог представить себе, что может случиться. Полное и всеобъемлющее чувство надвигающейся опасности охватило его.

Раздался звонок.

— Фильм начинается, — прошептал Дженерети.

Время неумолимо бежало вперед. Неожиданно Стрейнжбери захотелось что–то предпринять. Его неуверенность росла. У него появилось твердое убеждение, что он поспешил, согласившись поддержать мятежников. Что, если они используют его на первой стадии восстания, а позже, когда потребность в нем отпадет, попросту сместят Томаса с поста капитана… который в любом случае достался бы ему после смерти отца, вместе с правом решать: продолжать ли движение к созвездию Центавра или повернуть обратно? Неожиданно Стрейнжбери понял, что ничего не выиграет от победы Дженерети.

С отчаянием сын капитана заерзал на стуле, напряженно оглядываясь и пытаясь придумать, как удрать от мятежников.

Глаза его уже привыкли к темноте.

На самом деле в зале было не так уж и темно. С одной стороны от Стрейнжбери сидел пожилой мужчина — третий помощник капитана. Рядом — его жена. Третий помощник перехватил пристальный взгляд Томаса и кивнул.

Стрейнжбери улыбнулся, потом повернулся в другую сторону. Джей, находящийся рядом с ним, спросил:

— А где Кэрсон?

Кинозал, как обычно, был полон. Внимательно вглядываясь в темноту, Стрейнжбери обнаружил старшего помощника Кэрсона, сидящего почти в последнем ряду, а потом увидел второго помощника, тяжело плюхнувшегося на одно из свободных мест в первом ряду. Из старших офицеров не пришел только капитан, Стрейнжбери–старший. Это немного обеспокоило Томаса.

Хотя каждый из членов команды мог смотреть любые фильмы в своей каюте в любое время, три раза в неделю в кинозале проводился показ фильмов. Три раза в неделю восемьсот человек собирались вместе, чтобы тихо и внимательно посмотреть какой–то эпизод из жизни далекой Земли. По мнению психологов, это должно было способствовать единению экипажа. Редко кто пропускал эти киносеансы.

Капитан должен был вот–вот появиться.

Стрейнжбери приготовился к неприятностям. Вот на экране промелькнули первые кадры фильма, затем включилось музыкальное сопровождение. Голос за кадром сказал что–то о «важности тяжелых испытаний», потом пошли титры картины. В этот момент Стрейнжбери повернулся и посмотрел на то место, где обычно сидел его отец.

Кресло было пустым.

Случай совершенно необычный. Отсутствие капитана на обязательном просмотре вызвало у Стрейнжбери предчувствие надвигающейся катастрофы. Ведь Дженерети тоже намекал, что капитан догадывается о заговоре.

Если так, то такой проницательный и опытный человек, как Стрейнжбери–старший, несомненно принял меры, чтобы мятеж провалился. Да разве может какой–то сопляк Дженерети провести самого капитана. Что ж, если так, то путешествие продолжится и дальше. Эта мысль еще больше расстроила Стрейнжбери. «Надежда Человечества», покинув Землю, пробыла в космосе уже семь тысяч восемьсот дней. И кто знает, что ждет землян к конце пути?

Стрейнжбери колебался. Стоит ли присоединяться к Дженерети? Не лучше ли представить тому действовать без помощи Томаса? Если восстание провалится, никто не узнает о том, что сын капитана был готов поддержать мятежников. Да, именно так. Он не будет ни во что вмешиваться, пока ситуация не определится.

Приняв решение, Стрейнжбери со вздохом откинулся на спинку сиденья. Раздражение уступило место разочарованию. Только сейчас он обратил внимание на экран.

Показывали суд. Военный трибунал.

Молодой мужчина с бледным лицом стоял перед судьями. Чуть поодаль, за решеткой дожидались своей очереди еще шестеро.

Говорил прокурор. Томас успел уловить только часть речи.

— … Действия этих людей — государственная измена. Они принесли присягу и находились на военной службе, как и любой из астронавтов. Их преступное деяние…

Стрейнжбери отвлекло движение в зале. Вздох облегчения слетел с его губ, когда он увидел отца, пробирающегося по темному залу, чтобы занять свое место. Может быть, опоздание капитана вызвано чем–то незначительным? Еще несколько минут — и мятежники начнут действовать.

— … Действия обвиняемых можно однозначно трактовать как мятеж! — рявкнули динамики.

Томас вздрогнул.

Там, на экране, прокурор обратил к зрителям мрачное лицо:

— Это мятеж! И есть только одно наказание, соответствующее такому преступлению. Я требую смертной казни для всего экипажа!

Только теперь Томас начал соображать, что происходит на экране. И, черт возьми, та ситуация удивительно напоминала ту, что сложилась на их корабле. Дьявол! Он ведь тоже принес присягу! И Дженерети приносил присягу. И все заговорщики, кроме, может быть, самых молодых.

— … Ваше последнее слово, подсудимый? — это произнес уже не прокурор, а один из судей — военный с золотым шитьем на погонах, старик, чем–то похожий на отца Томаса.

— … Поймите нас, сэр! Мы… Мы больше не могли! — возразил один из подсудимых прерывающимся от волнения голосом. — Мы так далеко… от Земли… У нас не было никакой связи. Семь лет одиночества в космосе… Там, в пространстве, свои законы. Если бы мы могли… Мы так хотели вернуться домой…

До сознания Стрейнжбери дошло, что зал словно замер. И сам он тоже застыл, ожидая, каким будет решение трибунала.

Приговор огласил председатель, тот самый старик с золотым шитьем на погонах.

— Мятеж, — сказал он, — это всегда мятеж. Где бы он не происходил: на Земле, Луне или в открытом космосе. Приговор всегда один: смерть.

Томас покосился на Дженерети. Тот сидел, напряженный, вцепившийся в подлокотники. Нет, Джей теперь вряд ли взойдет на сцену. На кой черт ему теперь возвращаться на Землю? Чтобы умереть?

Томас похлопал его по колену.

— Накопитель от бластера, — вполголоса произнес Стрейнжбери. — Отдай.

Дженерети вздрогнул, сделал движение, словно собирался встать, но тут же опомнился и молча протянул блок Томасу.

Стрейнжбери так же молча вставил его в бластер.

Через несколько часов Стрейнжбери зашел в проекционную.

— Здравствуйте, Джонатан, — обратился он к худому, средних лет мужчине, который озабоченно переставлял коробки с видеодисками.

Джонатан вежливо кивнул, узнав посетителя. Однако на лице его было написано удивление. Почему сын капитана зашел сюда? Поведение техника напомнило Стрейнжбери, что на космическом корабле нельзя с пренебрежением относиться к любому члену экипажа, даже если этот человек с невысоким служебным положением.

— Необычный фильм вы показалили нам сегодня, — небрежно произнес юноша.

— А, вы об этом? — пробормотал Джонатан. — Меня тоже несколько удивило, когда ваш отец связался со мной и попросил показать именно этот фильм. Он очень старый… Вы изучали историю первых межпланетных путешествий?

Стрейнжбери не смог заставить себя ответить. Он просто кивнул, а потом молча вышел, почти ничего не видя перед собой.

Не менее часа он бродил по кораблю. Ему следовало набраться решимости, чтобы повидать отца.

После смерти матери отец и сын как будто отдалились друг от друга.

Томас отыскал отца в просторной жилой каюте в капитанских апартаментах. Семидесятилетний Джон Стрейнжбери просматривал какие–то записи. Заметив, что вошел сын, капитан кивнул ему и продолжил чтение.

Прошло несколько минут, пока взгляд отца снова обратился к сыну.

— Тебе что–нибудь нужно? — сухо спросил он.

Томас молчал, не смея поднять на отца глаза.

— Я могу что–нибудь сделать для тебя? — чуть мягче спросил капитан.

Томас заколебался. Неясные, противоречивые чувства переполняли его. Должен ли он рассказать о мятежниках? И о своих собственных мыслях?

Неожиданно Томас произнес совсем не то, что собирался:

— Отец, скажи, почему мать покончила с собой?

Капитан Стрейнжбери отложил бумаги в сторону.

Он медленно, глубоко вздохнул, словно собираясь с силами.

— Что ж, — произнес он медленно. — Ты имеешь право задать этот вопрос. И я тебе отвечу.

Глаза капитана вспыхнули, но голос был холоден, как сам космос.

— Да, я тоже думаю, что имею право это знать, — словно оправдываясь, пробормотал Томас.

Наступила тишина… пауза затягивалась. Лицо старика оставалось бледным, в уголках глаз сверкнули слезинки. Или это только показалось Томасу?

— Знаешь, — проговорил он, — мама никогда не говорила о тебе… хорошо. Но я никогда не понимал почему.

Капитан кивнул, скорее всего, самому себе. Он, казалось, пришел к какому–то решению, плечи его распрямились, в голосе зазвучали стальные нотки:

— Я допустил ошибку, сынок. Мне не следовало жениться на твоей матери. Но она слишком долго находилась под моей опекой. Она выросла у меня на глазах… И мне не хотелось, чтобы она досталась другому мужчине… Нет, не так… Я действительно любил ее. Но мне следовало сдержать свои чувства. Со временем она вышла бы замуж за молодого человека своего поколения… Но я убедил себя, что она будет в конце концов счастлива и со мной. Так что она доверилась мне, а я предал ее доверие. Твоя мать была для меня больше дочерью, чем любовницей. Но нам было неплохо вместе… Пока не случилась эта история с Тэлли…

— С научным руководителем экспедиции?

— Да. И моим другом. Мы были друзьями, Том. И коллегами. Одними из лучших астрофизиков Земли. Проект «Надежда» был нашим проектом. И твоя мать…

— Капитан замолчал, потер рукой лоб, — … после его гибели твоя мать перестала мне доверять.

Стрейнжбери никогда не задумывался о том, что происходило на корабле в те времена, когда его мать была молодой. Для него было трудно понять, что послужило причиной ее гибели. Еще он подумал о том, что отец и в самом деле говорит с ним начистоту. Поэтому он продолжил расспросы:

— Она как–то сказала… — тут он заколебался, — … она сказала мне, что смерть Тэлли была не случайной. Она сказала, что ты его убил.

Щеки отца стали еще белее, плечи его вновь поникли. Старик замолчал, на лице его появилась жалкая улыбка.

— Да, — сказал он. — Мне она тоже это говорила. Все не так просто, мой мальчик. Только время рассудит, Том, кто из нас был прав. Но должен тебе сказать, я не убивал его. По крайней мере сознательно. Это был несчастный случай. Мы оба слишком устали… Нервничали. Тэлли решил сдаться. А я был уверен, что мы сможем одержать верх. Когда–нибудь я расскажу тебе об этом подробнее. Я расскажу тебе о той долгой, изматывающей борьбе. С моим талантом и со знаниями Тэлли мы могли одержать верх. Но Тэлли сломался. — Стрейнжбери–старший тяжело вздохнул и продолжил говорить только через некоторое время. — Я могу объяснить все, что случилось тогда… Сразу после старта — Тэлли считал, что это не требует доказательств — наш корабль должен был разогнаться почти до скорости, близкой к скорости света, и, таким образом, мы собирались на практике проверить теорию сжатия времени при релятивистских скоростях. Но… мы не смогли разогнать корабль до нужной скорости. Двигатели нашего звездолета оказались намного слабее, чем выходило по расчетам Тэлли. Как только он понял, что наша экспедиция продлится намного дольше, чем планировалось, он предложил повернуть назад. Естественно, я не согласился. Я не мог согласиться. Позже я объясню тебе почему. Но Тэлли впал в истерику. Он повел себя совсем не так, как подобает офицеру… старшему офицеру. Из–за этого он допустил роковую ошибку. Это можно считать несчастным случаем…

— Тогда почему мать обвиняла тебя в убийстве?

Старший Стрейнжбери пожал плечами.

— Твоя мать никогда не понимала, что Тэлли и я спорили только по научным вопросам. Но она знала, что Тэлли хотел вернуться на Землю. И она тоже хотела вернуться. Из–за этого она переметнулась на его сторону, стала утверждать, что Тэлли, как астрофизик, больший специалист, чем я. Она утверждала, что моя теория — чушь, что с нашим Солнцем ничего не случится…

— А с ним что–то должно случиться? — удивился Томас.

Стрейнжбери–старший вздохнул.

— Мне следовало больше внимания уделять твоему образованию, — сказал он. — Ты же не механик с нижней палубы. Ты должен знать правду. Ты должен понимать причины тех или иных поступков.

— Прости, — тихо пробормотал молодой Стрейнжбери. Затем он добавил. — Наверное, я глупей тебя. Я так и не разобрался ни в теории сжатия Лоренца–Фитцджеральда, ни в твоих открытиях. Я только понял, что все это послужило причиной для организации этой экспедиции. Но твои выводы… Они довольно туманны.

Старик внимательно посмотрел на сына.

— Я выдвинул довольно сложную гипотезу, — произнес он. — Например, ты видишь простую звезду — Солнце, а для меня это — искривление в пространстве. Развивающаяся аномалия. И ее существование послужит причиной гибели Солнечной системы.

— Но Солнце ведь стабильная звезда!

— А я не утверждаю обратного, — возразил отец с раздражением в голосе. — Мой мальчик, ты найдешь подробности в докладе, в научной документации корабля, а также в отчете доктора Тэлли относительно экспериментов по достижению сверхсветовых скоростей. Да, порой выводы звучат несколько туманно. Но это сделано сознательно. Почему бы тебе не попробовать разобраться в этом? В свободное время. Вместо того чтобы якшаться с теми, кто тебе — не ровня.

Четверть часа назад Томас, услышав подобное, вздрогнул бы. Сейчас он даже не обратил внимания на последние слова отца.

— Но почему все–таки наш корабль не достиг расчетной скорости? В чем ошибка? — спросил он, не отводя взгляда от лица капитана, а потом быстро добавил. — Я слушал лекции, на которых нам разъясняли, почему так вышло. Но, прости, эти объяснения не показались мне убедительными. Твоя официальная версия… По–моему она создана для того, чтобы доказать необходимость экспедиции. А мне очень хотелось бы знать, как все обстоит на самом деле…

Неожиданно старик прищурился и усмехнулся:

— Я действительно выработал некую официальную версию, предназначавшуюся для того, чтобы поддерживать дисциплину и мораль. Разве не так? — неожиданно капитан помрачнел. — Я хотел… Я пытался донести это до тебя. — Капитан какое–то время молчал, потом махнул рукой, словно отгоняя какую–то назойливую мысль. — Не обращай внимания. Ты прав. Я хотел, чтобы люди думали так, как удобно мне. В действительности я уже сказал тебе правду. Когда Тэлли установил, что альфа–частицы не могут достичь необходимой скорости, при которой они способны разгоняться до еще больших скоростей, нам пришлось экономить энергоресурсы. Теоретически эти частицы могли разогнаться до скорости света, что придало бы почти безграничную мощность нашим двигателям, при небольшом количестве топлива. А фактически мы использовали сотни тонн горючего, чтобы разогнать корабль только до пятнадцати сотых от скорости света. Сорок пять тысяч километров в секунду — это еще слишком далеко до релятивистских скоростей. Когда Тэлли не стало, я распорядился тщательно подсчитать остаток топлива. Теперь мы расходуем его лишь для эпизодической корректировки курса. Наша цель — созвездие Центавра. Если все пройдет успешно, то через девять лет мы прибудем туда. Но если возникнут проблемы и мы не долетим до цели, нам придется заплатить за ошибки.

— И что же может случиться? — спросил Стрейнжбери–младший.

— Все, что угодно. Любой внеплановый маневр — и нам не хватит горючего. И вот еще что, — продолжал капитан. — Я отлично знаю, что многие из экипажа нашего корабля, особенно те, кто вырос на борту, хотят вернуться на Землю. Земля для них — мечта, а я — упрямый старик, который стоит между ними и заветной мечтой… Я думал об этом многие годы и решил, что лучше быть выше их, чем спорить с ними. Лучше я стану делать все, что в моих силах для того, чтобы полет продолжался, раз мне дано такое право. Это право дано мне Землей. Рядовые члены команды должны понять, что обратного пути нет. Несколько часов назад, я напомнил им, как Земля поступает с теми, кто нарушает ее законы. Но мы, старшие, тоже должны понимать, что назад повернуть невозможно. И ничего нельзя с этим поделать… Займись физикой, сын мой. Это тебе необходимо.

Юноша кивнул. Он уже расхотел говорить с отцом о несостоявшемся бунте, так что настало время заканчивать беседу.

— Спасибо, отец, ты мне все объяснил, — кивнул головой младший Стрейнжбери и вышел из каюты, так и не узнав, почему его мать покончила с собой. Почему она стала его матерью? А не осталась вдовой доктора Тэлли, к примеру?

30‑й год полета

Медленно уходила неделя за неделей. И с каждым днем звезды, сияющие в темном небе впереди, по курсу корабля, становились все ярче и ярче. Четыре солнца Альфы Центавра уже не выглядели, словно единый сверкающий бриллиант, а были отделены друг от друга черным космосом.

«Надежда Человечества» проскользнула мимо Проксимы Центавра на расстоянии свыше двух миллиардов миль. Теперь тусклая красная звезда медленно уплывала все дальше, оставаясь за кормой корабля.

Не красная маленькая Проксима была главной целью экспедиции, а Альфа. Астрономы Центральной Лунной обсерватории обнаружили семь планет, вращающихся вокруг Альфы Центавра. И одна из семи могла оказаться обитаемой.

Когда корабль находился еще на расстоянии четырех миллиардов миль от сердца звездной системы, Джонас, шестилетний сын Томаса Стрейнжбери, нашел отца в одной из гидропонных оранжерей, где под руководством Томаса отрабатывалась новая технология утилизации твердых остатков оборотного цикла. Дело не ладилось, хотя техники уже в четвертый раз меняли фильтры. Техники ругали ассенизаторов, ботаники — техников, а Стрейнжбери безуспешно пытался докопаться до истины.

— Дедушка хочет видеть тебя, папа. Он в капитанской каюте, — объявил мальчик.

Стрейнжбери кивнул. Глядя на сына, Стрейнжбери–младший почувствовал, как постепенно проходит раздражение. Людям полезно в какой–то миг осознать свое место в жизни. С того времени, как родился сын (а случилось это через семь лет после кризиса, причиной которого был Дженерети), Томас усиленно пытался добиться если не любви, то уважения и признания молодого поколения, своих сверстников из экипажа. Но он помнил и о том, что его сын должен расти, осознавая свое будущее предназначение приобрести все качества, которые необходимы будущему командиру космического корабля, который был фактически единоличным правителем маленького общества астронавтов.

Томас Стрейнжбери не забыл об историческом разговоре с отцом.

Оставив сына на игровой площадке у жилых блоков, Томас поднялся на лифте на офицерскую палубу.

Кроме Стрейнжбери–старшего в каюте собрались четыре физика из инженерного отдела и старшие офицеры Кэрсон, Хэнвик и Браун. Томас бесшумно опустился в кресло в сторонке. Он хорошо знал, о чем пойдет речь.

Догадаться было несложно. Вспышки.

В последние дни корабль двигался в космическом пространстве, где свирепствовала настоящая огненная буря. По всей длине корабля, от носа до кормы, на корпусе вспыхивали маленькие молнии, оставляя следы на обшивке. Несмотря на постоянно задействованные светофильтры, беспрерывные огненные вспышки слепили людей. Астронавтам, несущим вахту на мостике, приходилось перенапрягать глаза, часть вспомогательных наружных видеокамер сгорела, и их было нечем заменить. Кроме того, вспышки нервировали, вызывали психологические перегрузки, головную боль. Частота и интенсивность вспышек усиливалась, положение становилось по–настоящему опасным.

— … считаю, что мы попали в газовое облако, — говорил Плаук, старший физик. — Как вам известно, космическое пространство — это не абсолютный вакуум. Оно заполнено, особенно вблизи звездных систем, большим количеством атомарного водорода и других частиц. В таких запутанных, с гравитационной точки зрения, структурах, таких, как система солнц Альфа Центавра и Проксима Центавра, должно накапливаться значительное количество ионизированного газа. Однако нельзя сказать, что это обычное пылевое облако. Судя по всему, частицы, составляющие большую его часть, активны сами по себе и обладают повышенным электрозарядом или чем–то в таком роде… Хотя межзвездные электрические бури — не новость, должен сказать, что подобное явление ранее никогда не наблюдалось.

Старший физик замолчал и вопросительно поглядел на одного из своих ассистентов, Киссера. Тот взял слово.

— Прошу прощения, сэр, но я не совсем согласен с теорией электрических возмущений. Нет, я не отрицаю наличия следов газа в межзвездном пространстве, но я полагаю, что досаждающее нам явление вызвано в первую очередь нами самими. Точнее, высокой относительной скоростью нашего корабля. Именно этот фактор и обусловливает вспышки. Даже при относительно невысокой плотности атомарного водорода значительная кинетическая энергия частиц обеспечивает выделение энергии в диапазоне видимого спектра. — Киссер сделал многозначительную паузу. Он был неприметным мужчиной, но говорил уверенно. — Правда, — продолжал он выдержав многозначительную паузу, — это не вполне объясняет, почему интенсивность вспышек растет, в то время, как наша скорость снижается. Но, с другой стороны, и плотность межзвездного газа может расти по мере приближения к сердцу звездной системы.

— Какой же вывод? — спросил старший помощник Кэрсон.

— Если моя гипотеза верна, то в тот момент, когда относительная скорость корабля существенно уменьшится, то беспокоящее нас явление прекратится само собой.

— Возможно, это и так, — кивнул Кэрсон. — Но, кроме этого, мы должны помнить о судьбе первой экспедиции к созвездию Центавра и быть вдвойне осторожны.

«Они все думают о первой экспедиции, но никто не решится обсуждать это вслух», — отметил про себя Томас и переглянулся с отцом.

Капитан Стрейнжбери нахмурился. Несмотря на свой возраст, он выглядел уверенно и ничуть не утратил остроты ума. Обведя взглядом всех присутствующих, он спокойно произнес:

— То, что мы должны вести себя крайне осторожно, — это само собой разумеется. Кроме того, мы должны пролить свет на судьбу первой экспедиции — это одна из целей нашего путешествия.

Капитан вновь пристально осмотрел группу физиков и только потом продолжил:

— Вы знаете, что первая экспедиция вылетела на Альфа Центавра около семидесяти пяти лет назад. Можно допустить, что они сумели высадиться на одну из планет системы. Есть даже слабая надежда на то, что энергетические ресурсы их корабля еще не исчерпаны.

— То есть вы хотите сказать, сэр, что мы, возможно, отыщем на поверхности одной из планет лагерь первой экспедиции? — спросил Браун.

— Или то, что от него осталось спустя три четверти века, — проворчал Кэрсон.

Томас был изумлен. Неужели кто–нибудь может всерьез предполагать, что кто–то из первой экспедиции уцелел? Что ядерный реактор, энергетические системы, системы поддержания жизни первого корабля — еще функционируют? Куда вероятнее то, что корабль погиб в космосе. Или сгорел в атомсфере. В таком случае даже искать следы бесполезно. Но эксперты так не считали:

— Мы сможем обнаружить распыленные в атмосфере частицы земного звездолета, уже через несколько часов после прибытия на планету, где он потерпел аварию, — сказал старший физик. — Даже быстрее, чем обнаружим место, пригодное для посадки.

Это была шутка.

Через несколько минут Стрейнжбери–старший отпустил офицеров и специалистов, но Томасу сделал знак, чтобы тот остался.

Когда все разошлось, капитан обратился к сыну:

— Мы почти достигли цели, Том. Это — новая кризисная ситуация. Поэтому нам с тобой необходимо составить план предотвращения повторного мятежа на корабле. Также следует разработать схему, при которой, основав колонию на Альфа Центавра, мы сможем руководствоваться законами Земли, хотя все члены команды отлично понимают, что мы никогда не вернемся на Землю. Да и самой Земли скорее всего больше нет… Судьба благоприятствует нам, так как люди на корабле еще верят, что я ошибался, а Земля еще существует. Однако я совсем не уверен, что и на этот раз смогу так же эффективно погасить страсти. И еще меньше уверен в том, что в следующий раз мятежники опять предложат тебе должность капитана! — Стрейнжбери–старший захихикал. — Поэтому давай–ка, сынок, обсудим нашу тактику и стратегию…

Часы вахты превратились в ночной кошмар. Три старших офицера и Стрейнжбери разделили ее на трехчасовые смены, которые без перерыва следовали одна за другой. Полагаться теперь исключительно на автоматику было рискованно. Перед вахтой офицеры надевали защитные шлемы, опускали все фильтры защитных экранов, но глаза это не спасало. Если яркий свет вспышек можно было хоть как–то притушить, то с интенсивностью мерцания ничего поделать было нельзя. В создавшемся положении следящие системы были почти слепы. Они могли засечь и уничтожить камень размером с футбольный мяч, все прочие частицы, попадавшиеся на пути корабля, сгорали при ударе о его оболочку. Однако в столь густом пылевом облаке могли возникнуть различные неполадки с наружными системами корабля. Могли возникнуть повреждения, ведущие к потере жизненно важных ресурсов, и приборы могли вовремя не указать на надвигающуюся опасность. Необходимо было постоянное визуальное наблюдение за самыми уязвимыми участками брони звездного левиафана.

К концу вахты у дежурных слезились глаза, а голова просто раскалывалась.

Даже во время отдыха Томас не мог уснуть. Стоило ему закрыть глаза, как вновь все начинало мерцать. Голова разламывалась, и по телу волнами распространялась пульсирующая боль. А тем временем фантазия Томаса рисовала ему картины успешного мятежа, организованного Дженерети, несмотря на полную несостоятельность вожака заговорщиков. Поразительно, как капитан узнал о заговоре и как вовремя ликвидировал мятеж. И как он узнал о предложении, сделанном Томасу Дженерети?

Время шло, и постепенно скорость корабля снизилась до межпланетного уровня. Потом звездолет перешел на орбиту ближайшей планеты, и астронавты стали выбирать подходящее место для первой посадки. Эта планета была единственной, пригодной для посадки. Из семи планет в этой системе астронавты уже осмотрели шесть. То были газовые гиганты, размерами не уступающие Юпитеру. Только седьмая планета внушала определенные надежды: ее диаметр не превышал десяти тысяч миль, а ее орбита располагалась примерно в ста двадцати миллионах миль от Альфа Центавра А — звезды, которая была ярче Солнца на пятнадцать процентов. Да, эта планета имела определенное сходство с Землей. Правда, на ее небосклоне светила не одна–единственная звезда, а целых три. Альфа Центавра В была удалена от планеты примерно на миллиард миль, и немногим дальше от нее располагалось третье светило — Альфа Центавра С. Но вряд ли это имело существенное значение, их излучение было значительно слабее, чем у первой звезды.

«Надежда человечества» вышла к избранной цели со стороны звезды. Пронизанная лучами светила, более яркого, чем земное Солнце, атмосфера планеты сияла, словно драгоценный камень.

Без всяких помех корабль землян вышел на стационарную орбиту. Теперь предстояло исследовать планету, установить состав атмосферы, параметры среды, наличие жизни. А также при положительном ответе на последний вопрос — наличие разумной жизни и признаков цивилизации. Предварительное исследование не обнаружило никаких следов разумной жизни в космическом пространстве системы Альфа Центавра А. Но это еще ни о чем не говорило. Возможные обитатели планеты могли еще не развиться до уровня космической цивилизации. Или их деятельность за пределами собственной атмосферы могла принять формы, настолько отличные от земной, что земляне были просто не в состоянии их опознать.

«Надежда Человечества» вращалась на орбите в четырех тысячах миль от поверхности. Орбита корабля была стабильной, маршевые и корректирующие двигатели отключены. Тем не менее вспышки, досаждавшие вахтенным с того момента, как звездолет приблизился к системе Центавра, не прекращались. Физикам так и не удалось отыскать причину этого явления. Правда, сейчас на первое место вышли другие задачи. Изучение самой планеты. Вниз, в атмосферу, уходили зонды. Однако ионизированные частицы уничтожали большую часть оборудования. Стоило только зондам покинуть бронированные ангары звездолета.

Первичные исследования проводились выше облачного слоя. Накапливались и анализировались скудные данные. Большая часть внешних приборов давно была выведена из строя, и теперь астронавтам приходилось довольствоваться лишь малыми крохами, занимаясь не методичным изучением и систематизацией сведений, а проводя время за обсуждением всевозможных гипотез, основанных на весьма сомнительных предположениях. Однако действовали они методично, без спешки. Но не всем это нравилось. Некоторые, особенно молодежь, были склонны форсировать процесс.

— Этот облачный слой практически непроницаем для всех типов наших локаторов, — заявлял старший химик корабля Стейнер. — Нам просто необходимо проникнуть ниже. Быть может, стоит укрепить челнок стальными листами, установить на него аппаратуру одного из зондов и выбрать добровольцев. В конце концов, мы ведь установили, что у этой планеты твердая поверхность, а атмосфера вполне стабильна. Пусть даже она ядовита. Я считаю, что только человек способен точно оценить ситуацию. Никакая экспресс–лаборатория ничего не сделает в подобных условиях. Если потребуется, я сам готов пилотировать челнок!

Томас Стрейнжбери был готов с ним согласиться, но капитан Стрейнжбери придерживался иного мнения.

— Вы, Стейнер, только–только закончили колледж, когда были включены в состав экспедиции. Вы тогда не осознавали многих опасностей, которые поджидали нас, и сейчас их не осознаете. Если ваши исследования не обнаружили следов гибели первого звездолета, это еще не значит, что планета безопасна. Я не желаю попусту рисковать людьми и техникой. Все исследования будут проводиться строго по графику. Через две недели мы попробуем зонды новой конструкции, над которой сейчас работают наши инженеры. Потом мы закончим исследования верхних слоев атмосферы и только через месяц займемся поверхностью. Мы летели сюда почти тридцать лет. В сравнении с этим пара месяцев — не так уж много.

Шли дни. Поступала и обрабатывалась новая информация о планете. Астронавтам удалось запустить несколько зондов, которые смогли уберечь аппаратуру от зловредного влияния космической пыли.

Первичные исследования показали, что атмосфера лишь отчасти напоминает земную. Слишком много хлора и водорода. Правда, под облачным слоем состав атмосферы мог оказаться совсем другим.

Прошло две недели, и мечта Стейнера осуществилась. Бронированные исследовательские зонды проникли под облачный слой. И новые сведения посыпались как из рога изобилия.

Суша и океаны неведомой планеты распределялись в пропорции три к одному. Было обнаружено четыре континента и множество островов. Была обнаружена обильная растительность и животная жизнь. И, главное, явные признаки разумной деятельности. На поверхности планеты выявили более шестисот искусственных образований, которые можно было без всякой натяжки считать городами. Правда, в этих городах не обнаруживалось никакого свечения, типичного для земных городов в ночное время. Но ведь и такой ночи, как на Земле, на этой планете фактически не существовало. Когда Альфа Центавра А заходила за горизонт, то ночной континент освещали или Альфа В, или Альфа С, а то и обе одновременно. Более важным, чем отсутствие огней, оказалось отсутствие каких–либо организованных сигналов в радиодиапазоне.

— Мы можем предположить, что цивилизация, развившаяся на этой планете, еще не открыла электричество, — объявил капитан Стрейнжбери в одном из своих ежедневных докладов по внутренней связи, после заседаний высшего офицерского состава звездолета. — Освещение в домах туземцев, очевидно, не столь уж необходимо.

Однако все было не так просто. Вновь на борту корабля началось смутное брожение.

— Надо, наконец, высадиться на поверхность! Чего мы медлим! — возмущались многие. — Если эта планета нам не подходит — тоже не плохо! Убедимся в этом — и поворачиваем на Землю, домой.

«Домой, на Землю!» — этот лозунг находил все больше сочувствующих, особенно среди тех, кто имел надежду увидеть Землю. Недовольство умело подогревалось лидерами оппозиции. И первым из этих лидеров был все тот же Джей Дженерети.

— Они хотят доказать, что эта планета непригодна для нас, а следовательно, наша миссия закончена и пора поворачивать в обратный путь, — объяснил сыну капитан Стрейнжбери.

— Но даже если она подходит нам, разве этого достаточно? — возразил Томас. — Еще неизвестно, как к нам отнесутся коренные жители планеты. Разрешат ли они нам поселиться рядом с ними?

— А кто их спросит? — усмехнулся Стрейнжбери–старший. — Что могут сделать нам аборигены, не знающие закона Ома? К тому же нас не так много. Мы просто затеряемся на просторах этой планеты. Если туземцы все же станут возражать, мы просто преподадим им урок. Такой, после которого они наложат в штаны. Врежем им как следует, они перетрусят и согласятся на все, что угодно. Черт возьми, да мы будем богами для этих дикарей!

Томас не стал спорить с отцом, хотя и не разделял его уверенности. Стрейнжбери–старший пока что даже не видел ни одного из тех, кого намеревался запугать. Пока что испуганной оказалась большая часть экипажа земного звездолета. И Томас тоже не был исключением. Мысль о существовании иной цивилизации давалась ему нелегко. В свободное от вахты время он беспокойно ходил кругами по своей крошечной каюте. В эти дни он впервые стал задумываться о безграничных просторах космоса. Выросшему в крошечном мирке земного звездолета, ему тяжело было осознать не только существование иных существ, но даже саму идею существования на бескрайней поверхности планеты. В эти дни он чувствовал себя крошечной песчинкой затерявшейся в безднах бескрайнего космоса. И еще его очень беспокоила мысль о том, как сделать так, чтобы остальные не заметили его сомнений, как не выглядеть трусом перед лицом других офицеров, а тем более перед рядовыми членами экипажа. Единственно, что успокаивало его, так то, что в подобных терзаниях он был не одинок. Размеренная жизнь астронавтов была нарушена. Многие члены экипажа в эти дни ходили с бледными, беспокойными лицами, голоса у них начинали дрожать, стоило им бросить взгляд на огромный шар планеты, сверкающий на малых экранах. Воображение рисовало картины немеханической цивилизации, которая может захватить огромный и прекрасный корабль землян. Какие там боги–земляне! Томас Стрейнжбери видел себя пленником ужасных всемогущих существ, подобных чудовищным змеям. Это был кошмар, повторявшийся едва ли не каждую ночь.

Кошмар кончился на девятнадцатый день орбитального полета, когда по интеркому корабля прозвучало предупреждение:

— Говорит капитан Стрейнжбери. Наблюдатели доложили мне, что в нашу сторону движется неопознанный космический корабль. Направление движения корабля установлено. Наши орбиты пересекутся через одиннадцать часов. Всем офицерам и членам экипажа необходимо немедленно занять свои места, согласно боевому расписанию.

Стрейнжбери–младший, облачившись в офицерскую форму, поднялся на капитанский мостик. Вспышки разрядов танцевали на наружной оболочке земного гиганта, однако в этот раз Томас почти не замечал их. Ему приятно было осознавать, что он занимает почетное место на капитанском мостике. К тому же отсюда он мог вести наблюдение по специальному экрану, который два дня назад установили техники из отдела теоретической физики. Этот экран был оснащен высокоскоростными сканерами, которые гасили цветовую перенасыщенность изображения, с наносекундными интервалами включая частотный фильтр и формируя изображение, которое уже не мерцало в бешеном ритме. Глядя на экран и на силовые датчики, Стрейнжбери–младший расположился поудобнее. Наконец приборы зафиксировали вспышку повышенной интенсивности в нижней части экрана, на расстоянии около десяти миль от земного звездолета.

Корабль туземцев!

Было очень мало времени для того, чтобы как следует его рассмотреть. Секунда — и орбитальное пространство вновь опустело; следующая секунда, и гигантский космический корабль еще раз появился на экране.

Из динамиков раздался спокойный голос капитана Стрейнжбери:

— Очевидно, на этой планете используется новый принцип перемещения в пространстве на основе инерционной аннигиляции. Это избавляет корабли туземцев от необходимости плавно стартовать и постепенно гасить скорость. Видимо, они могут развить максимальные межзвездные скорости за считанные минуты, находясь на границе атмосферы своей планеты.

Стрейнжбери–младший испугался услышанного. Наблюдая за чужим кораблем, он вспомнил, сколько месяцев «Надежда Человечества» то замедляла, то ускоряла полет, стараясь выйти в заранее заданную точку пространства. Эти мысли на миг отвлекли его от происходящего.

Потом Стрейнжбери–младший увидел, насколько корабль инопланетян много больше земного левиафана. И находился он совсем рядом с земным звездолетом.

Тут по системе внутренней связи передали новый приказ капитана:

— Десантные команды, занять исходные позиции по боевому расписанию класса М! Напоминаю! Никому не стрелять без сигнала опасности третьей степени! Явной угрозы нет! Повторяю, явной угрозы нет!

На мостике воцарилась тишина. Теперь два звездолета сближались, маневрируя про помощи ракетных дюз, пока между ними не осталось мили две. Теперь они двигались по одинаковой орбите. Изящный инопланетный корабль следовал за звездолетом с Земли, но очевидно, если бы туземцы собирались использовать силу, он подобрался бы ближе. Миля… Полмили… Стрейнжбери облизнул сухие губы. Рассеянно взглянул он на первого помощника Кэрсона и увидел, что тот замер, словно зачарованный глядя на экран.

Снова из динамиков за спиной Стрейнжбери–младшего раздался приказ капитана:

— Вниманию всех офицеров! Приказ касается только ракетной площадки наведения А, под командованием командора Доуда. Я хочу, чтобы вы выпустили ракету без боеголовки. Простую болванку. И запустите ее на малой скорости. Вы поняли? Используйте пневмазапуск!

Стрейнжбери–младший увидел, как рядом с «Надеждой Человечества» в ореоле вспышек проплыла боевая ракета, но за ней не тянулся шлейф газов. Чуть позже он услышал новую команду отца:

— Не спеша включите тягу и пусть болванка приблизится к их звездолету на несколько сот ярдов так, чтобы они не потеряли ее из виду. Потом откорректируйте ее положение, пусть она кружится в двухстах футах от инопланетного корабля.

Через какое–то время капитан продолжил неторопливо докладывать о происходящем, чтобы держать в курсе тех членов команды, которые несли свою вахту в отдаленных уголках корабля и не могли наблюдать за происходящим с помощью переносных мониторов:

— Надеюсь, наши действия продемонстрируют туземцам то, что у нас есть оружие. Однако они должны понять, что мы не собираемся использовать его в агрессивных целях. Их ответные действия покажут, дружественны ли они к нам. Тем временем наши компьютеры обработают поступающую к нам визуальную информацию. Но я не хотел бы сейчас акцентировать ваше внимание на происходящем. Не волнуйтесь. Все экраны, все датчики нашего звездолета включены. Они зафиксируют любой тип изменения энергетических полей, любую агрессивную попытку со стороны аборигенов. Помните, у нас на вооружении самые прогрессивные научные достижения Земли.

Неизвестно, что имел в виду капитан, говоря о «самых прогрессивных научных достижениях», но это немного успокаивало. Опустошенность вернулась к Томасу, когда из динамика прозвучал твердый, уверенный голос:

— Говорит командор Доуд. Только что кто–то перехватил контроль над нашей ракетой.

— Не препятствуйте! — без промедления ответил капитана Стрейнжбери. — Пусть они установят, что ракета не представляет опасности.

Стрейнжбери видел, как ракета с «Надежды Человечества» приблизилась к огромному кораблю, в обшивке которого открылся люк. Ракета исчезла в нем.

Прошла минута. Две. Затем ракета появилась вновь и начала медленно двигаться в сторону «Надежды Человечества».

Стрейнжбери ждал. Ему и другим астронавтам больше ничего не оставалось делать — только ждать. Последние несколько недель путешествия люди то и дело сталкивались с необычным и неведомым. Привычный с детства размеренный ритм жизни космического корабля был нарушен раз и навсегда. Да и само путешествие было поразительным. Однако самым удивительным оказалось осознание того, что из многих биллионов людей, родившихся на Земле, именно он очутился здесь — в самой дальней точке вселенной, куда добрался человек, именно он — Томас Стрейнжбери — участвовал в величайшем событии в истории человечества. Неожиданно Томасу показалось, что он понимает, почему его отец, возглавивший эту экспедицию, испытывает такую гордость.

Постепенно страх отступил, и Томас Стрейнжбери почувствовал гордость и радость, какую раньше никогда не испытывал. Первый контакт! Человечество впервые столкнулось с иным разумом.

Эйфория прошла, как только раздался голос капитана Стрейнжбери:

— Доуд, попытайтесь вновь взять контроль над ракетой. Посмотрим, дадут ли они это нам сделать. Действуйте!

Наступила долгая пауза, а потом прозвучал ответ:

— Задание выполнено. Нам вернули управление.

— Отлично, — бодро проговорил капитан. — Телеметрический отсчет?

— Четко и ясно, на обеих каналах!

— Включите мониторы на режим «ручное управление–автомат». Просканируйте содержимое контейнеров в носовой части.

— Есть!.. Все в порядке. Ракета по–прежнему без начинки.

— У них было время ее зарядить, — капитан был очень осторожен. — Проверьте ее всеми способами. Как уровень радиации?

— Нулевой. Радиоактивность в норме!

Суд над Дженерети начался сразу же после завтрака на следующий условный день. Пока экипаж «Надежды» еще переваривал грандиозное событие — первый контакт.

Для Томаса суд явился такой же неожиданностью, как и для подсудимого, которого без лишней огласки взяли под стражу и доставили к капитанскую каюту. Здесь его уже ждали старшие офицеры и еще несколько человек из корабельной элиты.

Суд длился долго. Час за часом прослушивались записи, где звучал голос Дженерети, ясный и хорошо различимый, в то время как речь других людей была искаженной до неузнаваемости. Нетрудно было догадаться, что последнее сделано сознательно.

Очевидно, Дженерети считал себя в полной безопасности, когда говорил о необходимости ликвидации любого, кто будет мешать планам заговорщиков. Много раз он повторял о том, что необходимо убить капитана, двух его помощников и его сына.

— Их нужно убрать с дороги, или они доставят нам массу неприятностей. Даже баран может понять, что клан Стрейнжбери занят только тем, что укрепляет свое положение…

Да, этот человек не стеснялся говорить о своих намерениях. Более того, было совершенно очевидно, что он сам метит на место лидера экипажа.

Когда записи закончились, слово взял капитан.

— Я буду краток, — зазвучал в тишине голос Стрейнжбери–старшего. — Понимаю, насколько трудна наша задача. Понимаю тех, кто пал духом и поддался на слабости. Таких я готов простить. Да, я хочу избегнуть жестоких мер и готов проявить снисхождение ко всем заблуждавшимся. Только одного преступника, того, кто вот уже десять лет пытается подтолкнуть малодушных к кровавому бунту, я считаю не заслуживающим оправдания. Дженерети — предводитель мятежников. И он должен быть осужден. Остальных его пособников я готов простить. Надеюсь, что заслуженное наказание главного подстрекателя вразумит заблудших.

Джей Дженерети, без единого звука выслушав записи собственных речей, засмеялся.

— А что, разве я не прав? — произнес он. — Вы — кучка кретинов. Вы считаете само собой разумеющимся то, что вами правит выживший из ума маразматик и его слабовольный отпрыск. Проснитесь, дураки! У вас только одна жизнь. И никому не дано право распоряжаться ею!

Дженерети явно не собирался отрицать обвинение.

— Вы должны сами решать свою судьбу! — вещал он. — Когда вы в последний раз обращались к Богу? Я родился на этом корабле, и никто не спросил меня, хочу ли я здесь жить. Я здесь бесправен, кто–то постоянно заявляет Мне, что я могу делать, а чего не могу…

Дженерети говорил долго. Несколько раз он повторял сомнения, что зрели в сознании Томаса.

— Почему я должен быть рабом? — спрашивал Дженерети. — Этот суд — глупость. Мы заняты ерундой, вместо того чтобы заниматься настоящим делом. Подумайте! Мы открыли обитаемую систему в созвездии Центавра… Это величайшее открытие. И оно ко всему прочему означает, что наша миссия выполнена. Это замечательно, и теперь я без колебаний готов подчиниться программе, потому что теперь она требует нашего возвращения на Землю. Конечно, плохо то, что наше путешествие заняло так много времени, и то» что когда мы вернемся на Землю, мне будет уже шестьдесят. Но теперь, признаюсь, я осознал необходимость этого путешествия! Полностью осознал. Да, я призывал к мятежу. Да, я ошибался. И это я тоже признаю. Но ведь мятежа на корабле не было. Восстание, которое я готовил, так и не состоялось. Вы не можете судить меня, ведь фактически ничего не произошло…

Томас поглядел на отца. Капитан Стрейнжбери сидел с каменным лицом и, казалось, не придавал никакого значения происходящему. Но его изборожденное морщинами лицо выражало абсолютную непреклонность. От него веяло холодом.

— Джей Дженерети, это все, что вы можете сказать в свою защиту?

Высокий, полный сил молодой человек пожал плечами:

— А разве этого недостаточно?

Наступила тишина, потом капитан Стрейнжбери медленно поднялся. В руках у него было несколько листков. Приговор. Явно подготовленный заранее. Капитан начал говорить. Он подробно остановился на аспектах законов армии, включая обвинение в «подстрекательстве к мятежу». В течение десяти минут он читал выдержки из документа, который его сын никогда не видел раньше и который его отец назвал «Статьи полномочий на «Надежде Человечества»«, особые предписания кабинета Объединенных Западных Сил, переданные в космос за несколько дней до отлета межзвездного корабля с орбиты спутника Земли:

— «… Не требует доказательств истина, что космический корабль являет собой часть той цивилизации, которую он покинул. Экипаж корабля не имеет права ни при каких обстоятельствах позволять себе суверенитет и независимость от Земли. Полномочия Земли осуществляют офицеры на основании предписанных задач экспедиции. Офицеры не должны принимать во внимание никаких альтернативных предложений любой части экипажа. Корабль отправлен с Земли его владельцами, а также независимым правительством… Все офицеры корабля назначены и наделены полномочиями.

Они руководствуются правилами и уставами, изложенными в документе «Статьи полномочий»«.

Капитан сделал многозначительную паузу, обвел внимательным взглядом собравшихся, а потом продолжал:

— Для протокола, соответственно, всем здесь присутствующим, сообщаю, что владелец «Надежды Человечества» — Эвирайл Хэвит, его прямые и дальние наследники. Это определяет цели и задачи нашего путешествия, и этому кораблю также даны полномочия военного корабля. Это четко изложено в должностной инструкции для офицеров. Там объявлено, что мы можем представлять Землю в любых контактах с обитателями других звездных систем и действовать самостоятельно, как представители вооруженных сил Земли. Эти полномочия ограничений не имеют…

Было еще много статей, но в этой была изложена самая суть. Законы удаленной на расстояние человеческой жизни планеты распространялись и на космический корабль.

Томас внимательно слушал отца. В этот момент он не думал ни о том, для чего была организована эта экспедиция, ни о той опасности, которую представляли мятежники…

Последние слова капитана обрушились на аудиторию и обвиняемого словно удары молний.

— … Правом власти, данной мне народами Земли, их законными правительствами, я вынужден огласить приговор гражданину Земли Джею Дженерети. Закон есть закон. У меня нет выбора. Сожалею, но мятежник примет смерть в атомном конверторе. Боже, прояви милосердие к его душе.

Дженерети вскочил. Его лицо побагровело.

— Дурак! — Приговоренный дрожал всем телом. — Люди, подумайте, что вы делаете?

Однако Дженерети не нашел сочувствия среди тех, кто присутствовал на суде. Все эти люди помнили, как подсудимый заявлял о необходимости расправиться с ними.

Холод смертного приговора проник в душу Дженерети, и он прошептал:

— Здесь какая–то ошибка… Он сказал не все. Он знает что–то, чего мы не знаем. Он…

Капитан подал знак. Без промедления Браун и Кэрсон с тремя вооруженными офицерами вывели Дженерети из зала.

По собственной инициативе Томас последовал за ними.

Дженерети осмелел, как только они начали спускаться по трапу. Лицо его постепенно приобрело нормальный цвет.

— У вас ничего из этого не получится! — громко заговорил он. — Друзья спасут меня, как только узнают о вашем дурацком приговоре! Куда, черт возьми, вы меня ведете?

Ему не ответили, но спустя несколько минут Джей догадался сам.

— Вы — чудовища! — кричал Дженерети. — Вы не можете убить меня прямо сейчас!

Процессия остановилась. Через несколько минут к ним присоединился капитан.

Его голос прозвучал спокойно, твердо:

— Джей Дженерети, через минуту вы встретитесь с Богом…

Казнь была назначена на ночное время, но даже после обеда на следующий день офицеры, присутствующие при экзекуции, все еще не пришли в себя.

За обедом Стрейнжбери ничего не ел. Да и вообще он ничего не мог делать в тот день…

На следующий день после казни Томас проснулся от негромкого жужжания сигнала «тревога».

Он оделся и немедленно прибыл на капитанский мостик.

Как только он занял место рядом с Брауном, то с удивлением заметил, что планета, которую они исследовали, теперь едва различима. Мельком глянув на звезду Альфа А, он был удивлен еще больше. Звезда удалилась, уже сильно уменьшившись в размере. Три солнца: А, В и С еще не слились воедино, но только одно из них — тусклое солнце С — оказалось теперь на первом плане, в то время как два других прятались за ним и казались маленькими яркими точками.

— Ага, — раздался сзади голос капитана Стрейнжбери. — Это ты, Том… Доброе утро, господа офицеры.

Все разом обернулись. Капитан спокойно прошел к своему креслу.

Томас ответил на приветствие отца совсем тихо. Он не был уверен в дружелюбном настроении капитана. После вчерашней казни…. И все же Стрейнжбери–старший был прав! После суда над Дженерети угроза мятежа сошла на нет. Сподвижники главного бунтовщика притихли. Кому хочется угодить в конвертор? И тем не менее Томас поймал себя на том, что он мысленно осуждает отца. Жестокость капитана его потрясла…

Наконец его отец снова заговорил.

— Восемь часов назад, — сказал он, — по моему распоряжению на планету был отправлен управляемый челнок с повышенной защитой. Мне кажется, джентльмены, всем вам будет любопытно увидеть, что из этого получилось.

Капитан подал знак одному из техников, и на экране возникло изображение сигарообразной машины, атмосферного челнока. Очевидно, запись велась с сопровождающего зонда, державшегося над челноком.

Вот планетарный корабль, искрясь словно новогодняя елка, выдвинул крылья и нырнул в облачный слой. Спустя пару минут изображение возникло снова. Челнок плавными кругами опускался вниз. Электрические вспышки исчезли. Под ним лежал один из городов. Вдруг с челноком что–то произошло. На сверкающем корпусе и крыльях появились черные пятна. Несколько мгновений — и за челноком уже тянулся дымный шлейф.

Внезапно спуск прекратился. Острый нос челнока задрался кверху, и он устремился обратно, к облачному слою.

— Это я дал команду на возвращение, — объяснил капитан. — Еще минута, и мы бы его потеряли.

Изображение на экране сменилось. Посетивший планету челнок лежал на опорах в ремонтном отсеке.

Его внешняя защитная керамическая оболочка была похожа на ткань, изъеденную кислотой. Кое–где отверстия были сквозными и видны были части внутреннего механизма, покрытые зелеными потеками.

Присутствующие начали перешептываться. Офицер, стоявший за спиной Томаса, неуверенно произнес:

— Как будто в кислоте варили…

— Металлокерамика устойчива к химическим воздействиям, — пробормотал Стейнер. Наверное, он вспомнил, как ратовал за немедленную высадку.

— Может, его прожгли каким–то неведомым для нас оружием? — предположил Браун.

— Нет, — покачал головой капитан. — Техники исследовали уцелевшие части обшивки. Повышения температуры не было. Броня, выдерживающая натиск космической пыли, просто растворялась. Как сахар в воде. Может быть, нам удастся с течением времени установить, что произошло. Но пока я могу сказать только одно: для нас посадка на планету невозможна. Но я склонен думать, что наши предшественники из первой экспедиции все–таки попытались…

Присутствующие мрачно молчали.

— Мы можем только предполагать, — продолжал капитан. — Но никогда не узнаем, что произошло на самом деле. Зато из происшедшего с челноком можно сделать только один вывод: для нас эта планета закрыта. Я не знаю, кто виновен в случившемся: ее обитатели или ее природа, но факт остается фактом — для нас здесь места нет.

«Что ж, — подумал Томас. — Мы оказались незваными гостями и теперь возвращаемся домой».

Ему–то вряд ли удастся увидеть Землю. Скорее всего, он умрет от старости, прежде чем их звездолет выйдет на орбиту родной планеты.

Волнение при мыслях о далекой и великой Земле отступило, как только он услышал продолжение речи отца:

— Ни одна инопланетная цивилизация не будет особенно дружелюбно относиться к нам. Инопланетяне предупредили нас. И передав предупреждение, они удалились. Наши системы наблюдения засекли еще два корабля, поднявшихся с планеты и исчезнувших в один миг — скорее всего они понесли весть о нашем появлении в ближайшие населенные звездные системы… Ни один из этих кораблей не сделал даже попытки приблизиться к нам, — капитан выдержал многозначительную паузу, затем добавил: — Однако вернемся к другой теме… Обитатели этой планеты, очевидно, большие психологи. Они передали нам кое–что. Например, собственные изображения. Покажите… — приказал он технику.

Томас даже дышать перестал. На экране были те самые… Похожие на гигантских змей существа из его ночных кошмаров. Судя по лицам остальных, эти кошмары посещали не только его. Да, туземцы оказались неплохими психологами, ничего не скажешь.

Капитан Стрейнжбери еще раз сделал паузу, потом неторопливо продолжил:

— Надеюсь, что вам, как и мне, совершенно очевидно, что на этой планете нам делать нечего. Тем не менее мы не вернемся домой. Этому есть две причины: во–первых, Земля отныне необитаемая планета, что было изложено мною в одном из докладов… Я не стану больше касаться этой проблемы. Другая причина в том, что корабль должен стать носителем культуры Земли, скользящим в межзвездном пространстве. А когда пройдет достаточно долгий срок, и Земля вновь окажется пригодной к жизни, мы вернемся и возродим жизнь на Земле. У меня есть предписания Эвирайла Хэвита, владельца этого корабля. Согласно его распоряжениям, мы должны теперь продолжать полет к Сириусу, затем направиться к Проциону. Теперь вам, очевидно, стало ясно, почему необходимо было ликвидировать возмутителя спокойствия. Урок, преподанный ему, будет сдерживать горячие головы… Господа, я передал вам всю необходимую информацию… Вы должны вести себя с пониманием, которое отличает офицеров от обычных членов команды, невзирая на любые ситуации, в которые мы можем попасть… Примите мои наилучшие пожелания…

63‑й год полета

Джонас Стрейнжбери, сын Томаса Стрейнжбери, капитан «Надежды Человечества», сидел на большом командирском кресле, которое давным–давно по его приказу установили на капитанском мостике. Он размышлял о судьбе стариков.

Стариков было много. Слишком много. Они много ели. Они требовали постоянного внимания. Нелепо держать на борту корабля семьдесят девять человек возрастом свыше ста лет.

С другой стороны, некоторые из «старых перечниц» были крупными специалистами в разных областях наук, например, в межзвездной навигации. И никто из молодежи не мог сравниться с ними. Они знали свое дело, эти хитрые, несчастные старики. Как убить их, не потеряв их бесценные знания? Джонас начал составлять список подлежащих уничтожению в первую очередь, включая туда преимущественно женщин и мужчин, не занимавших важные посты. Закончив, капитан внимательно и задумчиво пересмотрел свои записи, выбрав пять первых жертв. Потом он нажал кнопку в подлокотнике кресла.

Без промедления на капитанский мостик поднялся молодой человек плотного телосложения, Аткинс.

— Да, капитан, я вас слушаю!

Стрейнжбери повернулся к вошедшему. Этот человек ему не нравился. Но капитан вынужден был скрывать свои чувства. И дело было даже не в грубости Аткинса. Дело было в том, что Аткинс по приказу Джонаса собственноручно убил отца нынешнего капитана, Томаса Стрейнжбери.

Стрейнжбери вздохнул.

Жизнь на корабле зависела от постоянного превращения неорганических веществ в органические и наоборот. В соответствии с этим законом человек, достигший определенного возраста, должен быть безболезненно умерщвлен. Значит, на корабле должен был существовать свой убийца, палач. С самого начала Джонас Стрейнжбери понимал, что его отец рано или поздно обязан уйти в небытие. Экипаж корабля нуждался в регулярных «чистках». Для исполнения этой неприятной работы Аткинс подходил как нельзя лучше. Однако, будь он даже трижды палачом, все равно должен знать свое место.

— Аткинс, — утомленно произнес Стрейнжбери, устало махнув рукой. — Я подготовил тебе список фамилий лишних людей. Будь внимательным. Для остальных членов экипажа их смерть должна выглядеть естественной, иначе я откажусь от твоих услуг, как от услуг дебила. К тому же, как ты знаешь, дебилам не место на борту нашего корабля…

Аткинс что–то недовольно проворчал. Он был сыном одного ничтожества из низшего технического состава, обслуживающего оранжереи. Находясь на самой низшей ступени иерархической лестницы корабля, он приложил много усилий, чтобы пробиться к высотам власти. Ему приходилось давать взятки, убивать, запугивать. И его усилия не пропали даром. Джонас заметил талантливого, беспринципного человека и приблизил его к себе. Будущий капитан изменил обязанности Аткинса — список работ, которые тот должен был выполнять согласно корабельному уставу, — несколько лет назад, негласно назначив его на роль профессионального палача. После того как Джонас Стрейнжбери объявил себя капитаном, Аткинс стал его правой рукой.

Сын одного из офицеров был отправлен на место, предназначенное Аткинсу по рождению. А после нескольких «неожиданных» смертей, недовольство офицеров корабля как–то само собой утихло.

В свое время Джонас много размышлял перед тем, как отдать распоряжение Аткинсу относительно своего отца. Первоначально будущий капитан собирался убить Аткинса, сразу же после того, как тот выполнит задание. Однако потом он изменил свое решение. Аткинс оказался на удивление нужным человеком. Единственным, кто мог бы осуществить план «чистки» рядов экипажа.

Глубоко вздохнув, Джонас перечислил палачу первых пять фамилий. Не говоря ни слова, Аткинс отвернулся и покинул капитанский мостик.

«Боже мой, он ведь даже не переспросил меня, не уточнил, не выразил никаких сомнений, — подумал Стрейнжбери. — Как он может безропотно, без сомнений уничтожить несколько человек? Вот так взять и убить. А ведь, быть может, он знает кого–то из них… Настоящее чудовище».

Молодой капитан взглянул на видеоэкран и вновь нажал кнопку вызова. В этот раз к нему подошел старший сын одного из его помощников.

— Слушаю… капитан!

Стрейнжбери заколебался, с отвращением разглядывая офицера. Капитану был неприятен этот юноша, однако Джонас не сразу понял, что так раздражает его. А дело было в том, что этот сопляк позволил себе сделать паузу, перед тем как назвать чин Джонаса Стрейнжбери. Поняв это, капитан попробовал вспомнить имя молодого человека. Кэрсон. Точно, этого молокососа зовут Кэрсон. А потом Джонас понял, что ему очень не нравится Кэрсон. Он отправил бы Кэрсона в конвертор намного охотнее, чем тех стариков, которых ныне обрек на смерть. Джонас вздохнул. Он не мог позволить себе проводить выборочную чистку, убирая тех, кто ему не нравился. Пока не мог.

Несмотря на то что на корабле существовало много проблем из–за долгожителей, каждый из стариков обладал совершенно уникальными знаниями. Любой из них сделал очень много для экспедиции. К тому же капитан все чаще и чаще вспоминал свою юность и то, как приговоренные им люди чистосердечно и дружелюбно относились друг к другу и ко всему экипажу. Это сильно отличало их от сверстников Стрейнжбери.

Первое поколение передало детям все свои знания, но что–то помимо знаний осталось непереданным. В этом не было сомнений.

— Кэрсон, что докладывают технические службы. Мы по–прежнему едва тащимся в сторону Сириуса?

— Сейчас мы отстоим от системы Сириус на десять миллиардов миль. Теоретически механики уже должны были перевести двигатели в режим пассивного торможения, но пройдет еще не менее недели, пока наши телескопы будут способны определить размеры планет в системе и наличие у них атмосферы.

— А как радиационная обстановка? Последнее время мне передают доклады, но цифры в них уж слишком неправдоподобные. Порой мне кажется, что наши датчики просто вышли из строя или в центральном компьютере завелся разумный вирус, который, желая погубить нас, занижает показания приборов.

Офицер Кэрсон покачал головой.

Вдруг он противоестественно замер, напрягся. В его глазах загорелось любопытство. Стрейнжбери повернулся, чтобы проследить его взгляд.

Вспышки. Передняя часть экрана капитанского мостика мерцала от рассыпающихся искр. Пока Стрейнжбери смотрел на это странное явление, количество вспышек сильно возросло.

Через час шквал частиц полностью ослепил корабль. Невозможно было включить ни один из внешних экранов, гравитационные, магнитные, радио — и термодатчики давали сбои. Ни один из экранных фильтров не обеспечивал необходимой защиты для глаз.

Однако сейчас Сириус А, находящийся на расстоянии в пятьсот миллионов миль, должен был выглядеть по размеру словно Солнце, видимое с Земли.

Изучая снимки автоматических камер Джонас удивлялся, как удивлялся бы любой человек, выросший в замкнутом мирке межзвездного корабля. Конечно, он не был уверен, что Солнце именно такое, так как он никогда его не видел. Он мог только сравнить фото с фотографиями и изображениями Солнца в информационных носителях… Однако каждое из изображений при внимательном рассмотрении давало свой вариант земного светила. Быть может, виной тому были атмосферные явления, так как большинство снимков были сделаны с поверхности Земли, а быть может, во всем были виноваты фотографы, использовавшие различную аппаратуру и фильтры.

Сириус А и его звезда–спутник имели две планеты. Ближайшая из них находилась очень близко к двойнику и вращалась вокруг своего солнца с большой скоростью. Другая, находящаяся на расстоянии в четыреста семьдесят миллионов миль от Сириуса А, вращалась медленнее вокруг большого, яркого солнца.

Ближайшая планета могла оправдать надежды землян. С диаметром в семнадцать тысяч миль она оказалась вполовину меньше второй планеты и была не более одной сотой размера планет, двигавшихся по неустойчивым орбитам вокруг Сириуса А. Планета получила предварительное название Сириус В‑1.

Поверхность планеты закрывал густой облачный покров. Между облаками можно было разглядеть образования, отдаленно напоминавшие искусственные конструкции или кристаллические образования.

Стрейнжбери внимательно изучил все представленные ему доклады, он долго разглядывал изображения на экране своего компьютера…

Однако окончательный приговор вынесли данные с выпущенных в атмосферу зондов. Цифры объявили, что планета совершенно не пригодна для проживания людей.

Теперь Джонасу предстояло принять решение, которое во многом должно было определить дальнейшую жизнь экипажа. Помня о судьбе своего отца и деда, нынешний капитан очень осторожно подошел к данной проблеме. С большой неохотой Стрейнжбери направился в каюту, где под охраной преданных офицеров уже давно держал в изоляции своего престарелого деда.

Когда капитан вошел, страший Стрейнжбери изучал на маленьком экране планету, которая постепенно становилась все ближе и ближе. Компьютер и ограниченное подключение к сети корабля — одна из маленьких уступок, которые позволял себе молодой капитан в отношении к своему деду.

Когда молодой капитан вошел в каюту, старик даже не шевельнулся. Джонас постоял в нерешительности, потом прошел и устроился в кресле напротив деда. Хотя он и чувствовал себя хозяином положения, он чувствовал себя неуютно в присутствии этого седовласого, всезнающего человека.

Джонас ждал. Неприятно, когда люди не понимают друг друга. Особенно неприятно, если не понимают друг друга родственники. Молодой капитан подумал, что, в общем–то, они были бы должны понимать друг друга. Ведь они близкие люди.

А может, он хотел слишком много? Так или иначе, проблемы отцов и детей придумал не Джонас. Скорее всего, он даже и не подозревал о существовании этой проблемы. Из–за замкнутого образа жизни, ограниченного кругозора и непонимания многих аспектов жизни, которые приобрели здесь, на космическом корабле, искаженные, уродливые формы, Джонас, волею судьбы оторванный от колыбели человечества, имел смутное понимание о подлинной человеческой морали. Если старики не могли должным образом выполнять возложенные на них функции, их отстраняли. Это естественно. Не желая становиться бесполезным балластом, старики возражали, когда их лишали работы. Однако они стали бы возражать еще сильнее, если бы знали, что капитан решил отправить весь этот балласт к Аткинсу. Когда–нибудь, без сомнений, и он сам, Стрейнжбери–внук, будет смещен своим сыном Полом, Стрейнжбери–правнуком, которому сегодня только десять лет.

Однако молодому капитану казалось, что или это время никогда не наступит, или когда оно все–таки придет, он с достоинством примет реальность, да и произойдет все это не так уж скоро…

Неожиданно раздражение Стрейнжбери–внука прошло. В какой–то миг ему стало безмерно жаль одинокого старика, чьих друзей и ровесников он уже обрек на смерть. Все–таки это был его дед.

— Послушай, дед, я зашел, чтобы поговорить с тобой, — начал капитан самым примирительным тоном, на который он был только способен. Я хочу освободить тебя на весь период нашего пребывания вблизи Сириуса, — Джонас сделал паузу. — Более того. Я просил бы тебя принять на это время командование кораблем.

Тощий старик едва заметно пошевелился. Он молчал.

В какое–то мгновение капитану стало смешно.

«Чем может помочь им этот несчастный столетний старик? Сумеет ли он в нужный момент принять важное решение?»

На мгновение Стрейнжбери представил себе деда сидящим в кресле на капитанском мостике. Представил себе его растерянное лицо и едва сдержал улыбку. Что ж, если старик примет какое–то «неправильное решение», это будет еще лучше. Потому что тогда всем тем молодым членам экипажа, астронавтам четвертого поколения, станет ясно: старики не нужны кораблю!

Потом капитану показалось, что дед и в самом деле напряженно обдумывает его предложение. Тогда со свойственной ему самоуверенностью Стрейнжбери–внук решил, что в достаточной степени скрыл свои настоящие намерения от деда.

— В прежней жизни у тебя была только одна цель, — продолжал капитан. — Ты должен был обеспечить успешное завершение экспедиции «Надежды Человечества». Я это знаю. Ты — тот человек, который решил, что корабль должен стать нашим постоянным домом, — капитан подвинулся ближе к старику и продолжал: — Прежде всего люди — все, кто находится на борту этого корабля, — надеются вернуться домой, хотя я сделал все возможное, чтобы убедить каждого из них, что на корабле жизнь намного лучше, чем была бы в том загадочном мире, который называется Земля. Правда, многие обеспокоены тем, что в третьем поколении рождается больше девочек, чем мальчиков. Вы с моим отцом долго не могли решить многочисленные проблемы, связанные с этим процессом. Я же, придя к власти, расколол этот орешек в один миг, разрешив многоженство. Ну да, первое время это многих шокировало, но позже вся мужская часть населения корабля поддержала меня. — Видя, что дед внимательно его слушает, капитан Стрейнжбери распрямил спину и добавил: — Экспедиция, хотя теперь, судя по обучающим программам, нас скорее можно назвать замкнутой популяцией, имеет некоторые особенности. Мы — маленький, уединенный мир, и мы должны приспосабливать его к изменяющимся условиям жизни… Надеюсь, тебе это понятно?

Джонас замолчал, однако старик по–прежнему оставался безучастным. Капитан вновь подавил раздражение, приветливо улыбнулся.

— Ты должен принять мое предложение и вновь взять на себя командование, пока мы находимся в системе Сириуса. Сейчас уже совершенно ясно, что мы не сможем посадить наш корабль ни на одну из планет, а об основании колонии и речи не идет. Атмосфера единственной планеты, по своему расположению пригодной для подобной цели, насыщена соединениями серы. Я не знаю, каким образом предотвратить недовольство экипажа. Как объяснить людям, что решение, принятое тобой давным–давно, оказалось неверным и надежда, теплившаяся в сердцах многих, напрасна. Ты заварил эту кашу, отказавшись повернуть к Земле много лет назад, и тебе предстоит ее расхлебывать. Кроме того, мне, да и остальным молодым офицерам, не хватает знаний. Ведь это не секрет, что молодые специалисты подготовлены куда хуже стариков. Но одно несомненно. Мы должны решить, что нам делать дальше, куда повернуть.

Казалось, что в этот раз капитан все–таки вызвал интерес у своего деда. Старик, словно очнувшись от глубокого сна, неспешно приподнял руку и начал поглаживать тощую белую бороду, его губы искривились. Однако он по–прежнему хранил молчание.

— Я изучил все доклады о методах, использованных при попытке установить контакт с жителями планеты Центавра, — воодушевившись, продолжал Стрейнжбери–внук. — Ваши способы оказались неэффективными, хотя определенного успеха вы все же добились. Однако ты не уделил достаточного внимания обоюдному контакту. Хотя ты потратил много месяцев, находясь на круговой орбите, пытаясь выполнить программу исследований, все окончилось бесполезно потерянным временем. А как только возникла возможность установить контакт — ты просто сбежал. В результате мы ровно ничего не узнали о них. А ведь мы могли бы использовать эти знания сейчас, при новом контакте. А теперь мы вынуждены ограничиваться предположениями. Например, на основе анализа состава верхних слоев атмосферы мы выдвинули предположение, что в основе метаболизма созданий, обитающих на этой планете, скорее всего, лежат соединения серы.

Капитан неожиданно резко наклонился вперед.

— Однако я думаю, этот мир обладает определенными ресурсами, которые мы можем использовать себе во благо. Я хочу исправить допущенную тобой ошибку. Мы должны доставить обитателям Сириуса такие неприятности, чтобы они дали нам полностью ту информацию, в которой мы нуждаемся. Однако среди нас, молодых, нет подходящих специалистов. Боюсь, нам даже не удастся точно сформулировать, чего мы хотим от этих созданий… Ну, дед, я тебя уговорил?

Старик зашевелился. Он медленно распрямил сгорбленную спину. Его глаза превратились в две узкие щелочки, и он спросил:

— О чем ты думал, придя сюда? Неужели ты считаешь, что я стану сотрудничать с убийцей, пусть он даже приходится мне внуком?

Ядерная бомба взорвалась в атмосфере Сириуса В‑1 на высоте пятидесяти километров, но практически не нанесла вреда поверхности планеты. Практически одновременно со взрывом вокруг «горячей» зоны возникла энергетическая сфера, поглотившая ударную составляющую взрыва, весь спектр поражающего излучения и замкнувшая внутри себя облако радиоактивной материи.

Все это было отлично видно наблюдателям на земном корабле. Сердца людей сжались от страха в ожидании ответного удара.

Капитан Стрейнжбери, испуганный проявлением инопланетной мощи ничуть не меньше других членов экипажа, бросился в каюту деда.

На этот раз старик не послал его подальше. Узнав о случившемся, он ни словом не упрекнул внука, а просто велел доставить себя на капитанский мостик.

После долгого перерыва старик вновь взял на себя командование звездолетом.

Примерно через час после этого системы обнаружения корабля засекли приближающееся тело. Это был сравнительно небольшой предмет, не более восьми футов в поперечнике. Даже не предмет, а силовая сфера, внутри которой находилось нечто бесформенное.

Неопознанный объект уверенно приближался к земному звездолету. Детекторы корабля фиксировали его, как сгусток энергетических полей, однако все попытки воздействия на него оказались безрезультатными.

Пот градом катился со лба Стрейнжбери–внука, мускулы сводило от напряжения невыносимого ожидания. Он находился на капитанском мостике рядом с креслом, в котором сидел его дед.

Когда инопланетный объект приблизился на расстояние в несколько сотен ярдов, Стрейнжбери–внук не выдержал:

— Ты думаешь, мы можем позволить ему подойти к нам еще ближе?

Будь на то воля Джонаса, корабельные излучатели уже давно опробовали бы на инопланетном «гостинце» свою мощь.

Старик не удостоил внука взглядом. Всем своим видом он демонстрировал свою неприязнь к Джонасу.

— Ты рассчитываешь, что наши силовые поля не подпустят его к кораблю?

Дед вновь проигнорировал вопрос внука.

Джонас замолчал. В эти секунды капитан готов был свернуть шею старику. Он уже ненавидел себя за слабость, за глупость, благодаря которым старик вернулся в кресло капитана! Однако Стрейнжбери–внук отлично сознавал, что очень мало знает о научных достижениях Земли. Он понятия не имел, что делать в подобной ситуации. Он уже жалел о том, что не обогнул проклятую звездную систему. Джонас родился на корабле и ничего не имел против того, чтобы скользить в пустоте до скончания веков, поддерживая установившийся на борту корабля порядок.

— Объект тормозит, сэр, — доложил Кэрсон.

Он обратился прямо к старику, игнорируя Стрейнжбери–внука.

Но настоящий повелитель крошечного осколка Земли услышал его и запомнил интонацию офицера.

«Ничего, когда мы выберемся из неприятностей, я ему все припомню», — мстительно подумал Джонас.

Как мог этот Кэрсон оказывать предпочтение древнему старику — человеку, пережившему инсульт, — и не замечать того, кто действительно командовал кораблем?

«Хотя, я ведь сам назначил его на этот пост», — подумал Джонас.

И все же Кэрсон мог бы обращаться к старику с меньшим уважением.

Поглощенный мыслями о собственных амбициях, Джонас на некоторое время забыл о таинственном объекте. Снова вспомнив о нем, Стрейнжбери–внук ощутил отвратительную нервную дрожь. Одно дело отдать в тайне приказ об убийстве кого–то из бессильных стариков и совсем другое — загадочная инопланетная угроза. У молодого капитана, воспитанного по книгам и дискам корабельной библиотеки, не хватало знаний, чтобы в достаточной степени оценить последствия своих приказов.

— Кто–нибудь предоставит четкое изображение этой штуки? — рявкнул он. — Пусть кто–нибудь из компьютерщиков подключит фильтры и обработает изображение.

— Но тогда мы получим картинку с более чем десятисекундным запаздыванием, — предупредил Кэрсон.

— Ерунда, — отмахнулся Джонас.

Демонстрационные экраны замерцали, потом изображение вновь стабилизировалось, но форму объекта с Сириуса В‑1, заключенного в силовой кокон, по–прежнему невозможно было определить визуально. Правда, в нижней части экрана появилась бегущая лента, с изображением возможных форм инопланетного посланника, полученных путем интерполяции. В следующий момент объект начал перемещаться, выполняя непонятный маневр. Потом он изменил характер движения. До этого он двигался практически прямолинейно, а теперь сменил траекторию движения на спираль. Но при этом его линейная скорость относительно корабля землян значительно возросла. Джонас почувствовал, как капли холодного пота ползут вдоль позвоночника. Неожиданно капитан осознал, что весь его мирок, которым он «столь успешно» повелевал по праву рождения и силы, неожиданно оказался на грани гибели. И из–за чего? Из–за глупого старика, который в свое время не дал его отцу повернуть назад к Земле.

— Он никогда не пройдет сквозь нашу защиту! — неуверенно произнес Стрейнжбери–внук, напряженно наблюдая за объектом.

Он сказал это, ни к кому конкретно не обращаясь. Просто для того, чтобы подбодрить самого себя.

Однако надежды капитана не оправдались. Инопланетный объект прошел сквозь силовую защиту земного корабля, словно раскаленный нож сквозь кусок подтаявшего масла. Он углубился в силовое поле уже на двадцать пять ярдов, когда Стрейнжбери показалось, что нарушилась не только защита корабля, но система телевещания. В первый миг он решил, что компьютеры дали сбой, но никаких помех на экранах не было. Более того, все выглядело так, словно на экраны по–прежнему поступает информация. Просто Джонас почему–то не видел картинки. Словно наблюдаемый объект все время находился в «слепом пятне». Вытерпеть происходящее оказалось свыше его сил. Джонас пожирал глазами мониторы, его мозг просто был не в состоянии воспринять происходящее. Чувства Джонаса обострились до предела, и остатки его храбрости мгновенно испарилась. Не выдержав, он вскочил и бросился вниз по трапу, чуть не сбив с ног Кэрсона, который, склонившись на системой настройки экранов капитанского мостика, пытался определить причину неисправности.

Перед тем как выскочить из отсека, Стрейнжбери оглянулся. Его дед совершенно невозмутимо восседал в кресле на капитанском мостике. Старый капитан Стрейнжбери застыл на своем троне. Его веки были полуприкрыты. Казалось, все происходящее вокруг: и внеземной объект, находящийся всего в нескольких футах от обшивки корабля, и поспешное бегство молодого капитана — суета сует, к которой он не имеет никакого отношения…

Пробежавшись по коридорам, Джонас немного пришел в себя. Но на капитанский мостик он не вернулся, а направился в аварийную рубку. Там он первым делом включил видеосвязь с капитанским мостиком. Экраны вновь начали мерцать, появились какие–то полосы, но никакого изображения не сформировалось. Из динамиков громкой связи раздался оглушающий рев.

Ситуация обострялась.

— Что это может быть? — в отчаянии пробормотал Джонас. — Что могло столь сильно воздействовать на наше зрение?

Он нажал клавишу, вызывая группу научного обеспечения.

— Кто–нибудь из вас может объяснить этот эффект? — бросил он в телеком.

У ученых не было единого мнения. Кто–то полагал, что какие–то излучения сверхвысоких частот воздействуют на зрительные центры людей. Другие считали, что воздействие происходит на уровне эмоций. Возможно, сильный страх мог воздействовать на зрение, вызывая слепоту без физического воздействия.

Однако все это были только предположения.

— Всем надеть защитные скафандры, — распорядился Джонас. — Быть может, они смогут отразить особое лазерное излучение, воздействующее на наше сознание.

Был ли в этом приказе смысл? Если людей не смогли защитить силовые поля и броня звездолета, что толку в скафандрах?

А Джонас тем временем обратился прямо к доктору Каспару, самому старшему из ученых:

— Что может стимулировать слепоту?

— Я склонен думать, что причиной является звуковое воздействие. Кроме того, оно стимулирует и некое неопределенное ощущение опасности, страх, испытываемый всеми нами.

— Но ведь я не слышал никаких звуков!

— Есть определенные частоты, вызывающие даже панический ужас. Видимо, существуют частоты, воздействующие непосредственно на глазные нервы.

— Но как они могут через пустоту воздействовать на нас? К тому же мы не включали внешние динамики.

— Скорее всего, эта звуковая частота создается вибрацией корпуса.

— Допустим, — с недоверием произнес Стрейнжбери. — Однако я чувствовал не страх, а какое–то беспокойство.

— Именно это я и имел в виду, — произнес ученый.

— Вы должны использовать все технические средства, чтобы нейтрализовать это воздействие! — приказал Джонас. — Использовать все виды помех, примените все методики, которые описаны в справочниках. Вытащите всех стариков и вытрясите из них все, что они еще помнят!

Приказ Стрейнжбери–внука был выполнен, специалисты работали с лихорадочной поспешностью, но ничего не получалось. Правда, через какое–то время изображение на корабельных экранах пришло в норму, а ощущение опасности пропало. Однако никто не тешил себя иллюзией, что это заслуга землян. Просто воздействие инопланетного излучения прекратилось.

Джонас вернулся на капитанский мостик.

Его дед все еще сидел в капитанском кресле, но не шевелился. То ли сердце его не выдержало, то ли он просто потерял сознание, и теперь застыл, откинувшись на спинку. Больше никого в поле зрения не было. Надеясь увидеть что–нибудь еще, Стрейнжбери начал переключать экраны внешних телекамер. Без особого труда он обнаружил силовой кокон инопланетян. С облегчением он увидел, как объект с Сириуса В‑1 удаляется. Он уже был от корабля на расстоянии более четверти километра. Джонас облегченно вздохнул. Что бы это ни было — непосредственная опасность миновала.

Тем временем инопланетный объект превратился в пятнышко на фоне большой, туманной планеты.

Старый капитан все еще неподвижно сидел в кресле, но начал бормотать нечто невразумительное. Джонас прислушался: какой–то бред. Старик глядел на внука, но не видел его. Похоже, он ослеп.

Стрейнжбери вызвал Брауна и Кэрсона.

Они заботливо помогли старику спуститься с возвышения и проводили его в каюту. Все это время Джонас упорно вслушивался в бормотание деда. Похоже, тот говорил что–то о Земле: о голубом небе, о лесе, о бескрайнем морском просторе. Молодой Стрейнжбери знал обо всем этом только по книгам и видеофильмам, однако слова старика вызвали у него странное чувство невосполнимой потери.

Задержавшись в каюте деда, Стрейнжбери–внук сжал тонкие, холодные руки старика.

— Капитан! Капитан!

Джонасу пришлось повторить это слово не менее ста раз, но старик все–таки его услышал. Он перестал бормотать.

— Капитан, что произошло с нами? Вы можете объяснить, что случилось?

И тогда старик начал говорить. Стрейнжбери–внук с трудом разбирал слова, но это была уже осмысленная речь, а не невнятное бормотание.

— … мы забыли про эксцентричность орбит А и В. Мы забыли, что В — одна из самых странных звезд во всей галактике… такое плотное, такое невероятно плотное… они сказали, что они с планеты В… Они сказали: «Убирайтесь!» Они не хотят иметь дела с теми, кто начинает с агрессии. Убирайтесь! Убирайтесь!.. Их аппарат коснулся обшивки… они… Они прикрепили к корпусу…

«Неужели обитатели этого мира и в самом деле установили контакт со стариком? — подумал Джонас. — Почему с ним, а не со мной? Почему они обратились к этому старому маразматику? — мысли Стрейнжбери–внука лихорадочно неслись по замкнутому кругу. — Нет, не может быть, чтобы они выбрали для контакта умирающего старика! Может, все это бред? Может быть, старый козел просто спятил?.. Нужны доказательства. Да, доказательства. Что он там говорил про объект на корпусе?»

Джонас решительно подошел к интеркому и, набрав номер аварийной службы, распорядился, чтобы группа астронавтов вышла наружу и обследовала внешний корпус. Если инопланетяне и оставили им какой–нибудь «подарочек», то аварийная бригада, заметив его, доставит на борт корабля.

Когда Стрейнжбери–внук вернулся к старику, тот, казалось, пришел в себя, однако выглядел ошеломленным. Потом его лицо, на короткое время принявшее нормальный осознанный вид, снова изменилось. Глаза деда вновь потеряли осмысленное выражение. Казалось, старик пытался сфокусироваться на каком–то определенном предмете и не мог это сделать. Его мысли витали далеко–далеко.

Джонас попытался овладеть вниманием деда еще раз. Ему уже не казалось, что старик бредит. Нужно было как можно больше разузнать о том, что сообщили старику инопланетяне. Почему, если они в самом деле находились на более высокой ступени развития и обладали более мощным оружием, они не нанесли ответный удар. Но в этот раз все попытки Стрейнжбери–внука были безрезультатны. Иссеченное морщинами лицо деда исказилось. Джонас понял, что толку от старика сейчас не добиться и вызвал главного врача.

Тот появился через минуту, вместе с ассистентами.

Помощники раздели старика и уложили длинное, тощее тело на кровать. Больше Стрейнжбери тут делать было нечего. Если врачам удастся что–то выудить из памяти бывшего капитана «Надежды Человечества», они непременно сообщат ему. Теперь ему больше ничего не оставалось, как ожидать доклада аварийной команды. А после этого ему придется принять решение. Быть может, стоит обрушить на планету ядерный шквал?

Старик оказался прав.

Через несколько часов руководитель ремонтной группы сообщил о том, что ими обнаружен странный предмет. После предварительного осмотра решено было перенести его в лаборатории корабля для более детального изучения. Внешне инопланетный «подарок» напоминал прозрачный, необычного вида кубок с бесцветной жидкостью. Когда Джонас впервые взглянул на него, ему показалось, что он заметил какое–то изображение на внутренней поверхности инопланетного артефакта. Однако когда капитан поднял «кубок», собираясь поднести поближе к свету… изображение изменилось. Стрейнжбери готов был поклясться, что теперь перед ним совершенно другая сцена.

Капитан еще раз переместил «кубок» и обнаружил, что картины внутри меняются с каждым движением. Ни разу ни одно изображение не повторялось. Но, чтобы хорошенько разглядеть изображение, меняющееся с частотой более кадра в секунду, ему пришлось поставить «кубок» на пол и присесть в кресло рядом с ним. Аккуратно поворачивая его через каждые несколько секунд, Стрейнжбери наконец–то нашел нужный угол, под которым изображение приобретало наибольшую четкость. И тогда перед удивленным капитаном открылись просторы неведомой планеты.

Вначале были только общие пейзажи: ландшафты и панорамы бескрайних водяных равнин. Океаны состояли из какой–то жидкости желтого цвета. Раз за разом изображение оставалось прежним — к небу вздымались огромные волны.

Когда появилось изображение суши, то выяснилось — поверхность планеты по большей части гористая, изобилующая растениями серовато–желтого цвета, напоминающими мох. Так, по крайней мере, показалось Стрейнжбери. В низинах растения были повыше, образуя неправильной формы скопления. Некоторые из них выглядели маленькими, а другие — чрезвычайно высокими. Выглядели они изумительно — многие из них казались сделанными из сверкающего золота и серебра.

Была там растительность других видов и окраски, были кустарники совсем крошечных размеров, иногда с красными и зелеными листьями причудливой формы. Желто–серый «мох» и серебряно–золотистые «деревья» росли на горных склонах и в долинах…

Неожиданно появилось изображение города.

Всюду — каналы, наполненные желтой жидкостью.

Зачарованный, Стрейнжбери вспомнил видеозаписи о далекой Земле. Там существовал один похожий город — Венеция. Однако по сравнению с инопланетным городом Венеция выглядела скопищем рыбацких хижин. Высокие здания инопланетян вздымались на мили, словно продолжение утесов, и были одинаковой с ними высоты.

Присмотревшись, Стрейнжбери увидел, что «каналы» пролегали и по крышам строений. С огромной арки ниспадали два потока «воды» желтых оттенков… И они текли в противоположных направлениях. Каждый из трех уровней зданий, расположенных ниже, также имел по два «водопада».

Ровные ряды домов периодически пересекались друг с другом под прямыми углами.

… В миле друг от друга раскинулись площади, и тысячи каналов… нигде не было видно ничего подобного улицам. Просто массы домов — несколько уровней крыш, по которым текла вода.

И в воде виднелись темные очертания, которые медленно двигались… Стрейнжбери не смог рассмотреть самих существ, однако панорама мира, о котором ранее он не имел ни малейшего представления, поразила его до глубины души. Раньше поверхность планеты Сириус рисовалась ему в чем–то похожей на Землю, ту Землю, которую он видел в многочисленных видеозаписях. Однако в реальности все оказалось по–другому. Мир, с которым соприкоснулся земной звездолет, был совсем иным. Настолько иным, что разум капитана с трудом воспринимал его реальность.

Неожиданно изображения в «кубке» исказилось, появился неприятный световой эффект, от которого у Стрейнжбери заслезились глаза.

В первые мгновения он был изумлен. Потом пришло разочарование.

— Проклятие! — проворчал он. — Эти твари не желают, чтобы мы узнали, как они выглядят.

Физик Плаук, наблюдающий изображения в «кубике» через плечо Стрейнжбери, пробормотал:

— На такой огромной планете мышцы живых существ могут поддерживать тело только в жидкости. Может быть, первоначально они даже обитали на иной планете. К примеру, на В‑1, которая намного больше. Потом они оказались, словно земляне на Марсе. Похоже, они нуждаются в дополнительной поддержке. Это наводит на мысль об очень плотной физической структуре…

Стрейнжбери, чьи глаза вновь начали болеть, встал и отошел подальше.

— Возьмите этот штуковину, — приказал он. — Запишите все, что она показывает, и попытайтесь полностью восстановить изображение. Кроме того, подготовьте специальную программу для общего доступа. Ну, там пейзажи всякие. Не стоит травмировать рядовых членов команды видом превосходящей нас цивилизации. Могут поползти нездоровые слухи.

Чуть позже Джонас добавил:

— После того, что мы просмотрели, становится ясно: эти твари не хотят демонстрировать нам свой внешний вид. Может, они боятся того, что, увидев их, мы тут же изобретем соответствующее оружие. Так или иначе, но нам вряд ли удастся их запугать или принудить к сотрудничеству.

Когда Стрейнжбери вернулся в комнату деда, то нашел старика в состоянии комы.

Капитан Джон Стрейнжбери, первый капитан «Надежды Человечества», умер во сне через час после появления внука, в почетном возрасте ста одного года. Он покинул родную планету более шестидесяти лет назад, и именно он принял решение, определившее дальнейшую судьбу всего экипажа.

А через шесть месяцев после его смерти из его поколения в живых на корабле не осталось никого, ни мужчин, ни женщин. Молодой капитан завершил начатую работу. Его палач трудился не покладая рук.

А потом Джонас Стрейнжбери допустил ошибку.

Ему показалось, что он добился своей цели и больше не нуждался в услугах Аткинса. Кризис рассосался сам по себе, капитану не пришлось принимать никакого решения. Старшее поколение — лишние рты, угрожавшие кораблю демографическим взрывом ушли в небытие. В общем, Стрейнжбери решил, что может избавиться от своего самого верного слуги.

Однако сам слуга считал иначе, и вместо Аткинса в конвертор отправился его хозяин. И это в свою очередь послужило толчком к новому кризису на борту «Надежды Человечества».

Хотя Полу Стрейнжбери, сыну Джонаса, теперь единственному Стрейнжбери, оставшемуся на борту «Надежды Человечества» было только десять лет, Браун — старший из оставшихся офицеров, считал, что мальчик, несмотря на молодость, должен стать капитаном. Согласно традиции.

Однако старший помощник Кэрсон думал иначе.

— Пока он вырастет, мы достигнем Проциона. А на этот период мы установим капитанский совет. И подумайте, не лучше ли было бы повернуть к Земле? Пусть не мы, пусть наши правнуки вернутся на землю отцов.

В этом его поддержал второй помощник Лютер.

Меньшая часть офицеров считала, что капитаном должен стать ребенок, большая была за капитанский совет, но каждый видел этот совет по–иному, считая именно себя достойным места председателя.

Прошло две недели, прежде чем Браун обнаружил, что две вдовы Джонаса Стрейнжбери выбрали себе новых мужчин. Одна из них жила с Кэрсоном, другая — с Лютером. Это вызвало у него новый взрыв возмущения.

— Вы, похотливые старые козлы! — орал Браун на очередном капитанском совете. — Я требую немедленных выборов. И если вы не согласитесь сделать это прямо сейчас, я обращусь за помощью к ученым, а потом ко всему экипажу.

Он поднялся, возвышаясь, словно башня, над остальными офицерами. Кто–то попытался подняться из–за стола, а Кэрсон даже начал вытаскивать из заднего кармана бластер. Вот это он сделал напрасно. Разъяренный Браун схватил Кэрсона за шиворот, а когда сидевший с ними рядом офицер попытался его остановить, Браун и его сгреб за ворот и принялся лупить их головами друг о друга. Поднялся необычайный шум. Никто из собравшихся не был готов к столь решительным действиям. Никто даже не пытался остановить Брауна. Только вид окровавленных тел, безвольно повисших в его ручищах, привел Брауна в себя.

Это совещание окончилось ничем, но вскоре состоялось заседание ученых, и было принято решение провести общие выборы. Требовалось время, чтобы все члены экипажа осознали происходящее, чуть позже исполнительный совет принял решение провести выборы тайным голосованием. И этот же совет признал право Пола Стрейнжбери унаследовать капитанский титул, но только тогда, когда мальчик достигнет совершеннолетия. После этого совет предложил Брауну временно занять должность капитана сроком на один год.

Через год два члена совета, подготовив общественное мнение, выдвинули свои кандидатуры на пост капитана. Однако на выборах вновь победил Браун.

Бывший третий помощник, ныне капитан Браун, был раздражен растущей оппозицией.

— Почему они хотят сместить меня? — как–то раз спросил он с болью в голосе у своего старшего сына. — Ведь они ничего не знают об обязанностях офицера. Они все так молоды, что не успели даже изучить основные обязанности, соответствующие их чину и званиям.

Он с раннего детства начал тренировать своих двух сыновей, объясняя им подробности службы, однако они воспринимали «знания Земли» еще хуже, чем предыдущее поколение.

— Вы должны знать все механизмы корабля назубок, — втолковывал им отец. — Вы должны изучить все земные науки. Кто–то же должен будет обслуживать механизмы, когда мы умрем, иначе нам всем конец.

Однако у молодого поколения были совершенно иные интересы. Поколение, которое помнило Землю, ушло в небытие. Молодые родились и выросли в ином мире — мире корабля. В первую очередь их интересовали женщины и пища.

Между тем у Брауна зрело ощущение, что кто–то из его противников сеет слухи, в которых выборный капитан выглядит сущим монстром. Обеспокоенный, он, заручившись поддержкой нескольких офицеров, создал шпионскую сеть и сразу получил подтверждение своим подозрениям.

На ближайшем капитанском совете Браун выразил свое недовольство:

— Никогда раньше подобных вещей на корабле не происходило. Почему ослы, вроде молодого Кисера, и остолопы средних лет, вроде Плаука, могут поносить своего капитана за его спиной? Это отвратительно! Вы можете избрать в следующем году нового капитана, более достойного, чем я. Но я уверен, что это бурчание недовольных все равно будет продолжаться до тех пор, пока Стрейнжбери не исполнится двадцать один год. Надо покончить с этой чепухой. Пока я командую этим кораблем, я один буду определять, что хорошо, а что плохо для его экипажа. И я настоятельно рекомендую вам представить мне необходимые полномочия!

После Брауна слово взял один из членов капитанского совета, упомянутый капитаном Плаук.

— Даже исполняющему обязанности капитана нужны обширные знания! — заявил он. — Крайне печально, что часть этих знаний безвозвратно утеряна со смертью Джонаса Стрейнжбери.

Например, он, Плаук, с совершенной уверенностью заявляет, что Браун и понятия не имеет, о таких вещах, как космические лучи высоких энергий.

«Рекомендации» Брауна не были приняты.

Но его избрали на должность капитана еще на один год. А звездолет продолжал лететь сквозь космос, держа курс на систему Проциона.

Как–то один из членов капитанского совета, проходя по садам на гидропонике, увидел среди подсобных рабочих хорошо знакомое лицо.

Через несколько дней он доложил об этой встрече на совете. Браун спокойно ответил:

— Почему бы молодому Стрейнжбери не позаниматься немного физическим трудом? Все мы знаем, что его отец погиб слишком рано и не успел передать сыну необходимые знания. Обучение же с помощью машин и книг, как вы и сами знаете, малоэффективно… Кроме того, сама идея разделения на сословия весьма вредна. По–моему, все молодые люди без исключения должны работать в садах. Так, по крайней мере, станут приносить какую–то пользу. А то с утра до вечера гоняются за девками да гонят брагу в химлаборатории. Я собираюсь поставить вопрос об всеобщих обязательных трудовых отработках на голосование. К тому же следует обязательно отметить высокий профессиональный уровень наших садовников, а не просто, всякий раз пробегая мимо, говорить, насколько важен для всех нас их добросовестный и кропотливый труд.

Позже, когда Брауна спросили об успехах молодого Стрейнжбери в науках, как будущего капитана, тот покачал головой и нахмурился:

— Откровенно говоря, его успехи более чем скромны. Я каждый день приглашаю его на капитанский мостик после работы в садах. А он не проявляет никакого интереса. Я пришел к заключению, что сам он вовсе не рвется в капитаны. Он, вероятно, сознает, что представляет собой довольно посредственную личность. Он не в состоянии хорошо учиться, и я совсем не уверен, что он сможет с успехом руководить работами.

Большинству членов совета было понятно, что Браун вряд ли стремится выучить молодого Стрейнжбери «очень хорошо». Но никто не рискнул возразить выборному капитану.

83‑й год полета

Пол Стрейнжбери проворно собирал спелые фрукты. Ближайшая стена помещения для садов на гидропонике была на расстоянии двух сотен футов, но тем не менее Стрейнжбери двигался очень осторожно. Он не очень внимательно слушал обращенную к нему речь девушки, так как все его внимание сосредоточилось на груди его спутницы:

— Моя мать говорила, что позавчера опять появились вспышки. Так что мы уже должны быть около Проциона.

Стрейнжбери молчал. Меньше всего его интересовало: движется ли куда–то корабль. Как и большинство его сверстников, Пола совершенно не интересовали события, происходившие вне корабля. Существовали многочисленные вещи более приятные и более осязаемые, чем некие светящиеся точки, искрящиеся на экранах внешнего обзора.

Хотя его права на должность капитана были достаточно призрачны, Стрейнжбери никогда не забывал о том, кто был его отец, и придерживался определенных правил поведения. Например, он старался не обсуждать с низшими по званию никаких технических деталей, так как не был силен в науках. Предыдущей «ночью» в более неофициальной обстановке он дал девушке инструкции и теперь слушал ее доклад. А девушка тем временем говорила уже совсем о другом:

— Некоторые считают, что ты проиграешь на этих выборах. Браун на совете объявил, что род Стрейнжбери выродился. Он хочет выставить на голосование кандидатуру своего старшего сына. Однако, если изберут тебя… — тут девушка остановилась, а потом продолжила намного тише. — Помни, тебе сейчас уже двадцать девять лет. И совет до сих пор пренебрегает твоими правами наследника капитанского титула. Ты должен бороться за власть.

Но что такое была для него власть? Ответственность за судьбы других членов экипажа? Непосильная для плеч Пола забота о машинах корабля? Зачем все это ему? Ведь у него и так было все, чего он только мог пожелать. Была работа, которая помогала убить время, были женщины, была пища…

Пол Стрейнжбери вновь ничего не ответил. Он устал от призывов глупцов, понуждавших его заняться абсолютно не интересными для него делами. Конечно, его, как и всех остальных, не могла не беспокоить мысль о том, что они приближаются к созвездию Проциона. Но это было абстрактное беспокойство. Ныне на борту звездолета не осталось ни одного человека, который мог бы с уверенностью сказать, летит ли «Надежда Человечества» к какой–нибудь звезде или болтается посреди пустоты. Да и существовала ли сама пустота? Существовало ли хоть что–то из того, о чем говорили древние видеофильмы и книги? В любом случае мысль о каких–то переменах была ему неприятна.

Иногда Стрейнжбери просматривал вахтенный журнал, где были записаны деяния его прадеда, отца и деда. Он не понимал этих людей, не мог постичь их целей. Почему они так говорили, почему совершали те или иные поступки?

— … Если ты не начнешь действовать, — озабоченно нашептывала ему девушка, — твои последователи все сделают сами, однако тогда погибнут многие офицеры. Все мы устали — мы устали, выполняя тяжелую работу и получая скудную пищу… Гроу говорит, что мы захватим корабль.

Неожиданно девушка испуганно втянула голову в плечи и прислушалась. Стрейнжбери непроизвольно выпустил из рук спелый персик.

— А–а–а! — воскликнул он, пытаясь поймать его.

«Какая глупость, — подумал он. — Они не знают, о чем говорят… А я из–за них персик уронил! Захват корабля — завоевание мира!»

— Ты лучше поторопись! — продолжала девушка, — Тебе нужно принять правильное решение. Помни, от тебя почти ничего не потребуется! Только твое согласие.

Раньше Стрейнжбери все это уже слышал. Не один раз.

Неясные слухи, ходившие среди обитателей нижних палуб корабля, воскрешали события прежних беспорядков. Капитан Браун понимал, что его безмятежному правлению приходит конец. Стрейнжбери был не опасен, но другие… Те, кто еще меньше, чем Браун, знали об окружающем их мире, о бездонной пустоте, в которой одинокими островками сверкали огоньки далеких звезд.

— У этих свиней с нижних палуб не хватит ума, чтобы добраться до меня, — как–то раз сказал Браун лейтенанту Джоржу Брауну, своему младшему сыну — потомственному старшему офицеру. — Кроме того, много раньше чем они разгадают мои планы, мы достигнем системы Проциона, если, конечно, мы правильно толкуем показания приборов, установленных на капитанском мостике… Если это случится согласно нашим расчетом, то внимание большей части экипажа надолго переключится на другое.

Молодой Браун ничего не ответил. Он, как истинный представитель своего поколения, считал отца не вполне нормальным, и его угнетала мысль о том, что пройдут долгие, долгие годы, прежде чем пышущий здоровьем капитан начнет стареть. Должности капитана молодому Брауну придется дожидаться еще очень долго. К тому времени, как младший Браун взойдет на трон капитанского мостика, он превратится в жалкого старика. К тому времени его не будут радовать ни свежие фрукты, ни молодые женщины… Однажды младший Браун уже говорил об этом со своим старшим братом, который, если ничего не случится, будет избран в совет в следующем месяце.

Брату тоже не нравилось положение дел. Быть может, он, обретя власть каким–нибудь образом, даст понять людям с нижних палуб корабля о своих мыслях. Несколько неясных обещаний…

Процион А, звезда в шесть раз ярче Солнца, плавала в темном космическом пространстве прямо по курсу корабля. Желто–белое солнце, прежде неясно различимое, становилось больше и больше, ярче и ярче. В черноте космоса, в биллионах миль в другой стороне, виднелось бледное, словно чем–то прикрытое солнце Проциона В, ясно различимое только в телескопы.

Процион оказался богачом по части планет, причем планет по–настоящему огромных… Двадцать пять гигантов! Экипаж «Надежды Человечества» исследовал две из них, каждую диаметром в двадцать пять тысяч миль. Обе планеты оказались обитаемы, и обе имели атмосферы с преимущественным содержанием хлора.

— У моих людей есть дельные мысли, — рассуждал вслух капитан Браун. — Но они никогда не станут приветствовать чужую цивилизацию. С другой стороны, мы должны помнить, что ни разу обитатели тех планетных систем, где мы были, не делали попыток повредить нам. Вы можете сказать, что случилось с первым капитаном Стрейнжбери? «Чепуха», — сказал бы я. Он увидел что–то не предназначенное для глаз человека. В результате его мозг разрушился, и он умер. Важно то, что объект, убивший его, проявил милосердие и не сделал попыток повредить нам. Итак! — Браун оглядел комнату, где заседал совет. — Куда нам лететь? Мы в лучшем положении, чем были. Старик Стрейнжбери не отважился применить силу на Центавре, так как многого не знал. На Сириусе наш корабль едва не погиб, потому что мы не знали, как показать свои добрые намерения той неземной цивилизации. Но теперь мы знаем, как себя вести. Кажется, здесь существует межзвездная цивилизация, и она сможет рассказать нам обо всем, о чем мы хотим узнать. А что мы хотим знать? Почему некоторые звезды имеют планеты земных размеров с кислородной атмосферой? Инопланетянам все равно, отыщем мы их или нет. Почему так? Кислородные планеты навсегда остаются для них всего лишь бесполезным открытием, таким же, как для нас — открытие планет с атмосферами из соединений серы и хлора. Так давайте же расскажем им, что мы хотим узнать… Как это сделать? — Браун триумфально оглядел присутствующих. — Доверьте это дело мне, — закончил он после многозначительной паузы. — Просто доверьтесь мне. Мы скоро встретим первые корабли инопланетян.

Действительно, корабли появились. Первые три полностью проигнорировали землян и только четвертый проявил к ним внимание: приблизившись на расстояние до нескольких десятков миль, притормозил и полетел рядом. Через некоторое время он приблизился к земному звездолету еще ближе, вероятно, наблюдая за теми работами, которые по распоряжению Брауна велись на внешней оболочке земного корабля.

Механизм, который Браун намеревался использовать для установления контакта, был достаточно прост. На одном из разведывательных модулей соорудили огромный проекционный экран, а затем на этот экран начали последовательно выводить видеозаписи, которые должны были проинформировать обитателей Проциона о том, кто такие земляне и какой путь они проделали до того, как прибыли сюда.

Потом началась наиболее важная фаза необычной демонстрации. На экран была спроецирована звездная карта. Она показывала шестьдесят различных звезд, видимых в межзвездном пространстве и удаленных от Солнца на двадцать пять световых лет. Дальше на экран спроецировали величественный триумвират — модели атомов хлора, кислорода, серы. Три изображения продвигались толчками к одной из звезд, потом к другой.

— Смотрите, как они быстро поняли, что мы не знаем, какой тип атмосферы на планетах их звездной системы, — сказал Браун.

Обитатели Проциона перешли от наблюдения к действиям. Изображение на экране на мгновение потеряло четкость, а потом земляне увидели, как на их карте появились чужие отметки. Чужие наложили на идущий от «Надежды Человечества» сигнал собственную информацию. Карта продолжала перемещаться, хотя уже не люди определяли это движение. Четкие изображения новых звезд увеличивались, превращаясь в схемы планетарных систем, при этом на каждую из планет накладывались легко распознаваемые значки атомных структур. Вне всякого сомнения, инопланетяне давали людям информацию об атмосферном составе демонстрируемых планет. Они с удивительной легкостью распознали, что требуется людям. Результат превзошел самые смелые ожидания Брауна.

В первые же минуты капитан насчитал, по крайней мере, четыре звезды, вокруг которых обращались кислородные планеты. Чуть позже Браун обратил внимание на еще один тип значков. Он не сразу догадался, что эти значки показывают, обитаема ли указанная на карте планета. Между тем демонстрация продолжалась. Звездные системы сменяли друг друга. Сотни, тысячи солнц. Десятки тысяч планет. И рядом с каждой простейшими символами — состав атмосферы, наличие или отсутствие разумных обитателей.

Демонстрация длилась несколько часов, затем экран погас. Чужой корабль начал удаляться. Браун потер усталые глаза.

Он испытывал смешанное чувство радости и страха. Радости — потому что его план увенчался полным успехом, а страха — от сознания того, насколько огромны знания инопланетян в сравнении с человеческими.

— Разведывательный модуль — на борт! — скомандовал капитан. — Дежурной смене — приготовиться к запуску маршевых двигателей. Исходя из полученной информации, ближайшая к нам звезда с кислородной необитаемой планетой — Альта. Мы немедленно отправляемся туда.

Браун и не подумал усомниться в тех данных, которые им представили обитатели Проциона. Он не раздумывал и о том, для чего они это сделали. Капитан Браун был не из тех, кто много размышляет и сомневается.

Позже, когда он докладывал на совете, на его большом лице играла самодовольная улыбка. Браун гордился собой. Его план сработал, и межзвездный корабль с Земли стал обладателем информации о десятках, сотнях планет, которые могут стать новой колыбелью для человечества.

Чувства от грандиозного успеха так и распирали Брауна. Он удивился бы, узнав, что члены совета все еще размышляют, переизбирать его или предпочесть ему менее авторитарного командира. Выборная система на самом деле мало подходила для подобной ситуации, поскольку далеко не всегда люди склонны выбирать лучших. Иногда они предпочитают сильному руководителю слабого, но зато не склонного к тирании. Именно поэтому руководство межзвездных кораблей земных вооруженных сил не избиралось, а назначалось. Последнее, как ни странно, помогало избежать конфликтов. Чем меньше выбора представляется рядовым членам экипажа, тем спокойнее они себя ведут.

— Все идет отлично, — сказал Браун.

Тридцать лет уйдет на то, чтобы достигнуть Альты. Вряд ли Браун доживет до этого дня. Но сейчас, когда он — триумфатор, Браун должен воспользоваться моментом, чтобы назвать преемника. И, конечно, этим преемником будет его собственный сын. Династия Срейнжбери изжила себя. Пришло время династии Браунов. Да, его сын станет капитаном. Причем не старший, а младший. Он более честолюбив и толков. Кроме того, он будет моложе, когда придет его время править…

От этих важных мыслей капитана отвлекла внезапно распахнувшаяся дверь в зал совета.

У капитана оказалась прекрасная реакция.

Он успел выхватить бластер и даже успел выстрелить…

Быстрота его реакции защитила корабль от рук мятежников, но не спасла его собственную жизнь. Позже, когда младший сын Брауна привел группу вооруженного технического персонала и ученых на помощь членам совета капитанов, те уже сумели отбить нападение. Но капитан Браун и его старший сын стали жертвами мятежа. Первый был тяжело ранен, второй — мертв. Плаука и Киссера, получивших тяжелые ожоги, было невозможно узнать. Зато благодаря первому выстрелу Брауна, срезавшему ударную группу мятежников, у остальных членов совета хватило времени взяться за оружие и открыть огонь по группе бунтовщиков, которых по собственному почину привел Гроу. Пол Стрейнжбери, как это выяснилось, отказался принимать участие в мятеже.

Из более чем двадцати молодых людей, которых привел Гроу, семнадцать были убиты. Сам Гроу с тремя сообщниками забаррикадировался в одном из складских отсеков и наотрез отказался сдаться.

Пришлось членам совета использовать свои познания устройства корабля. Выстрел их импульсной винтовки, произведенный через вентиляционное отверстие, оборвал жизнь лидера бунтовщиков. Остальные предпочли сдаться.

Тяжелораненый был перенесен членами совета в госпитальный отсек. Позже, во время ночного отдыха, капитан обдумывал происшедшее и пришел к выводу, что проблема осталась разрешенной не до конца. Наверняка не все члены группы бунтовщиков были выявлены.

«Если кто–то жив, — думал Браун, — выборная система должна быть восстановлена, и это единственно верное решение».

Накачанный наркотиками капитан плохо соображал и понимал это. Но он не был уверен, что протянет долго и приказал привести к нему сына.

В присутствии нескольких членов совета Браун–старший назначил сына своим заместителем и указал, что в случае его смерти к сыну переходит вся полнота власти.

К утру капитан скончался.

Среди оставшихся на борту корабля никто не решился оспаривать его завещание. Второй сын капитана Брауна тоже стал капитаном.

111‑й год полета

Через сто девять лет после того, как космический корабль «Надежда Человечества» покинул Землю, он вышел на орбиту звезды Альта. В этой системе, как и ожидалось, была обнаружена кислородная планета, возможно подходящая для переселения. Но ситуация осложнилась тем, что прежние открытия, лучшие навигаторы–астронавты, ясность мышления — ушли. Раньше Альты. Раньше Проциона. Экипаж вырождался. В четвертом и пятом поколении звездоплавателей осталость совсем немного людей, способных к исследовательской работе.

Следующим «утром» капитан Джекоб Браун, приходившийся внуком тому, первому капитану Брауну, сообщил четвертому и пятому поколениям колонистов, что намеревается отправить посадочный модуль к кислородной планете. Сразу и без всякой подготовки.

— У нас практически не осталось горючего, — заявил он. — Даже для того, чтобы маневрировать вблизи планеты. Поэтому посылка модуля — категорическая необходимость.

Затем капитан отдельно остановился на тех требованиях, которые предъявляются к экипажу модуля.

— Каждый член команды должен быть подготовленным для любых испытаний, — заявил он. — Это день, к которому мы шли более века. Это — день, о котором мечтали наши великие прародители, наши праотцы, те, кто дерзко отправил нас в новый мир, к границам неведомого, кто смотрел вперед и был уверен в нашем мужестве. Мы не должны обмануть их надежд… — Он транслировал свое обращение по всему кораблю, одно за другим называя имена членов команды модуля, которые должны были немедленно начать подготовку к отлету. — … И я знаю, что каждый член экипаяса желает услышать в списке свое имя, — заявил капитан. — Но мною избраны лучшие из вас…

Роджер Стрейнжбери, сын Пола Стрейнжбери, внук Джонаса Стрейнжбери, названный первым, услышав слова капитана, вовсе не подпрыгнул от радости. Напротив, он очень серьезно задумался. Дело в том, что Роджер вот уже несколько лет с большой тщательностью готовил почву для того, чтобы вернуть себе место, потерянное его отцом.

И он не мог полностью отрицать того, что капитан может быть осведомлен о его планах. В таком случае сделать его членом экипажа модуля, который без всякой предварительной подготовки отправляется на чужую планету. К тому же планету обитаемую, если верить информации, представленной обитателями Проциона.

А капитан между тем продолжал свою речь:

— И я знаю, что все вы в этот исторический момент разделите гордость храброго Роджера Стрейнжбери, который поведет команду. Ему суждено воплотить в жизнь мечту человечества в этой отдаленной части космоса. А вместе с ним…

Тут Браун назвал семерых из девяти членов экипажа звездолета, которые были главными помощниками Стрейнжбери в его тайных делах.

Так как спасательная шлюпка могла вместить только восемь человек, нетрудно было догадаться, что Браун решил отправить вниз, на неизведанную планету, столько своих противников, сколько смог.

— Я попрошу, чтобы команда посадочного модуля полностью прониклась важностью задачи, поставленной мною! — вещал Браун. — Ваши сканеры передадут запись всех событий на корабль. Они дадут нам возможность определить уровень научных достижений доминирующей расы этой планеты, если такая все же существует.

Стрейнжбери поспешил в свою каюту, надеясь, что, может быть, Тэлли или Кэнтлин, его соратники, разыскивают там Роджера. Он понимал, что чрезвычайно важно хоть на миг встретиться с ними и обсудить положение. Он подождал пять минут, но никто из членов его конспиративной группы не появился.

Так или иначе, у него было время успокоиться. Странно, но этому способствовал запах корабля. С самых первых дней жизни запах озона и нагретого металла непрерывно окружали его.

Стрейнжбери присел в кресло, где обычно читал, закрыл глаза, вдыхая знакомые запахи, окружающие энергетические установки. Роджер почувствовал, что страх постепенно покидает его тело и сознание. Храбрость и сила вновь вернулись к нему.

Правнук первого капитана понимал, что попытка захватить власть силой довольно рискованна. Вместе с тем у него нет никакой надежды получить преимущество на выборах.

«Я, — подумал Стрейнжбери, — вероятно, наиболее высококвалифицированный специалист, когда–либо бывший на этом корабле».

Отец нынешнего капитана, возможно — из чувства вины перед семьей Роджера, свергнутой с капитанского «престола», взял мальчика к себе и взялся за его обучение, когда тому было десять лет. Рождер оказался благодарным учеником. Спустя некоторое время обучение Рождера продолжил другой специалист, потом еще один… В результате получилось так, что юноша изучил все специальности технических отделов корабля. Когда капитан умер, его сын, в свою очередь занявший место капитана, не стал препятствовать Роджеру расширять свои познания.

В результате Стрейнжбери научился восстанавливать системы контроля и управления, полностью разобрался во взаимосвязи всех кибернетических систем корабля. Он освоил колоссальные паутины силовых сетей и проводов управления так, словно они были продолжением его собственного организма.

Единственное, в чем он пока уступал капитану, это в специфических знаниях о том, как осуществлять полет и навигацию межзвездного корабля. Этой информацией владел отец нынешнего капитана. Частично он поделился ими и с Роджером. Кое–чему юношу успел обучить его отец.

Тем не менее именно семья Браунов хранила большинство знаний по космической навигации. Именно благодаря знаниям и упорству этот клан сумел захватить и удержать власть на корабле.

И вот теперь Стрейнжбери отправляют с миссией, которая, скорее всего, окажется для него смертельной.

«Неужели Брауны так упорно учили меня, чтобы погубить?» — подумал молодой человек.

Нет, этого не может быть. Слишком уж сложно. Гораздо проще было бы оставить Рождера на нижних палубах, где он влачил бы жалкую роль какого–нибудь техника из вспомогательного персонала.

Так ничего и не решив, Рождер отправился в стартовый отсек, где в специальном ангаре стояли разведывательные модули разных типов.

Посадочный модуль вышел на орбиту планеты, зарегистрированной в судовом журнале как Альта 3. Стрейнжбери и Тэлли — один из сподвижников Рождера и дальний потомок первого научного руководителя экспедиции — заняли кресла управления. На выпуклом экране модуля они видели туманный атмосферный слой, не позволявший разглядеть поверхности планеты. Когда–то доктор Тэлли, прапрадед того Тэлли, который сейчас сидел рядом с Рождером, пытался разогнать их звездолет до околосветовых скоростей, но не смог достичь и четверти от скорости света. Он не успел разобраться в проблеме и не успел обучить своего сына тому, что знал сам. Теперь, из–за недостатка знаний, никто не смог бы продолжить его исследований.

Физики звездолета могли только предполагать, что корабль передвигается в полном соответствии с одним из парадоксов теории сжатия Лоренца–Фитцжеральда. Но не более того. Чтобы и дальше продолжать научные изыскания, им не хватало знаний и опыта…

Модуль двигался по спирали. Туманный шар планеты постепенно увеличивался.

Стрейнжбери, словно зачарованный, наблюдал, как медленно вращается эта огромная масса материи.

Они снижались по пологой траектории, понемногу приближаясь к планете, готовые использовать активную защиту, если какие–нибудь естественные радиационные пояса окажутся более мощными, чем может выдержать их стационарная система безопасности. Каждая радиационная зона предварительно исследовалась, ее параметры вводились в бортовую систему управления и изображались на видеоэкранах. В итоге автоматически менялись курс и скорость модуля.

Неожиданно тишина была прервана аварийным сигналом системы безопасности. Локаторы оперативного слежения обнаружили подвижную цель.

Мгновением позже на одном из экранов появилась светящаяся точка, которая быстро перемещалась примерно десятью километрами ниже земного модуля, далеко под ними.

Инопланетный корабль!

Стрейнжбери и его спутники, затаив дыхание, наблюдали за эволюциями чужого летательного аппарата. Система слежения вывела на экран данные о скорости и характере его движения. Вне всяких сомнений летательный аппарат инопланетян приближался к модулю.

Когда расстояние между ними значительно уменьшилось, сияющая точка на экране резко изменила направление полета, совершила полный оборот и заняла позицию милей ниже землян. Но расстояние между аппаратами продолжало уменьшаться. Ровно настолько, насколько снижался земной модуль.

«Они не позволяют нам совершить посадку, — подумал Роджер. — Ведь судя по тому, что нам сообщили, эта планета должна быть необитаемой».

Тут же зазвучал зуммер, и на экране появились новые данные.

— Они зондируют нас, — произнес Тэлли с волнением в голосе. — Что будем делать?

Рождер не успел ничего предпринять.

После этих слов не прошло и мгновения, как модуль начал вибрировать. Еще через некоторое время отказали бортовые системы управления. Вернее, инопланетяне просто перехватили контроль над бортовой электроникой. Модуль повис в пространстве над желанной планетой. Его экипаж потерял доступ к управлению двигателями. И тут же некое силовое поле заставило модуль двигаться в сторону инопланетного корабля. Единственным утешением для землян могло служить то, что дистанционный доступ к системам управления со стороны звездолета не был заблокирован. Возможно, инопланетяне просто не учли такой возможности.

Тем не менее, техническое превосходство инопланетян внушало страх.

Между тем на главном экране модуля светящаяся точка, обозначавшая инопланетный летательный аппарат, постепенно вырастала, превращаясь в солидную конструкцию, размерами значительно превосходящую модуль землян.

Несколько минут — и корпус модуля содрогнулся. Чужой корабль состыковался с землянами.

— Ловко они это проделали, — заметил Роджер.

— А аккуратно, — добавил Тэлли. — Пристыковались как раз к нашему шлюзу.

За спиной Стрейнжбери его спутники начали шутить по поводу происшедшего. Им все это казалось чем–то вроде игры. Или это был способ сбросить напряжение? Скорее последнее, потому что смех землян был довольно нервным.

Внезапно заработала связь со звездолетом.

— Открыть шлюз! — скомандовал капитан Браун, который, разумеется, все это время наблюдал за происходящим. — Если они желают войти — пусть войдут.

— Загерметизировать скафандры, — в свою очередь приказал Стрейнжбери.

И только после этого он выполнил приказ капитана, внимательно следя за показаниями барометра. Давление в модуле не упало, когда лепестки наружного люка разошлись в стороны. Утечки воздуха не было. Инопланетяне соединили два корабля очень аккуратно.

Снаружи послышался скрежет, и через минуту в люк протиснулось некое существо. Оно двигалось осторожно, касаясь переходной палубы чем–то, что было зажато в конце одной из четырех рук.

Существо имело по две пары рук и ног и длинное, тонкое тело. У него почти не было шеи, вероятно, подвижность его головы обеспечивали широкие складки.

Пока Стрейнжбери рассматривал отдельные детали внешности инопланетянина, существо изящно повернуло к нему голову, и взгляд двух его больших выразительных глаз мельком скользнул по объективу сканера, который передавал все, что попадало в поле его зрения. Затем таинственное существо обратилось к Стрейнжбери.

В следующее мгновение в переходе появилось шесть четвероногих существ, одно за другим. Они шли так же уверенно, как и их первый представитель.

Все семь живых существ прошли в открытую дверь из шлюза.

Как только они вошли, и в мозгу Стрейнжбери неожиданно проявилось нечто чуждое. Чужие мысли. Сначала он решил, что это пришельцы телепатически обращаются к нему, но тут же сообразил, что посторонние мысли, возникающие в его сознании, предназначены вовсе не для него. Это было мысленное послание старшего из инопланетян своему командиру, который остался на корабле:

— Дзинг — старшему. Мы внутри. Это — отсек управления. Воздух стерилен. Давление и содержание атмосферы здесь незначительно отличаются от давления и состава у поверхности Карна. Предварительная оценка: пришельцы могут дышать нашим воздухом. Передаю их изображение.

В первый миг Стрейнжбери подумал, что сейчас увидит себя глазами инопланетянина, но этого не произошло. Очевидно, его сознание воспринимало только речевые образы, а не видеоряд.

Некоторое время инопланетяне молчали, вероятно выслушивая инструкции. Затем повторил полученный приказ, и на этот раз Роджер его услышал.

«Обработать пленных, сняв с них одежду. Проследите, чтобы на их телах не осталось предметов, которые можно использовать как оружие. Обращаться крайне осторожно. Постарайтесь им не повредить. Пленные являются ценными источниками информации».

Роджер взглянул на своих людей. Казалось, они были потрясены.

— Я слышу, что они думают, — едва шевеля губами прошептал Тэлли.

— Я — тоже, — ответил Стрейнжбери. — Они не должны об этом знать.

Ближайший инопланетянин ощупал скафандр Тэлли и ловко разгерметизировал основной шов.

— Не сопротивляться, — скомандовал Стрейнжбери. — Будем действовать по обстоятельствам, выжидая благоприятного момента.

Инопланетяне игнорировали эти разговоры. Возможно, они просто не слышали их, как не слышали мыслей землян.

Телепатическая связь оказалась односторонней — люди могли слышать мысли обитателей Карна, но те и не подозревали об этом.

Стрейнжбери был обезоружен и раздет, точно так же, как и его экипаж. Если чужаки заберут землян с собой, Браун не найдет их никогда. Да и станет ли искать?

Дзинг опять послал сообщение:

«Пришельцы ведут себя разумно. Полагаю, они осознают свое положение и не пытаются сопротивляться… Да, понял. Произвести частичный демонтаж летательного аппарата с целью проанализировать реакцию пришельцев».

Карнийцы немедленно приступили к работе. Панель управления шлюпки была разобрана первой. Листы палубного покрытия разрезали и выгнули. Вскоре пришла очередь систем навигации и контроля. Экипаж модуля не препятствовал этой варварской деятельности. Земляне сидели в своих креслах и ждали. Им оставалось надеяться, что карнийцы не повредят что–нибудь серьезное, например систему кондиционирования.

Капитан Браун должен был видеть это разрушение; но не вмешивался, пока очередь не дошла до системы жизнеобеспечения.

— Экипаж, внимание! Беру управление на себя. Через несколько секунд ваш шлюз будет загерметизирован, а модуль получит команду возвращаться на звездолет.

Для землян это означало — покрепче взяться за подлокотники кресел.

Палуба модуля внезапно опрокинулась. Ремни безопасности мгновенно обвили тела землян, намертво закрепив астронавтов в креслах. Инопланетянам пришлось хуже.

Перегрузка швырнула Дзинга на одну из стен отсека управления. Он попытался схватиться своими многочисленными руками за поручни, но не сумел. Инопланетян швыряло из стороны в сторону, пока, наконец, модуль не закончил разворот и не устремился к звездолету с ускорением около пяти g. Браун не церемонился.

Маневр удался. Карнийцы не успели или не смогли перехватить управление.

Ужасная перегрузка ослабла. Инопланетяне зашевелились.

Роджер «услышал», как Дзинг докладывает о происшедшем. Через минуту он «услышал» и повторенный карнийцем приказ.

«Продолжайте наблюдение. Не оказывайте сопротивления. Постараться проникнуть на большой корабль».

Модуль продолжал движение к звездолету, но Стрейнжбери не стал делиться услышанным с Брауном. На всякий случай.

Было удивительно, что ни броски от стены к стене, ни существенные перегрузки не причинили карнийцам серьезных повреждений. Роджер обдумал это, проанализировал поведение инопланетян и пришел к неожиданному выводу: это роботы. Что ж, вполне разумно. Подлинные обитатели Карна решили не рисковать собственной головой в таком опасном деле.

Теперь оставалось выяснить, как можно использовать ситуацию, полученные знания и этих инопланетных роботов, чтобы добиться собственных целей, обыграть Брауна, стать капитаном и подчинить себе «Надежду Человечества».

Для начала следовало проделать с инопланетянами то, что они только что проделали с землянами. Вдобавок их следует связать. И покрепче.

— Хейнке, Грейвз.

— Да! — Двое мужчин отозвались одновременно.

— Подойдите к этим уродам, проверьте, что у них есть, и отберите все подозрительное.

Люди переглянулись. Приказ явно не вызвал у них энтузиазма.

Тем не менее они его выполнили. Инопланетяне не сопротивлялись.

Не сопротивлялись они и тогда, когда их связали прочными металлопластовыми лентами.

Итак, команда захватила разведывательный отряд Дзинга.

Как Стрейнжбери и ожидал, Карн продолжал поддерживать с ними телепатическую связь. Дзинг доложил своей группе контакта:

— Я думаю, что мы сделали все достаточно хорошо.

Видимо, с планеты пришел ответ, на который он ответил:

— Да, командир. Мы подчинились и находимся в плену. Будем ожидать дальнейших событий… Как нас держат? Всех привязали к палубе, к разным механизмам. Мы все в главной секции, которую они приспособили для нашего содержания. Рядами жестких металлических лент связаны наши руки и ноги. Мы можем, конечно, освободиться от них в любое время. Но не думаю, что такие действия целесообразны.

Стрейнжбери задрожал; но сделанного назад не вернешь.

Он приказал своему экипажу:

— Одевайтесь. Потом начинайте восстанавливать корабль. Всю обшивку из палубных плит закрепите на своих местах, за исключением восьмой секции. Они разобрали несколько приборов, и я буду чувствовать себя спокойнее, если сам все соберу.

Когда Стрейнжбери оделся, он с удовлетворением узнал, что система внутреннего контроля больше не заблокирована. Первое, что он сделал, это отключил дистанционное управление. Затем Роджер изменил курс шлюпки и вызвал Брауна. Экран через мгновение засветился, а потом в нем с недовольным видом появился капитан.

Браун мрачно произнес:

— Я хочу поздравить тебя и твою команду с успехом. Кажется, теперь мы имеем некоторые преимущества над этой расой. После того, как вы передадите пленных, мы повторим попытку приземлиться на этой планете. И кроме того, мне хотелось бы выяснить, почему эта планета ранее считалась необитаемой.

Так как приземлиться на Карне, по мнению Рождера, было делом гибельным, он просто промолчал, ничего не ответил.

Браун казался растерянным.

— Роджер Стрейнжбери, — сказал он. — Ты должен понимать, я тоже считаю ситуацию чрезвычайно опасной для вас и, — тут он добавил поспешно, — для всей экспедиции. Но кто–то должен принять на себя риск.

Что поразило Стрейнжбери, когда он услышал слова капитана, так это то, что Браун не позволит ему вернуться на корабль. Но Стрейнжбери преследовал собственные цели.

«Я должен раскрыть все свои замыслы и, очевидно, предложить компромиссное решение,» — подумал он, потом глубоко вздохнул, мельком глянул в глаза изображению Брауна на экране и сказал, с осознанным мужеством человека, для которого назад пути уже нет:

— Мне кажется, что у нас есть два выхода из создавшейся ситуации. Мы можем решить все наши личные проблемы путем демократических выборов, или ты дашь согласие на мое назначение на должность исполняющего обязанности капитана. Ты будешь одним из капитанов, а я — другим.

Кто–то другой из команды решил бы, что это реплика полного идиота, однако Браун, правильно понял происходящее. Он произнес с усмешкой:

— Итак, ты играешь в открытую. Хорошо, позволь мне высказаться, Роджер. Когда у власти были Стрейнжбери, никаких мыслей о выборах ни у кого не было. И тому были веские основания. Космическим кораблем может командовать только кто–то из технической аристократии. И это должен быть один человек. Что касается совместного командования, то это нереально.

Стрейнжбери вынужден был солгать:

— Если мы решим выполнить свою миссию, мы будем вынуждены, в конце концов, признать равную власть, — вынужден был солгать Стрейнжбери. — Один из нас станет властвовать на планете, другой — на корабле. Для обсуждения условий нам нужно встретиться лично.

— Я не могу довериться тебе и разрешить вернуться на корабль! — категорически объявил Браун. — Ты не будешь командовать звездолетом.

— Хорошо, значит, звездолетом будешь командовать ты, — предложил Стрейнжбери. — Все практические детали нашего договора мы сможем спокойно обсудить позже.

Капитан Браун не смог сдержать своих чувств. Он вспыхнул:

— Твоя семья правила нами свыше пятидесяти лет! Как можешь ты считать и чувствовать, что у тебя есть какие–то права?

Стрейнжбери возразил:

— Что ты можешь знать о моих чувствах?

— Замысел наследования власти принадлежал первым Стрейнжбери. — продолжил Браун, злобно усмехаясь. — Это не было запланировано.

— Но сейчас власть у тебя, — сказал Стрейнжбери, — и ты пользуешься преимуществами этого.

— Смешно! Почему правительство Земли, которое было у власти, когда корабль покидал Землю и каждый член которого давно уже умер, должно было назначить кого–то на должность капитана…

Браун ответил сквозь стиснутые зубы: — Я не могу понять, почему ты думаешь, что должность капитана должна передаваться от отца к сыну в твоей семье?!

Стрейнжбери молчал, пораженный теми чувствами, которые он обнаружил в этом человеке. Он почувствовал, что ситуация более чем прояснилась, если так можно сказать, и следующий свой ход сделал без угрызения совести.

— Капитан, ситуация кризисная. Я намерен отложить нашу борьбу. Почему бы не доставить одного из этих инопланетян на корабль и не задать ему вопросы, используя видеопленки или другие способы передачи информации? Позже мы сможем обсудить наши взаимные претензии.

Глядя в лицо Брауна, он увидел, что его предложение приемлемое. Его проницательность дала ему преимущество.

Браун быстро ответил:

— Поднимись на борт только ты… с одним из пленных. И больше никого!

Стрейнжбери почувствовал головокружение от волнения. Браун попался на его приманку. Он подумал:

«Это вроде упражнения по логике. Он пытается убить меня как можно скорее и пытается сделать так, чтобы я остался в одиночестве. Если я буду один, он успокоится, так как сможет уничтожить меня без опасности для себя. Но очень проблематично: сможет ли он справиться со мной на корабле? Что ж, у меня есть свой план, как достигнуть цели».

Браун нахмурился и сказал обеспокоено:

— Послушай, Стрейнжбери, ты уверен, что, если это существо попадет на борт корабля, это будет безопасно?

Стрейнжбери покачал головой.

— Думаю, серьезных оснований для беспокойства нет, — солгал он.

Браун, казалось, что–то обдумывал:

— Хорошо, я подумаю над твоим предложением, и потом мы сможем обсудить дополнительные детали.

Стрейнжбери решил ничего не отвечать. Он кивнул головой и выключил связь. На душе у него кошки скребли.

«Что еще я мог сделать?» — подумал он.

Стрейнжбери осмотрел часть палубы, оставленной открытой по его просьбе. Наклонившись, он начал быстро изучать маркировки на пучках проводов, словно точно знал, где следует искать нужный провод.

Он нашел те соединения, которые разыскивал, — запутанную систему кабелей и световодов, изначально составлявших основу линий программного управления системы посадки — усовершенствованный механизм Валдо, способный посадить корабль на планету и поднять его.

Стрейнжбери осмотрел все элементы цепи и разблокировал их.

Потом Рождер перепрограммировал управляющие цепи модуля так, чтобы ими можно было управлять с помощью несложного дистанционного устройства. И это устройство он положил себе в карман.

Стрейнжбери поспешно сдвинул панель на щите управления. У него не было времени закончить все аккуратно. Следующее, что он сделал, — открыл кладовую и извлек из нее специальную сеть, которая при подаче на нее энергии была способна экранировать любые поля. Кроме этого, он достал мощное взрывное устройство. Отделив Дзинга от остальных, он прикрепил к его спине мину и отрегулировал один из сенсоров дистанционного пульта так, чтобы прикосновением к нему можно было эту мину активировать. Дзинг отнесся к манипуляциям человека совершенно равнодушно.

Еще один сенсор был настроен так, чтобы включать и отключать подачу энергии на экранирующую сеть. Путем простого эксперимента Стрейнжбери установил, что сеть достаточно надежно изолирует инопланетянина, не давая тому возможность осуществлять связь со своими. Средство простое и единственно возможное. Затем он разместил на спине Дзинга, рядом со взрывным зарядом, компактное устройство–передатчик, которое генерировало телепатическое излучение инопланетянина на уровень более низких частот. Миниатюрный дешифратор Рождер встроил в свой пульт, а воспроизводящее устройство размером с маковое зернышко прилепил к собственному зубу. Теперь при необходимости он мог бы слышать мысли инопланетянина, даже когда тот находился на расстоянии пятидесяти метров. Даже — под экранирующей сеткой. Когда все приготовления были закончены, Стрейнжбери опять положил крошечный пульт дистанционного управления в карман. Он не активировал сеть. Еще не активировал.

Из своей камеры Дзинг телепатировал:

— Важно, что эти существа избрали меня для изучения. Мы можем сделать вывод, что это — математическая случайность, или… они очень наблюдательны. В любом случае неразумно возвращаться на Карн, не побывав на их большом корабле.

Зазвучала сирена. Стрейнжбери увидел на краю одного из экранов яркое пятно. Оно быстро приближалось. «Надежда Человечества». Посадочный модуль приближался к звездолету.

Однако капитан Браун не дал команды принять модуль в ангаре. Стрейнжбери вынужден были пристыковаться к одному из внешних шлюзов. Здесь их уже ждали техники с необходимым оборудованием.

Возглавлял бригаду встречающих второй помощник Силвайн. Высокий чин для такой простой задачи. Силвайн поздоровался с Рождером достаточно приветливо. «Упакованного» и заэкранированного пленника погрузили на тележку и доставили в стендовый отсек. Здесь уже ожидал капитан. По его команде остальные удалились. В отсеке остались только он, инопланетянин и Роджер.

Браун подошел вплотную к Стрейнжбери и протянул ему руку. Как и все Брауны, он был крупным мужчиной, значительно выше Роджера.

— Искренне рад тебя видеть, — объявил Браун.

«Он пытается прийти в себя, — думал он. — Я застал его врасплох».

Тем временем Браун продолжал тем же сердечным тоном:

— Я долго думал над твоими предложениями. Первый вариант отпадает. Выборов не будет. Сейчас не то время.

Стрейнжбери благоразумно промолчал.

— Остается второй вариант, — продолжал Браун. — Ты будешь капитаном там, на планете, а я здесь, на корабле. Так что не будем терять времени. Давай прямо сейчас и договоримся обо всем. Договоримся и огласим наше решение по общей связи. Годится?

Стрейнжбери представил себя сидящим в кресле рядом с Брауном. Неплохая перспектива. С другой стороны, что ему даст звание капитана на планете, где нет людей? И вдобавок полным–полно существ, превосходящих их в техническом отношении.

Но спорить не следовало. Сейчас преимущество было на стороне Брауна.

— Почему бы нам не пойти в более удобное место и не обсудить детали? — предложил капитан. — Я думаю, этот, — он кивнул на инопланетянина, — никуда не денется.

Роджер не стал возражать. Они прошли в резервную рубку.

Вспомогательная рубка управления была большим, квадратным помещением, примыкающим к массивным центральным двигателям. Она дублировала все системы управления кораблем, расположенные на капитанском мостике на верхней палубе. Большой корабль мог в равной мере управляться и отсюда, и с капитанского мостика. В экстренных ситуациях вахтенному офицеру было дано право самостоятельно принимать решения.

Стрейнжбери быстро сделал расчет и решил, что сейчас на мостике вахта старшего помощника Миллера, верного единомышленника Брауна. Вероятно, он наблюдает за ними по видео, готовый прийти на помощь Брауну по его малейшему сигналу.

Роджер практически без возражений выслушал все, что было предложено ему капитаном. Он решил, что ему следует не спорить, не возражать, а демонстрировать полное согласие. И тем самым полностью притупить бдительность Брауна. А когда подвернется благоприятный момент — уничтожить соперника.

Прошло менее часа — и соглашение было составлено. Браун официально представил Роджеру полномочия, равные своим собственным. Но — исключительно там, внизу, на планете. Потом капитан зачитал это соглашение по общей связи. Стрейнжбери почувствовал легкое удивление и несколько встревожился. Капитан был абсолютно уверен в своей силе и власти на корабле. Серьезный шаг — возвести соперника в такой высокий ранг.

Последующие действия Брауна были также непонятны. Он подошел, дружелюбно похлопал Стрейнжбери по плечу и сказал, добродушно глядя в глаза:

— Как вы все знаете, Джон — прямой наследник первого капитана. Никто точно не знает, что произошло полстолетия назад, когда мой дед впервые взял на себя командование кораблем. Но я помню, что старик понимал, что нас ожидает в будущем. Я не сомневаюсь, что он был прав в своих предположениях. Дед умел управлять нашим кораблем. — Браун обаятельно улыбнулся. — Во всяком случае, друзья мои, сейчас можем определенно утверждать, — тут тон его неожиданно стал резче, — что я получил свой пост не по наследству, а потому что мои знания и опыт позволяют мне командовать звездолетом. И все вы это знаете…

Он прервался.

— Нам с Роджером удалось захватить в плен несколько особей расы, проживающей на этой планете. Или информация оказалась неправильно истолкованной, или инопланетяне, с которыми вступили в контакт наши предки, обманули их, но планета, на орбите которой мы оказались, — обитаема… Однако ни для кого не секрет, ресурсы наши почти на исходе, и мы не можем продолжать полет в никуда. Нам предстоит установить контакт с обитателями этого мира и добиться того, чтобы эти существа не препятствовали нашим планам.

Браун повернулся к Стрейнжбери.

— Как вы думаете, Роджер, что мы должны сделать прежде всего?

Перед Стрейнжбери встала дилемма. Поддержать Брауна? Или нет? Вероятно, Браун говорил искренне. Возможности, открывающиеся перед ним, выглядели особенно волнующими, потому что через несколько мгновений часть его собственного плана должна была открыться.

Стрейнжбери вздохнул, понимая, что пути назад уже нет: «Я привел на корабль шпиона для того, чтобы сыграть свою игру. Что же будет дальше?»

— Почему бы нам не заняться пленником, Джекоб? — поинтересовался он, стараясь говорить так, чтобы голос его звучал спокойно.

Если фамильярность Стрейнжбери и задела капитана, то он этого ничем не показал.

— Да, — согласился он. — Именно это я и намереваюсь сделать.

И отключил общую связь.

Они вернулись в стендовый отсек. Пленник оказался на месте. Он оставался в той же позе. Роджер решил, что это лишний раз подтверждает его догадку: это робот.

Стрейнжбери решительно сдернул сеть, блокирующую телепатическую связь, и пленник немедленно послал своим ментальное сообщение:

— Я был закрыт материалом, которой препятствует связи и зондированию. Согласно приказу находился в состоянии ожидания. В настоящее время связь восстановлена, и у меня появилась возможность исследовать окружение. Сейчас я пытаюсь определить параметры и конструкцию этого корабля…

Браун подскочил на месте.

— Что это, черт возьми! — рявкнул он.

— Эти существа общаются при помощи телепатии, — спокойно ответил Роджер. — К счастью, они, вероятно понятия не имеют, что мы их слышим. Это большая удача, что мы их слышим, а они нас — нет.

Глаза Брауна гневно сверкнули.

— Эта тварь общается со своими! — зарычал он. — Эта тварь изучает нас и наш звездолет! Ты знал об этом, и ты притащил его сюда! — угрожающе сжав кулаки, капитан навис над Роджером.

Наступил момент откровения.

Стрейнжбери понял, как ненадежны были их отношения. Тем не менее, он ответил спокойно и достаточно холодно, не выказывая страха:

— Будем считать, что я просто хотел остаться в живых. Полагаю, это не входило в ваши планы, капитан, когда вы послали меня на верную гибель.

Браун опешил. Он знал, что это была правда.

Наступила тишина. Тем временем в мозгу каждого из них вешал «голос» инопланетянина.

— … корабль имеет ряд преимуществ. Все автоматические системы экономичны и обладают способностью к самовосстановлению. Мощность энергетических экранов на высоком уровне. На корабле присутствуют агрегаты, которые могут генерировать световые импульсы, способные сжигать любые наши перемещающиеся в космосе системы и предметы. Но их энергетическая установка весьма несовершенна. Фокусировка разгонных полей некорректна, вариаторы частиц разбалансированы. Можно предположить, что этим существам непонятен основной принцип работы силовой установки, собранной эмпирически. У них полностью отсутствует дифференциация частиц по энергиям. В результате этого фактическая мощность снижается примерно в двести–триста раз и вместо разгона корабля до релятивистских скоростей при той же затрате энергии они могут достичь только десяти–пятнадцати процентов предельной скорости. Кроме того, у них отсутствуют гравитационные стабилизаторы, что крайне затрудняет маневрирование вблизи больших масс материи. В настоящее время я занимаюсь дешифровкой языка их информационных накопителей. Как только я закончу эту работу, у нас появится полная информация о них самих, их технике и исходных координатах их системы. Однако и в настоящее время можно сделать вывод, что эти существа не в состоянии противостоять нам. Я свяжусь с вами…

Стрейнжбери вскочил и быстро набросил на инопланетянина экранирующую сеть.

Но, возможно, он уже опоздал.

— Пошли в рубку, — резко скомандовал Браун.

Роджер подчинился.

В рубке капитан снова включил общую связь.

— Передаем срочное сообщение. Хочу, чтобы все знали: мы научились читать мысли нашего пленника и уже перехватили его ментальное послание на планету, расположенную под нами. Это дает нам серьезные преимущества.

Он повернулся к Стрейнжбери:

— Верно, Роджер?

Стрейнжбери кивнул. Он был удивлен тем, что Браун не выказывал видимого беспокойства, тогда как самого Роджера последние слова Дзинга просто поразили. «Эти существа не в состоянии противостоять нам». Рождер пребывал в растерянности оттого, что Браун не придал значения сказанному. А капитан тем временем восторженно обратился к нему:

— Я потрясен этим явлением. Удивительно быстрый вид связи. Если бы мы тоже смогли его использовать!

— Да, — задумчиво проговорил Роджер. — Было бы интересно попробовать. У меня есть кое–какие идеи…

Теперь пора было воспользоваться главным козырем. У Стрейнжбери в кармане находился пульт дистанционного управления, который обладал приоритетным правом по отношению к любому командному воздействию. К сожалению, это устройство давало власть только над механизмами маленького посадочного модуля. Но Стрейнжбери решил, что если обеспечить прямую связь между управлением модуля и управлением звездолета, что в принципе не так уж сложно, и заложить в систему приоритет команд с модуля, то Роджер получит возможность отменить или одобрить любую команду, поступившую в управляющие системы звездолета, откуда бы она ни пришла. Хоть из главного компьютера, хоть с капитанского мостика.

Черт возьми, Браун сам дал ему шанс. Стрейнжбери сдержал свое волнение и, как всегда, ровным голосом предложил:

— Капитан, позвольте мне заняться этой идеей, пока вы будете попытаться установить двусторонний контакт с инопланетянами. Я думаю, что если использовать ментальные датчики систем управления посадкой и взлетом…

Браун не возражал. Он даже передал в распоряжение Роджера третьего помощника Сореля, а тот, в свою очередь, предоставил Стрейнжбери необходимых специалистов.

Задача оказалась не такой уж сложной, когда в распоряжении Стрейнжбери появились десятки рабочих рук.

Только один из подчиненных рискнул выразить сомнение в действиях Стрейнжбери:

— Но, Роджер, — сказал он, — как может управляющая система какого–то модуля иметь приоритет перед управлением корабля? Ваше предложение противоречит всем пунктам руководства по полетам. Вместо проверенной электроники использовать какое–то абсурдное… я… это… необычно.

Это было необычно. Но Стрейнжбери боролся за свою жизнь и средством для этой борьбы стал дистанционный пульт у него в кармане. Потому он сказал непреклонно:

— Ты хочешь рассказать об этом капитану Брауну?! Ты хочешь рассказать ему?!

— Нет, нет! — тут же пошел на попятную техник. — Я слышал, вас объявили капитаном в равной должности, точно такой же, как капитан Браун. Вы — наш начальник. Что прикажете делать?

Когда Роджер вернулся в рубку, все приготовления к осуществлению его плана были закончены. Но Стрейнжбери все еще колебался. Его терзали сомнения.

Снова капитаны остались наедине.

— Капитан, — тихо проговорил Роджер, решившись, — я хочу сообщить тебе, что доставил на борт судна Дзинга в надежде использовать его против вас.

— Да… Это дружеское и откровенное признание, — мягко ответил Браун.

— Я обращаю внимание на это, — продолжал Стрейнжбери, — потому что если и у тебя есть камень за пазухой, мы должны объясниться до того, как это станет известно всем.

Яркие, как цветки, пятна запылали на щеках Брауна. Наконец, он медленно произнес:

— Я не знаю, как смогу убедить тебя, но я не занимаюсь интригами. — Стрейнжбери мельком глянул на открытое лицо Брауна и неожиданно осознал, что капитан звездолета говорил искренне. Браун пошел на компромисс. Решение объединить должности капитанов было нужно ему для каких–то своих, неведомых Стрейнжбери, целей.

Стрейнжбери испытывал сложные чувства: удовлетворения и сомнения. Он не мог полностью преодолеть свой страх перед Брауном. Тот предложил ему мир на борту корабля. Мир за плату, конечно, но все–таки мир.

И в этом критическом положении Браун признал законность действий своего политического противника.

Без всяких дальнейших колебаний Стрейнжбери сказал Брауну, что существа, которые были взяты на борт спасательной шлюпки, — роботы, в них нет ни единой живой клетки.

Браун задумался…

— Но я не понимаю, как они могли быть использованы для захвата корабля? — наконец произнес он.

— Я и сам этого пока не знаю, — солгал Роджер, — но у меня есть кое–что…

Стрейнжбери опустил руку в карман, собираясь показать капитану крошечное устройство дистанционного управления, с помощью которого можно было управлять и взрывным устройством на спине робота, экранирующей сетью и еще кое–чем…

Неожиданно Стрейнжбери остановился: его поразило изменившееся до безобразия лицо Брауна. Тот мельком глянул на видеоэкран, где появилось изображение третьего помощника Сореля.

— Да, Дан… Что ты думаешь обо всем этом?

Стрейнжбери с ужасом обнаружил, что Сорель слушал весь их разговор. Он, находясь на площадке выше их, слышал каждое слово.

— Да, капитан. Я совершенно уверен, что теперь он сказал нам то, что мы ожидали от него услышать.

Сорель вынул бластер и направил его на Роджера.

Стрейнжбери увидел, что Браун встал со своего кресла. Офицер повернулся и, выпрямившись, произнес официальным тоном:

— Технический специалист первого класса Стрейнжбери, мы узнали о том, что вы нарушили свой служебный долг, узнали о тайных планах свержения законного правления на этом корабле, о плане использования роботов с Альта для уничтожения команды корабля, а также о других преступлениях… В такой экстремально опасной ситуации, объединив вместе все совершенное вами, и учитывая уже имевший место прецедент, когда в аналогичной ситуации ваш предок, первый капитан Стрейнжбери приговорил к казни лидера бунтовщиков, я, данной мне властью капитана, приговариваю вас, Роджер Стрейнжбери, к смерти. Исполнит приговор третий помощник капитана Сорель…

Пока Браун говорил, произошло два события. Стрейнжбери нажал на дистанционном пульте сенсор, управляющий модулятором. Он коснулся сенсора совершенно автоматически, конвульсивно, жестом, вызванным реакцией организма на слова капитана. Это произошло помимо его сознания. Когда же Стрейнжбери понял, о чем думает Дзинг, это не принесло ему облегчения. У него оставалась только одна реальная надежда — это он осознал почти мгновенно. Держа руку в кармане куртки, он начал манипулировать с блоком дистанционного управления устройства, тайну которого не раскрыл Брауну.

Прошла секунда, и Дзинг послал очередное ментальное сообщение:

— Я вновь свободен, и в этот раз окончательно! Прошу разрешения на прекращение пассивных действий.

Вероятно, он получил такое разрешение, потому что тут же продолжил:

— Замкнул на себя систему управления. Начинаю перенастройку фокусировки полей в разгонном двигателе корабля чужих. Это займет несколько минут. Переделаю механизм контроля уровня ускорения корабля…

Браун продолжал говорить, но Рождер его не слушал. Он слушал Дзинга, который вещал:

— Как только я проведу оптимизацию, двигатель этого корабля будет способен развить скорость, приближающуюся к скорости света. Также я синхронизирую искусственную гравитацию так, что она будет меняться в зависимости от ускорения.

Прошло не больше минуты, когда Дзинг доложил:

— Подготовительные работы закончены, провожу тестирование систем, после чего…

Стрейнжбери протянул руку, включил систему оповещения и выкрикнул в микрофон:

— Всему кораблю приготовиться к опасному ускорению! Немедленно занять места, предусмотренные расписанием, и пристегнуться!

— Ты спятил! — закричал Браун.

— Это ты спятил! — заорал на него Роджер. — Садись в кресло, быстро!

— Сорель! — рявкнул Браун. — Выведи его отсюда. Он…

Внезапно пол под ногами капитана слегка завибрировал. Браун бросился к коммуникатору:

— Что за дьявольщина? — зарычал он. — Миллер! Какого хрена ты запускаешь маршевые…

— Это не я! — раздался в динамике панический возглас.

Вибрация усилилась.

— В кресло, Браун! — заорал Роджер. — Живо!

Он не собирался убивать капитана Брауна. Даже увидев направленный на него бластер Сореля. Он не изменил своего первоначального плана.

Браун, наконец, осознал грозящую ему опасность. Он метнулся назад, к креслу капитана, с которого встал несколько минут назад. Его протянутые руки были в футе от кресла или чуть больше, когда гравитационный удар швырнул его на палубу. Лежа на спине, Браун оперся ладонями о пол. Он упал на что–то мягкое. Вероятно, это спасло ему жизнь. Ценой невероятных усилий он сумел сесть. В том месте, где его прижало к стене, была диванная подушка, она и защитила Брауна. Словно резиновую игрушку тело капитана несколько раз приподнимало и швыряло на нее.

Прижатый к стене несколькими g на время разгона корабля, он крикнул сдавленным голосом:

— Стрейнжбери, спаси меня! Я сделаю все, что захочешь!

Жалкие мольбы этого сильного человека удивили второго капитана. Конечно, он не мог сделать ничего, так как тоже был прижат ускорением. Но он был изумлен тем, что Браун рассчитывал на милосердие противника после всего случившегося.

Ускорение перестало расти, не достигнув опасной величины, когда из–за перегрузки могли бы начать ломаться кости. Стрейнжбери быстро понял опасность своего положения.

Он повернулся к Брауну, чтобы переговорить с ним. Тот все еще никак не мог прийти в себя.

Во время ускорения Стрейнжбери пришлось расслабиться, чтобы спинка кресла приняла на себя всю колоссальную нагрузку. Все это время он продолжал слушать телепатическую передачу Дзинга.

— … Хорошо, пока достаточно, — это он повторял приказ с Карна. — Я включил двигатели на четырехкратную перегрузку, чтобы уложить на палубу этих двуногих, но не убить их. Сколько мне еще находиться на этом корабле?

Наступила пауза, и, очевидно, он получил новое распоряжение. После этого Дзинг продолжил:

— Мне нужно еще время для исследования двигательного отсека. Там есть несколько пультов управления с неисправностями, требующими регулировки. Технический уровень этих систем высок, и я могу все сделать на расстоянии…

Внезапно дверь в рубку открылась, и вошел инопланетный робот. Двигался он так легко, словно не замечая перегрузки. Не обращая внимания на людей, он что–то переключил на пульте и удалился.

Спустя минуту после его ухода Стрейнжбери понял, что случившееся позволит ему продолжить борьбу за власть на корабле. В этом, конечно, основную роль сыграет его замысел по использованию Дзинга.

Стрейнжбери решил, что Браун также видел Дзинга. Два человека пристально глянули друг на друга, а потом Браун попытался заговорить. Без ужаса смотреть на него было нельзя. Перегрузка растянула его губы, обнажила мышцы на челюсти. Она изменила звук голоса Брауна. Стрейнжбери разобрал только несколько слов:

— … твои безумные действия… Мы будем захвачены… уничтожены…

«Будь я проклят. Он пытается взвалить всю ответственность на меня», — подумал Стрейнжбери.

К Стрейнжбери пришло чувство вины, но не более чем на мгновение. Вопрос был в том, кто был источником опасности для людей, которые не выглядели такими простаками, каким хотел казаться Браун… Почему, например, Браун присвоил себе право осудить Стрейнжбери на смерть?

Стрейнжбери не высказывал вслух свои мысли, пытаясь выпрямить правую руку. Сгибая локоть, он убедился, что сделать это невозможно. Осторожно он убрал руку назад и, опираясь на пальцы, плотно сжав их, схватился за кресло управления… нащупал кнопки.

Он добрался до них! Удерживаясь в равновесии, он нажал одну из кнопок, и кресло развернулось в сторону борта корабля…

Стрейнжбери перевел дыхание. Сознание начало вновь подчиняться ему. И, хотя это было сказано словно с куском мыла в зубах, он, сделав большой глоток воздуха, обратился к Брауну:

— Сколько топлива осталось… в двигателях?

Невозможно передать крайнюю степень удивления на лице Брауна после такого вопроса. Командир пробормотал в ответ:

— Много…

Стрейнжбери испытал огромное разочарование. Не раздумывая, запустил систему приоритетного управления. Теперь ни робот, ни дежурный на мостике не могли оспорить его приказов. Рождер набрал аварийный код, блокируя энергетическую установку. Но это был не тот процесс, который можно прервать мгновенно. Еще один код — и на дисплее возникла информация по остатку топлива.

Печально. И удачно. Стрейнжбери понял, что колонисты были обмануты. Нехватка топлива была сильно преувеличена Брауном. Он просто использовал свою власть, чтобы отправить модуль на планету и уничтожить Стрейнжбери. Сейчас любые слова были лишними.

Печально же было то, что дефицит топлива не остановит движения звездолета в сторону Карна.

Надежда заключалась в том, что топливо в двигателях сгорит и даст возможность… Они смогут избежать перегрузки за счет использования… Тот метод, который он решил использовать, был чрезвычайно опасным. Тем временем…

Стрейнжбери нажал кнопку на правом подлокотнике кресла управления.

Кресло развернулось. Резкий поворот перевернул все внутренности Стрейнжбери, его ноги и руки дернулись, а потом с усилием суставы встали на место. Задыхаясь, с глухим стуком, упал он на мягкую спинку кресла. Голова кружилась, но он был невредим. Спустя некоторое время Роджер был готов к дальнейшим действиям.

Напрягая мышцы рук, он с большим усилием пальцами дотянулся до кармана, в котором находилось нечто, превратившееся в чугунную гирю. Секундой позже его рука — посиневшая и онемевшая, сжала этот предмет.

Изо всех сил Стрейнжбери сжал руку, чтобы вынуть устройство дистанционного управления, которое находилось в его кармане.

Но он не решился сразу же выполнить первую часть операции.

«Нужно подождать, пока Дзинг не отойдет на некоторое расстояние отсюда,» — подумал он.

Он присел; точнее, остался в своем сдавленном положении, с трудом дыша, сознавая, что тратит остатки сил. Это встревожило его. Был ли он в состоянии так долго выносить перегрузку в четыре g в положении сидя. Роджеру уже казалось, что его лицо, щеки, подбородок, стекло вниз и висит где–то на уровне груди.

Тем не менее, если бы он уничтожил Дзанга сразу, это оставило бы его один на один с Брауном и его приспешниками, поставило бы перед лицом смерти, к которой его приговорил Браун.

Прошло уже достаточно времени. Сейчас он мог бы остановить двигатели и прекратить ускорение. Но если это случится, то может обеспокоить робота. И кто знает, на что способна эта штука? Вдруг инопланетянин исхитриться заблокировать приоритет Роджера?

Как рассуждал Стрейнжбери, имело смысл подольше воздерживаться от решительных действий, ожидая лучшего шанса. И не следовало забывать, что именно Дзинг увеличил мощность двигателей. Больше того, ему ничего не стоило, использовав такую огромную мощность, развить ускорение в десятки g. Да он запросто мог бы не только мгновенно умертвить людей, но и разрушить весь корабль.

Шли минуты. Стрейнжбери не сводил глаз с данных, которые ползли сразу по четырем дисплеям. Роджер достиг крайней степени возбуждения и предельной остроты мышления. Но в какое–то время он вдруг с ужасом осознал, что время уходит.

Зато он проанализировал данные и пришел к совершенно потрясающему выводу.

Ускорение корабля составляло двенадцать g.

В то время, как испытываемая ими перегрузка, судя по субъективным ощущениям Роджера, была около четырех g. А потребление топлива упало в сотни раз. Сейчас разгон происходил на буквально мизерных остатках, так как Стрейнжбери уже давно перекрыл поступление в двигатели рабочего вещества.

У Стрейнжбери появилось ощущение некоторой нереальности происходящего. Это было что–то новое, неслыханное. Это означало, что в системе управления двигателями при помощи телекинетического воздействия были произведены глобальные улучшения. Те же изменения были сделаны в системах искусственной гравитации.

До сих пор использование искусственной гравитации одновременно с работой двигателей в режиме разгона корабля было невозможно. Просто не хватало энергии. Но Дзинг исправил и это. Изменив «настройки» двигателя корабля, он увеличил его реальную мощность на несколько порядков; теоретически она стала в десятки тысяч раз больше.

Сидя в противоперегрузочном кресле, еле дыша под грузом своего четвертьтонного тела, Роджер Стрейнжбери вдруг почувствовал, что вселенная вдруг стала очень доступна. И ему неожиданно стало очень обидно за тех, кто жил на звездолете до него. Все это время, весь свой вековой полет сквозь бездны космоса, «Надежда Человечества» уже имела потенциал для того, что происходило сейчас, для этой сверхвысокой скорости.

«Доктор Тэлли не достиг своей цели, — подумал Стрейнжбери, — не сумел! И в результате космический корабль, достижение людей, блуждал из поколения в поколение в бесконечной пустоте межзвездного мира».

Время уходило. Ждать становилось опаснее, чем действовать. И Стрейнжбери начал действовать, хотя и понимал, что в тот момент, когда робот будет разрушен, силы, стоящие на стороне Брауна, получат перевес.

«Если бы у меня было несколько минут на то, чтобы обезопасить себя от Брауна…» — подумал Роджер.

Но медлить было нельзя. Он активировал взрывное устройство и сразу же отключил двигатели.

Тело его моментально потеряло вес. Вернее, снова обрело вес обычный — электроника, после исчезновения ускорения, автоматически восстановила стандартную тяжесть.

Стрейнжбери стал настороженно прислушиваться. Если где–то на корабле произошел взрыв, то он должен был его услышать? Или нет?

«Боже мой, может быть, мина не сработала?»

Но на панику не осталось времени. Перед Роджером встали новые срочные проблемы. Браун. На подгибающихся ногах, он, шатаясь, что–то невнятно бормоча, двинулся в сторону своего кресла.

Что ж, ему повезло.

Третьему помощнику Сорелю повезло меньше. Упасть с высоты трех метров при четырехкратном ускорении — стопроцентно смертельный номер.

Он сделал только несколько неуверенных шагов, и вдруг пол опять вздрогнул. Браун оглянулся, дикими глазами уставился на Стрейнжбери.

— О–о–о! — только и произнес Браун.

От испуга у него широко открылся рот.

Наверное, он ожидал каких–то сверхъестественных сюрпризов, но дело ограничилось тем, что Роджер направил на капитана самый обыкновенный лазерный пистолет.

Думать о Дзинге было уже некогда. Надо было действовать.

Рот Брауна открылся еще шире. Он кое–как добрел до кресла и рухнул в него.

— Это… Это…

— Да, — согласился Роджер. — Да, Джекоб, это правда. Ты смотришь на своего врага. Ты пытался несколько раз отнять мою жизнь, однако я дам тебе шанс остаться в живых.

Браун молча глядел на него покрасневшими от перегрузки глазами.

— Имей в виду, что у нас совсем мало времени, — предупредил Стрейнжбери.

— Ты не должен так поступать! — хрипло произнес Браун. — Ты не посмеешь меня убить! Я сделал то, что обязано сделать любое законное правительство в критическом положении. Я обошелся так жестко потому, что имел дело с государственной изменой.

Объяснение звучало бессмысленной глупостью, но Стрейнжбери не стал тратить время на спор. У него хватило ума осознать, что время работает против него.

Он встал и подошел к Брауну, по–прежнему держа его на прицеле.

Капитан побледнел.

— Я же сказал, что у вас есть шанс, — напомнил он. — Для начала я собираюсь задать вам несколько вопросов.

Стрейнжбери чувствовал себя вполне уверенно, держа в руке оружие. Но он не забыл о еще об одной опасности.

Не поворачиваясь, он по прямой связи обратился к вахтенному офицеру на капитанском мостике.

— Дежурный офицер Миллер, вы на месте?

Ответа не последовало.

Тогда Стрейнжбери повернулся к Брауну:

— Прикажите Миллеру ничего не предпринимать. Любая его попытка вмешаться в события вынудит меня использовать бластер против вас… Эй, Миллер? — в этот раз голос Стрейнжбери был резким и требовательным.

Снова никакого ответа.

— Он, наверное, без сознания, — пробормотал Браун.

Стрейнжбери очень хотел, чтобы было именно так, но времени на проверку у него не было. И он все еще нуждался в Брауне и его знаниях.

И еще Роджера очень интересовал один вопрос: был ли взрыв? Выяснить это было не так уж трудно. Достаточно задать этот простой вопрос по общей связи. Но если он получит положительный ответ, то его противники могут догадаться, что с Дзингом покончено. Тогда Роджер останется один на один с командой врагов. Если об этом станет известно, противники Стрейнжбери будут действовать куда решительнее.

Роджер отважился подождать и продолжить борьбу без крайне необходимой информации. Более того, он попытается сыграть на том, что у них с Брауном появился общий враг — инопланетянин.

И совсем не глупо было, хотя бы косвенно, напомнить капитану о том, что Роджер, несмотря на происшедшее, готов к сотрудничеству и по–прежнему относится к Брауну с уважением. Хотя и держа того под прицелом бластера.

— Что беспокоит меня, — задумчиво проговорил Стрейнжбери, — так то, как это существо двигалось. Вы видели, капитан, верно? Складывается такое ощущение, что Дзинг совершенно не испытывал трудностей от четырехкратной перегрузки. Пускай это биомеханический робот, но есть вещи, которые никакому роботу не под силу. При его габаритах инопланетянин должен был весить больше тонны… А как быть, например, с деформацией напольного покрытия… Вы заметили, капитан? Пластик почти не прогибался под тяжестью этой твари?

Браун покачал головой.

— Нет, я не обратил на это внимания. Мне… было не до того.

— А какие сюрпризы он еще может нам поднести? — продолжал Роджер. — Насколько я помню, во время инцидента в посадочном модуле эти существа испытывали перегрузки наравне с нами. Признаюсь вам, капитан: я могу попытаться уничтожить Дзинга. Я закрепил у него на спине дистанционно управляемую мину. Я как раз собирался сказать вам об этом, когда вы начали эту затею с приговором. — Стрейнжбери старался, чтобы его голос звучал достаточно дружелюбно. — Я могу активировать мину, Джекоб, но мне не хочется делать этого, пока нет уверенности, что она сработает.

Стрейнжбери, как бы в глубокой задумчивости, опустил бластер. Теперь его разрядник смотрел в пол, а не в лицо Брауна.

— Понимаю тебя, Роджер, — проговорил капитан. — У меня есть кое–какие соображения на сей счет…

— Да? — с неподдельным интересом воскликнул Стрейнжбери.

Браун, поняв, что обстановка меняется и противник не станет прямо сейчас жечь его бластером, произнес более спокойным тоном:

— А что будет со мной?

Стрейнжбери внимательно поглядел на капитана. По мере того как Браун успокаивался, он вновь становился прежним, абсолютно уверенным в себе главой экипажа. Сомнения Роджера в том, что ему удастся переиграть Брауна — росли.

— Вы намерены поделиться со мной своими знаниями? — поинтересовался Стрейнжбери.

— А зачем? — цинично спросил капитан. — В моем положении нет смысла помогать тебе. Пока я знаю больше, тебе не выгодно меня убивать.

— А как же экипаж? — осведомился Роджер. — Вы ведь все еще капитан, капитан? И даже не будучи уверенным в собственной безопасности, вы отвечаете за безопасность людей, доверивших вам командование. По крайней мере, я так понимаю долг капитана. Если эти инопланетяне представляют опасность для людей — а это несомненно! — то вы, Джекоб, обязаны сделать все, чтобы эту опасность предотвратить.

— Это только слова! — отмахнулся Браун.

— Для меня — не только! — возразил Роджер. — Я понимаю, что такое долг и честь.

Ему очень важно было, чтобы Браун поверил: словам Роджера можно доверять.

— Когда вы отдали мне приказ принять под команду посадочный модуль, я повиновался, хотя и понимал, что это — почти самоубийство. Но я был уверен, что у вас нет другого выхода. Я же не знал, что слова о дефиците топлива — ложь.

Он хотел смутить Брауна, и ему это удалось.

— У тебя не было выбора. Не подчиниться приказу…

— А что я терял? — перебил его Стрейнжбери. — Так и так я рисковал жизнью. Лучше поверить — и рискнуть, чем не поверить… И все равно рисковать.

— Ты поверил. — Капитан усмехнулся. — И напрасно.

— Вовсе нет! — возразил Роджер. — Ведь это в моих руках сейчас бластер, верно?

Возразить оказалось нечего.

— Джекоб, это существо угрожает всем нам. И тебе — тоже. Ты думаешь, что я собираюсь тебя убить. Допустим. Но в таком случае тебя все равно ждет смерть, а согласившись помочь, ты, быть может, спасешь жизни множества людей. Да и не стану я тебя убивать, капитан, если мы с тобой договоримся.

— Возможно, ты и прав. Кстати, ты понял, что это существо сотворило с нашим двигателем?

— Не то чтобы понял… Но сумел оценить результат, — ответил Стрейнжбери.

— А скажи мне, Роджер… — Тут Браун сделал многозначительную паузу. — Ты бы хотел вернуться домой?

— В каком смысле — домой?

— На Землю!

— Да, — не колеблясь, тут же ответил Стрейнжбери. — Вы имеете в виду то, что теперь это возвращение займет уже не столетие, а пару десятков лет?

— Не лет, — усмехнулся Браун. — Месяцев.

Стрейнжбери произнес раздраженно:

— Капитан, не думайте, что я — идиот! Мы в дюжине световых лет от Земли. Мы не можем лететь быстрее скорости света!

— Не можем, — согласился Браун. — И тем не менее… Вы знаете что–нибудь о релятивистской теории, Роджер?

— Совсем немного.

— Если вы… старший техник Стрейнжбери, обещаете сохранить мне жизнь и пост и впредь не пытаться захватить власть. В обмен на это я готов объяснить, каким образом мы можем уже через несколько лет оказаться в пределах Солнечной системы.

— Не слишком ли вы много хотите, капитан?

— Роджер! Послушай меня! Мы все можем вернуться домой! Увидеть синее небо, море и все прочее, что до сих пор видели только на видеоэкранах! И я знаю, как это сделать! Включи сейчас общую связь и спроси у людей: хотят они увидеть Землю? Подумай, парень! Год–полтора — и не важно станет, кто из нас капитан!

— Тогда какая вам разница, Джекоб, кто из нас будет капитаном? — задал встречный вопрос Стерйнжбери. — Почему вы, а не я?

— Потому что я знаю то, что не знаешь ты! Может, хватит ссориться? — Браун покосился на бластер в руке Роджера. — Если ты можешь прикончить инопланетянина — сделай это! Пока еще не поздно!

Стрейнжбери задумался. Что ни говори, в словах Брауна был смысл. Если он не врет насчет полутора лет… А он, скорее всего, не врет. Что–то такое Роджер читал насчет замедления времени…

«Действительно ли я собираюсь убить его? — подумал он. — И смогу ли я его убить?»

Было трудно поверить, что он мог это сделать при сложившихся обстоятельствах. Но если не убивать Брауна, что тогда?

Роджер вернулся к своему креслу. Он оказался в растерянности.

Шло время, а Стрейнжбери все никак не мог принять решения. Наконец он произнес:

— Допустим, я соглашусь и приму ваши условия. Но где гарантии, что после того, как я это сделаю, вы меня не прикончите? Не могу чувствовать себя в безопасности на корабле, которым командуешь ты.

Браун кивнул:

— Резонно, — согласился он. — Жаль, что я не могу дать тебе гарантий, Роджер. Таких, какие ты примешь без сомнений. Но я могу сказать тебе вот что: какой мне смысл убивать тебя? Еще неизвестно, как нас встретят там, на Земле. А ты — все–таки сын законно назначенного капитана. К тому же ты — один из лучших специалистов на звездолете. Какой мне смысл тебя убивать, если ты перестанешь угрожать мне?

— Ладно, — протянул Стрейнжбери. — Я обдумаю это. А сейчас расскажите мне, какие у вас были мысли по поводу инопланетянина. По тому, как он управляется с гравитацией и прочим, я боюсь, сладить с ним окажется не так–то просто.

— Это всего лишь предположения, — сказал Браун. — Если насчет локального замедления времени при скоростях, близких к скорости света, я знаю точно и даже могу рассчитать значение коэффициента, то здесь я могу только угадывать. И предполагаю я следующее: этот робот использует некоторые виды энергетических потоков, внутри которых находится. Если ты помнишь, заэкранированный от внешнего мира, он вел себя очень скромно. Так что я думаю, сам он не генерирует эти поля, а скорее использует их градиенты, подобно тому как разница температур порождает электрический ток в термопаре. Это первое возможное объяснение.

— Какое второе? — спросил Стрейнжбери.

— Инопланетянин каким–то образом организует вокруг себя иное пространство, в котором силы инерции действуют по иным законам. Это именно то, что мы видели, когда наблюдали его в последний раз. Если это правда, то мы наблюдали действительно грандиозное явление. Чтобы понять это, мы можем воспользоваться математическим аппаратом, описывающим теорию процессов, протекающих при скоростях света, и в особенности теорию сжатия Лоренца–Фитцджеральда. В обычной вселенной нет таких условий, при которых масса тел может существенно изменяться. В относительно небольшом объеме. Но если допустить, что чужак умеет это производить… Ей–богу, мне очень жаль, что такое удивительное существо придется уничтожить. Но тут уж ничего не поделаешь: это вопрос жизни и смерти.

Стрейнжбери неуверенно произнес:

— А есть ли какой–нибудь способ определить, какой метод он использовал?

Браун не смог предложить ничего разумного.

— Если это было сочетание энергетических полей, то, вероятно, их зарегистрировали приборы на борту корабля. Их данные можно будет потом проанализировать. Но одно несомненно: знания обитателей этой планеты настолько превосходят наши, что любые научные изыскания, которые будут проводиться не нами, а ими. Так что давай–ка убираться отсюда как можно быстрее.

Стрейнжбери вспомнил о роботах, которые остались в посадочном модуле. Может быть, удастся как–то использовать их, если Дзинг уничтожен?

Нет, это очень рискованно. Если любой из них способен на то же, что и Дзинг, люди рискуют тут же утратить контроль над звездолетом.

Вслух он сказал:

— Я не в состоянии проверить ваши слова, капитан. И до сих пор не уверен, стоит ли мне принимать ваше предложение.

— Ради бога, Стрейнжбери! — нервно воскликнул капитан. — Ты можешь верить мне или не верить! Но уничтожь это существо, пока он не разделался с нами или пока мы еще не свалились на его планету! Хочешь, чтобы его создатели выпотрошили нас для удовлетворения своих исследовательских интересов? Взорви его, Стрейнжбери! Взорви его и скажи, чего ты хочешь? Я соглашусь на все! В конце концов, это у тебя в руках бластер, а не у меня!

Стрейнжбери насмешливо посмотрел на Брауна.

— А как насчет того, чтобы провести выборы? — поинтересовался он.

— Согласен, — не думая ответил Браун. — Ты их и организуешь. — Он неожиданно замолчал. — А сейчас приступай к делу.

Стрейнжбери посмотрел на Брауна. Не похоже, чтобы тот пытался его обмануть. В конце концов, у него и впрямь есть бластер… А у Брауна — знания! И это, черт возьми, посильнее, чем бластер. Но ведь и я ему нужен. На кой черт ему меня убивать?

— Ладно, — неохотно произнес Роджер. — Я приму ваши условия. Но немного позже.

Еще оставался Миллер на капитанском мостике. Миллер, который не ответил на видеовызов.

Стрейнжбери, не сводя глаз с Брауна, шагнул к интеркому, коснулся сенсора, и тут же увидел, как на экране появилось суровое, морщинистое лицо старшего помощника. За его спиной Стрейнжбери разглядел контуры капитанского мостика, а дальше — звездное, черное пространство космоса. Стрейнжбери вежливо произнес:

— Помощник Миллер, что вы делали при ускорении корабля?

— Оно застало меня неожиданно… капитан. Я был сбит с ног и некоторое время находился без сознания. Но сейчас со мной все в порядке.

— Отлично, — кивнул Стрейнжбери. — Вы, вероятно, слышали наш разговор? — спросил он.

Миллер молча кивнул. Он никак не выразил своего отношения к происходящему, но Роджер знал, что старший помощник — на стороне Брауна. Он вполне мог связаться с другими офицерами, и сейчас по другую сторону дверей его могла ожидать штурмовая команда, выжидая момента, когда они смогут обезвредить Роджера, не рискуя жизнью капитана Брауна. Да, Роджер чувствовал, что именно так и есть. Там, за дверьми, вооруженная группа ждет команды с мостика, чтобы обезвредить второго «капитана».

Стрейнжбери без предупреждения выключил связь. И спросил себя, как быть дальше?

Офицеры из штурмовой группы должны выбрать момент, чтобы успеть опередить Стрейнжбери, не позволив ему воспользоваться бластером.

«Получается так, что мы стараемся перехитрить друг друга, — подумал Стрейнжбери. — Браун, выиграв эту партию, спокойно вынет пульт из моего кармана и начнет нажимать все сенсоры подряд. И ничего хорошего из этого не выйдет».

И тут он нашел выход.

Стрейнжбери повернулся к бортовой панели и включил интерком.

— Всему экипажу, — произнес он. — Приказ. Немедленно занять места согласно стартовому расписанию. Командирам секций: позаботиться о тех, кто ранен и не в состоянии сам добраться до противоперегрузочных устройств. Контрольное время — четыре минуты.

Он выключил интерком общей связи.

Вряд ли офицеры из штурмовой группы рискнут топтаться под дверьми после такого предупреждения. Они–то знают, что даже трехкратной перегрузки хватит, чтобы свалить с ног.

Выждав пару минут, Роджер включил спецсвязь с техническими секторами.

— Особое обращение к дежурному техническому персоналу. Слушайте внимательно. Кто–нибудь из вас слышал взрыв десять минут назад?

Ответил ему гнусавый голос:

— Это Дан, техник третьего класса. В коридоре ниже меня был взрыв. Кажется, с тех пор прошло больше десяти минут.

Стрейнжбери едва сдержал свое волнение.

— Где это случилось? — спросил он.

— Генераторный отсек, коридор «С» — четыре–девятнадцать.

Стрейнжбери пробежался по сенсорам терминала, и через мгновение уже наблюдал коридор «С», который выглядел, мягко говоря, неважно. Стены, потолок, пол — все выглядело грудой искореженного металла и пластика.

Вне сомнений, Дзинг взорвался. Никакое ускорение не могло бы причинить подобные разрушения.

Стрейнжбери вздохнул с облегчением. До самого последнего момента он не был уверен в том — уничтожен робот или нет.

Роджер повернулся к Брауну.

— Капитан, взгляните на монитор!

Браун уставился на изуродованный коридор.

— Что это было? — спросил он.

Стрейнжбери объяснил.

— Ого! — Браун поднял бровь. — Ловко сделано. Выходит, ты все это время блефовал?

— Я не мог рисковать, — ответил Стрейнжбери. — Даже ради того, чтобы стать капитаном. Оно того не стоит. Но все же я не был до конца уверен в успехе. Я ведь не слышал взрыва.

Браун, похоже, согласился с этим.

Стрейнжбери между тем продолжал:

— Ты, капитан, ждешь момента, когда я уберу бластер, верно? Что ж, я его убираю. Надеюсь, что и ты не откажешься от своих слов.

И Стрейнжбери сунул оружие в кобуру. Не без сожаления.

— Мы сможем вернуться назад в Солнечную систему уже через несколько недель… Боже мой! — Он задохнулся, а потом быстро продолжил: — Я поддержу тебя как командира. Нам не нужны выборы. На такой короткий период времени мне будет достаточно иметь «статус кво». Согласен?

— Конечно, — промолвил Браун. — Этого я и пытаюсь добиться.

Лицо его при этом не выражало ни малейшего лукавства.

Стрейнжбери мельком глянул на эту маску невинности и безучастно подумал: «Что–то тут не то. Действительно ли он согласился? А может, все потому, что он не хочет так быстро потерять свою должность?»

Сидя здесь, еще с бластером в руках, он пытался мысленно представить себя командиром корабля; пытался представить, каково им будет после возвращения на Землю. Но действительно ли Браун собирается возвращаться? Здесь он — повелитель, а кем он станет там? Вдруг он настолько честолюбив, что власть для него дороже возвращения домой? Стрейнжбери очень осторожно произнес:

— Нам должно быть стыдно возвращаться на Землю, так и не опустившись ни на одну чужую планету, капитан. С той скоростью, которую теперь может развить наш корабль, мы смогли бы за какой–нибудь год посетить дюжину звездных систем.

Выражение лица Брауна подсказало Стрейнжбери, что слова Роджера задели его за живое.

Но следующее мгновение Браун резко покачал головой:

— У нас нет времени на посторонние экскурсии. Мы оставим исследование новых звездных систем будущим экспедициям. Экипаж нашего корабля предоставит им такие возможности. Как только мы разберемся с тем, что представляют из себя наши усовершенствованные двигатели, мы отправимся прямо домой.

Лицо Брауна теперь совершенно размягчилось, голубые глаза сияли честностью и искренностью.

В них Стрейнжбери не нашел даже намека на свое последнее предположение.

«Я был прав, когда уступил ему первенство, — подумал Роджер. — Это достойный доверия человек. Он сдержит слово и я… все мы самое большее через пару лет вернемся домой».

Три года спустя

Рождер ошибся. Он не вернулся домой через пару лет. И Браун тоже. Браун никогда так и не увидел Земли. Его тело поглотил конвертор звездолета. Правда, умер он своей смертью, а не от руки Стрейнжбери.

После того знаменательного дня, когда они открыто противостояли друг другу, Браун и Роджер совсем неплохо поладили между собой.

Поначалу все шло отлично.

Первым делом они изменили траекторию движения звездолета на несколько градусов, и он благополучно покинул орбиту планеты Карн. Незадолго до этого, по предложению Стрейнжбери, оставшихся роботов накрыли экранирующей сеткой, так что они не могли связаться со своими хозяевами и получить новые распоряжения. У Роджера было большое искушение захватить их с собой и исследовать, но Браун сумел его отговорить. Посадочный модуль вместе с чужаками отправили к Карну, а «Надежда Человечества» ушла в открытый космос. Навигаторам, с помощью дистанционного пульта управления, предстояло развернуть модуль по пологой траектории и совершить мягкую посадку на поверхность планеты. «Но перед этим, — решил Браун, — следует разобраться с теми изменениями, которые внес Дзинг в работу корабельных установок. И опробовать их в деле». К сожалению, это оказалось не так просто.

И потребовало не только значительного времени, но и значительного расхода топлива. После инопланетной «регулировки» двигатели звездолета стали намного менее прожорливы. Фокус заключался в том, что при приближении к скорости света не только замедлялось время, но и стремительно возрастала масса корабля. Это выражалось не в перегрузках, а в том, что каждое новое приращение скорости требовало все больших усилий. Пришлось Брауну и Стрейнжбери штудировать физику и математику Земли и восстанавливать потерянные за годы полета знания. Стрейнжбери науки давались легче, поскольку он был моложе и сообразительнее. Браун же, не желая отставать, постоянно пользовался стимуляторами, что в конце концов и подорвало его здоровье. Капитаны работали вдвоем. Они не стали посвящать в «работу» Дзинга никого из экипажа. Но они официально объявили, что работы, которые ведутся капитаном и его первым (Миллер был смещен на третье место и этим очень обижен) помощником Стрейнжбери, направлены на модернизацию двигателей корабля на основе знаний, полученных от жителей Альты. Если все пройдет благополучно, то большинство членов экипажа вскоре увидят Землю.

Это заявление существенно подняло дух астронавтов. На какое–то время.

Но прошел год, и еще один. И люди привыкли к мысли о возвращении на родную планету. И снова появились недовольные, особенно на нижних палубах.

Ни Роджер, ни Браун, поглощенные своей работой, не придавали особого значения настроению народа. Если все пойдет благополучно и в течение следующего года, как они рассчитывали, им удастся добиться своего, то еще через год они уже будут в пределах Солнечной системы. И тогда недовольство нижних палуб уже не будет иметь никакого значения. Куда важнее было то, что в процессе экспериментов астронавты обнаружили очень любопытный эффект, связанный с гравитацией. А именно: при приближении к релятивистским скоростям и сохранении ускорения, но полной нейтрализации внутренней гравитации, показатели временного коэффициента не соответствовали расчетным, исходящим из уравнений Эйнштейна. Выводы из этого факта были вообще сногсшибательны. Выходило так, что при околосветовых скоростях время могло повернуть вспять.

Капитану Брауну не удалось узнать, так ли это. Он умер в возрасте сорока девяти лет, оставив Роджеру и всю власть на корабле, и все результаты их титанической работы.

Но Стрейнжбери был этому совсем не рад.

— Вы собираетесь проводить выборы? — спросил Тэлли.

Стрейнжбери развернулся в кресле и открыл глаза. Он не нуждался в проверке. Он итак отлично знал, кто сейчас находится в лагере его врагов и умело использовал те преимущества, которые давало ему командование кораблем.

Почти сразу же после смерти Брауна новый капитан заметил, что у него появились те же мысли, которые когда–то высказывал и Браун. Он тоже счел, что выборы на борту космического корабля нежелательны…

Роджер ответил не сразу. Он подождал, пока Ильза, одна из трех его жен (она была младшей из двух вдов Брауна), нальет вина ему и его собеседнику.

Потом, когда женщина неслышно покинула их, Стрейнжбери мрачно улыбнулся.

— Мой дорогой друг, — сказал он, — я не думаю, что в выборах есть какой–то смысл. Я говорил тебе кое–что о том, чем занимались мы с покойным капитаном. Ты должен понимать, что управлять кораблем может только тот, кто понимает тонкости нового метода ускорения. А я пока знаю только одного такого человека, — он улыбнулся. — И этот человек и так занимает пост капитана. Этот человек очень сомневается, что кто–нибудь, кроме него, способен разобраться в проделанной нами работе и в том, как управлять нашим звездолетом. Кое–что знаешь ты, кое–что наверняка знает Миллер, поскольку он постоянно совал нос в то, чем мы занимаемся. Но из этого не составишь навигационной программы. Половина технической документации корабля. Тем не менее мудрому капитану нужны помощники. И мудрый капитан, как и следовало ожидать, назначает старшим помощником не кого–нибудь, а своего верного друга Арманда Тэлли… Поздравляю, старший помощник Тэлли!

— Благодарю за доверие, капитан Стрейнжбери!

Они чокнулись.

— Миллер будет обижен, — через некоторое время заметил Тэлли.

— Тем хуже для него! — рассмеялся Роджер.

Он недолюбливал Миллера и не доверял ему. Пока был жив Браун, Миллер вел себя скромно, но сейчас за ним стало необходимо приглядывать. Как бы он что–нибудь не выкинул!

Роджер понятия не имел о том, что ему в первую очередь следует опасаться не старших офицеров, которые понимали превосходство Стрейнжбери, а черни с нижних палуб, которая не понимала ничего, кроме собственных желаний. К сожалению, элита корабля настолько презирала обитателей нижних палуб, что не принимала их в расчет. И это стала их серьезным просчетом.

— Я составлю примерные инструкции и постараюсь как можно скорее ввести тебя в курс дела, — сказал другу Роджер. — Уже на этой неделе я намерен начать настоящий разгон корабля. Экспериментов больше не будет — слишком мало горючего.

— Но на обратную дорогу хватит? — обеспокоился Тэлли.

— С лихвой! — успокоил его Стрейнжбери. — Разлей еще по рюмочке!

— Не хочу спорить с вами, капитан, — Тэлли в задумчивости сделал маленький глоток, потом добавил: — Капитан, я думаю, вы будете чувствовать себя немного лучше, если все–таки организуете выборы. Уверен, вы можете победить.

Стрейнжбери сдержанно улыбнулся, тряхнув головой.

— Боюсь, что ты не понимаешь моей психологии, — объяснил он. — В истории еще не было случая, чтобы человек, реально получивший власть, передал ее другому. Или сам создал подобную возможность. — Чуть позже с небрежной уверенностью в своей абсолютной власти он закончил: — Я не собираюсь устраивать соревнование и создавать ненужные волнения.

Стрейнжбери просматривал на мониторе статистику по энергорасходу, когда за его спиной открылась в соседнюю каюту его капитанских апартаментов. Роджер не обратил на этот звук внимания. Он решил, что вошла одна из его жен. Стрейнжбери ломал голову над тем, почему при прочих равных, расходы энергии на обслуживание оранжерей возросли на пятнадцать процентов. Он так и не успел решить этот вопрос, потому что за его спиной раздался жесткий мужской голос:

— Мистер Стрейнжбери, верно?

Стрейнжбери похолодел. Повернувшись, он почувствовал, как где–то под ложечкой зашевелилось забытое уже чувство страха. Прямо на него глядел излучатель бластера. Оружие держал крепкий мужчина с грубым лицом и глазами убийцы. Чувствовалось, что ему ничего не стоит нажать на спуск и превратить Роджера в обугленную головешку. За спиной человека с бластером толпились люди, вооруженные кто чем. Вид у них был смущенный и агрессивный одновременно. Стрейнжбери не знал никого из них, но сразу понял, что почти все — выходцы с нижних палуб: рабочие, садовники, утилизаторы; люди, о которых он имел более чем смутное представление.

Лидер группы продолжил:

— Меня зовут Гроу, мистер Стрейнжбери. Я намерен поставить вас в известность, что ваша власть над нами кончилась. Мы, экипаж «Надежды Человечества», устали от вашего командования. Прежний капитан обещал нам, что мы вернемся на Землю, а вместо этого вместе с вами развлекался всякой научной ерундой. Эти люди и я, мы хотим домой, назад, на Землю. Если вы будете делать то, что хотим мы, экипаж звездолета, то вам сохранят жизнь.

Гроу говорил с пафосом, явно в расчете на тех, кто пришел с ним. Среди его сторонников раздались одобрительные возгласы.

— Заберите у него оружие! — распорядился Гроу. — Вы готовы повиноваться народу, ныне низложенный капитан Стрейжбери?

Роджер кивнул. Когда он увидел, что мятеж поднят не офицерами, а чернью; когда он понял, что лидер бунтовщиков понимает, что для управления звездолетом нужны специалисты, Стрейнжбери немного успокоился. Но он не стал обманывать себя. Для управления кораблем были нужны далеко не все специалисты. И этому Гроу ничего не стоило вычеркнуть Роджера из списков. По роже видно, что этот громила с удовольствием прикончил бы Стрейнжбери.

Гроу было тридцать шесть лет, когда он возглавил восстание, лишившее Роджера Стрейнжбери капитанского поста. Лидер бунтовщиков был плотного телосложения, невысоким мужчиной с черными глазами. Забавно, но именно его отец возглавил неудавшийся мятеж, целью которого было вернуть власть отцу Роджера Стрейнжбери. Гроу никогда не забывал об этом и ненавидел Браунов. Он уже давно мечтал о перевороте. Но Гроу–сын, рассчитывая захватить власть, совсем не собирался ее кому–то отдавать. Он полагал, что и сам отлично справится с командованием. Гроу был прирожденным лидером. Хитрый, умный, злобный, он умело манипулировал примитивным сознанием черни. Низшие классы экипажа видели в нем своего парня, который не даст их в обиду. На самом же деле Гроу было наплевать на своих сторонников. Ему было наплевать на всех, кроме себя. Смелый и честолюбивый, Гроу решил положить жизнь на то, чтобы добиться верховной власти. И не собирался останавливаться на полпути. Победить или умереть. Другое его не устраивало.

Гроу повезло. Будучи техником по ремонтному оборудованию, он случайно обнаружил, что система, позволяющая механизмам проводить автоматический ремонт коммуникаций, по сути является системой скрытых тоннелей, по которым можно было попасть в любое место на корабле, не исключая и капитанской каюты и капитанского мостика. Достаточно было лишь снять пару плит обшивки, чтобы оказаться в лабиринте и еще пару — чтобы выбраться наружу. Конструкция внутренних перегородок была сконструирована так, чтобы облегчить доступ к коммуникациям и оптическим кабелям. Те, кто ее проектировал, и не задумывались о том, что создают целый лабиринт тайных ходов. Гроу в полной мере воспользовался своим открытием. Будучи техником, он без труда собрал пару дюжин записывающих устройств и разместил их в наиболее важных точках. Лидер бунтовщиков не однажды бывал в каютах капитана и старших офицеров. Он слышал беседы Брауна и Стрейнжбери. Правда, из их научных дискуссий он мало что понял и сделал единственный вывод: командиры занимаются какими–то собственными исследованиями, вместо того чтобы вести корабль к Земле.

Гроу совсем не торопился возвращаться на Землю. Особенно если ему удастся захватить власть. Но возвращение — отличный стимул для его сторонников. Подавляющее большинство экипажа воспринимало Землю как потерянный рай. Возвращение было пределом их мечтаний.

К восстанию Гроу готовился долго и тщательно. Еще более тщательно он вербовал себе помощников, особенно круг наиболее близких к нему людей. Этих Гроу выбирал исключительно по принципу личной преданности. Пользуясь возможностью подслушивать беседы старших офицеров, Гроу контролировал их осведомленность о том, что происходит на нижних палубах. Вернее — их неосведомленность.

Лидер бунтовщиков решил действовать только наверняка. Он не забыл, как окончился мятеж его отца.

Пока был жив Браун, пользовавшийся уважением и поддержкой большинства экипажа, как на нижних, так и на верхних палубах, Гроу не решался начинать бунт. Но когда Браун умер, лидер мятежников решил, что момент настал. И немедленно начал действовать, пока новый капитан еще не успел добиться настоящего авторитета.

И все получилось как нельзя лучше.

Правильно спланировав действия и распределив силы, Гроу довольно легко захватил корабль и нейтрализовал тех, кто представлял опасность.

Но захватить власть было недостаточно. Ее еще следовало удержать. И Гроу занялся организацией нового порядка. В первую очередь ему нужны были помощники из числа специалистов. Гроу проверял каждого кандидата на более–менее важный пост и оставлял только тех, кто казался ему достаточно благонадежным. Таких он поощрял с разумной щедростью и при этом заботился о том, чтобы занимавшие ключевое положение специалисты недолюбливали друг друга. Таким образом они осуществляли взаимную проверку. Он понимал, что сам, из–за недостатка подготовки, не в состоянии контролировать ученых и специалистов. Значит, пусть они это делают сами!

Многие ученые без особых проблем согласились подчиняться Гроу. Им, в общем–то, было наплевать, кто станет новым капитаном. Определенные трудности представлял корпус офицеров, но с большинством из них Гроу сумел договориться.

Определенное неудобство для Гроу представляли его собственные сторонники, выходцы из низов, люди безграмотные и туповатые, способные выполнять только простейшие работы, но рассчитывавшие после победы мятежников забыть о своем происхождении и наслаждаться властью и роскошью наравне с самим Гроу.

Новый капитан выбрал из их числа наиболее толковых и преданных. Остальных он под тем или иными предлогами вернул бы к прежнему состоянию, посулив, впрочем, что когда–нибудь они вернутся на Землю.

Всем офицерам Гроу напрямик заявил, что он планирует использовать их знания, но только знания. Время их власти закончилось. За каждым будет установлено наблюдение. В случае нормального поведения им будут сделаны кое–какие поблажки. Например, разрешено общаться с женами. В случае несогласия все несогласные отправятся прямо в конвертор.

И все же некоторые не согласились играть по правилам Гроу. Они открыто выразили презрение к новому правительству «Надежды Человечества» и категорически отказались сотрудничать. Они смеялись Гроу в лицо, издевались над его манерами и научной безграмотностью.

Гроу парировал брань. Но не спешил покарать дерзких. Он считал, что те, кто вслух высказывают недовольство, слишком простодушны, чтобы вынашивать заговор. Со временем они смирятся и станут работать на него не хуже прочих. Под присмотром, разумеется.

Зато с теми, кто попробовал организовать сопротивление, Гроу расправился беспощадно. Троих убил, еще дюжину его сторонники избили до полусмерти. Это должно было послужить уроком для сомневающихся.

Итак, все предварительные шаги сделаны. На корабле установился некоторый порядок.

Только после этого Гроу приказал, чтобы к нему привели Стрейнжбери.

Впервые с момента захвата власти мятежниками два противника снова посмотрели друг на друга.

— Думаю, что мы видимся в последний раз, — холодно заявил Гроу своему пленнику.

Он не объяснил, почему.

Сидя напротив лидера мятежников, пристально разглядывающего бывшего капитана, Стрейнжбери безмолвно проклинал себя. Надо же так опростоволоситься! Проворонить тщательно спланированный бунт!

— Неужели вы надеетесь, что без меня вам удастся управлять кораблем? — спросил он с демонстративной иронией.

— Ты — не единственный навигатор на корабле, — отрезал Гроу.

— Но я единственный, кто способен привести «Надежду Человечества» на орбиту Земли!

Гроу ухмыльнулся.

Увидев эту ухмылку, Роджер понял все. Гроу вовсе не так уж важно, чтобы звездолет достиг Земли. Возвращение было всего лишь приманкой для его сторонников.

«Это ужасный человек!» — подумал свергнутый капитан.

Роджеру уже «любезно» сообщили, что делает Гроу с теми, кто что–то замышляет против его власти.

— Если я соглашусь сотрудничать с вами, подчиняться вашим приказам — что я получу взамен? — медленно проговорил Стрейнжбери.

Ледяной взгляд Гроу вонзился в Роджера. Лидер бунтовщиков пытался определить, насколько искренне говорит бывший капитан. Стрейнжбери был нужен новому правителю звездолета. Если первый из старших офицеров добровольно, ну почти добровольно, согласится повиноваться Гроу, другие станут намного покладистее.

— Жизнь, — сказал Гроу. — Ты получишь жизнь. И может еще кое–что. И это зависит от того, буду ли я тобой доволен.

— И моих жен.

— Одну жену. Пока одну.

— Хорошо, — сказал Роджер. — Я согласен.

Если бы Гроу обошелся без крови, Роджер, возможно, и поделился бы с ним кое–какой информацией. Но сейчас его единственным козырем оставалось тайное знание. Стоит ему сказать лидеру мятежников, что можно в считанные месяцы достичь Земли, — и судьба Стрейнжбери будет решена, ведь Гроу вовсе не хочет возвращения. Все они смотрели фильмы о Земле и знали, что по земным законам Гроу — убийца. Земные власти, узнав правду, тут же отдадут его под суд, который наверняка вынесет соответствующий приговор.

Поэтому Стрейнжбери поглубже спрятал свои подлинные намерения и сделал вид, что готов преданно служить Гроу. И он, и все его единомышленники, вроде Тэлли. Гроу был достаточно умен, чтобы понимать значение этого факта. Ведь он действительно понятия не имел о том, как управлять звездолетом. И если командовать людьми он еще мог, то ни машины, ни навигационные приборы не понимали обычного для Гроу метода кнута и пряника. Машины понимали только машинный язык, который не освоишь за пару лет.

А Стрейнжбери изо всех сил демонстрировал лояльность новой власти. Он даже намекнул на то, что, как и Гроу, сам является жертвой правящего режима и тирании со стороны покойного капитана.

Гроу не знал, какие отношения в действительности сложились между Стрейнжбери и Брауном. Он знал только, что последний сначала объявил Роджера капитаном, равным себе, а потом разжаловал в помощники. С точки зрения Гроу это было знаком слабости Стрейнжбери. Сам Гроу никогда не уступил бы уже отхваченного куска власти.

Стрейнжбери не рискнул предпринимать что–то немедленно. Он был осторожен и намеревался выждать, втереться в доверие лидеру мятежников, ведь Гроу не верил ни советам, ни советникам, ни даже собственным людям, с которыми организовал переворот. Он готов был обманывать всех и сам, в свою очередь, никому не верил. Но считал, что на корабле должен быть только один командир — он сам. Все остальные на борту должны были сотрудничать с ним, лезть из кожи вон, чтобы Гроу остался ими доволен; иначе следовало немедленное и жестокое наказание. А наказанием за саботаж или сопротивление была смерть.

Политика Гроу привела именно к тому, чего он добивался: все, начиная от последнего мусорщика и до бывшего капитана Стрейнжбери, постоянно испытывали страх.

Прошло несколько недель — и Роджер решил рискнуть. Он начал разгонять звездолет. Результат превзошел все ожидания. Они с Брауном отлично поработали, осваивая модернизированные двигатели. Теперь они слушались Рождера практически безукоризненно. День за днем корабль набирал скорость. Вот–вот должен был проявиться эффект замедления времени.

И тут Гроу вызвал Стрейнжбери к себе в каюту.

— Садись, — буркнул грозный капитан. — Давай выпьем!

Не дожидаясь ответа, он разлил вино по бокалам.

Один он протянул Роджеру, другой взял сам, после чего сказал следующее:

— Послушай, Стрейнжбери, ты, вероятно, единственный офицер на борту корабля, кому я могу верить, несмотря на то что именно ты потерял больше всех. Выпьем!

Они отпили по глотку вина. Стрейнжбери держался напряженно из–за того, что ему было, что скрывать от капитана. Возможно, Гроу чувствовал его напряженность, но относил ее за счет устрашающего влияния собственной личности.

— Мне нравится твоя работа, Стрейнжбери, — добродушно сказал он. — Возможно, через пару недель, если ты заслужишь, я позволю тебе взять твою вторую жену. И дам каюту побольше. А может быть, я даже пришлю тебе еще пару женщин. Но не женщин капитана Брауна. Представь, Стейнжберри, моя собственная жена настаивает на этом. Она даже рискнула спорить со мной. Не понимаю я женщин, — признался Гроу. — Они истеричны. Их слишком много, слишком много на нашем корабле. Некоторые из них даже убивали своих мужей. Может, отправить половину из них в конвертор? — Гроу задумчиво почесал затылок. — Как ты считаешь, Стрейнжбери?

— Я думаю, это было бы слишком радикальным решением, — стараясь казаться спокойным, произнес Роджер.

Он уже видел, как головорезы с нижних палуб сотнями насилуют и убивают несчастных женщин — жен высших офицеров.

Гроу между тем удрученно продолжат:

— Все это так сложно. Женщины — серьезная проблема, Стрейнжбери. Ни ты, ни Браун не обратили на это внимания. Я — первый из капитанов, который понял, насколько это серьезно. Надо принять меры. Не откладывая…

Он вновь нахмурился. Потом выпрямился, поднял стакан.

— Выпьем!

Позже они выпили еще. Настроение Гроу вновь изменилось. Он поставил стакан и спросил:

— Ты уже направил корабль к Земле?

Роджер ответил не сразу:

— Да, — и прикинулся наивным. — Но разве не Земля — наша цель?

«Знает или нет?»

Гроу встал.

— Пошли, — скомандовал он.

Вместе со Стрейнжбери и парой головорезов, с которыми новый капитан никогда не расставался, Гроу направился в резервную рубку.

Гроу провел Стрейнжбери во вспомогательную каюту управления.

— Будешь учить меня навигации! — приказал Гроу. — Давай говори, что у тебя и как! — и тут же предупредил:

— И не вздумай хитрить!

Стрейнжбери подошел к бортовой панели управления.

«Он пьян, — подумал Роджер. — Показать ему какую–нибудь ерунду? Неужели он и впрямь думает, что можно вот так просто научиться управлять космическим кораблем?»

— Ну давай! — нетерпеливо закричал Гроу.

Его телохранители с угрожающим видом надвинулись на Роджера.

Стрейнжбери поспешно активировал главный экран.

— Вот это — общая панорама. На ней — координационная сетка. Строчка внизу — пространственные координаты…

Тут Стрейнжбери заметил, что изображения звезд выглядят совсем не так, как пару дней назад. Световые точки стали размазанными, их окружали тонкие радужные оболочки. Оставалось надеяться, что Гроу не обратит на это внимания.

Надежды не оправдались.

— А что это они такие… мутные, твои звезды? — проворчал он.

— Неполадки с фокусировкой, — нашелся Роджер. — Надо отладить развертку. Вы же были техником, капитан, представляете, как это бывает.

— Представляю, представляю, — пробормотал Гроу. — А это что за цифирь?

Роджер благодарил Бога, что Гроу не смотрел на своего навигатора и не видел его лица. «Цифирь» — 243.6784785673 — была значением относительной скорости корабля в процентах от скорости света. Нет, это не означало, что корабль обогнал свет. Это означало, что время на «Надежде Человечества» течет уже в три раза медленнее, чем в окружающей вселенной.

Стрейнжбери хотел соврать, но, к счастью не успел.

— Тут написано: «Относительная скорость», — произнес Гроу.

Роджер прикусил язык.

— Ну и как мы летим, быстро? — спросил Гроу.

— Примерно двести сорок три мили в секунду, — нашелся Стрейнжбери. — Это немного, но ведь мы еще только начали разгон.

Если бы не алкоголь, Гроу, возможно, заметил бы его смущение.

«Надо торопиться!» — подумал Стрейнжбери.

— Вы позволите, капитан, раз уж мы здесь, я кое–что подрегулирую?

Случай был крайне благоприятный. Никого из разбирающихся в навигации рядом не было. На капитанском мостике наверняка кто–нибудь из недоучек–техников зафиксирует изменения показаний, если не забудет. Наступил тот самый благоприятный момент…

— Давай, — благодушно разрешил Гроу.

Он развалился в капитанском кресле и благодушно наблюдал, как Стрейнжбери манипулирует с пультом управления.

Это должна была филигранная работа. Роджер хотел форсировать работу двигателей почти на порядок. При этом он так искусно перенастраивал компенсаторы гравитации, что сила тяжести на корабле все время оставалась постоянной.

Завершив работу, Стрейнжбери повернулся к Гроу.

А тому за это время пришла в голову новая мысль.

— Я хочу говорить с экипажем! — заявил он. — Со всем экипажем!

Роджер кивнул и включил общую связь.

— Друзья мои! — с важностью произнес Гроу. — Слушайте меня! Сейчас вы услышите нечто крайне важное. Да, мои друзья, в эту самую минуту наш корабль согласно моему приказу повернул на обратно… Да, да! Впервые за сто лет я, капитан Гроу, отдал приказ возвращаться домой! Домой, друзья мои! Следующая остановка — Земля! — Гроу захохотал. — А сейчас слушай меня, Стрейнжбери! Ну–ка прибавить ходу! Ты понял меня? Прибавить ходу! Мы торопимся!

— Есть, капитан! — бодро отозвался Роджер. И произнес в интерком: — Внимание всем. Мы разгоняемся. В результате ускорения сила тяжести на корабле возрастет на тридцать процентов. Прошу всех приготовиться!

Разумеется, он не стал ничего «ускорять». Двигатели звездолета и так работали с предельной нагрузкой. Стрейнжбери просто немного уменьшил мощность компенсаторов. В результате чего он и все остальные обитатели корабля «потяжелели» примерно на треть.

Гроу это не понравилось.

— Эй! — воскликнул он. — Ну–ка сделай все обратно!

— Простите, капитан, но это невозможно, — возразил Роджер. — Чтобы уменьшить разгон, потребуется примерно около восьми часов.

«Пусть помучается, — подумал Роджер. — В следующий раз подумает, стоит ли отдавать глупые команды навигатору».

— Эй, Стрейнжбери, и долго нам еще лететь? — с усмешкой спросил Гроу.

— Долго, — уклончиво ответил Роджер.

— Ха–ха! А скажи, Стрейнжбери, ты сам–то, что, надеешься увидеть Землю?

— Не очень, — честно ответил Роджер.

«Как только ты узнаешь, что мы уже в Солнечной системе, ты убьешь меня собственными руками!» — мрачно подумал он.

Гроу продолжал разглагольствовать, но Роджер его не слушал. Он размышлял о том, как обмануть свирепого капитана и ухитриться выжить. Несмотря ни на что.

Проходили дни… недели. Гроу официально назначил Стрейнжбери главным навигатором. Формально ему подчинялись и Миллер, и другие старшие офицеры, но в действительности Роджер продолжал оставаться под арестом. Ему разрешалось посещать рубку и двигательный отсек, не считая каюты, в которой он жил. Вместе с ним постоянно находился охранник, а когда Роджер работал в резервной рубке (Стрейнжбери предпочитал находиться там, а не на мостике), то рядом с ним ошивалась пара парней из персонала физической лаборатории, которые делали вид, что понимают, чем занимается Стрейнжбери. Роджер дал техникам специальное задание: выяснить, почему «картинка» на экранах внешнего обзора такая нечеткая. Сам–то он прекрасно знал ответ, но вовсе не хотел, чтобы кто–то знал, что он знает. Техники ничего не выяснили и передали дело физикам. Физики тоже ничего не выяснили. Этому поколению физиков квалификации хватало разве что на то, чтобы рассчитывать температурный режим в оранжереях.

Время от времени в рубке появлялся Гроу и требовал, чтобы Роджер учил его навигации. Роджер сливал капитану дюжину простейших фактов и операций. Но голова его была постоянно занята другим. Он полностью обсчитал условия полета до Солнечной системы. Он даже ввел данные в корабельный центр управления. Но мозг его сверлила одна и та же мысль: надо попробовать перепрыгнуть через световой барьер. Это было риском, чудовищной авантюрой. Но разве не меньшей авантюрой было их «стремительное» возвращение? Ему очень хотелось с кем–нибудь посоветоваться. С кем–нибудь из друзей. Но возможности не представлялось. И только на двадцать шестой день Стрейнжбери сумел рассказать о своей идеи Тэлли. Это был один из тех редких моментов, когда за ним никто не следил. В соседней комнате околачивался приставленный Гроу охранник, но он смотрел по видео какой–то фильм. Впрочем, даже если бы охранник и слушал их разговор, вряд ли бы этот туповатый громила что–нибудь понял.

— Превысить скорость света! — прошептал Тэлли. — Ты серьезно?

Стрейнжбери сказал, словно оправдываясь:

— Совершенно серьезно. Вот только я понятия не имею, что будет, когда мы шагнем через барьер. Какие эффекты возникнут, что вообще будет с нами… Но я твердо намерен сделать это, как только настанет подходящий момент.

Тэлли тяжело вздохнул.

— А Гроу? — спросил он. — Это же убийца! Он разделается с тобой немедленно.

— Он так и так разделается со мной, — заметил Роджер. — До возвращения остались считанные месяцы. Сейчас мы подобрались к самому пределу, и по моим расчетам одна минута нашего личного времени соответствует нескольким суткам времени нашей вселенной. И это — возрастающая величина. С таким ускорением, как сейчас, мы достигнем 99,999998 процента от скорости света через три дня. Когда это произойдет, потребуется только два дня корабельного времени, чтобы проскочить сквозь многие световые годы и проделать большую часть пути до Солнечной системы. Так что я мог бы просто остановить двигатели, и мы по инерции пролетели бы сквозь нашу галактику… Но на самом деле я собираюсь в нужное время начать торможение. Я провел все необходимые расчеты. Если я не ошибся, то мы пересечем орбиту Плутона на весьма скромной скорости в одну сотую световой и вполне успеем затормозить до выхода на земную орбиту. Только к этому времени меня уже не будет в живых. Узнав, что произошло, Гроу точно сунет меня в конвертор.

— Но совсем не обязательно ему говорить, что перед ним Солнце, — возразил Тэлли.

— Если не я, то кто–нибудь из тех, кто разбирается в звездных картах, кто–нибудь из физиков или старших офицеров наверняка откроет ему глаза. За какую–нибудь поблажку, от страха или просто для того, чтобы насолить мне.

Друзья задумались.

Внезапно тонкое, интеллигентное лицо Тэлли озарилось улыбкой. Он схватил Стрейнжбери за руку, хрипло заговорив:

— Роджер, а если в нужный момент попробовать организовать захват одной из спасательных шлюпок? Если при этом ты не проявишь настойчивость, чтобы остановить двигатели корабля, и не предотвратишь путешествие через всю галактику? В суматохе ты и я сможем просто исчезнуть с корабля!

Стрейнжбери откинулся на спинку кресла. Покинуть корабль! Хотя он считал, что идея Тэлли мало осуществима, он удивился, что такие мысли не пришли ему в голову. Но Роджер понимал, почему так все произошло. Корабль стал частью его жизни, частью его самого.

— Для захвата спасательной шлюпки или посадочного модуля нужна предварительная подготовка. Попробуй заняться этим, за тобой следят не так пристально, как за мной. И время еще есть.

Он встал, нахмурившись, продолжая размышлять.

Главная опасность состояла в том, что Гроу узнает правду. Роджер знал параноидальную подозрительность этого человека.

— Гроу знает достаточно много о механизмах корабля. Он техник, и неплохой техник. Но в теории навигации он не разбирается. Я его научил кое–чему, но он никогда не сумеет это использовать. Надо подстраховаться, если он все же что–то заподозрит.

Я собираюсь заложить в управляющий центр еще одну программу. Если он что–то заподозрит и преградит мне путь на капитанский мостик, в нужное время двигатели будут включены вновь и перенесут нас за барьер скорости света. Если что–то произойдет, а я в этом не сомневаюсь, все будет выглядеть так, словно я заранее предсказывал неприятности. И пусть Гроу попробует мне не поверить! А если случится катастрофа, что мы теряем?

Стрейнжбери увидел, что Тэлли с нескрываемым восхищением смотрит на него.

— А ты действительно все хитро запутал, — сказал он, — но если Гроу ничего не пронюхает, ты будешь держать нас по эту сторону скорости света?

— Конечно. Ты думаешь, я — идиот? Я уже сделал все необходимое. Первый этап: достижение Солнечной системы, второй — Земля. По первому этапу у меня есть тщательно продуманная программа. Через три дня я останавливаю двигатели. А еще через два дня начинаю торможение.

Еще около часа они обсуждали возможные варианты побега.

На следующий день Рождер пришел к Гроу и заявил, что через два дня необходимо отключить двигатели, так как он обнаружил в них неисправности, которые следует устранить.

— Но мы будем продолжать полет, когда двигатели будут выключены? — спросил Гроу.

Он старательно делал вид, что является сторонником возвращения на Землю.

Возможно, так оно и было, только Гроу был уверен, что это случится уже после его смерти.

— Конечно мы будем двигаться, — заверил его Стрейнжбери. — Мы сохраним уже набранную скорость. И даже сэкономим горючее.

Они продолжили разговор уже на капитанском мостике. На большом экране вселенная переливалась всеми цветами радуги. Считалось, что это — некое непонятное явление, вроде вспышек, донимавших навигаторов при подходе к звездными системам. Но Стрейнжбери знал, что нынешний эффект вызван субсветовой скоростью звездолета. В любом случае зрелище оказалось потрясающе красивое. Гроу прикрыл глаза.

— Два дня, — проговорил он. — А может быть, ты выключишь двигатели прямо сейчас?

У Стрейнжбери от волнения внутри все похолодело.

— Это нежелательно, — стараясь говорить спокойно, возразил он. — Отключение двигателей следует подготовить. Я же объяснял вам…

— Ладно… — Гроу, казалось, принял решение. — Я полагаю, это не так уж важно. А как гравитация?

— Она исчезнет. Это необходимо, — солгал Стрейнжбери.

— Итак, мы ждем два дня, а потом наступит невесомость, так?

— Да.

— И как долго это продлится?

— Пару дней. Я надеюсь, этого хватит, чтобы устранить неисправность.

Гроу затих, нахмурившись. Наконец он сказал:

— Все это мне совсем не нравится, Стрейнжбери. Даже не знаю… В общем, я подумаю над тем, что ты говоришь. Жди моей команды, ясно?

— Но я должен подготовить двигатели к остановке! — запротестовал Роджер.

— Я сказал: жди! — рявкнул Гроу. — День, два, три… Какое это имеет значение!

Это имело огромное значение, но Роджер не мог сказать об этом Гроу.

Стрейнжбери не отважился рассказать еще что–то. Он спустился по трапу, еле дыша от волнения… И с большим облегчением выслушал сообщение Гроу о предстоящем торможении, переданное по общекорабельной связи.

К несчастью для Стрейнжбери, отвернувшись от видеокамер, Гроу вспомнил, что бывший капитан, помимо навигации, обладает знаниями техника первого класса, техника, а не инженера. Гроу засомневался, сможет ли Стрейнжбери по своей квалификации действительно отремонтировать или оценить степень повреждения двигателей.

Дело было не в том, что он подозревал Стрейнжбери. Гроу просто спросил себя: «Можно ли довериться технику в том, что жизненно важно для настоящего и будущего корабля?»

Обдумав все хорошенько, Гроу распорядился, чтобы Миллер, бывший старший помощник при капитане Брауне, прибыл в резервную рубку.

Без всяких ссылок на Стрейнжбери, Гроу заявил:

— У меня возникло впечатление, что двигатели корабля работают не в расчетном режиме. Могли бы вы обследовать их и доложить результат?

Миллер уже давно не был на капитанском мостике. Отчасти потому, что Стрейнжбери старался этому воспрепятствовать. Миллер был слишком опытен и наверняка заметил бы, что происходит нечто экстраординарное.

И он был прав. Едва взглянув на мониторы, Миллер тут же заподозрил неладное.

Миллер стал перед выбором. Всю свою сознательную жизнь он был офицером. Он презирал Гроу, ему совсем не нравился Стрейнжбери, но более всего он ненавидел чернь с нижних палуб корабля. Во время инцидента, когда робот с планеты Альта был на корабле, Миллер был без сознания. Он не слышал, как Стрейнжбери и Браун вели разговор о скорости корабля и соотношении ее к скорости света. Он не понял тех позднейших отрывков беседы, в которой двое сердитых мужчин обсуждали теорию Лоренца–Фитцджеральда.

Он мог догадываться о том, что проводимые Стрейнжбери и Брауном эксперименты связаны с наращиванием эффективности корабельных двигателей. Не сразу, а чуть позже он осознал, что корабль стал перемещаться в космическом пространстве быстрее, чем при своих максимальных скоростях до появления робота с Альта 3.

Впервые Миллер это отметил, когда умер Браун. Миллер наблюдал за показаниями приборов на большой бортовой панели управления с искренним интересом. И для него не стоило труда понять, что двигатели работают отлично. В самом деле, вспоминая старые способы управления двигателями, дававшие оптимальные скорости, он чувствовал, что в целом двигатели работают гораздо лучше, чем раньше. Но он представления не имел — насколько лучше они работают.

Если бы не мятеж Гроу, Стрейнжбери, возможно, и ввел его со временем в курс дела, хотя он никогда не сделал бы своим первым помощником. Они недолюбливали друг друга.

Услышав предположение Гроу, Миллер тут же согласился. И даже подлил масла в огонь, заявив, что Стрейнжбери всего лишь техник. Неудивительно, что он не умеет правильно эксплуатировать корабельные двигатели. Не та у него квалификация, у этого Стрейнжбери. Пока Браун приглядывал за ним — другое дело. Но теперь приглядывать некому. Его, Миллера, самонадеянный молодой человек полностью отстранил.

А сможет ли Миллер выполнить необходимые ремонтные работы сам, без помощи Стрейнжбери, спросил Гроу.

— Несомненно! — ответил Миллер.

Он решился на борьбу.

«Что мне этот выскочка — Стрейнжбери? — подумал он. — Каждый человек живет для себя».

Точно в тот момент, когда Миллер принял это решение, его блуждающий взгляд упал на показатели скорости звездолета. И данные эти были таковы, что у Миллера глаза полезли на лоб. Нахмурившись, он в задумчивости прошелся взад–вперед, пытаясь осознать то, что он видит. Нет, это же невозможно!

Гроу увидел, как переменилось лицо Миллера, и жестко спросил:

— В чем дело, офицер?

— Прошу прощения, капитан, — пробормотал Миллер. — Я должен кое–что уточнить.

Бывший первый помощник с лихорадочной поспешностью стал вызывать на монитор статистические данные по полетным характеристикам за последние несколько недель.

Гроу терпеливо ждал. Он это умел, когда требовалось.

Спустя час у Миллера уже сложилась определенная картина происходящего. То есть он, конечно, не знал, почему такое возможно, но вполне представлял, что именно происходит.

— Капитан, случилось нечто невероятное. И я уверен, что Стрейнжбери скрыл это от вас. Слушайте…

И Миллер выложил Гроу все, что сумел установить.

Гроу был взбешен. Но сумел себя сдержать. Он отпустил Миллера, а сам остался на мостике.

Миллер спустился вниз. Он разыскал ничего не подозревающего Стрейнжбери и горделиво произнес:

— Капитан Гроу только что поручил мне осмотреть двигатели.

Стрейнжбери спокойно воспринял этот ужасный удар и, остро понимая опасность ситуации, ровным голосом произнес:

— А я как раз собирался попросить капитана, чтобы вы проверили мои предположения.

Ответ Миллера прозвучал в грубой форме:

— Ладно. Как вам угодно. Расскажите мне лучше обо всем, что случилось. Я видел показания приборов, фиксирующих скорость корабля. Я не могу пока понять, как вам удалось разогнать корабль почти до скорости света, но вы, вероятно, отработали этот режим еще при жизни капитана Брауна. — Он понимающе улыбнулся.

Стрейнжбери скрипнул зубами. Он ненавидел человека, стоящего перед ним, взирающего на него с триумфальной улыбкой.

— Надеюсь у вас, Миллер, хватило ума держать язык за зубами? — спросил Роджер.

— Разумеется, я сообщил обо всем капитану! — победоносно заявил бывший старший помощник, полчаса назад вернувший себе этот пост.

Стрейнжбери приблизился к Миллеру вплотную и процедил:

— Ты — круглый дурак, Миллер! Неужели ты не понимаешь, что Гроу не хочет возвращаться на Землю? Мы все — мертвецы, Миллер!

Когда до Миллера дошел смысл сказанного, победоносная улыбка сползла с его лица. Но это уже не доставило Стрейнжбери удовлетворения.

Через час за Роджером прислали охрану. Но отвели его не к Гроу, а в одну из тюремных кают корабля. Потом туда же пришел Гроу. Его угольно–черные глаза, сузившись, внимательно посмотрели на Стрейнжбери.

— Итак, Стрейнжбери, расскажи мне все, что ты утаил, рассказывая нам о скорости этого корабля.

У Рождера было время, чтобы подготовить объяснение. По его версии, он просто не вполне разобрался в происходящем и боялся что–либо говорить Гроу, пока не выяснит все до конца. Именно из–за этого он и хотел остановить двигатели. Чтобы разобраться, что происходит. В конце концов, если все подтвердится — вот и отлично. Они доберутся до Земли намного быстрее.

— Насколько быстрее? — быстро спросил Гроу.

Роджер не знал, разбирался ли Миллер в особенностях релятивистских скоростей. А если разбирался, то сообщил ли он капитану и об этом?

Во всяком случае, техник Стрейнжбери вовсе не обязан об этом знать.

— Я думаю, лет через тридцать–сорок мы доберемся, — пробормотал Роджер.

Гроу не знал, верить или не верить молодому навигатору. Но так как вся ситуация выглядела фантастически, то он почти поверил Стрейнжбери. Тридцать–сорок лет — достаточно большой период времени. Гроу успокоился. Он решил, что техник Стрейнжбери действительно не разобрался в том, что случилось.

Но капитан допускал и другую возможность. И реальность такой возможности взбесила Гроу.

— Для тебя — отлично! — сказал он со смертоносной угрозой в голосе. — Я уверен, что ты врешь! И я буду обращаться с тобой как с лжецом и саботажником!

И ушел.

Настроение Гроу совсем испортилось. Уверенность покинула его. Новое сопротивление подчиненных угрожает ему, и он должен действовать быстро. Роджер не ошибался насчет капитана. Тот действительно был параноиком.

Остро ощущая личную опасность, Гроу задумался о происходящем. Прежде всего необходимо принять всевозможные предосторожности.

И он их принял.

Спустя три часа было арестовано еще восемнадцать человек. Включая Миллера и Тэлли. Включая всех, с кем мог общаться Роджер и кому он мог сообщить о происходящем.

Всех арестованных разместили в отдельных каютах.

Еще три часа Гроу провел в раздумьях и вскоре пришел к выводу, что казнить арестованных нежелательно.

«Я могу читать мысли людей по выражению их лиц, — подумал он самодовольно. — Но я не смогу управлять этим кораблем».

Но кого–то следовало наказать. Для острастки.

Гроу размышял, надо ли разрешить Стрейнжбери выключить двигатели. И что делать дальше?

Утром следующего дня он посетил Миллера.

— Сколько нам потребуется времени при такой скорости, чтобы добраться до Солнечной системы? — спросил он.

— Учитывая наше нынешнее положение в пространстве — около десяти лет, — быстро ответил тот.

— Точно?

— Ну, я могу ошибиться года на два, — испуганно промямлил Миллер. — Мне надо уточнить…

Не дослушав, Гроу вышел из каюты.

Гроу верил Миллеру больше, чем Стрейнжбери. Десять лет… Черт возьми, это слишком мало. Нужно остановить корабль! Немедленно!

И сделает это Стрейнжбери!

Гроу явился к Роджеру.

— Пойдем! — скомандовал он. — Ты отключишь двигатели! Прямо сейчас!

— Это невозможно! — воскликнул тот.

«Действительно невозможно! Мы еще не набрали расчетной скорости».

Сейчас двигатели корабля работали по программе, составленной Стрейнжбери. Работали примерно на одном проценте реальной тяги. Роджер экономил горючее.

— Ты сделаешь это — или умрешь! — зарычал Гроу.

— Если я сделаю это — мы все умрем! — закричал в ответ Стрейнжбери.

Гроу выскочил от него и бросился к Миллеру.

— Ты можешь остановить двигатели? — с порога заявил он.

— Могу! — подобострастно ответил Миллер. — Только прикажите, капитан!

— Приказываю! — гаркнул Гроу. — Живо на мостик.

Они поднялись наверх. Миллер уселся в капитанское кресло, пробежался пальцами по сенсорам…

Лицо его выразило крайнее недоумение.

— В чем дело? — зарычал Гроу.

— Я не знаю… — промямлил Миллер. — Я… Мне… Доступ к управляющему центру закрыт!

Примерно в ста метрах от них бывший капитан Стрейнжбери спрятал в карман крохотный дистанционный пульт.

Его не обыскали при аресте. Это было большой удачей.

Спустя полтора часа — Миллер все это время пытался понять, что происходит, — двигатели звездолета вышли на предельный режим и командная система передала на них часть энергии с гравитационных компенсаторов. Это произошло не мгновенно, так что у людей было время, чтобы занять противоперегрузочные кресла и койки. В одной из таких — тюремная каюта прежде была стандартной и имела стандартное оборудование — устроился и Стрейнжбери. Он, единственный на корабле, воспринял перегрузку с удовольствием.

Стрейнжбери с волнением понял, что наступил тот самый момент, которого он так хотел и которого так боялся. Утроенная тяжесть вдавила его в противоперегрузочное ложе, но это почти не беспокоило Роджера. Он знал, что меньше чем через минуту его субъективного времени (в обычной вселенной за эту минуту пройдут годы) звездолет преодолеет световой барьер. А там… Может быть, он просто перестанет существовать…

Забавно, но если бы сейчас Стрейнжбери–наблюдатель мог выглянуть в обычный космос, то он, вероятно, уже мог бы увидеть в хороший телескоп Солнечную систему.

Он похолодел от страха, когда понял, что сейчас в космосе уже можно разглядеть Солнечную систему.

Внезапно перегрузка возросла еще больше. Индикатор над головой Роджера жалобно пиликнул: дальнейшее увеличение могло нанести вред человеческому организму.

А затем произошло что–то невообразимое.

Потолок над его головой словно растаял. Сначала он увидел огромный шар планеты. Очертания материков были знакомы. Очень знакомы…

Миг — и Роджер понял, что это за планета. А затем он увидел небо. Небо в огне. А затем оно внезапно стало голубым, а потом снова черным…

Ощущение было такое, словно Роджера втягивает огромная звездная воронка. Но при этом он испытывал настоящий экстаз.

Затем над Стрейнжбери возникло чудовищно искаженное, но безусловно человеческое лицо и мгновенно исчезло. Дальше перед его глазами вереницей поплыли какие–то образы, лица. Большей частью — знакомые. Все они перемешались: он сам, другие члены экипажа — все двигались как в фильме, который прокручивают в обратную сторону. Сцены были мимолетны: они омывали сознание, словно потоки воды. Образы из его детства, чудовищные картины чужих миров… возникали в беспорядке и таяли. Роджер плыл сквозь них, и ему уже не было так хорошо, как прежде… Внезапно Роджер понял, что с ним происходит.

Это была агония…

Эвирайл Хэвит. Земля

Эвирайл Хэвит оторвался от экрана видеофона и повторил вслух только что переданную ему новость:

Космический корабль «Надежда Человечества» вошел в пределы Солнечной системы…

Сердце Хэвита тревожно ёкнуло, строчки сообщения сливались. Хэвиту потребовалось усилие, чтобы читать дальше.

Шесть лет, только шесть лет прошло с момента запуска звездолета. За это время он никак не мог достичь системы Центавра и вернуться обратно, даже если бы летел со скоростью света. Значит, что–то произошло.

Хэвит размышлял.

Он неплохо знал капитана корабля Джона Стрейнжбери — талантливого ученого и человека несгибаемой воли. Тот не мог повернуть с полпути без достаточно серьезной причины. Хэвит знал о теории смещенных пространств Стрейнжбери. Дикой теории, основанной на изучении распадающихся звездных систем. Эту теорию так и не приняло большинство астрофизиков. Но никто не смог ее опровергнуть, хотя всем очень хотелось. Выводы из теории Стрейнжбери не сулили людям ничего хорошего, поскольку из них определенно следовало: земной цивилизации грозит гибель. И очень скорая гибель.

Хэвит поверил. И вложил большую часть своего гигантского состояния в постройку не менее гигантского межзвездного корабля. Он рассуждал так: если Стрейнжбери прав, то очень скоро деньги потеряют всякое значение. А если не прав, то Хэвит навсегда войдет в историю как человек, финансировавший крупнейшую межзвездную экспедицию. Хэвит был неравнодушен к славе и стремился войти в историю. Он знал: обычно люди недолюбливают богачей, однако те миллионеры, кто, подобно Нобелю, щедро жертвуют на науку или искусство, в глазах потомков выглядят героями.

Поначалу мир смеялся над Хэвитом. Его жена подала в суд: она была намного моложе и рассчитывала после смерти Хэвита прибрать к рукам его миллиарды. А тут ее деньги в прямом смысле вылетают в космос. Кроме того, она имела глупость поносить мужа публично и давала газетам отвратительные интервью.

Но Хэвит грамотно составил брачный контракт. А жена была дурой. Правда, очень красивой дурой, но это ей не помогло. Свора юристов Хэвита размазала неблагодарную по судейскому столу. Они развелись, причем все, что полагалось ей по брачному контракту, тут же сожрал вдвое превосходящий эту сумму иск за клевету. Остаток, пару миллионов, Хэвит великодушно простил бывшей жене и даже назначил ей пожизненное содержание.

Процесс сыграл Хэвиту на руку. Внимание публики переключилось с космического проекта на его семейные дрязги. Абсолютная победа и последующее «великодушие» восстановили престиж финансиста. А тем временем правительство Соединенных Штатов, оценив возможные преимущества космической экспансии, объявило проект «Надежда Человечества» государственным и вышло так, что щедрый порыв Хэвита обернулся для него прибылью. Впрочем, такое с крупнейшим финансистом Запада случалось уже не впервые.

И вот теперь звездолет возвращается. Неужели все впустую?

Мрачные мысли Эвирайла Хэвита прервал телефонный вызов.

То, что он услышал, не развеяло его печали, но привело в недоумение.

Согласно данным космической службы наблюдения, траектория движения звездолета должна была неминуемо пересечься с траекторией движения Земли. В настоящее время скорость космического корабля составляла около десяти тысяч миль в секунду. Если «Надежда Человечества» врежется в планету, наступит планетарная катастрофа. Правда, по сообщениям наблюдателей, звездолет тормозил. И тормозил так интенсивно, что уровень перегрузок внутри корабля составлял чуть ли не 200 g. Поначалу служба наблюдения сочла это ошибкой: развить подобное ускорение было невозможно даже не потому, что всё внутри корабля: люди и приборы, — превратилось бы в аморфную кашу. Просто такое было не под силу корабельным двигателям.

Хэвит связался с Космической службой, позвонил непосредственно ее начальнику. Если требовалось, Хэвит мог позвонить даже президенту. У него была прямая линия.

— Что там у вас происходит, генерал?

— Хотелось бы мне ответить на этот вопрос, сэр! — последовал ответ. — Этот ваш звездолет не подчиняется законам физики. Похоже, он вообще не подчиняется никаким законам. Если верить нашим детекторам возмущений, его масса в настоящее время составляет около полутора тонн.

— Сколько?!

— Если быть точным — четыре тысячи девяносто шесть фунтов. Ваш автомобиль, мистер Хэвит, весит больше.

— Мне это известно. Каковы ваши выводы?

— Мы работаем, мистер Хэвит. Мы анализируем происходящее.

— Это все, что вы можете сказать, генерал?

— Пока все. К сожалению.

— Когда звездолет будет здесь?

— Где — здесь?

— На Земле, черт побери!

— Надеюсь, никогда. Надеюсь, мы сумеем перехватить его на подходе.

— А если не сумеете?

— Тогда, боюсь, нам придется его уничтожить…

— Вы спятили! — зарычал Хэвит и швырнул трубку.

Он не услышал, как генерал добавил:

— … Если сумеем.

Звездолет пересек орбиту Земли утром следующего дня. К этому времени скорость его значительно снизилась, но детекторы массы и излучений по–прежнему показывали нечто невероятное. Все попытки связаться с экипажем звездолета, как и следовало ожидать, провалились.

За прошедшие сутки Хэвит не раз связывался и с начальником космической службы, и с командующим, и с президентом. Он разговаривал даже с тремя президентами, поскольку и Россия, и Китай тоже выразили обеспокоенность происходящим.

Главному «астронавту» США Хэвит сказал так:

— Я хочу, чтобы вы проникли внутрь корабля. Я оплачу все необходимые затраты. Выясните, что там происходит, и если окажется, что экипаж уцелел, дайте мне знать немедленно.

Он не думал о возможном риске. Хэвит был безжалостным человеком. Ему казалось, что в этом особом случае в истории человечества любые средства хороши.

— Я вылетаю к вам! — заявил он. — Буду через час.

Через час Хэвит уже наблюдал на экране генерального штаба космических сил США, как аварийная команда пытается проникнуть внутрь звездолета.

Они высадились на его поверхности, закрепились и теперь пытались проникнуть в один из шлюзов.

Пока результат был нулевым. А звездолет тем временем продолжал движение. Но двигался он так, словно притяжения планеты для него не существовало.

— Найдите аварийный люк! — заявил Хэвит, когда стало ясно, что вскрыть шлюз не удается. — У него поворотный механизм. Попробуйте провернуть его вручную, хотя бы с помощью магнитной присоски.

— Идея хорошая, но мы не успеем ее осуществить, — ответил командовавший работами лейтенант Мэрдонал: — Мы снижаемся со скоростью до девяти миль за шестьдесят–восемьдесят минут. При таком режиме мы столкнемся с поверхностью Земли через десять часов.

— В таком случае убирайтесь оттуда и продолжим на Земле! — распорядился Хэвит.

Корабль вошел в атмосферу Земли через четыре часа. Хэвит в это время спал.

Спал Хэвит плохо. Ему снилось, что он пытается взобраться на корпус своего корабля, но поверхность ужасно скользкая, и он все время съезжает вниз.

Неожиданно он проснулся и увидел, что прошло уже более пяти часов. Хэвит начал одеваться, одновременно набирая код связи с центром безопасности.

— Свяжите меня с аварийной группой, — потребовал он. — С лейтенантом Мердоналом.

Его соединили немедленно. Начальник группы выглядел уставшим и возбужденным одновременно.

— Мои ребята на броне звездолета, сэр! — доложил он. — Эта махина спускается, словно воздушный шар. Советую вам взглянуть!

Хэвит включил видеоэкран и тут же получил изображение.

Громадный звездолет плыл километрах в десяти над землей.

— Как ваши успехи? — спросил Хэвит.

— Пока никак. Мы пытались резать его плазмой, но эта хреновина не то что не плавится, она даже не нагревается. А буры скользят по ней, словно коньки по хорошему льду. Только царапин не оставляют. Наши консультанты говорят, что это какая–то особая материя, которая отражает излучения и вообще всё…

— Плевать на консультантов! Что с аварийным люком?

— Мы его нашли. Собрали конструкцию на электромагнитах. Слава Богу, с магнитным полем все в порядке. Сейчас пробуем провернуть люк. Пока ничего не выходит, но мы добавим вибрацию. Если его заклинило, это может помочь. Мы будем работать, пока корабль не приземлится. Предположительно где–то в предгорьях Скалистых гор. Он спускается по касательной к поверхности примерно в четыре раза медленнее, чем парашютист. Полиция уже начала эвакуацию жителей.

Момент приземления Хэвит наблюдал в салоне вертолета.

Аварийная группа уже приземлилась и ждала в зоне ожидаемого приземления вместе со всей необходимой техникой. Они рассчитывали взяться за дело всерьез. Их ждало жестокое разочарование.

Корабль коснулся земли точно в рассчитанный момент и заскользил по ней…

То, что случилось в следующую минуту, не ожидал никто.

— Корабль пробил холм! — закричал кто–то.

— Мой Бог! — тихо промолвил Хэвит.

Округлая, очертаниями напоминающая кита, туша звездолета плавно коснулась каменистого склона… И вошла в него с легкостью протыкающей воск иглы.

Раздался грохот, и тысячи тонн камня пришли в движение. Поднялось облако пыли.

А корабль продолжал двигаться — и погружаться в скалистый грунт.

Когда пыль осела, в склоне обнаружилось отверстие размером свыше двенадцати сотен футов в диаметре, уходящее наискось вглубь холма. Отверстие немедленно стало разрушаться. Тонны камней с грохотом посыпались с краев пролома.

А корабль продолжал двигаться под землей.

Его отслеживали по сейсмическим колебаниям. Скорость движения оставалась практически неизменной, словно звездолет не испытывал ни малейшего сопротивления. Этого не могло быть. По всей его трассе происходили подвижки грунта, небольшие землетрясения.

Звездолет преодолел под землей более трех сотен миль и, не причинив особых разрушений, появился из–под земли в пустынной местности, чтобы, вопреки всем законам физики, начать неторопливый подъем.

Как только корабль «вынырнул» наружу, к нему тут же поспешила аварийная группа. С лихорадочной быстротой была собрана кострукция для вскрытия люка. К тому моменту, когда звездолет поднялся на километр выше горного хребта, аварийной команде наконец удалось сдвинуть плиту люка с мертвой точки.

Хэвит, облаченный в специальный скафандр, оснащенный магнитными «присосками», присоединился к аварийной команде. Никто не посмел ему отказать. В конце концов это была его собственность. Прошло еще около часа, и наружный люк был открыт. За люком, как и следовало ожидать, находилась обширная шлюзовая камера и еще один люк. Но его механизм можно было разблокировать снаружи, что и было сделано.

Это тоже потребовало времени. Внутренняя дверь оказалась деформированной.

Когда работы были закончены, «Надежда Человечества» снова находилась в открытом космосе, а аварийная группа — на корабле планетарной службы безопасности.

Оба корабля были состыкованы. Герметичность обеспечивалась специальным рукавом.

Эвирайл Хэвит. «Надежда Человечества»

Первым, кто шагнул внутрь звездолета был, Эвирайл Хэвит. Никто не оспаривал у него этого права.

Поначалу он не увидел ничего сверхъестественного. От входа, куда попал Хэвит, коридор выглядел вполне нормальным, разве что немного темноватым. Прошло несколько секунд, пока Хэвит привыкал к сумраку. Хотя прошли годы с тех пор, как он последний раз был на борту этого корабля, к нему сразу же пришло чувство затерянности в огромном внутреннем пространстве.

Хэвит находился в той части коридора, которая вела (он знал это наверняка) в центр корабля. Но коридор казался уже, чем ему помнилось. Существенно уже. Коридор был широкой артерией, каналом, специально сконструированным для перемещения крупного оборудования. Сейчас он выглядел не таким уж широким. Точно определить, насколько коридор изменился, Хэвит не смог. Первоначально длина коридора определялась шириной корабля — свыше тысячи футов. Так далеко он видеть не мог. Впереди коридор исчезал в непроницаемой мгле. Казалось, высота коридора не уменьшилась. Он имел высоту тридцать футов и выглядел действительно футов на тридцать. А ширина его была пять футов вместо положенных сорока. Не похоже, чтобы его разрезали или перестраивали. Кроме того, Хэвит просто не представлял, как можно перестроить его в космосе.

Хэвиту предстояло было решить, куда идти дальше, чтобы обследовать корабль, он оглядел внутренний проем шлюза. Да, люк прогнулся и деформировался. Неудивительно. Ведь ширина двери тоже уменьшилась до пяти футов.

Изменения выглядели пугающе. Лоб Хэвита покрылся испариной. Первая невероятная мысль, родившаяся в его сознании, была: — «Неужели именно так проявляется эффект сжатия Лоренца–Фитцджеральда?» Значит, расчеты Тэлли оказались верными, скорость корабля действительно вплотную приблизилась к скорости света и все пропорции переменились?

Эту мысль Хэвит мгновенно отверг. Она показалась ему сомнительной попыткой буквально понимать постулаты квантовой физики.

Требовались какие–то другие объяснения.

Позади аварийная команда пропихивала сквозь суженный люк передвижную капсулу: одноместный обтекаемый агрегат на резиновых колесах.

Хэвит тут же, по праву хозяина, завладел капсулой.

Первой целью, которую он поставил перед собой, было: достигнуть каюты капитана. Не успел он отъехать и на десять футов, как увидел пандус, плавно уходящий вверх на следующий уровень.

Перемена обстановки помогла Хэвиту восстановить в памяти конструкцию корабля. Что более важно, он действительно вспомнил: именно там, вдали, справа, находится каюта капитана. Сначала шлюз, потом — подъем, дальше множество различных ремонтных боксов. Коридор плавно поднимался. Потом начал сужаться. Все выглядело неестественно мрачным из–за необычного эффекта сжатия, но высота осталась неизменной.

Хэвит ожидал, что дверь каюты капитана тоже будет уже, это послужит препятствием, и его капсула не сможет проехать внутрь. Однако, достигнув двери, он увидел, что размеры ее сохранились прежними. Хэвит отметил это про себя, подумав: «Конечно, по теории Лоренца–Фитцджеральда так и должно быть. Сжатие должно происходить в направлении полета. Так как дверь находилась под прямым углом к коридору, то размеры дверного проема остались неизменными. Однако косяк двери должен быть уже».

Так оно и было. Хэвит остановился. «Дела плохи, — сказал он сам себе. — Как и коридор, каюта стала уже».

Хэвит пытался как–то объяснить происходящее, но в физике он был дилетантом. И изменения внутренних размеров казались не таким уж чудом, если вспомнить, как вел себя сам звездолет, игнорировавший все законы сопротивления и тяготения.

Хэвит перестал строить предположения. «Бесполезная трата времени! Я должен действовать!» — подумал он.

Отлично понимая, что нужно действовать быстро, он мягко развернулся, включил передачу и проехал вперед, через дверной проем.

В прихожей капитанских апартаментов было пусто. Здесь не предусматривалась мебель. Обставлены были остальные помещения. Хэвит направился в спальню. Дверь туда была закрыта, но он открыл ее, толкнув носом капсулы. Хэвит проник в помещение с некоторым смущением; у него были обычные человеческие понятия о вторжении посторонних людей в спальню. В каюте стояла противоперегрузочная койка, справа возле нее лежала женщина, прикрытая тонкой простыней так, что он видел только часть ее руки, плечо и голову, повернутую в сторону от него. Хэвиту вид женщины показался вполне нормальным. Еще раз внимательно посмотрев в ту же сторону, он заметил мужчину, лежащего в совершенно неестественной позе, словно сброшенного внезапной остановкой или неожиданным стартом. Часть его тела выглядела плоской, а другая нормальной. Хэвит объехал вокруг кровати, чтобы посмотреть на свою находку с другой стороны, голова и тело мужчины выглядели словно карикатура на человеческое существо — таким можно увидеть человека в плохом фильме ужасов. Тем не менее, не было ни крови, ни каких–то иных физиологических повреждений.

Хэвит больше не смог смотреть на этих людей. Конечно, он не обнаружил сходства мужчины с капитаном Джоном Стрейнжбери, который командовал кораблем, когда шесть лет назад «Надежда Человечества» стартовала с Земли.

Хэвит окончательно запутался. Все, что он видел, было абсолютно невероятно!

Хэвит направился к выходу из апартаментов капитана. В голове его не осталось никаких мыслей, но он все–таки помедлил, заглянув в другую комнату. Там находилось три койки, и в каждой из них было по молодой женщине. Даже накрывающие их белые простыни не могли скрыть чудовищно искаженных пропорций их тел. Хэвит, дрожа, попятился назад. Зрелище ужасало его…

Когда Хэвит снова оказался в коридоре, он собрал всю свою волю, пытаясь сознательно воспринять окружающую обстановку. Он покатил по коридору, стараясь зафиксировать в памяти все увиденное. Он заглядывал в помещения, предназначенные для офицеров и ученых корабля. Почти во всех каютах были люди, но почему–то одни только женщины и иногда — дети.

Наконец Хэвит набрался смелости и сбросил простыню с одного из обитателей корабля, мальчика–подростка.

Тело так же было деформировано, но аккуратно зафиксировано в лежачем положении с помощью страховочных ремней.

Хэвит двинулся дальше, заглядывая во все каюты. Только женщины, дети и подростки. Но где же все мужчины?

Он нашел всего трех парней лет по восемнадцать в каютах, расположенных во втором коридоре, рядом с каютой капитана. Они также находились в койках и представляли собой изумительный набор уродов. Когда Хэвит поднял простыню у первого юноши, то увидел тело тонкое, как палка, и невероятно худое. Второй выглядел просто калекой–карликом. Третий был плоским, словно бесплотный силуэт.

Исключая тех трех юношей, Хэвит не нашел других мужчин, пока не попал в большое, похожее на дешевую гостиницу, помещение на нижних палубах. Здесь, в маленьких спальнях, которые предварялись большим общим отсеком, он обнаружил, несколько сотен мужчин. Зато тут не было ни одной женщины, что явилось для Хэвита очередной неразрешимой загадкой. Он не мог понять, почему все мужчины находятся здесь, внизу, а все женщины и дети — на верхних палубах.

Хэвит ошалел от увиденного. Пока он двигался к машинному отделению, до его сознания дошло, что на корабле есть мужчины, женщины и дети всех возрастов, но никого из них он не знает. Он, который изучал досье всех офицеров, колонистов, техников, ученых, женщин, — сейчас не смог узнать никого.

Хэвит спустился в машинное отделение. Бросив первый взгляд на приборную панель, он пришел в изумление.

Реактор был запущен на полную мощность, и мощность эта далеко перекрывала все расчетные параметры. Преобразователь энергии тоже выдавал чудовищные показания. Если верить приборам, то корабль сейчас пронзал пространство с ускорением в сотни g.

Взгляд Хэвита сместился к показателю скорости. Его пробила дрожь.

Цифры были совершенно невероятные: 198700 миль в секунду, выходило так, что звездолет двигался с относительной скоростью, ПРЕВОСХОДЯЩЕЙ скорость света! И продолжал ускоряться.

«Боже мой! — подумал Хэвит. — Этого не может быть!»

Он еще раз поглядел на дисплей с полетными характеристиками и внезапно осознал свою ошибку.

Звездолет не разгонялся. ОН ТОРМОЗИЛ!

Эвирайл Хэвит. Земля

Совещание Управления космических сил Запада началось на следующий день после возвращения Хэвита на планету.

Аварийная команда прекратила работу. «Надежда Человечества» неторопливо двигалась прочь от Земли. Ее сопровождал сторожевой эсминец космических сил.

Нынешнее совещание было посвящено результатам изучения корабля и дальнейшим шагам землян в отношении странной находки.

Собравшиеся заслушали отчеты всех побывавших на звездолете, в том числе и отчет его номинального владельца — Эвирайла Хэвита.

Несмотря на то что на совещании присутствовали самые блестящие ученые Запада, ничего определенного они сказать не могли. Кроме одного из них, астрофизика Питера Линдена, высказавшего любопытную гипотезу о «двуслойном времени».

Высказывались разные предложения. От — «немедленно уничтожить» звездолет до «предоставить самому себе».

— Вы, Хэвит, засунули в это опасное дело голову одним из первых! — заявил председатель совещания, возглавляющий Совет директоров НАСА. — Что скажете вы?

— Скажу, что мы столкнулись с одним из интереснейших явлений, — заявил Хэвит. — Было бы глупо уничтожить это явление только потому, что мы его не понимаем. Кроме того, я вовсе не уверен, что мы можем его уничтожить. Не забывайте: никто еще не опроверг гипотезы Джона Стрейнжбери о том, что наше Солнце относится к классу пульсирующих звезд. А «Надежда Человечества» была создана именно потому, что, согласно этой гипотезе, нашей планете угрожает серьезная опасность, и эту угрозу еще никто не отменял, дамы и господа!

— Что ж, — произнес председатель. — Я склонен согласиться со сказанным. И хочу поздравить мистера Хэвита, поскольку именно благодаря его инициативе мы увидели феномены, которые способны перевернуть наши представления о вселенной.

На этой стадии событий, — продолжал он, — мы в первую очередь должны беспокоиться не о том, как это произошло, хотя размышления об этом тоже не помешают, а о последствиях наших открытий. Мистер Хэвит видел, как приборы показывали значение относительной скорости корабля, превосходящее скорость света. Возможно, как это предположил доктор Линден, при достижении такой скорости корабль находится и перед нашими глазами, и в то же время в условиях открытого космоса. Я предполагаю, что корабль путешествует с более чем световой скоростью в своей собственной зоне существования — во времени ли, параллельном нашему, или в иной среде, но у него «другие» минуты, секунды. Конечно, дальнейшее осмысление происшедшего необходимо, но я предлагаю с этим подождать. Настало время практических решений. Я предлагаю следующее: попытаться установить контакт с экипажем звездолета. Для этого копии тщательно продуманного письма должны быть вложены в руки различных руководителей служб корабля, чтобы они, если они способны воспринимать наше пространство в той же степени, что и мы — их пространство, смогли прочитать это послание. В письме следует описать сложившиеся обстоятельства и дать определенные указания. В частности, сделать попытку, связаться с нами. Например с кем–то, кто рискнет остаться на звездолете.

Хэвит задумался над предложением. Идея показалась ему логичной.

— Я, — сказал он, — готов остаться на звездолете и вести дальнейшее наблюдение за событиями.

Хэвит вспомнил человека, закрученного вокруг прикроватной тумбочки в каюте капитана… Ему не очень хотелось возвращаться на корабль, видеть недвижные, изуродованные непонятной силой тела, но он чувствовал, что это его долг.

— Я хочу, чтобы в мое распоряжение предоставили передвижную капсулу, дооборудованную кое–какими приборами и в первую очередь устройством для запуска общей корабельной связи. Кроме того, мне потребуются пища, вода. Разница времен может сделать мою задачу весьма трудной. Я должен быть уверен, что выживу даже без внешней поддержки.

Предложение Хэвита было принято. Участники совещания внесли еще несколько предложений, например по установке дополнительного оборудования на капсуле и на самом звездолете, чтобы исследовать непонятный феномен, вести наблюдения и записи режимов работы двигателя.

Эта мысль вызвала целую бурю научных идей, которую Хэвит остановил заявлением:

— В этот раз, джентльмены, обсудим только проблему дополнительного оборудования, которое можно установить в кратчайшие строки. Тем временем будет написано и размножено письмо. Мы должны вернуться сюда как можно скорее, а потом я поднимусь на борт «Надежды Человечества».

С этим все согласились, и Хэвит оставил ученых, которые занялись дальнейшими расчетами и обсуждениями, а сам уехал. Он понятия не имел, сколько времени займет пребывание на борту звездолета, поэтому ему, как главе крупнейшей финансово–промышленной империи, следовало отдать необходимые распоряжения на случай долгого отсутствия.

Роджер Стрейнжбери. Борт звездолета

Роджер проснулся.

Он тихо лежал в темноте, словно ребенок, ни о чем не думая. Он ничего не помнил.

Потом к нему вернулась память.

— О, мой Бог! — прошептал он.

Через несколько секунд Стрейнжбери почувствовал внезапный испуг, но так же внезапно испуг прошел. Стрейнжбери еще был жив. Сверхсветовая скорость оказалась не смертельной. Опасный момент, когда корабль во время полета перешел световой барьер, остался где–то в прошлом. Стрейнжбери задумался, как долго он находился без сознания. Эта мысль заставила его окончательно пробудиться. Он понял, что должен немедленно спуститься в машинное отделение, проверить работу двигателей и перевести их в режим снижения скорости.

Еще он подумал о Гроу.

«Может, он мертв?» — Он приподнялся, повернулся к источнику света, который находился рядом с кроватью. Оказалось, свет заливает маленький потолок его тюремной камеры. Он осознал, что электромагнитные явления, световые волны, гравитация — все законы физики восстановились и все вернулось в норму.

Стрейнжбери освободился от ремней безопасности и сел.

Он услышал шум снаружи камеры. Дверь из бронепластика открылась. Вошел Гроу с перевязанной головой и внимательно посмотрел на Стрейнжбери.

За капитаном виднелась во мраке большая фигура охранника, доверенного человека Гроу по имени Гаркурт.

То, что Стрейнжбери увидел Гроу живым, сильно разочаровало Роджера. Гроу был только ранен, но явно не смертельно. Выходит, Гроу и в этот раз одержал победу.

Но разочарование прошло, и Стрейнжбери воспрял духом. Не так все и плохо. Ведь все вышло так, как он запрограммировал.

Стрейнжбери быстро заговорил, не задумываясь над словами и не давая Гроу опомниться:

— Я был без сознания и только что пришел в чувство. Что случилось? Кто–то погиб?

Стрейнжбери увидел, что Гроу внимательно разглядывает его.

— Вам тоже досталось? — наконец произнес он.

Стрейнжбери не ответил, только смотрел на Гроу.

— Стрейнжбери, ты уверен, что происшедшее не является частью чьей–нибудь интриги?

Стрейнжбери покачал головой:

— Я так не думаю. Что произошло, того уже не вернешь. — Стрейнжбери продумывал свои дальнейшие действия. Конечно, заговор все–таки был, но это — уже дела прошлого.

С этого мгновения он и каждый, находящийся на борту, оказались лицом к лицу с новой ситуацией, в которой еще никто из людей не находился: существованием за пределами светового барьера.

Слова и поведение Роджера отчасти успокоили Гроу. Но природная подозрительность взяла свое, и он грубо сказал:

— У тебя, Стрейнжбери, есть еще шанс, так что давай–ка в двигательный отсек! Гаркурт пойдет с тобой и позаботится о порядке.

Стрейнжбери должен был убедиться в реальности угроз Гроу.

— Выясни, что стряслось, и сразу ко мне, доложишь обстановку. Понятно? Иначе тебе не сносить головы!

Стрейнжбери не поверил ему. Не мог поверить. Он понимал, что положение дел у Гроу не изменилось, капитан все еще не в состоянии управлять кораблем. Но вслух сказал:

— Конечно, капитан, все будет сделано в лучшем виде.

Гроу изобразил на своем лице подобие улыбки.

— До встречи, — произнес он.

Капитан двинулся разбираться с другими заключенными и, размышляя по пути над поведением Стрейнжбери, решил, что в аварии больше замешан Миллер. Да, именно Миллер. Кто еще сделал бы это, кроме него, ведь в двигательном отсеке находился он один. Гроу вспомнил, как Миллер изучал показания приборов, манипулировал с панелью управления. «Это было как раз перед тем, как все случилось, — вспомнил он. — Прямо на моих глазах!»

Простота свершившегося взбесила капитана.

Стрейнжбери в сопровождении Гаркурта достиг вспомогательной рубки. Мельком он оценил показания приборов, бросил взгляд на космическое пространство в обзорных экранах. Там была тьма.

Быстро, привычно он перепрограммировал двигатели: задал реверсивный режим в двенадцать g, плюс одиннадцать g искусственной гравитации. Выполнив эту операцию, он дотронулся до кнопки управления…

И остановился. В этот момент принятия окончательного решения ему показалось, что он не все продумал до конца.

Ускорение при сверхсветовых скоростях уже принесло результат, к которому он смутно стремился и который предвидел. И освободило его из камеры заключения. Но в его собственном положении не появилось ничего принципиально нового.

Безразлично, что он делал. Если бы он обманулся или даже просто ошибся в действиях, результат бы оказался тот же. Он уже зачислен в списки подлежащих ликвидации. Это было очевидно, и его действия вели к собственной смерти. Вот Гаркурт, держащий ладонь на рукояти бластера. Этот ничтожество в любой момент мог связать, задержать, даже убить Роджера, если сочтет это необходимым. И, разумеется, воспрепятствует Роджеру покинуть звездолет на посадочном модуле, как они планировали с Тэлли.

С другой стороны, если сейчас неожиданно «ударить» утроенной силой тяжести, а потом обезоружить охранника…

Идея казалась интересной. Пальцы Стрейнжбери лежали у сенсоров управления.

Но и в этот раз он отнял руку, не коснувшись их. Появилась причина, менее личная, но гораздо более важная.

«Почему я оказался без памяти в момент превышения скорости света? Это требует объяснений?» — подумал он. Была боль, были какие–то видения. Наверняка то же самое случилось и с остальными членами экипажа. Нужны детали…

Стрейнжбери повернулся к своему сторожу и спросил:

— Ты был без сознания, Гаркурт?

— Угу.

— Что ты помнишь?

— Ничего. Прямо как отрубило. Потом пришел в себя. Первой мыслью было: парень, лучше поднимись к Гроу! Я обнаружил его скорчившимся возле тумбочки у кровати. Он треснулся башкой…

— Никаких мыслей? — прервал Гаркурта Стрейнжбери. — Никаких видений, никаких снов, ничего не помнишь? Я имею в виду до того, как ты пришел в чувство?

У него самого в памяти остались только какие–то смутные образы, неясные фантазии.

— Ну–у–у! — с сомнением промычал Гаркурт. — Я прихожу в себя, думаю о… Я спал. Сейчас не помню; непонятно…

Стрейнжбери ждал. На мясистом лице его конвоира отражалась напряженная работа мысли, так что стоило торопить его.

— Знаете, мистер Стрейнжбери, — продолжил Гаркурт, — когда приходит миг смерти, мы действительно начинаем чувствовать некую истину.

Ученый, незаметно для собеседника, тяжело вздохнул. Этот человек был таким медлительным и так плохо соображал.

— Мне надо заняться двигателями, Гаркурт, — торопливо сказал Стрейнжбери. — Мы договорим позже.

Он в очередной раз подошел к аппаратуре корабельной связи и осторожно включил ее. Сделав это, Стрейнжбери сел в кресло управления и передал по громкой связи, что менее чем через минуту корабль начнет снижать скорость. Потом Стрейнжбери пристегнулся к креслу, взглянул на Гаркурта и увидел, что тот тоже пристегнул ремни безопасности.

Стрейнжбери затаил дыхание. Может, прямо сейчас напасть на Гаркурта? Но он все–таки отказался от этого замысла.

«Не сейчас! — подумал он. — Все еще многое неясно. Непонятно, чем кончится торможение корабля. Ждать!»

С дрожью в руках он пристегнул ремни безопасности и стал наблюдать за показаниями на мониторе.

Неожиданно мелькание цифр на экране ускорилось.

Непроизвольно он прижался к спинке кресла. Но ничего особенного не произошло. Он почувствовал ускорение всего лишь в одно g — разницу между замедлением и искусственной гравитацией.

«Может это от того, что сейчас наша скорость превышает скорость света?» — подумал Стрейнжбери.

Датчики продолжали показывать те же величины, что и раньше.

Гаркурт наконец вспомнил и решил высказаться:

— Знаете, мистер Стрейнжбери, сон был просто чудесный. Я, как наяву, видел изображения каждой части своего тела, делающей что–то вроде кувырка. Я был такой большой, как весь мир, и смог видеть себя изнутри, даже видел те маленькие, чудные, вращающиеся частички света, только они не были совсем маленькими, и каждая из них улетала в черт–те каком направлении… Это было по кайфу!

Стрейнжбери повернулся к Гаркурту. Очень похоже на собственные ощущения Роджера. Ему показалось, он чувствует, как просто, без лишних волнений в его мозг проникает внутреннее видение.

— «… кувырком…»? Что еще?

«… большой, как весь мир…» Ведь это было в теории: при скоростях, равных скорости света, масса становится безграничной, хотя размер ее уменьшается до нуля.

«… вращающиеся частички света…» Электроны. Святые небеса! Конечно, это фантастично. Но это произошло.

И, естественно, это было в момент помрачения сознания. Точно в момент включения реверса двигателей. Сама структура жизни и материи исказилась. Стрейнжбери испугался и возликовал одновременно.

Черт возьми! Их, его корабль преодолел барьер времени и пространства.

Стрейнжбери реально представил себе все это: безграничный мрак космоса побежден открытием и реализацией законов, присущих самой структуре материи. Расстояние побеждено, и даже время, вероятно, подверглось искажению.

Не расслабляясь, Стрейнжбери сел, ожидая, когда звездолет замедлит ход и пересечет барьер световой скорости.

Шли секунды за секундами. Датчики продолжали отмечать изменение скорости и положения корабля. Ничего кардинального не происходило.

Эвирайл Хэвит. Земля

Хэвит делал все, чтобы ускорить подготовительные работы. Что касается денег, то тут проблемы не существовало. Но человеческий фактор… Люди трудились не покладая рук, но работы затягивались.

Не лучше обстояло дело с письмом экипажу звездолета. Само–то письмо Хэвит составил быстро. Потом его разослали ученым и уполномоченным от правительства для одобрения. Бюрократическая волокита потребовала целой недели. Время уходило.

Но вот Хэвит стал обладателем окончательного варианта двенадцати копий письма. Требовалась только его подпись. Теперь письмо имело следующий, окончательно отредактированный текст.

«Внимание: экипажу корабля «Надежда Человечества».

Ваш корабль прибыл в Солнечную систему, но его состояние таково, что контакт с вами является односторонним. Скорее всего это вызвано необычным состоя нием материи самого корабля и экипажа, так как наши представители, побывавшие на корабле, видели членов экипажа в искаженных формах и неподвижными. Есть предположение, что в настоящее время звездолет путешествует со скоростью, приближающейся к скорости света, или, возможно, превышая ее. Мы знаем, что, согласно показаниям ваших приборов, в настоящее время звездолет тормозит. Рекомендуем продолжать этот процесс, но из соображений безопасности уменьшить нагрузку на двигатели. Если вы сумеете вернуться в нормальное пространство — попытайтесь связаться с Землей с помощью обычных средств связи. Извещаем вас, что с того момента, как «Надежда Человечества» отправилась в систему Центавра, на Земле прошло шесть лет. Предлагаем вам действовать без промедления, так как корабль, уже прибывший в Солнечную систему, может продолжить движение и выйти из пределов нашей досягаемости».

Кроме Хэвита письмо подписали: Министр Объединенных Западных Сил, Командующий Космическим Флотом, от ученых — астрофизик Питер Линден и еще с десяток фамилий.

Множество официальных представителей и обозревателей провожали Хэвита на борт челнока, который должен был доставить его на патрульный эсминец, сопровождающий «Надежду Человечества». Его должны были сопровождать офицеры космического патруля, врач, представитель Вооруженных Сил Евразийского Содружества, а также несколько физиков.

Как и ожидалось, «Надежда Человечества» покинула Землю, пролетев обратным курсом за три недели свыше полумиллиона миль. Но более важным было то, что корабль не подвергался воздействию гравитации Солнца, перемещаясь в направлении Овна со скоростью свыше двенадцати миль в секунду. Было ясно, что корабль без помех проследует мимо Солнца, по расчету, в десяти миллионах миль.

Эвирайл Хэвит. «Надежда Человечества»

Спустя восемь дней челнок доставил Хэвита на эсминец. За все это время на «Надежде Человечества» прошло всего лишь около получаса «локального времени». Иными словами, время на звездолете текло примерно в 973 раза медленнее, чем на Земле.

Шлюзовую камеру корабля открыли с максимально возможной скоростью и присоединили к шлюзу эсминца. Хэвит на управляемой капсуле без помех проехал на «Надежду Человечества», проследовал в каюту капитана… и столкнулся с первой проблемой. Черноволосый мужчина, который скрючился у койки в спальне капитана, отсутствовал. Только женщина все еще лежала на соседней койке.

Хэвит всмотрелся в полумрак соседней спальни. Там, как и раньше, в каждой отдельной кровати спали три женщины. Однако он нигде не увидел мужчину, которому предназначалось одно из писем.

Но это не являлось принципиально важным. Ведь по единодушному согласию экспертов копии письма следовало разместить в различных местах на корабле для того, чтобы их прочло руководство корабля.

Хэвит оставил одну из копий на застеленной мужской кровати, несколько копий — около женщин в офицерских каютах, четыре копии положил около мужчин, выбранных случайно из двух сотен спавших в «общежитии» на нижней палубе корабля, а также оставил копию каждому второму мужчине из пристегнутых ремнями безопасности к креслам в отсеке двигателей.

Хэвит посетил этот отсек в самую последнюю очередь, там ему требовалось заснять показания всех приборов. Физики на эсминце особенно жаждали получить данные о режимах работы двигателей корабля.

Хэвит включил видеокамеры. Вдруг ему показалось, что показатели существенно изменились по сравнению с увиденными им во время последнего посещения корабля. Да, данные скорости!

Хэвит замер. Цифры на мониторе показывали скорость примерно равную скорости света. В прошлый раз диаграмма скорости находилась существенно правее, на этот же раз она… колебалась у самой черты!

Увиденное привело Хэвита в неописуемый ужас.

Корабль летел в космосе со скоростью всего лишь на несколько миль быстрее скорости света.

Хэвит ничего хорошего не ждал от момента перехода. Он метнулся из двигательного отсека к своей капсуле. Люди на борту корабля пережили пересечение линии скорости света в одном направлении. И они были частью этого процесса. Как переключение, обратный ход, подействует на того, кто раньше не был вовлечен в процесс сжатия? Ему стало ясно, что даже при счете 973 к одному в его пользу он не успеет покинуть корабль.

Повернув за угол, Хэвит увидел вдалеке шлюзовую камеру. В этот момент он почувствовал приступ тошноты. Хэвит не раздумывал над тем, что может случиться. Ему ничего не приходило в голову, но инстинктивно он затормозил капсулу.

А потом…

Что–то схватило его сзади и безжалостно сдавило. Ощущение было таким, словно гигантская рука, почти видимая, схватила и стала душить его, как червяка.

Потом та же рука начала ослаблять хватку. Он стал ощущать себя словно распыленным в космосе, который почему–то уменьшился, потом вдруг стал огромным…

Это было последнее, что Хэвит помнил, пока мрак не заполнил его сознание.

Роджер Стрейнжбери. Борт звездолета

Что–то ударило Стрейнжбери.

Этот удар был слишком сильным даже для него. Толчки ослабли, а потом снова усилились. Боль нарастала. Каждый миг этого истязания становился вечностью.

Стрейнжбери находился в полубессознательном состоянии, хотя в этот раз не погружался в мир фантазий, потому что неожиданно понял: корабль вновь перешел черту скорости света, и скорость продолжала снижаться.

С волнением Стрейнжбери подумал: «Мы совершили это!»

… Ушли за скорость света и вернулись назад! Ушли от необычного космического времени и вернулись к нему.

Не оглядываясь, Стрейнжбери отстегнул ремни безопасности и встал. Он так стремился посмотреть на показания приборов, что не заметил письмо Хэвита, которое упало у него с колен.

— Эй, что это? — спросил стоящий у него за спиной Гаркурт.

Стрейнжбери оглянулся. Гаркурт поднял письмо.

Стрейнжбери не придал этому значения. Его больше интересовали цифры на экране.

Эвирайл Хэвит. «Надежда Человечества»

Когда Хэвит открыл глаза после обморока, то увидел, что его капсула опрокинута и лежит у стены. Что случилось, Хэвит так и не понял.

Он удивился происшедшим изменениям, но что именно произошло, сразу не осознал. Чуть позже он испугался: вдруг его средство передвижения сломано?

Хэвит поспешно схватил пульт управления, включил подачу энергии на двигатели капсулы. Несложный маневр, и машина вновь оказалась на всех четырех колесах.

Хэвит облегченно вздохнул, подумав:

«Мы пересекли барьер световой скорости без достаточно серьезных проблем. Это было болезненно, но, очевидно, все обошлось».

Тут он сообразил, что коридор теперь ярко освещен. Смутные, мрачные теневые эффекты исчезли, словно их никогда и не было. Хэвит заметил еще какие–то изменения. Коридор больше не выглядел суженным. Хэвит не мог утверждать точно, но, похоже, коридор обрел прежние нормальные размеры.

Реальность окружающего мира вернулась к Хэвиту.

Он больше не был зрителем в этом удивительном театре. Он стал актером. Возможно, он сейчас выглядел таким же искаженным для обитателей звездолета, как раньше — они для него. Что ж, вскоре это выяснится.

Хэвит вспомнил свои ощущения во время перехода и содрогнулся. Черт! Это было очень неприятно!

Потом он подумал: «Интересно, где мы сейчас находимся?»

С тех пор как к нему вернулось сознание на «Надежде Человечества», прошли минута или две. На патрульном эсминце прошло от шестнадцати до тридцати часов земного времени. Но Хэвит знал, что феномен сжатия при скорости, близкой к скорости света, может преподнести ему еще несколько сюрпризов.

Вне корабля могут промчаться годы.

Если так, то «Надежда Человечества» могла улететь на световые годы от Солнечной системы. А может, она и была в десятках световых лет от Земли? И теперь Хэвит тоже оказался где–то посреди галактики?

Так или иначе, Хэвит добился своего, если теперь он установит контакт с экипажем. Главной целью для Хэвита было уговорить астронавтов продолжать эксперимент. Оттого, что «Надежда Человечества» сумела перепрыгнуть световой барьер, угроза для Земли ничуть не уменьшилась. Хотя, кто знает?..

Хэвит почувствовал себя не совсем уверенно. Он находился на корабле, но не контролировал ситуацию на нем. Надо попробовать отыскать капитана Стрейнжбери.

Из динамика, висящего на стене рядом с Хэвитом, раздался мужской голос:

— Всем внимание! Говорит капитан Гроу. Я только что получил информацию от старшего навигатора Стрейнжбери из двигательного отсека. Опасности больше нет. Системы функционируют нормально. Можете отстегнуть ремни безопасности.

Хэвит вздрогнул от неожиданности. Однако! Капитан Гроу! Вроде бы в списках экипажа ему попадалась эта фамилия. Но среди офицерского состава ее точно не было. Что тут происходит?

«… мистер Стрейнжбери из двигательного отсека…»

Стрейнжбери!… Хэвит вспомнил двух мужчин, которых видел в двигательном отсеке, каждый из них выглядел лет на тридцать. Похоже, прыжки времени на звездолете не ограничились шестью годами…

Надо поскорее выяснить, что тут произошло!

Взволнованный Хэвит развернул капсулу и направил ее назад, в двигательный отсек, из которого бежал всего лишь несколько минут назад. Он повернул за угол и внезапно остановился. Остановился он из–за мужчины, который неожиданно появился в дверях одной из кают среднего уровня. Тот вышел в коридор, закрыл за собой дверь, а потом повернулся. Он тоже увидел Хэвита и застыл.

От неожиданности Хэвит подъехал ближе.

— Не бойтесь! — произнес он.

Мужчина замер на месте, бледный от испуга.

— Все нормально, — сказал Хэвит. — Не бойтесь, я вас не съем!

Лицо мужчины постепенно начало приобретать нормальный вид.

— Меня зовут Эвирайл Хэвит, — продолжал Хэвит. — Я — хозяин «Надежды Человечества». Я попал к вам на борт с земного военного корабля. Пока ваш корабль путешествовал быстрее скорости света, вы миновали Солнечную систему.

Хэвит говорил мягко и неторопливо, как с перепуганным ребенком или иностранцем, плохо понимающим язык.

Если мужчина и слышал Хэвита, то это не отражалось на его лице. Взгляд его казался озадаченным, худые щеки остались бледными.

— Как вас зовут? — мягко спросил Хэвит.

Молчание.

— Эй! — резко крикнул Хэвит. — Очнитесь! Назовите ваше имя!

Резкий пронзительный тон Хэвита сделал свое дело.

— Земля, — промычал мужчина. — Вы с Земли?

— Я доставлен на борт боевым кораблем с Земли, — сказал Хэвит. — А теперь скажите, что происходит на борту «Надежды Человечества»?

Выдавливать информацию из астронавта оказалось необычайно трудно. Во–первых, он не представлял, как мало знал Хэвит о положении на звездолете, во–вторых, никак не мог опомниться от потрясения.

— Земля… — бормотал он. — Вы, правда, с Земли? Правда?..

Наконец Хэвиту удалось выжать из бедняги связный рассказ.

Звали астронавта Ли Уинанс. Он относился к среднему техперсоналу и поэтому знал достаточно, чтобы рассказать Хэвиту о приключениях и злоключениях, выпавших на долю экипажа корабля. Хэвит узнал настоящее время пребывания звездолета в космосе. Он узнал о судьбе семьи Стрейнжбери, о том, как Гроу захватил власть на корабле…

К начальству Уинанс относился недружелюбно и не видел разницы между Брауном, Стрейнжбери и Гроу. По его мнению, все они относились к Уинансу несправедливо.

Хэвит даже успел кое–что понять относительно социальных условий жизни на борту: многоженство, переходящая кастовая система в офицерском составе.

Услышанное потрясло Хэвита. Ничего подобного он и не подозревал.

«Четыре поколения!» — подумал он. Невероятно!

Все эти люди были чужими для Земли, но страстно желали вернуться. Вот это, решил Хэвит, совсем нехорошо.

Как только Хэвит, ошеломленный услышанным, отвел от астронавта взгляд, Уинанс сорвался с места, завернул за угол и понесся по длинному коридору. Хэвит развернул свою машину в противоположную сторону и крикнул ему вслед:

— Передайте капитану Гроу, что я хочу увидеться с ним, но прежде посещу двигательный отсек.

Роджер Стрейнжбери. Борт звездолета

Из двигательного отсека Гаркурт связался с Гроу, который успел вернуться в свою каюту. Тот выслушал его с хмурым видом, внимательно разглядывая письмо, которое охранник поднес к глазку видеопередатчика. Гроу показалось, что это письмо — часть подрывной деятельности его противников, но смысл его был довольно необычным, и он сразу же резко распорядился:

— Немедленно принеси это ко мне!

Гроу еще не заходил в свою спальню и потому не нашел копии письма, оставленной лично ему.

Хэвит без приключений прибыл в двигательный отсек и застал там Роджера Стрейнжбери одного.

Некоторое время им потребовалось, чтобы, после первоначального изумления и непонимания, найти общий язык. Здравый смысл предостерег Стрейнжбери: не будь слишком откровенен, остерегайся этого человека.

Позже он смог вспомнить только один свой непродуманный ход. В ответ на предложения Хэвита под влиянием искренних чувств он произнес:

— … Вернуться назад в космос! Никогда!..

Что отрезвило Стрейнжбери окончательно, так это блеск индикатора на одной из бортовых панелей. Это был предупреждающий сигнал датчика, который Роджер встроил в сеть прослушивания для собственной безопасности. Мигание индикаторов показывало, что помещение подключено к системе прослушивания.

Гроу!

Пока мигал индикатор, Стрейнжбери раздумывал, что делать. Он тяжело вздохнул, в душе сознавая, что даже самое незначительное преждевременное заявление или намек могут вызвать гнев параноика Гроу.

Мгновение, и Стрейнжбери вновь, как и прежде, вернулся к старой системе самозащиты: стал человеком, чей ум не затруднялся идти извилистым путем, чтобы не подставить себя под удар.

«Вероятно, в ближайшее время гость не сможет навести здесь свои порядки, расправившись с противниками, — подумал Стрейнжбери. — Так что пока он просто пешка».

Вопрос состоял в том, как ему, Стрейнжбери, использовать эту пешку в собственных целях.

Стрейнжбери решил, что в настоящее время Хэвит на стадии поисков источника информации. Конечной же его целью является свержение Гроу. Но возможно ли это?

Но Хэвит уже имел на этот счет собственные здравые мысли. Он чувствовал, что время уходит, приближая нежелательное будущее. И — возможную смертоносную вспышку Солнца.

Может статься, пройдут сотни лет, и они вернутся на Землю слишком поздно. Только для того, чтобы увидеть, что планета уничтожена. Тогда из всего человечества останутся только они. Что ж, в этом случае, по крайней мере, не будет особых альтернатив. Приземлиться или вернуться в космос — это не проблема, если принять решение на основе достоверных фактов.

После недолгих размышлений Хэвит сказал следующее:

— Как владелец «Надежды Человечества» я приказываю вам взять курс на Солнечную систему и сделать все необходимое, чтобы определить реальную обстановку на Земле.

— Сожалею, мистер Хэвит, но я могу получать и выполнять подобные приказы только от капитана Гроу, — ответил Стрейнжбери. — Он — единственный командир на этом корабле.

Стрейнжбери почувствовал облегчение оттого, что представился случай высказать эти верноподданические слова. Гроу обязательно услышит их и успокоится.

Эвирайл Хэвит. «Надежда Человечества»

Возражение удивило Хэвита. Но, поразмыслив, он признал его обоснованность. Неожиданно он понял, что его права, как собственника корабля, основаны на законах Земли. Но если Земли больше нет, то нет и ее законов.

Находясь тут, он почувствовал себя тонущим, съеживающимся, его земная значительность и важность теряли значение, особое положение становилось бессмыслицей.

— Почему вы не пойдете к капитану Гроу? — почти как эхо, вторя его мыслям, прозвучал голос Стрейнжбери.

— Да, — сказал Хэвит. — Я так и поступлю.

Поговорить с… Гроу. Попытаться убедить его. Или действовать силой? В любом случае необходима осторожность. Насколько он представлял себе нынешнего капитана, тот не отличался уступчивостью, а предпочитал физически устранять конкурентов.

Хэвит неуверенно развернул машину к выходной двери. Снаружи, в коридоре, он повернул не к каюте капитана, а торопливо повел капсулу по спуску к нижним палубам. Он быстро спустился на этаж со складскими помещениями и проник в одно из них. Здесь находилось множество различного оборудования, складированного на полках под самым потолком. Каждая единица была упакована в мягкую оболочку и уложена в свой отсек. Хэвит подъехал к темному месту между двумя контейнерами и, манипулируя кнопками управления, начал разбирать капсулу: отсоединил резиновые колеса, сбросил давление. Две половинки капсулы были разъединены. Хэвит пролез между их частями и в следующий момент стоял на полу.

Гроу. Борт звездолета

Когда Ли Уинанс спасся бегством от Хэвита, он сразу же пошел в каюту капитана и рассказал Гроу о встрече с Хэвитом.

Гроу выслушал его с полузакрытыми глазами, как слушают неисправимого выдумщика. Это подозрение росло в нем с каждой минутой, потому что уже раньше Уинанс прослыл как сочинитель, рассказывающий всякие басни. Кроме того, Гроу подозревал всех в тайной связи с противниками.

Дослушав до конца, Гроу поднялся:

— Жди здесь! — приказал он.

Капитан подошел к двери, ведущей в кабинет, а оттуда — в небольшую комнату, оборудованную системами прослушивания и наблюдения. Затем Гроу вызвал на экран двигательный отсек.

Через несколько секунд он очень внимательно наблюдал за появлением Хэвита и его механизма для передвижения — капсулы. Не менее внимательно слушал он и беседу между Хэвитом и Стрейнжбери.

Когда Хэвит поспешно покинул отсек, Гроу «последовал» за ним при помощи сканирующей системы и увидел, как тот скрылся в одном из складов. Все это время Гроу решал один вопрос:

«Убить… или использовать?»

Потом он пришел к выводу, что этот вопрос можно решить и позднее. А сейчас надо просто захватить человека, проникшего на корабль, и разобраться, откуда он взялся и насколько полученная Гроу информация соответствует правде. Гроу выключил детекторную систему и вернулся в наружную комнату кабинета.

Там он застал двух женщин — двух вдов капитана Брауна, с недавнего времени принадлежавших Гроу.

Женщины не без удивления глядели на монитор, изображение на котором дублировало те кадры, которые только что смотрел Гроу.

— Кто этот мужчина? — с изумлением спросила одна из них, по имени Руфь.

В свои тридцать с небольшим выглядела она роскошно. Гроу еще не был близок с ней, но предвкушал эту близость. Он не торопился. Эта женщина принадлежала ему, и он овладеет ею, когда решит все политические проблемы.

Он объяснил женам все, что слышал о Хэвите, но добавил от себя, что, скорее всего, Земля уже уничтожена.

— Лучше каждый день вставать, съедать завтрак, ожидать обеда и не думать о смерти. А теперь идите к себе. У меня важные дела, — закончил он.

Женщины ушли, а Гроу вернулся к Уинансу. Вынув из капитанского сейфа бластер, он вложил в него батарею и бросил Уинансу. Тот неуклюже поймал оружие.

— Пошли! — сказал Гроу и направился к двери, ведущей в коридор.

Уинанс потащился за ним, бледный и перепуганный.

— Сэр, куда мы идем?

— Схватить того парня, которого ты видел.

— Но он вооружен!

— Как и мы!

— О… о!

Гроу улыбнулся. Такая реакция подчиненных успокаивала его человеческую натуру. Страх правит всем и, как ни парадоксально, напуганные люди готовы сильно рисковать, в отличие от тех, кто спокоен.

— Ты сейчас остановишься и сделаешь все, как я прикажу, — сказал Гроу.

— Да, сэр.

Как только они вышли в коридор, в другом конце его показался Гаркурт. Гроу подождал его и через несколько минут трое мужчин направились к ближайшему лифту. Там Гроу без спешки прочитал письмо. Из письма он узнал кое–что новое, но его решение захватить Хэвита не изменилось.

Когда они приблизились к комнате с запасным оборудованием, где укрылся Хэвит, Гроу тихо открыл дверь. Его стратегия заключалась в том, чтобы занять позицию рядом с аппаратом Хэвита и после этого начать переговоры о сдаче.

Первое потрясение произошло, когда Гроу нашел пустую капсулу, — и никаких следов Хэвита.

Трое мужчин провели десять суматошных минут, обыскивая каюту. Гроу не мог понять, что произошло.

Гроу был уверен, что Хэвит здесь. Куда он мог деться?

«А может, — подумал он, — мы действительно улетаем в будущее, и Хэвит не сможет догнать нас?»

Других соображений у него не было. Он решил подняться на капитанский мостик, разобраться в происходящем.

Роджер Стрейнжбери. Борт звездолета

После того как Хэвит покинул двигательный отсек, Стрейнжбери еще некоторое время занимался отладкой корабельных систем. Что–то в них было не так. Словно кто–то помимо Роджера занимался регулировкой. Причем довольно успешно. Показатели эффективности возросли на двадцать процентов, если сравнивать с теми, какие были до перехода корабля в субсветовой режим. Этого не могло быть. Только сам Роджер да еще покойный Браун знали, как управляться с модернизированной Дзином системой. И вместе с тем, если верить данным, кто–то все еще продолжал совершенствовать работу систем. В частности, эффективность двигателей настолько возросла, что расход топлива оказался совершенно ничтожным в сравнении с прежними показателями.

Стрейнжбери размышлял об этом, пока его внимание не привлекли перемены в расположении звезд. Он уже вложил в управляющий центр программу, которая компенсировала релятивистский сдвиг, поэтому при желании мог получить вполне четкую картинку пространства. И в этой картинке имелось нечто необычное. Да, именно так! Родная звезда, Солнце, выглядела звездой первой величины, хотя по все прочим данным должна была находится на расстоянии не менее сотни световых лет. И она ПУЛЬСИРОВАЛА!

Изумленный Стрейнжбери поспешно ввел команду на обработку данных.

Результат его ужаснул.

Да, они находились примерно в восьмидесяти световых годах от Солнечной системы, но расстояние сейчас не имело первостепенного значения. Важнее было то, что согласно расчетам с того момента, как Стрейнжбери отправил звездолет за световой барьер, прошло более полутора веков. Но еще важнее было то, что его предок, Джон Стрейнжбери, астрофизик и первый капитан «Надежды Человечества», оказался прав. Солнце действительно относилось к классу пульсирующих звезд. И сейчас его яркость возросла в тысячи раз. Планета Земля перестала существовать.

Сам не зная почему, Роджер активировал внешнее прослушивание: систему, задачей которой было ловить любые организованные сигналы.

С того момента, как звездолет покинул созвездие Альта, система внешнего прослушивания работала исключительно в режиме записи.

Динамики захрипели и выплюнули:

— Вызывает Земля. Всем кораблям, находящимся в локальном канале сектора 5648. Немедленно освободить сектор. Повторяю…

Минут тридцать Роджер слушал записи, сделанные во время «призрачного» прохождения звездолета сквозь Солнечную систему. Разумеется, записи эти были обработаны и перекодированы, иначе Стрейнжбери не понял бы ни слова.

Это было нечто мистическое: слушать голоса погибшей планеты.

Стрейнжбери дал команду сделать переменную выборку и еще минут пятнадцать слушал обрывки сообщений, после чего отключил прослушивание. Ему так и не пришло в голову воспроизвести ПОСЛЕДНИЕ записи. И напрасно. Он услышал бы нечто очень интересное.

Стрейнжбери покинул двигательный отсек и на одном из лифтов поднялся на капитанский мостик. Он действовал свободно, поскольку был уверен, что Гроу сейчас не до него. Капитану хватит хлопот с Хэвитом.

Капитанский мостик пустовал, что являлось нарушением корабельного устава, но в данный момент полностью устраивало Роджера. Потому что он собирался восстановить старую схему: переориентировать управляющие системы корабля так, чтобы управлять ими дистанционно, с помощью карманного пульта. Точно так же, как Роджер сделал это, когда звездолет оказался в созвездии Альта.

Закончив, Стрейнжбери использовал следящую систему корабля, чтобы заглянуть в каюту, где сидел Тэлли.

Он увидел, что Тэлли лежит на одной из коек. Стрейнжбери тихо позвал его. Тот встал, подошел к системе корабельной связи.

— Послушай, Тэлли, я хочу тебе кое–что объяснить, — сказал Стрейнжбери.

Он быстро растолковал другу свой план и закончил так:

— Не задавай никаких вопросов. Только скажи: готов ты или нет?

Тэлли был готов.

— Да, дружище, конечно! — сказал он, но лицо его выглядело не слишком радостным.

Стрейнжбери прервал связь и принялся закладывать в управляющий центр новую программу. Программу на полную остановку двигателей.

Эвирайл Хэвит. «Надежда Человечества»

Когда Хэвит выбежал со склада, он направился в каюту капитана.

Там он натолкнулся на четырех женщин, которые в отличном настроении собирались позавтракать. Они обернулись и с испугом уставились на чужака.

— Не тревожьтесь, милые дамы, — успокаивающим тоном произнес Хэвит. — Я пришел переговорить с капитаном Гроу. Меня зовут Эвирайл Хэвит…

Они успокоились, как только он рассказал им о себе. Его слова подтвердила Руфь, которая уже видела его на экране.

— Наш муж говорит, что Земля погибла. Это так? — спросила она.

— Вряд ли это уже случилось, — ответил Хэвит. — Но подобная опасность есть.

Говоря так, он фактически разрушал свою репутацию. Для успешной борьбы за власть на корабле Хэвит нуждался в союзниках, которые верят, что Земля и ее военное могущество существуют. Только таким образом он бы сумел отстоять свои права как хозяин корабля. Но ему не хотелось врать.

— Ваш муж — Гроу? — перевел он разговор на другую тему.

— Капитан Гроу! — с гордостью в голосе сказала старшая из женщин, которая уже представилась как Руфь.

— Мы все — жены капитана. Мы всегда были женами капитанов. Это выглядит так, — начала обстоятельно объяснять она. — Ильза и я первоначально были женами умершего капитана Брауна. Затем мы стали второй и третьей женами мистера Стрейнжбери, когда он стал капитаном. — Она указала на изящную белокурую женщину, чьи голубые глаза напомнили Хэвиту его бывшую жену Джоан. — Это Анна, первая жена мистера Стрейнжбери. Я знаю, дело обстоит так, что она должна вернуться к нему.

Анна пожала плечами, словно ей было все равно. Далее Руфь указала на молодую красавицу брюнетку, стоящую у стола.

— Марианна, первая жена капитана Гроу. Вообще говоря, Ильза и я еще не принадлежим ему. Но мы — жены капитана. Это наш статус.

Хэвит деликатно промолчал. Но когда он мельком оглядел женщин, то понял, что все они согласны со словами Руфи.

«Эти женщины, — с изумлением понял он, — живое воплощение мужских фантазий». Какой мужчина не мечтал иметь гарем уступчивых женщин, составляющих его семью, живущих в согласии друг с другом, без ревности и недовольства. Хэвит видел, что для этих женщин желание оставаться женами капитана было некой глубокой психологической потребностью, которую они вряд ли могли объяснить логически.

С такой проблемой Хэвит столкнулся впервые. Ситуация сложилась так, что он смотрел на этих женщин, как смотрел бы ученый на некий феномен природы.

И… интуитивно он принял верное решение.

— Я — хозяин этого корабля. И очень скоро не Гроу, а я буду капитаном, поэтому вы станете моими женами, — произнес он. — Итак, когда позже я попрошу вас об одной вещи, вы поможете мне без промедления. — Потом добавил: — Не беспокойтесь, это не опасно. И, конечно, о нашем разговоре никому ни слова, даже нынешнему капитану Гроу, до того момента, пока я не дам вам своего разрешения. Согласны? — закончил он.

Все женщины испуганно побледнели.

— Вы не поняли, — еле дыша произнесла Руфь, — женщина не выбирает мужчину и не показывает, что предпочитает одного другому, пока не взята в жены. А после этого она, само собой разумеется, подчиняется своему мужу.

Хэвит поочередно глянул на всех женщин. Он был очарован и изумлен. Он хорошо сознавал разницу между собой и Гроу. Но одно дело знать о здешних порядках, и другое видеть этих женщин, считающих себя простыми пешками. Они даже не сознавали, как низко себя ставили.

— Дамы, я сожалею, но сейчас вам придется самим сделать выбор, — твердо сказал он. — Я могу заверить вас в том, что, как только стану капитаном, лишь та из вас сможет называться моей женой, которая покажет себя с лучшей стороны.

Слова Хэвита поразили женщин. Странное выражение появилось на лице Руфь. Ильза неожиданно застенчиво опустила взор. Анна Стрейнжбери побледнела. Марианна внимательно посмотрела на него своими жгучими глазами.

Не раздумывая, Хэвит продолжил:

— Когда вернется капитан Гроу, скажите, что я был здесь и сейчас собираюсь вниз, в мужское общежитие. Я вернусь, пусть он ждет меня здесь.

Гроу. Борт звездолета

Гроу узнал о словах Хэвита через тридцать минут, когда вернулся в свои апартаменты. Пройдя в кабинет, он включил систему сканеров, настроив ее на общежитие. Там было полно возбужденных мужчин, которых уверили в том, что они скоро прибудут на Землю. Что поразило Гроу, так это то, что в таком же состоянии находились его собственные люди, охранники, которых он направил туда для поддержания порядка. Они смешались с остальными членами экипажа и шумно радовались скорому возвращению, явно показывая, что у них нет причин никого ни от кого охранять.

Как только Гроу глянул на широкий экран, он запоздало осознал, что не принял достаточных мер, чтобы изолировать Хэвита от экипажа. Все это следовало немедленно исправить. Он вызвал Гаркурта, показал ему на экран и приказал:

— Спускайся туда как можно быстрее. Воспользуйся лифтом. Постарайся пройти незамеченным, потом зайди в общежитие, переговори отдельно с каждым охранником. Скажи им, что все это грозит нам очень большой опасностью. Мы должны сохранить контроль над кораблем до возвращения на Землю. Если мы потеряем власть над кораблем, то заключенные могут обрушить свой гнев на нас. Пусть наши люди одновременно покинут общежитие и поднимутся в комнату для совещаний. Я подойду туда позже. Передай, пусть не нервничают. Все будет нормально.

Он почувствовал себя лучше, когда Гаркурт вышел из каюты, чтобы исполнить задание.

Следующим делом было найти Стрейнжбери. Через несколько мгновений капитан увидел, что молодой человек находится в своей тюремной каморке и делает какие–то расчеты. Гроу почувствовал легкое раскаянье. Многое в Стрейнжбери нравилось ему, но всегда было чувство, что прежний капитан оставался его постоянным противником.

Гроу вызвал Стрейнжбери по корабельной связи:

— Мистер Стрейнжбери, я выделил вам офицерскую каюту номер три и хочу, чтобы вы поднялись туда прямо сейчас. Туда же я отправляю вашу жену. Я знаю о вашей беседе с Хэвитом. Ваше мнение: на кого из офицеров можно положиться в такой ситуации?

Он считал само собой разумеющимся, что Стрейнжбери должен знать о происходящем на корабле и разбираться в людях.

Стрейнжбери, у которого были собственные планы, ответил без промедления:

— Никого из офицеров Брауна нельзя освобождать, сэр. Но мне одному не справиться. Если вы хотите в этой обстановке наладить нормальную работу, я прошу чтобы мистер Тэлли помог мне. Но, разумеется, окончательное решение принадлежит вам, ведь я могу не совсем правильно оценить сложную ситуацию на корабле, — почтительно закончил он.

Гроу счел нужным дать кое–какие разъяснения, например, сообщил Стрейнжбери о волнениях среди мужчин на нижней палубе.

— Очевидно, мы не должны позволить Хэвиту захватить власть на корабле. — дружески продолжал он. — Что вы думаете об этом?

Стрейнжбери согласился.

— Да, конечно. Вы позволите дать вам несколько советов?

— Продолжайте.

— Действия Хэвита пробуждают надежды, так как мы в этом случае вернемся и увидим Землю. Разбушевавшиеся люди не хотят верить ничему, кроме этих обещаний. Я предлагаю следующее: заявите, что и так собираетесь взять курс на Землю. Это сразу снимет напряженность среди экипажа. А позже мы с вами обсудим, что делать дальше. Время есть. Мы сейчас довольно далеко от Земли.

Очевидная дружелюбность беседы убедила Гроу в искренности Стрейнжбери. Более того, он начал сожалеть, что так поздно обратился к Стрейнжбери и оставил его в одиночестве. Да, вопрос был сложным. Ситуация на борту корабля становилась довольно опасной. Милосердие тут не уместно.

Будучи человеком энергичным, Гроу принял решение немедленно:

— Я срочно собираюсь выделить мистеру Тэлли каюту на верхнем уровне, а также вернуть назад его жену. И как можно скорее выполнить ваше предложение встретиться со своими людьми.

Гроу выключил связь, встал и быстро вышел из кабинета. Его жены заканчивали завтрак. Он сразу же предложил Анне Стрейнжбери вернуться к своему мужу.

К его удивлению, она залилась слезами и выказала явное нежелание уходить. Три остальные женщины также заплакали. Руфь и Ильза аккомпанировали Анне в другой спальне. А Марианна начала бранить своего мужа.

— Это — не ярмарка! — всхлипывала она, но в ее голосе слышался гнев. — Мы, женщины, совершенно бесправны. Ты не смеешь отсылать ее отсюда. Она — жена капитана.

Единственно, что смог сделать Гроу, так это отстраниться от ситуации, словно в какой–то игре. Он с интересом наблюдал за этой сценой.

— Подумайте, я возвращаю ее в руки собственного мужа! Чего еще может желать женщина?

— Такое может сказать только дурак! — с плачем ответила ему Марианна.

Гроу не мог сообразить, в чем заключается глупость его слов. Да ему было и не до того, чтобы тратить время на решение проблем обиженных жен.

Роджер Стрейнжбери. Ворт звездолета

«Интересно почему Гроу хочет прямо сейчас отправить меня в каюту, где меня будет ждать Анна?» — подумал Стрейнжбери.

Он решил не ходить туда. Просто на всякий случай.

Как он представлял себе, Гроу пытается нейтрализовать его на время, пока не стабилизируется обстановка на нижних палубах. После этого Гроу сможет решить, кого следует устранить. Он не нуждался в таких помощниках, как Стрейнжбери. Теперь Стрейнжбери полагал, что Гроу не прочь воспользоваться опытом Миллера и других офицеров Брауна для управления кораблем. Потому что тот же Миллер, штатный старший помощник, никогда не станет добиваться должности капитана. Это, как показалось Стрейнжбери, было решающим в сознании Гроу. Так что Роджер и его единомышленники были обречены.

Как Стрейнжбери и ожидал, Тэлли пришел в двигательный отсек.

Два друга молча пожали друг другу руки. Стрейнжбери знал, что система прослушивания еще не активирована, и осторожно спросил:

— Готово?

Лицо Тэлли напряглось от волнения.

— Ты уверен, что именно сейчас?

— Да.

— Но мы отделены от Земли сотней световых лет. Земли, которой больше нет. Так ты говорил. И мы — в будущем. Чтобы вернуться в прошлое, мы должны еще раз перейти барьер световой скорости. Я тебя верно понял?

— Да. Но мы с тобой не будем прыгать через барьер в посадочном модуле. Мы просто покинем корабль. На время.

— О‑ох! А как же жены?

Стрейнжбери был поражен. Он не предвидел такой быстрой перемены в друге. С нетерпением, не скрывая чувств, он схватил Тэлли за руку:

— Мы не можем ждать!

— Я не хочу оставлять Лoy, — отстранился Тэлли.

— Ты потеряешь ее так или иначе. Если ты останешься, то будешь убит…

— Она не поймет.

Такое отношение к женщине было чуждо Стрейнжбери.

— Как только ты связываешься с женщиной, то перестаешь что–либо соображать! — с раздражением произнес он.

Тэлли еще колебался. Выглядел он очень подавленно.

— Сейчас я не смогу покинуть корабль, — признался он. — Почему ты не хочешь остаться здесь и попытаться поладить с Гроу? Или победить его…

— Потому что большинство людей на борту подчиняется Гроу. Потому что поладить с ним — невозможно.

— Ты мог бы убить его открыто. В конце концов, он, подняв восстание, отнял у тебя корабль…

— Я не хочу так рисковать. Сейчас. В посадочном модуле мы будем в безопасности.

— Но что может маленький модуль против силовой установки корабля!

— Все! — Роджер показал крохотный дистанционный пульт.

Тэлли еще колебался.

— Может, ты, все–таки, попробуешь объяснить людям, что происходит на самом деле?

— И как ты предполагаешь объяснить черни всю эту катавасию со световыми годами?

— Да, верно. Но, может, им соврать что–то: они не очень сообразительны.

— Гроу им соврет и без меня. Сейчас они хотят вернуться домой, на Землю, и их ничто не остановит. Я не хочу быть тем, кто скажет, что это невозможно. Вот тогда Гроу точно нас прикончит. Если он еще не убил нас по какому–либо поводу, он сделает это позже, так как будет считать виновниками заговора против него. Тэлли, не раздумывай больше!

Выражение лица Тэлли за эти несколько секунд смягчилось. Неожиданно что–то блеснуло в его глазах. От переполнивших его чувств он схватил руку Стрейнжбери.

— Ты действительно все продумал, — сказал он. — Джон, ты — молодец!

Без колебаний он отправился к двери.

Роджер Стрейнжбери. Посадочный модуль

Посадочный модуль, послуживший им на Альте, ждал их. Стрейнжбери позаботился, чтобы подготовить его к немедленному старту.

Беглецы заняли места, и Стрейнжбери дал команду на запуск.

Внутренняя дверь большого корабля закрылась. Потом открылся внутренний люк шлюза. Механизмы переместили модуль в шлюз. Люк за ними закрылся, включились насосы и начали отсасывать воздух.

Минутой позже, когда наружная дверь корабля открылась, мощная катапульта выбросила модуль с двумя людьми в открытый космос. Когда они отлетели на несколько миль, Стрейнжбери запустил двигатели. На одном из бортов шлюпки боковых экранов, на фоне звезд, темной тенью виднелась «Надежда Человечества».

Тэлли первым нарушил тишину:

— Посмотри на те звезды, — сказал он негромко. — Похоже, мы вращаемся.

Стрейнжбери скользнул взглядом по индикаторам стабилизаторов курса и тангажа. Они были неподвижны. Нахмурившись, он внимательно посмотрел на видеоэкран. Там тоже не имелось никаких отклонений от нормы. И тем не менее «неподвижные» звезды двигались!

Роджер протестировал систему ориентации, затем оба двигателя. Небольшой корабль отлично слушался приказов. Стрейнжбери снова переключил управление на «рабочий» режим.

Снаружи звезды продолжали свое медленное движение. За все годы пребывания в космосе Стрейнжбери никогда не видел ничего подобного. В самом деле, одной из психологически осознанных всеми реальностей космоса было то, что в окружающем мире ничто не меняло своего положения. Проходили годы, а несколько «ближайших» звезд лишь чуть–чуть изменяли свою яркость. Да при вращении корабля звезды, казалось, перемещаются относительно наблюдателей.

Сейчас все видимые созвездия явно двигались — таким было первое впечатление. Наблюдая фантастические сцены, Стрейнжбери видел, как медленно появляются огромные туманности. Однако отдаленные звездные скопления в виде облаков были, как обычно, неподвижны.

Это доказывало реальность движения наблюдаемых звезд. Туманности были слишком далеки. Даже если бы они начали передвигаться со скоростью светового года в секунду, это все равно бы не выглядело заметно.

Неподвижность отдаленных галактик являлась доказательством того, что перемещение звезд не обман зрения, а истинное событие. Если дело не в человеческой психике, то в чем? В феноменах околосветовой скорости?

Но как объяснить такое движение звезд? Как ему казалось, одним единственным способом — звезды перемещаются относительно спасательной шлюпки…

Стрейнжбери отвернулся, ничего не сказав об этом ужасном открытии Тэлли.

Прошел час. Два…

Стрейнжбери был сбит с толку. В соответствии с расчетами и индикатором скорости они продвигались к Солнечной системе почти со скоростью света.

Но Солнце явно удалялось, словно уходило от них быстрее, чем они приближались к нему.

С каждой прошедшей минутой, как убеждался Стрейнжбери, звезды сдвигались все быстрее. Так как они перемещались каждая в своем направлении, то картина все более приближалась к хаосу.

Прошла минута, другая, третья. Вид космоса из шлюпки становился все более сумасбродным.

Гроу. Борт звездолета

Гроу пригласил Хэвита на капитанский мостик.

Там уже находилось несколько штатных офицеров, включая Миллера, и несколько ученых. Два астронома: Клайд Джозеф, руководитель астрономического отдела, и Макс Хук, его старший помощник, были среди присутствующих.

За спиной Гроу стояло пять его сообщников, каждый вооружен двумя бластерами.

После того как они внимательно посмотрели на быстрый бег звезд, Хэвит обратил внимание, как засияли глаза руководителя астрономического отдела.

— Господа! — произнес тот благоговейным тоном. — Мы являемся свидетелями зрелища, которое, я совершенно уверен, даже присниться не могло ни одному человеку. Каждый астроном на Земле воспринимал как само собой разумеющееся, насколько неподатливо космическое время.

Казалось, он чувствовал напряжение слушателей. Глаза его расширились. Он вопрошающе посмотрел на Хэвита, затем — на Гроу.

— Капитан, что бы вы хотели узнать от нас?

Гроу издал непонятный звук.

— Что происходит? — Он словно взорвался. — Кажется, вся вселенная перемещается со скоростью миллион световых лет в секунду!

Он остановился, поняв, какую фантастическую вещь сказал, и прикрыл глаза. Очевидно, он был потрясен, но постепенно приходил в себя.

— Надеюсь, вы дадите мне возможность изучить этот феномен. — Казалось, Клайд Джозеф понимал, что игра эмоций на лице Гроу просто отражала полное непонимание происходящего.

Собственно, никто из них ничего не понимал.

Гроу окинул всех напряженным, внимательным взглядом. Выражение его лица подтвердило мысли Джозефа.

— Не тревожьтесь, джентльмены! — проговорил астроном. — Если вы обеспокоены тем, что звезды намерены убежать от нас, или время будет бежать за нами… не волнуйтесь. Вероятно, это может продолжаться миллиарды лет.

Он сделал паузу и вновь увидел, что у десятка мужчин, мрачно глядящих на него, нет настроения восхищаться непонятным феноменом.

Неожиданно дружеским тоном к нему обратился Хэвит:

— Мистер Джозеф, число, которое вы назвали — миллионы световых лет, свидетельствует о том, что нам нельзя сидеть сложа руки. Сможем ли мы когда–нибудь увидеть Землю, и что следует для этого предпринять? Вот вопрос, который тревожит нас всех.

Джозеф развел руками.

— Солнце медленно отодвигается от нас. Я вынужден признать: мы являемся свидетелями феномена, возникшего не только из–за скорости.

— Но почему время растягивается в таких абсолютно невероятных пропорциях? — спросил пораженный Хэвит. — Я не могу даже вообразить это.

— Я не знаю, — извиняющимся тоном ответил Джозеф.

— Но где мы?! — завопил Гроу. — Мы хотим знать! Что случилось с Землей, Марсом, Венерой, Юпитером и… и… с другими планетами? Что случилось с нами?

Это приводило его в еще большее смятение, чем проблемы скорости. Мысль о возвращении на Землю была тем цементом, которым он собирался скрепить доверие экипажа к своей персоне.

— Вероятно, они на своих местах, сэр, но на такой высокой скорости мы просто не можем их увидеть, — продолжал извиняться Джозеф. — Полагаю, если бы мы оказались к ним ближе, то увидели бы вместо них кольца света. Сверхскоростные камеры, имеющиеся на борту корабля, вне сомнений, могли бы зафиксировать эту картину. Пока я не могу разобраться в происходящем.

— Так иди и разбирайся! — произнес Гроу сквозь стиснутые зубы.

Позже в каюту Гроу доставили докладную записку астронома:

Уважаемый капитан, Солнечная система уходит от нас под углом сто шесть градусов. Этот угол вызван тем, что наш курс лежит в сторону созвездия Овна, и мы отклоняемся от курса, который, если изменить направление движения, приведет нас на Землю. В связи с этим мы считаем рассказ мистера Хэвита о том, как «Надежда Человечества» вошла в Солнечную систему, нашла Землю и углубилась в атмосферу таким образом, что казалось, будто мы двигаемся со скоростью несколько миль в час, правдивым. Вероятно то, что корабль так далеко ушел от Земли, стало возможным из–за скорости большей, чем световая. Сейчас, когда мы снижаем скорость, очевидно, Солнечная система уходит от нас. Это логично. Очевидно, так как мы снизили скорость и сейчас она ниже скорости света, ориентация нашего времени кардинально изменилась, но пространственно мы, кажется, все еще в той же недосягаемой зоне. Тем не менее, пока мы не потеряли Солнце из поля зрения, я предлагаю несколько увеличить скорость, а потом обсудить последующие действия.

Клайд Джозеф.

К записке были приложены фотографии. Гроу взял одну.

В углу снимка виднелась часть округлого внешнего корпуса «Надежды Человечества». За ним — сектор космического пространства, усеянный звездами. Они казались яркими, красивыми светящимися точками: тысячи отдаленных солнц. На обратной стороне фотографии Джозеф написал пояснение:

«Вид звездной сферы в направлении Овна. В том же направлении перемещается Солнечная система».

Здесь все было ясно.

Но в нижнем углу фотографии в отдалении от округлой поверхности корабля виднелось какое–то светлое пятнышко. Пятно казалось размытым штрихом на фоне черного пространства и, возможно, было связано с бликами у края объектива фотокамеры.

Относительно этого пятна Джозеф заметил на обороте фотографии: «Ничего определенного по поводу пятна полукруглой формы сказать не могу. Оно выглядит словно блик на фотопленке. Однако ввиду необычного физического состояния нашей материи я не могу утверждать, что это просто дефект, связанный с материалами и условиями съемки».

Гроу ничего не смог добавить к увиденному на фотографии и к комментариям к ней. Потому он просто пожал плечами и отложил фотографию в сторону. Разглядывая этот вид, капитан чувствовал свою полную несостоятельность. У него не имелось абсолютно никаких идей по этому поводу. Но он оставался уверен в себе, и считал все свои поступки логичными, а свою персону — способной давать научные советы о дальнейших намерениях и целях экспедиции. И поэтому ученые должны были докладывать ему, а уже он решал, что и когда делать.

Гроу обратился к Гаркурту, который принес ему фотографии:

— Ты и я не имеем достаточно знаний, чтобы самостоятельно позаботиться о наших научных проблемах. Но о других проблемах мы позаботиться можем. Вызови всех в главную кают–компанию, — приказал он. — Смотри, чтобы парни были с оружием, и скажи им — глядеть в оба.

— Вы говорите всех? — недоверчиво переспросил Гаркурт. — И тех чучел огородных с нижних палуб тоже?

— Каждого! Встречаемся сразу после обеда.

Гроу. Борт звездолета

На этом совещании присутствовало немногим больше людей, чем на предыдущем. Но зато собралось почти все руководство звездолета. И на сей раз совещание транслировалось по всему кораблю.

— Теперь, друзья мои, — произнес Гроу, — нам предстоит решить одну небольшую проблему. Как нам вернуться обратно в Солнечную систему. Да, да, мы уже побывали там, но из–за досадной ошибки, допущенной навигатором Стрейнжбери, а возможно, из–за некоторых неполадок с двигателями проскочили ее насквозь, как иголка проходит сквозь ткань. Однако еще не все потеряно. Наши ученые и инженеры уже занимаются решением возникшей проблемы. И не только они. На борту звездолета сейчас находится мистер Хэвит, которого многие из вас уже знают. Мистер Хэвит был среди тех, кто закладывал наш корабль («Я — его владелец!» — проворчал Хэвит, но его услышали только сидящие рядом)… мистер Хэвит, я в этом не сомневаюсь, внесет вклад в решение проблемы, применив свои всеобъемлющие знания о корабле. Прошу вас, сэр, — предложил он Хэвиту.

Хэвит с мрачным видом поднялся к капитану. Он был обеспокоен тем, с каким искусством Гроу использовал ситуацию, чтобы за чужой счет поднять собственный престиж.

Хэвит вопросительно посмотрел на Гроу.

— Мистер Хэвит, не хотели бы вы рассказать всем нам о том, как и при каких обстоятельствах вы попали на борт корабля? — учтиво произнес тот.

Когда Хэвит закончил рассказ, Гроу спросил его:

— А как ваше мнение: насколько велик наш шанс в ближайшее время вернуться на Землю?

У Хэвита появился случай высказать свою позицию. Но он не знал, как это сделать наилучшим образом.

Вслух он произнес:

— Так как мы даже не понимаем, что случилось, ответ может быть только приблизительным. Я пытался представить себе условия, которые имели место, когда я прибыл на борт «Надежды Человечества». Например: была ли взаимосвязь между мной и кораблем? Я не могу ответить на это достаточно полно. Мое предложение такое же, как и у мистера Джозефа: мы должны сделать следующий шаг на основе имеющихся знаний и надеяться, что это приведет к успеху. В первую очередь мы должны попробовать увеличить нашу скорость. Мою точку зрения разделяют и старший офицер Миллер, и большинство ученых корабля.

Гроу шагнул и встал рядом с Хэвитом. Капитан улыбался, но на его лице была написана тревога. Хотя он не увидел явной опасности для себя в данном неопределенном предложении, однако начал подозревать в действиях части экипажа какую–то скрытую цель. Ведь если Хэвит сумеет поладить с учеными и инженерами, ничего хорошего для Гроу из этого не выйдет. И в последнее время у Гроу появилось чувство, что ученые знают что–то такое, о чем не собираются его информировать.

В следующий момент он понял, что у него нет альтернативы, но согласиться с этим не мог.

— Я отдаю должное авторитету мистера Миллера и мистера Хэвита, предлагающим увеличить скорость нашего корабля и достигнуть Солнечной системы. — Гроу повернулся к Хэвиту и с наигранным чистосердечием сказал: — А что вы скажите о состоянии двигателей? Мистер Стрейнжбери, которого я назначил старшим навигатором («Я назначил!»), утверждал, что они не совсем в порядке?

— Состояние двигателей действительно, несколько… неопределенное. Но мы все уверены, что запуск их не приведет к катастрофе, — спокойно сказал Хэвит.

— В таком случае действуйте! — заявил Гроу решительным тоном. — Главное, что меня беспокоит, это мой экипаж. Если вы утверждаете, что все будет в порядке, я даю добро! А сейчас все свободны!

Вернувшись в каюту, Гроу устроился в кресле и с удовольствием посмотрел на Гаркурта.

— А теперь мы должны избавится от Хэвита, — сказал он. — Хэвит — главная наша опасность сегодня. И еще меня беспокоит Стрейнжбери, вернее, его отсутствие…

Мысли о Стрейнжбери заставили Гроу задуматься. Он в удивлении покачал головой.

— Этот парень действительно имел голову на плечах. Он все правильно просчитал. Хотел бы я знать, куда он подевался. Вы обыскали все?

— Насколько это возможно, — ответил Гаркурт. — Но мы еще не закончили.

Гроу задумался. Что будет, если Стрейнжбери окончательно потеряется?

Пока они разговаривали, Ильза принесла два стакана с вином. Капитан не замечал ее, как не замечают прислугу. Гроу не отдавал себе отчет в том, что его отношение к женщинам изменилось. Все более и более он воспринимал их как неодушевленные предметы.

— Убийство Хэвита должно выглядеть так, словно это — несчастный случай. — Не обращая внимания на Ильзу, произнес он. — Не трать времени понапрасну! Сделай это до утра. Я думаю, лучше всего устроить несчастный случай. Какая–нибудь авария…

— Это довольно тяжело, — проворчал Гаркурт.

— Не прикидывайся дураком, — презрительно ответил Гроу. — Это все ерунда. Как только требуется сделать что–нибудь важное, ты всегда пытаешься найти лазейку.

На лице Гаркурта читалась внутренняя борьба, ему явно не нравился приказ. Злость Гроу нарастала.

— Послушай, — категорически заявил он. — Мы должны это сделать. Перестань испытывать мое терпение!

— Я же не спорю, — возразил Гаркурт. — Я только думаю, как это сделать. На корабле известно о том, что он прибыл к нам на космической капсуле. Есть идея… Я взорву капсулу, но сначала должен на нее взглянуть, посмотреть, как она устроена.

— Я поддержал его, так как не хотел, чтобы кто–нибудь меня заподозрил, — ответил Гроу. — Сейчас мы это и используем против него.

— Я все устрою, — сказал Гаркурт, на этот раз более уверенно. — Подговорю нескольких парней с нижних палуб. Потом, когда Миллер и Хэвит включат двигатели на ускорение, я спущусь к ним в двигательный отсек и прослежу за Хэвитом. Когда он уйдет в свою каюту, я свистну ребят. Мы зайдем к нему во второй половине периода сна и прикончим в кровати. Ладно?

— Звучит превосходно, — согласился Гроу.

И в этот момент Ильза выскользнула из комнаты. Хотя она вышла бесшумно, Гроу заметил ее уход.

— Сразу же, как только уберем Хэвита, я наконец займусь своими женщинами, — мечтательно проговорил он. — Я уже вернул назад жену Стрейнжбери. Так как она отказалась идти к своему первому мужу, я решил вернуть ей статус жены капитана. Если это принесет ей счастье, я не возражаю. — Гроу бросил циничный взгляд на Гаркурта. — Теперь послушай, я даю каждому из твоих парней разрешение взять вторую женщину. Хотя предупреждаю: никаких беспорядков! Скажи мужчинам, пусть выберут и потом зайдут ко мне. Мы решим между собой, которая из них кому подойдет. Мы не можем по–обезьяньи выбирать себе жен, и неприятности ждут того, кто станет творить произвол. Но мы все продумаем и пока будем держать это в секрете.

Глаза Гаркурта заблестели.

— Тот парень, Тэлли, он тоже пропал!

— Ну и черт с ним.

— А его жена? Я могу взять ее?

— Она твоя, послезавтра, — небрежно бросил Гроу. — А теперь за дело!

Гаркурт вышел.

Эвирайл Хэвит. Борт звездолета

Хэвит в считанные минуты подружился с Миллером. Двое мужчин увлеченно погрузились в работу. Они обнаружили почти фантастические усовершенствования, выполненные Дзингом, и были поражены простотой решения. Особенно тем, как переделаны компенсаторы гравитации.

Посредством своеобразного способа повышения g антигравитация могла быть увеличена до любого предела — сотен, даже тысяч g.

Открытие как изумляло, так и отрезвляло; теперь двигатели стали такими мощными, что требовалась чрезвычайная осмотрительность при их использовании.

Хэвит и Миллер тщательно повторили предыдущую программу испытаний Стрейнжбери, постепенно поднимая уровень ускорения до двенадцати g, и одновременно уравновешивая его антигравитацией в одиннадцать g. Совершенство компенсаторов привело их в восторг, и после завершения программы испытаний они оставили режим работы двигателей с результативным ускорение в одно g и поздравили друг друга.

После этого Миллер сказал, что обязан доложить Гроу результаты работы, и ушел. Вопреки ожиданиям Гаркурта, Хэвит не покинул двигательный отсек следом за Миллером. Гаркурту это не понравилось. Это не понравилось бы ему еще больше, если бы он знал, что Хэвит почувствовал угрозу, исходящую от приспешника Гроу.

Для начала, чтобы обезопасить себя, Хэвит положил в карман гаечный ключ. Потом, имитируя проверку одной из панелей, вскрыл аварийный контейнер и извлек из него баллончик с сильнодействующим газом, который тоже положил в карман.

Баллончик и гаечный ключ, это, конечно, не бластер, но в сочетании с фактором внезапности — тоже неплохо.

Когда он пошел назад, в офицерскую каюту, которую ему с показной любезностью предоставил Гроу, то Гаркурт последовал за ним… Это было чрезвычайно опасно. Тишина. Пустые коридоры.

Хэвит остановился, стал ждать, пока преследователь поравняется с ним.

— Почему бы нам не пройтись вместе? — предложил Хэвит, когда тот развязной походкой подошел ближе.

Гаркурт что–то промямлил. Но напрямую не отказался от предложения и пошел рядом с Хэвитом.

Когда они достигли каюты Хэвита, тот открыл дверь и заметил, что громила Гроу тоже остановился и чего–то ожидает.

Хэвит повернулся к нему и дружески спросил:

— Может, я смогу вам чем–нибудь помочь?

— Мне предложили присмотреть за вами, мистер Хэвит. — Гаркурт замялся. — Я вижу, вы не совсем здоровы. Я останусь в каюте напротив, в этом же коридоре, и моя дверь будет открыта. Хорошо?

Сказано было довольно любезно, но Хэвит вошел в каюту с тревожным чувством. Медлить больше нельзя. Первое, что пришло ему в голову: надо не мешкая добраться до своей капсулы и спуститься в ней по коридору. Если Гаркурт начнет стрелять из бластера, то он сможет спастись на нижних палубах.

Капсула имела прочный корпус, который выдерживал выстрел из любого ручного оружия.

Решение принято. Он повернулся вперед, к спальне, где находилась его машина… и замер!

Тихий звук! Из его спальни!

Хэвит схватился за ключ, потом отодвинул рукой прозрачную занавеску, и тут из спальни показалась Руфь, которая предупреждающим жестом приложила палец к губам.

Она быстро нашептала ему то, что подслушала Ильза в каюте капитана, — о планах Гроу расправиться с ним.

— Мы должны выбирать, и я выбрала вас, — закончила она.

Хэвит, до сознания которого стал доходить смысл сказанного, с неохотой повернулся к женщине. Он — ее выбор!

Хэвит смутился. Ее пылающие щеки и застенчивость, когда она смотрела ему в глаза, подсказали Хэвиту, что Руфь и другие женщины серьезны, и это для них — не игры.

Женщина заговорила вновь.

— Я сумела опередить Гаркурта. Так что сейчас ты должен подумать, что делать. Я пришла помочь тебе!

Из складок своего платья Руфь извлекла маленький бластер и подала его Хэвиту, который с благодарностью принял оружие. Почувствовав рукоять в руке, Хэвит с облегчением обнаружил, как уходит из сердца ужасный холод.

Происшедшее изменило планы Хэвита.

Без промедления он объяснил Руфи, что ей следует сделать: скрыться в его спальне, подождать, пока Гаркурт и он вместе войдут, а потом незаметно выскользнуть.

В заключение Хэвит сказал:

— Снимешь обувь, чтобы выйти тихо.

Руфь покорно подошла к двери в спальню, остановилась. Поколебавшись, повернулась к Хэвиту.

— Я выбрана? — просто спросила она.

Словно что–то сжало горло Хэвита. Взглянув на Руфь, он подумал: «Такими этих женщин сделал космос. Ужасная опустошенность вселенной передалась им».

Но эта женщина нуждалась в большем, чем просто слова благодарности, и Хэвит подошел к ней, взял за руку, положил другую руку ей на плечо, слегка сжал его.

— Ты моя, — тихо сказал он.

Ее очаровательное лицо просияло, она облегченно вздохнула. Она выбрала и выбрана, по–настоящему.

— Мне пора идти, — сказала она, с признательностью глядя на Хэвита. — Все будет хорошо, не так ли?

Хэвит отпустил ее руку и сказал:

— Я сделаю все в лучшем виде. Увидимся позже.

— Мы все ждем тебя! — прошептала Руфь.

Она повернулась и прошла в спальню, прикрыв дверь за собой…

Хэвит, положив бластер в карман, вышел в коридор и в одной из соседних кают увидел сидящего в кресле Гаркурта.

— Мистер Гаркурт, не хотите ли помочь мне?

Большой мужчина поднялся, проковылял к двери, внимательно и нагло глядя на Хэвита.

— Чего вам надо?

— Мне нужна помощь.

Гаркурт нерешительно вышел наружу. Ему было нелегко изменить один план на другой. Как и просил Хэвит, он прошел за ним в свободную спальню.

— Э–э–э! — только и пробормотал он, когда заметил направленный на него бластер.

Он медленно поднял руки. На лице застыл ужас.

Через несколько минут Хэвит на максимальной скорости вел по коридору свою управляемую капсулу. Он очень торопился.

Роджер Стрейнжбери. Посадочный модуль

С волнением Стрейнжбери тряс просыпающегося Тэлли.

— Эй! Я понял, что происходит.

Бледное, с заострившимися чертами лицо его друга, казалось, начало приобретать естественный цвет.

— Что?..

Так как Тэлли спросонья медленно соображал, Стрейнжбери повторил свои слова, добавив:

— Во всех вариантах, кроме одного–единственного и непроверенного, мы не в состоянии что–либо сделать: ни улететь, ни вернуться на корабль… ничего.

Тэлли ожил.

— Ради бога, Джон, — прошептал он. — Ты это серьезно? Ты ведь знаешь, как я уважаю тебя, твои идеи и знания, но…

— Послушай, — перебил Стрейнжбери. — Я осмыслил то, что происходит. Послушай же!

Его рассказ занял довольно много времени. Роджер проанализировал все, что происходило с ними во время путешествия. От неудачи доктора Тэлли, предка Тэлли нынешнего, до проникновения Хэвита в индивидуальное пространство звездолета после снижения скорости до уровня световой.

— Ведь это все — факты, так или нет? — настаивал Стрейнжбери.

Тэлли кивнул.

— Совершенно очевидно, это весьма важные моменты, — продолжал Стрейнжбери. — Например: время и его сжатие в отношении примерно 973 к одному. Снаружи форма корабля осталась круглой, а коридоры внутри изменились в пропорции три к одному. Все это очень важно. Я составил эмпирическую модель и сконструировал одну схемку. Ты знаешь, я все–таки больше техник, чем ученый. Тут есть один фактор, которого я не могу объяснить, но который является действующим началом…

— Допустим, ты прав, — перебил Тэлли. — Но что это нам даст практически?

— Смотри! — произнес Стрейнжбери.

Он исчез.

Пропал внутри маленького корабля. Тэлли заозирался, пытаясь понять, что за фокус отмочил его друг, и вдруг услышал какой–то звук у себя за спиной. Он обернулся. Позади, триумфально усмехаясь, стоял Стрейнжбери. Постепенно улыбка сошла с его лица.

— Мы возвращаемся на корабль, — решительно сказал он.

— Кому мы там нужны… — удивился Тэлли.

И встретил твердый, как сталь, взгляд.

— Твоей жене… и моей… Экипажу. Не сомневайся, мы вернемся на корабль… Ведь вопрос стоит о жизни или смерти. Надо выбирать.

Тэлли кивнул и пожал руку Стрейнжбери.

— Согласен. — Потом он отступил на шаг. — Ради Бога, расскажи мне, что ты еще открыл?

— Сначала стартуем. — Стрейнжбери повернулся к бортовой панели и продолжил: — Теперь теоретически мы можем вернуться на корабль буквально через мгновение. Аппарат в состоянии это сделать. Но помнишь рассказ Хэвита про невероятное сжатие? Человеческие клетки не могут долго жить в таком состоянии. Так что мы должны представлять себе, насколько кратковременная штука — жизнь.

— Но…

— Вселенная обманчива, — медленно произнес Стрейнжбери. — Она — величайшая тайна природы. Послушай…

Мы испытали субъективное сжатие, которое Хэвит затем описал как сильно зависящее от величины перемещения. Жизнь во вселенной зарождается из клеток и развивается до высшей материи. Отсюда — рискованные преимущества, за которые человек цепляется, словно жук за соломинку, когда попадает в водоворот. Тогда жук смотрит на небеса и пытается спастись.

Здесь, в окружающей нас бесконечной вселенной, нормой являются реальное время и пространство. Энергетически «ниже» находится более глубокая темнота застывшей материи и движения. «Выше» — бесконечность, вечность и незыблемость света.

По мере того как жизнь в запечатанных контейнерах — космических кораблях, пересекала разделяющую линию и выходила за рамки обычного, барьеры исчезали. Человек словно выполз из темного колодца и оказался на лугу, глядя в яркое голубое небо. Законы, управляющие лугами, отличны от действующих в закрытом темном колодце.

Теоретически мы могли мгновенно перейти от покоя к скорости, в миллионы раз превышающей скорость света. Но, как я сказал, на практике внутреннее колебание клеток не дает такой возможности. Мы полагаем, что движение — опасно, хватаемся за поручень и держимся за свою драгоценную жизнь.

Я думаю, вообще говоря, мы осознаем, насколько чувствительны наши клетки, но все равно, хоть и осторожно, идем на это, — закончил он.

Тэлли бессмысленно посмотрел на Стрейнжбери.

— Я не понимаю. Хорошо, по–твоему, состояние материи при скоростях, далеко превышающих скорость света, ненормальное. Но я ведь пережил это. Ничего особенного не заметил.

— Это потому, что ты лежал совершенно неподвижно весь период полета с такой скоростью, — сказал Стрейнжбери. — Это потому, что ты не должен был участвовать в эксперименте.

Тэлли продолжал задумчиво смотреть на Стрейнжбери.

— Ты не хочешь рассказать мне, как оставил меня здесь, связанного, на все это время? — спросил он.

— Нет. Но это не единственная вещь, которую я не учел, когда был круглым идиотом, и переделывал панель управления.

И он объяснил приятелю о предпринятых им мерах предосторожности, перед тем как они покинут корабль. И так как он продумал все заранее, то устройство, посредством которого производится управление механизмом приземления модуля, находится на «Надежде Человечества». Надо все сделать точно так, как было, когда он использовал для этого Дзинга — что в случае необходимости позволит им контролировать большой корабль на расстоянии.

— Это было действительно просто сделать, — признался он. — Я описал Миллеру все изменения, так что он все знал, а потом внес еще одно изменение, которое дало нам возможность контроля в решающий момент. У меня не было других целей, кроме этих. Остальное пришло, когда я пересмотрел все события, связанные с Дзингом. Что произошло в тот момент, когда я нажал тот выключатель? Думаю, Дзинг — это и есть тот дополнительный действующий фактор, на который я опираюсь.

— Дзинг — действующий фактор? — изумился Тэлли. — Но ты же взорвал его!

— Все выглядело именно так.

— Коридор был разрушен. Взрыв буквально рассеял Дзинга в пыль.

— Ты не думаешь, что все это немного странно? — загадочно улыбнулся Стрейнжбери.

— О чем ты? — Тэлли выглядел растерянным.

Взглянув ему в лицо, Стрейнжбери вновь осознал, как трудно людям воспринимать новые, необычные мысли. Очевидно, за годы работы с Брауном его собственный мозг уже достиг нового уровня понимания. Даже Тэлли не мог за ним угнаться и так же быстро оценивать ситуацию.

Стрейнжбери с сожалением вздохнул. Впервые он позволил себе поговорить на эту тему с Тэлли, поделиться с ним своими мыслями.

Он присел на подлокотник кресла управления. И тут же встал, прикрыв глаза и раздумывая, что еще следует сказать.

То, что осталось досказать, было фантастичным, но не так уж сложно объяснимым, весьма просто связанным с материей вселенной. Когда он активировал систему самоуничтожения Дзинга, то разрушил робота. Доказательством были разбитая вдребезги стена, иссеченные осколками потолок, пол и коридор. Но на самом деле Дзинг остался цел.

Пройдя сквозь материю корабля, Дзинг продолжал функционировать вне пространственно–временных ограничений «Надежды Человечества». Это не поддавалось объяснению с точки зрения сохранения энергии. Более того, как раз важным являлось то, что значительная масса робота соответствовала тому, что Браун говорил относительно поведения материи при скорости света. Теория сжатия Лоренца–Фитцджеральда применима во всех подобных случаях.

Пока Тэлли спал, у Роджера была возможность проверить это.

Он изменил соотношение времени 973 к одному, как в случае Хэвита. Стрейнжбери решил, что клетки человеческого тела (а вероятно, и всех живых существ) обладали присущим только им равновесием.

В тот, первый раз, когда он в волнении разбудил Тэлли и принялся рассказывать тому о своем великом открытии, Роджеру было трудно четко формулировать свои мысли, но сейчас волнение утихло, мысли успокоились.

Стрейнжбери повернулся лицом к другу и тихо сказал:

— Арманд, я вижу, что рассказал тебе как раз столько, сколько ты можешь воспринять за один раз.

Тэлли не ответил. Сильное волнение от увиденного и услышанного стало проходить. Зато он снова заметил что–то жесткое в манерах своего друга. Неожиданно он понял, что такое важное открытие сделал человек, который, несмотря на множество хороших качеств, в душе оставался диктатором…

Стрейнжбери еще раз повторил сказанное дружеским тоном и положил руку на плечо Тэлли.

— Остальное я доскажу позже, — пообещал он.

Но этого он сделать уже не смог. Никогда.

Гроу. Борт звездолета

Яркий свет упал на закрытые глаза Гроу. Он зажмурился во сне, потом, проснувшись, вскочил.

Спальня была ярко освещена. Он прищурился… и увидел Хэвита, а с ним — мужчин в форме. Гроу не поверил своим глазам. Он узнал серо–голубую униформу, знакомую по старым фильмам.

Космический патруль!

Один из мужчин постарше, офицер, произнес густым баритоном:

— Мистер Гроу, вы арестованы!

Двое мужчин в униформе разом шагнули вперед и схватили его за руки. Сверкнул металл, и Гроу почувствовал на своей коже холод наручников.

— Мистер Гроу, — сурово произнес офицер патруля. — Вы покинете этот корабль и будете переведены на эсминец Патрульной службы, а затем — на Землю, где предстанете перед судом.

Ноги у Гроу подкосились. Он все еще до конца не проснулся. Когда он посмотрел на сияющие металлические предметы на своих руках, то решил, что все это — ночной кошмар.

Офицер тем временем обратился к Марианне:

— Вы можете составить компанию своему мужу до Земли, — предложил он. — Если пожелаете, миссис Гроу.

— Нет, нет, нет… — необычайно высоким, неестественным голосом запротестовала она. — Я останусь здесь…

— Это ваша привилегия, мадам. Мистер Хэвит принял решение продолжать экспедицию. Вы — одна из немногих на борту, кто может выбрать: остаться здесь или вернуться на Землю.

Сильные руки подняли Гроу.

— Вперед!

Первый шаг он сделал с большим трудом.

— Эй! — закричал он, пытаясь вырваться. — Это мой корабль! Я его капитан!

Офицер сделал знак двум своим подчиненным. Те молча вытолкали Гроу из спальни в гостиную.

Там Гроу мельком осмотрел комнату и увидел трех женщин — Руфь, Ильзу и Анну, в нижнем белье, столпившихся в дверном проеме второй спальной комнаты, и еще женщину в форме космического патруля и услышал, как она сказала:

— Дамы, одевайтесь, пожалуйста!

Гроу вытащили в коридор.

Он увидел двоих мужчин в форме у двери. Они отступили на шаг. Чуть позже вошли Гаркурт и один из его людей в сопровождении четырех космических патрульных. Все сообщники Гроу были в наручниках. Они появились, сбитые с толку, и в первый момент, казалось, не заметили арестованного капитана.

Патрульные вполголоса переговорили с Хэвитом, потом все вышли.

В течение следующего часа восемнадцать пособников Гроу были схвачены и доставлены в каюту капитана. Когда они расположились там угрюмой группой, Хэвит попросил офицеров патруля отойти в сторону и обратился к арестованным.

— Те фотографии с бликом — ключ к разгадке, — начал он. — Это был не дефект пленки, а фактическое начало моего понимания того, как покинуть корабль. Когда я рассмотрел увеличенное изображение на экране, которое сделал для меня главный астроном корабля Клайд Джозеф, то понял, что наблюдаю в этом секторе космический корбаль. Эсминец патрульной службы, который сопровождал звездолет в Солнечной системе. — Хэвит сделал секундную паузу. — Да, так оно и было.

Он продолжал:

— Научные аспекты таких вещей, как пространство и время, весьма загадочны. Совсем недавно мы наблюдали многие удивительные феномены. И сейчас я склонен предположить, что существует некая связь между нами и Солнечной системой, хотя нас разделяют и время, и пространство. Это — загадка. Но я уверен: существа, которых вы видели в космосе, разрешали те «пространственно–временные» проблемы, которые стоят перед нами, и считаю, что «Надежда Человечества» должна продолжить свое путешествие и отыскать знания, столь необходимые для человеческой расы. И в этом нам помогут несколько ведущих ученых, добровольно прибывающих на борт судна. Как только все необходимые люди попадут на борт нашего корабля, патрульный эсминец отправится к Земле. Что касается вас… — Хэвит сделал многозначительную паузу, а потом продолжил:

— Насколько я знаю, никого из вас не обвинят в незаконных действиях. История корабля воспринята как социологический, а не уголовный феномен. Но мы не желаем вашего присутствия на борту. — Хэвит повернулся к начальнику патруля и спокойно сказал: — Думаю, достаточно об этом.

Когда Гроу и его сторонников вывели из комнаты, Хэвит обратился к женщинам, к тому времени уже полностью одетым.

— Успокойтесь. Все будет хорошо. А сейчас прошу простить — у меня очень много дел.

Законность и порядок на корабле были восстановлены.

Хэвит оставил каюту капитана на весь период подготовки к дальнейшим исследованиям космоса… Дел у него действительно было много.

На восьмой день на патрульном корабле прибыли новые пассажиры.

Среди прибывших находился Питер Линден.

Спустя некоторое время у них с Хэвитом состоялся важный разговор.

— Существование таких необычных «пространственно–временных» условий, о которых мы не подозревали, заставило меня еще раз пересмотреть расчеты Джона Стрейнжбери, — сказал ученый. — Свои выводы я изложил правительству Запада. Я верю в расчеты великого астрофизика. Солнце может действительно расширяться, как сказано в его работе «Некоторые аспекты пульсации цефеид». И я разрабатываю математическую модель, которая окончательно подтвердит эту теорию.

Хэвит, потративший немало времени и средств на изучение этих проблем, ничего не ответил. Он, будучи самым ярым сторонником теории Джона Стрейнжбери, охотно предпочел бы, чтобы она оказалась ошибочной и Земле ничто не угрожало.

Роджер Стрейнжбери. Борт звездолета

Стрейнжбери и Тэлли прибыли на «Надежду Человечества», воспользовавшись эффектом «эластичности пространства–времени». Естественно, их прибытие осталось незамеченным.

В шлюзовой камере Стрейнжбери изменил отношение времен и «снизил» течение личного времени до корабельного. Его задачей было войти быстро, что и было сделано. Но сейчас он сильно волновался. С большой поспешностью посадочный модуль был убран, двери шлюзовой камеры открыты, и вскоре Роджер оказался в коридоре.

Он прошел прямо на капитанский мостик, связался с управляющим центром и кое–что подправил в рабочей программе. Затем вновь изменил течение времени и появился в каюте Тэлли, буквально материализовавшись перед глазами его жены. Некоторые время ушло на то, чтобы успокоить ее. Роджер попытался объяснить, чего он хочет от нее; но это оказалось очень трудно, так как женщина находилась в шоке. Стрейнжбери кое–как успокоил несчастную и узнал от нее о прибытии на корабль посторонних людей. Это его необычайно заинтересовало. Он хотел расспросить ее поподробнее, но решил подождать.

Наконец Лоу перестала всхлипывать, измученно улыбнулась и спросила:

— Что вы хотите от меня?

Стрейнжбери предложил ей взять одежду и вместе с ним пройти наверх и занять место в посадочном модуле.

Спустя некоторое время Роджер не без облегчения передал ее попечению мужа, а сам вернулся на корабль.

Ему очень хотелось взглянуть на прибывших с Земли.

И ему это удалось. Он увидел и офицеров патруля, и гражданских. Рождер проследил их путь от самого эсминца и обнаружил, что многие прибыли с большим багажом и размещались в каютах так, словно решили остаться надолго. Стрейнжбери с изумлением понял, что все они намерены войти в экипаж звездолета.

Но сам Роджер оставаться на корабле не собирался. Он хотел увидеть Землю.

Он знал, что существует пространственно–временной канал, который связывает звездолет и Солнечную систему, находящуюся во временном срезе «шесть лет после старта «Надежды Человечества». Стрейнжбери следовало попасть на эсминец, а когда эсминец окажется на земной орбите, проникнуть в челнок, курсирующий между орбитой и поверхностью планеты.

С помощью эффекта «эластичного пространства–времени» и способности ускорять индивидуальное время почти в тысячу раз, Роджер без особого труда осуществил свою мечту.

Роджер Стрейнжбери. Земля

Итак, он очутился на родной планете. Наконец–то он стоял на твердой земле. Впервые в жизни. Поначалу у него кружилась голова от обилия впечатлений: от множества незнакомых людей, шума, запахов, машин, обилия информации. После размереной жизни на звездолете это напоминало эмоциональный тайфун.

Очень быстро Роджер понял: чтобы врасти в эту жизнь, ему очень многого не хватает. На Земле он был никто. У него не имелось удостоверения личности, страховки, счета. Он мог, воспользовавшись «эластичным временем», войти в любой магазин и взять, что требовалось. Но это было совсем не то.

Пришлось Роджеру разобраться со всем этим. Оказалось — не так уж сложно. Достаточно было проникнуть в Управление соцобеспечения, выяснить код допуска и, проникнув в базу, составить себе более–менее приемлемую биографию. Затем скачать из страхового фонда на свой счет кругленькую сумму — и можно жить припеваючи.

Постепенно он накапливал опыт жизни на Земле. И осваивал то, что она может дать: роскошь, удовольствия. Он остановился в шикарном отеле, ел восхитительные блюда, о существовании которых раньше и не догадывался. Он приглашал к себе женщин, разных женщин — и проводил с ними время к обоюдному удовольствию. Иными словами, Роджер наслаждался жизнью.

Однажды в утренних газетах Стрейнжбери прочитал, что Гроу доставлен на Землю и осужден.

То есть поначалу его не собирались судить. Наоборот, вокруг него вились адвокаты, уговаривая подать иск на правительство Запада за все то, что случилось с экипажем звездолета. Но потом ситуация изменилась. Газеты запестрели статьями о «кровавом капитане», в средствах массовой информации Гроу стал фигурировать исключительно как «зверь из космоса». Скорее всего, именно правительство и организовало эту кампанию. Так или иначе, но из жертвы Гроу и его друзья превратились в палачей. Верховный суд, до которого в кратчайшие сроки дошло это дело, постановил, что уголовное право Земли должно распространяться без ограничений и на космические корабли. До тех пор, пока их экипажи не станут обладателями «независимых территорий» с правами колоний или субъектов федерации.

Закон имел обратную силу, поэтому судьба Гроу была решена.

Кстати, и Стрейнжбери тоже автоматически становился нарушителем закона, так как пытался поднять бунт против «законно избранного» капитана Брауна.

Перед Роджером встал выбор: остаться на Земле, жить тихо, наслаждаясь жизнью и не привлекая к себе внимания, или вернуться на корабль, свергнуть Хэвита и продолжить путешествие…

Человек с его характером не мог надолго остаться в тени, так что выбор Стрейнжбери был фактически предрешен.

Но что реально изменило его судьбу, так это то, что несколько газет опубликовало доводы Питера Линдена в пользу теории Джона Стрейнжбери. Сделано это было Линденом весьма доказательно. Правда, Линден предполагал, что пройдет значительное время, прежде чем на Солнце появятся видимые изменения.

Но Линден не знал того, что знал Стрейнжбери. После того, как Роджер использовал модель Линдена для обработки собственных данных, он с ужасом узнал, что времени осталось — всего ничего. Лет двадцать, не больше, а то и меньше.

Иными словами, катастрофа должна была вот–вот разразиться.

Значит, надо вернуться на корабль.

В одиночку захватить власть на звездолете Стрейнжбери не смог бы. Однако готовить команду профессионалов, знакомых с кораблем и нюансами корабельной жизни, было поздно. Поэтому он решил использовать Гроу и его приспешников. Проникнуть в тюрьму, где пребывал в заключении «зверь из космоса», оказалось пустячным делом.

Увидев «материализовавшегося» в камере Стрейнжбери, Гроу удивился, но не более. Он был слишком практичен, чтобы верить в чудеса.

После часового разговора стороны заключили соглашение. Стрейнжбери помогает Гроу выбраться из тюрьмы и, вместе с подручными, добраться до звездолета. Там они захватывают власть. Стрейнжбери становится капитаном, Гроу — первым помощником.

Собственно, у Гроу не было выбора, если не считать альтернативы отсидеть сто сорок шесть лет в тюремной камере. Правда, как сказал адвокат, этот срок можно лет через пятьдесят скостить почти на четверть. Очень утешительно!

Еще больше Гроу тешила мысль о возможности поквитаться с Хэвитом, обещавшим, что суда не будет. Гроу был очень обижен на Хэвита, хотя сам, немногим раньше, собирался его прикончить.

Стрейнжбери дождался дня старта патрульного эсминца, осуществлявшего «связь» с «Надеждой Человечества», а затем освободил Гроу и его приятелей и «доставил» их на борт челнока. Вся операция заняла три минуты земного времени. И еще полтора часа, которые потребовались челноку, чтобы доставить груз и «зайцев» на орбиту. Но на челноке они уже прибывали в нормальном времени и воспользовались «эластичным» только в момент перехода на эсминец.

Внизу полиция сбилась с ног в поисках беглецов. Были перекрыты все дороги, аэропорты и иные транспортные центры. Полицейские терялись в догадках, так как в тело каждого заключенного был вживлен «аварийный» чип, легко опознаваемый и обнаруживаемый. Поиски оказались тщетными, ведь искали сбежавших на Земле, а на Земле их уже давно не было.

По странному стечению обстоятельств именно в этот день комиссия Конгресса рассматривала протест Хэвита по поводу ареста Гроу. И надо признать, очень многие конгрессмены были настроены по отношению к протесту весьма одобрительно.

Но было уже поздно.

Роджер Стрейнжбери. Борт зведолета

Вернувшись на «Надежду Человечества», Стрейнжбери спрятал Гроу и его людей в одном из ангаров с оборудованием, используемым только после посадки на чужую планету. Было решено, что группа останется здесь, пока не прекратится всякая связь между эсминцем и межзвездным кораблем.

Зная системы связи корабля, Стрейнжбери позаботился о том, чтобы отключить системы наблюдения и сканирования в ангаре. Затем он принес Гроу и его людям все необходимое: пищу, одеяла и прочее. И оружие. Стрейнжбери совсем не нравилась его новая компания. Это были грубые, агрессивные люди, променявшие годы пребывания в замкнутом пространстве звездолета на заключение в земной тюрьме и сейчас возвращенные обратно, в привычную среду обитания. Он понимал, что после победы с ними будут немалые проблемы. Но других помощников у Рождера не имелось.

Пока Стрейнжбери ожидал отлета эсминца, он разобрался в том, что случилось на корабле за время его отсутствия.

А изменения были немалые. На борт прибыли ученые. Они изучали психологию астронавтов. Социологи исследовали историю корабля для того, чтобы не повторились нежелательные моменты прошлого. Со скрытого от посторонних глаз места на балконе, откуда просматривалась главная кают–компания, Стрейнжбери слушал лекцию Хэвита о различиях между научными системами изучения вселенной. Среди прочего Стрейнжбери услышал:

— Ученые — это порода людей, которая постоянно восхищает. С одной стороны, они консервативны. Но в решках своей компетенции коллектив ученых представляет собой группу людей правдивых, честных, порядочных, аккуратных и отзывчивых. На высочайшем уровне…

Хэвит противопоставил экстремальные трудности, через которые прошли корабельные специалисты в начале экспедиции, легкости, в которой сейчас работают он и добровольцы из числа недавно прибывших на корабль. Вывод: корабль вернулся из путешествия длительностью больше ста лет, сделав огромный шаг вперед в исследовании космоса и принеся с собой множество нерешенных проблем. Каждая из проблем представляла собой научный интерес и порождала энтузиазм…

Стрейнжбери наблюдал результат этого энтузиазма. Основываясь на гуманных законах, был составлен корабельный кодекс. Присяжные, судьи, полиция — все это вошло в новую систему власти. Капитан… да, конечно, Хэвит. Но он стал управлять кораблем через созданную им систему законов. У него имелись и права, и обязанности…

Было учреждено всеобщее равное образование с администрацией, учителями, с личными правилами и привилегиями…

Стрейнжбери слушал Хэвита, объяснявшего, почему только на корабле может возникнуть столь полная и совершенная система. Только внешние силы и технологии, научный альтруизм могли двигать вперед такой ограниченный мир, как «Надежда Человечества», и в короткое время сотворить образец оптимальной социальной системы.

Хэвит заявлял, что человеческое существование, по сути, основано на альтруизме и он намерен использовать то лучшее, что есть в людях. Победы в войнах, мотивированных ненавистью и потребностью власти, грабежа и наказания, были только внешними проявлениями человеческого существования. Побежденные знали свой удел и жили в бедности из страха, они копили собственную ненависть и ждали случая отмостить, который обычно рано или поздно предоставлялся.

Первая мысль, мелькнувшая у Стрейнжбери:

«Хэвит слишком наивен, он не понимает, что обитатели корабля, едва получив свои права, уже начали роптать против своих обязанностей. И члены старого экипажа оскорблены вновь прибывшими, которые, например, считали, что с женщинами на борту обращаются несправедливо».

Чуть позже Стрейнжбери ради интереса заглянул в личные апартаменты Хэвита… И очень удивился, обнаружив, что мораль капитана, оказывается, значительно ближе к морали старого экипажа, чем к нормам землян.

Но Стрейнжбери и не придавал особого значения социальным перестройкам на звездолете. Он смотрел на все это, как на ненужную суматоху. Когда он возмет власть в свои руки, от новшеств Хэвита останется только воспоминание.

Наконец настал момент, когда эсминец покинул пространство «Надежды Человечества». Пришло время действовать.

Роджер Стрейнжбери. Борт звездолета

Стрейнжбери подумал, что перед начетом решительных действий следует увидеться с Тэлли. Но, поразмыслив, счел это желание слабостью.

«Вероятно, мне просто хочется с ним поговорить», — окончательно решил Стрейнжбери и отказался от этой мысли.

Перед тем как встретиться с группой Гроу, Стрейнжбери изменил ход своего времени с ускоренного на обычный. Сейчас вид «союзников» крайне раздражал Роджера. Он им не доверял. Раньше, когда Стрейнжбери обговаривал с Гроу планы мятежа, у него не возникало таких негативных эмоций по отношению к этим людям.

«Создается впечатление, что спланированный способ захвата власти весьма устарел, — подумал Стрейнжбери. — А может, это на меня так повлияли речи вновь прибывших…»

Он успокоил себя тем, что решил: «Хэвит — просто еще одна фигура в игре».

Время, пока группа мятежников ожидала отлета эсминца, проходило для них беззаботно. Но только не для Гроу. Гроу вынашивал собственные планы. Сейчас, при виде Стрейнжбери, Гроу многозначительно глянул на Гаркурта.

Стрейнжбери вздохнул.

«Да, ждать больше нельзя, — подумал он. — Корабль нужно захватить немедленно».

Его намерения заключались в том, что следует разоружить каждого из людей Хэвита на борту корабля.

В какой–то миг Роджер уловил угрожающее движение Гаркурта. Пальцы Стрейнжбери конвульсивно сомкнулись на механизме управления, запуская режим «эластичного времени».

Это было последнее, что он сделал.

Нажатие на контрольную кнопку мгновенно перенесло Роджера в другое временное пространство. Но на долю секунды позже, чем требовалось.

Луч бластера, который держал в руках Гаркурт, ударил Стрейнжбери в голову.

Мрак! Смерть!

Гроу. Борт звездолета

Стрейнжбери лежал, словно мертвый; так бы выглядел любой человек в подобной ситуации.

Гроу посмотрел на неестественно изогнутое тело. Рука мертвеца находилась в кармане.

«Итак, — рассуждал Гроу, — у Стрейнжбери там механизм управления, с помощью которого он и управлял временем».

— Переверни его и выверни карманы, — скомандовал Гроу.

Мертвое тело оказалось легким, словно состояло из невесомого пуха.

Чуть позже Гаркурт с триумфом вручил Гроу механизм управления.

Гроу повертел его в руках, потрогал сенсоры… Никакого эффекта.

Его подручные тщательно обыскали убитого. Ничего.

Снова и снова Гроу манипулировал пультом.

Но в его руках он оставался бесполезным предметом. Стрейнжбери встроил в него систему–опознаватель, но Гроу понятия не имел о таких системах. Он видел нечто, способное чудесным образом замедлять время. Но сейчас от пульта было не больше толку, чем от сломанной игрушки.

Окончательно сбитый с толку, Гроу внимательно смотрел на тело своего врага, и в нем зрели горькие, безнадежные мысли. Теперь он понимал, что поторопился уничтожить Стрейнжбери. В очередной раз Гроу вынужден был признать, что нуждается в ком–то, подобном Стрейнжбери или Миллеру.

Он понимал также, какие события ожидают его в ближайшее время…

— Ладно, перебьемся! — зловещим тоном сказал он своему дружку. — Мы захватим корабль так, как это было сделано в первый раз. Дождемся очередного периода сна и преподнесем им сюрприз. У нас есть еще часов шесть. Одыхайте!

Когда прошло шесть часов, Гроу, разбудив приятелей, провел с ними необычайно краткий инструктаж:

— Убивайте только патрульных. Весь прежний экипаж нам нужен. И Хэвит… Главное: найдите и прикончите Хэвита!

Захват корабля начался с того, что люди Гроу нестройной линией стали пересекать пустынные коридоры. Вскоре первое трио мятежников отделилось от группы и направилось к двигательному отсеку. Остальные разделились на два отряда и повернули: одна в сторону вспомогательной рубки управления, другая — к капитанскому мостику. Основную группу, поднимающуюся на верхние уровни, возглавил Гроу.

В каюте старшего помощника капитана (так утверждал Стрейнжбери) расположился штаб космического патруля. Остальные патрульные занимали ближайшие к этому месту каюты.

Две группы по три человека, предварительно проинструктированные, были посланы туда же с отмычками. Перед ними стояла только одна задача — безжалостно уничтожать любого патрульного.

Гроу с двумя оставшимися дружками осторожно зашел в каюту капитана, используя запасные ключи, которые заранее сделал Стрейнжбери. Гроу беззвучно открыл входную дверь и на цыпочках прошел внутрь… Чуть позже две заспанные, испуганные женщины посмотрели на него с кроватей в спальной комнате капитана: Руфь и Марианна.

Один из людей Гроу зашел во вторую спальную каюту. Он доложил, что комната занята Ильзой и Анной.

— Хэвита нет. Нигде. Наверное, Стрейнжбери предупредил его…

Предположение было идиотским, и Гроу почувствовал внезапную ярость. В голове его пронеслись неясные мысли. Что делать? Не обращая внимания на женщин, он ринулся в кабинет, к системе прослушивания, и без промедления включил сканирующие устройства.

После нескольких минут поспешного поиска Хэвита он понял, что такой метод розыска займет слишком много времени. В заключение проверки он включил видеообзор нижних палуб корабля. Там было безлюдно. Вероятно, все возвратились назад, к своим семьям.

Гроу отыскал камеру, установленную в штабе патруля. Он увидел мрачную сцену: двое мертвых мужчин в пижамах и рыдающую женщину.

Гроу удовлетворенно хмыкнул.

Гроу «переходил» от одной каюты к другой, и с восторгом видел, что его люди одержали потрясающую победу. Он видел ужасающие подробности: кровь, трупы. Вот лежит мертвый патрульный, а рядом — один из людей Гроу. Тоже мертвый… Только в двух каютах еще шло сражение, и там перевес был на стороне людей Гроу. Беспечный противник был захвачен врасплох.

С ликованием потирая руки, Гроу вышел из кабинета. Через открытую дверь он увидел четырех женщин. Они стояли маленькой группой, с удивлением ожидая дальнейших событий.

Его жены.

— Итак, дамы, — сказал он, широко улыбнувшись, — я — капитан, вновь вернулся к вам.

Ответом ему послужило угрюмое безмолвие.

— Вот как! — с раздражением произнес он. — Я вижу, вы не рады моему появлению!

На глазах Руфи показались слезы, с губ слетели первые звуки рыданий. Это словно послужило сигналом. Все женщины принялись дружно плакать и причитать.

Новоявленный капитан злился все сильнее.

— Всем собраться в этой каюте! — приказал он, показывая на вторую спальню. — И оставаться там!

Двое его сообщников, услышав шум, вошли в каюту.

— Что случилось, капитан? — нервничая, спросил один из них.

— Мы побеждаем, — ответил Гроу.

Он поспешил назад к системе прослушивания и сканирования, чтобы убедиться в правоте своих слов.

Для начала он включил видеообзор двигательного отсека. Там также была одержана победа. В комнате находился захваченный мятежниками бывший старший помощник капитана Миллер.

Гроу включил обычный видеоэкран и, обращаясь к Миллеру спросил:

— Где Хэвит?

Миллер пребывал почти в шоковом состоянии, но ответ его прозвучал вполне разумно:

— В одной из верхних кают. В какой, не знаю. Поверьте мне!

Гроу помолчал, обдумывая ситуацию.

— Обыскать все! — грубо распорядился он и выключил связь.

С большим неудовольствием его подручные восприняли этот приказ. Они рассчитывали немедленно насладиться победой, а вместо этого придется осмотреть больше сотни кают в верхних этажах корабля.

Сложившееся положение расстроило планы Гроу. Как наугад найти ту каюту, в которой находится Хэвит?

— Черт побери! — выругался Гроу. — Почему бы ему не выступить против меня, как полагается мужчине?

Возбуждение Гроу постепенно проходило по мере того, как он выслушивал доклады своих людей. Победа была одержана во всех каютах по одну сторону коридора.

— Мы зашли в несколько кают, где находились люди из старой команды корабля, — сказал Гаркурт, — и сказали им, как вы и приказывали, чтобы они оставались там и никуда не выходили и не мешали нам. Так что кое–кто уже знает, что происходит на корабле.

Почти такие же доклады поступили и от других руководителей групп по захвату корабля.

Гроу остался равнодушным.

— Мы знаем, что эти люди трусливы и будут тихо сидеть, пока все не закончится, — презрительно сказал он.

Раздался сигнал вызова. Гроу автоматически повернулся к видеоэкрану и настороженно замер.

— Кто мог включить общую корабельную связь? — спросил он.

По–прежнему недовольный, он включил свой видеоэкран.

Хэвит!

Два врага внимательно смотрели друг на друга. Гроу прищуренными глазами, Хэвит широко открытыми. Первым заговорил Хэвит:

— Я уже извещен о твоей попытке совершить переворот на корабле, Гроу. Не знаю, как ты попал на борт, но этот трюк будет стоить тебе жизни.

Из услышанного Гроу поразило одно слово — «извещен».

— Кто известил тебя? — прорычал он.

Хэвит зловеще продолжил:

— Два десятка моих людей уже подготовлены, и с минуты на минуту…

Гроу почувствовал озноб. Он даже пропустил следующие слова Хэвита.

— … мы вооружены! — продолжил Хэвит. — И сейчас, через несколько минут, приступим к вашей ликвидации, так что лучше сдавайтесь, пока еще есть время.

Гроу пришел в себя.

— Вы со своей кучкой трусов ничего не добьетесь! — презрительно крикнул он и выключил связь.

Хэвит. Борт звездолета

Сражение за захват корабля возобновилось через час.

У Гроу имелось восемнадцать человек, вооруженных бластерами, револьверами и короткоствольными винтовками. Им противостояли, в основном, ученые и технический персонал корабля с оружием, изготовленным в спешке с использованием оборудования лабораторий.

Гроу считал своих противников трусами, потому что до этого они уже позволили арестовать себя без какого–либо сопротивления. Хэвит знал, что в этом есть доля правды. Но появились и новые факторы. У старого состава команды корабля сейчас появилось мужество, так как они стали частью новой системы, которая родилась за последние несколько недель, и ее нужно было защитить.

Хэвит также полагался на то, что мужчины глубоко оскорблены политикой, которую проводил Гроу в отношении женщин. Они помнили, каково жить под контролем Гроу, и перспектива такого существования была для них весьма непривлекательной.

Что важно — решение сражаться без колебаний поддержали многие, и когда Хэвит предложил им пойти и отстоять свои идеалы с оружием в руках, его слова встретили с воодушевлением.

Физики, химики, инженеры молниеносно изготовили три основных типа оружия: бластеры, в которых световой луч формировался с помощью электрических зарядов; особый вид оружия, поражающего нервную систему и приводящий к судорогам мышц; накопители энергии — крохотные шарики, способные аккумулировать и выделять тепло.

Один такой шарик запустили в систему вентиляции в двигательном отсеке. Когда температура в помещении достигла 180 градусов по Фаренгейту, небольшая группа людей Гроу, находившихся там вместе со взятым в плен Миллером, сдалась.

Эту группу захватили тихо, без стрельбы.

От них же впервые стало известно об убийстве Стрейнжбери. Хэвит внимательно выслушал рассказ одного из мятежников о том, где они прятались, как попали на корабль, а также об устройстве, изменяющем ход времени.

Услышанное очень взволновало Хэвита. Ему показалось, что открытия Стрейнжбери помогут разрешить полнейшую «пространственно–временную» путаницу, в которую они попали.

Но вскоре он понял, что люди Гроу в этом деле ему не помощники. В их сознании не отложилось ничего полезного, разъясняющего события, свидетелями которых они стали.

Молодого ученого Роскоу внезапно осенила мысль: если Стрейнжбери вернулся на корабль, значит, должен возвратиться назад и Тэлли. Хэвит немедленно направил молодого человека с патрульным обыскать модули. Действительно, в одном из них оказался Тэлли.

Но и его познания о последних открытиях Стрейнжбери были отрывочны и почти бесполезны.

Ни одно из устройств, использованных для борьбы с мятежниками, не являлось оригинальным изобретением кого–либо из экипажа «Надежды Человечества», однако как оружие применялось впервые. Для ученых борьба представлялась некой игрой. Они вели подсчет сделанным моделям оружия. Им был интересен сам процесс…

Сообщника Гроу, который успел перебраться на капитанский мостик, вынудили сдаться своеобразным методом. Громкоговоритель на одной из панелей управления стал издавать звук невероятной высоты и громкости. Вскоре звук усилился настолько, что не выдержали барабанные перепонки мятежника. Осталось только одно — сдаться. Пока одни специалисты занимались капитанским мостиком, остальные окончили изготовление «нового» вида оружия. Они включили необычную установку во вспомогательной рубке управления. Языки вырвавшегося из нее пламени буквально разнесли стены кают. Это был лазерный феномен — смесь различных световых волн, включая тепловые частоты, вызывающих резонанс в кристаллической решетке металла корабля. Языки сверкающего света, подобные горящему огню, достигли длины десяти–двадцати футов. Они появились внезапно и совершенно неожиданно, оказавшись далеко не такими обжигающими, как огонь, но достаточно жаркими, чтобы вызвать психологический эффект. Казалось, они могли сжечь заживо. Минуты не прошло, как дружки Гроу стали поспешно сдаваться.

Человек, который доложил об этом выдающемся успехе Хэвиту, в конце гневно добавил:

— Что касается моего мнения, надо было сразиться с этой грязной бандой мятежников еще в прошлый раз, когда они захватили власть на корабле…

Хэвит внимательно посмотрел на говорившего, которого звали Лоуренс, почти такого же рослого и сильного, как Гаркурт.

Обдумывая ситуацию и вспоминая уроки прошлого, Хэвит отрицательно покачал головой:

— Я не согласен. Сотню лет вы, люди науки, не утруждали свою голову политикой. Успешное командование кораблем показало правильность такого подхода специалистов к социальным проблемам экипажа.

Заканчивался обычный на корабле период сна. Большие группы мужчин постепенно занимали одну каюту за другой, приближаясь к каюте капитана.

В конце концов осталось только одно помещение, которое контролировали мятежники. Капитанские апартаменты. Там находился Гроу. Но там были и капитанские жены. Хэвит медлил, потому что не мог придумать такого решения, которое не подвергало бы женщин опасности.

Ученые под командованием Лоуренса прибыли к Хэвиту. Их предводитель убежденно произнес:

— Боюсь, нам придется принести женщин в жертву. В противном случае неизбежны атаки со стороны мятежников и дополнительные потери.

В свою очередь Хэвит предложил убедить Гроу сдаться в обмен на обещание сохранить жизнь ему и его приспешникам.

— Нет, нет! Он — убийца! — прозвучало несколько недовольных голосов.

Хэвит почувствовал, как в нем закипает гнев.

— Гроу убивал людей по политическим причинам, — сказал он.

— Это все равно убийство! — резко возразил Лоуренс.

— Нет, скорее, это война! — заявил Хэвит.

Сдерживая раздражение, он объяснил, что отчасти мятежники обвиняются справедливо. Убийство есть убийство. Однако до сравнительно недавних времен социальный строй на корабле воспринимался большинством людей как незыблемый. И реальные изменения были, вероятно, делом отдаленного будущего. Кроме того, люди, оказавшись в неожиданно изменившихся условиях, полностью не осознали все происходящее.

— Мы, почти наверняка, можем определить суть общества, исходя из его законов, — сказал Хэвит. — И сейчас вы, находясь в стадии перехода от одной системы к другой, не должны приносить себя в жертву жестокости, которая составляла часть прежней власти. Если сейчас среди вас есть кто–либо, поддерживающий старую систему, то я рад услышать его мнение и предложения по нашим дальнейшим действиям.

Наступило долгое молчание… Потом вперед вышел старший помощник капитана Миллер.

— Я поддерживаю старые порядки, — сказал он.

Один из ученых издал какой–то странный звук, после чего произнес с плохо скрытой злостью:

— Мистер Миллер, вы что же, на стороне Гроу?

— Я ненавижу этих ублюдков, вылепленных из дерьма, с того момента, как встретился с ними, — с негодованием ответил ему Миллер.

— А что скажете по поводу вашего безоговорочного подчинения Брауну, когда вы пресмыкались перед ним? — сердито произнес кто–то.

— Браун был законным капитаном корабля! — удивленно возразил Миллер.

Хэвит призвал спорщиков к порядку. Потом, улыбнувшись, повернулся к собравшимся.

— Видите, что получается, — сказал он.

— Здесь что–то не так, — пробормотал невнятно молодой ученый Роскоу. — Я чувствую это. Итак, вы обещаете Гроу и его прихвостням жизнь? Что вы собираетесь делать с ними потом?

— Пусть привыкают к новым порядкам, — дружески ответил Хэвит.

— Вы думаете, Гроу согласится на это?

— А разве у него есть выбор? — усмехнулся Хэвит. — Неужели новую жизнь мы начнем с кровопролития?

— Это не мы начали… — проворчал кто–то.

— Тем более! — с напором произнес Хэвит. — И речь сейчас идет не только о Гроу и его головорезах, но и о женщинах, которые стали его заложниками. И о нашем будущем!

Хэвит обвел взглядом присутствующих. Никто не рискнул ему возразить.

Гроу нагло рассмеялся, когда по корабельной связи его вызвал Хэвит.

— Послушай, ты! — с вызовом заявил Гроу. — Я хорошо понимаю разницу между мужчинами и слизняками. Так вот: у тебя — слизняки, а у меня — мужчины. Попробуй взять нас — и ты тоже это поймешь!

На дерзость мятежника Хэвит ответил спокойствием. Он лаконично изложил свое предложение. И сказал, что на его стороне — специалисты корабля. Рано или поздно они придумают что–то такое, что выкурит Гроу из норы.

Гроу задумался. Он знал, на что способны ученые. Он не забыл, как Стрейнжбери вытащил его из тюрьмы.

— Итак, Гроу, вы не доверяете моему предложению! — напирал Хэвит, чувствуя, что противник колеблется.

— Да или нет?

— Не доверяю!

— Напрасно. Если вы откажетесь, второй раз я уже не предложу. Мне и так было довольно трудно уговорить совет корабля пойти на такое послабление для вас, — настаивал Хэвит. — Если вы не примете мое предложение, это будет конец, Гроу. Ваш конец.

— Твоя кучка ученых — это еще не весь экипаж, — проворчал Гроу.

— Экипаж тоже на моей стороне! — заверил Хэвит. — Ну, Гроу! Решайте! Можете посоветоваться со своими людьми!

Гроу на экране скорчил презрительную гримасу:

— Я сам принимаю решения!

Но в нем начал зарождаться страх.

В глубине души Гроу появилось предчувствие смерти. Но все равно он на что–то надеялся. На что? Он не знал. Однако сдаваться не хотел.

— Я даю вам время, Гроу! До начала атаки. До первых выстрелов! — С этими словами Хэвит выключил связь.

Несколько ученых молча слушали переговоры Хэвита с Гроу.

— Судя по вашему лицу, не скажешь, что вам, Хэвит, все равно, согласится он или нет, — произнес один из них.

— Гроу тоже не все равно, — ответил Хэвит. — Уверен, он пойдет на попятный.

И тут у него появилась идея.

Глаза Хэвита вспыхнули.

— Я знаю, как мы его достанем! — заявил он.

Хэвит в последний раз проверил работу капсулы. Все было нормально.

— Всем все ясно? — спросил он.

— Да, — ответил за всех Лоуренс, которого Хэвит назначил командиром штурмовой группы, вооруженной самодельными бластерами и нейроизлучателями. Последние были прекрасным оружием, но стены и переборки полностью экранировали излучение, а эффективность воздействия очень сильно зависела от расстояния.

Прямо перед штурмовой группой находился коридор, заканчивавшийся задраенной перегородкой. Коридор вел к капитанским апартаментам и вспомогательным помещениям за ними. Последний отсек звездолета, контролируемый мятежниками.

Хэвит сел в капсулу, пристегнулся и надвинул защитный колпак. Тонко взвыли двигатели, капсула рванулась вперед и нанесла сокрушительный удар по перегородке.

Перегородка из сверхпрочного пластика выдержала удар. Хэвита отшвырнуло назад. В перегородку ударили лучи бластеров. Пластик зашипел, пошел пузырями. Коридор наполнили клубы ядовитого желтого дыма.

Хэвит подал капсулу назад, ударил еще раз и вышиб переборку. Капсула вылетела в коридор. С той и с другой стороны засверкали бластеры. Их лучи скользили по зеркальной поверхности капсулы, преломляясь и не причиняя вреда.

Прозрачный колпак потемнел: сработали светофильтры.

Перед капсулой появился человек с бластером, выстрелил в упор — и завизжал, выронив оружие и схватившись за лицо. Отраженный от корпуса капсулы луч полоснул его по глазам. Тупой удар — нос капсулы отбросил атакующего к стене.

Хэвит резко затормозил у двери, ведущей в капитанские апартаменты.

Клубы ядовитого дыма ползли по коридору. Лучи бластеров больше не полосовали его. Люди Гроу, охранявшие этот рубеж, были мертвы.

— Гроу! — усиленный динамиками капсулы голос Хэвита прогремел в коридоре.

— Черт побери, Хэвит, чего ты хочешь? — Гроу тоже воспользовался динамиком.

— Переговорить!

— Ты все сказал по интеркому!

— Это лучше сделать с глазу на глаз! Я один!

Наступила пауза.

Вероятно, Гроу воспользовался видеокамерами, чтобы убедиться в словах Хэвита.

А тот действительно не лгал. Штурмовая группа заняла позицию вне этого отсека.

Воздух немного очистился: кондиционеры воздушной системы работали на полную мощность.

— Хорошо, входи! — наконец раздался голос Гроу, и дверь открылась.

Хэвит осторожно въехал внутрь. Конечно, он рисковал, но очень надеялся, что капсула его защитит. Ее оболочка экранировала практически любое излучение и довольно неплохо сопротивлялась механическим воздействиям. Но, вместе с Хэвитом внутри, она весила всего около шестисот фунтов. То есть несколько сильных мужчин могли бы ее перевернуть, лишив подвижности, а затем без спешки выковырять из нее водителя.

Итак, он остановился в дверном проеме. Хэвит не собирался разговаривать с Гроу. У него была только одна цель — женщины.

Хэвиту повезло. Спустя мгновение дверь одной из спален приоткрылась. Сквозь щель в двери на него смотрели чьи–то глаза. Хэвит узнал Руфь.

Не раздумывая ни секунды, он подал на корпус капсулы статический потенциал и резко бросил машину вперед. На максимальной скорости — около десяти миль в час — капсула пересекла комнату. Он смутно видел мужчин, подскочивших к аппарату. До Хэвита донеслись их вопли, когда их шибануло электрическим разрядом.

Дверь в спальню была слишком узкой: капсула не могла пройти сквозь нее, но наглухо закупорила отверстие. Мгновением раньше Хэвит отключил статический потенциал.

Мужчин в каюте не было. Только женщины.

Хэвит почувствовал большое облегчение, увидев, что все они здесь.

— Лоуренс! Начинайте! — рявкнул Хэвит в микрофон.

И атака началась.

Люди Гроу успели закрыть дверь в коридор, но ее вышибло направленным взрывом. Невидимые лучи нейроизлучателей проникли внутрь.

Люди Гроу роняли оружие, падали и корчились в агонии. Кошмар длился не больше нескольких минут. Потом наступила тишина.

И в этой тишине раздался спокойный голос Лоуренса:

— Все, Хэвит, мы закончили.

Хэвит подал капсулу назад, откинул колпак.

Женщины были перепуганы, но не пострадали. Корпус капсулы и стены, как и предполагал Хэвит, послужили достаточным экраном.

Хэвит выбрался наружу с бластером в руке.

Лоуренс уже находился здесь.

— Это можно спрятать, — сказал он, кивнув на бластер. — Нас больше никто не побеспокоит.

Десятка два мужчин скорчились на полу.

— Лоуренс, — нервно сказал Хэвит, — что с ними?

— Боюсь, мистер Хэвит, мы немного переборщили с дозой, — ответил Лоуренс с коротким смешком. — Боюсь, все они мертвы.

Хэвит пришел в ярость:

— Мы же договорились, Лоуренс!

Ученый криво усмехнулся.

— Черт возьми, вы убили их! Намеренно! Вы — еще один убийца!

— Не стоит так нервничать, мистер Хэвит. — Лоуренс остался спокоен. — Это был единственно правильный выход. Пройдет немного времени, в вы сами со мной согласитесь. В любом случае дело уже сделано и, уверяю вас, большинство — на моей стороне.

Хэвит сдержался и попытался успокоиться, но в интонации его слов все еще слышалась злость.

— Я предполагаю, это было сделано из хороших побуждений, — проворчал он.

— Вы же не думали, что мы позволим ему сбежать! — жестко ответил Лоуренс.

— Хорошо, хорошо, — согласился Хэвит. — Все это мы обсудим позже.

Он мельком увидел за собой, в дверном проеме, женщину, включил переговорное устройство.

— Дамы, — приказал он. — Оставайтесь в той же спальне и закройте двери, пожалуйста!

Дверь сразу же тихо прикрылась, но он успел услышать, как в спальне кто–то зарыдал.

— Да, — сказал Хэвит. — Дело сделано. А сейчас я бы хотел немного отдохнуть.

Капитан Хэвит. Борт звездолета

Хэвита разбудил звук зуммера. Он поспешно надел халат и открыл дверь. Там оказался Роскоу — молодой ученый, который терпеливо ожидал его в коридоре.

— Мы в главном зале совещаний, сэр, — сказал Роскоу, — и хотим, чтобы вы пришли туда.

— Кто это — мы?

— Экипаж, сэр, но… — Роскоу замялся.

— Что — но?

— Собрались только мужчины, сэр.

Хэвит внимательно и озабоченно посмотрел на Роскоу, но расспрашивать больше не стал:

— Я прибуду туда через десять минут.

Он побрился, торопливо раздумывая над словами Роскоу. Вероятнее всего, все самое неотложное для устранения последствий мятежа уже было сделано. Остальное потребует длительной работы.

… У Хэвита имелась отличная социальная программа. Его система была гибкой и самовосстанавливающейся. Она не нуждалась в отдельном моральном кодексе или отдельном лидере. Формально все люди были полностью свободны в действиях и желаниях, однако должны были стремиться сохранить новый строй.

Как только Хэвит появился в дверях зала заседаний, один из присутствующих вскочил с криком:

— Он здесь!

Для Хэвита такое приветствие было неожиданным. Он остановился.

Пока Хэвит в нерешительности стоял у входа, несколько сотен мужчин, находящихся в зале, встали и стоя начали радостно приветствовать его. Хэвит увидел Уильяма Лоуренса. Широко улыбаясь Хэвиту, Лоуренс стоял, ожидая капитана.

Хэвит двинулся к нему. Всем своим видом он изображал уверенность, но внутри зрело беспокойство.

Как только Хэвит достиг сцены, Лоуренс поднял руку, и наступила тишина.

После этого ученый торжественным тоном обратился к Хэвиту:

— Мистер Хэвит! Здесь собрались только ваши друзья. Путь, приведший вас на корабль, ваша система управления обществом, все, сделанное вами в последнее время, вызывают у нас уважение и восхищение. Мы видим, что за всеми вашими действиями стоит высочайшее уважение к личности. Наше собрание разделяет ваши убеждения и выражает свое доверие как законному руководителю нашей экспедиции. — Он сделал паузу, успокаивая аудиторию, вновь начавшую громко хлопать и одобрительно шуметь. — Тем не менее есть еще нерешенные проблемы, и до того, как мы окончательно утвердим вас в должности капитана, мы хотели бы услышать, какими вы видите личные отношения внутри экипажа. И в первую очередь собрание хотело бы услышать ответ на следующее: что вы собираетесь делать с женами капитанов?

Поворот разговора от общих фраз к конкретному вопросу был таким резким, что Хэвит замер. Это настолько вывело его из равновесия, что пауза затянулась надолго. Да, прямой вопрос требовал прямого ответа. Если бы это зависело только от его желания, Хэвит оставил бы женщин себе. Они — жены капитана. Он — капитан. Естественно предположить, что они станут его женами. Собственно, они уже стали его женами, но…

Хэвит понял, что именно от ответа на этот вопрос зависит его будущее положение. И это было справедливо. Одна мораль для всех: и для капитана, и для экипажа.

— Господа, — сказал он. — Я не знаю, сколь долго мы будем находиться в космическом пространстве. Но полагаю, это зависит от того, насколько удачными окажутся наши эксперименты, как скоро мы добьемся успехов в исследованиях феномена «пространство–время». Вообще говоря, жизнь людей на борту должна соответствовать общечеловеческим понятиям. Естественно, у нас будут заключаться браки, рождаться дети, выполняться программа образования и происходить другие, не менее важные вещи.

Хэвит остановился, неожиданно смущенный.

— Что же касается лично меня, — произнес он, — то я испытываю огромное уважение к одной из четырех женщин, тех женщин, которых доктор Лоуренс назвал «капитанскими женами»… — Он запнулся, но тут же продолжал твердым голосом: — Надеюсь, это чувство взаимно, и именно с ней я собираюсь составить семью.

В зале наступила мертвая тишина. Что–то в сказанных им простых словах показалось слушателям глубоко душевным. Уильям Лоуренс смотрел себе под ноги, не в состоянии произнести ни слова. Только Роскоу нашел смелость продолжить разговор.

— Мистер Хэвит, — сказал он, — насколько я помню себя, капитан «Надежды Человечества» всегда имел несколько жен. Но вы, как я понимаю, собираетесь ограничиться только одной?

Хэвит внимательно оглядел присутствующих в зале. Каждый из них замер в ожидании дальнейших событий. Хэвит почувствовал, что часть их, наиболее глупых, пыталась убедить себя и окружающих в том, что у мужчины может быть больше одной жены. Возможно, часть из них мечтала о своей гегемонии на борту «Надежды Человечества».

— Роскоу! — вмешался Лоуренс. — Чем ты слушал? Капитан Хэвит ясно сказал: одна жена!

Он протянул Хэвиту руку:

— Вы — наш. Мы полностью доверяем вам!

Ответом ему были продолжительные овации.

Никто не услышал, как Лоуренс добавил вполголоса:

— Поздравляю, сэр! Вы прошли испытание.

Восемь лет спустя

Ученым «Надежды Человечества» потребовался не один год упорного труда для того, чтобы разобраться в открытом Роджером Стрейнжбери феномене «эластичного пространства–времени».

Теория была проверена на практике, ее основные принципы установлены и проанализированы. Фактически это означало, что «Надежда Человечества» получила доступ в иную вселенную, вневременную вселенную сверхсветовых скоростей.

Хотя на борту прошло свыше четырехсот недель, когда два корабля, огромный звездолет и небольшой патрульный эсминец, вышли на околоземную орбиту, с того момента, как на этом же эсминце ее покинул Роджер Стрейнжбери с сообщниками, прошло всего одиннадцать дней.

Еще месяц потребовался для того, чтобы организовать совместное совещание глав земных правительств, и в первую очередь правительств Запада, России и Азиатского блока.

На этом совещании к лидерам Земли с совместным сообщением обратились Питер Линден и Эвирайл Хэвит.

Ученые прежде всего дали научную информацию о результатах экспедиции. Потрясающую информацию, в которой содержался смертный приговор планете Земля…

— … «Надежда Человечества» проникла в будущее Солнечной системы и кратковременно наблюдала некоторые характеристики нашего светила, определенно позволяющие отнести Солнце к цефеидам, — сообщил Линден.

В подтверждение ими были показаны видеозаписи тех будущих событий: внезапная вспышка, мощное тепловое излучение, достигшее поверхности Земли.

Ученые подробно объяснили, что ими демонстрируются некоторые из реальных событий будущего. Они проникли туда в результате полета корабля и исходя из условий изменения основных свойств материи при сверхсветовых скоростях. Движение со скоростями большими, чем скорость света, в течение многих световых лет — именно это стало условием, приведшим к наблюдаемым эффектам «пространство–время». Что–то подобное — пульсация в космическом пространстве — кратковременно наблюдалось в Солнечной системе.

Путешествие быстрее скорости света позволило бы пройти сквозь Солнце где–то за четыре секунды и преодолеть девяносто три миллиона миль от Солнца к Земле за шесть с половиной минут.

— Солнце вспыхнет! — заявил Линден, огласив приговор.

И тут же последовало помилование.

— Но все планеты, кроме Меркурия, останутся на своих орбитах. И у нас есть возможность создать энергетический щит из смещенного пространства, который позволит почти в тысячу раз уменьшить излучение. Просто на этот период время на Земле существенно ускорится, и поскольку для Солнца течение времени останется прежним, интенсивность его излучения упадет пропорционально коэффициенту ускорения времени. Мы выживем!

Когда сообщение Питера Линдена по видео — и радиопрограммам было закончено, Хэвит добавил:

— А у меня есть более приятные новости. За время нашего путешествия со скоростью, превышающей скорость света, «Надежда Человечества» посетила несколько звездных систем. Нами обнаружены три планеты, пригодные для проживания людей. Многие из колонистов уже остались там.

И кстати, — добавил он, — моя жена Руфь и четверо наших детей остались на одной из тех планет. Теперь наш дом — там. И поэтому мне бы хотелось не откладывая обсудить некоторые аспекты взаимодействия доминиона Земля и его колоний…

Позднее эти слова были включены в учебники истории, поскольку именно они ознаменовали окончание истории человечества Земли и возвестили о начале истории человечества галактики.