Звездный ковчег

Глава первая

Свет, льющийся из спиральных плафонов, превратил лицо профессора в удивительную маску теней. Кроме его и Джонни, в кабинете никого не было.

— …Все не так просто.

— Но… — начал Джонни.

— Никаких возражений! — перебил его профессор. — Послушайте меня внимательно. Они совершили то, чего мы никогда не повторим. А так как последние из них все еще живы, вы отправитесь изучать их.

— Но я‑то хотел сказать совсем о другом, — попытался возразить Джонни. — Мне не хочется участвовать в этом проекте. Вы ждете от меня ответы на все вопросы, связанные с Народом Звезд… Я же дипломник, а такие исследования отнимут у меня море времени. Я ведь не отказываюсь работать над темой моего дипломного проекта «Цивилизация Нуктон на Кретоне три» или над чем–нибудь, связанным с этой темой. — И, словно спохватившись, добавил: — Я понимаю, последнее слово за вами.

— Совершенно верно, — невозмутимо согласился профессор, он подался чуть вперед и продолжал: — Поскольку вы исключительно одаренный студент, я прислушаюсь к вашим пожеланиям, но должен признаться, ваша просьба ставит меня в весьма затруднительное положение. Джонни громко сглотнул.

— Послушайте, профессор, я не хочу спорить с вами. В звездной антропологии слишком много интересных тем для исследований, но, насколько я могу судить, Народ Звезд — тупиковая ветвь нашей цивилизации. Эта странная раса давным–давно прекратила развитие. Ее вклад в галактическую культуру вторичен. Народ Звезд не создал ничего нового. Все их достижения — крохотная колония возле Лефера шесть. Вы же знаете, что Федерация не вмешивается в их внутренние дела и позволяет им влачить жалкое существование только из сентиментальных побуждений. Столько цивилизаций требуют всесторонних исследований, а мне придется бродить среди обломков доисторических звездолетов, анализируя и воссоздавая историю жалкой кучки шовинистов и дегенератов… Ведь всем ясно, что они из себя ничего не представляют!

— Согласен, — задумчиво протянул профессор. — Но мне не нравится излишняя эмоциональность ваших оценок. — Он просмотрел какие–то записи на экране компьютера, а потом строго взглянул на студента. — Все же я не могу удовлетворить вашу просьбу… Вы утверждаете, что культура Народа Звезд — совершенно неинтересна, что они, так ничего и не достигнув, склонились к закату… А вы никогда не задавали себе вопрос: почему?

— Тут все яснее ясного, профессор. — Джонни ожидал подобного вопроса и подготовился к нему заранее. — Предки Народа Звезд покинули Землю в две тысячи двести сорок втором году. Предполагалось, что сменится двенадцать поколений, прежде чем их экспедиция достигнет цели. Через шестьдесят лет после их отлета на Земле изобрели гипердвигатель. Только через сто лет после того, как человечество установило прямые контакты со множеством обитаемых миров и вошло в Федерацию, десять оставшихся кораблей предков Народа Звезд подлетели к системе звезды Лефер шесть. То, что у этой звезды не оказалось планет, стало для астронавтов роковым ударом. Потомки переселенцев, отправившихся через Галактику с самыми благородными целями, не только не обнаружили чужих культур, им даже высадиться было некуда. Они остались в системе Лефера шесть, где им позволили основать колонию, бросив на произвол судьбы. Но судя по всему, они довольны существующим положением вещей, насколько они вообще могут быть довольны. Пусть там остаются и загнивают в дальнем уголке космоса!.. Какое нам до них дело!

Заранее подготовив аргументы, дипломник ожидал пусть не полного одобрения, но какого–то положительного отклика на свою речь, однако молчание затянулось. Профессор явно не спешил. Когда же наконец он заговорил, его тон оказался весьма прохладным:

— Значит, вы утверждаете, что Народ Звезд не внес существенной лепты в культуру Федерации? Тогда позвольте спросить, а хорошо ли вы ознакомились с литературой, касающейся этого вопроса?

Студент покраснел.

— Послушайте, профессор, меня, конечно, нельзя считать крупным специалистом по Народу Звезд, но я уверен, что за двенадцать поколений можно было создать хотя бы одно оригинальное сочинение: балладу, картину, поэму или еще что–нибудь, кроме безвкусных сентиментальных ностальгических виршей. Получилось так, что жертва, которую принесли их предки, отправившись на утлых суденышках в космос, оказалась напрасной. Теперь им осталось только страдать…

Профессор удивленно изогнул брови. А Джонни настойчиво продолжал отстаивать свое мнение:

— Я просмотрел все записи их баллад, собранных в семьдесят девятом году Нелли Ксимолой, и не нашел в них ни единой метафоры, которую можно было бы счесть оригинальной. У Народа Звезд нет ничего, кроме мистического фольклора, где главное место занимают образы песка, моря и городов. Некоторые из них, конечно, вызывают определенный интерес, но все это бесплодные фантазии. В их творчестве нет тем, имеющих отношения к людям, рождающихся и умирающих на звездолетах. Хотя именно это могло бы хоть как–то нас заинтересовать. А слащавые стоны про пески и моря, о которых авторы узнали из книг и фильмов, меня совершенно не трогают.

Профессор еще больше изогнул брови.

— Да? — Он сделал многозначительную паузу, словно от удивления не мог подобрать нужных слов. — И все же, прежде чем вы получите тему дипломного проекта, я хочу подчеркнуть то, о чем уже говорил на лекциях: Народ Звезд совершил нечто такое, чего никто из нас никогда не повторит. Их предки отправились в невероятно долгий полет, улетели в неизвестность. Никто не знает космос так, как они. Гипердвигатель переносит корабль из одной точки пространства в другую почти мгновенно. — Тут профессор улыбнулся. — А они, не найдя новой родины, все же сохранили в сердцах живые образы песка, моря и городов. — Тихонько хлопнув ладонью по столу, профессор остановил Джонни, уже готового высказать свои возражения и по этому поводу. — Вы ведь там не были. Следовательно, ничего не знаете… Так или иначе, предки этих людей совершили самое невероятное путешествие, какое только можно вообразить. И за одно это заслуживают не только уважения, но и пристального изучения.

— Но, что необычного может таиться в космосе? Пустота, да и только! — воскликнул Джонни. — Там ведь нет ничего.

— Даже если бы мы были уверены, что это так (а мы этого знать не можем), почему вы считаете, что космическое путешествие безопасно?! Предположим, в космосе кроме Народа Звезд были и другие скитальцы! Не забывайте, из десяти кораблей, стартовавших с Земли, достигли цели лишь семь, к тому же два корабля оказались в системе Лефера шесть без экипажа! Вероятно, что–то есть в этой «пустоте»! Что–то, о чем мы и не догадываемся.

Профессор ткнул костлявым пальцем в клавишу консоли. По экрану компьютера побежали строчки записей.

— Говорите, читали дневники Нелли… Тогда вы должны были обратить внимание на балладу о «Бете два». Я хочу получить полный исторический анализ этого произведения из первоисточника. Это и станет темой вашего дипломного проекта.

— Но, профессор…

— Разговор окончен!

Глава вторая

Джонни вначале просмотрел лаконичное примечание: ««Бета два» — один из звездных кораблей, прибывших в систему Лефера без экипажа. Баллада особенно популярна среди Народа Звезд (см. приложение «О музыкальных традициях Народа Звезд»). Обратите особое внимание на неритмичный рефрен, оригинальную особенность большинства баллад Народа Звезд, а также странный синтаксис».

«Вот уж действительно потуги на оригинальность», — подумал Джонни и стал читать:

Она пришла к городской стене.

Долгий путь за спиной ее,

Долгий путь по пескам и воде…

Но сердце вело ее.

Короткие волосы, ноги в крови,

Следы слез на впалых щеках.

Она вернулась, но не одна.

С ней мальчик — легенда в веках.

А глаза его ‑

Изумрудные.

Трое стражей ждали ее у ворот.

Один в рог золоченый трубил,

Чтобы в городе знали и слышали все:

Час роковой пробил.

Слезы текли у нее по лицу.

Она ослепла на один глаз.

Она вернулась, но не одна.

С ней мальчик. Он — Бог сейчас.

А глаза его ‑

Изумрудные.

Тот, кто судил людей, их судьбами играя,

Сказал: «Мы дождались… ну, что ж… Она пришла,

Вернулась та — она, которую все ждали.

Она искала смерть, и тут ее нашла».

А тот, кто исполняет приговор,

Стоял безмолвно, замерев, как камень.

На Холме Смерти и сквозь прорезь маски

Взирал на обреченную, чей сын

Искрится и сверкает, словно пламень.

А глаза его ‑

Изумрудные.

И стражи с городской стены сказали:

«Ты лучше уходи. Он Суд готовит».

Но непреклонной оставалась дева.

«Я не боюсь. Он мне не прекословит.

Долгий путь за спиной у меня,

Долгий путь по песку и воде

Я прошла, чтоб спасти города

И узнать об их горькой судьбе».

И прошла она сквозь ворота.

На Базаре погибли дети.

Поднялась она на Холм Смерти,

И со смехом Судья ее встретил.

«Долгий путь за спиной у меня,

Долгий путь по песку и воде

Я прошла, чтоб спасти города

И узнать об их горькой судьбе…»

А глаза его ‑

Изумрудные.

Приведенный в книге анализ этого произведения ничего Джонни не дал. Студент понял лишь то, что ему придется посетить колонию лично и разузнать об этой балладе как можно больше. Стоит расспросить, по крайней мере, три различных племени Народа Звезд. На эту работу Джонни отводилось двадцать четыре часа. Не больше и не меньше. Конечно, можно было бы договориться с координаторами в Центре Времени. Тогда, даже если он потратит неделю на исследования, в университете пройдут только сутки. Но Джонни не собирался тратить много времени на этот проект и, чтобы облегчить себе работу, решил предварительно заглянуть в библиотечные файлы.

Для начала он просмотрел предисловие к «Балладам Народа Звезд», составленное Нелли. Там Джонни обнаружил кое–что, заслуживающее интереса:

«…Так и не побывала в самой колонии, как из–за нехватки времени, так и из–за несовместимости наших культур. Но Народ Звезд позволил моему роботу пройти на их корабль и сделать записи. Позже компьютер распечатал тексты и записал ноты. Разбирая записи, мне пришлось немного пофантазировать, сделав поправки там, где явно были пропуски слов или фраз. Пришлось делать все на скорую руку, поэтому возможны ошибки из–за пропусков в записи и из–за неточного перевода компьютера… В случае разночтений прошу обращаться в архив библиотеки фольклора, где хранятся оригиналы».

Джонни откинулся на спинку кресла, разозлившись, как и любой другой дотошный исследователь на его месте. Компьютерный перевод, отсутствие прямого контакта с носителями фольклора… Похоже, Ксимола отнеслась к своей работе спустя рукава, и теперь дипломнику придется потратить уйму времени на одну–единственную балладу. Джонни с легкостью мог представить себе, как все было: Нелли болталась где–то в окрестностях Лефера шесть и решила послать робота к Народу Звезд в надежде записать что–нибудь интересное. Вероятно, она маялась от безделья в карантине или занималась ремонтом собственного звездолета. Робот сделал всего шесть или семь часов записей, а потом вышло в свет академическое издание. Смешно, но дипломник не на шутку разозлился из–за такой непрофессиональной работы. Он ведь был убежден, что ничего интересного в окрестностях Лефера шесть не найти, а весь фольклор Народа Звезд хранится в архивах Всегалактической библиотеки антропологии.

На всякий случай Джонни проверил архив университетской библиотеки. Единственная вольность, которую позволила себе Нелли Ксимола, приходилась на… одну строфу. Робот дал их в следующей интерпретации:

И прошла она сквозь ворота.

На Базаре погибли дети.

Поднялась она на Холм Смерти,

И никто ее там не встретил.

Да, похоже, исправление было внесено правильно. Хотя? Джонни нахмурился. «Нет, — решил он наконец, — вероятно Нелли права. Ее интерпретация больше соответствует остальной части текста. Хотя с этим Судьей не все ясно…»

Перечитывая балладу внимательнее, Джонни нашел ее притягательно простой. Очень жаль, что смысла в ней маловато, ни сияния галактик за иллюминаторами, ни леденящих душу подробностей таинственной бездны межзвездного пространства.

Джонни сменил оптический диск и вызвал на дисплей новые файлы. Выбор оказался небогат, о Народе Звезд имелось только полдюжины кратких записей. Но Джонни искал файлы, помеченные голубой чертой. (Голубым цветом в каталоге отмечались первоисточники.) На удивление, такая запись оказалась только одна. Подозревая, что в каталог вкралась ошибка, дипломник проконсультировался у библиотекаря и выяснил, что никакой ошибки тут нет.

Единственная запись оказалась без названия. К удивлению Джонни, она относилась к тому периоду, когда допотопные корабли Народа Звезд объявились в сфере влияния Федерации. И случилось это всего лет девяносто назад.

Комментировал текст какой–то землянин с Альфа Центавра. (Чрезвычайно скупой язык очень подходил для официальных сообщений.) Речь же в записи шла о первом контакте людей с Народом Звезд и вооруженном конфликте, едва не закончившемся трагически:

«…Тогда нам пришлось использовать гипнотизатор. Но даже с его помощью добиться понимания оказалось чрезвычайно трудно. Деволюция зашла слишком далеко. После обработки туземцев излучателями группе контакта удалось подняться на борт. Сонные существа лежали вповалку в шлюзах с оружием в руках. Они были безволосыми, нагими, бледными, тонкокостными. Несмотря на героические усилия не допустить нас внутрь, пораженные излучением, туземцы не смогли причинить нам вреда. Попытки прощупать их подсознание показали, что по природе своей Народ Звезд близок землянам. Однако эти создания казались настолько порабощенными невероятно запутанной мифологией, возникшей за время их путешествия сквозь звездные бездны, что мы пришли к выводу: лучше оставить их в покое.

Технические средства этой расы совершенно непригодны для переброски больше чем на десять — двенадцать миллионов километров. Из данных, полученных группой контакта, можно предположить, что связь между кораблями поддерживалась при помощи радиоволн и, как мы выяснили, путем перехода отдельных групп людей с корабля на корабль.

(После продолжительного молчания неизвестный продолжал.)

У них есть своя письменность. А язык, несмотря на многонациональность первоначального экипажа, принадлежит к романской группе. Но речь Народа Звезд трудно понять из–за специфики произношения.

Масса документов, попавших в руки группе контакта, связана с понятием Базара (Базы?), который, как мы сначала предположили, обозначал сады гидропоники или иное устройство, производящее провиант на корабле. Лингвисту Бурберу понадобилось больше часа, чтобы определить порочность такого подхода. Он заявил, что термин «База» относится к инкубатору, в котором для стабилизации численности населения звездолета хранились эмбрионы. Именно там женщины могли получить искусственно выращенных младенцев. «Базар», или так называемый «Банк», выполнял еще одну важную функцию: сохранял популяцию людей, оберегая их от нежелательных мутаций. По внешнему виду представителей Народа Звезд трудно согласиться, что «Базар» справился с этой функцией».

Джонни перечитал строчки баллады. Так вот что такое «Базар». Связь «Базара» с детьми очевидна. Без сомнения, поправка должка выглядеть так:

И прошла она сквозь ворота… На Базаре погибли дети… Поднялась она на Холм Смерти…

А, может, все–таки прав электронный переводчик Нелли? Может, он случайно натолкнулся на правильную интерпретацию текста?

Быстро, но тщательно Джонни просмотрел сообщение до конца, и его внимание привлек другой отрывок:

«…«Бета два» оказалась брошенной… Длинные коридоры безлюдны, но все механизмы функционировали. Двери всех кают открыты нараспашку, кассеты остались в видеоустройствах, столовые приборы стояли на столах, словно брошенные в спешке. Зрелище возле дезинтегратора напомнило мне фотографию Освенцима — концентрационного лагеря времен так называемой Второй мировой войны. Камера оказалась полностью забита скелетами, словно экипаж охватило массовое безумие, и все летевшие на корабле разом совершили самоубийство. Наш лингвист Бурбер обратил наше внимание на то, что скелеты принадлежат только взрослым людям. Тогда мы провели тщательную проверку родильного Банка, который оказался безнадежно выведенным из строя. Большинство колб, где развивались зародыши, были разбиты вдребезги. Очевидно, между двумя этими ужасными фактами существовала связь, но из–за нехватки времени тщательное расследование не производилось. Опрос под гипнозом экипажей других кораблей выявил, что несколько поколений назад на «Бете два» произошла катастрофа, но природа и размеры ее неизвестны…»

Джонни снова остановился и пробежался взглядом по упоминаниям Холма Смерти. Отсек Смерти? Поместить в Отсек Смерти? Возможно, Склон Смерти? Никакого ясного толкования он так и не смог найти.

Студент запустил другую запись: просмотрел древний микрофильм о конструкции древних звездолетов, не имевших гипердвигателя.

«…И каждый из них снабжен камерой Смерти, которая действует как дезинтегратор отходов. Еще ее использовали для приведения в исполнение высшей меры наказания в тех случаях, когда не было иного способа сохранить существующее положение вещей в ограниченном сообществе».

В Джонни пробудился интерес, и он в который раз вернулся к тексту баллады. На «Бете два» пострадал Родильный Банк (Базар). Отсек Смерти можно было использовать для приведения в исполнение смертного приговора — подобающее наказание для такого преступления. Похоже, в оригинальной версии скрывался тайный смысл.

И прошла она сквозь ворота.

На Базаре погибли дети.

Поднялась она на Холм Смерти,

И со смехом Судья ее встретил.

Теперь Джонни было с чего начать.

Глава третья

Развалившись в кресле пилота, Джонни равнодушно созерцал темный экран внешнего обзора, который в условиях гиперперехода бездействовал. Неожиданно он подумал о том, что за одну секунду полета оставляет позади расстояние, которое корабли Звездного Народа смогли бы преодолеть лишь за несколько лет. Ведь они двигались со скоростью улитки — несколько тысяч километров в секунду. Гигантскими черепахами упорно ползли они по таинственному бархату космической ночи. Джонни сгорал от любопытства, хоть и не хотел признаваться себе. Дипломник все еще считал себя — будущего галактического антрополога — занятым расследованием незначительного, тривиального случая халатности и небрежности своих коллег при изучении тупиковой ветви культуры одной из самых незначительных колоний землян.

Как бы ему хотелось побывать на планете звезды Кретон три, увидеть удивительные серебряные залы, парки черного камня — реликвии трагически погибшей расы, создавшей настоящие шедевры архитектуры и музыки. Хотя, скорее всего, у них не было ничего, кроме архитектуры и музыки. Они даже общались с помощью эмоций. Цивилизация Кретона не имела письменности. Для сохранения информации местные жители использовали все ту же архитектуру и музыку, и их невероятные достижения требовали досконального изучения.

Легкая размытость окружающих предметов подсказала Джонни, что корабль вышел из гиперпространства. В правом верхнем углу экрана вспыхнула зеленая звезда Лефер шесть. Прямо перед Джонни возникло удивительное сооружение — Звездные Корабли первопроходцев космоса. Издали они напоминали обрезки ногтей на темном бархате. Джонни насчитал семь штук. Остальные четыре прятались в тени. И каждый, как он знал, достигал двадцати километров в длину — настоящие мастодонты прошлого. Наблюдая за удивительными сооружениями, студент заметил, что они причудливо перемещаются — словно пылинки, грациозно танцующие в луче света. Они плыли в нескольких миллионах километров от Лефера шесть…

Медленно выплыл из мрака полумесяц еще одного корабля, а один из тех, что был виден раньше, потух, растворился во тьме. Джонни увеличил разрешение экрана и чернота космоса приобрела голубоватый оттенок, а полумесяцы кораблей — зеленоватый. Корабль Джонни обладал малым гипердвигателем с временной задержкой в шесть недель, чего не хватало бы для серьезных межзвездных путешествий. Однако университет не предоставлял студентам кораблей с большими временными задержками, путешествия на таких кораблях могли вызвать парадоксы и принесли бы массу хлопот Центральному Контролю. Некоторые звездолеты Космофлота имели двухгодичный временной запас. Но, попав в опасную ситуацию, Джонни мог сбежать в прошлое на шесть недель, сигналя «SOS» на весь космос в надежде, что кто–нибудь придет на помощь (что маловероятно), либо же слепо покориться судьбе. Тогда Джонни пришлось бы надеяться только на себя самого, потому что больше рассчитывать было не на кого… В результате такой политики администрация университета постоянно жаловались на большое число несчастных случаев со студентами, но не принимала никаких мер…

Оказавшись в двух тысячах километров от цели своего путешествия, Джонни сбавил скорость до трехсот километров в час и, сближаясь с колонией, все гадал, как ему распознать «Бету два». И вообще, чем заняться сначала: отыскать и исследовать брошенный корабль или вступить в переговоры (если «аборигены» захотят!) с обитателями одного из населенных звездолетов.

Еще одно интересовало студента, хотя и не было связано с его заданием. Окончание архивной записи, относившейся к другому брошенному кораблю, «Сигме девять»:

«…Его нашли абсолютно выпотрошенным.

(Торопливый голос комментатора).

Огромный кусок обшивки оказался вырван, и каркас корабля зеленовато сверкал в свете Лефера шесть. Остаток корпуса был переломлен чуть ли не надвое. Вряд ли кто–нибудь уцелел после такой катастрофы. Поразительно, как сохранились эти останки, двигаясь тем же курсом, что и остальная эскадра».

Джонни включил увеличение, и туманные сферы целиком заполнили экран на стене. Пока он производил манипуляции, из темноты выплыл новый корабль. Похоже это и была та самая злополучная «Сигма девять». Она выглядела словно раздавленная яичная скорлупа. Обломки ферм и балок торчали во все стороны. В корпусе действительно зияла огромная дыра, от которой во все стороны расползались хорошо различимые трещины. Тут и там повисли почти отвалившиеся плиты обшивки.

На первый взгляд причиной таких разрушений мог оказаться мощный взрыв внутри корабля, но, подумав, Джонни решил, что это маловероятно, так как взрыв, способный уничтожить значительную часть корпуса, неминуемо разметал бы останки звездолета по всему гиперпространству. То, что ему вдолбили в голову на кафедре физики, напрочь отметало вероятность удара извне. Джонни даже не мог предположить, что вызвало подобную катастрофу. Однако факты — вещь упрямая.

Джонни поручил автопилоту подвести его корабль прямо к скоплению звездолетов, а сам, переключив экран на изображение в реальном масштабе, наблюдал за тем, как растут в размерах «миры» Народа Звезд. Остановив свое судно в ста пятидесяти километрах от ближайшего корабля, студент визуально обследовал их во всех спектрах, но безрезультатно. Наконец, направившись к ним со скоростью сто пятьдесят километров в час (и обеспечив себе достаточно времени на размышление), Джонни тяжело вздохнул. Он чувствовал, что работа предстоит нелегкая. На сорок второй секунде он ткнул клавишу остановки времени.

И время остановилось…

Теперь Джонни и его корабль находились в коконе хроностатиса. Но вот его суденышко зависло чуть ли не в трех метрах от поверхности таинственного звездного корабля. Джонни переключил экран, чтобы взглянуть на изображение, передаваемое внешними камерами, и изображение стало расти, пока не окружило его со всех сторон. На какое–то мгновение у студента возникло ощущение, будто он стоит на корпусе межзвездного корабля.

Край горизонта оказался пугающе близок. Прежде Джонни казалось, что плиты обшивки гладкие и ровные, но на самом деле вблизи они напоминали изъеденный, заплесневевший сыр. Броню изрыли зеленоватые борозды и темные вмятины, и дело тут было не в световых эффектах. Джонни огляделся.

У него перехватило дыхание. В четырнадцать раз большая, чем Луна, видимая с Земли, над ним нависала громада «Сигмы девять». Джонни знал, что находится в безопасности внутри своего корабля, в коконе хроностатиса, и его отделяют всего несколько минут полета от десятка обитаемых, безопасных планет. Однако сверкающая груда металла, казалось, наползала на него, мерцая во тьме.

Джонни закричал, прикрыл глаза рукой, а другой отключил внешние экраны. Весь в поту, дрожа от внутреннего напряжения, он постепенно пришел в себя. Экран вновь стал всего лишь двухметровым окном.

Нет, человек никогда не привыкнет к безграничности космоса. Да и сам корабль, мерцающий зеленым огнем, оказался столь ужасным, что Джонни не мог смотреть на него дольше нескольких секунд. Студент физически ощущал, как эта громада падает, падает… и вот–вот упадет на него. А почему она мерцала?

Джонни оторвал потную руку от подлокотника. Мерцала? Наверно, он стал жертвой оптической иллюзии. Ведь его корабль находится во временном коконе. Тут ничего не должно мерцать. Задумавшись, восстановив в памяти ужасную картину, Джонни припомнил газообразное зеленоватое свечение, окутывавшее мертвый звездный корабль, — тут и там то и дело вспыхивали огоньки–искорки. Собравшись с духом, Джонни еще раз настроил экран на «Сигму девять», теперь уже в психологически безопасной обстановке пилотской кабины. И когда он включил экран, то оказалась, что зеленые обломки действительно мерцают на фоне бездны космоса.

Джонни снова испугался. Что–то не в порядке с его кораблем. Джонни еще раз обежал взглядом ряды аварийных датчиков. Судя по их показаниям, все в порядке.

Тогда Джонни решил вернуться в гиперпространство, прежде чем произойдет непоправимое. Но занесенная над пультом рука остановилась. Лефер–то совсем рядом! Джонни подключил фильтр и задал компьютеру стократное увеличение.

Поверхность солнца, если наблюдать за ним из кокона хроностатиса, выглядит совершенно иначе, чем в нормальном течении времени. Явление, известное как эффект Кифена, превращает звезды в резиновые шары, которые окунули в клей, а затем в чан с разноцветным конфетти. Звезды словно покрыты разноцветными точками, четко различимыми и очень яркими. А в обычном пространстве звезды напоминают флюоресцирующие апельсины… Когда Джонни взглянул на звезду, эффект Кифена присутствовал.

Так что он действительно находился в коконе хроностатиса. Но что же тогда происходит с обломками «Сигмы девять»? На всякий случай Джонни решил держаться от них подальше.

Заставив свой корабль ползти со скоростью черепахи, Джонни переключился на нормальный поток времени и, приблизившись к одному из звездолетов, занялся поисками входа. По крайней мере, этот корабль выглядел целым и не мерцал. А входом мог оказаться лишь изъеденный метеоритами выступ на корпусе гиганта. Корабль Джонни завис над шлюзом. Чисто автоматически Джонни передал опознавательный сигнал. Он не надеялся, что кто–нибудь откликнется. К его удивлению, в динамиках раздался голос со странным акцентом:

— Мы не глухи, но слепы… Вход запрещен, пока мы слепы… Представьтесь… Прием…

Монотонный голос принадлежал роботу, но сообщение очень удивило Джонни. Он снова радировал опознавательный сигнал и после него передал на той же частоте:

— Если отвечает робот, то, пожалуйста, пусть на связь выйдет оператор. Я бы хотел поговорить с человеком.

— Мы не глухи. Наши слуховые каналы свободны и не закупорены, — продолжал все тот же монотонный голос. — Но мы слепы… Мы не видим вас.

Тут Джонни догадался: очевидно, робот требовал включить видеопередатчик. Так он и поступил.

— Теперь мы прозрели. Передаем код шлюза.

В углу экрана появилась цепь обозначений из белых кружков и черных линий. Поверх кода легла строчка печатными буквами:

«ВЫ ВХОДИТЕ В ГОРОД ГАММА ДВА»

Полусфера на обломках поврежденного гиганта начала разворачиваться. Космические шлюпки, для которых предназначался шлюз, были раза в три больше корабля Джонни. От корпуса отрывались и куски разъеденного металла. Кувыркаясь, рассыпаясь на части, они словно облачко окутывали гигантский звездолет. Автопилот ввел корабль в открывшийся туннель. При развороте корабля на экране мелькнула «Сигма девять», и Джонни вспомнилось, как он заявил профессору: «Что необычного может таиться в космосе?!» Предположительно звездолеты университета обладали надежнейшими двигателями и неразрушимыми корпусами. Но что сжевало обшивку и разрушило «Сигму девять», словно та была из картона? Надо обязательно осмотреть останки звездолета, правильно сформулировать задачу корабельному компьютеру и посмотреть, какой вывод тот сделает из замеров напряжений и усталости металла в изуродованном корпусе. Первые исследователи прошли мимо этих обломков… Тройные лепестки первого шлюза сомкнулись, и Джонни замер, ожидая момента, когда его судно станет на причальную платформу. Но неожиданно корабль вздрогнул, вспыхнула лампа, сигнализирующая о сбое оборудования. Вероятно, шлюз предназначался для более крупных судов. Захваты причала тщетно двигались в вакууме. Поле держало его корабль точно в центре шлюза, но захваты оказались слишком короткими. Джонни увеличил плотность антигравитационного поля, и теперь его корабль был словно окружен шаром из титановой стали. Пускай вопьются в него клыки причальные манипуляторы! Бамс!

Клыки впились.

Из динамиков раздался голос:

— Приготовиться к высадке.

«Ну вот и все», — подумал Джонни. Давление атмосферы в шлюзе сравнялось с земным. Что он знал о древних межзвездных кораблях? Роботы не допустят высадку, если что–то не в порядке. На всякий случай он запаковал в походную аптечку атмосферный кокон объемом два кубических метра, проверил аккумулятор на поясе, поправил шнурок левого ботинка и направился к выходу из корабля.

Пленочные мембраны давно заменили шлюзовые люки. При приближении Джонни лепестки диафрагмы разошлись в стороны, и Джонни заглянул в шлюз. В шести метрах от него к антигравитационному полю присосалась гибкая труба–переходник.

В отличие от корабля Джонни, который обладал внутренним регулятором гравитации, внутри древнего звездного корабля царила невесомость. Джонни оттолкнулся от корпуса и нырнул головой вперед. Край переходника оказался совсем рядом, словно разверстая пасть миноги. Внутри переходник заливал голубовато–белый свет. Джонни остановился, нажав кнопку на аккумуляторе. Цепляясь за гибкий поручень, он двинулся дальше.

Прямоугольные окна по обе стороны переходника выходили в шлюз корабля. Еще шаг, и Джонни оказался в самом корабле. Сзади раздался тихий звук, и Джонни резко обернулся. Проход, куда он только что вошел, закрылся. Несмотря на это, в переходнике оказалось достаточно прохладно. Откуда–то веяло ветерком.

В обе стороны уходили треугольные коридоры. По центру каждого из них тянулись спиральные брусья. Один из указателей гласил: «Зал отдыха», другой — «Навигационное отделение». Будущий антрополог Джонни слабо разбирался в технической терминологии, тем более что с приходом нового поколения звездолетов все эти термины исчезли. Однако знал достаточно латинских и индоевропейских слов и считал, что при необходимости выпутается из трудного положения.

После некоторых размышлений Джонни решил что «Навигационное отделение» звучит более заманчиво. В этом названии было что–то морское. Именно там могли приноситься жертвы безбрежному морю космоса…

* * *

Через минуту Джонни подплыл к маленькой рубке. В центре помещения возвышался внушительный столб. На стенах светилось множество экранов, и перед каждым стоял стол. И стены, и потолок, и пол были сделаны из металла, поэтому Джонни включил магнитные подошвы на своих сандалиях и медленно спустился на пол. Он окинул взглядом столы. Когда–то в этой части корабля была искусственная гравитация.

— Одну минуту, — раздался голос из настенного громкоговорителя. — Я постараюсь разыскать кого–нибудь из людей, как вы просили.

— Спасибо. — Джонни ничего на оставалось делать, как поблагодарить услужливый компьютер. Но, видимо тому не слишком везло в поисках.

— Где все? — наконец, не выдержав, поинтересовался студент.

— Сложная постановка вопроса, — тут же отозвался компьютер. — Я постараюсь разыскать кого–нибудь из людей, — повторил он.

А через несколько секунд динамики снова ожили.

— Извините, но никто не отзывается.

— Разве на корабле нет ни одного человека? — спросил дипломник.

— Есть… Все люди живы, — последовал странный ответ.

Студенту показалось, что в голосе компьютера прозвучала угроза.

На одном из столов лежала стопка книг… Книги! Они были предметом вожделения для любого специалиста по антропологии, к которым причислял себя и Джонни. Тяжелые, громоздкие, требующие специальных условий хранения. И дело тут даже не в содержании книг… Любая книга, достаточно старинная, была для Джонни ценней бриллианта. Сама концепция «книги» находилась в противоречии с современным сжатым ритмом жизни, и Джонни бросило в жар при одной мысли о том, что он станет обладателем подобных раритетов. Коллекция Джонни из семидесяти томов считалась в университете невероятно роскошной. Жемчужиной коллекции (у этой книги каждая страница была впрессована в пластиковую оболочку) считался телефонный справочник Манхэттена за тысяча девятьсот семьдесят пятый год.

Джонни приблизился к удивительной стопке и взял верхнюю книгу. Обложка открылась со щелчком — значит, переплет намагничен. Джонни раскрыл книгу пошире. Страницы из тонкого металла серебрились в голубоватом свете. Что–то вроде бортового журнала или дневника, с указанием времени и даты перед каждой записью, Джонни раскрыл книгу наугад где–то в середине и пробежал взглядом по строчкам.

«Находимся в пустыне уже тридцать девять часов. Не знаю, сможет ли корабль дальше вынести это. Счет песка варьируется между пятнадцатью и двадцатью двумя. Самое ужасное, мы не представляем сколько это может продолжаться. Для того чтобы пересечь первую пустыню, на которую мы наткнулись двенадцать лет назад, понадобилось четырнадцать часов. Спустя два года море обмелело, и мы двигались через пустыню почти одиннадцать месяцев. Износ корабельной брони невероятен. Если встретится еще что–нибудь подобное, третье поколение не выживет… Потом, в течение шести лет, мы плыли по глубокому океану. Но тут налетел песчаный смерч небывалой интенсивности. Он бушевал почти три часа… Сколько времени мы будем ползти через эту пустыню? Час, год, столетие?»

Более поздняя запись:

«В течение последних девяти дней счет стабильно держится на шести. Это истинное наслаждение, учитывая, что и длительный счет один–два может оказаться губительным… Я обручил этим вечером Африда Ярина шестого и Пегги Ту семнадцатую… Праздновали на Базаре. Я отправился восвояси пораньше, слегка навеселе. Они выбрали ребенка БХ пять–семь–девять–один–один, включающего часть моих генов. Пегги пошутила:

— Поскольку ты — крестный отец, то в нашем ребенке будет что–нибудь и от тебя.

Африд воспринял шутку благосклонно, ведь эмбрион в основном был слеплен из его генов и генов Пегги. Я ушел в подавленном настроении. Дети корабля — порождение Базара — кажутся нам странными, не похожими на нас, еще помнящих Землю. Конечно, никто не говорит им про реальную опасность пустынь. Дети корабля способны радоваться малому. Они так верят в счастливый исход нашего путешествия, что было бы слишком жестоко упоминать о песке при них. Я знал, что мне будет еще хуже, но звякнул Лилии на «Бету два».

— Как самочувствие, Капитан?

— Вашими молитвами, Капитан.

— Хочешь перебраться на наш корабль и вырастить ребенка?

— Ты пьян, Хенк.

— Нет. Я серьезно. Почему бы тебе не оставить «Бету два» и не навестить меня? Пожили бы в невесомости. Ведь нам осталось совсем мало времени. Подумай, Ли!

— Пустыня действует тебе на нервы, Хенк.

— Жаль, что все может оказаться напрасным: наши жизни, наши мечты. Кто мог предположить, что мы встретимся с подобной дрянью? Если бы мы могли предвидеть такое, то подготовились бы к испытанию. Мезонные поля скоро прогрызут корабельную броню, как термиты.

— А вдруг мы выберемся из этой пустыни через пять минут и больше не встретим ни одной? Мы же не знаем, что нас ждет впереди, Хенк.

— А может, впереди затаился сам дьявол или пурпурный дракон с бумажными крыльями? Может, он поджидает проплывающих мимо. Хотя вряд ли. Мезонные поля — вот реальная опасность. Наши корабли изъедены до такой степени, что скоро превратятся в груду металлолома. Во внешних телекамерах поверхность брони напоминает карту Скалистых гор. Еще три сотни лет — и нам крупно повезет, если хоть ломоть швейцарского сыра доберется до Лефера шесть… Ли, перебирайся в мой город и проведем время вместе.

— Хенк…

(Я не мог ее видеть. Наши разговоры всегда проходили в темноте. Мы не виделись воочию с тех пор, как ей исполнилось двадцать два. Мысль о том, что ей скоро стукнет семьдесят, казалась мне дикой. Пусть даже к тому времени мы выберемся из пустыни.)

— …У меня, по крайней мере, будет еще лет десять в запасе, чтобы воспитать малышей. Земля сможет гордиться своими детьми. Но к тому времени мы давно взойдем на Холм Смерти.

— Ли, тебе непременно нужно завести ребенка.

— Это не так, и ты знаешь это, Хенк. Я молчал несколько секунд.

— Да, знаю.

Тут она меня удивила, и я понял, что пустыня угнетающе действует на нее. Она быстро сказала:

— Если в следующий раз счет песка дойдет до ста двадцати пяти, я непременно приду к тебе, Хенк.

И выключила связь.

Почему–то в этот момент я ощутил себя полным ничтожеством».

Запись кончилась, и Джонни перевел глаза на следующую:

«Счет песка — одиннадцать».

Следующая:

«Счет упал до восьми».

Еще одна:

«Счет — семь».

Затем:

«Счет песка стабилизировался на семь». Эта запись повторялась на протяжении почти целого месяца. Но вот она изменилась: «Счет возрос до девятнадцати. Счет песка — тридцать два». Часом позже:

«Счет песка тридцать девять». Спустя еще час: «Счет — семьдесят».

Следующий час:

«Как это случилось, не знаю… Я наблюдаю за ползущей по циферблату стрелкой уже три часа… Счет — девяносто четыре. Счет — сто семнадцать.

Страшно вспотев, я решил, что вот–вот выиграю драгоценный приз. Потом у моего локтя задребезжал аппарат связи. Я вдавил клавишу, и сразу услышал голос Ли:

— Боже, Хенк, что происходит?

— Ли, я… не знаю.

Счет — сто тридцать восемь. Сто сорок девять…

— Хенк, мы же мечтали о звездах, неужели это так и останется мечтой…

Она заплакала. Я онемел, уставившись на циферблат. Стрелка двигалась со скоростью секундной стрелки часов.

— Уже сто девяносто шесть, Хенк. Я плыву к тебе. Я едва смог разобрать смысл ее слов, заглушённых

рыданиями. Счетчик показывал уже двести девять.

— Ты с ума сошла! — заорал я. — Твоя шлюпка превратится в решето, прежде чем ты доберешься до нас! Не глупи, Ли!

Она все еще рыдала, а стрелка добралась уже до трехсотой отметки… И тут же скакнула обратно к нулю, на три секунды замедлив падение на цифре сорок пять. Вначале я подумал, что счетчик вышел из строя. Я услышал вопросительное:

— Хенк?

— Ли?

— Мы выбрались, Хенк! — Внутри меня что–то оборвалось. — Мы снова вышли в море. Я плыву к тебе. Но я не останусь надолго… Просто хочу с тобой повидаться».

Джонни перевернул страницу:

«Через полчаса на экране появился газовый шлейф ее шлюпки. Он выглядел, как короткий яркий локон. Она приблизилась, зрячая и прислушивающаяся. Я спустился в переходник, чтобы встретить Ли. Я видел, как она вплыла. Наши взгляды встретились: ее карие глаза сверкали. Темные волосы растрепались, улыбка играла на губах, а белоснежная кожа сверкала как алебастр. Мы пошли навстречу друг другу. И тут я понял….

— Хенк, — позвала меня Ли. Ее волосы оказались седыми и коротко подстриженными, глаза запали, их оплела паутина морщин. Улыбки не было. Она тяжело дышала. — Хенк? — Она все еще не могла поверить, что перед ней я. — Пожалуйста, уйдем скорее из зоны гравитации, пока у меня не случился удар. Последнее время я плохо себя чувствовала и постоянно находилась в секции с нулевым тяготением.

— Конечно.

— Боюсь, я вот–вот упаду.

Она через силу усмехнулась. Голос у нее был прежний. Я наслаждался его звуками сорок лет, которые отделяли нас от Земли. Обняв Ли, я заметил слабое подобие улыбки на ее губах. Мы добрались до лифта.

В секции с нулевой гравитацией Ли облегченно вздохнула.

— Похоже, Хенк, ты сохранился лучше. Говорят, красавицы быстрее стареют. А я… я была симпатичной, правда, Хенк? — Она засмеялась. — Впрочем, неважно. Я себя чувствую так, словно стерла ноги до крови.

— Стерла ноги? — удивился я.

— Разве это выражение не добралось до вашего города — «стертые ноги»? — в свою очередь удивилась она. — Так говорят дети, когда кто–нибудь слишком долго пробудет в невесомости, а потом попадет в секцию, где есть гравитация. Уверена, это выражение скоро угнездится и у вас. Забавно, как взрослые заимствуют выражения малышей. Дети, слыша незнакомые слова и выражения, придают им новые, порой более точные, значения. Потом эти слова возвращаются к нам… Дети влияют на нас так же, как и мы влияем на них. — Она вздохнула. — Мы вложили в них столько земного. Неудивительно, что они дают земные названия вещам, совсем не относящимся к Земле… Как ты думаешь, Хенк, мы достигнем цели?

Я промолчал. Хотел что–то сказать, какую–нибудь чепуху, и не мог. А Ли ждала. Странная улыбка замерла на ее бесцветных, старческих губах. Потом улыбка растаяла. Старуха взглянула на свои морщинистые руки и снова посмотрела на меня. В глазах ее затаился страх.

— Ли, мы уже немолоды, нам недолго осталось. — Я сказал это с вопросительной интонацией, словно ждал от нее ответа.

Как такое могло случиться с нами? В ответ Ли пробормотала виновато:

— Кажется, мне пора домой.

Мы обменялись ничего не значащими фразами у люка шлюпки. Я обнял ее, и она сжала меня изо всех сил… Я отпустил ее. А потом она снова стала всего лишь серебристым пятнышком на экране. Я пребывал в плохом настроении весь остаток дня, и люди избегали меня. Вечером я снова связался с городом «Бета два».

— Привет, Капитан! — услышал я знакомый голос.

— Привет! — откликнулся я, словно мы и не виделись.

А потом мы часа полтора говорили о звездах, будто ничего не случилось».

Джонни захлопнул книгу. Песок и пустыня — мезон–ное поле! Город — жилая часть межзвездного корабля. Короткие волосы — выхлоп космической шлюпки. Сбитые ноги… Ноги в крови… Конечно же, баллада о «Бете два» появилась значительно позже, чем повествование о дружбе капитанов — Хенка и Ли. Но теперь баллада приобретала смысл.

Он еще раз припомнил строчки:

Она пришла к городской стене. Долгий путь за спиной ее, Долгий путь по пескам и воде… Но сердце вело ее. Короткие волосы, ноги в крови…

И тут кто–то громко произнес:

— Здравствуйте!

Глава четвертая

Джонни резко повернулся и чуть было не сорвался с места. Книга выскочила из рук и, ударившись об пол, отлетела в сторону.

Перед студентом стоял мальчик. Он держался одной рукой за край дверного проема. Вытянув тощую ногу, он придержал книгу.

— Ловите! — Он отфутболил ее назад, и книга вернулась к Джонни, позвякивая страницами.

— Спасибо!

Худой мальчик оказался нагим. Молочно–белая кожа казалась прозрачной. С виду ему было лет четырнадцать–пятнадцать. Волосы, длинные, шелковистые, обесцвеченные, были зачесаны назад, как у пожилых людей, которые начинают лысеть со лба. Губы у мальчика были слишком тонкие, нос плоский, а глаза — громадные озера бирюзы.

— Что вы тут делаете? — удивился мальчик.

— Да вот, смотрю… Ищу…

— Что же вы ищете?

— Э–э–э… Я ищу…

Джонни был изумлен и слегка сбит с толку.

— Книги ищете? — Мальчик показал на книгу. Джонни осторожно кивнул.

— Вы умеете читать? Джонни снова кивнул.

— Вы умный, — протянул мальчик. — Но я тоже могу ее прочесть. Дайте–ка…

Джонни ничего не оставалось, как толкнуть книгу обратно к дверному проему. Парень ловко поймал ее ногой, подбросил и, когда книга оказалась у него в руке, прочел:

— Бортжурнал города «Гамма два», собственность капитана Хенка Брандта, начатый…

— Хорошо, хорошо, — перебил его Джонни. — Я тебе верю! Где ты научился так говорить?

— Что значит «где»? — Глаза мальчика, и без того громадные, расширились от удивления.

— Я имею в виду твой выговор. Ты говоришь на современном языке.

Речь парнишки звучала намного понятней архаичной речи робота.

— Я просто… — Мальчик запнулся. — Не знаю, где я этому научился. Умею, и все. — Он помотал головой.

— А где все взрослые? — спросил студент. Подросток шагнул вперед, так и не выпустив книгу из рук.

— Взрослые?

— Другие люди, — пояснил землянин.

— Они на других кораблях, — ответил мальчик. Потом, немного подумав, добавил: — На «Сигме девять» и «Бете два» никого нет.

— Я знаю, — сказал Джонни, стараясь быть терпеливым. — А на других кораблях люди есть?

— В основном в центральных секциях, на Базарах, в Горах, в Поселках Рыбаков или же в Бассейнах.

— Ты проводишь меня к ним? Мальчик всплыл к потолку.

— А вы уверены, что хотите этого?

— Почему бы и нет?

— Вы им не понравитесь! — Мальчик ухватился рукой за балку потолка. — Они едва не прикончили последних посетителей. В старых парализаторах еще полно энергии.

— Кто же к вам прилетал? — удивился Джонни.

— Лет девяносто назад большая группа людей пыталась проникнуть на корабль.

«Наверное, мальчик имеет в виду экспедицию Федерации!» — подумал землянин.

Неожиданно мальчик прыгнул вперед. Джонни инстинктивно пригнулся. Его магнитные подошвы едва не потеряли опору. Мальчик проскользнул рядом и положил бортжурнал на место. Цок! — звякнул намагниченный металл. Подросток вцепился в край стола рукой и ногой, и только тут Джонни заметил, что пальцы на ногах парнишки раза в полтора длиннее, чем у нормального человека.

— А что здесь ищешь ты? — спросил Джонни.

— Робот сообщил мне о вас. Вот я и пришел.

— Разве тут нет кого–нибудь постарше?

— Вряд ли они смогут вам чем–то помочь.

— Так где же старшие?

— Я уже говорил… Они на Базаре и в Бассейне. — Мальчик повернулся к стене и щелкнул каким–то выключателем. — Вот посмотрите.

Серый экран засветился. Постепенно цветовые пятна сложились в картину внушительного помещения. Там, как заметил Джонни, была гравитация, хоть и незначительнал. Пол покрывала вода. Она пузырилась и расходилась кругами. Через помещение во всех направлениях тянулись прозрачные пластиковые трубы. Механизмы разных форм и размеров выступали над поверхностью. Вдоль стены застыл ряд манипуляторов. Внутри полупрозрачных пластиковых труб сновали мужчины и женщины. С такого расстояния Джонни не мог разглядеть вторичные половые признаки. Маленькие розовые глазки Народа Звезд казались подслеповатыми, ушные раковины приросли к черепам… покатые плечи, пухлые, без ногтей пальцы. Сказочные человечки. Они сновали туда–сюда, останавливались, дергали рукоятки различных приборов. При этом механизмы в воде подчинялись их приказам: поднимались и опускались. И тут Джонни вспомнил описание в архивах: Народ Звезд в Бассейне… больше соответствовал ему, чем зеленоглазый подросток в рубке. Джонни окинул подростка оценивающим взглядом. У него имелись ногти, хоть и обкусанные. У него были длинные волосы, а люди, бродящие по пластиковым трубам, показались студенту абсолютно лысыми.

— Вот один из наших правителей. — Мальчишка ткнул пальцем в изображение.

Человек на экране огрел по загривку одного из стоявших рядом. Тот шарахнулся, отпрянул к панели и энергично завертел какое–то колесо.

— Думаю, он не захочет разговаривать с вами! Это, кстати, Бассейн. Терпеть его не могу!

Джонни с неподдельным интересом следил за людьми, снующими по трубам, а потом внимательно посмотрел на мальчика, так искусно перемещавшегося в невесомости.

— Понимаю… У тебя, наверное, сбитые ноги?

— Ты так думаешь?..

— А чем занимаются эти люди? — Джонни снова повернулся к экрану.

— Следят за работой временно запущенного подсобного реактора. Сейчас он находится под водой. Он ведь и создает искусственную гравитацию в центральной секции.

«Словно гироскоп внутри бейсбольного мяча, — подумал Джонни. — Да к тому же он скрыт под водой! Как примитивны эти корабли! Удивительно, что при таком обилии движущихся деталей они вообще работают».

— Почему ты внешне отличаешься от них? — спросил Джонни, когда подросток отключил изображение.

— Я из другого города, — равнодушно ответил тот.

— А, — протянул Джонни. Очевидно, на других кораблях деградация не зашла так далеко. — Послушай, неужели мне не найти здесь кого–нибудь, кто мог бы помочь мне?

— Что вам нужно?

— Я бы хотел кое–что узнать.

— Что именно? Расскажите. Может, я смогу вам помочь.

— Я бы хотел кое–что разузнать про одну песню, — начал объяснять Джонини. — Про балладу о «Бете два».

— Какую именно? — переспросил подросток. — Об этом городе сложено больше песен, чем обо всех остальных вместе взятых.

— Так ты их знаешь?

— Целую кучу всяких песен, — уверил тот.

— Баллада о «Бете два», которая интересует меня, начинается со слов: «Она пришла к городской стене…»

— Да. Я знаю ее.

— А ты можешь рассказать, о чем она?

— О Лилии РТ восемьсот пятьдесят семь.

— Не могла ли она оказаться потомком той женщины, которую любил Хенк Брандт?

— Какой женщины?

— Капитана города «Бета два».

— Да, это была она…

— Так что же тогда случилось?

— Все изменилось.

— Изменилось? Что произошло? Что изменилось?

— Все, — неопределенно ответил подросток. — Это случилось, когда были атакованы города «Эпсилон шесть» и «Дельта шесть». «Сигму девять» раздавило… Мы завязли в пустыне. Базар оказался уничтожен, и… все изменилось.

— Вы были атакованы?! Все изменилось?! Ты можешь рассказать поподробнее?!

Мальчик покачал головой, а потом пожал плечами:

— Это все, что я знаю… Больше я ничего не смогу вам рассказать.

— Так кто же напал на вас?

Сын Народа Звезд молчал. В широко распахнутых зеленых глазах читалось недоумение.

— А ты можешь сказать, когда это случилось?

— Около двухсот пятидесяти лет назад, — ответил тот. — Нам оставалось лететь еще полторы сотни лет! А Лилия РТ восемьсот пятьдесят семь тогда была капитаном «Беты два».

— И что тогда?

— Все произошло так, как говорится в песне.

— Вот как раз это я и хочу понять! — Джонни на мгновение задумался, припоминая строфы. — А кто была та женщина, о которой поется в Балладе?

— Ее звали Лилия. Она дружила с Одноглазыми.

— Кто такие Одноглазые?

После паузы мальчик попытался объяснить:

— Они все мертвы. Они могли бы помочь тебе. Но они мертвы.

— Чем они занимались?

— Берегли нас. Они пытались учить нас, стремились к тому, чтобы мы знали, как поступать дальше. Но, в конце концов, они погибли от рук предков тех, кого ты видел.

Джонни нахмурился. Что–то начинало проясняться, но пока он не мог еще сообразить что произошло на «Бете два».

— Может, в твоем городе найдется кто–нибудь, кто объяснит мне все? Давай поищем!

Мальчик покачал головой.

— Никто не сможет тебе помочь.

— Откуда такая уверенность? Ты знаешь всех людей на своем корабле?

Ответа Джонни не ждал, однако подросток утвердительно кивнул.

— И сколько же там людей?

— Много.

— Ну хотя бы приблизительно… Мальчик пожал плечами.

— Они встретят меня враждебно?

— Нет. С враждебностью ты не столкнешься.

— Вот и хорошо, — вздохнул Джонни.

Он распалился от мысли о том, что обнаружит что–нибудь новенькое на одном из кораблей. Магнитное поле на подошвах оказалось значительно слабее, чем думал студент. Неловко повернувшись, он внезапно оторвался от пола и, словно воздушный шар, беспомощно всплыл к потолку.

Мальчик, все еще державшийся за стол, выбросил ногу вперед, воскликнув:

— Держись за руку!

Джонни лихорадочно ухватился за его лодыжку, и мальчик подтянул его к потолку. Мгновение, и ботинок

Джонни звякнув, присосался к металлической поверхности.

— Видно ты редко бываешь в невесомости, — заметил подросток.

— Практики не хватает, — вздохнул Джонни, отпуская другую ногу и выпрямляясь. — А почему ты назвал рукой нижнюю конечность?

— А как ее еще называть? — удивился подросток.

— Обычно ее называют ногой, — рассмеялся Джонни.

— Верно, — согласился подросток. — Но ноги — это ведь руки, только в нижней части тела… Правильно?

— Считается, что рукой можно назвать все, чем можно хватать предмет и что торчит из тела… А, неважно!

Нет смысла вдаваться в эти рассуждения. Направившись к двери, Джонни подумал, что так толком и не узнал ничего полезного для расшифровки текста баллады… Значит, ноги и руки у Народа Звезд одинаково считаются руками. Это вполне естественно. За несколько поколений в условиях невесомости нижние и верхние конечности приобрели одинаковую гибкость. «…А глаза его — изумрудные…» Да чепуха все это.

Но что–то, усвоенное на полузабытом курсе лингвистики, не давало Джонни покоя. Как это там назвалось–то? Нестабильный неологизм?.. Новая семантическая структура?.. И тут Джонни догадался: там, где отсутствует гравитация, или там, где ею можно пренебречь, должны быть поразительно развиты ноги, ведь там понятия вверх и вниз перепутаны. Но, прежде чем эти слова окончательно выпадают из языка, они на какое–то время должны задержаться в качестве поэтических метафор — слов с более существенным значением, таких как: внутри, сквозь, между (прекрасный пример такого процесса, о котором Джонни раньше и не подозревал, был у него перед глазами.). «А глаза его — изумрудные…» Джонни попытался вспомнить другие строки баллады. Он остановился у входа в переходник. Подросток тоже остановился, озадаченно мигая огромными зелеными глазами.

Невероятно!

— Из какого ты города, говоришь? — внезапно задал вопрос Джонни.

— С «Беты два».

Джонни замер. Перед ними медленно втягивался в глубь стены люк входа, состоящий из трех пластин.

— В каком доке стоит твоя шлюпка? — спросил Джонни.

Мальчик покачал головой.

— Так где она? — настаивал Джонни.

— Я прибыл сюда не на шлюпке… — тихо сказал мальчик.

— А как ты здесь оказался?!

— Вот так, — сказал мальчик и исчез.

Его нигде не было. Джонни на несколько минут оказался в одиночестве. «Наверное, у меня галлюцинация». Потом Джонни решил, что с ним все в порядке, а нечто странное происходит на самом корабле. Но если происшедшее всего лишь плод его больного воображения, то почему он тогда отлично осознает все противоречия случившегося? Подросток заявил, что на Сигме много людей, но еще раньше подчеркнул, что на корабле никого нет. Да и компьютер говорил, что тут никого нет. Джонни резко развернулся и ринулся в навигаторскую. Влетев в рубку, он обратился к компьютеру:

— Соедини меня с кем–нибудь, кто может предоставить истинную информацию о том, что здесь происходит!

— Извините, — раздался равнодушный голос машины. — Я оповестил весь город, но ни один человек не отозвался, когда я сообщил о вашем присутствии.

Робот повторил:

— …ни один человек не отозвался. По спине Джонни поползли мурашки.

Глава пятая

И снова Джонни с борта своего корабля наблюдал, как разрастается на экране разодранный корпус «Сигмы девять». За время долгого путешествия многочисленные потоки мезонных дождей изжевали плиты обшивки, крошечные частицы самых разнообразных зарядов, масс и спинов страшно изуродовали металлические исполины. Однако не частицы стали причиной катастрофы.

Когда под прямыми лучами звезды засверкали концы разломанных ферм, Джонни, повинуясь какому–то внутреннему инстинкту, сбросил скорость. Студент пронесся над безжизненным гигантом. С такого расстояния мерцание звездного корабля было незаметно. Студент подключил датчики бортового компьютера, занося в память все изгибы и разломы искореженного металла. Возможно, тому удастся воспроизвести модель катастрофы. Снизив скорость, Джонни стал дрейфовать в вакууме. Его окружала бездна космоса. Автопилот направил кораблик в эту бездну. Университетское судно пересекло границу света и тьмы, и экран померк. Джонни стал переключать экран, перебирая весь волновой спектр. Когда он добрался до ультрафиолета, на экране появилось смутное изображение. Металлические фермы, расплавленные на концах, беспорядочно торчали из корпуса тут и там, словно вырастая из молочно–голубого тумана. Повсюду в пустоте парили обломки самых причудливых очертаний. Они лениво дрейфовали в ничтожном поле притяжения гигантского корабля.

Вот показался участок коридора, рассеченный катастрофой надвое, словно кусок резиновой трубки. Осматриваясь, Джонни внезапно замер. Вдалеке сквозь мглистую синеву пробивалось темно–красное пятнышко излучения. Он сверился с приборной доской. Ничего угрожающего. У него снова галлюцинации? Что могло породить подобный феномен?

Корабль скользил все дальше и дальше. Один раз Джонни переключил экран на видимый участок спектра, но тот тут же потемнел, словно кто–то плеснул на него стакан чернил.

Компьютер продолжал обрабатывать поток беспрерывно поступающих данных, но результатов пока не было. Тогда Джонни приготовил кислородную капсулу, и его корабль, выпустив магнитные якоря, надежно пришвартовался к массивной балке.

Кислородная капсула представляла собой силовой кокон с запасом воздуха больше чем на шесть часов. Ею управлял встроенный компьютер, который можно было отрегулировать так, чтобы кокон не пропускал ни одно излучение. В рабочем состоянии капсула представляла из себя сферу два метра в диаметре. Оболочка была настолько гибкой, что внутри можно было работать.

Кокон шевелился на полу, разрастаясь. Наконец Джонни шагнул в него. Силовые стенки сомкнулись, защитное поле окружило его. Студент пошел к выходу. Лепестки шлюза разошлись, открыв черный провал пустоты. Джонни нырнул в потоки ультрафиолетового излучения. На мгновение мир вокруг него померк, а потом космическая тьма посветлела до молочно–голубой дымки.

Корабль университета застыл среди путаницы перекрученных балок и ферм. Словно перерезанные артерии свисали из стены плети оборванных кабелей и многожильных проводов. Подняв взгляд, Джонни увидел край иссеченной обшивки. Внизу, среди изломанного металла и развороченных помещений, он заметил прежнее красноватое свечение.

Выбравшись из шлюза и зависнув в пустоте, он оглядел свой корабль: узкие, стремительные обводы, серебристо–голубая вытянутая тень. Случайно взглянув в сторону, Джонни судорожно схватился за регулятор на поясе и так резко затормозил, что ткнулся головой в стенку кокона. Среди ферм что–то двигалось.

Но вот существо застыло на одной из балок и помахало ему рукой.

Нагой и тощий мальчик бродил в пустоте без защитного снаряжения. Выглядел он точно так же, как и внутри мертвого звездного корабля. Казалось, все происходит не в вакууме, а глубоко под водой. И движение шелковистых прядей волос странного существа только усиливало это впечатление. Мальчик находился метрах в десяти от Джонни. С такого расстояния глаза мальчишки напоминали две черные бездонные ямы.

Мальчик снова помахал Джонни.

В голове студента промелькнули десятки гипотез, причем некоторые из них показались ему чистым безумием. Он отвергал их одну за другой. Когда же ни одного рационального объяснения происходящему не осталось, Джонни помахал рукой в ответ. В тот же миг мальчишка оттолкнулся от балки и полетел к землянину. Ухватившись за кокон он, распластавшись, повис на нем. Потом… протиснулся внутрь и через секунду очутился рядом с Джонни.

— Привет.

Джонни, мокрый от пота, вжался спиной в противоположную стену оболочки кокона.

— Кто… — начал он, но осекся.

Одно невероятное событие сменяло другое. Мысли словно бабочки, кружащие над залитой солнцем лужайкой. Джонни затряс головой, пытаясь привести мысли в порядок. Люди, беззаботно ныряющие в космический вакуум, проходящие сквозь оболочку энергетического кокона, исчезающие и появляющиеся по собственному желанию.

— Привет… — повторил мальчишка. — С тобой все в порядке?

И тут Джонни неожиданно для самого себя разозлился.

— Кто ты? — выпалил он и оттолкнулся от упругой стенки.

Мальчик моргнул и пожал плечами.

Джонни хотелось крикнуть: «Убирайся отсюда!», закрыть глаза и не смотреть, как мальчишка исчезает. Однако то же чувство, что побуждало его коллекционировать древние громоздкие книги, заставило повнимательней присмотреться к происходящему вокруг. Он огляделся и заметил других людей. Их было десятка полтора, и все они скрывались в переплетении ферм и балок. Все были обнаженными и, насколько Джонни мог судить, являлись точными копиями стоявшего рядом с ним подростка.

— Я так и думал, что вы полетите сюда, — сказал мальчик, а потом добавил: — Послушайте, с вами точно все в порядке?

— Содержание адреналина в крови наверняка выше обычного, — ответил Джонни, с трудом сохраняя спокойствие. — Но это потому, что вокруг происходят вещи, которых я не понимаю.

— А что происходит?

«Да взять хотя бы тебя!» — чуть было не сорвался Джонни.

— Я же сказал вам, что не знаю, кто я такой… Не знаю. Джонни, поглощенный собственными переживаниями, не сразу уловил за этими словами неподдельное смятение собеседника.

— А сами то вы кто? — поинтересовался мальчик.

— Я — студент университета. Изучаю галактическую антропологию… Я — хомо сапиенс… Мое тело состоит из плоти, крови, костей, гормонов, и я не могу болтаться в вакууме без защитного кокона. Я не могу исчезать и возникать из пустоты, не могу проникать сквозь пленку силового кокона. Зовут меня Джонни Горацио Твабога, и вполне возможно, я просто сошел с ума.

— Здорово!

— Хочешь попробовать рассказать о себе? Мальчик вопросительно взглянул на Джонни, словно не понимал, что тот хочет от него.

— Скажи мне свое имя, — предложил студент. Подросток пожал плечами.

— Как тебя зовут другие люди?

— Люди зовут меня Сын Разрушителя.

Джонни не был силен в языке древних настолько, чтобы на слух уловить все нюансы прозвища. Заявление подростка не вызвало у него особых ассоциаций. Краем глаза он вновь отметил красноватое свечение в глубине руин.

— А это что? — показал он пальцем в сторону свечения, не зная, о чем говорить дальше с таинственным мальчиком.

— Холм Смерти, — вздохнул таинственный ребенок.

И опять Джонни обратил внимание на других мальчиков — копий его собеседника, немо следящих за их беседой. Один из мальчиков неожиданно прыгнул и проплыл метрах в трех от кокона, беспрестанно оглядываясь, пока не стал совсем крошечным и не затерялся вдали.

— А это кто?

— А?

— Это тоже Сыновья Разрушителя? Мальчик кивнул.

— Точно. Это остальной я.

Джонни опять не заметил семантической двусмысленности ответа, которая, возможно, дала бы ему ключ к пониманию происходящего. Он посмотрел в сторону Холма Смерти, коснулся пульта управления на поясе и, набирая скорость, поплыл в сторону свечения. Его бы не удивило, если бы мальчик выпал из кокона. Но тот, как и следовало ожидать, остался внутри.

— Между прочим, — поинтересовался Джонни, — сколько кислорода ты вдыхаешь? Запаса кокона хватит на шесть часов, если внутри один человек. А регенератора я с собой не захватил…

— Это зависит от моего желания, — ответил мальчик. — Если честно, я могу и вовсе не дышать.

— Тогда, пожалуйста, не дыши.

— Хорошо, — согласился мальчик. — Но тогда я не смогу с тобой разговаривать.

— Ну, тогда вдыхай воздух, только когда хочешь что–нибудь сказать. Договорились?

— Угу.

Они приблизились к тому месту, где плавало множество обломков. Тем не менее между ними можно было протиснуться.

— Куда теперь? — спросил студент, не решаясь нырнуть в кружащийся водоворот обломков.

— Можно пройти по коридору, — предложил мальчик, а потом добавил: — Я сейчас… использовал… воздуха… на две секунды…

Но Джонни, казалось, не заметил его последнего замечания.

— Какой коридор? — спросил он..

— Этот, — показал мальчик. — Секунда с четвертью… воздуха…

Джонни передвинул кокон к концу коридора, выходившего в космос. На стенках сохранились остатки поручней. Джонни и его таинственный спутник двинулись вглубь и миновали перекресток, где коридор пересекался другим. В этом месте в стене зияла громадная трещина.

— Куда мы идем? — не выдержав, спросил Джонни.

— Скоро будем возле Гор… Одна и…

— Да брось ты, — отмахнулся Джонни. — Меня не волнует, сколько кислорода ты израсходуешь. Я не собираюсь торчать здесь слишком долго.

— Мне не хочется доставлять вам неудобства.

Они свернули за угол, миновали участок, где огромный кусок стены вообще отсутствовал, а потом поплыли вниз. В конце коридора студент притормозил кокон.

Перед ними в голубоватом тумане открылось громадное помещение. В центре над постаментом зависла гигантская сфера. Даже при таком скудном освещении и на таком расстоянии Джонни различал высеченные на ее поверхности контуры земных материков и океанов. Зал казался бескрайним. Сиденья амфитеатром окружали постамент. Парящий над ним глобус придавал помещению строгость и величественность, которых не хватало разрушенным помещениям громадного корабля. Это чувство успокаивало, вызывая чуть ли не религиозное благоговение.

— Что это? Холм Смерти?

— Дом Суда, — объяснил подросток.

— Ого! — Джонни взглянул на свод потолка. Оглядел кресла и наконец обратил внимание на глобус. — Что здесь происходило?

— Здесь судили преступников.

— И много их было на Звездных Кораблях?

— Не так уж много. По крайней мере, вначале. Потом стало гораздо больше.

— А что вменялось им в вину?

— В основном преступниками становились те, кто выступал против Нормы.

— А что это такое?

— Если хотите, можете прослушать записи. Все заседания Суда записывались.

— Аппаратура работает до сих пор? Мальчик кивнул.

— Где она?

— Там, внизу. — Мальчик показал на постамент. Джонни коснулся пояса, и кокон поплыл к глобусу.

Он завис над возвышением, настроил плазменную защиту на сверхгибкость и повышенную магнитную проницаемость. Подошвы Джонни клацнули, когда он встал на пол, и прилипли к полу сквозь утончившуюся пленку кокона.

Таинственный мальчик завис по другую сторону постамента, покинув кокон. Он поманил Джонни, и студент осторожно провел кокон вокруг края постамента. Когда они сблизились, раздался негромкий хлопок: это мальчик просунул голову сквозь силовую оболочку. Джонни слегка вздрогнул, когда его проводник объявил:

— Вот каталог.

Сказав это, он убрал голову из кокона.

Джонни дотянулся до покатого стола. Он провел пальцами в защитных перчатках по его торцу и наткнулся на защелку. Столешница пошла вверх, открыв непривычное зрелище, что–то наподобие детской мозаики. Наклонившись поближе, Джонни понял, что перед ним ряд пяти–угольников, на каждом из которых два имени. Он прищурился, пытаясь различить надписи: «Сорок пять — А Семь: Милар против Кокнар»; «Семьсот пятьдесят девять — В Восемь: Тревис против Нормы»; «Шестьсот пятьдесят четыре — М Восемьдесят семь: де Роге против Блодела»; «Восемьдесят девять — Т Шестьдесят восемь Л: Одноглазая Джевис против Нормы».

Пятиугольники лежали в кармашке на ленте, перемещавшейся вертикально бесконечным конвейером. За ним следовал другой кармашек, тоже с изрядной кучей пятиугольных карточек. Сразу можно было понять, что пятиугольники располагаются в хронологической последовательности. Просматривая надписи на них, Джонни обнаружил некоторую закономерность. Чем дальше, тем больше и больше попадалось дел озаглавленных: «Одноглазый против Нормы». Джонни дошел до кармашка, где пятиугольников уже не было. Последний был подписан: «Две тысячи триста тридцать восемь — Т Восемьдесят семь: Одноглазый Джексон против Нормы».

Джонни вздрогнул. Его юный спутник снова оказался внутри кокона.

— Как включать запись?

— Просто надавите на пятиугольник.

— Нажать? — переспросил Джонни.

— Да, — подтвердил подросток.

Джонни ткнул пальцем последний пятиугольник и невольно отпрянул, когда внезапно раздался могучий рокот. От этого звука завибрировал пол, да и сам постамент. Он вибрировал, как гигантская мембрана громкоговорителя. Казалось в зале собралось множество людей, и все они заговорили одновременно.

Тук! Тук! Гулким грохотом пронесся над залом звук молотка. А потом старческий голос объявил:

— Я требую тишины!.. Тихо!.. Тихо!..

Рокот стих и распался на отдельные звуки: кто–то вертелся в скрипучем кресле, кто–то кашлял в кулак. Кто–то трубно сморкался, Джонни инстинктивно оглянулся, обежал взглядом пустой амфитеатр.

— К порядку в Суде! — повторил баритон, без особой на то надобности. — Произошло небольшое отклонение от стандартной судебной процедуры. Капитан Элва, прежде чем мы продолжим заседание, вы можете огласить свое заявление.

— Благодарю вас, Судья. — Этот голос принадлежал более молодому человеку.

«Усталый голос», — отметил про себя Джонни. Фразы Капитана звучали размеренно.

— Благодарю вас. Но это не совсем заявление, а скорее, просьба. Я обращаюсь к Суду и призываю к снисходительности граждан города «Сигма девять». Я прошу не проводить это судебное разбирательство (зрители с неприязнью зароптали), прошу также о том, чтобы Одноглазый Джек и все Одноглазые, оставшиеся на «Сигме девять», были отданы под надзор Совета Капитанов. С возложением на нас полной ответственности за их дальнейшее поведение…

Тут толпа взорвалась криками протеста. Но стук молотка Судьи заглушил шум. Его голос успокоил присутствующих:

— Капитан Элва, ваша просьба — самая… Голос Судьи перебил громкий бас Капитана:

— Я вношу это предложение не только от себя лично, но с полного одобрения всех Капитанов. После трагедии на «Эпсилоне семь», мы находимся в постоянном радиоконтакте. Капитан «Альфы восемь» — Улисон, Капитан «Беты два» — Лилия, Капитан «Эпсилон шесть» — Риччи — все они просили выступить меня с этой просьбой, ваша честь… И они выступят с такой же просьбой на Судах в своих городах.

В аудитории разразилась настоящая буря. Молоток Судьи застучал снова. Когда стало чуть потише, Судья обратился к Капитану:

— Капитан Элва, напоминаю, что как Капитан этого города вы отвечаете за его состояние, но дело, рассматриваемое сейчас в Суде, касается других сторон бытия. И как духовный наставник, как вместилище моральной чистоты и как представитель Нормы, я обязан во имя города отказать вам в этой просьбе. Окончательно и бесповоротно!

Снова зрители зароптали, но на сей раз гомон толпы звучал скорее радостно, чем негодующе. Стук молотка был не таким громким, и тишина наступила быстрее.

— Приступим к официальной процедуре. Дело номер две тысячи триста тридцать восемь тире Т восемьдесят семь Джексон О‑Е — пять тысяч шестьсот одиннадцать, он же Одноглазый Джек, против Нормы. Джексон характеризуется физическим и умственным отклонением первой величины. Вы находитесь в зале Суда, Джексон? (Минутное молчание.) Джексон?

И тут раздался голос, пронзительный и такой же усталый, как у Капитана:

— Посмотрите получше! Разве вы не видите, что я давно уже здесь! Зачем задавать дурацкий вопрос?

— Я должен просить вас следовать судебной процедуре, которая установлена Нормой. И не выкрикивать дерзостей, не имеющих отношения к делу. Присутствуете ли вы в зале Суда?

— Да, я присутствую.

— Опишите свое отклонение от Нормы так, как вы его понимаете.

Несчастный тяжело и очень громко вздохнул.

— Это не имеет никакого отношения к делу. У вас есть глаза, и все вы сами можете меня видеть.

— Джексон О‑Е пять тысяч шестьсот одиннадцать, — в голосе Судьи прозвучала нотка легкого замешательства, — кодекс Нормы требует, чтобы обвиняемый имел представление о своем отклонении. Будьте добры, опишите Суду ваше отклонение так, как вы его понимаете.

— Я имел несчастье выйти с Базара с полным объемом мозга. Здесь это считается ненормальным. А может, я считаюсь не таким, как все, потому, что нашим обществом правят несуразно глупые законы. Или все дело в том, что я решил присоединиться к таким? Однако для вас я чудовище, которое нужно прикончить, прежде чем оно докажет несуразность ныне существующего общества и подтолкнет его к радикальным переменам.

— Видите, Джексон явно не понимает, насколько он безумен. Это освобождает его от необходимости подписывать приговор. Теперь нет никаких препятствий к тому, чтобы отправить его на Холм Смерти.

— Но ведь у меня есть руки, ноги! Глаза мои могут видеть, а уши слышать!.. Скажите, что у меня не в порядке?

— Не соизволит ли медицинский эксперт представить Суду сравнительный анализ?

Зашелестели бумаги. Кто–то встал, отодвинув стул. И зазвучал глубокий, грудной голос:

— Нами был проведен осмотр Джексон О‑Э пять тысяч шестьсот одиннадцать. Рост метр восемьдесят семь. Норма — метр семьдесят семь. В данном случае разница несущественна, но это тем не менее отклонение… Джексон О‑Е пять тысяч шестьсот одиннадцать любит одиночество. Это довольно значительное отступление от Нормы. Оно означает, что человек часто впадает в созерцательное состояние, которое присуще менее пяти процентам населения. Именно оно дало нам повод для дальнейшего наблюдения.

— Обращаю ваше внимание, доктор, что вы опускаете стандартные критерии, — вмешался Судья.

— Да, ваша честь. Но в связи с недавней катастрофой на «Эпсилоне семь» я сочла необходимым перейти к наиболее тревожным проявлениям отклонений.

— Я просто хотел отметить для протокола, что существуют и другие стандартные отклонения. Как я заметил, Капитан Элва собирается выдвинуть возражение.

И тут снова заговорил Капитан:

— Не возражение, ваша честь. Хочу обратить ваше внимание на то, что разрушение города «Эпсилон семь» и является причиной, по которой я — и другие Капитаны — просим…

— Хорошо, — перебил его голос Судьи. — Но пусть доктор Ланг представит полный отчет по отклонениям.

— Ваша честь, я хотела бы в свою очередь…

— Я требую, чтобы вы всего лишь перечислили факты, доктор Ланг. Надеюсь, вы собираетесь сделать именно это? Продолжайте!

И снова зазвучал уверенный голос Капитана:

— Доктор Ланг, будьте добры, продолжайте!

По аудитории пробежал гул, но доктор продолжала:

— Вес шестьдесят семь с половиной килограммов. Норма составляет шестьдесят пять. Должна заметить, это различие напрямую связано с ростом. Очевидно, что для своего роста подсудимый слишком худ, хотя вес его и превосходит Норму.

— Вы скажите прямо о том, что уже три месяца я питаюсь всякой дрянью из–за ваших преследований, — перебил ее обвиняемый.

— Джексон!

— Обвиняемый полностью подпадает под Норму в смысле физической конституции. Ведущая рука у него правая. По Норме левши могут составлять лишь одиннадцать процентов населения.

Снова резко и торопливо заговорил Джексон:

— А ведь вы, доктор Ланг, держите карандаш в левой руке! Разве это не показатель серьезного отклонения?

— Джексон, нужно ли мне напоминать, что в некоторых городах Одноглазым не позволяется даже говорить во время их собственных процессов! А иногда — и присутствовать на них! Мне бы не хотелось прибегать к подобной практике в качестве временной меры пресечения.

— Капитан Элва… — воскликнул Джексон. Теперь вместо язвительной насмешливости в голосе его зазвучали нотки мольбы.

— Джексон, — басом отозвался Капитан. — Я делаю все, что могу…

— Есть легкое различие в длине конечностей, — снова заговорила доктор Ланг — Правая рука обвиняемого почти на полтора сантиметра длиннее левой. Норма допускает разницу в сантиметр. Ноги идентичной длины. Норма города «Сигма девять» допускает разницу в два миллиметра. Обратите внимание, что обвиняемый выглядит устало. Для этого у меня нет цифр, но тут явно какое–то отклонение. У него в двух местах перебит нос. Процент населения, у которых подобный лицевой дефект, — один и шесть десятых. Это — важное отклонение от Нормы. Небольшое родимое пятно на правом плече — тоже отличие от Нормы. В искусственно созданных ситуациях, требующих большого усилия, индекс потоотделения девять семьдесят пять сотых против нормальных восемь девяносто одна сотая. Наблюдается также отчетливо выраженная… — Врач стала перечислять многочисленные отклонения в гормональном, метаболическом и прочих состояниях организма.

«Пожалуй, подобное детальное описание уместно в труде какого–нибудь астрозоолога, описывающего новую форму жизни», — подумал Джонни.

Через четверть часа утомительного монолога доктор Ланг прервала выступление, а потом выдала заключение. Джонни показалось, что она и сама не слишком–то верит в выдвинутый ею диагноз.

— … Учитывая сложившуюся ситуацию, мне кажется, что все вместе взятое в совокупности представляет собой достаточное отклонение от Нормы, чтобы рекомендовать утилизацию на Холме Смерти.

Зал взорвался одобрительными криками, но они быстро утихли.

— Если хотите, можете устроить доктору Ланг перекрестный допрос, — вновь заговорил Судья.

— Да, хочу! — воскликнул Джексон.

— Приступайте. Но хочу заметить, что перекрестный допрос эксперта — всего лишь формальность.

— Вы напоминаете мне сегодня о многих вещах, ваша честь.

Последовала долгая пауза, но судья так и не ответил на брошенный ему вызов. Тогда обвиняемый обратился к эксперту:

— Доктор Ланг, вы служите науке, ведь так? Вы взаимодействуете с биологами и персоналом Родильного Банка, а также на дружеской ноге со многими навигаторами?

— Да, это правда, — ответила доктор.

Но голос эксперта тут же перекрыл голос судьи:

— Не вижу, какое это имеет отношение…

— Ваша честь, — вмешался Капитан. Судя по голосу, он был вне себя от злости. — Пусть Джексон продолжает!

Наступила тишина. Потом доктор Ланг повторила:

— Это правда.

— Вы помните, доктор, как два года назад у тринадцатилетней девочки по имени Томасса обнаружили рак поджелудочной железы? Это был первый случай в истории нашего города.

— Помню!

— И как была спасена жизнь Томассы?

— С помощью древней медицинской техники.

— А как вы узнали об этой технике и способах ее применения?

— От старого врача, по имени…

— …по имени Мавле ТУ Пять, которая полгода спустя была осуждена как Одноглазая и отправлена в Отсек Смерти!

— Не вижу, какое это имеет отношение… — заговорил было Судья.

Снова поднялся шум, и молоток Судьи забарабанил по столу. Через полминуты относительная тишина восстановилась, и Джексон продолжал:

— Капитан Элва! Когда гироскопический распределитель гравитации вышел из строя, разве вы не обратились за помощью к Бену Холдену И Шесть, чтобы пройти двухнедельный ускоренный курс общей теории относительности. Только после этого вы отважились вскрыть кожух?

— Это не имеет никакого отношения к слушаемому делу! — Казалось, Судья брызжет пеной от ярости. — Вам позволили провести перекрестный допрос только доктора Ланг!

Однако Джексон и не думал останавливаться:

— Да, я спрашиваю всех. Я утверждаю, что мы не кучка мутировавших чудовищ. Мы — единственные, кто пытается сохранить то, что осталось от мудрости наших предков в этой первобытной пещере, которую вы зовете городом. Ваша излюбленная Норма! Какая чушь! Запереть два десятка людей и прикончить их из–за того, что они хотят узнать секреты предков! Превратить человека в изгоя, натравив на него стаю специально выдрессированных восьмикилограммовых крыс только за то, что он выучил таблицу умножения! Впрыснуть женщине порцию смертоносных вирусов, раз она знает теорему Геделя и на этом основании послать ее на Холм Смерти! С какой Нормой согласуются подобные деяния?! С таким понятием этики можно…

— Молчать! — Молоток Судьи с грохотом обрушился на столешницу. Затем медленно, чтобы придать своим словам особый вес, Судья произнес: — Наши предки поставили перед нами благую цель: привести людей к звездам, и никаких отклонений мы терпеть не будем! Вы что, забыли, что совсем недавно группа Одноглазых захватила «Эпсилон семь» и уничтожила город?

Три голоса пытались перебить Судью: Капитана, Джексона и доктора:

— Ваша честь, мы не…

Но Судья, словно не замечая их, продолжал:

— То, что последнее сообщение пришло от Одноглазых, достаточное доказательство тому, что они были последними оставшимися в живых. Значит, это они свергли законное правительство Нормы. Теперь там все мертвы. Но «Сигма девять» не последует примеру «Эпсилона семь». Таким образом, ввиду угрозы, которую представляет для нашего общества отклонение Джексона, я согласен с рекомендацией доктора Ланг о смертном приговоре путем…

— Простите, ваша честь. — В голосе Капитана звучали нотки отчаяния. — Только что поступило сообщение из радиорубки. Неожиданно резко ухудшилась связь с «Дельтой шесть». Радисты едва различали слова. Люди на «Дельте шесть» просят о помощи. Похоже, они…

Следующий звук Джонни воспринял как взрыв, нет, как серию непрекращающихся взрывов. От неожиданности студент подпрыгнул. В первое мгновение ему показалось, что зрителей охватило безумие. Но потом он понял, что это — белый шум, радиопомехи. Тогда Джонни снова ткнул пальцем в пятиугольник. Рев стих. Охваченный ужасом, Джонни отступил от картотеки. Он был совершенно сбит с толку. Постепенно возвращался он к окружающей действительности. Амфитеатр по–прежнему был пуст…

Но нет!

Джонни вздрогнул. Почти четверть посадочных мест заполняли мальчики с голубоватой кожей. Все они внимательно наблюдали за студентом. Теперь, когда запись окончилась, некоторые из них поднялись и зависли над сиденьями. Джонни, озираясь, искал своего проводника. Наконец заметил его, возлежащего на вершине кокона.

— Кто? Кто они? — Джонни махнул в сторону фигур.

Мальчик спустился пониже:

— Я же говорил вам. Они — остальное я. Сыны Разрушителя.

— Тогда кто ты такой?

Мальчик скользнул внутрь кокона, пожал плечами, а когда Джонни снова посмотрел на сиденья, они были пусты.

— Вы хотели попасть в Отсек Смерти?

Джонни покачал головой. Сначала он хотел разобраться в собственных мыслях. И еще он пытался представить, почему оборвалась последняя запись, а также разобраться в конфликте между Одноглазыми и представителями Нормы и понять, откуда взялись эти зеленоглазые мальчики, беззаботно порхающие в вакууме.

— Вы же говорили, что хотите взглянуть на Отсек Смерти!

— А? — откликнулся Джонни, словно вырвавшись из цепких объятий крепкого сна. Он так ничего и не понял. — Ах, да! Ну, конечно, — пробормотал он, пытаясь взять себя в руки.

— Тогда следуйте за мной! — сказал мальчик и потом добавил, словно желая утешить: — Вы все сами увидите.

Мальчик покинул кокон. Джонни, нервничая, отправился следом.

Глава шестая

Так вот что Народ Звезд называл Холмом Смерти.

Кокон с Джонни вплыл в зал, превосходящий размерами Дом Суда. Стены плавно переходили в свод. Голубой свет сменился розовым. Пол загибался кверху. Потолок сходился к стенам, где образовывал гигантскую воронку, перегороженную решеткой в виде черепа. Широкая дверь там, где должен был находиться рот черепа, только усиливала сходство. Джонни застыл, не в силах оторваться от этого зрелища.

Его взгляд замер на решетке. За ней была дверь. Позвякивая подошвами по металлу, студент нырнул под решетку и направился к ней. Открыв дверь, Джонни замер, так как свет в зале моментально стал голубым. Перед Джонни открылась комната, обстановка которой явно не предназначалась для невесомости, царившей нынче в этой части корабля. Книги и лампа, давным–давно сорвавшись со своих мест повисли в воздухе, словно рой астероидов. Когда Джонни потревожил многовековой покой своим появлением, лампочка на мгновение вспыхнула и погасла. На этот раз окончательно. «Кто мог жить в таком месте?» — подумалось студент.

Джонни пробежал взглядом заголовки книг. «Моби Дик», «Отверженные» на французском языке, «Вокруг света в восемьдесят дней», «Ярмарка тщеславия», «Оливер Твист». Он не читал таких книг, да и слышал только об одной из них. На противоположной стене комнаты имелась еще одна дверь. Джонни потянул, за ручку. В какое–то мгновение он испугался, решив, что мелькнувшая черная тень что–то живое, но это оказалась всего лишь тень. Еще не совсем придя в себя от волны неожиданно нахлынувшего страха, Джонни вытащил наружу оставленное там одеяние. На плече он почувствовал утолщение и, расправив складки, обнаружил эмблему. Больше всего она напоминала веревочную петлю.

Плоский, как лист бумаги, костюм поплыл по воздуху, капюшон расправился и уставился на Джонни двумя зловещими прорезями для глаз.

Студент нахмурился. Он снова поймал одеяние, сунул его назад, в стенной шкаф, и закрыл дверцу. Один рукав попал между створок шкафа и теперь болтался в безвоздушном пространстве словно отрезанная рука. Джонни вернулся к книгам.

Одна из них — большая, черная, показалась ему знакомой. Она напоминала книгу, в которой капитан Хенк Брандт записывал свои мысли. Джонни открыл ее. Пробежал взглядом по одной из серебристых страниц. Это оказалась какая–то регистрационная книга. Записи были чрезвычайно лаконичны. На титульном листе написано наспех и неразборчиво: «Боже, что я здесь делаю…»

Затем: «Казнен сегодня в 14.00…» Дальше шли имя и дата. «Казнен этим утром…» Имя и дата. «Казнен сегодня в 15.15…»

Книга была заполнена наполовину. Джонни нашел последнюю запись: «Сегодня вечером в 23.45, Одноглазый Джексон О‑Е‑5611».

Внезапно Джонни услышал странный звук. Он оглянулся и заметил мальчишку.

Джонни отпустил книгу, вернулся к двери и выглянул наружу.

Несколько сот мальчиков — Сыны Разрушителя — столпились возле пасти черепа. Они разом посмотрели на Джонни, и студента поразила слаженность их движений. Тощие детские тела отбрасывали узкие тени, багровые в красном свете.

Джонни отвернулся. Мальчик–проводник вновь выскользнул за пределы кокона.

«Так кто ты на самом деле?» — едва не спросил Джонни, но мальчик лишь пожал плечами, прежде чем студент произнес свой вопрос вслух. Землянин немного поразмышлял и задал совсем другой вопрос:

— Ты — телепат! — Мальчик кивнул. — И поэтому так хорошо говоришь на моем языке? — Мальчик согласился и с этим предположением. — И ты утверждаешь, что не знаешь, кто ты на самом деле? — продолжал Джонни, стараясь сдержать неконтролируемые мысли. — И в третий раз подросток кивком показал свое согласие. — Тогда почему бы нам вместе не попытаться это разузнать? — Джонни жестом пригласил мальчика в кокон. — Давай вернемся на мой корабль?

— Хорошо, — согласился телепат.

Они вышли из Холма Смерти, прошли по голубому коридору, миновали Дом Суда и выпорхнули через брешь, ведущую в открытый космос. Они направились к тому месту, где к металлическим фермам «Сигмы девять» прилип корабль Джонни.

Кокон сквозь вакуум скользнул к серебряному университетскому кораблю. В нескольких метрах от шлюза кокон притормозил, и Джонни предложил:

— Подождал снаружи. Я все подготовлю и позову тебя!

— Хорошо.

Джонни поплыл к шлюзу, оставив мальчика подальше от плазменной защиты. Селекторная мембрана пропустила человека, и у Джонни едва не подкосились ноги, когда вернулась сила тяжести. Он свернул кокон и отпихнул съежившуюся оболочку в угол, как использованный пластиковый пакет. Придя в себя, он выглянул в проем шлюза. Таинственная тень — а именно так выглядел его странный спутник в свете звезд — приветливо взмахнула то ли рукой, то ли ногой. Джонни махнул в ответ и пошел в рубку.

Он еще раз взглянул на мальчика, но уже на экране, и ввел корабль в состояние хроностатиса. Вернувшись к шлюзу, он снова выглянул в космос. Ничто в кромешной тьме не должно было двигаться, потому что все за пределами статисполя застыло в нулевом времени.

— Теперь входи! — негромко позвал Джонни, решивший проверить свою догадку.

Он считал, что возможны два варианта: либо мальчик останется висеть в пустоте, как муха в янтаре, либо вплывет в проем шлюза. Студент отдавал предпочтение второму варианту. Тогда его таинственный знакомый превратился бы в явление того же порядка, что и странное мерцание «Сигмы девять», которое тоже игнорировало остановку времени. По крайней мере, это окончательно подтвердило бы нечеловеческую природу мальчика, объяснило его невежество относительно собственной природы, равнодушное отношение ко времени и то, что он мог находиться в вакууме безо всякого костюма.

Но случилось нечто и вовсе невероятное. На мгновение Джонни показалось, что все взорвалось.

По обломкам «Сигмы девять» прокатилась волна фиолетового света. Гравитационные поля внутри университетского корабля словно взбесилась. Тяготение пульсировало, то спадая до невесомости, то обрушиваясь на Джонни многократно увеличенным «g». Мальчик плыл в сторону корабля в облаке зеленых искр.

Все динамики корабля застонали в разных регистрах. Джонни, спотыкаясь, побрел в рубку. Наверное, что–то случилось с его зрением: Джонни показалась, что рубка раздваивается, и еще раз раздваивается, и еще, и еще… Его рука, пытающаяся нащупать переключатель, чтобы вернуть корабль в нормальное время, потерялась среди бесчисленного множества фальшивых переключателей.

И тут его неожиданно скрутило от боли.

Он падал как осенний лист, огибая огромную пульсирующую туманность, невесть откуда появившуюся на его пути. Белый свет слепил, и Джонни совершенно неожиданно захотелось заплакать. Он отвернулся от источника белого света, и перед ним вспыхнул ослепительно зеленый свет. Это показалось ему забавным. Джонни заскользил навстречу источнику изумрудного свечения, и тут его окатила волна теплого воздуха. Перед ним появилось лицо человека с зелеными глазами, темными волосами, выступающими скулами. Лицо надвигалось. Джонни попытался оттолкнуть его прочь, но рука прошла сквозь лицо и тут неожиданно наткнулась на переключатель хроностатиса…

Джонни стоял перед пультом. Его слегка подташнивало. Наконец, не выдержав, он рухнул в кресло пилота и повернулся к выходу из шлюза как раз в тот момент, когда в рубку управления корабля вплыл мальчик.

— Что случилось? — с трудом выдавил из себя Джонни.

— Ты позвал меня, я не мог…

— Не мог что?

— Я не слышал тебя. Так что мой… отец… Ну, я условно называю его отцом… В твоем языке нет подходящих слов. Так вот, мой отец сказал, что ты позвал меня.

— Что ты имеешь в виду?

— Мой… отец… Разрушитель.

— Какой Разрушитель?

— Он живет там… там, откуда я пришел.

— Когда я спрашивал, откуда ты взялся, ты сказал, что пришел с этого звездного корабля — с «Сигмы девять».

— Верно. Там и находится мой отец.

— Где именно? Подросток ответил не сразу.

— Он повсюду.

Джонни задраил люк входного шлюза и объявил:

— Я отправляюсь к «Бете два». Возможно, там я найду ответ.

Взяв себя в руки, он отключил магнитные якоря. А когда корабль отошел от корпуса мертвого звездолета, Джонни направил его в пробоину в борту «Сигмы девять», где призывно мерцали звезды.

И тут компьютер просигналил, что поставленная перед ним аналитическая задача решена. Джонни вывел на экран результаты, пытаясь понять причины, которые привели Звездный Корабль к катастрофе. Электронный помощник объявил, что «Сигма девять» взорвалась, словно древний корабль Земли, налетевший на мину…

— Эй, постойте! — воскликнул подросток. В этом момент они были на полпути к «Бете два»

— В чем дело? — удивился Джонни.

— Сами увидите. Остановитесь!

Джонни включил тормозные дюзы.

— Теперь включите хроностатис.

Студент дрожащей рукой щелкнул выключателем. Ничего сверхъестественного не произошло.

— А теперь взгляните на «Сигму девять», и вы увидите того, кого я называю своим отцом.

Озадаченный Джонни направил сканнер внешнего обзора на обломки, от которого они только что отчалили. Как и прежде, «Сигма девять» переливалась и мерцала, наплевав на все законы физики.

— Видите блестки! — показал мальчик. — Это — частицы его тела.

— Не понял?

— Они и есть Разрушитель.

Глава седьмая

«Бета два» хранила молчание. Шлюзы открылись сами при приближении корабля Джонни. Коридоры, хоть и наполненные воздухом, встретили дипломника невесомостью.

— Я ищу архивы, — объяснил Джонни своему спутнику, когда они отправились в путь по переходам и коридорам корабля.

— Тогда нам сюда! — показал мальчик.

Они свернули в помещение, которое прежде, видимо, было корабельной библиотекой.

— Здесь хранятся все архивы, — объяснил спутник Джонни, подплывая к стеллажу с книгами.

Джонни отодвинул стеклянную панель, открывая доступ к драгоценным книгам. Тома в черных обложках плотно теснились на полках — бортжурналы за все время полета. Он перелистал один из них, потом вытащил другой. И понял, что перед ним документы Родильного Банка и инструкции по производству пищи. Джонни и представления не имел, откуда начинать поиски. Некоторое время он стоял возле книг и бессмысленно перебирал их. Наконец мальчик, видимо прочтя мысли студента, сам выбрал том и протянул Джонни.

— Это дневник моей матери.

Прежде чем Джонни полностью осознал слова таинственного мальчишки, его пальцы сами раскрыли книгу, и он прочитал заглавие: «Бортжурнал города «Бета два». Собственность капитана Лилии РТ Восемьсот пятьдесят семь».

— Она была твоей матерью? Джонни припомнил строчки:

Она вернулась, но не одна.

С ней мальчик. Он — Бог, сейчас.

Мальчик кивнул.

— Взгляните на то место, где описано, как был атакован первый корабль.

Он перегнулся через плечо землянина и перевернул несколько страниц. Это запись оказалась ближе к концу тома:

«Сообщение пришло в полдень, когда мы покинули море и вышли на неглубокую отмель. С самого начала счет песка крутился в районе сорока, что вызвало у меня беспокойство. Да еще эта чепуха по поводу Одноглазых. Но за последние три часа счет снизился до трех и продолжает держаться на этой отметке. На отмели песка немного, и мы способны вынести подобную среду в течение нескольких лет.

Меня мучает неопределенность: то ли счет возрастет, то ли вообще исчезнет. Нормально жить при таком положении дел невозможно.

После Совещания я решила посетить квартал Одноглазых. На городской галерее я встретила Судью Карт–райта.

— Что привело тебя сюда? — спросил он, остановив меня.

— Я просто гуляю, — ответила я.

— Изучаешь своих подопечных, Ли. — С этими словами он махнул в сторону прохожих.

— Нет. Устала и решила пройтись.

— Похоже, нам с тобой по пути. Пусть нас увидят вместе. Тогда у людей создастся впечатление единства светской и духовной власти города.

— Я собираюсь свернуть, — возразила я. Но Судья все же проводил меня.

— Ты слышала о недавно возникшей секте? Они придали некоторую пикантность ряду ритуалов, которые я ввел лет десять назад. Это вселяет в сектантов уверенность, что они не зря прожили жизнь, а привнесли в мир некую частицу абсолютной истины. Знаешь… — тут он понизил голос до шепота, — … я не слышал, чтобы кто–нибудь из офицеров города посещал их собрания. Наверное, тебе следует как–то воздействовать на своих подчиненных.

Мне стало очень смешно. Я улыбнулась.

— Мы слишком заняты, Судья, чтобы тратить время на подобную чепуху. А если откровенно, все эти обряды занимают много времени, которого у нас нет.

Улыбаясь, я постаралась сдержаться и скрыть желание плюнуть ему в лицо.

— Но обряды — это смысл существования большинства горожан, — возразил Судья.

— Я могу вывесить объявления, приглашая всех желающих.

С каким удовольствием я бы прилепила такое объявление на его самодовольную рожу. Приколотила бы гвоздями! Но Судья Картрайт не заметил иронии в моих словах, он усмехнулся:

— Большего потребовать от Капитана я не в силах. Когда мы дошли до противоположного конца туннеля,

он неожиданно остановился:

— Тебе сюда, Ли?

— Да.

Я шагнула в лифт, который связывал палубы корабля.

Коридор на следующей палубе оказался безлюден. Мои шаги гулким эхом зазвенели под сводами. Я вошла в зал, просторный, сумрачный, пронизанный паутиной служебных лестниц, трубопроводов, кабелей. Из–за этой путаницы было видно метров на сто вперед, не более. И тут мне вспомнилось, как однажды в детстве я оказалась на краю пропасти. В тот день я с другими ребятишками играла возле зоны нулевой гравитации. Мы всегда боялись, что нас унесет в хитросплетение механизмов…

Но в этот раз я лишь глубоко вздохнула и оттолкнулась от поручня. Сила тяготения оставила меня, и я нырнула в лабиринт ферм и балок. Требуется определенная сноровка, чтобы выпрыгнуть из зоны гравитации в зону невесомости. Большинство сограждан так никогда этому и не научатся. Немало тел попало на Холм Смерти с переломанными шеями… Я поймала рукой проплывшую мимо лестницу и полезла наверх. Совершенно очевидно, что этот район корабля с самого начала считался нежилым. Он предназначался для ремонта механизмов города, но горожане в этих механических норах, пещерах и закоулках никогда не бывают. Однако тут проживает до семисот обитателей. С того места, где я очутилась, открывался вид на металлическую сферу диаметром метров двадцать пять, покрытую заклепками. Оттолкнувшись от площадки, я перелетела к одной из растяжек, удерживающих сферу. Я снова вспомнила детство: еще тогда я пришла к выводу, что одна магнитная подошва чрезвычайно полезна для игры в невесомости, а две — одно беспокойство. Магнитный якорь намертво прикрепил мою левую ногу к поверхности кожуха.

Я щелкнула выключателем карманного передатчика, чтобы сообщить о своем появлении. И в тот же момент за спиной раздался знакомый тихий голос:

— Зачем ты включаешь рацию?

Я подавила желание резко обернуться, чтобы не потерять равновесие. Мой знакомец хихикнул, и я попыталась осторожно заглянуть через плечо.

— Всякий раз, как я попадаю сюда, ты встречаешь меня здесь. Ральф как–то сказал, что ты чуешь меня. Но на всякий случай я всегда даю о себе знать. Мне не хочется торчать тут на одной ноге целый день.

Снова у меня за спиной хихикнули.

— Тим, это ты? — Я медленно повернулась, но Тим, который мог перемещаться в невесомости раз в пять быстрее меня, тоже передвинулся, стараясь не попадаться на глаза.

— Я здесь, — наконец сказал он.

Тогда я быстро повернула голову. Он парил передо мной, по–прежнему хихикая.

Тиму было семнадцать или восемнадцать лет. Смуглый и нестриженый, он носил неописуемые лохмотья. У Тима недоставало одной руки, и левый рукав болтался словно ненужная тряпка.

— Ты пришла к Ральфу? — спросил он.

— Да, к нему, — ответила я.

— Тебя проводить?

— Да.

— Есть, Капитан Ли. — Он еще немного покривлялся, пародируя порядки, заведенные на корабле, потом отвязал от пояса моток веревки и бросил мне конец. Я пропустила веревку под мышками и уцепилась за нее обеими руками. Тим обмотал другой конец вокруг запястья и крикнул: — Отчаливаем!

Мне никогда не нравился такой способ передвижения, но что поделаешь. Я оторвала магнитную подошву от кожуха.

— Нам туда! — показал Одноглазый на проход между двумя гигантскими колоннами.

Потом сжался, как лягушка, и прыгнул в совершенно противоположном направлении. Это всегда сбивает меня с толку, когда путешествуешь в невесомости. Веревка натянулась, и я полетела раза в три быстрее, нежели отважилась бы сама. Тим и я представляли собой одно физическое тело со смещенным центром тяжести. И когда он отлетел на всю длину связывающей нас веревки, траектория полета изменилась, и мы по спирали понеслись туда, куда требовалось. Каждые пять–шесть секунд Тим отталкивался или рукой, или ногами от труб и балок.

Вскоре мы влетели в большую сферическую полость. Под нами вращалось Кольцо, внешний диаметр которого равнялся ста пятидесяти метрам, а внутренний — ста двадцати. На нем, как деревянные лошадки на карусели, застыли маленькие домики. Иногда, под действием центробежных сил, они слетали с Кольца и кувырком летели между трубами и фермами. Довольно хрупкие строения! Я уверена, что без Тима я бы никогда не попала на Кольцо. И в этот раз я, как всегда, закрыла глаза и отдалась на волю провидения и ловкость проводника. А через мгновение меня втащили в гравитационное поле в три четверти земного. Большинство Одноглазых, даже такие увечные, как Тим, показывали чудеса акробатики, что ставило в тупик остальных горожан. Я уверена, что здесь кроется основная причина их страха перед Одноглазыми.

Когда я открыла глаза, Тим уже закрывал входную дверь, а я сидела на полу, и Меррил наклонилась надо мной:

— Что привело тебя к нам на этот раз, Капитан Ли?

— Я хотела поговорить с тобой и Ральфом. Вы что–нибудь знаете об отмели, на которую мы наткнулись?

Меррил помогла мне встать.

— Да. Но с этим мы ничего поделать не можем… Ты пришла сказать, что ваши инструменты показывают то же, что и наши?

Одноглазая произнесла это с той легкой насмешкой, которая порой проявлялась и в речи Тима.

— Не только об этом. Ральф здесь?

Меррил кивнула. Они оба: и Ральф, и Меррил были предводителями Одноглазых. Хотя структура их общества казалась мне слишком неопределенной.

— Идем, — позвала Меррил. — Он услышал твои позывные. Скоро явится, а пока у нас есть время поговорить.

Мы спустились по узкой винтовой лестнице. Блики света из наружного окна перемещались по стенам, напоминая, что мы находимся внутри гигантской центрифуги. Потом мы вошли в комнату, и Ральф поднялся из–за стола мне навстречу, широко улыбаясь.

— Капитан Лилия, чем обязан?

Мы находились в его кабинете. Вокруг громоздились научные приборы. Стены украшали две картины, одна из них — копия полотна старого земного художника Тициана «Успение», другая принадлежала кисти живописца второго поколения города и называлась «Абстракция». Больше всего она походила на войну зеленого и черного цветов.

— Чем обязан? — снова повторил Ральф.

Неужели они не могли поговорить со мной, как обычные люди, используя привычные слова и обороты? Несколько шуток о глупых нравах города помогли бы завязать разговор.

— Что стряслось? — В третий раз спросил Ральф, и теперь я наконец поняла, чего он от меня хочет.

Я присела на краешек одного из кресел. Меррил расположилась на картотечном ящике. Тим уселся на полу. Его никто не приглашал, но никто и не прогонял.

— По дороге к Кольцу я встретила Судью Картрайта. Он попросил, чтобы я приказала офицерам посещать обряды какой–то новой секты. Я не смогу отказать в просьбе.

— А что это за обряды? — поинтересовался Тим.

— Тебя это пока не должно беспокоить, — ответил ему Ральф. — И это одно из преимуществ живущих здесь, на Кольце. Мы приняли тебя, когда тебе исполнилось всего три года, но кое–кто из тех, кто примкнул к нам в более зрелом возрасте, хорошо помнит обряды.

Тим, как мне рассказывал Ральф, заблудился в невесомости еще совсем маленьким и пробыл больше тридцати часов в полном одиночестве, прежде чем его нашли. Его засосало в одну из гигантских вентиляционных шахт, по которым насосы гнали воздух со скоростью сто пятьдесят километров в час. Лопасти одного из вентиляторов перемололи руку Тима по локоть. Вместо того чтобы отослать несчастного ребенка обратно в город, где его обязательно бы покарал Суд Нормы, Тима оставили в Кольце и выходили.

— Обряды — это когда много людей собираются вместе и часами занимаются абсолютно бессмысленными вещами. Ну, например, стоят на голове минут по пять, а потом выпивают семнадцать стаканов воды, подкрашенной марганцовкой в честь Бассейна, который за час семнадцать раз поворачивается вокруг оси. Жидкость они красят в розовый цвет в честь Допплеровского эффекта…

Тим рассмеялся.

— Я знаю, что происходит во время обрядов, но зачем люди это делают?

— Потому что горожанам нечего делать! — объяснила я. — Им лень лишний раз напрячь свои девственные мозги.

Теперь засмеялся Ральф:

— Если бы горожане явились в Кольцо, мы бы все погибли. Мы существуем неофициально, питаемся излишками провианта, тайно торгуем с нормальными людьми, которым требуются наши знания. Мы изгои, для которых обряды — совершеннейшая чушь. Однако мы все умрем с тоски, если станем бездельничать, поэтому мы делаем копию радарной системы слежения корабля, вносим усовершенствования в систему гидропоники, не из–за прироста населения, а ради прихоти, или наносим краски на холст ради эстетического наслаждения… Можно сказать, у нас другие обряды…

И тут Тим поднялся:

— По–моему, пора появиться Ходжу?

— Точно, — согласилась Меррил. — Он идет сюда с внешней стороны. Слетай и помоги ему.

Тим выскользнул в дверь.

— Ходж? — удивилась я.

— Ага, — кивнула Меррил.

— Он тоже бывает у вас?

— Порой ему одиноко. Наверное, даже хуже, чем тебе, — вздохнула Меррил.

— Забавно. — Я еще не пришла в себя от удивления. — Иногда я встречаюсь с ним. Хотя ты, наверное, права. Никто с ним не разговаривает. Все его сторонятся. А он гуляет, размышляет о чем–то, наблюдает за людьми… Думаю, ему нелегко найти собеседника. Но все же удивляюсь, почему вы пускаете его в Кольцо.

— Что тут удивительного? — спросила, в свою очередь, Меррил.

Я пожала плечами.

— Ну, взять хотя бы его должность… Я хочу сказать, как только Судья и его приспешники начнут очередную чистку во имя Нормы… — Я замолчала, так и не закончив.

— Ты хочешь сказать, он виноват в гибели кого–то из наших? — спросила Меррил, но, не дождавшись ответа на свой вопрос, продолжала: — Понимаю, что ты имеешь в виду… Но он же выполняет приказы. Любой из нас мог оказаться на его месте.

— Ходж очень одинок, — вздохнул Ральф. — Мы здесь все одиноки. Вполне возможно, такой вид одиночества имеет право на существование. К тому же на Кольце нами правит страх, раз мы живем вопреки законам корабля…

— А Ходж… Он приходит дважды в неделю, — продолжала Меррил. — Он ест с нами, играет в шахматы с Ральфом.

— Два раза в неделю? — вновь удивилась я. — Хорошо, если он посещает мою секцию раз в год.

— Знаешь, иногда мне кажется, у тебя с Ходжем много общего, — задумчиво произнесла Меррил.

— Ты это серьезно?

— Вы единственные на корабле, кому запрещается вступать в брак и выбирать детей на Базаре.

— Если не считать того, что я в любой момент могу подать в отставку и стать матерью, стоит только захотеть. А Ходж вынужден до конца жизни служить Палачом.

Ральф кивнул:

— Но в вашей жизни есть одна общая черта — вы отвечаете за жизнь города. Судья Картрайт, например, не имеет никакой власти над Одноглазыми. Если, конечно, не поймает кого–то из нас. Мы же обязаны повиноваться тебе так же, как любой горожанин.

— Я знаю, — тяжело вздохнула я, а потом добавила: — Вы хотите сказать, что на моих плечах, так же как и на его, лежит тяжкий груз ответственности… Именно об этом я и хотела посоветоваться с вами сегодня. Иногда мне кажется, что, разрешив секты, я нарушаю свой долг… Вы говорили, что у каждого на корабле есть свои ритуалы, Я исполняю обязанности Капитана, символизируя преклонение перед идеей путешествия к звездам. Но надо же провести какую–то черту различия! Я вижу наших детей, а потом Тима. Однорукий, но он жив, приносит пользу людям, с которыми живет, и это ему нравится! В Родильном Банке работает стажером некий Парке, парнишка смышленый, но больно уж медлительный. Однажды он как–то рассказал мне, что поражен тем, что администрация совершенно не интересуется собраниями сектантов. Он считает нас всех приземленными людьми, не стремящимися познать окружающий мир.

Тут я сделала паузу, устраиваясь поудобнее. Мои собеседники терпеливо ждали продолжения рассказа. Наконец я снова заговорила:

— Я хочу сказать, что когда–нибудь — и об этом, кажется, все позабыли — никаких городов не будет. Перед нами откроется огромный новый мир. Нам придется сражаться с природными стихиями, искать себе пропитание, охотиться, а не получать провизию с гидропонных плантаций. Вы и я — мы уже не увидим этого, но это обязательно произойдет, пусть лет через сто пятьдесят. Думая о тех далеких временах, я бы предпочла видеть в новом мире Тима, а не добропорядочного Паркса. Мне кажется, если я позволю городу превратиться в скопище тупоумных религиозных фанатиков, я не выполню своих обязанностей.

Все замолчали. Несколько секунд Ральф размышлял. Я гадала, какой совет он мне даст. Меррил тоже ничего не могла мне сказать. И тут раздался голос Тима:

— А вот и мы!

Ходж, высокий, скуластый, с глубоко посаженными глазами, был в своем одеянии. Черный капюшон откинут на плечи. Когда он на мгновение замешкался на пороге, эмблема на рукаве качнулась, словно ядовитая змея, изготовившаяся к прыжку. Его черное одеяние заставило меня по–новому взглянуть на окружающую обстановку. Даже картины, которые до этого казались мне мрачными, просветлели.

Мы поболтали еще немного, и когда настало время обеда, я оставила Одноглазых наедине с Ходжем, взяв, как всегда, в провожатые Тима.

На этот раз я не стала закрывать глаза. Я наблюдала, как множество Одноглазых прыгало на Кольцо. Тим догадался, о чем я думаю.

— Знаешь, Ходж хорошо плавает в невесомости. Не хуже любого Одноглазого, но все же для перехода на Кольцо ему нужна помощь. Не хватает практики.

Тут Тим отвязал веревку, за которую тащил меня, и втолкнул в коридор, по которому я пришла сюда. Я повернулась, помахала ему на прощание и отправилась в свою каюту.»

Глава восьмая

Вторая запись:

«Парке разбудил меня в три тридцать утра, чтобы сообщить неприятную новость. В эту ночь он нес вахту на Базаре, поэтому узнал новость одним из первых. Я вылезла из постели, прошлепала к интеркому и включила связь:

— Что случилось?! Возрос счет песка? Отмель пошла на убыль?

— Капитан, это я, Парке.

— Что случилось? Разве нельзя было подождать до общего подъема?

— Счет песка стабилен, Капитан… Но тут возникло одно обстоятельство, которое, пожалуй, еще хуже!

— Говори!

— Жесткая радиация в черте города утроилась. Это не так страшно, как кажется на первый взгляд, но меня волнует ее влияние на развитие эмбрионов. Я закрыл ячейки щитами, но не уверен, что это надежная защита.

— Скажи, что вышло из строя на этот раз? Неполадки в одном из реакторов?

— В том–то и дело, что излучение идет извне.

— Ты уверен? Ты связался с другими городами?

— Я решил сначала посоветоваться с вами.

— Тогда я должна вызвать «Эпсилон шесть».

— Можно мне послушать?

Я набрала вызов и минут пять ждала ответа Риччи. Наконец он ответил:

— Как себя чувствует моя крошка?

— У нас неприятности, — начала я. — Откуда–то извне на нас обрушился поток радиации. Пока ее уровень еще невысокий, но он растет.

— У вас тоже? — Видно у Риччи были те же проблемы, но он не сообразил связаться с другими Капитанами. — Минут двадцать назад меня тоже разбудили… Я приказал помощнику проверить реакторы и снова уснул. У меня выдалась тяжелая ночь. Пришлось выдержать неприятный разговор с Судьей Филлотсом. Один из обитателей невесомости промахнулся и размозжил себе голову о стенку. Два Одноглазых пытались его спасти, но он умер. И Судья хотел навесить на них обвинение по вмешательству в чужие дела. Пришлось хорошенько поговорить с ним, пока он не заткнулся под натиском моих доводов. Честно признаться, я страшно устал… Так что там с радиацией? Помню, мы вчера только выбрались на отмель…

Неожиданно налетел вихрь радиопомех. Динамики ревели с полминуты, как будто в космосе за бортом корабля началось настоящее столпотворение. Потом помехи чуть стихли, и сквозь них пробился тревожный голос Риччи:

— …что происходит?..

— Понятия не имею, — ответила я. — У вас там все в порядке?

Но в середине моей фразы помехи возобновились с прежней силой, и на этот раз на моей консоли замигали огоньки местной связи. Я ответила на один из вызовов. Это оказался Микер из радиорубки:

— Что–то происходит на «Эпсилоне шесть». Они все время пытаются связаться с нами, но связь никак не наладить.

— Подключите меня к линии.

— Есть, Капитан!

Помехи налетели вместе с неразборчивыми голосами. Шум невероятно коверкал слова Микера:

— Включите видео…. Вывожу на визуальную связь! Я включила экран над консолью. Из серого тот стал

черным, и группа светящихся дисков заискрилась на фоне звезд. Это было изображение городов, снятое датчиками радиотелескопа. На этой частоте помех было значительно меньше, и я услышала голос:

— «Эпсилон шесть»… Это «Эпсилон шесть»… Боевая готовность номер один… Как слышите… Как слышите… Говорит «Эпсилон шесть».

Должно быть, другие города тоже услышали. В эфир пробился новый голос:

— Говорит Капитан Влион с «Эпсилон шесть»… Слышу вас хорошо, прием…

Видно, у «Дельты шесть» было меньше хлопот с помехами, чем у нас.

— На связи Одноглазый Пайк, корабль «Эпсилон шесть». Все остальные мертвы. Большая часть корабля мертва… Я не знаю, что случилось! Или люди сошли с ума, или случилось еще что–то. Появился кто–то или что–то с изумрудными…

Снова все заглушили помехи. А когда снова стало можно говорить, Капитан Влион первым нарушил молчание:

— Простите, не понял… Пожалуйста, успокойтесь, Пайк… Повторите помедленнее…

— Наш корабль чуть не взорвался… Что–то около сорока минут назад… В городе шел ночной цикл… Потом все затряслось, и все проснулись… Ранило лишь пару людей… И тут все обезумели… Никто не понимал, что происходит… А в галерее… Я сам не видел… Появилась фигура, охваченная огнем, тварь с изумрудными глазами… Нет… Я не понимаю, что тут происходит… Все умерли… Двадцать минут назад мои приятели попыталась проникнуть в город… Повсюду трупы… Трупы… Одни трупы. Несколько уцелевших еще кричали… Они пытались сообщить нам что–то важное… Мы увидели сияние и отступили…

— Не спеши, Пайк!

— Это вы поспешите! Чтобы вас разорвало! Поспешите! Заберите нас отсюда! Мы прячемся в аппаратной, вышлите шлюпки! Ради всего святого, вышлите шлюпки и заберите нас…

Голос Пайка прервался, а потом раздался истошный вопль. Кричал сам Пайк. Тут я сообразила, для чего Мчкер переключил связь на видеочастоты. Один из дисков на экране — «Эпсилон шесть» — изменился. Вокруг него образовался нимб. Изображение задрожало, пошло волнами. Внезапно передача оборвалась, а «Эпсилон шесть» стал разваливаться на глазах. Сначала он съежился, потом распался на несколько фрагментов, которые разлетелись в разные стороны. То, что осталось от корабля, больше всего походило на раздавленное яйцо.

Катастрофу видели наблюдатели в остальных одиннадцати городах. В первый момент я лишилась дара речи.

Первым нарушил молчание Капитан Элва:

— Влион, вы поняли, что там случилось? Капитан Влион отозвался:

— Да, я слышу вас… Я не… — Голос прервался, казалось он принадлежал другому человеку. Но разве могли мы остаться прежними после того, как на наших глазах произошла такая катастрофа! — Я не знаю… — наконец прошептал он».

Третья запись:

«Потрясение прошло, и город наполнился слухами.

Впереди была отмель, но это ерунда по сравнению с разрушенным городом. Разве можно считать отмель серьезной проблемой? В городе царила паника, потому что никто не знал, как защищаться, если неприятности начнутся на нашем корабле.

Судья Картрайт радушно приветствовал меня при встрече:

— У этой трагедии есть и положительная сторона… После катастрофы многие стали намного серьезнее относиться к обрядам.

Полагаю, он ожидал, что меня это сильно обрадует.

Микер и три радиста с других кораблей сохранили присутствие духа и записали происшедшее ночью на пленку. Все утро линии внешней связи работали на полную мощность. Офицеры–радисты проводили сравнительный анализ принятых передач, пытаясь докопаться до смысла заглушенных помехами слов Пайка. К концу дня они расшифровали около десяти новых слов, но это ничего не проясняло. Совет Капитанов успехом тоже не увенчался. Сначала минут пять длилось тягостное молчание, потом четверть часа мы рассуждали невесть о чем и расстались, так ничего и не решив.

Во время обеда Капитан Элва вызвал меня.

— Еще что–то случилось? — спросила я. — Снова какие–нибудь неприятности?

— Вы правы… У нас на корабле ходят слухи, что на «Эпсилоне шесть» власть захватили Одноглазые. И это именно они умудрились взорвать корабль.

— Что?!

— Пока ничего серьезного, но пошли разговоры о том, что пора ужесточить Норму, уничтожить всех Одноглазых.

— И кто же такое придумал?

— Понятия не имею. Сама мысль о том, что город может взлететь на воздух, оказалась невыносимой для большинства жителей. Я вижу, как мои сородичи подпрыгивают от нетерпения и мечутся в поисках внутреннего врага. Одноглазые — вот на ком они отведут душу.

— Но почему?

— Логика людей проста: последнее сообщение с «Эпсилона шесть» передал Одноглазый. Следовательно, он и его сородичи встали во главе города. А это значит, что они силой подавили офицеров, и так далее, и тому подобное.

— А потом взорвали город?!

— Я и сам понимаю, что это — чепуха. Но одна из сект уже включила гибель корабля в свой ритуал: они накачиваются парами эфира, становятся в круг, а ведущий выдавливает глаз у большой куклы, при этом все стонут. Называется эта церемония «Разрушение».

— Нюхают эфир! Это же наркомания! Мне это совсем не нравится.

— И мне тоже. Пусть развлекаются как могут, но только без наркотиков!

Я была с ним согласна. Надеюсь, сектанты не выйдут из–под контроля. Иначе…

* * *

Утром ко мне явился Паркс. Он — управляющий Родильного Банка. Речь шла об его ассистенте. Паркс сказал, что этот парень приносит блокнот и карандаш и время от времени что–то записывает. Парксу всегда казалось, что парень что–то подсчитывает. Так все и продолжалось какое–то время. Но когда ассистент явился на работу сегодня, Паркс никак не мог заставить его хоть что–то делать. Парень сидел и чертил в блокноте. Когда управляющий Родильного Банка спросил, чем тот занимается, парень ответил, что в его секте всегда заносят в блокнот определенные знаки, когда в голове появляются определенные мысли. Он не объяснил, какие это мысли, но явно думал об этом все время, сидел в углу, рисуя кружочки, кресты и параллелограммы.

— Ужасно, — вздохнул Элва, когда я рассказала ему об этом. — Меня это начинает серьезно волновать. Боюсь, скоро нам придется решать проблему сект».

* * *

Четвертая запись:

«Я работала в своем кабинете, когда меня попросил о встрече Судья Картрайт.

— Войдите, — объявила я в интерком. И вот Судья появился на пороге.

— Доброе утро, — улыбнулся он мне. Я тоже поздоровалась, и тогда Судья продолжил: — Я вот шел мимо и решил поговорить с вами, прежде чем закопаюсь в своих делах. Грядут большие перемены. Теперь придется строже следить за соблюдением закона.

— О чем это вы?

— Разве вы не слышали официальное объяснение катастрофы на «Эпсилоне шесть»?

Я сплела пальцы перед собой и откинулась на спинку кресла.

— Насколько мне известно, никакой официальной версии выдвинуто не было.

— Перестаньте, — игриво отмахнулся Судья. — Не хотите же вы сказать, что ничего не слышали об этом? Я зашел к вам лишь затем, чтобы узнать: познакомились ли вы с официальной версией? Она ведь уже известна всему городу.

— И что же такое важное известно всему городу? Интересно узнать, какую чепуху вы там насочиняли.

— Одноглазые на «Эпсилоне шесть» попытались захватить город. Они перебили всех офицеров и большую часть мирных граждан, а потом взорвали корабль.

— Ни о чем подобном ни на одном совете Капитанов и речи не шло.

— Тогда вы должны связаться со всеми и поговорить…

— К тому же ваша версия событий — глупость несусветная.

— Вы уверены?

— Конечно. Я хочу, чтобы вы сами прослушали запись, сделанную той ночью, когда погиб город.

Я связалась с Микером и попросила его прокрутить запись. Следующие полчаса Судья просидел перед экраном как завороженный. Я уже видела эту пленку раз пятнадцать, потому забыла, какое потрясение испытываешь во время первого просмотра. Судья не произнес ни слова, лишь черты лица заострились. Наконец он что–то буркнул…

— Разве этот Одноглазый похож на бунтовщика, который только что взял штурмом корабль?

Он снова забормотал, но в этот раз я смогла разобрать слова:

— Может, все это подстроено, а, Капитан? Что могло уничтожить город?! Зеленый человек с пылающим взором или как там говорилось… Глупости! Это все — Одноглазые!

Когда Судья ушел, мне позвонил Паркс:

— Капитан, я вынужден снова побеспокоить вас. Излучение становится все интенсивнее. Мутации, которые произойдут в результате этого, могут изменить саму Норму.

— Я сейчас зайду к вам и взгляну сама. А что еще я могла сказать ему?

— Сделать ничего нельзя, — вздохнул Паркс. — Но ваш приход хоть немного подбодрит персонал.

* * *

Люминесцентные лампы ярко освещали Базар. С бесконечными коридорами блестящих колб, в которых происходило таинство зарождения жизни. Стена прямо передо мной была заполнена генеалогической картотекой. Там хранились данные ДНК всех жителей города.

Помощник Паркса склонил русую голову и так увлекся своим блокнотом, что не заметил моего появления. Парке же вынырнул из–за стеллажа. На лице его сияла ослепительная улыбка. Увидев, что я внимательно разглядываю каракули молодого человека, он покачал головой и безнадежно махнул рукой.

— Не обращайте внимания. Пойдемте, я покажу, какие меры защиты предпринял.

Мы углубились в лабиринт колб и пробирок.

— Я завернул контейнеры с зародышами, находящимися на ранней стадии развития, в свинцовую фольгу. Зародыши наиболее подвержены мутации. Всем известно, что наследственный аппарат человека наиболее хрупок в первые несколько недель после оплодотворения. Не уверен, что фольга поможет, но надо же было что–то делать.

Я заметила, что одна секция ячеек не блестит в свете ламп, и поняла, что это и есть колбы, завернутые в фольгу. Глядя на свинцовую фольгу, я внезапно ощутила весь груз нашей ответственности перед этими тысячами рожденных и нерожденных душ, несущихся меж звезд, затерянных в безднах космоса, в море и песке…

— Ты все сделал так, как нужно. Я вряд ли смогу еще чем–то помочь. Но мне нужно идти. Базар угнетает меня.

А может, во мне просто говорило материнское начало…

Паркс грустно улыбнулся на прощание. Я оставила Базар и вернулась в своей кабинет».

* * *

Пятая запись.

«Капитан Элва позвонил поздно вечером. Его голос показался мне очень расстроенным.

— Ли, как у вас дела с Одноглазыми?

— Картрайт досаждает им как только может.

Я услышала его прерывистое дыхание в микрофоне.

— У меня на корабле положение намного хуже. Я собираюсь попросить тебя сделать довольно необычную вещь.

— Слушаю внимательно.

— Присоединишься ко мне в официальном обращении ко всем Судьям с просьбой не преследовать Одноглазых? Я хочу, чтобы все Капитаны подписались под этим обращением. Если все пойдет так и дальше, начнется бунт, и Одноглазых уничтожат. Вместе с ними исчезнут последние крохи знаний. Тогда мы окажемся совершенно беззащитными…

— Нам не положено вмешиваться в сферу духовной жизни горожан… — ответила я.

— Ли?…

— Не перебивай, Элва, я всего лишь размышляю вслух. На нашем корабле тоже не все в порядке. Если ты заручишься поддержкой других Капитанов, я соглашусь… Хотя, нет! В конце концов… Я присоединяюсь, только вышли текст обращения, прежде чем выступишь с ним.

— Спасибо, Ли. — Мне показалось, он облегченно вздохнул. Да и у меня, когда я согласилась, словно камень с души упал. — Ты уже третья, кто поддержал меня.

— Думаю, согласятся все Капитаны. Ведь не один из нас не хочет, чтобы в его городе начались беспорядки. Надеюсь, это принесет хоть какую–то пользу.

Элва снова вздохнул.

— Я тоже на это надеюсь».

* * *

Запись шестая: «Все погибли.

Кричать мне или негодовать?

Города «Сигмы девять» больше нет. На этот раз процесс разрушения занял десять часов. Началось, как обычно, с сильнейшей бури помех, забивших трансляцию Суда над Одноглазым Джексоном. Мы все, затаив дыхание, следили за этим процессом.

А потом с «Сигмы девять» стали пробиваться слабые сигналы….

Там разразилась паника… Потом кто–то взывал к помощи из радиорубки. Потом опять пошли одни помехи… Наверное, и к ним явилось зеленоглазое существо. Фантастика, да и только! Прямо не знаю, можно ли воспринимать всерьез такие сообщения. Легче думать об этом, как о неуместной шутке. Но это реальность. Теперь жизни всех горожан зависят от того, как они воспримут эту реальность. И снова последним на связь вышел Одноглазый.

— Помогите! Помогите! Помогите!…

Наверное, зеленоглазое существо свело их всех с ума, и после этого корабль сам по себе взорвался. Я радировала Вилону на «Дельту шесть»:

— Разве нельзя ничего предпринять? Может, я слетаю и погляжу?

— Не глупи, Ли… Что ты сможешь сделать!

— По крайней мере, спасу кого–нибудь… И тут один из Капитанов воскликнул:

— Подумай хорошенько Ли: разве будет кому–нибудь польза, если ты погибнешь?

— Польза будет, если я узнаю, кто настоящий убийца. И тут «Сигма девять» начала разваливаться. Боже, какие истошные вопли неслись в этот миг из динамиков…»

Глава девятая

Пропустите пару страниц, — предложил мальчик. — Там нет ничего интересного.

Джонни не стал спорить. Он сделал так, как посоветовал таинственный спутник, а потом его глаза впились в строчки:

«…Я услышала, как капитан Элва кричит на весь эфир:

— Помогите! Хоть кто–нибудь! Помогите!

Но что я могла сделать? Я связалась с Микером.

— Распорядитесь подготовить катер! Я сама хочу взглянуть, что там происходит!

— Но, Капитан, — попытался возразить Микер, — если вы ввяжетесь в эту заваруху…

— Прошлый раз катастрофа продолжалась часов десять. Надеюсь, у меня хватит времени слетать туда и обратно.

— А предыдущая — всего шестнадцать минут… Так что случиться может всякое. И не забывайте о песке…

— Я отправляюсь, готовь катер!

Когда я выскочила из каюты, меня окликнул спешащий куда–то Судья Картрайт:

— Капитан!

— В чем дело?

— Микер только что сообщил мне, что ты хочешь слетать на «Сигму девять»…

— А ты–то тут при чем! — разозлилась я.

— Я запрещаю! Если ты нарушишь мой запрет, то можешь не возвращаться!

Я резко остановилась. Если честно, я ожидала чего–то подобного.

— С каких пор ты решаешь, что мне делать, а что нет?

— Если помнишь, я несу ответственность за моральное состояние горожан, а ты пока еще живешь в нашем городе! Я уверен, что, вернувшись, ты можешь принести с собой новости, которые деморализуют сограждан…

— Скажи прямо, чего ты боишься?

— Допустим, ты привезешь с собой Разрушителя.

— Разрушителя?!

— Разве ты ничего не знаешь? Разрушитель — это то зеленоглазое существо, что разрушает!..

Я не хотела слушать все эти глупости и перебила его:

— Меня радует, что ты наконец–то снял обвинения с Одноглазых… Я все же отправляюсь на гибнущий корабль, Судья.

Тогда я совершила ошибку, не обратив внимания на его слова, так как сильно разозлилась… А может быть, все дело в страхе перед Неведомым.

Тройные створки шлюза разошлись в стороны, и мой катер пулей вылетел в открытое море. Счетчик песка застыл на цифре три целых семь десятых. Мерцающее яйцо Сигмы вырастало на глазах. Бортовой компьютер объявил:

— Вы глухи. — Я включила радио. — Вы зрячи. Как только паром вошел в док Сигмы, счетчик песка

упал до нулевой отметки. Немедленно из пазов выдвинулся переходник. Я вышла из катера. От нервного возбуждения у меня дрожали руки. Я почувствовала легкое покалывание в висках. Чем дальше шла я по совершенно пустому коридору, тем сильнее становилось покалывание. Но, только приблизившись к навигационному отделению, я поняла, что тут что–то не так. Я свернула на городскую площадь, гадая, где же находится таинственное зеленоглазое существо.

Внезапно впереди появились три человеческие фигуры. Они брели в ту же сторону, что и я. Один из них упал, потом свалились остальные. Побоявшись приблизиться к ним, я попробовала вызвать кого–нибудь по внутренней связи. Когда я включила переговорное устройство, в голове моей перестало звенеть. Пока я пыталась сообразить, что делать, из динамика раздался странный нечеловеческий голос:

— Кто ты?

Я удивилась и вскрикнула от неожиданности.

— Я — Разрушитель, — продолжал тот же голос. — Так назвал меня твой народ. Кто ты? Может, ты пришла поохотиться на Разрушителя?

Странно. Непонятно. На мгновение я решила, что это какой–то сумасшедший забрался в рубку и развлекается, решив испугать меня.

— Где ты? — собравшись с духом, твердо спросила я. В отчаянии я забыла переключить аппарат связи в режим передачи, но, не замечая этого, снова и снова спрашивала безумца. — Где ты? Где ты? Я хочу помочь тебе!

Отчаявшись услышать ответ, я взглянула на передатчик и увидела, что он включен на прием. И тут же сквозь хрип помех из динамика донеслось:

— Я здесь.

Тут–то все и началось. Полагаю, большинство воспоминаний о происшедшем на «Сигме» — плод моей фантазии… Неожиданно все закружилось у меня перед глазами, и сквозь бурлящий хаос проступило нечто величественное и мерцающее. Внешне существо напоминало человека, а точнее, привидение. Таинственный гигант с глазами, огромными, как реки в половодье. Происходящее настолько потрясло меня, что я только и смогла выкрикнуть:

— Остановись!

И тут же все исчезло. Я снова стала реально воспринимать окружающее. Передо мной стояла переливающаяся, то тускнеющая, почти исчезающая, то вновь наливающаяся светом фигура.

— Я здесь! — повторил незнакомец.

— Что тут происходит?

И вот только тут до меня дошла абсурдность ситуации, в которой я очутилась.

— Помоги мне! — попросил Разрушитель.

— Зачем ты губишь людей? — выкрикнула я.

— Я приближался очень медленно, — ответил он. — Я осторожно касался их, но они заходились в крике. — Он заколебался, потек, теряя форму, превращаясь в дымку, а потом снова обрел контуры великана. Мое сердце громко стучало, но я взяла себя в руки.

— Но меня же ты не убил.

— Ты велела мне остановиться. Я не коснулся твоего мозга. Я создал слуховую и зрительную проекции.

Я не совсем поняла, о чем он говорит, поэтому попросила:

— Тогда пододвинь свою проекцию поближе, но не делай ничего, что может оказаться опасным для меня. Мне хочется рассмотреть тебя получше.

В три гигантских шага таинственное создание пересекло разделяющее нас пространство и нависло надо мной, зеленоглазое и просвечивающее.

— Ты все равно не видишь меня таким, какой я есть на самом деле. Я позаимствовал форму тела у людей, с которыми пытался войти в контакт. Но ваш разум не выдерживает моего прикосновения, даже когда я подхожу медленно.

— А как же я?

— Я шел к тебе быстро, но ты потребовала, чтобы я остановился. Я ведь уже сказал об этом.

— Спасибо, что напомнил. А где Капитан Элва?

— Он мертв, как и остальные. Тут все мертвы.

— Все?!

— Никто же не сказал мне: остановись!

Внезапно я осознала весь ужас его слов и закричала на него:

— Что ты сказал! Все мертвы… Да что же… Не шевелились!.. Почему же ты сам не догадался?! Да кто ты такой? Откуда взялся?!

Я еще что–то кричала, но не помню, что именно. Когда гнев схлынул, я вся дрожала от ненависти и боли. Разрушитель молчал, только дрожал, как желе в формочке. Наконец я успокоилась и спросила:

— Кто ты такой?

— Не знаю. Тогда я спросила:

— Откуда ты взялся?

— Из космоса. Я существую в… вы называете это песком… в мезонных полях, если точнее.

— Значит ты… — Мысль о том, что передо мной создание глубокого космоса, не умещалась в моей голове. — Ты — живое существо из моря и песка.

Разрушитель кивнул. Я еще не пришла в себя от предыдущего откровения, но теперь вся невероятность происходящего затопила мой разум. Я вслепую, словно обезумев, засыпала его вопросами:

— И все же, кто ты? Как ты можешь общаться со мной?

— На самом деле я не могу, но я разобрался в значении ваших «слов» и «образов». Однако мозг людей слишком мал для меня. Ты можешь не отвечать мне словами, я знаю, о чем ты думаешь. Я использую ваш язык, чтобы ты могла слышать меня.

— Понятно, — тихо пробормотала я.

— Раньше я не понимал вашей природы, — продолжил Разрушитель. — Мне было сложно понять, что вы живые существа, пока ты не велела мне остановиться. В первый раз кто–то из людей обратился ко мне непосредственно. Мне невольно пришло сравнение: как человек разворашивает муравейник, чтобы посмотреть, что в нем происходит, так и я разворошил ваши корабли. Я видел смятение, но не сознавал, что причиняю вам вред.

— Твоя форма жизни разительно отличается он нашей… И много вас там, в песке?

— Я всегда был один.

— Наверное, ты очень одинок.

— Одинок?.. Я… одинок.

Мне показалось, что Разрушитель удивлен моим словам. И тут случилось нечто странное. Стены задрожали, и мне показалось, что корабль вот–вот разлетится на куски.

— Да, я очень одинок.

Дрожание усилилось. Фигура Разрушителя изменила цвет.

— Что с тобой происходит?

Из зеленых глаз гиганта полились слезы. Искрясь, стекали они по мерцающим щекам таинственного существа.

— Как видишь, я плачу. Ведь именно так люди выражают свою печаль?

— Возьми себя в руки. Я понимаю… тяжело сознавать собственное одиночество. Пока не встретишь кого–нибудь, не знаешь, насколько ты одинок.

— Да. Особенно если встречаешь кого–нибудь, кто не такой одинокий, как ты.

— Ты считаешь, что я одинока? Стены перестали дрожать.

— Конечно. Я прочел это в твоих мыслях. Но твое одиночество не похоже на мое. — И снова он замолчал, заискрился, а потом неожиданно сказал: — Я люблю тебя!

— Что?!

— Я люблю тебя, — снова повторил Разрушитель.

— Ты любишь меня? Почему? — удивленно переспросила я.

— Потому, что ты — очень сильное существо. Ты одинока и… не одинока.

Мне казалось, мысли Разрушителя путаются. И в то же время мне казалось, я его понимаю.

— Мне очень приятно слышать это… очень приятно.

— А ты готова полюбить меня?

Я замерла. Конечно, я испытывала самые разнообразные чувства по отношению к Разрушителю. Постепенно я начала его понимать… хотя я не могла простить ему уничтоженных городов и гибель тысяч людей, но такое…

— Я не хочу обижать тебя, но мне в голову и прийти не может, как все это будет выглядеть… — пробормотала я. — Хотя я могу представить смысл нашей любви…

— Любовь — слово из вашего лексикона. Если я дам тебе то, что ты желаешь, ты полюбишь меня… Я… — некоторое время он молчал внимательно рассматривая меня. — Больше всего на свете ты мечтаешь о потомстве, которое смогло бы жить среди звезд. И ты знаешь, что люди не способны жить в вакууме… Я обещаю не трогать ваши корабли, и твое потомство будет жить среди звезд… и общаться со мной, невзирая на время и пространство…

После таких слов Разрушителя у меня затряслись поджилки. Чаша моего терпения переполнилась. Не знаю, как описать подобное чувство.

И тут он объявил:

— Ты любишь меня! — Он распростер руки и шагнул ко мне. — Приди!

И я шагнула к нему.

Что произошло потом, трудно описать: калейдоскоп цвета, боль, меня подхватило и разорвало в клочья… Прикосновение льда, ожог от мириада чужих мыслей, связных и бессвязных. Водоворот цветов: от белого до красного через все каскады зеленого, через тусклое золото, превращающееся в изумруды глаз Разрушителя. Боль острая, как наслаждение, накатывающая вновь и вновь, наводняющая все мое существо, покалывающая в кончиках пальцев. Она напоминала морской прибой. Волны поднимали меня, бросали и снова поднимали, пока я не закричала. Мое тело сотрясала дрожь. Я ощущала присутствие Разрушителя внутри своего тела… Огненный цветок с обугливающимися лепестками… Я вбирала в себя его сущность, мягкую, как туман, и твердую, как металл.

Была ли это любовь?»

* * *

Следующая запись:

«Сигма девять» развалилась через две минуты после моего отлета. Радиопомехи слепили экраны моего катера.

Гироскоп испортился, и я всю обратную дорогу провела в невесомости, ощущая себя не лучшим образом. На подлете к «Бете два», когда я стала отдавать приказы сторожевому роботу, из динамиков послышался чей–то голос:

— Говорит Смизерс из Дома Суда… Капитан Лилия, Судья Картрайт запретил вам входить в город.

— Что? Я вас не понимаю!

— Я говорю: Судья Картрайт не хочет…

— Открывайте шлюз немедленно, или я за себя не ручаюсь! Дайте мне только добраться до вас!

— Мне очень жаль…

— Вызови Картрайта!

Видно, Судья окончательно свихнулся, если надеялся оставить меня снаружи.

— Со мной два помощника. Мы хотим проэкзаменовать вас и убедиться, что вы не несете с собой смерти и разрушений. Если вы подождете немного, то Судья Картрайт сам…

— Вы что там, все с ума сошли?!

— Нет, Капитан, но наши обряды…

— Плевать я хотела на ваши идиотские обряды!

— Капитан, — вступил в спор новый голос. — Вы можете определить эту ноту?

Из динамика донеся звук трубы.

— Не могу и не собираюсь! Зачем мне заниматься разными глупостями.

— Это часть обряда, который Судья Картрайт составил специально для вас. Звук, который вы слышали, имитирует трубный глас, ниспосланный нашим предкам…

— Я прикажу арестовать тебя, как только выясню твое имя. Данной мне властью объявляю тебя безумцем. Отныне твое место на Холме Смерти… Открывайте шлюз сию секунду! Я выяснила причину катастроф. Я знаю, как предотвратить гибель городов, и если вы впустите меня, то наш корабль не погибнет. Наступило гнетущее молчание.

— Вы нашли зеленоглазого вожака безумных Одноглазых? Он не прилетел вместе с вами? — заговорил кто–то третий.

— На катере нет никого, кроме меня! — отрезала я. — А тот, о ком вы говорите, вовсе не человек, и Одноглазые тут ни при чем!

— Кто же он? — спросил тот, что просил меня отгадать ноту.

— Хотите, чтобы я выслушивала ваши дурацкие догадки… Неужели вы не понимаете, что время уходит?

— Пожалуй, следует позвать Судью Картрайта, — задумчиво произнес один из стражей.

Через несколько минут другой стал грызть ногти прямо перед микрофоном. Должно быть, они там на корабле изрядно перетрусили.

— Как хочешь, но я ее впущу! — наконец сдался один из них.

И вот шлюз раскрылся. Я подозревала, что Картрайт сурово накажет ослушавшихся его приказа, но, честно говоря, меня это мало волновало. Через двадцать минут я уже говорила с Судьей по интеркому. Я наговорила ему такого, что у него, наверное, волосы встали дыбом. Но о главном умолчала.

Всю следующую неделю я не выходила из своей каюты.

Наконец я решила побывать на Базаре.

— Паркс, — обратилась я к главному смотрителю. Его ассистент по–прежнему вычерчивал в блокноте странные линии и круги. — У меня проблема. Сможешь ли ты мне помочь?

— В чем дело, Капитан?

— Я беременна.

— Что?

— У меня будет ребенок. Видимо, мне придется рожать самой, так, как делали наши предки.

От удивления Паркс на какое–то время онемел.

— Как это?!

— Я бы и сама хотела знать, — тяжело вздохнула я. — Ты задал замечательный вопрос. Но в ответе я не совсем уверена. Я хочу, чтобы ты вынул этого ребенка.

— Вы имеете в виду аборт?

— Ну уж нет. Ты должен вынуть его осторожно и поместить в одну из своих колб.

— Ничего не понимаю… Гормональные пищевые добавки поддерживают полную стерильность у горожан. Как же вы… А вы уверены?

— Осмотри меня, — предложила я.

Он сделал обследование и, получив результаты, удивлено почесал затылок:

— Да, действительно… Когда будем делать операцию?

— Прямо сейчас, — твердо ответила я. — И сбереги моего ребенка, Паркс… Я бы выносила его сама, но ты же знаешь, ни одна из женщин города не выживет после родов, и я не исключение.

— Он будет жить, — пообещал Паркс.

Мне сделали местную анестезию, и я наблюдала за ходом операции при помощи системы зеркал. Занятное зрелище.

Когда Парке закончил, я чертовски проголодалась. Немного отлежавшись, я отправилась к себе в каюту, перекусила и задумалась. Неожиданно мои мысли прервал звонок Паркса:

— Капитан Ли… Капитан Ли… — и он замолчал, будто подавился.

— Что–то не в порядке с ребенком? — разволновалась я.

— С ним все в порядке, но остальные… Они гибнут. Они умирают. Я потерял половину генетической рассады.

— Усилилась радиация? — Я старалась не выдать дрожи в голосе. В первый момент я подумала, что Разрушитель нарушил данное мне обещание…

Обломки «Сигмы девять» по–прежнему следовали за нами…

— Проверьте себя… Я исследовал ваш эмбрион, он насквозь пропитан радиацией и тем не менее жив и нормально развивается. Так или иначе, источник жесткого гамма–излучения проник на Базар и погубил половину зародышей. Даже у меня началось легкое недомогание, и я принял дезактивационный душ.

— Понятно, — тяжело вздохнула я. — Перезвоню, если что–нибудь обнаружу.

Я отключилась от Родильного Банка и подошла к настенному счетчику радиации. Судя по его шкале, моя смерть должна была наступить уже несколько часов назад. Тогда я решила позвонить Парксу, но не успела набрать нужный код, как кто–то позвонил мне. На экране возникло изображение Картрайта:

— Мне не хотелось бы беспокоить тебя, Капитан, но я счел необходимым лично заняться этим делом.

— О чем ты?

— Боюсь, мне придется арестовать тебя!

— За что?

— Дело Лилии РТ Восемьсот пятьдесят семь против Нормы.

— Ты, кажется, забыл, что я — Капитан?

— Твое дело не пустяк, Капитан. Ты была беременна, а в нашем городе это не только непростительно, но и незаконно.

— Кто тебе рассказал об этом?

Мне очень хотелось это знать. Я не могла представить Паркса в роли доносчика. И ответ Судьи полностью удовлетворил меня.

— Ассистент Паркса мне все рассказал…»

Глава десятая

Еще несколько строчек, и записи закончились. Джонни захлопнул книгу. Тогда таинственный мальчик протянул ему другую.

— Вот дневник Ходжа, — пояснил он. — Ходж был тогда Палачом.

Джонни бегло пробежал глазами лаконичные записи о смертях. Но в голове его звучали строки «Баллады…»

И прошла она сквозь ворота. На Базаре погибли дети. Поднялась она на Холм Смерти, И со смехом Судья ее встретил.

«Так что же случилось с этой женщиной и мальчиком с изумрудными глазами?» — подумал Джонни.

На последних нескольких страницах записи были более подробные. Ходж писал:

«Суд окончен. Быстро все закончилось. Защиты не было. Я там не присутствовал, но слышал много рассказов об этом. Я вижу ее, когда она подходит к окну карцера. Смерть нависла над ней. Но не думаю, что ее пугает казнь.

Однажды она подозвала меня.

Я остановился на вершине Холма, чтобы лучше слышать. И тогда она спросила:

— Что происходит в городе?

— В городе царит безумие, — ответил я. — Секты вышли из–под контроля… Горожане напали на Одноглазых. Фанатики, вооружившись баллонами со сжатым газом и копьями, охотятся на них по всему кораблю… Ральф мертв, это я знаю, хотя давно уже не бывал на Кольце.

Она всегда отличалась своим спокойствием, но эти новости явно взволновали ее.

— Ты не мог бы позвать Паркса? — попросила она тихим голосом.

— Это запрещено, но я сделаю для вас все, что смогу, Капитан.

Паркс с Базара сразу пришел, словно только и ждал, когда его позовут. Он посмотрел на меня так, будто я должен оставить их наедине, но я не мог сделать этого. В конце концов, Капитан решила, что мне можно доверять, и приказала Парксу все рассказывать.

— Доверять?! — Он взглянул на меня с ненавистью и язвительно заметил: — Может, мне лучше убить тебя?

— Чуть позже, — согласилась осужденная. — Лучше расскажи, что с моим ребенком? Он в безопасности?

Паркс кивнул:

— Фанатики пытались ворваться на Базар и перебили много колб… И тут у меня появилась идея. Видишь ли, Капитан, у нас есть союзница. После одного из налетов, когда убили Ральфа, на Базар пробралась Меррил. Она знала, что я симпатизирую Одноглазым. В общем, я поместил эмбрион в ее тело. Она доносит ребенка и за неделю до родов мы сделаем ей кесарево сечение. Теперь он в движущемся контейнере, и никакие фанатики ему не страшны.

— Здорово придумано! — восторженно воскликнул я. — Но о каком ребенке идет речь, Капитан?

Она не ответила на мой вопрос.

— Это как–то связано с «Сигмой девять»? — спросил Паркс. — Боюсь, ваш ребенок весьма необычен…

— Да, — согласилась Капитан и рассказала нам историю его зачатия. Не много понял я из ее рассказа. Капитан использовала слишком много ученых слов, но в конце рассказа Паркс зачарованно произнес:

— Так, значит, теперь мы сможем жить в межзвездном пространстве. — А потом добавил: — Сектантам до него не добраться!.. Оставшиеся Одноглазые воспитают твоего сына. Должен сказать, Меррил подозревала нечто в этом роде. Но я не… — И тут он надолго замолчал. А когда снова заговорил, то сменил тему. — Меррил оплакивает вас, Капитан. Когда мы на Базаре обсуждали суд, она… мы все плакали.

Капитан стиснула руки. Ее левое веко задергалось от нервного тика.

— Позаботьтесь о том, чтобы мой сын выжил!»

* * *

Последние две записи:

«Беспорядки нарастают. Судья и сектанты сошли с ума…

Капитан казнена сегодня в шестнадцать ноль–ноль. Капитан Лилия РТ Восемьсот пятьдесят семь».

* * *

Джонни повернулся к сыну Разрушителя.

— И ребенок этот выжил? Мальчик кивнул.

— Когда я вырос, я мог сделать сколько угодно своих дубликатов, но решил остаться мальчиком…

— Это объясняет многое из того, что раньше мне было непонятно. Как и твой отец, ты существуешь вне времени… Вот откуда мерцание и движение во время хроностазиса, — Джонни нахмурился. — Но обещание… Разрушитель ведь пообещал твоей матери, что ты сможешь достичь звезд и вступить в контакт с человечеством.

— Но он же не сказал когда. Разве ты не хочешь взять меня с собой в университет?

— Конечно, но… — Тут Джонни горько рассмеялся. — С твоими способностями врожденного телепата ты можешь вступить в контакт с кем угодно и когда угодно. Ты станешь самым крупным открытием галактической антропологии со времен… — Джонни замолчал, не в силах подобрать необходимого сравнения.

Мальчик кивнул.

— Мы родились, чтобы помочь человечеству открыть для людей путь к звездам. Мы способны постоянно поддерживать контакт с моим отцом. Вам только надо взять нас с собой туда, где живут люди, а все остальное мы сделаем сами.

Джонни распирала гордость.

— Обещание, данное твоим отцом, будет выполнено. Контакт с ним пойдет на пользу не только Народу Звезд, но и всему человечеству. И ты станешь своего рода посредником между людьми и отцом. Ты ведь всегда в контакте с ним, независимо от того, где бы ни находился?

Мальчик наклонил голову, словно хотел что–то произнести, но сомневался, стоит ли говорить..

— Мой отец и я — мы одно целое.

* * *

На своем корабле Джонни снова перечитал балладу о «Бете два» и отметил про себя, насколько понятнее и доступнее стала она. Попытка Лилии спасти свой народ

была запечатлена в этих сжатых строфах. Но кто написал балладу? Кто–нибудь из последних Одноглазых? Или кто–то из лояльных граждан города, скрытое сострадание которого запечатлелось в поэтическом произведении? Джонни уже строил планы о том, как можно использовать Сыновей Разрушителя на «Кретоне три». Но все равно сквозь все эти мысли пробивались строфы гимна подвигу Капитана, ведь эту балладу смело можно было приравнять к гимну:

Короткие волосы, ноги в крови,

Следы слез на впалых щеках.

Она вернулась, но не одна.

С ней мальчик — легенда в веках.

The Ballad of Beta‑2, 1965