Если весь июнь небо и город казались нарисованными нежной акварелью, а солнце осторожно лёгкими мазками красило людей кисточкой весёлого загара, то едва начался второй месяц лета – как солнце превратилось в злую спущенную с цепи собаку, которой сказали «фас». Жара сводила с ума, кровь вскипала в жилах, едва высунешь нос на улицу. Дышалось как в духовке, мозги и прочие органы мгновенно плавились, а дальше закипали. Добравшись от дома до Управления, первые полчаса рабочего дня все сотрудники растекались по столам и стульям в обнимку с ледяной бутылкой минеральной воды, напоминая высохшие мумии. И лишь затем оживали. Хорошо ещё, что здание было современной постройки, поэтому внутри свежо и прохладно: воздух снаружи загонял в централизованную систему вентиляции воздушный сильф, а следом его охлаждала ледяная ундина. Как в жару работали полтораста лет назад, в эпоху до Промышленной революции – пока не умели привязывать духов стихий и через них применять небесную энергию для разных полезных хозяйственных работ – даже подумать страшно.
Гийом как раз пришёл в себя и занялся сводкой за неделю. Сегодня была пятница, и хотелось всё сделать на свежую голову, а вечером лишь перечитать и возможно подправить. Только углубился в работу, как хлопнула дверь, и в комнату буквально ввалился месье Тибо Тома из оперативного отдела. Как любил подшучивать месье Тома, место службы он специально подбирал «под внешность»: смуглый двухметровый горилообразный здоровяк. Так-то милейшей души человек, даже не заподозришь, что у него в жизни две нежные страсти – обожаемая супруга и разведение канареек. Зато когда он зло ухмылялся, пугались даже отпетые нарушители порядка, чем месье Тома и пользовался, поддерживая порядок на одном из самых сложных городских мест – в районе железнодорожного вокзала. Но сейчас у него была улыбка скорее добрая… Точнее, добрая улыбка наевшегося до отвала аллигатора, и от этого очень счастливого.
– Ну что, бездельники, – гаркнул он с порога. – С утра протираете штаны, лодырничаете, пока я тут работаю за вас?
– Ну так уж и работает он за нас, – фыркнул один из коллег Гийома. – На вон, водички попей. Минеральная.
– Минеральная – это хорошо.
Месье Тома залпом выпил предложенный стакан, после чего пододвинул к себе свободный стул и уселся, закинув ногу на ногу, попутно бросив на ближайший стол папку с документами, которую принёс с собой.
– Короче, слушайте. У нас тут один мужик с каторги вышел, десять лет уголь рубил. А тут счастье привалило, мать скончалась, сестра сказала – ни его, ни наследство знать не хочет, пусть забирает, и они не знакомы. Короче, мужик как начал отмечать с корешами свободу и наследство – месяц не просыхал. Чего не пропил, то сломал, даже стёкла выбил. Не дом, а могила, только стены голые. Жрать нечего, соседи как чумного обходят. Вспомнил он, как тепло и сытно на родной шахте, пайка каждый день, он там человек уважаемый.
– Начудил чего? – уточнил следователь Бенуа.
– Да нет. Пошёл к инспектору Мартену, старик этого страдальца как раз поймал и посадил десять лет назад за грабёж. Приходит и заявляет: хочу сесть. Очень хочется. Инспектор Мартен в наших делах человек опытный и с нюхом. Так страдальцу в лоб и заявляет: ты же только пил, не воровал. И за что тебя сажать? Ты мне причину подкинь, а дальше желание клиента я обеспечу.
– Какой-то старый и мёртвый висяк на себя согласился взять? – уточнил ещё один следователь. – Дело, конечно, для статистики полезное. Но ты вон сияешь, как новенький грош. Давай, колись.
– Пару висяков он тоже согласился взять. Но я же сказал – у инспектора Мартена нюх, старик нас всех и сейчас по этой части уделает. Хорошо не согласился тогда на пенсию уйти. Хватает он этого страдальца, тащит ко мне и грозно так: вот, рассказывай всё как есть месье Тома, сможешь его убедить – только он тебя и посадит. И что-то давай серьёзное говори, а иначе будешь дома от голода подыхать. В общем, клиент и поплыл. Помните одиннадцать лет назад серию грабежей в рабочих кварталах?
Гийом, не так давно разбиравший архивы, мгновенно выдал:
– Вспышка ограблений в рабочих кварталах среднего достатка. Действовало полтора десятка банд, доказано, что они не связаны друг с другом, хотя и действовали по единой схеме. Забирались в дом, точно выяснив, где хранятся деньги и малогабаритные вещи, которые пусть не самые ценные, но легко продать. Пользуясь тем, что число инспекторов в таких районах невелико, а люди жалуются не сразу, они совершали серию грабежей, потом перемещались вдоль железной дороги. Арестованы жандармерией округа Флоран на перегоне Бастонь – Флоран, дали признательные показания, получили сроки в тюрьме и на каторге.
– Во! Не голова, а архив. Месье Лефевр, вы, похоже, скоро в этом догоните нашего архивариуса, – Тибо Тома, изображая шутливый поклон, склонил голову, но в голосе прозвучали искреннее уважение. – Короче, наш сиделец тогда по другому делу пошёл, но знал кое-кого из тех банд. В общем, он дал полные показания в обмен, что официально мы их не регистрируем, и он не за стукача, а как бы я раскопал и его расколол. Чтобы сел он по статье за организованный грабёж лет на пятнадцать, не меньше. У тех банд на деле был один хозяин и группа наводчиков, которая заранее перед ними по маршруту прошла. Хозяин же краденое скупал и процент от найденных в квартирах денег вдобавок получал. Я, кстати, чего-то такое припоминаю, когда их допрашивал, пусть и сопляк был сразу после училища. Внимания не обратил: чтобы по статье преступного сообщества не сесть, все грабители тогда насмерть стояли, что они сами по себе. Хотя сейчас понимаю – местами и проговорились. Наш страдалец сегодня мне как на духу выложил, на что внимание обращать надо было. С тем, чего он сегодня наговорил и что тогда десять лет назад из пойманных шестёрок всё-таки выдавили, мы этого хозяина точно прищучим теперь.
– Коллега Лефевр, ваше дело будет, похоже, – ноток радости в голосе следователь Бенуа до конца удержать не смог.
Гийом мысленно застонал. Дело выходило и в самом деле на редкость муторное. Поднимать в архивах старые дела, отправлять запросы в архивы Бастони и возможно в регионы, где сейчас проживали бывшие грабители, пусть их потрясут заново. Но и не откажешься, нерушимое негласное правило, что такими вот старыми и потому занудными делами занимается всегда самый молодой в отделе. Бенуа потому и не смог удержать радости, раньше-то всё это падало на него.
В итоге провозился Гийом до вечера, довольно сильно задержавшись на работе. Больше пяти дней в камере управления задержанного держать нельзя, дальше либо выпускать, либо передавать в суд на арест и этапировать в Бастонь. Потому запросы по соседям надо было отправлять уже сегодня, да и по местным делам поднять архивы, чтобы успеть, если что, задать мужику дополнительные вопросы. Но и остальных дел, включая отчёт за неделю, со следователя Лефевра никто не снимал.
Стоило выйти с ковром на плече на стартовую площадку верхнего этажа Управления, как Гийом невольно замер на несколько секунд, восхищаясь видами города. Здание полиции было чуть выше соседей, и отсюда хорошо видно, как последние лучи солнца перед закатом лежат на черепице домов, превращая крыши в городские поля, где вызревают надежды и желания, печали и тоска, радости и счастье. Летний вечер нежной тайной вот-вот заглянет в дома и уже обнял розовой дремотой пустеющие улицы. Ни ветерка, ни крика птицы, у горизонта показался красный диск ранней летней луны. Скоро первые звёздочки с неба примутся подмигивать в окошки. Нет, зря он подумал, что под этими крышами могут вырасти какие-нибудь горести, среди вечерней тишины обязательно забудутся все заботы и печали, чтобы ты мог безмятежно уснуть навстречу ночи и луне… и завтрашним выходным!
Справившись с наваждением, Гийом расстелил ковёр, а дальше пришлось пережить с пару неприятных минут. Транспортное средство никак не хотело активироваться. Зря он, после того как они с Жан-Пьером гоняли на нём по городу, не отправился в мастерскую на перезарядку, а отложил техобслуживание «на потом». Как бы не пришлось сейчас идти пешком, а дальше втридорога заказывать доставку транспортного средства из Управления в мастерскую. Но ковёр хоть и старый, не подвёл, а приподнялся над полом, после чего управляющий узор зажёгся слабеньким жёлтым светом: готов лететь. Всё-таки не зря, выбирая себе ковёр, Гийом взял пусть возрастом постарше, но настоящий арабский. Не просто так именно арабы как сумели первыми в мире двести лет назад приручить воздушных духов и создать первый летающий ковёр, так до сих пор и остаются лучшими производителями в мире. Хотя ремонт влетит в солидные деньги, пора не только сильфов заряжать, но и вышивку местами обновлять. И делать это лучше оригинальными шёлковыми нитями и верблюжьей шерстью, а не местными нитками овечьей шерсти, пусть как обещают и «полностью совместимых с оригиналом». Хотя рядом Бастонь, крупный южный торговый порт, там покупка запчастей для арабского ковра наверняка обойдётся дешевле, чем на севере. С этой радужной мыслью Гийом взлетел со стоянки и направился к себе домой.
На полдороге, хотя он вроде бы устал и торопился домой, Гийом неожиданно для себя остановился возле кондитерской, откуда шёл невероятно вкусный аромат последних вечерних вафель. Почему-то в голове сразу возник запах чая со смородиной, к которому эти вафли просто необходимы, и взял Гийом не одну маленькую упаковку, а сразу три больших, обрадовав шустрого пацана, подменявшего отца за прилавком. И уже когда сел обратно на просевший от груза ковёр и медленно двинулся дальше, понял, с чего так поступил. Время от времени надо чувствовать, что рядом с тобой есть хороший человек, иначе душа начинает леденеть. Но если рядом никого нет, то даже самый лучший дом понемногу становится холодным и неуютным. Два месяца во Флоране, за которые он так и не обзавёлся ни знакомыми, ни друзьями: одна сплошная работа. Хотя нет, один друг всё-таки появился, но не будешь же надоедать Жан-Пьеру визитами каждый день просто поскольку тебе грустно и больше некуда податься? Придётся заедать тоску вафлями.
Летний вечер недолговечен, он быстро догорает свечой и растекается тёмным воском сначала сумерек, а потом и липкой, душной короткой ночи. Когда Гийом добрался до дома, сумерки уже вовсю окутали город. Разлапистые кроны деревьев на участках домов вдоль улицы чертили тенями веток по мостовой загадочные письмена, скрывая изгороди, здания и людей. Потому стоявшую возле ворот невысокую фигурку в синем платье-матроске Гийом заметил уже почти у самого дома. И почти сразу удивлённо приподнял бровь: Иветт. Дорогу до его дома она знала. Пару раз приходила с отцом в гости, один раз Гийом даже пригласил девочку на целый день. Жан-Пьеру неожиданно привезли пациента с острым случаем, которого надо было срочно оперировать, вдобавок операция предполагалась сложная и до глубокой ночи. Тогда Гийом предложил, мол, у него выходной, нечего Иветт скучать дома одной – за полгода она не обзавелась подружками, сначала болела дома, а дальше начались каникулы – и на весь день пригласил девочку к себе. Но почему она здесь сейчас?
– Здравствуй. Что случилось?
– Здравствуйте, месье Гийом. Извините, что я вот так… не предупредила. Папу утром срочно на завод вызвали, у них чего-то там взорвалось. Всех врачей позвали, много раненых. Он завтра вечером только вернётся.
Гийом вздохнул. Долгое время заводы вынужденно строили вдоль рек, потому что водные духи – ундины и русалки – лучше всего давали энергию, и приводили в движение разные механизмы. Сильные, гибкие как вода, но спокойные, и главное, если регулировать ток воды, можно легко управлять живущими в реках стихийными духами. Нужна бешеная бодрость – увеличивай скорость течения, надо замедлить – снижай. Для этого и строили тот же каскад Лилий. Изобретение паровой машины позволило оторваться от рек. Грузы теперь везли по железным дорогам, заводы можно ставить там, где удобнее и выгоднее. Так и возникли Жосселеновские стальные заводы, построенные ровно на стыке рудного и угольного бассейнов. Вот только паровые технологии были куда опаснее и требовали внимательного, аккуратного обращения. Заводское руководство всегда упоминало самое большее «небольшие технические проблемы, которые уже решены», но если вызвали даже врачей из города в помощь собственной медслужбе, то бахнуло здорово.
– Давай угадаю? Папе ты сказала, что посидишь с Фернандой. Просить вашу экономку заночевать тебе стало совестно, у неё и дома своих дел полно и своя семья есть. Дальше стало страшно, особенно когда гасишь дома свет. И ты решила прийти ко мне.
– Ну… вы же сыщик, месье Гийом. Вы всё знаете. Э… ну да. Я лампу погасила… – Иветт зашмыгала носом и уткнулась взглядом в небольшую сумку с вещами на ночь, которая стояла у её ног.
– Да проходи, конечно. Я как чувствовал. Взял вафель нам на двоих.
– Спасибо. Я у вас на диванчике в гостиной могу…
– Фу, вот ещё, – фыркнул Гийом. – Выделю тебе отдельную комнату. По секрету – я там спал вместе с братом, когда мы жили здесь. Тогда она казалась мне большой, а сейчас я в неё не помещаюсь. Зато тебе как раз, там даже кровати остались как раз под твой рост.
А потом они пили горячий смородиновый чай с вафлями. Гийом рассказывал, как они жили во Флоране до переезда, Иветт про свою жизнь в столице. Всё время оказывалось, что во многих местах столицы они оба бывали, только в разное время, да и Флоран девочка уже облазила сверху донизу – характер у неё сочетал две какие-то несовместимые половины образцовой папиной дочки и «в тихом омуте дикие русалки водятся». Потому разговор всё время сворачивал, как было десять лет назад и сейчас. И как-то им обоим стало легко на душе, светло будто между ними проскочила невидимая искра. Просто иногда достаточно почувствовать, что рядом с тобой хороший человек, и от этого сразу на душе становится теплее.