Золотой тролль

Глава 3

Солнце забралось уже высоко, на чистом небе ни облачка, но лохматые деревья и такой же лохматый газон – участок немного прибрали, но постоянного садовника Гийом так пока и не нашёл – ещё блестели каплями от ночного дождя. Воздух ещё пах влагой от едва рассеявшейся утренней росы. По городу веяло остатками прохлады и той необычайной тишиной, которую можно наблюдать только очень ранним летним утром и которую пока ещё слабые городские шумы не нарушают, а скорее усиливают. Сейчас бы досматривать последний сон или наслаждаться свежесваренным кофе и вафлями… До Управления Гийом нёсся как сумасшедший, пользуясь тем, что улицы в такую рань пусты. В следственный отдел буквально ворвался, настолько торопился и боялся не застать на месте месье Грондена. Впрочем, как оказалось, зря переживал. Старый следователь был пока в кабинете один и явно только что прибыл. До этого зашёл в буфет и сейчас, расположившись за столом, готовился наслаждаться утренним кофе с ароматной маковой булочкой: пахло настолько завлекательно, что слюнки текли. С трудом заставив себя сосредоточиться, Гийом поздоровался:

– Здравствуйте, месье Гронден. Я к вам.

– А, доброе утро, месье Лефевр. Я уж боялся, что вы с концами пропали в подвалах у Анри, вас совсем не было видно. Судя по вашему горящему взору, вам срочно нужен совет?

– Вот. Посмотрите, пожалуйста. Хотелось бы ваше мнение.

Старый следователь взял бумаги – как собранные из архива данные и заключения врачей, так и пару страниц, на которых Гийом перед сном изложил свои идеи. Сначала быстро пробежался по документам, дальше перечитал их снова, но уже сев за рабочий стол и очень внимательно. Благодушное настроение месье Грондена испарилось, брови сложились хмурым домиком.

– Занятно, крайне занятно.

Тут дверь хлопнула, и в комнату вошёл ещё один следователь, месье Марк Бенуа – невысокий толстяк с пухловатым лицом, небольшими усиками, украшавшими его верхнюю губу. В остальном лысый как колено, хотя старше Гийома всего лет на пять. В руках он тоже держал большую кружку кофе

– Коллеги, всем добрый день.

– А, Марк, здравствуйте. На ловца и зверь бежит. Вот, коллега Лефевр тут принёс очень интересный материал. Что скажете?

Месье Бенуа поставил кофе и взял документы. Читал он их дольше, чем Гронден, несколько раз возвращался назад, сверяясь, чего-то вспоминая и беззвучно шевеля при этом губами. Когда закончил, вид у него был растерянный и злой:

– Однако. Дело ведь в архив ещё не ушло?

– Нет, я притормозил, пока не посоветуюсь с вами, – ответил Гийом.

– Ну тогда я ваш должник, месье Лефевр. Нет, но как оно…

Дверь кабинета хлопнула о стену ещё раз, неожиданно для всех зашёл комиссар.

– Всем доброго утра. И чего вы такие хмурые в такой прекрасный день?

За всех ответил месье Гронден как самый старший и уважаемый:

– Уже день, месье Морен, но не очень добрый. У нас, похоже, убийство, которое мы все дружно чуть не списали как естественную смерть. Хорошо коллега Лефевр обратил внимание.

– Убийство?

Комиссара мгновенно как подменили. Расслабленность ушла, теперь перед Гийомом стоял закалённый в сражениях фокстерьер, который так и ищет, куда спряталась крыса, в которую нужно вцепиться своими мощными челюстями.

– Да, коллега Лефевр высказал очень обоснованные подозрения, что смерть Мишелины Ланжевен была хорошо замаскированным убийством. И мой опыт склонен предварительно согласиться с его выводами. По симптомам очень похоже на проклятье «молодая вдова», но вот способ, каким замаскировали его применение, неизвестен. По крайней мере, коронера, несмотря на его высокую квалификацию, удалось обмануть, а дальше дело очень уж быстро замяли, похоронив тело. Вот, ознакомьтесь.

– Однако… – закончив читать, комиссар продолжил: – Согласен. Решение возобновить дело утверждаю. Проблему вижу, что эксгумировать труп на текущих основаниях нам никто не даст, – и пояснил уже для Гийома. – Дело в том, что мэр города и мадам Ланжевен, мягко говоря, друг друга недолюбливали.

– Очень мягко, – не удержался месье Гронден. – Месье комиссар очень преуменьшает. Я бы сказал как кошка с собакой. Чего-то они ещё в молодости не поделили, последние несколько лет уже на всю округу расплевались из-за городской благотворительности. Мэр настаивал, чтобы она шла через фонд мэрии, а мадам Ланжевен демонстративно всё устраивала напрямую через адресную помощь и личные стипендии.

– Дотошная по части финансов была мадам, – вздохнул комиссар. – Не скупая, но очень бережливая. Так и сказала, что, мол, ни гроша не даст на бездельников из мэрии, которым только и работы, чтобы бумажки принимать и оформлять. Лучше на эти деньги ещё одну стипендию какой-нибудь сироте организует. А вот её племянник сразу после смерти тётушки наоборот к мэру побежал, доказывать, как он его любит и ценит. Без железных аргументов мэра пробить будет трудно, а судья против мэра не пойдёт. Я постараюсь, но пока на разрешение на эксгумацию тела не рассчитывайте. Значит так. Следователь Бенуа. Дело остаётся на вас. Вы будете разбираться со связями подозреваемого за последние месяцы. Сам Альбер Ланжевен «молодую вдову» изготовить не мог, это проклятие даже не уровень обычной ведьмы, не говоря уж о маскировке. Значит, как минимум должен быть продавший его маг. Вот его поисками и займитесь. Не хватало нам в округе ещё практикующего чёрного мага под носом.

– Так точно.

– Теперь следователь Лефевр. Вы отзываетесь из архива и передаётесь в помощь следователю Бенуа. Чтобы не спугнуть подозреваемого, поиском улик и при необходимости опросом свидетелей и всем остальным в ближнем круге подозреваемого заниматься будете вы. Поводом будет то, что размер наследства больше десяти тысяч экю, а потому вспомним, – комиссар усмехнулся, – статью шестьдесят восемь гражданского кодекса. Следователь Лефевр, думаю, вы без труда из приложения к статье наберёте себе список документов, которые вам просто необходимо срочно закрыть для передачи дела в Департамент имущества и для которых вам придётся заново побеспокоить убитого горем наследника.

– Так точно.

С одной стороны, Гийом мысленно порадовался, что и пары недель службы не прошло, а ему уже дали первое в жизни настоящее дело. С другой также мысленно усмехнулся. Комиссар распределил обязанности абсолютно логично, повторный визит Бенуа насторожит, а вот то, что следователь Лефевр сейчас работает по архивной части, Альбер узнает и проверит без труда. Не упомянул комиссар лишь то, что если вдруг они все ошиблись – шанс всё-таки был – то посмеиваться станут именно над тем следователем, который засветился на повторных допросах и в городе. Для Бенуа это станет довольно серьёзной неприятностью, а вот Гийому повредит не особо. И в силу молодости, спишут на ретивость неопытного сотрудника… Но главное, его защитит репутация деда и вообще семьи Лефевр. Причём стоит ожидать, что когда подобные щекотливые ситуации будут возникать снова, то и закрывать грудью дыру тоже будут бросать именно Гийома. С этим оставалось смириться, это была обратная сторона и плата за фамилию, которая уже помогла и ещё поможет делать карьеру во Флоране.

Первым делом Гийом решил заехать к инспектору Жермену Мартену: у того сегодня был выходной. Старик жил в небольшом доме на окраине. Совсем один – жена умерла, дети разъехались далеко. Дом был чист, Мартен трезв и опрятен, на расспросы Гийома отвечал чётко и вроде по делу, с пониманием отнёсся к необходимости уточнить некоторые формальности. Не постеснялся признаться что да – покойную он неплохо знал, потому за упокой согласился пригубить вина, но совсем немного. От старика-инспектора Гийом уходил, ещё больше уверенный, что дело нечисто, и протокол осмотра тела дежурным жандармом-инспектором можно выкидывать в мусор. Отчёт Жермена его не волновал, на самом деле Гийом следил за мимикой, поведением и тем, как инспектор рассказывает. Грань алкогольной зависимости Мартен ещё не перешёл, но уже к ней подобрался. Во время дежурства не пьёт, но стоит дать в руку бутылку – то как сотрудник потерян, остановиться не сможет. До потери сознания Альбер инспектора вряд ли напоил, скорее, просто налил достаточно, чтобы инспектор Мартен без осмотра тела просто подмахнул нужные бумаги и даже не обратил внимания, что покойница за один день постарела лет на двадцать.

Следом Гийом отправился к Ланжевенам.

На звонок в калитку открыл садовник, средних лет коренастый мужчина, и с чего-то очень хмурого вида.

– Здравствуйте. Младший следователь Лефевр. Месье Альбер Ланжевен дома? У меня к нему есть несколько вопросов,

И показал свой полицейский знак-удостоверение. Убедившись в подлинности, садовник шагнул в сторону, освобождая проход на дорожку к зданию.

– Дома. Проходите. Подождите, я хозяина позову.

Ждать пришлось в гостиной первого этажа, наверх в хозяйскую часть, садовник без разрешения даже полицейского не повёл. Кстати, в углу гостиной стоял серебряный поднос, заваленный визитными карточками: похоже, месье Ланжевен уже вовсю и всем намекнул, что он состояние унаследовал, остались лишь формальности. Пока садовник ходил звать Альбера, Гийом осматривался – через открытую внутреннюю дверь можно было увидеть и оценить почти весь первый этаж. Учитывая финансы покойной, дом не самый большой. Гостиная, хозяйственные помещения – на первом этаже, комнаты хозяев и малая гостиная на втором.

Мадам Мишелин Ланжевен и впрямь очень бережно относилась к финансам. Не только дом, предназначенный исключительно для комфортного проживания, но никакой пыли в глаза. Гостиная выглядела приятно и обставлена вроде бы соответственно статусу, но и только. Никакой позолоченной лепнины и показной роскоши, лишнего дорогого бархата в обивке мебели или парчи занавесок, строгий классицизм.

Ещё и отношение к прислуге. Вся приходящая, даже спальня на первом этаже для экономки или компаньонки не предусмотрена. Зато есть пристройка, где садовник, кухарка и экономка могут передохнуть или спокойно поесть в течение дня, а то и вообще вздремнуть. Намного удобнее и выгоднее создать людям хорошие условия работы, чтобы прислуга хозяйку уважала и держалась за место, чем каждые полгода после скандала искать новую вместо сбежавшей, вдобавок рискуя нанять наводчика какой-нибудь банды. Но для человека со стороны – такого как доктор Дюссо – при некотором умении легко можно сформировать образ жадной старухи, которая экономила даже на своём лечении.

На каминной полке в потоке света из большого незашторенного окна сияла желтовато-красная статуэтка, из золота или метала под золото. Альбер задерживался, так что Гийом рискнул подойти и посмотреть поближе. Небольшая, в ладонь размером, она изображала странное существо, тролля неизвестной породы – худое и какое-то поломанное человекоподобное тело с когтистыми лапами вместо ступней. Отчасти потому глаз и зацепился, очень уж фигурка отличалась от стандартных изображений троллей как увальней-толстяков. Вдобавок, обычно троллей было принято делать сидящими, этого же скульптор с чего-то отлил стоя. На миг показалось, что изо рта до самой земли свисает раздвоенный язык, но присмотревшись. Гийом понял – забавная игра света. Не вязалась статуэтка с комнатой. Слишком дорогая – если это и впрямь золото, а не имитация, и слишком… противная строгим чертам классического интерьера? Додумать царапнувшую его мысль Гийом не успел, послышались шаги хозяина дома.

Альбер оказался смуглым дородным мужчиной средних лет уже с двойным подбородком. Весь в чёрном, как и полагалось в трауре, но даже печальный наряд так и кричал, что месье Альбер всегда заботится о внешнем виде – костюм обязан подчёркивать элегантность и в трауре. Наверняка и говорит обязательно изысканно и соблюдая манеры, стараясь демонстрировать, как он выделяется из простых смертных. Смотрел на полицейского, словно взвешивая, какое право имел тот присутствовать здесь.

— Месье Альбер Ланжевен? Младший следователь Лефевр. Вы могли бы уделить мне несколько минут? Я прикомандирован к архиву и готовлю дела к отправке в столицу. Дело в том, что согласно статье шестьдесят восемь гражданского кодекса в вашем случае необходимо завершить некоторые формальности, включая свидетельские показания. Формальность, но, увы, необходимая, пусть даже эта статья Уголовного кодекса, признаю, давно устарела. Однако без этого Департамент имущества просто не пропустит документы и вернёт нам их на доработку. Думаю, что это не в ваших интересах тоже.

Гийому показалось, что Альбер бросил неприязненный взгляд в его сторону, но хозяин дома совладал со своими чувствами.

– Следуйте за мной, месье. Мой кабинет на втором этаже.

Кабинет явно обставлялся под вкусы владельца и заметно контрастировал с гостиной первого этажа. Шелковые обои на стенах, громадные окна с дорогими переплётами. Мебель резная, хорошая имитация эпохи королей до установления Республики и потому дорогая.

– Садитесь, пожалуйста, месье следователь. Вы должны понять, как тяжело видеть в своём доме хоть кого-то в такой печальный момент. Однако я отвечу на все ваши вопросы. Я тоже хочу, чтобы это дело было окончено как можно скорей.

– Конечно, конечно. Протокол показаний свидетеля – чистой воды формальность, но формальность обязательная. Итак, месье Ланжевен. Ваша тётя умерла около четырёх часов вечера, не так ли?

– В начале пятого. По крайней мере, так мне сказала жена. Я сам здесь в это время не был, я был за городом, а потом сразу ездил за доктором.

– Так. А до этого она была дома?

– Нет. Раз в неделю по средам она ходила к месье Филиппу Симону. Он аптекарь, который делает лучшие в городе солевые ванны. Тётя, – Альбер вздохнул, – заботилась о своём здоровье. Следила, чтобы мозоли не переходили в натоптыши. И всё равно вот... судьба.

«Ага, – мысленно сделал себе пометку Гийом. А Жан-Пьер говорил, что организм старушки был очень изношен и как будто она о своём здоровье вообще никогда не думала».

– Вы были дома, когда ваша тётя вернулась?

– Нет.

– Разрешите спросить, а где вы были в это время?

– Я надеюсь, месье следователь, что эти вопросы не значат, что вы меня допрашиваете? Учтите, что я не потерплю никакого допроса.

– Разумеется, нет. Но я обязан зафиксировать показания родственников, и где они были в момент смерти. Такова форма отчётности перед Департаментом имущества.

– О, конечно… Я был в клубе, я всегда играю несколько партий в вист по средам в одно и то же время. Пешком идти далеко, но прогулки полезны. Особенно с моей склонностью к полноте. Я обычно половину дороги иду пешком, для ковра у меня на этот случай дистанционный амулет, он летит следом. Как надоест – остаток лечу на ковре.

– Во сколько в тот день вы покинули дом?

– Я всегда выхожу в клуб в три часа. И сразу, чтобы не было вопросов, ваш коллега про это спрашивал. Прислуга видела и подтвердила.

– Вы узнали о несчастье в клубе?

– Точно так. Мы как раз начали партию, когда к нам в зал прибежал мальчишка из прислуги и передал сообщение от моей жены, что тёте стало плохо и срочно нужно вызвать врача.

– А когда вернулись домой?

– Я сразу поехал за доктором Дюссо. Он был как раз по дороге, и у него не такая обширная практика. Он был свободен и сразу согласился лететь со мной. К сожалению, я не подумал, что у меня ковёр прогулочный, и саквояж не поднимет. Пришлось вытаскивать ковёр доктора Дюссо… я до сих пор себя корю за оплошность и задержку. Когда мы приехали, моя тётя была мертва, даже такой хороший врач, как месье Дюссо уже ничего не мог сделать.

– Ваша тётя в момент сердечного приступа находилась?..

– В спальне. Она захотела немного поспать после процедур. Думаю, приступ начался, как только она легла. Моя жена прибежала к ней сразу, как только тетя позвала на помощь, наши комнаты рядом. Вы хотите её тоже... опросить?

– Нет, благодарю, ваших показаний достаточно. Был в доме кто-то из слуг?

– У садовника, он же по совместительству лакей, был выходной. Экономка по средам и пятницам уходит сразу после обеда. Кухарка, я полагаю, в этот момент была на кухне. Есть ли у вас ещё вопросы, месье? В любой момент могут прийти с соболезнованиями, тётя очень много сделала для нашего города, и к нам до сих пор приходят разделить наше горе. Я обязан быть с теми, кто придёт в мой дом, чтобы выразить соболезнование.

– Я задержу вас ненадолго. К сожалению, инспектор Мартен неверно описал место смерти. То есть для полицейского расследования к его работе замечаний нет, – Гийом мысленно удивился лёгкой улыбке, шевельнувшей губы Альбера. – Но вот с точки зрения формальной бюрократии…

– К сожалению, ничем помочь не смогу, комната пока опечатана.

– А давайте просто исполним формальность? Официально запрашивать снятие печати. Потом восстанавливать. Это до недели времени. Давайте я подойду, рядом с комнатой задам вам нужные вопросы, думаю, вы без труда на них ответите. И на этом больше я вас не беспокою. Возможно, для протокола осмотрю какую-нибудь соседнюю комнату, а потом с ваших слов уточню, чем она отличается от спальни вашей тёти. Планировка комнат по этажу ведь стандартная?

– Хорошо. Да, тётя, когда мы покупали этот дом, сделала везде одинаковый ремонт, а уже потом комнаты каждый менял по своему вкусу и назначению. Вы можете описать вторую тётину спальню, она ни по внешнему виду, ни по мебели не отличается от той, где тётя, – Альбер сглотнул, – скончалась.

– Ещё раз благодарю за содействие.

Дело и в самом деле не заняло много времени. Альбер показал, как они с доктором остановились у парадного хода. С чёрного хода пусть и удобнее, там есть лестница сразу на второй этаж и выходит к спальням, но дома и участки вдоль улицы стоят плотно: чтобы попасть на параллельную улицу и войти через чёрный ход, пришлось бы делать крюк через перекрёсток. Спальня тётушки как раз от лестницы направо. Вообще этаж поделён – правая часть использовала тётя, левую половину этажа занимали комнаты племянника и его жены. Печать со сторожевым духом на двери подтверждала: комната закрыта по решению полицейского Управления.

– Благодарю, месье Ланжевен. Больше вопросов нет. До свидания.

Дальше Гийом направился в клуб – тот находился сразу за городом, поскольку старый двухэтажный особняк помимо карточных комнат, бара и прочих развлечений предлагал своим членам ещё и обширное поле для конного поло и конюшню с лошадьми на выезд. Причём маршрут Гийом выбрал так, чтобы сначала от дома Ланжевенов добраться до обычного лечащего врача покойной, а затем засёк время, сколько у него заняла дорога от месье Ришара до клуба. Там полицейского немедленно проводили в кабинет секретаря: тот было сначала немного заволновался, но узнав, что показания снимают исключительно поскольку так положено – раз Альбер на момент смерти тёти находился здесь, и никаких претензий к клубу нет, заметно повеселел.

– Вы сказали, что уверены в том, что месье Ланжевен приехал в клуб в начале пятого… Правильно? Партнёры уже ждали его, потому что игра обычно начинается ровно в четыре, но месье Ланжевен немного задержался.

– Да, мы записываем точное время прибытия членов нашего клуба. Это традиция ещё с тех первых лет, когда клуб был просто местом, где снимали комнаты для игры в карты. Традиция записывать время прибытия и убытия вот… осталась. Месье Альбер как раз занял место за столом, когда сообщили, что его тёте стало плохо.

– Ему сказали по телефону?

– Нет. У нас есть телефон, но в доме месье Альбера телефона нет. У нас зеркальная связь, и отдельно человек проверяет сообщения каждые четверть часа.

– У вас связь через городской коммутатор? Или напрямую?

– У нас зеркало подключено к коммутатору, но в зеркало месье Ланжевена отдельно внесён адрес клуба.

– Вы можете вызвать слугу, отвечающего за зеркало, и попросить точно повторить слова сообщения.

– Конечно, но я в этот момент как раз случайно находился рядом с зеркалом и тоже видел. Там было сказано, что тёте стало дурно, боль в груди и срочно нужен врач. Или вам нужен именно…

– Нет, спасибо. Мне достаточно и ваших слов.

Гийом кивнул, мысленно делая подсчёты. В отличие от современного телефона, который можно соединить с любым абонентом в стране и говорить голосом, зеркальные духи переносили текстовые сообщения от зеркала к зеркалу. Ограничение – в память духа закладывали не больше десяти зеркал, в которые он мог заглядывать, иначе дух мог обрести лишнее сознание, самостоятельность и попытаться вырваться из зазеркалья в реальный мир. Ограничение обходили тем, что каждый дух имел в памяти адрес зеркал городской телеграфной станции, а уже оттуда сообщение перенаправлялось в нужное зеркало. Это примерно от тридцати минут до часа на доставку сообщения. Однако самые важные и часто используемые адреса заносили в личную память. То есть сердечный приступ начался около четырёх часов.

– Спасибо, это всё. Благодарю вас, месье.

От клуба Гийом направился к дому Жан-Пьера, после чего сомнения в случайном выборе Альбера только укрепились. Только казалось, что эта дорога быстрее и короче, чем петлять по улицам. Вроде бы широкая равнина до горизонта раскинулась волнистой тканью из заплаток и лоскутов полей и лугов, с нечастыми швами рощиц или лесозащитных полос. Парила горячая от солнца трава, проносились мимо летевшего на скорости ковра флегматичные коровы или только-только начавшие подниматься озимые и пшеница. На самом деле дорога изрядно петляла, обходя поля, заборы и выгоны. Ковёр Альбера хотя и мощный, но гражданский, выше двадцати метров подняться не может в принципе, значит, если бы поехал напрямик, то не только переполошил все амулеты сигнализации – это было бы зафиксировано в отчётах, но и рисковал столкнуться с какой-нибудь защитой от птиц. На большой скорости это чревато аварией, потому добирался Альбер строго по дороге. Гораздо приятнее, чем лететь через город к месье Раймону, но дольше примерно на десять минут. Альбер Ланжевен и как уроженец здешних мест, и как наверняка много раз в хорошую погоду возвращавшийся из клуба полями, особенность дороги просто обязан был знать. Формально каждая минута на счету, и даже если у месье Раймона на приёме пациент, доктор всё отменит и поспешит на вызов к человеку с сердечным приступом. Но тем не менее Альбер обращается к доктору Дюссо.

День был в разгаре, и Гийом опасался, что Жан-Пьер будет занят с пациентами, но, к удивлению, доктор оказался свободен. Сообразив о причине недоумения гостя, Жан-Пьер улыбнулся и пояснил:

– У меня небольшая практика, все пациенты обычно приходят до обеда кроме сложных и экстренных случаев. Ну и два раза в неделю я как волонтёр помогаю в муниципалитете, как хирург осматриваю бедных. Так получилось, что в деньгах я, после одного недавнего патента, пока не нуждаюсь. Но врач как музыкант – без практики пальцы теряют чувствительность, так что я веду какое-то количество больных. В основном по хирургии, поскольку у моих коллег в городе это не основная специальность, они были рады передать таких больных мне. Город у нас здоровый, на заводах своя медслужба, так что больных у меня немного.

– Это хорошо. Я тут побывал у месье Ланжевена и у меня возникли некоторые вопросы. Хотелось бы сравнить то, что рассказал мне он и то, что видели вы.

– Конечно. И после этого оставайтесь у нас на обед. И не спорьте, Гийом. Наверняка с утра бегали как загнанная борзая.

– М-м-м… наверное, вы правы. Действительно, как с утра выпил кофе с круассанами, так и не удосужился поесть.

– Вот и отлично. Иветт, – крикнул доктор дочери, – предупреди Фернанду, чтобы накрывала на троих. У нас к обеду гость.

Разговаривать опять расположились в кабинете.

– Итак, что вы хотели узнать?

– Вот смотрите. Покойная вернулась домой в начале четвёртого, приступ начался согласно показаниям жены Альбера около четырёх часов.

– Четырнадцати часов, – машинально поправил Жан-Пьер. – Я осматривал тело, там была серия небольших приступов, которые закончились в итоге обширным инфарктом. Но первый почти наверняка был около двух часов дня. Абсолютно точно ручаться не стану, плюс-минус полчаса, но при данном типе инфаркта процесс небыстрый. Это не тот случай, когда человек шёл, внезапно посреди улицы упал и мгновенно умер.

– Стоп. Но до этого Мишелина Ланжевен ходила к аптекарю отмачивать и удалять мозоли.

– А кто аптекарь?

– Месье Филипп Симон. Вы его знаете?

– Несколько раз сталкивались. Учился в медицинском, но не закончил и диплом не получил, в итоге стал аптекарем, а не врачом. Но аптекарь он хороший, плюс общие основы он учил. Начало приступа распознал бы сразу. Даже если не заметил, в случае проблем с сердцем распаривание ног неизбежно сказалось бы прямо там. А эта Мишелина, я так понимаю, спокойно пришла домой.

– Просто отлично. Это уже зацепка, и серьёзная. Привлечём доктора Раймона, думаю, с помощью его и ваших показаний плюс свидетельство месье Симона, и можно попробовать добиться эксгумации тела. Дальше. Вот тут я примерно набросал расчёт по времени от официального начала «приступа» и до вашего прибытия. Учитывая, сколько добирался до вас Альбер и когда вы оказались рядом с телом.

Жан-Пьер пробежался глазами по цифрам и кивнул:

– Всё так. Ворота нам открыла экономка. Ковры мы оставили во дворе. Вошли в дом, тут же на лестнице появилась женщина и крикнула: «Скорее, доктор!» Это была мадам Ланжевен. Она провела меня в спальню к покойной.

– Последняя комната по коридору возле спуска к чёрному ходу. В спальню направо…

– Вы ошибаетесь, Гийом. Комната налево. Я ручаюсь, у меня профессиональная память, которая в таких случаях хранит все детали. Комната была в левой половине. Тело было ещё тёплое, смерть наступила, пока мы добирались. Покойная лежала в кровати, была одета в ночную рубашку.

– Но я сам только что осматривал место смерти. Покойница жила в правой половине дома, а слева комнаты её племянника. На комнате покойной есть полицейская печать.

Мужчины уставились друг на друга, им в голову пришла одна и та же мысль. Первым её высказал Гийом:

– А что если инспектор Мартен не схалтурил со своим отчётом? Что, если это не проклятье, а вы просто осматривали разных людей? Инспектор ведь имел перед собой ваше заключение о сердечном приступе, потому и не старался особо искать следы убийства, яд или ещё что-то. Какая-нибудь леска на горло…

– А ведь похоже. Я ещё тогда удивился, что мозоли специфичные, ногти обломаны, другие следы, нехарактерные для женщины из состоятельной семьи.

– Фонд Мишелины Ланжевен, он помогал одиноким старикам. Альбер наверняка имел доступ ко всем бумагам фонда, а мадам Ланжевен отличалась изрядной дотошностью и прежде чем помогать, фонд выяснял состояние здоровья, и действительно ли человек нуждается в помощи. Это же идеальный кандидат. Вы – хирург, значит, не пересекаетесь с больными сердцем. А потом тело одинокой старухи может бесследно пропасть. Но устраивать обыск дома уже бесполезно, Альбер наверняка подчистил документы. Будем искать тело и опрашивать горожан насчёт пропажи одинокой старой женщины.

– Мэрия. Копии всех бумаг по разной благотворительности хранятся в мэрии!

– И пока Альбер не стал наследником, до бумаг в мэрии он добраться не сможет. Разве что догадается дать взятку… Жан-Пьер, вы со мной? Мой ковёр во дворе.

– Конечно.

Уже на пороге дома они столкнулись с Иветт.

– Папа, месье Гийом, обед готов.

– Потом, моя дорогая. Скажи Фернанде, что ты пока будешь обедать одна, нам срочно надо ехать.

Чуть ли не бегом они запрыгнули на ковёр, и Гийом рванул с места, выжимая максимально возможную скорость, пусть ковёр, скорее всего, придётся нести на внеплановую перезарядку, да и узор это расшатывало.

Мэрия располагалась в старинном здании, резко отличавшемся от соседей. Высокие стрельчатые окна с заострёнными порталами, высота потолков раза в полтора больше современных, отчего трёхэтажное здание из серого камня было вровень с четырёхэтажными соседями. Мансардный этаж венчала заострённая крыша, украшали шпили декоративных башенок и каменные горгульи. Консьерж на входе, несмотря на полицейскую форму Гийома попытался было грозно спросить:

– Месье, вы куда?

Получил в ответ знак-удостоверение сотрудника полиции при исполнении и резкое:

– По служебной необходимости. И прошу не мешать следствию.

После чего они с Жан-Пьером торопливо скрылись в направлении архива муниципальных документов. Заведовала отделом, к удивлению Гийома, женщина лет тридцати, строгая, в очках и мышиного цвета платье, типичный «синий чулок». Но своё дело она знала. Жан-Пьер быстро объяснил, что именно им требуется, Гийом показал свои документы, удостоверяющие, что он ведёт расследование и имеет право делать запросы в мэрию... Хотя вряд ли кто думал, что ему придётся идти сюда вовсе не за финансовыми справками. Уже через четверть часа нужные документы по Фонду мадам Ланжевен были на столе, поставленном в помещении для посетителей. Дальше Гийом сортировал дела получателей помощи, выделяя одиноких женщин нужного возраста, а Жан-Пьер просматривал их медицинские карты.

– Вот! Нашёл. Мари-Доминик Пти. Вдова, одинока, работала подёнщицей. Девять из десяти, что это она. Смотрим дальше? Но я бы поставил на Мари-Доминик. Она получала капли от сердца, их передозировка легко вызовет начало приступа. При этом ни одна экспертиза ничего не заподозрит, так как лекарство она принимала постоянно и следы в тканях присутствуют. Собственно, наличие этих капель есть и в моём отчёте, когда я делал анализ на яды и разные вещества.

– Подождите минуту, – Гийом отошёл с запросом к архивариусу, и вскоре она принесла ему из другого раздела список регистрации умерших за последний месяц и выписки из полицейских протоколов. – Вот, смотрите. Мари-Доминик Пти. Приблизительная дата смерти в тот же день, что и у мадам Ланжевен, точное время установить невозможно, поскольку тело нашли на следующий день и оно уже закоченело. Причину смерти удостоверил доктор Раймон, выписка из его диагноза прилагается.

– И она практически совпадает с моим заключением, – негромко закончил Жан-Пьер.

– Составите мне компанию до управления? Или приедете завтра?

– Давайте уже сейчас, надо закончить это дело.

Хотя день уже клонился к вечеру, даже воробьи на улицах ожили, радуясь близкой вечерней прохладе, заметной части сотрудников уже не было в кабинетах. К счастью, напарник Гийома по делу об убийстве ещё был на месте, корпел над сводками по округу.

– Добрый вечер, месье Бенуа. Знакомьтесь, это доктор месье Жан-Пьер Орельен Дюссо.

– Добрый вечер, месье Лефевр. Смотрю, у вас очень уж сияющий вид. Вы что-то нашли и пригласили месье Дюссо как эксперта?

– Больше. Кажется, мы распутали дело. По крайней мере, с помощью доктора Дюссо мы обнаружили и можем доказать факты, которых будет достаточно для эксгумации и обыска. Убийство точно было. А вот чёрного мага и проклятья нет.

– То есть как нет? – опешил Бенуа.

– Мы столкнулись с гнусным преступлением, изящным в своей простоте. Весь расчёт преступника был на скорость, которая не даст нам зацепиться и начать детальное расследование обстоятельства внешне естественной смерти. Месье Альбер Ланжевен разорён и скоро будет объявлен банкротом, после этого, даже получив наследство, он станет неприкасаемый для общества. А тётя, несмотря на его поведение, она не хочет лишить своего племянника наследства, но хотя и старая, помирать никак не желает. У Альбера нет выхода. Убить нетрудно, труднее скрыть истинную причину смерти, особенно когда дело связано с большим наследством. Яд – рискованно, это первое, что будет проверять коронер. Нож оставляет следы, внезапное ограбление со смертельным исходом – убийцу будут искать без срока давности. Я думаю, на идею, как сделать всё чисто, Альбера натолкнула планировка дома.

– Планировка? – не понял следователь Бенуа.

– Да. Альбер, показывая мне запасную спальню мадам Мишелины Ланжевен, оговорился, что в доме вообще все комнаты изначально имели абсолютно идентичный вид, который потом разбавляли разной мебелью, шторами и картинами. Альбер и его жена без труда делают точную копию спальни своей тёти. Дальше привозят туда некую Мари-Доминик Пти, обряжают в одежду тёти и провоцируют у неё сердечный приступ. Месье Дюссо?

– Как эксперт могу дать официальное заключение, что с большой долей вероятности тело, которое я осматривал, принадлежало Мари-Доминик Пти, которая умерла от сердечного приступа, вызванного передозировкой лекарства от сердца.

– Альбер уверен: доктор, не знакомый с планировкой дома, переволновавшийся оттого, что не успел спасти пациентку, не знавший покойницу в лицо, не сможет запомнить, что в одном месте они свернули не направо, а налево. Если же доктора на суде попросят описать комнату, в которой он осматривал тело, интерьер полностью совпадёт. Преступник просчитался с феноменальной профессиональной памятью месье Дюссо.

Жан-Пьер на этих словах покрылся смущённым румянцем.

– Альбер покидает дом как обычно пешком и как он делает это каждую неделю, дальше через чёрный ход, который удачно выходит на соседнюю улицу, незаметно для кухарки возвращается обратно. Та уверена, что месье Альбер в клубе. Сразу как Мишелина возвращается, её тут же убивают. Думаю, это был какой-то яд. Альбер немедленно отправляется в клуб, опять же через заднюю дверь, и гонит туда на ковре. Уверен, что если опросить свидетелей, кто-то увидел, как он торопился в клуб. Доктор совершенно правильно устанавливает причину и время смерти и подписывает сертификат. У Альбера железное алиби, он в клуб обычно ходит пешком, это занимает не меньше часа, и на момент смерти Мари-Доминик – то есть как бы тёти – далеко от дома. Инспектор Мартен покойную знает в лицо, но как раз ему-то и показывают настоящую Мишелину уже в своей постели. Имея перед глазами заключение об отсутствии ядов, инспектор проверяет возможные физические следы насильственной смерти и не находит, после чего с чистой совестью оформляет протокол. Так что подозрения в халатности с инспектора Мартена, думаю, можно снять. Ну а ночью тело Мари-Доминик вернули домой, причём и здесь преступник уверен, что полностью запутал следы. Лёгкий прогулочный ковёр, на котором он постоянно разъезжает, способен перевозить лишь людей, труп ему поднять не под силу. Большой ковёр всю ночь был дома, коляски у Ланжевенов нет. Однако первые сутки после смерти, пока аура не погасла, сильфы воспринимают покойника как странного, но человека. Тут главное – иметь железные нервы, один придерживает труп под видом сидящего рядом человека, пока второй управляет ковром.

Со стороны двери раздались аплодисменты: увлечённый рассказом, Гийом не заметил, как вошёл комиссар.

– Браво, месье Лефевр. Собранных вами улик уже достаточно для обыска и эксгумации тел, но уверен, что вы полностью правы. Поздравляю, у вас ушло на следствие два дня. Прекрасное начало.

Получив собранные доказательства, прокурор и суд выдали разрешение на эксгумацию тел и обыски в доме Ланжевенов. Вскрытие тела Мишелины Ланжевен с участием приглашённого независимого эксперта из Бастони, показало, что сердце было в отличном состоянии, а умерла мадам Ланжевен от влитого ей силой яда. Она сопротивлялась, но сил у племянника и его жены была намного больше, а на мелкие царапины и синяки, успокоенный заключением доктора, инспектор Мартен не обратил внимания. Мари-Доминик умерла от смертельной дозы сердечных капель. Супругов Ланжевен обвинили в двойном убийстве, и защищать их не пожелал ни один адвокат, считая дело абсолютно проигрышным.

Гийом получил от коллег не только поздравления, но и признание. Теперь несмотря на молодость и некоторую неопытность, на него станут глядеть как на равного. Это было приятно… Потому-то Гийом и решил не откладывать на более поздний срок ещё одно дело, тоже косвенно связанное с убийством: неприятное, однако нужное.

Инспектора Жермена Мартена он нашёл у старика дома. Сначала инспектора отстранили от службы по подозрению в халатности, потом в порядке извинения отправили во внеочередной оплачиваемый отдых. Мартен не стал уезжать к кому-то из детей. Когда пришёл Гийом, старик сидел на стуле и смотрел в окно на улицу. Что порадовало – на столе ни одной бутылки, да и в доме, кажется, ни капли спиртного. И это радовало.

– А, здравствуйте, следователь Лефевр. Можете не говорить. Сам знаю, старый дурак. Гнать меня с позором, без мундира и пенсии. Хорошо вы этого ублюдка прищучили, а вот я оплошал. Ведь были на теле следы, были, а мне вина налили – и всё, с пьяных глаз и на службу плевать, и на остальное. Можете высказать мне всё, что думаете. Вы правы.

– Здравствуйте, месье Мартен. Чисто по-человечески, не обижайтесь, я с вами соглашусь. Со спиртным вы уже подошли к самой грани. Но эту грань вы не перешагнули и даже поняли свою ошибку. Вы ведь выкинули из дома всё вино, и вот уже который день в рот не берёте ни капли? Мой дед и мой отец учили меня, что людям надо давать шанс. В отчёте, который я сдал, нет никаких упоминаний, что вы ошиблись в состоянии алкогольного опьянения. Со служебной точки зрения вы чисты. Более того, я позволил себе внести в дело Альбера Ланжевена одно отягощающее обстоятельство. Я высказал предположение, что преступник специально каждый ваш обход района и визит в дом Ланжевенов, пользуясь вашим давним знакомством с мадам и якобы из уважения, угощал вас лёгким вином, чтобы понемногу увеличивая крепость вина, споить дежурного инспектора. А в нужный момент обманом дать очень крепкий алкоголь и притупить вашу бдительность. Прокуратура решила считать моё предположение свершившимся фактом, уверен, что и суд не захочет спорить с прокурором. А отсюда, чтобы пагубная привычка к вину не вернулась, вы как пострадавший на действующей службе можете воспользоваться магическим лечением за счёт управления. Правда в этом случае вино для вас станет недоступно до самой смерти. Ну или же вы, опять же как получивший травму на службе и с учётом вашей безупречной выслуги лет можете официально досрочно подать прошение о выходе на пенсию. В нынешней ситуации вас никто за это не осудит, а проводят с почётом. Что выбрать – решайте сами. До свидания.

Не дожидаясь ответа, Гийом развернулся и вышел на улицу.