Посыльный из Управления буквально выдернул Гийома из постели, хорошо ещё перед сном зачитался, переоделся, но лечь не успел. Короткое сообщение: «Всем сотрудникам – срочно прибыть на службу»… Так быстро Гийом не собирался и не летел никогда, а внутри оглушающе бил тревожный набат и от нехороших предчувствий тянуло спину.
Управление напоминало гудящий осиный улей, в который кто-то напустил дыму. Полночь, но горят все окна, сотрудники на местах и как угорелые носятся младшие чины. На глазах стартовали три патрульных ковра, и, сверкая мигалками, разлетелись в разные стороны.
Поскольку дежурный на входе был занят, Гийом забежал в кабинет следователей – он прибыл последним – и спросил у коллег:
– Что произошло?
Ответил следователь Бенуа:
– Вооружённое нападение на патруль.
– Господи, – только и прошептал Гийом.
Ибо преднамеренное нападение на полицейского вообще редкость – такие преступления караются сурово и срока давности не имеют. А для тихого Флорана событие вообще чрезвычайное, такого здесь лет двадцать не случалось.
– Пересечение улиц Блестящей и Песчаной. Двое, рядовой Костье и муниципальный полицейский Маре. По рассказу Маре, они двигались по Песчаной улице, когда услышали женский вскрик. Дальше действовали стандартно.
Гийом кивнул, мол, понял. Полицейский, вынув из кобуры табельный револьвер, идёт к месту происшествия «в лоб». Либо задержать преступника, либо спугнуть того видом стража порядка. Муниципальный полицейский, поскольку не имеет огнестрельного оружия, скрытно блокирует пути бегства. Его дубинка идеально подходит нападать из засады или неожиданно сбить с ног ударом по ногам или по спине нарушителя, который занят тем, что улепётывает от полицейского и ничего вокруг не видит. Особенно в темноте. За два месяца после Нового года эта тактика была многократно опробована и принесла успех. Мэрия набрала уже три бригады дорожных рабочих из числа приговорённых к исправительным общественным работам за хулиганство. Ну а количество разнообразных выходок или попыток обобрать запоздалого прохожего резко сократилось – одну половину выловили, вторая поумнее решила, что отныне игра не стоит свеч.
Бенуа продолжал:
– Преступник, видимо, был к такому готов. Похоже, здесь именно сознательное нападение. Маре увидел преступника уже над телом Костье, причём табельного револьвера не нашли. Дальше Маре поднял тревогу штатным амулетом. В одном из ближних домов была зеркальная связь – через неё вызвал врача и передал подробности. В городе и округе объявлен план «перехват».
Буквально через несколько минут вошёл месье Тома из оперативников, с лентой звукозаписи в руках:
– Женщина ещё в шоке, пока от неё добились только имени, Милен Бенош. Но Маре смог дать показания. Вот.
Ленту тут же заправили в фонограф…
«Этьен Маре, муниципальный полицейский. Вместе с патрульным Костье мы обеспечивали порядок вдоль Песчаной улицы. Мы начали патрулирование в двадцать часов. Примерно в одиннадцать часов мы прошли перекрёсток, где начинается Блестящая улица. Услышали подозрительный крик. Патрульный Костье медленно двинулся вперёд. Ну чтобы как обычно, мне время дать. Я вернулся чуть назад, по Блестящей улице выбежал на Сад-де-Брюгге до пересечения с Песчаной. Ну там как бы место такое, между Блестящей и Сад-де-Брюгге – заборы сплошные, и никаких проулков, не убежит. Я ещё издали заметил, мужчина и женщина. Я подумал, что просто парочка, повздорили, а мы зря тревогу подняли. А патрульный Костье, видно, сразу догадался, в чём дело, и направился к ним. Мужчина меня не видел, точно не видел ещё. Там улица чуть изгибается, а я чуть пригнулся, думал, ловить буду хулигана, как побежит, ну и чтобы не увидел. В тот момент, когда я поравнялся с женщиной и она сказала: «Бандит, грабил меня…» – я увидел, что Костье бежит за мужчиной, тот вдруг остановился, что-то сделал, и Костье упал. Это произошло так неожиданно, что я даже не видел удара. Только слышал, как женщина закричала: «Убили, убили!» После этого преступник скрылся за углом дома, побежал по Блестящей, и я понял, что не сумею его догнать…»
– Струсил, – резко вставил один из следователей
«Костье был как мёртвый, весь в крови. Женщина всё говорила: «Бандит, грабил, деньги хотел забрать». Я, как мог, Костье перевязал, браслет тревожного амулета у него на руке сломал, а сам по домам побежал стучать – у кого зеркальная связь есть».
Гийом не удержался:
– Извините, а что он должен был делать? Напарник в крови, пистолета нет. С дубинкой голыми руками на пулю? Нет, правильно Маре сделал. Если из-за огнестрельного оружия напали, то преступник и Маре бы застрелил. А так мы хоть какого-то свидетеля имеем, и, может, ещё Костье выкарабкается.
– А я знаю это место, – вмешался месье Тома. – Фонарь от муниципалитета горит на перекрёстке с Блестящей улицей, следующий, тоже муниципальный, только в начале Сад-де-Брюгге. Вокруг идут сплошные небогатые кварталы, и воруют часто. Заборы высокие и глухие, денег оплачивать ещё и свои фонари у местных нет. Район старый, там несколько больших деревьев. Выбор места нападения не случаен. Сначала преступник остановил женщину, спрятавшись за деревом. Дальше, пользуясь, что Костье со света шагнул в темноту и на секунду сбит с толку, медлит и пытается понять – действительно грабят или просто запоздавшая парочка, с ножом или чего у него там кинулся на патрульного.
«Опишите внешность преступника?
На улице темно, всё произошло очень быстро. Мне запомнилось, что он высокого роста. Я его возле фонаря увидел, смогу показать, докуда он доставал.
Как был одет?
На нём не было пальто. Какой-то короткий плащ или, может быть, куртка. Цвет не могу сказать, я его возле фонаря недолго видел, дальше он в темноту убежал. На голове широкое кепи.
Вы сумели бы узнать его при встрече?
Сейчас мне трудно сказать. Может быть, узнаю…»
Прослушав запись показаний Маре, какое-то время все думали. В рамках мозгового штурма высказывали любые, даже самые бредовые идеи – откуда взялся, почему напал именно в этом месте? Зачем преступнику пистолет и где его можно ждать? Потом все идеи отсортируют и отфильтруют, вдруг по первому впечатлению кому-то пришла оригинальная нестандартная мысль. Понемногу фонтан предложений иссяк, да и новости про Костье не добавляли энтузиазма. Ранение оказалось тяжёлым, и даже наличие в городе хирурга такой высочайшей квалификации, как месье Дюссо, давало шанс на положительный исход меньше половины. Учитывая, что бил преступник сразу насмерть, вообще пришлось разворачивать операционную в одном из соседних домов – перевозки раненый бы не перенёс. Гийом, услышав про это, мрачно подумал, что они словно накаркали. Как раз недавно размышляли про лампы, придуманные девочками, и Жан-Пьер тогда сказал – очень полезная штука, если придётся операцию делать «в поле».
Домой никто возвращаться не стал, ждали хоть каких-то новостей. Пусть даже никто не верил, что преступника поймают – хотя поднятые по тревоге жандармы окружили город и расставили посты на любых дорогах, а патрули прочёсывали квартал за кварталом. Усталость всё равно взяла своё, но спать легли в управлении. Кто-то, как мог, разместился в комнате отдыха и помещении дежурных, Гийом составил несколько стульев и лёг прямо в кабинете следователей.
Может быть, ещё молодому крепкому организму хватило и такого суррогата нормального сна, или же наоборот было слишком неудобно, однако проснулся Гийом рано, пока коллеги ещё спали. И даже успел выпить кофе с булочкой. Повариха из кафетерия, даром что имела сварливый характер, примчалась намного раньше обычного. Заодно притащила свою помощницу, и обе развили на кухне бурную деятельность, чтобы когда проснутся задержавшиеся в Управлении сотрудники, они сразу могли подкрепить силы чем-то горячим.
По графику сегодня дежурил другой следователь, да и принимали арестованных сначала оперативники, лишь потом подключая следователей. Однако сейчас Гийом неожиданно оказался единственным офицером «на ногах» – остальные не проснулись или не прибыли, всё-таки решив вернуться домой. Потому, когда с утра пораньше неожиданно прибыл наряд железнодорожной полиции с задержанным, дежурный побежал именно к следователю Лефевру.
Донельзя радостные, сотрудники железнодорожной полиции приволокли какого-то плюгавого мужичонку в засаленных штанах непонятного цвета и потрёпанной рубахе, местами даже сохранившей свой изначальный зелёный цвет. Старший из «железнодорожников» гордо объявил:
– Вот. Принимайте. Поймали мы вашего убийцу.
– Какого убийцу? – хмуро поинтересовался Гийом, глядя на непонятного мужика: тот явно был с похмелья, но трезвел на глазах и уже начал дрожать.
– Ну который ночью полицейского убил.
– Не было ничего такого! Чужое дело шьёте! – заверещал мужик.
– Он это. Ночью полицейского ножом ткнул, а сегодня утром в гостиницу у вокзала полез. Орал, что порежет, и нож у него был, в крови весь.
Хотелось дать инициативным дурням по шее, останавливало только нежелание ронять авторитет полиции в глазах посторонних. Потому Гийом сначала вытолкал железнодорожных полицейских в коридор, а только затем на них зашипел:
– Вон отсюда, идиоты. И чтобы я вас больше не видел.
– Но мы же… – оторопели «железнодорожники». – И нож при нём.
– Этого, которого привели, я заберу, не тащить же его обратно. И чтобы духу не было вашего. У нас пока, слава Единому, нет трупа, операция идёт и молимся, что Костье жив останется. У нас ещё даже заключения по оружию нет, чем его ударили. Ножом, кастетом, ещё чем? А вы уже и орудие преступления нашли? Катитесь, пока никого нет и над вами смеяться не начали.
Дальше Гийом вернулся в комнату для допросов. Мрачно посмотрел на трясущегося мужичка.
– Начальник… Не виноватый я. Баба там, обула меня… А нож это, свинью я вчера помогал резать…
– Короче. Вот тебе листок, подробно всё пиши. Очень подробно. Кто, откуда, чего утром в гостиницу ломился и какую свинью резал. Понял? Чего забудешь – потом запросто под топор пойдёшь.
– Понял, понял начальник.
Мужичок принялся бешено строчить, и было понятно, что он сейчас признается во всех грехах вплоть до сворованной в детстве конфеты. Настолько испугался, когда на него чуть не повесили нападение на полицейского.
Едва задержанного увели, а Гийом успел оформить показания, как пришёл Жан-Пьер. Его тоже направили к Гийому как к единственному пока офицеру на рабочем месте. Выглядел хирург измотанным, поэтому Гийом сначала заставил его выпить кофе и съесть пару булочек с сыром, а лишь когда щёки у врача немного порозовели, спросил:
– Как… Костье?
– Шансы у него неплохие. Напарник очень вовремя его перевязал, и вообще молодец. Успел вызвать меня. Хорошо получилось операцию прямо на месте сделать, добрые люди попались, комнату нашли. А так не довезли бы, – и со злостью добавил. – Знал, сволочь, куда бить – и насмерть бил. Пройди последний удар на два пальца ниже…
– Нож? Кастет? – не удержался Гийом, хотя понятно: сейчас Жан-Пьер сам расскажет.
– Не знаю. Я тут написал характер ран и примерно описание оружия. Не знаю. Никогда с таким не встречался. Но вам виднее.
– Спасибо.
– Я отосплюсь немного, подробно всё напишу. А сейчас пока вот, берите. Чего успел.
– Ещё раз спасибо.
Гийом забрал пару листочков. Несмотря на усталость, спешку и волнение, Жан-Пьер оставался верен привычкам. Почерк ровный, выводы чёткие и с пометками «уверен» и «предположительно».
Едва проводили Жан-Пьера, причём Гийом настоял, чтобы сопровождал полицейский – не столько для охраны, сколько помочь может быть и дома, очень уж тяжело врачу далась операция, как дежурный сообщил: доставили Милен Бенош. Она более-менее пришла в себя и в состоянии дать показания. Обычно первую беседу проводят оперативники, но поскольку с утра всем занимался Гийом, то и сейчас дежурный потерпевшую отправил к нему. Когда Гийом занял своё место в комнате для общения со свидетелями и просителями, там уже ждала дама средних лет с пышными формами и начавшая седеть, но старавшаяся это скрыть. Просто сегодня, видимо из-за нервов и потому что рано подняли из постели, утром она не успела подкрасить корни волос.
– Здравствуйте. Я младший следователь Лефевр и буду вести дело о нападении на вас, – только сказав по привычке стандартную формулу. Гийом мысленно чертыхнулся. Кто будет вести дело ещё непонятно.
– Здравствуйте.
– Назовите, пожалуйста, имя, место проживания и с кем живёте. Давайте по порядку. Не переживайте, это обычная процедура.
– А чего скрывать? Милен Бенош, вдова. Живу на Песчаной улице, дом девяносто. Со мной старший сын, Жиль, его невеста Лора. Да вы не думайте, она очень хорошая девушка. Родители у неё от лихорадки умерли в том году, вот мы ей и предложили – пока траур, пусть к нам сразу переезжает. А в начале весны, как траур кончится, мы уже и дату свадьбы сообразили. Ну и младшие мои, Дафна и Орель, им восемь, двойняшки они. Ну… вроде всё.
– Хорошо. Откуда и куда вы шли?
– Ну как бы из лавки я шла. Поздно лавку закрыла, много народу было. Последнее время, как у Бруно, то есть месье Фуко, мыши склад погрызли, так все к нам пока ходят. Лавку закрыла, к дому пошла, вдруг он, в руке железо, нож страшный такой, да… Говорит: «Убью…»
– Кто он?
– Мужчина, да… всё из карманов отдала… А он и говорит: «Деньги давай! Которые с собой несёшь».
Гийом подобрался, ибо слова мадам Бенош резко меняли картину происшествия. Если бы она была случайной прохожей, то требование преступника: «Деньги давай…» – не имело бы значения. На женщину напали ближе к дому, а не сразу как она вышла из своего магазина. Преступник знал о каких-то конкретных деньгах? И так понятно, что выбор объекта нападения не просто случаен, но получается, его, возможно, интересовало не только оружие?
– У вас с собой были деньги? Какая сумма?
– Так да, я из лавки несла. Вдруг уворуют? Там за эти дни много набралось.
– У вас была выручка за несколько дней?
– Так я говорю, у нас на район всего две лавки, наша и месье Фуко. А к Бруно, то есть к месье Фуко, мыши недавно залезли. И к нему, и к соседям его. Вот представляете? Прямо напасть какая-то, совсем ума лишились. Бочка с керосином была, так и её прогрызли, а сами как керосина нахлебались и подохли.
– То есть в тот момент у вас на руках была значительная сумма денег? Почему тогда вы несли её одна? Или не воспользовались банковской услугой инкассации выручки?
– Вот ещё, платить этим дармоедам! – возмутилась мадам Бенош. – Из дома в дом я и сама могу деньги отнести.
– А почему вы были одна? Почему не попросили сына или будущую сноху?
– Да не было у нас никогда такого, чтобы на улицах к людям приставать. Воровать – бывало, воруют, я потому и не хотела деньги оставлять. А чтобы вот так с ножом! Да все же знают, тут лавки у нас да у Бруно, куда все пойдут? Да вот чего-то плохо стало Жилю, и Дафне и Орелем. Потравились что ли чем? Ну мы с Лорой покумекали и решили. В лавке-то у меня больше опыта, а сейчас народу-то пошло. Пока Бруно, то есть месье Фуко, на склад заново завезёт, все к нам же ходят. А Лора молодая, ей дома с тремя больными сподручнее будет. А тут денег накопилось, вот я и решила – нельзя оставлять. Я так-то раньше обычно хожу, но тут, если забираешь – деньги считать надо. Всё эти, кровопийцы из налоговой, счёт им подавай, сколько в кассе и сколько забрала. То ли дело раньше…
Рассуждения про старые добрые времена Гийом остановил, ибо тётка явно была готова рассуждать на эту тему бесконечно. Дальше подробнее расспросил про болезнь домашних, про странное нашествие мышей и сделал себе пометку сразу после разговора отправить в оба места экспертов-криминалистов. После чего аккуратно вернул разговор в сторону ограбления.
– Ну вот, в общем, он и говорит: «Деньги давай!» И в руке нож такой… Большой, страшный. И странный.
– Странный? В чём?
– Что я, ножей не видела? Сколько у себя в лавке торгую кухонными ножами. А тут… не знаю, вот не то в нём чего-то. Эх, темно было.
– Вы сказали «он». Как выглядит преступник, какой из себя?
– Я его не знаю, не из наших, точно. Молодой из себя… такой большой… и на голове кепка большая.
– Лицо описать сможете?
– Темно было… нет, не помню. Но точно не наш, я всех наших знаю. Даже ночью бы узнала. Высокий такой, кепка на голове. И голос такой хриплый, как будто курит много. У меня муж покойный, тоже как трубки накурится – тоже также хрипел. Думаю, вообще чужой какой-то приезжий.
– Почему?
– А у него на шее цепочка, а на ней такая жёлтая, странная штука, как чудище какое-то. Срамота, такую страхолюдину на шее носить. У нас никто так не делает, это всё из-за моря влияние дурное. То на шее всякое страхолюдство носят, потом что? Как девка серьги в уши и лицо красить? Нет, у нас все мужики приличные…
– Я понял. Что было дальше, когда он вам угрожал ножом. И?
– А тут этот, ваш полицейский. Как заорёт – типа стой, бросай нож. А этот как меня на полицейского толкнёт, и бежать. А этот ваш полицейский за ним. Он сразу убегал, потом видит: полицейский догонять будет, остановился. Ему чего-то в лицо кинул – полицейский-то глаза рукой прикрыл. А он ударил железом и совсем убежал. Тут ваш этот, сразу упал, кровь была. Потом этот парень, второй, да… тоже подбегал. Потом… и всё.
– Спасибо вам, мадам Бенош. Если чего-то ещё вспомните, сообщите.
– Да я, да конечно.
– Всего доброго.
Запись разговора с пострадавшей опять слушали в актовом зале, кроме оперативников и следователей были все три комиссара, а также несколько офицеров жандармерии. К этому времени криминалист по описанию хирурга выдал заключение, что, скорее всего, удары наносились заточкой – переделанным в оружие каким-то бытовым предметом вроде напильника с заточёнными краями. Если не приглядываться и не искать точно именно заточку как оружие, отсоедини ручку для применения как нож, и такой напильник в ящике с остальными инструментами легко затеряется.
Вдобавок эксперты проверили лавку месье Фуко и дом Беношей. Нашествие крыс и мышей было спровоцировано простенькой, однако грамотно наведённой порчей. Обе лавки были небольшие, но ассортимент товаров в них огромный. Там можно купить сахар, масло, колбасу, бакалею, керосин в лампу, вино, консервы, чайную соду, мыло, зубную пасту и даже крем для обуви. В таких невзрачных с виду лавочках торговля бойкая, они обслуживают немалый район, и выручка всегда солидная. Особенно когда одна из лавок временно не работает, и вся округа вынужденно ходит к мадам Бенош. Причём услугами инкассаторов в таких вот районах принципиально не пользуются – это известно каждому. Осталось создать условия, чтобы предстояло напасть всего-навсего на женщину. Для этого сыну и младшим детям то ли сыпанули яду, то ли навели порчу – больных уже увезли в Бастонь в специализированную клинику при тамошнем Управлении. Заключение обещали завтра, но принципиального значения это не имело, смысл понятен. Как только мадам Бенош осталась считать вечером деньги – именно сегодня она их и понесёт.
Общее молчание, после того как прозвучала до конца запись разговора с пострадавшей, нарушил комиссар жандармерии Готье Маршан.
– Думается, из молодой шпаны. Был бы посолидней, полицейского не тронул, нашёл бы другой способ оружие найти. И не из города. Не зря он именно по Блестящей бежал, сразу в поля. Хотел бы в городе прятаться, то бежал бы до следующего перекрёстка. «Зелёный», молоко в голову ударило и море по колено. Понять бы, как он мимо нас проскользнул. Мы дороги перекрыли сразу, ковров, лошадей и колясок точно не было. А в полях у нас конные патрули уже всё закрыли. Но ведь ушёл как-то, мерзавец.
– Не сходится, – неожиданно возразил криминальный комиссар Элуа Морен. – Он точно шёл именно за деньгами. Подстроить ловушку для нападения именно на Костье ради пистолета можно и гораздо проще. А тут сумма вышла такая, что ради неё можно и рискнуть. И грабежом, и покупкой проклятия у ведьмы. Или как соучастницу её взять. Вдобавок мерзавец умный. Сообразил, что Костье потому сразу к нему не подошёл, что напарника с тыла ждёт. Но мадам Бенош сказала, что он не сразу побежал, а сначала дождался момента, и её толкнул, чтобы вывести Костье из преследования. Вообще-то, мог и скрыться. Темень, и район удобный. Зачем он остановился и напал на Костье? Да, если его возьмут – тут и разбой, и применение порчи. Всё равно несколько лет на каторге лучше, чем теперь гарантировано петля за нападение на Костье. Так зачем он остановился и ударил Костье, но не стал потом стрелять по Маре? Нет, коллеги, чего-то мы в этом деле не понимаем.