Золотой Лис. 1-2 часть

Глава 2. Билет из тьмы на свет

Блестящая, отточенная до неимоверной остроты сталь приподнялась, качнулась словно в сомнении — а затем пошла вниз и безжалостно вонзилась в беззащитно выпрямившееся человеческое тело. Прямо в сердце. Словно не удовольствуясь этим, ловкие пальцы вдвинули орудие на всю глубину… а потом проворно переместились на ту сторону канвы и протянули иглу с цветной ниткой сквозь будущий гобелен, где на груди уже вышитого человека золотистым пятном расцвёл намёк на орден или драгоценную брошь.

— Что ж сын мой, мы одновременно довольны и недовольны вами, — из-под кружевного чепца столь ярко блеснули живые и умные глаза, что их небесная синева смело соперничала даже с белоснежным батистом головного убора.

Барон Шарто в это утро не находил себе места. Вот и сейчас, он отклеился от мрачного созерцания чуть потемневшей от времени картины, на которой его ещё молодые дед и бабка играли с детьми в окружении весело прыгающих борзых и почтительно замерших стражников, и со вздохом повернулся в ярко освещённый утренним солнцем будуар.

— Матушка, вы несправедливы ко мне. Я и без того едва ли не уронил свою честь, якшаясь с городским отребьем.

Старая баронесса пригасила на миг сияние своих глаз и вернулась к рукоделью. Но уж сын-то видел — губы её строго поджались, и бог весть, какие слова прятались сейчас за ними. Но вот что женщина и к старости сохранила ясность суждений, оказывалось очень даже кстати. Уж при её-то опыте если с кем и возможно было посоветоваться, то как раз с нею, пожилой и умной баронессой-матерью. Да и покойный отец, прежде чем сложить буйну голову в том неудачном для королевской армии сражении под Фе, всегда внимательно прислушивался к её словам. И если не следовал намёкам супруги, то принимал их во внимание обязательно…

— Как говаривал верховный жрец храма Солнца, ныне покойный — не суди опрометчиво, — баронесса, чуть отодвинувшись со своей дальнозоркостью, придирчиво осмотрела растянутый на рамках угол гобелена, и на поджатые губы её выползла лёгкая улыбка — работа ей явно удалась. — Вот и я говорю вам, сын мой — не судите о людях по внешнему виду.

Барон хмуро отмолчался, и лишь его шаги туда-сюда по будуару баронессы выдавали его если не волнение, то уж некие терзания точно. А что тут ещё поделать? В отсутствие твёрдой королевской руки полагаться оставалось только на самого себя да на зыбкое обещание невмешательства со стороны маркиза дю Фрембо. Так что, с графом Мейзери (чтоб ему кисло стало!) разбираться придётся в одиночку. Это если не вспоминать о непрестанно и каждодневно дышащем в спину другом соседушке, из земель которого всегда дули очень уж нехорошие ветры…

— И всё же, он не соврал, заявив, что не виделся и не разговаривал с вами, матушка, — размышлял вслух полновластный повелитель земель и замка. — Но вы что-то о нём определённо знаете. Хотя, меньше всего я склонен предполагать, будто вы имели некогда дело с полночными убивцами или расхитителями гробниц.

На женские губы снова выплыла лёгкая улыбка, когда она погладила худощавой рукой богато изукрашенный её стараниями гобелен и вновь посмотрела на сына.

— У него есть маленькая и очень симпатичная родинка на внутренней стороне правой ноги. Почти возле того самого места, отличающего мужчину от женщины…

Будь она хотя бы на десяток лет помоложе, молодой барон предположил бы, что маменька втихомолку наставляла папеньке рога — иного объяснения знанию столь интимных подробностей он просто не видел. Но ведь и тот Ридд, хоть парень и весьма ничего должен быть на женский взгляд, в ту пору совсем малолеткой был? Да и в город он тогда ещё не приехал, уж то проверили точно, только пять лет как. В полном замешательстве сын посмотрел на мать — и всё же промолчал. Уж слишком хорошо он помнил тот день, когда не так давно вдруг осознал, что почтенная баронесса не просто так всё время ставит его в тупик своими вопросами или познаниями, а на самом деле неким изощрённым образом тренирует сыновний ум, вынуждая вместо праздной лени предаваться непростым, но порою весьма интересным и даже полезным размышлениям.

— Вы просто кладезь премудрости, матушка моя.

Вот с этим утверждением почтенная госпожа Шарто спорить не стала. С неизменно бодрой улыбкой вышколенной светской дамы она допустила сына к своей руке и незаметно от прикорнувшей за распутыванием пряжи Камиллы взъерошила его шевелюру в скромном проявлении материнской нежности.

— Ступайте, сын мой, он скоро придёт. И помолитесь, чтобы ответ оказался — да.

Потому и понятно, что барон уходил от покоев баронессы в такой задумчивости, каковую было бы странно обнаружить в молодом отпрыске благородного семейства, которому просто на роду было написано сейчас забавляться охотой или фехтованием во дворе казарм. Но тем не менее, он ощущал в душе некую тихую и светлую радость, словно побывал в благословившем его Храме или сделал что-то очень хорошее…

Что ж, по крайней мере, дриада не обманула — проснувшийся на рассвете Ридд ощущал себя так, словно наотдыхался и выспался на месяц вперёд. Он потянулся с таким удовольствием, что весело хрустнули косточки, зевнул и только сейчас открыл глаза.

Судя по мелькавшим сквозь листву весёлым лучикам, в которых уже весело плясали вездесущие цветочные феечки, день обещался быть ясным. И хотя в воздухе ещё разливалась утренняя свежесть и даже лёгкая сырость после ночного дождя, на самого Ридда ночью не покусилась ни единая капелька — уж благосклонность дриады-хранительницы священной рощи это вовсе не малость.

Из подлеска донёсся весёлый смех, а затем, не шелохнув ни листика, на прогалину к валяющемуся парню выскользнула и сама хозяйка. Странное дело, явилась при свете… что-то тут определённо крылось… глаза дриады смеялись, а сама она непостижимым образом держала в ладонях пригоршню воды из родника.

— Пей, — она бесцеремонно залила в изумлённого Ридда несколько глотков чистейшей и изумительно вкусной утренней влаги, а затем на миг прильнула к его лицу. — От тебя не пахнет перебродившим соком из ягод, и даже курительным зельем ты не оскверняешь своё дыхание. От тебя еле слышно пахнет… женщиной?

Дура, ой как есть дура! Это же молоко так пахнет — этакие слова и выражения Ридд едва успел сдержать на так и рвавшемся спросонья что-нибудь ляпнуть языке. Но по своей привычке не раскрывать собеседнику всего, а держать его в лёгоньком напряжённом неведении или же в сладостном самообмане, он вполне благоразумно промолчал. Хотя, прямого и честного Питта или обычно добродушного дядюшку Флетчера это обыкновение Ридда иногда доводило до белого каления…

— Спасибо за угощение, но за что ж такая честь?

Усевшаяся рядом вся из себя довольная дриада вдруг пошла радужными разводами, и обеспокоенно проморгавшийся Ридд вдруг осознал, что взявшая его за руку ладонь вовсе не оказалась бестелесной. Нет, мир положительно с самого утра добросовестно принялся сходить с ума! Мало того, что эта малахольная показалась простому смертному при свете солнца, так ещё и перешла из этой их астральной формы, как говаривала маменька, во вполне телесную.

Хм, и что же надлежит делать с этакими весьма приятственного облика девицами в почти полном неглиже? Хотя оно и неплохо было бы, в другое время с такой красуней побаловаться. Уж не чета хитроватым, жадным и попахивающим потом девицам родного человеческого племени…

— Не искушай, — настороженно заметил он и на всякий случай опасливо отодвинулся.

— Глупый ты, смертный — я всего лишь оказала и показала тебе своё доверие, — но всё же, дриада не умела долго дуться. Взмах-другой зелёных ресниц, и вот она уже снова улыбнулась и весело зажурчала словами. — Если сам ярл эльфов почтил тебя вниманием — негоже и мне быть негостеприимной.

Ридд стрельнул глазами по сторонам и убедился, что обретается он точно там же, где и уснул вчера. В смысле, в этом мире и на всё той же грешной земле. Ну никак не в обещанном нам некоторыми религиями раю!

— Что ж, зеленовласая красавица, я не обману твоего доверия. Но почему тот высокородный Иллидар ночью так странно и непонятно ушёл?

Ох, лучше б он не спрашивал! Это у большинства людей есть благоразумная привычка помалкивать, но чтобы смолчала или обошлась парой слов распираемая от весёлой важности дриада? Вот Ридд и получил своё сполна… если отбросить всякие почти эльфячьи словесные красивости и завитушки, то всю эту несносную девичью трескотню можно было бы свести к весьма немногому: а загляни-ка, мастер Ридд, в своё сердце!

Хм-м, ну заглянул, и что с того? Пожевать бы чего, и желательно вкусненького — а потом удрать на край света, да побыстрее. Иных сейчас желаний Ридд в себе, честно говоря, не обнаруживал. С другой стороны…

— Ну ладно, ладно, вытащу я из баронских подвалов остроухую правонарушительницу, — затравленно сообщил он и только сейчас осознал, что это утреннее решение остроухий ярл безошибочно прочёл в его сердце ещё ночью. Нет, положительно, следует держаться от эльфов подальше! Не просто так их люди недолюбливают. Всё равно, что голый на площади, и даже похуже.

Дриада хохотала так отчаянно-заразительно, что Ридд против воли и сам почувствовал, как на губы его выползает улыбка. С этим лесным народом ему так легко и просто. Да и с другой стороны, не нужно лукавить или хитрить — они этого просто не поймут. Но иных за обман накажут строго…

— Ладно. Вот тебе завтрак, вот доброе напутствие, — с этими словами хранительница рощи наклонилась, обдав Ридда ароматами лесных трав, и мягко повела над ним ладонью в благословляющем жесте. — А у меня дела, извини — на той стороне красавка что-то плохо растёт, а то ещё и паутиной покроется. Всюду мой глаз хозяйский нужен!

И с развесёлой песенкой, что без неё тут вообще всё пошло бы прахом, дриада весело умчалась прочь. Ридд только глазами хлопал на все эти новшества, если не сказать чудеса — и самым дурацким образом улыбался. Тем более, что рядом на большом листе лопуха и в самом деле оказался весьма недурственный завтрак. Отборная спелая земляника, калёные орехи, вяленые на солнце грибы. И даже заботливо накрытая листиком небольшая кринка молока — ага, от дикой косули, судя по запаху!

Тоже ведь женщина, как ни крути…

Он не заставил свой желудок ожидающе заурчать повторно. Бодро подмёл всё, хотя последние крохи пожертвовал духу лесному и деве полевой, как исстари водилось в его родных краях. Наверное, что-то подобное имелось и здесь, потому как никто парня не наградил в ответ ни чесоткой, ни даже поносом, и на край рощи он выбрался живым, здоровым и в отменном настроении. Хотя, вон в тех зарослях папоротника определённо кто-то тихо и басовито хохотнул…

По недальнему тракту уже тянулись первые, самые нетерпеливые повозки и караваны, а Ридд всё стоял на опушке и чутко прислушивался к округе. Что-то определённо было не так — но вот что именно, определить никак не удавалось. Как-то всё вокруг чуть иначе воспринималось. И всё же, довольно быстро он признал, что неведомое нечто приключилось не с окружением, а с ним самим.

— Интересно, с каким подарком надо подъехать к дриаде, чтоб она хоть немного просветила в этой их растительной магии? — Ридд привычно и споро принялся проверять себя на предмет всяческих нежеланных довесков магического свойства.

Перво-наперво ноги, уж парень всегда полагался на них больше, чем на строптивых и пугающихся порой даже собственной тени лошадей. Шанс вляпаться в магическую ловушку, след старого заклинания или просто в нечто неподобающее и весьма дурнопахнущее у ног просто феноменальный. И по ногам от ступней и до паха прокатилась мягкая тёплая волна, не оставившая вниманием ни малейшего участка кожи.

Нет, ничего.

Затем он прошёлся вниманием по рукам, касавшимся многих предметов.

— Тоже не тут. Кх-м!

Спина, грудь и прочие участки тела, а также коротко стриженые русые, выгоревшие почти до соломенного цвета волосы. Одежда, снаряжение — ничего не пропускал дотошный и пристальный Ридд, которого неведомое и неуловимое заклинание задело уже за живое…

— Прекрати!

Из рощи на опушку выскользнула дриада. Она так красноречиво передёрнулась и почесалась спиной о ствол дерева, что Ридд смущённо извинился за своё мелкое чародейство, которое заставило так покрыться мурашами почтенную хранительницу священной рощи.

Впрочем, на крупное или хотя бы средненького уровня его знаний магии попросту не хватило бы.

— Как ты там недавно говорил… дурак, ой как есть дурак!

Девица всплеснула руками и кулачком красноречиво постучала насупленного Рида по лбу. Опять в телесной форме, прямо аж глаза разбегались, а мысли путались при виде такой близкой красоты.

— Поцелуй в щёку, который тебе подарила перворождённая, это вовсе не заклятье — но именно оно сбивает твоё восприятие, смертный! — гневно заявила подбоченившаяся дриада, однако Ридд-то видел — глаза её смеялись.

Вот те раз! Это что ж теперь — не умываться вовсе? Да уж, скажи кому, так народ валом будет валить в заведение дядюшки Флетчера, чтобы полюбопытствовать на такое диво. Шутка ли — эльфийка добровольно подарила смертному признание своей симпатии!

Теперь он и сам улавливал медленно, почти неощутимо текущее с левой щеки дыхание весны. Когда душа и тело просыпаются от зимней спячки и так и хочется с чистой душой и от всего сердца весело сделать какую-нибудь несусветную глупость…

— Ничего подобного я не говорил, — нашёлся Ридд, когда дриада странно притихла в поймавших её мягких объятиях.

— Не искушай, — зловредно фыркнула та, опомнившись, и её прохладное, пахнущее свежестью и разнотравьем гибкое тело выскользнуло из не замедливших разжаться рук.

Миг-другой яростных, полных блеска молний взглядов, и они оба не выдержали, рассмеялись.

— Жаль, что ты не такой же, как я, — просто заявила снова безбоязненно прильнувшая дриада. — И вот тебе для симметрии чмок в другую щёку… какой ты восхитительно тёплый, совсем не как родные мне деревья. А теперь ступай, hanu, и возвращайся когда-нибудь.

И он пошёл. По еле заметной тропинке, вьющейся меж любопытно уставившихся на путника цветов и деловито суетящихся над ними пчёл. Затем по дорожке меж бесконечных, как и думы Ридда, виноградников — а там и по старому тракту аж до самых полуденных ворот.

Солдат у ворот щеголеватого, больше похожего на дворец баронского замка пусть и не походил видом оружия и доспехов на своих коллег из глубинки, его амуниция хоть и не так блестела, зато оказывалась куда как добротнее. Не тоненькая жесть, а полноценная броня. И кольчуга пусть не сверкает, как рыбья чешуя на солнце — зато каждое колечко свито из калёной по старому гномьему рецепту проволоки. И сам их милость барон не считал зазорным проверять, как же его солдаты защищены от вражьего оружия.

Да и само оружье, коего имелось короткое штурмовое копьё и висящий на боку прямой меч, не отличалось малым весом, свидетельствующим не столько о вкусе оружейника, сколь о скупости сюзерена. Нет, полноценная честная сталь, добротно выделанная и на совесть отточенная.

Впрочем, и сам стражник вполне подходил под поговорку "солдат должен быть накормлен, экипирован и обучен". Крепкий и уверенный, он невозмутимо осмотрел непонятного проходимца с тростью, который вышел из тесноты городских улиц и в это жаркое утро невозмутимо поднимался на старый расплывшийся холм — именно на вершине того и возвышался над городом и окрестностями построенный ещё прадедами замок барона Шарто.

— Мастер Ридд, — негромким и не очень-то убедительным голосом представился прибывший. — Его милость назначали мне встречу…

Насчёт голоса солдат ещё стерпел бы — его сержант тоже не очень-то громыхал словесными залпами после одного случая, когда едва не оглушил не вовремя подошедшую старую баронессу своим громоподобным рыком. Но вот таковое отношение… притащился тут прогулочным шагом, а теперь и прётся в ворота, словно просто шёл мимо, да и вдруг решил заглянуть. Впрочем, парень крепкий, жилистый — да и двигался как недавно виданный на ярмарке дикий кот.

Из-за отворота портупеи рука солдата вытащила клочок пергамента, а хозяин принялся с некоторым трудом разбирать нацарапанный там список. Хоть поначалу и блажью почитался заведенный ещё старым бароном порядок, чтобы все слуги и солдаты умели разбирать эти не иначе как демонами придуманные в мученье добрым людям буквицы, имя Ридда солдат среди прочих нашёл.

— Точно, есть такой. Ступай во двор к колодцу, там спросишь, где их милость, — уже чуть более благодушно прогудел едва ли не вдвое широкоплечий солдат и стукнул тупым концом копья о настил.

Лёгкий перестук, пробежавший по сторонам, подтвердил — остальные часовые засвидетельствовали появление в пределах замка чужака-одиночки. И в случае чего… но Ридд не собирался ничего такого умышлять. Всё тем же неспешным шагом он прошествовал через вымощенный каменными плитами небольшой двор к колодцу, откуда набиравший воду рябой малый направил гостя в оранжереи.

Ещё одна новомодная блажь, между прочим! Ну на кой… извините! — в здешних тёплых краях эта придурь, называемая по старинке зимним садом? Тут не зима, а так, одно название — за пять лет и снега-то настоящего ни разу не было. Но сам Ридд слыхал пару раз, что моду эту завезли из столицы. А мода, то дело такое — хоть и не нравится порою, однако соответствуй, и не пикай. Но прятать молодые саженцы от заморозков весьма удобно…

— Доброго здоровья вашей милости, — он чуть поклонился в сторону сидевшего под вьющимся зелёным пологом у столика барона, и после кивка того приблизился.

Опять, как и вчера, Ридд неуютно чувствовал себя под пристальным, изучающим и непонятным взглядом барона Шарто. Впрочем, что это он? Перед законом и свей совестью чист, долгов и неисполненных клятв нет — он смелее расправил плечи и принялся терпеливо ждать, когда же знатный хозяин замка соизволит первым начать беседу.

— Ладно, встреча у нас неофициальная, да и пыль у тебя на сапогах очень уж густая — небось, с утра хороший конец отмахал? Так что, садись, — Удивительно, но барон лично выставил на крохотный столик в беседке запечатанный кувшин и пару серебряных чарок.

Ридд полюбопытствовал своими и вправду не по-утреннему пыльными сапогами и подумал, что наставления насчёт чистить обувь всё же не ерунда, а вполне разумная мера предосторожности. Сам же он приценился к закрывавшей горлышко белой сургучной печати со слабыми следами магии. Ого! Белое божоле, обостряющее чувства и соображение — видать, их милость барон и в самом деле уделяет большое внимание результатам переговоров? И парень кончиком кинжала сорвал пробку.

Сам налил, сам первым пожелал здоровья и долгих лет хозяину и его матушке — и лишь после мягко прокатившегося по языку и нёбу благословенного нектара из графства Божоле он вздохнул и решительно поставил запотелую чарку на стол.

— Что ж, ваша милость… не стану скрывать, видал я несколько раз гномье оружие, хоть и издали. А пару мест даже доподлинно помню — частенько прохожу мимо, они у меня вроде ориентира, — Ридд задумался, почёсывая подбородок перенятым у Питта жестом. Да он сейчас и был им, словно надел на себя манеру вести себя этого выглядящего недалёким увальнем десятника. — Но вот взять их и при том не отдать демонам душу? Хм-м…

После второй чарки разговор пошёл легче. Ридд сразу предупредил, что попробовать он попробует. Но!

— Нет-нет, тут дело вовсе не в цене, ваша милость. Мне нужно будет изготовить кое-какую оснастку, сварить некие зелья — но многое из того под запретом.

В голубых, как у маменьки, глазах барона любопытство и азарт боролись с осторожностью.

— Нарушать закон не хотелось бы, мастер Ридд, — наконец, нехотя процедил он.

Но Ридд не согласился. Какой такой закон, ваша милость? Короля нет, и неизвестно ещё, когда будет — а потому единственный сейчас закон это вы сами!

— В общем, это всё я проделаю сам и втихомолку, но мне нужно подтверждение ваших полномочий, — закончил Ридд, между делом наливая третью чарку ароматного и лёгонького белого вина, которое пилось легко и вкусно, как родниковая водичка.

Проговорил и осёкся. Потому что барон, давненько уже вертевший на пальце родовое кольцо с синим как и его глаза сапфиром, вдруг решительно сдёрнул его и положил на стол. На самую середину. Молча.

Миг-другой парень недоверчиво разглядывал это объявившееся посреди стола (как раз меж чарками) свидетельство неслыханного доверия, и только потом поднял взгляд на собеседника.

— Что ж, первое препятствие разрешимо, — вздохнул он, пока не трогая драгоценную безделушку.

Вопрос оплаты уладился, к удивлению самого парня, чрезвычайно быстро. Барон ничуть не возражал, если сам Ридд возьмёт себе один клинок по своему выбору. И даже обещал посодействовать, чтобы имеющий королевский патент старенький магик из его замка втихомолку выучил молодого жулика кое-каким основам своей науки. В самом деле, времена нынче смутные…

Он некоторое время цедил вино, сейчас едва чувствуя его аромат. И даже возблагодарил небеса, что барон при всей его проницательности Даром не наделён ни в малейшей степени — и неспособен сейчас узнать, с какой же скоростью билось сердце Ридда. Хотя весь вид парня и говорил о задумчивости, на самом деле он волновался так, как не приходилось уже давненько.

— Даже с хорошим оснащением мне в одиночку не справиться — там столько наверчено всяких ловушек магического и обычного толка! Нужен мне в напарники ещё некто, обладающий воистину змеиной гибкостью и ловкостью. Нет ли случайно у вашей милости на примете хоббита-циркача, на которого можно так надавить, чтоб он согласился добровольно сунуться в старые подземелья? Туда, где оживший скелет или привидение встретить куда легче, чем крысу.

Вот что барон умел, так это владеть лицом, тут Ридд немного даже позавидовал. В голубых глазах едва ли сменилось выражение, а уж на лице собеседника и вовсе не дрогнула ни одна чёрточка.

— Удивительное совпадение, мастер Ридд, — наконец заметил он негромким голосом. — Странно, просто поразительно — есть у меня кое-кто.

О, рыбка уже затронула наживку! Чудненько, просто даже замечательно! Ридд с азартным ага! потёр ладони и поспешил налить по-новой, старательно скрывая нетерпеливый блеск глаз.

— Только не хоббит, а эльф.

Рука парня с замершим в ней кувшином так красноречиво замерла на полпути меж чарками, уронив с горлышка светлую каплю, а челюсть его так отвисла, что лучшего способа изобразить удивление он даже и придумать бы не смог. Великое дело импровизация…

— Эльф? В вашем городе? Чудные дела, — Ридд старательно сделал вид, будто призадумался и даже засомневался. — А вы сможете уломать этого акробата полезть в обитель мертвецов?

На лице барона промелькнула снисходительная улыбка.

— Смогу. Не акробат, а взломщик — и он знает, что с ним будет, если на первый раз ему отрежут уши и нос, а затем прижгут калёным железом. В подвалах банка позавчера поймали.

Да уж, с недоверчивым видом покивавший Ридд тоже знал. После таковой процедуры даже самый искусный целитель или маг не отрастит болезному утерянные части тела. Да и в банковских подвалах, где в арендованных именных сундучках он держал кое-что из своей добычи, тоже бывал частенько. Господа банкиры там так понамудрили с защитой, что частенько ошибались и сами, отчего немало пугались и с ними иногда даже происходил мокрый конфуз.

— Только не эльф, а эльфийка… — выдал последнюю поправку барон.

Нет, определённо, в роду у маменьки-ведьмы или же папеньки-барона наверняка имелись если не высококлассные лицедейки из королевской оперы, то уж недюжинной силы барды точно! Потому что Ридд, в это время прихлёбывавший из своей чарки и смаковавший действительно великолепное вино, поперхнулся настолько красиво и оглушительно, что забеспокоился даже подчёркнуто невозмутимый барон.

— Ох, прошу прощения, ваш-милость, это коварное винцо таки ударило в голову, — прокашливавшийся Ридд скорчил такую кислую мину, словно перед этим пил не прекрасное божоле, а разбавленный виноградный уксус. — Почудилось, будто у вас эльфийка-взломщица есть…

— Не почудилось, — сухо заметил уже овладевший собой повелитель замка. Брезгливо он вытирал забрызганную руку и кружевную манжету добытым из рукава платочком и сейчас оказался весьма кстати отвлечён именно на это.

Так, кажется, тут следовало изобразить паузу и тяжкие раздумья… но потом Ридд тряхнул головой, словно отгоняя невесёлые или досужие мысли.

— Безобразие какое-то! Но уламывать ту остроухую бестию будете сами, ваша милость. А мне придётся ещё и амулет с защитой от чёрного заказывать, — он снова сердито поморщился и украдкой, но стараясь, чтобы барон то всё же приметил, брезгливо сплюнул в сторонку. — Баба-напарница? Ох, пресветлый Динас и пресвятой Шамот, как же низко я пал!

Стоило признать, все достойные балаганных лицедеев ужимки и старания Ридда принесли свои плоды — барон принялся мягонько, осторожно его убеждать. И даже увещевать… но в конце же концов, не камень человеческие сердца? Да и вновь наполнились чарки чудесным нектаром графства Божоле.

Короче, Ридд хоть и позволил в конце концов себя уговорить, но всё же ушёл от барона в крепко расстроенных чувствах. Потому что уже когда последний раз поднимались чарки за успех всего мероприятия, барон вдруг ненавязчиво и задушевно поинтересовался — а не имеется ли у мастера Ридда родинки вот в этом самом месте на правой ноге?

На этот раз парню изображать удивление даже не пришлось. Потому что на виски выступила холодная испарина, а успокоившееся сердце снова пустилось вскачь бешеным галопом. Да, да, да — была у него там родинка. Однако со временем обнаружилось, что когда пришла пора садиться в седло и овладевать нелёгким искусством верховой езды, то место очень сильно натирало. И ночью, за горсть серебра один такой себе бродячий целитель-без-патента сковырнул мальчонке родинку — да так ловко, что даже и следа не осталось…

— Никак нет, ваша милость, не имеется, — ответил Ридд, изо всех сил надеясь, что его волнение всё же осталось незамеченным.

Но поскольку удивление и даже недоумение на породистом лице собеседника написаны были просто огромными буквами, парень отодвинул чарку и хмуро вылез из-за столика.

— Чтоб на будущее не было никаких неясностей и недомолвок, — заметил он в полыхнувшие удивлением глаза и принялся расстёгивать ремень, а затем и шнуровку на брюках.

Он прекрасно догадывался, откуда у барона таковые сведения — но вот откуда старушка-баронесса могла знать о том, что происходило совсем в другом краю королевства много лет назад? "Ох, зря, барон — ты ж почти подписал своей матушке смертный приговор" — некстати промелькнула в немного шумящей от вина голове шальная мысль. И хотя она, казалось, улетела прочь, однако на самом деле крепко затаилась где-то недалеко, в полутёмном уголочке памяти…

Огненный глаз светила поднялся в высшую точку своего дневного пути и сейчас рассматривал город и округу жарким, ревнивым взглядом. Впрочем, здесь, в тени арки городских ворот и на ветерке, оказывалось вполне терпимо даже в доспехах — потому десяток стражи ввиду совершенно безлюдного часа лениво перебрасывался давно поднадоевшими немудрёными шуточками и неприкрыто мечтал о конце смены, когда можно будет наконец скинуть с себя опостылевшее железо и освежиться хорошим запотевшим келихом тёмного эля или даже кое-чем покрепче. А затем… что там затем, разморенные жарой и бездельем солдаты додумать не успели. Потому что из тесноты города к воротам вышла самая странная парочка, каковую они только когда-либо и видали.

По булыжной мостовой, спотыкаясь и неловко оступаясь на выбоинах, ковыляла стройненькая девица весьма недурственных, стоило признать, пропорций. За руку её вёл разбитной и весёлый парень, при одном виде которого руки солдат сами собой потянулись к поясам — кто погладить рукоять оружия, а кто и проверить целостность кошеля.

Но самое диковинное заключалось в том, что лицо и голова этой девицы оказывалось замотанным таким слоем лекарской корпии, что рассмотреть её не было ни малейшей возможности.

— Что ж ты с девкой-то сделал, изувер? — хмуро поинтересовался перегородивший им путь десятник.

И тут сопровождавший бабёнку парняга в долгополом плаще и с тростью выдал такую историю, что солдаты ещё долго удивлялись и качали пропотелыми под шлемами головами. Оказалось, это пейзанка из Малой Кречетовки, что за дальними виноградниками. Спросонья она плеснула водой на раскалённую сковороду с маслом. Понятное дело, брызнуло так, что целитель едва и глаза-то спас. Но потом строго-настрого повелел повязки пару дней не сымать — и девка на эти слова согласно покивала замотанной головой, даже что-то такое замычала тоненьким от боли голосом…

— Вот и веду её обратно в Кречетовку, да не за просто спасибо, — парень при этих словах так многозначительно ухмыльнулся и подмигнул серым глазом, что солдаты понятливо усмехнулись, а десятник перед тем, как освободить путь, окинул стройную фигурку взглядом и молодецки подкрутил ус.

— Да уж, я б с такой пару ночей просто не слезал бы, — вдумчиво заметил он вслед осторожно пробиравшейся прочь по дороге парочке, а затем вскинулся в почти охотничьей стойке при виде вывернувшей сюда из переулка повозке Сима-пивовара.

О, это совсем другое дело! Есть шанс стрясти лишнюю монетку-другую — всему десятку на вечерний эль. А ну, стой, стой, деляга…