Золотой Лис. 1-2 часть

Глава 18. Гроза

Массивное, тяжёлое боевое копьё нерешительно качнулось в руке солдата.

— Это приказ! Бей в брюхо! — голос барона Шарто не оставлял простора для раздумий или нерешительности.

И крепкий солдат с переменившимся лицом и коротким ыхх! стремительно ударил копьём своего повелителя, облачённого лишь в тонкую, изящную и какую-то даже несолидную кольчужку. Он не зажмурился от страха или обречённости, как обычно делают новобранцы или мямли. Не провёл укол в полсилы или чуть вкось, не дрогнула его рука.

Но барон лишь пошатнулся, когда диковинная, мягко переливающаяся жемчужными сполохами защита с презрительным звяканьем отбросила калёное копейное навершие, любую другую кольчугу пробившее бы на пол-локтя в глубину. А потом поморщился легонько и помассажировал ушибленное место.

— Очуметь… — наблюдавшие за этой сценой другие солдаты не сговариваясь сотворили над собой охраняющий знак.

И то сказать, по вечеру сбежавший вниз на двор барон вдруг потребовал, чтобы его обновку проверили — да на совесть. В принципе, ничего такого в том не было. С той лишь разницей, что сюзерен повелел испытать кольчугу не на специально для той цели поставленном у дверей кузни манекене и даже не на притащенном баране.

Но диковинная, невесть откуда взявшаяся бронька оказалась на диво прочной. Напрасно соседский маркиз дю Фрембо иззубрил о ту двуручный меч — барон лишь покачивался под ударами, словно зачарованный исполин прошлого. Не принёс успеха и массивный боевой топор, которым, поплевав на руки, плечистый сержант пару раз от души приложил своего повелителя и благодетеля. В принципе, ожидаемо — рубящий удар даже и плохонькую броню не пробивает, лишь сминает. Был бы подкольчужник или потник надет хороший…

Но здесь оказалось что-то уж очень замудрёное. Ведь хороший удар копьём в упор ни одна кольчуга не выдержит, тем более без защитных пластин и накладок! Но мелкого и непонятного плетения работа неведомого мастера, сидевшая на бароне как влитая, просто наплевательски отнеслась ко всем на её целостность посягательствам.

— Осталось последнее испытание, — как и когда на тесном замковом дворе, уже наполовину погрузившемся в вечерний полумрак, появилась баронская златокудрая пассия, не приметил никто.

Однако в ладонях её обретался гномьей работы арбалет, и дужка его сияла гневным чаровным светом — а вот это уже было куда как опасно. Ещё помнили солдаты и многочисленные зеваки, как эта ладная девка недавно одним выстрелом с расстояния почти в лигу высадила в небеса барку пришлых якобы купцов, задумавших то ли мор на город пустить, то ли ещё какую пакость. Громыхнуло так, что от того немаленького корыта одни обгорелые досочки и разлетелись…

Синие глаза барона с интересом и недоверием уставились в непонятные, зелёные и спокойные озёра девицы. Не дрогнув выдержали этот взгляд красотки, демонстративно положившей на сгиб локтя взведённое и готовое к выстрелу оружие. Что ж, всё верно рассчитала стервочка — барон ни за что не выкажет страха или сомнений перед своими людьми и несколькими собравшимися здесь же дворянами из числа своих рыцарей и прибывших соседей. Да и что-то уж больно симптоматично дрогнула штора в окне будуара госпожи баронессы. Но гномий арбалет с зачарованным на лотке болтом?

— Что ж, Меана, надеюсь — тебе не придёт в голову стрелять не в кольчугу, а промеж глаз нашей милости, — голова барона медленно, степенно кивнула. А затем он распорядился в сторону. — Всем отойти чуть подальше!

Солдаты и уже примерно сообразившие последующее дворяне проворно отхлынули в стороны, и вот на замковом дворе остался напружинившийся, чуть хищно наклонившийся вперёд барон. А напротив него на удивление спокойная, безмятежная девица в практичного покроя брючках и куртке, куда более подобающих простолюдинке из ремесленниц, нежели этой изящной постельной ляльке.

Миг-другой напряжённого ожидания, и с тихим шорохом недвижно стявшая Меана исчезла. Лишь взлетела с каменных плит щепотка пыли на том месте — а эта непонятная девица обнаружилась уже в дальнем углу двора, почти под угловой башней. И вот оттуда, почти не целясь, она навскидку с бедра, сухо и даже как-то буднично щёлкнула зачарованным гномьим арбалетом…

Глухой удар и многоголосое ахх! раздались почти одновременно — напряжённо замерший барон кувыркаясь отлетел назад словно после отмашки невидимой исполинской лапы. В неяркой вспышке на груди его будто распустился огненный цветок, и вельможу унесло в угол двора. К счастью для барона (и несчастью зеленщика) там как раз обреталась телега торговца, недавно привезшего на кухни свежую зелень — и вот в это-то ветхое сооружение на колёсах здоровенный мужчина влетел с треском и грохотом.

Почтительно и с испугом наблюдавшие это событие потом вразнобой утверждали, что обломки телеги взлетели как бы не выше замковых стен. А запряжённого в неё одра убило не иначе как испугом, уж осмотренная потом шкура того не пострадала. Но как бы то ни было, груда щепок и деревяшек почти тотчас же зашевелилась — и из неё, к немалому облегчению зрителей, выбрался живой и невредимый барон.

— А ведь, и на этот раз не промахнулась, — ухмыльнулся он и страдальчески почесал место на левой стороне груди. — Точно в сердце нашей милости, не хуже ихних лесных остроухих стрелков.

Собравшиеся наблюдатели бросились поздравлять и недоверчиво ощупывать отряхивавшегося от щепок мужчину, наперебой восхваляя его действительно немалую храбрость и иногда бросая на замершую в противоположной стороне девицу неприязненные взгляды. А кузнец после пристального осмотра господской кольчуги громогласно объявил себя полным неумехой, после чего науськал испуганно жавшегося к ноге Тобика. Но пёс уже давно знал свою работу, всё-таки не впервой проделывал подобные шутки. В несколько мгновений он вынюхал среди обломков телеги согнувшийся и с лопнувшим наконечником арбалетный болт, после чего коротким взлаиванием привлёк к нему внимание. Залитая в изделие волшба выплеснулась напрочь, без остатка — и тут даже самые прожжённые скептики признали, что диковинная кольчуга барона Шарто обязательно войдёт в легенды.

— Дорогу, бездельники! — повесившая уже арбалет на плечо девица бесцеремонно растолкала солдатню и дворян.

Вот же демонское семя — это ещё надо суметь себя так поставить, чтоб никто и пикнуть в ответ не посмел! Если вояки расступились весьма быстро, крепко соображая, что от фаворитки их милости барона поиметь неприятности это плёвое дело, то потомки более знатных родов освободили путь хоть и с ворчанием, но чуть позже, пытаясь хоть как-то сохранить лицо. Уж как эта девка умеет одним взглядом ставить любого на место, ещё и поучиться у неё стоило бы…

А красавица пристально глянула на неповреждённую и равнодушно переливающуюся сполохами металлическую ткань, даже погладила её ладонью и недоверчиво покачала головой.

— Кольчуга достойна самого короля! — объявила она окончательный вердикт и, напрочь проигнорировав перекосившиеся в изумлении лица, прилюдно одарила улыбнувшегося барона нежным поцелуем в щёку.

Потому и понятно, что наверх, в хозяйские покои барон поднимался с весёлой улыбкой, с трудом сдерживая себя, чтобы и вовсе не помчаться вприпрыжку наподобие неприлично резвого мальчишки. Возле будуара матери барон притормозил свой больше похожий на бег стремительный шаг и жестом отправил сопровождавшего его оруженосца обратно.

— Это больше похоже на чудо, матушка! — клянусь пресвятым Динасом, улыбка барона в это мгновение сияла ничуть не тусклее заходившего солнца.

Не сразу он взглядом обнаружил в комнате баронессу, которая всё ещё стояла прислонившись к стене у окна и скрестив руки на груди. Но всё же, хотя волнительная бледность ещё не покинула её щёк, мать не смогла не улыбнуться восторгу сына.

— Признаться, я чуточку струхнула, когда эта остроухая… — баронесса всё же не стала разливаться подобно весеннему половодью о своих извечных женских печалях. Но убедившись взглядом, что дверь наружу прикрыта плотно, она тронула замечательную защиту сына и даже позволила тому в свою очередь подарить себе сыновний поцелуй в неизменно пахнущую лавандой щёку.

И всё же, во взгляде барона Шарто столь отчётливо просвечивало ожидание, что мать поневоле отошла, не выдержав одного лишь ожидания — весьма тягостного — предстоящего разговора. Ибо час назад вручив сыну полностью готовую кольчугу, уставшая донельзя женщина опрометчиво пообещала ему после проверки осветить подробности появления у неё столь необычного и даже откровенно волшебного изделия.

Она уже знала, что сейчас произойдёт в этой комнате. И как ни хотелось прервать всю тягомотность этого ожидания, баронесса удручённо покачалась в своём кресле, словно набираясь решимости. Погладила всё ещё нывшие натруженные руки и лишь затем подняла взгляд.

Он стоял у дверей, такой красивый и мужественный. Готовый к испытаниям и лишениям — и даже к тяжести королевской короны. Но готов ли он полностью? Что ж, сейчас это должно было хоть отчасти проясниться. Женщина легонько вздохнула и извлекла из выреза символического декольте плоскую, выстеленную изнутри бархатом коробочку, в которой ещё несколько дней назад хранилось безжалостно оттуда выкинутое ожерелье, и с холодком в душе отщёлкнула крышку.

Стоило отдать должное молодому дворянину, он понял всё с одного взгляда. Ведь гномьи вязальные спицы даже полный неуч в этих делах признает сразу. А откуда они объявились, то после недавних событий уже и вовсе не ахти какая загадка… улыбка сползла с лица барона, уступив место столь непривычной в здешних полуденных краях бледности. И поскольку далеко не сразу задыхающийся от ярости мужчина сумел найти нужные слова, мать в самый последний момент сумела перехватить инициативу.

— Надеюсь, сын мой, вы когда-нибудь оцените, на что же пошла ради вас мать, — голос её дрожал. Но вовсе не от страха или неуверенности, как предположил бы кто-нибудь плохо знавший эту женщину — от с трудом сдерживаемой силы.

И всё же, у барона и полновластного повелителя земель достало твёрдости уточнить — идея сделать замечательную волшебную кольчугу тоже принадлежала некоему мастеру Ридду?

— Именно так, сын мой, — женщина в кресле покачнулась и отвела смятенный взор в сторону. — А на следующее утро у меня появилась мысль сделать твоей королевой прекрасную эльфийку и тем ещё сильнее упрочить положение…

Стоило тут заметить, барон оказался далеко не первым, кто крепко призадумался — а уж не сошёл ли с ума этот далеко не самый худший из миров? Правда, следом пришла несколько иная мысль того же плана.

— И как вы думаете, маменька, крепко ли сидит на плечах моя голова? Или, к примеру, ваша — если этот Ридд доведается об истинной первопричине его несчастий.

Но тут оказалось, что состязаться в мастерстве интриги с матушкой сыну ещё рановато.

— А он наверняка уже знает, — чуть слишком поспешно отзвалась баронесса. — И учитесь сын мой — король должен уметь управляться со своими вассалами, причём с весьма немалым талантом. Ведь монарх сам по себе лишь символ, да будет вам то известно. Он могуч своими приверженцами, порою обладающими силой урагана…

С нескрываемым удовольствием барон услыхал затем, что известие об отсутствующей родинке едва не сбило с толку одну весьма неглупую женщину. Но стоило ей, весьма прославившейся на поприще живописи и потому до сих пор обладающей опытным глазом, пристально всмотреться сквозь крохотную щелочку в отодвинутых шторах, как некий прохвост садится в седло…

— Этот мастер Ридд до сих пор, залезая на коня, безотчётно опасается за то самое, предсказанное мною место, словно родинка ещё есть. А как он от неё избавился, то уже дело давнее, — вымолвившая эти стоившие ей немало душевных сил слова женщина не выдержала. Встала, и шаги её оказались заглушены прилежно расстеленным слугами толстым ковром.

— Но какое то всё имеет значение? — барон не видел тут ровным счётом никакого достойного ответа, но всё же задал вопрос из чисто праздного любопытства.

И тут маменька взглянула на него шаловливо, искоса, с хитринкой во взоре и той улыбочкой на сухих устах, коей сын всегда боялся едва ли не больше, чем кинжала в спину или яда в бокале.

— Как говаривал один знакомый нам обоим человек… у вас есть, чем купить эти сведения?

На миг барону показалось, что он ослышался. Во всяком случае, изящный будуар баронессы ощутимо качнулся перед глазами в тот момент, когда дрожащая рука рванула ворот и бессильно обмякла, наткнувшись на несокрушимую прочность кольчуги. Да вот только, сейчас материнская любовь душила его как ничто иное…

— Поверьте, матушка — есть. Хотя и не уверен, выдержите ли вы то известие, — крепкий, недюжинной храбрости молодой мужчина, буквально только что смотревший почти что верной смерти в лицо, бессильно сполз по стене, безжалостной сталью кольчуги обдирая с неё шёлковые обои.

Баронесса оказалась заинтригована. Настолько, что заметила вслух — теперь она не отступит ни за что на свете.

— Недавно скончавшийся король Арнед третий так и не смог в своё время разрешить загадку — отчего это в столичной галерее славы, которую украшают гербы и символы знатнейших родов, так и не погас сиянием перевёрнутый было в знак траура и прерывания династии боевой щит баронского рода Фернандо!

Свет медленно померк в глазах барона, а рука его снова и снова рвала неподатливый ворот кольчуги. Воистину, воссиявший свет истины порою омрачает взор глаз!

— Так вы хотите сказать, матушка…

Голос баронессы взвился торжеством разобравшегося во всех загадках разума.

— По возрасту — подходит. По внешности — вылитый барон Фернандо, уж мне ли его не помнить? Тот бравый вояка из вотчины портвейна в своё время крепко приударял за мной, хотя я и отдала сердце вашему будущему отцу, сын мой. Ведь что говорит логика? Отбрось невозможное — и то, что останется, пусть даже самое невероятное, и окажется истиной!

Слова баронессы били словно океанские валы в утлое судёнышко. Беспощадно и мерно, они безжалостно срывали с прошлого все трудолюбиво наверченные им покровы тайны. Один за одним они отлетали прочь, сорванные безжалостною рукой.

— Манеры и поведение можно привить, сын мой. Платье можно купить, произношение божоле выучить. Но благородный и возвышенный склад ума, который проявляется в трудные минуты? Взгляд и помыслы, которые блистают подобно молнии в ночи?

Почти беспомощно сын внимал поведанной матерью истории, как после казни мятежного вельможи и обоих его сыновей обнаружилось, что вопреки стараниям палачей, древний род всё же не угас.

— И как я ни размышляла над тем случаем, но приходилось признать, что единственной возможностью продолжения рода по мужской линии оказывалось то, что незаконнорожденный отпрыск барона Фернандо всё же уцелел после уничтожения выжженного до скального основания форта!

Каждый образованный дворянин королевства хотя бы в общих чертах знал генеалогические деревья и истории древнейших родов — но эта поведанная матерью история заставила уже откровенно сидевшего на ковре барона Шарто крепко призадуматься. Как же странно оказывалось наблюдать этот луч истины, высветивший вдруг разгульные и полные страстей события прошлого. Идти вдоль него, наслаждаясь выпавшей редкой возможностью оказаться если не очевидцем и свидетелем, то одним из немногих знающих… и узнанное молодого человека просто потрясло.

— Воистину, маменька, мы приобрели страшного врага. Пока Риддерик уверен, что я на троне буду наименьшим из зол… да нет, что я говорю? — барон оставил без толку терзать рукой ворот и обвёл будуар затравленным взором. — Пока он считает, что королевству нужен король, это может и перевесить сомнения. Но если его оскорблённая мужская честь возобладает над доводами разума, мы в тот же миг окажемся обречены.

Уж ни сын, ни мать не обманывались насчёт головорезских талантов молодого бастарда, вдруг оказавшегося единственным носителем древней крови — школа мэтра Фуке и её ученики славились на всё королевство. А по слухам, и далеко за её пределами.

— Согласна, сын мой, я немного перегнула палку со своей маленькой женской местью. Ведь… ведь однажды он навеял мне чудесный и пугающе яркий сон, в котором я изменяла твоему отцу сразу с парой эльфов — мало того, я проделывала то с удовольствием и просто пугающим бесстыдством!

Синие и так напоминавшие отца глаза сына на миг прищурились — и вовсе не от того, что их слепило вечернее солнце — его уже сменила первой восходящая в эту пору года золотисто-рыжая Соль. Уж подобные откровения из уст матери мало того, что оказывались совсем непривычными — они наглядно показывали, что женщина дошла до предела. А касаемо сна… извечный и неизбывный мужской цинизм безошибочно подсказывал молодому барону, что то всё хоть и симптоматично, но в лучшем случае просто забавно. Понравилось маменьке лакомиться и в то же время не согрешить — пусть её.

— Надо будет с целителем переговорить насчёт снов по заказу или даже сценарию, — прошептал он, старательно пряча так и лезшую на губы ухмылку.

И всё же, как ни была погружена в свои мысли баронесса, она встрепенулась от этих легчайших сотрясений воздуха.

— Вы что-то сказали, сын мой? — в голосе её слышалось непритворное внимание.

— Я к тому, матушка, что вы, похоже, заигрались, — вслух произнёс молодой человек, со вздохом поднимаясь на ноги.

К услугам барона не оказалось верного оруженосца, пособившего бы снять наконец с дворянских плеч тяжесть кольчуги — но он кое-как справился и почти сам. Почти, ибо мать безошибочно знала, что и где следует потянуть в этой ничуть не протестовавшей против её прикосновений волшебной металлической ткани.

— Что ж, маменька — теперь пришло время расплаты. В смысле, за некоторые, стоило признать, просто потрясающие откровения, — голос барона обличал удовлетворение. И наверняка не столь избавления от кольчуги, сколь от предстоявшего… в нескольких словах барон скупо поведал, насколько же велико оказалось его изумление однажды ночью, когда некая Эльфийка вдруг воспылала прямо-таки сверхъестественой страстью к нему и всерьёз вознамерилась её утолить, юркнув в некую широкую постель под пышным балдахином.

— Но ошибочно считать мужчин всего лишь похотливыми самцами, матушка! Я был тогда просто в ярости и отхлестал Меану по щекам — настолько, что у неё пошла носом кровь. Всё-таки, перворождённые куда хлипче нас, людей, — с еле заметной издёвкой произнёс молодой человек, наслаждаясь зрелищем в ужасе отступавшей под каждым словом матери. — Именно те пятна на простынях вы, маменька, потом и приняли ошибочно за свидетельство… несверлёная жемчужина стала вполне объезженной кобылицей, да? Кажется, так вы говорите?

Затем барон поведал, что пришлось ему лично, без помощи слуг, вызвать в свою опочивальню полусонного целителя, дабы унять кровотечение — и уж он-то и обнаружил, что девица до бровей накачана любовным зельем. Настолько, что даже самый строгий глас разума или сердца просто тонул под зовом плоти и сжигающим чресла жаром…

Баронесса едва не села мимо кресла, настолько велико оказалось охватившее её изумление.

— Мне пришлось извести целый кошель так непросто доставшегося серебра на редкие снадобья и ингредиенты. Но старый маг-целитель всё же справился, вывел заразу из крови. И потом мы с Меаной всего лишь поддерживали видимость пылких любовников. Так что, мне теперь есть, чем оправдаться перед… мастером Риддом, если ему угодно скрывать и дальше своё имя, — обличающий перст молодого барона неожиданно указал на мать. — Но вы, вы, маменька! Я не спрашиваю, как могла родиться в вашей голове столь неслыханная мерзость. Я спрашиваю иное — осознаёте ли вы, сударыня, насколько неубедительно держится сейчас голова на ваших плечах? И мастер Ридд тут ни при чём!

Даже если бы здесь и сегодня оказалось бы мало одного только смысла этих воистину убийственных слов, то стоило бы убояться одного лишь голоса, прозвучавшего в будуаре баронессы. Рыка молодого льва, наконец осознавшего свою силу. Сильного и великолепного зверя.

— И последнее, госпожа баронесса! Да-да, вы не ослышались — сейчас я говорю с вами не как с матерью. Ни этой ночью, ни завтра мы с вами не отправимся покорять Нахтигейл и королевский трон! Пока угрожает опасность моим землям и моим людям, я их не оставлю.

На реке, прихотливым изгибом русла обвивавшей почти самые стены замка и тем самым образовывавшей дополнительную защиту, уже стояла у пристаней фелюга с верными людьми, готовая в любой миг отчалить и направиться вниз по течению, в самое сердце расположенного на полуночь королевства. Всё уже было решено и обговорено на сто кругов, но именно последние события с наступлением войск соседского графа Мейзери — а пуще того, иные, прозвучавшие в ночи признания — этого хватило молодому барону, чтобы поменять свои планы…

— Корона и трон никуда не убегут, кто бы ни тянул к ним свои лапы. Но вот дурным бы я был сюзереном, если бы позволил обидеть народ, вверивший мне свои судьбы!

И настолько убедительным оказался верно подобранный в соответствие со словами тон, что несчастная женщина съёжилась в своём кресле, словно уличённая в краже варенья и получающая за то нахлобучку девчонка из прислуги. Облитая беспощадным лунным светом ладонь вдруг заскребла ноготками по лакированному дереву подлокотника, а затем неуверенно оказалась поднесена к лицу.

— Ох, погодите, сын мой… дайте же немного прийти в себя. Мятные капли, пузырёк второй слева на полочке, — подсказала женщина синеющими губами, неожиданно для себя оказавшейся поражённой крушением планов и надежд в самое сердце.

Сверля женщину недоверчивым взором, барон всё же не отказал матери в этой легко могущей оказаться и последней просьбе. Но и в самом деле, почтенная госпожа баронесса цветом лица сейчас что-то подозрительно напоминала покойницу. И лишь когда он не считая капель плеснул в чарку зелья и, кое-как разболтав с водой напоил мать тошнотворно-вонючей смесью, лишь тогда в будуаре воцарилось относительное спокойствие.

— А вы достойный сын своей матери, — некоторое время спустя заявила женщина уже обыкновенным, спокойным голосом.

И сын снова, в который уже раз восхитился ею. Да уж, старая школа! Закалка ещё та, нынче таковое в диковину…

В дверь с внутренней галереи словно кто сыпанул пригоршней сушёного гороха — то Эльфийка изобразила ноготками своё неподражаемое постукивание. И спустя некоторое время подавленного внутри молчания, после повторного стука створка приотворилась, и в будуар заглянуло мерцающее магией рыльце арбалета.

Эльфийка — вернее, её лицо — обнаружилось вовсе не там, где его искал взгляд. Низко, над самым полом блеснул вечной весной зелёный взгляд, то по неискоренимой привычке не подсталяться перворождённая проверила комнату на предмет неприятных сюрпризов. Миг-другой, и в будуар уже обычным манером втекла и она сама.

— Милый, я так скучаю по тебе, — чуть капризным тоном уже надувшей губки красавицы заявила вошедшая, но сурово насупившийся барон остановил её одним судорожным подёргиванием щеки.

— Оставь эти ужимки, Меана — я открыл матушке всё величие её рухнувших планов.

— Вернее, всю мерзость, — вошедшая привычно обследовала будуар, зачем-то даже проскользнула через приотворённую дверь на балкон. И хотя задержалась там ничуть не дольше обычного, внутрь вернулась уже собранной, с дерзким взглядом глаз. — А жаль, барон, что не позволишь развалить ей горлышко — от уха до уха. Или хотя бы заточить в башню. Эта леди ведь не смирится и не успокоится никогда.

Барон мрачно покивал — уж с последними словами Меаны он был согласен полностью. Даже если весь свет рухнет и провалится в царство вечной тьмы, то и тогда почтенная баронесса Шарто будет строить интриги, которые с необычайной лёгкостию будут сотрясать любой из миров. Вот уж, уродится же такая… впрочем, само по себе это неплохо — лишь бы суметь направить эту изощрённую силу в полезное русло…

— Я не говорю о морали, госпожа баронесса, уж таковое вам неведомо в принципе. Я говорю о том, что будущее королевство нельзя строить на таком зыбком фундаменте, как ложь. Неужели пример с Марго вас ничему не научил?

Странное дело! Баронесса промолчала и на этот раз, лишь плотнее стиснулись её губы. Уж историю о старом короле, взявшем в супруги молодую красавицу Маргариту против её воли — равно как и способ, коим та отплатила — эта интриганка знала назубок. Всё верно, даже слабая женщина способна иной раз отомстить так, что мало не покажется.

А барон отвесил матери лёгкий ироничный поклон, после чего изысканно предложил руку своей спутнице и телохранительнице.

— Пойдёмте, леди Меана? Клянусь моей милостью — завтра предстоит непростой день.

Они уходили. Легко и непринуждённо шествовали по залитой мятущимися огнями галерее, сильные и красивые, и полный бессильной горечи взгляд почтенной баронессы изливался им вослед. Солдат снаружи с почтительным покашливанием прикрыл дверь в будуар, разом отрезав это прекрасное и немного печальное зрелище.

И лишь сейчас сквозь стиснутые зубы женщины вырвался наружу еле слышный, полный безотчётного отчаяния негромкий вой…

Со скрипом ещё раз провернулись блоки. Натянутые до басовитого звона канаты напряглись и на последнем изнеможении подняли тяжеленный каменный блок к верхней отметке.

— Хватит! — командовавший требучетом грязный сержант дал отмашку, и круторогие волы, натягивавшие сложную систему тросов для поднятия груза, остановились с глухим посапыванием.

Соседи тоже справились, и сержант осторожно выглянул в сторону города из-за невысокой каменистой гряды. После захлебнувшегося вчерашнего штурма, когда с одной из башен вдруг стали стрелять чем-то уж очень смертоубойным и подожгли одно осадное орудие, позицию пришлось перенести сюда, под защиту естественного скального осбразования.

Сержант ухмыльнулся, и в ожидании команды быстро набил трубочку. Вот вам полное преимущество в позиционной войне навесного огня над настильным, дамы и господа! Отсюда, хоть и на почти предельной дистанции, всё же можно посылать обороняющимся гостинцы по крутой изогнутой траектории и обрушивать их на дурные головы горожан. А обороняющиеся оказывались бессильны со своими заряженными магическим огнём баллистами, стреляющими почти по прямой. Мало того, даже если бы в городе обнаружился толковый боевой чародей, даже он не смог бы поразить позицию графских артиллеристов огненными шарами или молниями.

Командир требучета придирчиво осмотрел длинную кожаную петлю, в которую вот-вот надлежало определить заряд, и кивнул — порядок. Хоть и осталось орудий всего три, но и с этим можно наделать хороших делов…

— Зажигательными… зажигательными… — словно огонь по шнуру прибежала по короткой цепочке команда, и сержант поспешил погасить и выбить почти выкуренную трубку.

По его скупому жесту двое солдат прикатили маркированный ярко-алым бочонок с крепкой начинкой и с натугой приподняли, вложили его в уже готовую кожаную петлю. Сержант лично сорвал вощёный предохранительный колпачок со скрученного фитиля и замер, глядя на сломанное деревцо позади позиции, где сигнальщик уже задрал руку, требуя внимания. Три… пять… сержант принял поправку своему орудию и рычагами выставил её на незатейливой прицельной системе. Ещё раз он окинул заряженный требучет взглядом — всё готово, а рядом уже маячил щуплый солдатик с чадящим факелом.

Сигнальщик подал команду поджигай четыре! и командир требучета лично, складным ножом укоротил фитиль до четвёртой отметки и проследил, чтобы кончик занялся от огня с ярким, вонючим и брызжущим искрами шипением.

Всё, теперь даже сам их сиятельство граф не смог бы отменить стрельбу. Сержант проворно подбежал к боковой перекладине, где над толстой изрубленной колодой уже дрожал натянутый до звона канат. И острым, неотлучно обретавшимся в чехле на поясе топориком размашисто и чуть наискось рубанул его.

Освобождённый каменный блок весом в три ласта (около 2,5 тонн — прим. авт.) с сотрясшим землю ударом рухнул на короткий конец массивного дубового рычага. Длинная часть крутанула коромысло, а закреплённая на противоположном конце кожаная петля размашисто и с пугающей лёгкостью зашвырнула окутанный дымом бочонок в утреннее небо.

— Хорошо пошли, кучно, — одобрительно ухмыльнулся сержант, из-под прикрытия ладони наблюдая за дымными траекториями устремившихся в небо чёрных точек.

Вот они залетели на самый верх и, казалось, едва не подшибли низко пролетавшую любопытную тучку. Но там их полёт не закончился — бочонки с затаившейся внутри огненной смесью изогнули свой полёт и устремили его вниз, к столь притягательной земле. Только, теперь под ними оказался раскинувшийся по обеим берегам реки вражеский город…

Тыловики из обоза уже подали сюда задком телеги с новыми зарядами, быки с натугой вновь подымали каменные блоки — прицел оказался верен, в городе полыхнули пожары, и артиллеристам надлежало теперь быстро засыпать баронских прихвостней щедрыми подарками.

И всё же, они не успели… Из утренней дымки позади выскочили двое. Если один оказывался защищён лёгкими доспехами и орудовал добротным двуручником — и как бы не с колдовской начинкой — то шпага второго жалила стремительно и неудержимо, словно змея.

В несколько мгновений всё оказалось кончено. Как только здоровяк своим ужасающим клинком наискось, от плеча до пояса развалил надвое лейтенанта артиллеристов, остальные словно по команде побросали ухваченное было оружие и покорно задрали кверху руки.

— Поджигай… — сорванным и задыхающимся от усталости голосом просипел Питт, зловеще поигрывая клинком перед испуганными взорами.

Ридд кое-как унял зашедшееся дыхание, и с кивком вернул шпагу в трость. Нагнувшись, он поднял с земли брошенный краснорожим и потным сержантом топорик и пробежался вдоль позиции. Каждый удар пробивал уже заложенные в метательные петли бочонки, и из них потекло студенистое белесое содержимое. Знал он эту мерзость — перегнанное земляное масло, смешанное с кое-какими зельями и толикой магии, оно не гасилось даже водой. И какой ад сейчас бушевал в торговых и ремесленных кварталах, куда пришёлся первый залп, не хотелось даже представлять… обратно парень бежал уже с факелом, поджигая вытекшую смесь.

Пара минут, и все требучеты оказались охвачены жадным пламенем. Настолько жарким и обжигающим оказалось оно, что Питт милостиво позволил незадачливым графским артиллеристам и обозникам отойти подальше.

Взметнувшиеся едва не до неба языки чадного пламени раздались, и оттуда выскочил живой и невредимый Ридд.

— Уходим! — бросил он на бегу и устремился вбок.

Питт на прощание погрозил солдатне кулачищем и многообещающей ухмылкой, особо впечатляющей после короткой резни и наглядно вставшей стены огня, и устремился вслед за приятелем, безжалостно топча и без того истерзанный виноградник. Здесь, на еле заметном возвышении они кое-как отдышались и огляделись.

— А неплохо! — осклабился бывший сержант, и Ридд согласно кивнул.

Едва начавшийся утренний штурм захлебнулся. Позиция требучетов величественно пылала, пачкая небо грязным чёрным дымом. А в том месте, где на некотором отдалении ещё недавно стояла вызываяюще ярко-алая шёлковая палатка графа Мейзери, сейчас творилось сущее светопреставление. Завывали и ухали несколько привидений, которые отчего-то наплевательски относились к свету взошедшего солнца. Меж них носились какие-то призрачные тени, весьма напоминавшие здоровенные черепа с ужасающими клыками. Басовито порыкивали какие-то весьма схожие на демонов твари, рвавшие разбегавшихся солдат на части… в общем, невидимая леди Муэрта развлекалась на свежем воздухе и в своё удовольствие.

Мало того, из города, обрадованного неожиданной подмогой, через раскрытые ворота вышло несколько отрядов. И хотя численно они никак не могли даже надеяться сравняться с пригнанной графом армией, но ударили так, что мало не показалось никому. Даже отсюда, с расстояния в пол-лиги, виднелись вспышки ударов зачарованного оружия. А сквозь поднимавшиеся и постепенно заволакивавшие видимость клубы пыли то и дело мелькал яростным голубым росчерком меч гномьего короля.

— Пошли графа выручать — если рыжая разойдётся, пиши пропало! — ощерился Питт и кое-как размазал по лицу смешанный с пылью и копотью пот.

Ридд огляделся. Да, похоже, что наступление графских войск нынче закончится их полным конфузом. Без требучетов всё и так пошло бы прахом, даже без учёта того, что барон Шарто со своими приверженцами и верными войсками сейчас выбивал пыль из передней линии. По всему естеству периодически словно кто-то проводил душно-липкими прикосновениями — то накрывшаяся невидимостью дочь некромансера наводила страху на ставку графа Мейзери.

— Да, пора.

Полубегом, полушагом они преодолели расстояние до пологого холма, на котором уже дошло до последних крайностей. Иногда навстречу из клубов пыли выскакивали солдаты с совершенно обезумевшими лицами — и тех, кто просто удирал, пробиравшаяся вперёд парочка не трогала.

Вблизи оказалось куда более страшно. Защитные амулеты истинного серебра едва справлялись с построениями чернокнижья, и уже откровенно тряслись ледяным крошевом. Хоть молодая волшебница и настояла на том, чтоб обойтись больше иллюзиями, без применения полного душегубства, но по соображению продирало всё равно знатно.

— Ага, вот он, — Питт ударом эфеса по затылку огрел графского оруженосца, трясущимися руками пытавшегося зарядить арбалет, и шагнул через потерявшего сознание вперёд.

Граф Мейзери, коренастый и в некогда белоснежной, а сейчас грязной и измятой шёлковой рубахе кое-как отбивался от сразу парой насевших на него призраков. Но тут леди Морти уж что-то очень замудрёное наколдовала — оба демона оказывались что-то уж больно пугающе реальными. Двуручник графа иногда прорывался сквозь мельтешение когтистых лап, и тогда клинок с тупым лязгом обрушивался на чешуистые мускулистые тела. Без особого успеха, впрочем…

— А, барон! — мимолётно оглянувшийся граф оказался опытным бойцом.

Хоть он и ошибся, приняв откровенно похожего Питта за самого барона, однако отреагировал мгновенно. Отпрыгнув от чудовищ, он пинком отправил им под ноги лёгкий переносной столик, и обсыпанные посудой и остатками яств демоны недоумённо взрыкнули.

— Я требую личного поединка! — и не успел Питт объяснить графу всю глубину его заблуждения, как тот скользнул за спины, отгородившись от чудовищ этой парочкой прибывших, и обрушился на парня.

Что ж, древнее право дворян выяснять отношения в личном споре ещё никто не отменял. С другой стороны, объяснять тут что-то не виделось ни времени, ни малейшей возможности — в отличие от страшных, но в общем-то безобидных призраков, меч в руке графа был самым настоящим.

— Не убивать и не калечить. Оглуши его минут на несколько, — Ридд отмахнулся от сунувшегося к нему гнилостно-зелёного призрака и принялся вдумчиво любопытствовать в разгромленной ставке графа.

Довольно быстро он нашёл то, что искал — в особого устройства переносном сундучке покоились до поры писчие принадлежности. И печати в холщовом мешочке… парень как раз выудил оттуда малую походную, обернулся и успел как раз к финалу представления.

Нависший над схватившимися в поединке мужчинами призрак заколебался в воздухе. Можно было поклясться — на отвратной харе демона отчётливо проступило недоумение и даже разочарование, когда он вдруг стал таять, сделался полупрозрачным, а потом и вовсе растаял подобно уносимому ветерком дыму. Да и смотреть тут особо было не на что. Хоть граф и числился неплохим бойцом, но с Питтом ему оказалось не тягаться. В несколько ударов и выпадов выяснив манеру противника фехтовать, опытный сержант просто с силой отбил клинок в сторону.

А затем полуведёрный кулачище Питта глухо свистнул в воздухе и с такой силой приложил вельможу по макушке, что тот рухнул как подкошенный.

Из-за развеявшихся призраков скользнула тень. Задрожала, пошла муаровыми разводами — а потом из неё шагнула слегка растрёпанная и неприлично раскрасневшаяся леди Морти. Девица оказалась хоть слегка припорошенной пылью, но весьма довольной.

— Жить будет, — она потрогала жилку на шее бесчувственного графа и распрямилась, с любопытством глядя на двух мужчин.

Питт воткнул в изрытую землю ещё разгорячённый меч и уже притащил лишившийся одной ножки столик, а Ридд быстро писал на позаимствованном у графа листе дорогой гербовой бумаги и его же волшебным пером, не оставлявшим в случае освидетельствования или проверки никаких недвусмысленностей.

— Вот и всё, — удовлетворённо кивнул парень, придирчиво осмотрев короткий текст, и принялся сворачивать его в свиток. — Помогайте!

Впоследствии сам Ридд не мог без смущения впоминать произошедшее. Да и сэр Питт со своей супругой леди отфыркивались при упоминании этой темы и быстро переводили разговор на что-нибудь иное… парень вложил малую походную печать в пальцы бесчувственного графа, пятернёй сжал его вялую, расслабленную ладонь. Девица уже разогрела над тлеющими останками палатки медную формочку с белым сургучом, которым только знатнейшие вельможи и запечатывали свои послания, щепочкой нанесла на свиток немного массы. А бывший сержант проворно поднёс письмо к удерживаемой Риддом руке с печатью — и оставил на сургуче тут же заигравший чародейскими сполохами оттиск.

— Готово! — Ридд быстро вернул печать на место, подул на остывающую печать и спрятал письмо за пазуху. — Кстати…

На руке графа кровоточил небольшой порез — Питт всё-таки ухитрился в короткой схватке зацепить своего противника кончиком клинка — и Ридд мазнул по свитку свежей кровью. А затем неожиданно рванул подол длинного платья леди. Та хоть и округлила глаза на столь двусмысленные действия молодого человека, но следила за дальнейшим пусть и со строго поджатыми губами, но в общем-то спокойно. Ридд оторвал от подола длинную и широкую ленту, после чего в несколько мгновений связал всё ещё живописно валявшегося без сознания графа.

— Питт, тащи его на плече к барону — мол, в плен взял, причём в личном поединке. А вы, леди Морти, прихватите меч и корону графа да быстренько остановите бой.

В самом деле, в сутолоку у ворот уже ввязались наёмники. Хоть простым меченосцами почти нечего было противопоставить вооружённым гномьим оружием баронским сторонником, но вот остальные, обычные отряды они быстро принялись теснить назад. И ситуация там стала складываться критическая…

— Лишнее кровопролитие ни к чему, — леди согласно кивнула, одновременно критически обозревая своё укоротившееся почти до колен прежде щеголеватое платье, заодно и себя в нём.

А ничего смотрелось — Ридд незаметно ухмыльнулся, а потом свистнул, да так, что почти с того края этого маленького рукотворного ада под городскими стенами отозвался верный чёрный жеребец. И уже взобравшись в седло, парень помахал друзьям рукой и поспешил в обход всего этого безобразия. Ведь путь предстоял ох какой неблизкий…

Баронесса еле заметно морщилась и старалась дышать в сторону. Не спасала даже настежь распахнутая дверь на увитый плющом белокаменный балкон — как ни старались слуги, а от барона Шарто и его сторонников нынче всё равно несло гарью. И когда он пришёл в конце дня на традиционные посиделки-пикировку с матушкой, та сначала обеспокоенно принюхалась, затем покраснела, а потом утешилась лишь поднеся к лицу смоченный ароматической солью платок.

— Это расплата за то, что почти полдня махал в чаду зачарованным клинком, — барон устало развалился на оттоманке и вещал оттуда с видом чрезвычайно довольным. Ведь и было отчего — обычно осады и всякие трения с соседями могли тянуться неделями, но тут уж очень удачно обернулось…

Неслышно прибывшая вместе с ним Эльфийка равнодушно устроилась на ковре. И хотя она в беседе не участвовала, но всё время возилась со славно поработавшим нынче арбалетом. То заряжала-разряжала, а то принималась там что-то регулировать в сложном механизме. Правда, от девицы тоже разило как от сгоревшего стога травы — но таковые ароматы, согласитесь, переносить всё-таки легче. Отчего-то у баронессы не хватило духу выгнать нахалку — едва она отворила уста для хорошенькой отповеди этой невесть что о себе возомнившей остроухой бестии, как та всего лишь посмотрела в ответ. Но как-то так, что женщина смешалась и решила за лучшее промолчать. Нелюдь, мало ли — в отместку за то зелье ещё и кинжалом пырнёт! С неё станется, с остроухой.

Похоже, настала пора перемен. И быть уже полноправной правительницей осиротевшего без настоящего хозяина замка не придётся… быстро же дети растут! Баронесса оказалась к таковому откровенно не готова.

Дверь в будуар распахнулась, и на пороге вырос тот, кого почтенная баронесса сейчас желала видеть меньше всего.

— Вам что здесь, проходной двор? — её голос взвился к тем властным интонациям, которые не обещали ничего хорошего.

Но грязный и совершенно небритый нынче Питт равнодушно и даже наплевательски проигнорировал испепеляющий взгляд хозяйки и обратил взор к барону.

— Ваша милость, пожары потушены, сейчас там работают магики и целители. Людей погибло не очень много, большая часть успела спуститься вниз.

Под городом ещё прежними строителями была сооружена весьма разветвлённая система подземных тоннелей, с равным успехом служивших как для отвода дождевой воды, так и для стока городских нечистот. И идея спрятать часть горожан именно там оправдала себя с блеском. Тем же, кто прятались в подвалах собственных домов, повезло куда меньше…

— В принципе, большего сделать невозможно. Хотя неплохо бы, чтоб там показался и кто-то из… — Питт промолчал этак с намёком, но устало приподнявшийся барон в изнеможении вздохнул.

— Отдыхайте, сын мой, я сама всё проверю и распоряжусь при нужде, а также покажу людям наше присутствие, — баронесса выбралась из качнувшегося кресла и, поправляя на плечах собственноручно вязаную роскошную шаль, позвонила в колокольчик.

Поскольку появившаяся словно из-под земли служанка недвусмысленно повела бровью, объявляя тем, что намерена переодевать госпожу, и что присутствие остальных здесь нежелательно — вся компания собралась вываливаться наружу и оставить это весьма уютное женское гнёздышко.

— Где леди Морти? — поинтересовался барон, осторожно поглаживая раненую днём и кое-как, наспех залатанную старичком-целителем ногу.

Питт помялся, покривился, и странно оказывалось видеть этакие выражения на честном и открытом лице вояки. Оказалось — девица изволила лично посетить пыточные подвалы.

— Там что-то уж больно любопытное обнаружилось по чёрной части, уготованной вашей милости маркизом Беренцем, — негромко заметил Питт.

За дверью словно в подтверждение слов парня что-то громыхнуло, донёсся смущённый голос солдата, а затем внутрь будуара явилась и собственной персоной означенная леди — причём как бы не раньше, чем на её стук ответила хозяйка.

Девица хоть и успела переодеться, но прибыла откровенно не в духе.

— Ваша милость, — с весьма недовольной мордашкой обратилась она к барону. — Там открылась настолько неприглядное, что по закону я обязана известить Королевскую академию и волшебный Совет о нарушении прямого запрета на чёрную магию.

Уже вставший было с оттоманки барон от неожиданности рухнул на неё обратно — причём так, что изящное сооружение протестующе заскрипело.

— Настолько серьёзно? — поинтересовался он, и на лицо его сейчас стоило бы посмотреть.

Но дочь чернокнижника, сполна познавшая науку отца, нашла взглядом эльфийку. Несколько шагов привели эту рыжую и высоку девицу к перворождённой, а затем неожиданно ласково та обняла стушевавшуюся Меану.

— Спасибо. Если бы ты вовремя не отправила к праотцам тот кагал на речной барке, сейчас полгорода представляло бы из себя большое и весьма беспокойное кладбище, — каким-то будничным тоном заявила леди.

А вот сейчас стоило бы посмотреть на глаза перворождённой — они округлились настолько, что сейчас напоминали пялящуюся в темноту сову.

Питт задумчиво почесал небритый подбородок — с таким хрустом, что почтенная баронесса непроизвольно поёжилась — и пробормотал, что лучше пока предупредить папеньку-некромансера. И пусть уже у него голова болит, всё ж он и полноправный лорд, и член магического совета королевства. Барон вопросительно посмотрел на опять вырядившуюся в неизменно чёрно-белое леди Морти, затем кивнул, и вопрос оказался исчерпан. Волшебница отпустила воробышком сжавшуюся в её объятиях эльфийку (не забыв напоследок легонько оттаскать за ушко) и с порога балкона выпустила в ночь неслышный, но оказавшийся весьма могучим зов.

Ибо вскоре любопытную Соль, выползшую почти на самый верх своего ночного пути, застили чьи-то крылья, и на локоть молодой чародейки села обыкновенная ушастая сова. Питт содрогнулся, увидев как когтищи птицы впились в шёлк и бархат платья — но самой девице то, похоже, ничуть не повредило. С лёгкой улыбкой она что-то пошептала ночной охотнице в то место, где полагалось бы находиться уху, а потом с напутственным восклицанием подбросила ту к самой луне.

Ещё видно было, как облитая золотым лунным светом птица деловито расправила крылья и направила свой полёт в сторону восхода — куда её неудержимо влекло почтовое заклинание. И стало быть, через некоторое время осерчавший чернокнижник…

— Нет, отец не станет предпринимать немедленных действий, пусть мастер Ридд сделает своё дело первым, — негромко заметила вернувшаяся в будуар чародейка.

Но верно, верно Меана в своё время заметила, что баронесса не смирится и не успокоится! Потому что та сделала в этот момент свой новый ход. И чуть забегая вперёд, стоило бы отметить, что оказался он весьма и весьма впечатляющ…

— Не думаю, будто мастер Ридд предпримет что-то против маркиза Беренца, — негромко, но как-то торжественно объявила эта властная и по-прежнему не желающая упускать бразды женщина.

Естественно, её сын на правах полновластного барона тут же потребовал объяснений.

— Извольте, — баронесса отпустила вызванную было для одевания её милости служанку, а затем чуть танцевальным шагом вернулась к своему полюбившемуся креслу-качалке. Очевидно, предвкушение триумфа весьма бодрило и даже радовало почтенную женщину, потому что она качнулась несколько раз, а затем весьма лукаво поинтересовалась: — Дамы и господа, что вам известно об искусстве взятия крепостей?

Тоже мне вопрос! Барон и Питт переглянулись и заверили, что почти всё. Мало того, всего лишь два года тому они участвовали в штурме королевскими войсками замка одного слишком уж далеко зашедшего лорда.

Леди Морти, похоже, тоже обучалась не только тараканов по углам заклинаниями давить. И папенька впихнул в эту рыжую голову кое-какие знания посерьёзнее. Эльфийка в свою очередь независимо дёрнула плечиком и заверила, что это ненамного-то и сложнее, чем взломать сундук с хитрым замком гильдейских кузнецов. Главное — знать и уметь…

— Вижу, ничего вы о том не знаете, — со снисходительной улыбкой объявила баронесса, а затем, опять покачавшись в кресле, вытребовала себе томик истории из библиотеки.

Питт, оказывается, тоже прекрасно знал, где стоит четвёртый том "Истории королевств", так что невзирая на усталость обернулся быстро и вручил искомое барону.

— Раскройте на той странице, сын мой, где начинается глава как раз о взятии укреплённых сооружений, и прочтите третий абзац снизу. Только первые две фразы.

Оказалось, что обеспокоенная приключениями на бесконечных войнах сначала мужа, а потом уже в свою очередь и сына, госпожа баронесса в тоске и тревоге пролистала кое-какие сведения — чтоб хотя бы составить представление, что же её близким грозит и ожидает. Но вот усмотрела она там и сделала выводы весьма и весьма парадоксальные… наконец, барон нашёл нужное место и скороговоркой принялся читать.

— За сто лет, которые были взяты для обзора и анализа, имеются достоверные сведения о взятии ста двенадцати замков и укреплённых городов. Лишь сорок семь из них оказались захвачены путём штурма или осады — то есть, военным путём — остальные же шестьдесят пять были взяты с помощью переговоров… — барон с досадой оторвал взгляд от текста и поднял его на баронессу. — И к чему это вы клоните, матушка?

Глаза баронессы лучились таким торжеством и верой в справедливость, что рыжая Соль на миг смутилась и потускнела пред светом истины.

— Две трети крепостей берутся путём подкупа и посулов — вы заметили? — промолвила женщина и качнулась в своём кресле.

Баронесса вынула из рук сына тяжёлую, с бронзовыми накладками и застёжкой книгу в кожаном переплёте и положила себе на колени. Несколько раз перелистнула, прежде чем нашла вкладыши о новейших событиях, прилежно доставляемые курьерами из Королевской академии во все публичные и частные библиотеки.

— Вот, полюбуйтесь, — пальцы женщины медленно скользнули по листу, где на рисунке-схеме осаждающая армия вцепилась в твердыню на берегу реки. — Во время штурма замка барона Фернандо ключевую роль в обороне играл вот этот форт. Предмостное укрепление, не дававшее королевским войскам под командованием маркиза Беренца подойти и полностью окружить твердыню мятежного вельможи.

На щёки эльфийки вымахнула такая бледность, что уже заглядывавшей в окна ревнивой Белль то жутко не понравилось. Лишь она одна имеет право быть серебристой! Голос Меаны задрожал.

— Вы меня пугаете, баронесса…

Женщина в кресле мазнула по ней полным неодобрения взглядом, в котором всё же замечалось сочувствие и даже сострадание.

— Сложите же наконец два и два, дети мои. Непонятным образом взорвавшийся форт — очень уж в нужный момент, прошу заметить — унёсший жизни всех защитников. Притом уцелел лишь бастард самого барона?

Дальнейшее было бесстрастно пояснено ожившей схемой, где магия летописцев подробно показала, как после уничтожения настырного укрепления конные рейтары захватили берег реки и сомкнули кольцо окружения. Пользуясь многократным численным преимуществом, а также тем обстоятельством, что теперь ничто не мешало подтянуть к стенам крепости осадные орудия, королевская армия пошла на решительный штурм сразу со всех сторон. Попросту задавила количеством — и к вечеру над слегка закопчёной башней донжона скользнул вниз золотисто-пурпурный стяг с лисом баронского рода Фернандо — а взамен на флагштоке заполоскался королевский флаг.

— Пусть то и показалось бы нехорошо, что я осуждаю юного Риддерика за… скажем так, проявленную лояльность к короне, — баронесса медленно закрыла книгу и качнулась в кресле, чуть сгорбившись наподобие каменной горгульи над каким-нибудь храмом. — Но по мне, это просто предательство.

Леди Морти хоть и обреталась в будуаре с весьма мрачным лицом, всё же заметила, что её отец как-то вскользь коснулся этой темы. По мнению чародея, обретавшийся в королевской армии маг первого ранга ударил по форту огненным, а потом ледяным штормом. Эти заклинания из числа Великих применяли только против нежити или иногда внешних врагов королевства. Но куда чаще их использовали, как ни странно, именно в мирных целях — в каменных карьерах, когда нужно было быстро провести работы по вскрытию верхних пород…

— Жар и потом холод настолько сильные, что лопается даже самый крепкий камень. Из-за разницы в температурном расширении, — пояснила было молодая волшебница, но потом, сообразив, что подробности вряд ли кого заинтересуют, дёрнула щекой и поспешила укрыться в надёжных объятиях хмурого Питта.

В самом деле, такого удара не выдержит ни один форт или крепость. Как ты его ни строй и ни укрепляй, без магической защиты шансов никаких. По слухам, только на Громовом перевале в восходных горах обреталось укрепление, возведённое из чистого железа и после однажды применённого против него подобного насилия лишь обзаведшееся чёрным цветом закалившегося металла. Защитникам пришлось куда хуже, там даже на символические похороны ничего не осталось…

— Надеюсь, теперь вы понимаете, отчего я хоть и отдаю должное талантам мастера Ридда, всё же презираю его, — негромко пояснила баронесса. — Потому считаю, что этот молодой прохвост всего лишь изящно ускользнул от нас под крылышко к маркизу Беренцу.

С угрюмым сочувствием почтенная женщина смотрела, как бледная Эльфийка сделала по направлению к ней один-единственный, неверный шаг. Ладонь Меаны ещё успела коснуться рукояти зачарованного гномьего кинжала — но потом перворождённая с закатившимися глазами медленно, как подрубленное деревцо, упала на ковёр.

Первым опомнился молодой барон. Он бережно подхватил на руки бесчувственную красавицу. И уже в дверях полуобернулся, бросив через плечо:

— Похоже, вы опять правы, матушка — но вот почему-то я не ощущаю по этому поводу ни малейшей к вам симпатии…