Золотой Лис. 1-2 часть

Эпилог

Две луны в бездонной черноте звёздного неба уже почти соприкоснулись, являя собою прекрасное и незабываемое зрелище. Именно в ту короткую пору меж осенью и зимой, когда воздух приобретает изумительную прозрачность. Правда, учёные мужи толкуют что-то про то, дескать, что просто в атмосфере вымораживаются водяные флюиды — да кто их слушает, бормочущих нудную заумь анахоретов?

Тем более, что опустив глаза долу, можно и здесь вволю сделать себе множество интересных и даже многозначительных наблюдений…

К примеру, каким образом в Нахтигейл прибыл ярл эльфов, доведаться не удалось. Но вот тот фактик, что шпага знатного по самое немогу вельможи нынче обреталась на боку ещё недавно наследного принца Элендила, заставлял призадуматься о многом… но поинтересоваться у такого себе мастера Ридда не догадался никто.

Равно как и смущал, бередил — и всё же притягивал взоры скромно стоявший в уголке площади импозантный чародей в одеждах цвета ночи, а вон рядом с ним и его дочь в неизменно чёрно-белом уцепила под ручку весьма интересного плечистого парня с синими глазами.

Да и изволившая почивать перед коронацией матушка-баронесса проснулась посвежевшей, с задорным румянцем на щеках. И если внимательно присмотреться… эй, да чуть ли не помолодевшей?

"Ничего-ничего, она у меня ещё поскачет юной козочкой", — ухмыльнулся Ридд, скромно обретаясь в сторонке и по своему обыкновению предпочитая осматриваться из тени.

Саму начальную процедуру чья-то весьма здравая мысль перенесла сюда, на старую королевскую площадь — ввиду весьма неоднозначного положения светил. На этом пространстве взгляд нет-нет да цеплялся за длиннющий стол, длиною хоть бы и как пресловутый от Кастилии до Гренады. Возле него увивались и лениво передвигались пока что чинно беседующие или здоровающиеся дворяне и прибывшие на коронацию члены их семей. Шустрыми рыбёшками сновали слуги, по бокам роились гвардейцы и маги, за ними толпы обывателей — словом, бедлам, но хорошо организованный. А Ридд даже поймал себя на том, что привычно наметил сектора обзора, расклассифицировал объекты по степени опасности и даже полегоньку прокачивает их поведение.

Да ну, пусть вон Дитц отдувается… и всё же, Ридд послал в его сторону особый знак, указав на неприметно одетого и чересчур спокойного горожанина в толпе.

Объясни насчёт козочки, — непреклонно потребовала совесть… ой, дриада.

"Да что тут объяснять? Во время того визита к жуткому и ужасному некроманту я держал глаза раскрытыми, а ушки во все стороны…"

Ну в точности, как прокравшийся в курятник лис, — хихикнула дриада.

"Плюс кое-что из моих умений, да и гномью библиотеку мы с тобой немного перешерстили. Мне нужны опыт и способности баронессы, чтобы поберечь короля… и заодно семейство лис. Ну, догадалась?"

У самого Ридда так засвербело в затылке, что он чуть ли не воочую увидал, как озадаченная Флора там почесала.

Если здешние дамочки проведают, что тебе известен рецепт эликсира молодости, это будет нечто…

"В случае трепыханий со стороны лорда Шима я переведу всё на него. Он, понятное дело, ответит отказом. И тогда его просто разорвут в клочья — невзирая даже на самую чернушечную магию" — Ридд чинно раскланялся с продефилировавшим нарочито поблизости графом де Шампэнь. Даже подождал, пока отцепившаяся от его локтя Меана и дородная румяная графиня преувеличенно-радостно поцелуют воздух возле щёк друг дружки. А потом ещё несколько обязательных комплиментов, да о погоде. Наконец, те отбыли.

"А в случае чего от перворождённых, можно даже распространить слушок, что главный ингредиент для эликсира молодости это настойка на эльфийских ушках — и тогда на тех станут просто охотиться, как на пушных соболей и горностаев" — дриада только охнула от таких коварных замыслов.

— Первая ласточка, — шепнул он мимолётно Меане, которая даже ради такого случая не изменила столь полюбившемуся охотничьему костюмчику с этими… ну да, да, согласен, дорогая — довольно миленькими кружавчиками. Только не пинайся… Понятное дело, одежда не с пустыми карманами, да и кинжал на бедре отнюдь не парадная безделушка. — Кажется, нас примут в высшем свете.

Попробовали б они не принять, — мрачно заметила Флора. — Отчего меня не покидает стойкое ощущение, Ридди, что ты всех тут втихомолку держишь за глотку?

"Не самое вредное для здоровья занятие, легонько так держать возможных… или просто потенциально опасных за горло?" — вопросом на вопрос ответил Ридд, когда вслед за графом подвалило шумное и многочисленное семейство откуда-то с северо-востока. В носу ужасно зудело и свербело от убийственной концентрации и без того ядовитых парфумов этой леди, но пришлось потерпеть.

За какое место ты поймал и держишь баронессу Шарто, я не стану даже и озвучивать, — насмешливо отозвалась дриада, распознав в оных ароматах все двенадцать весьма редких ингредиентов и оттого немного загордившись. — А ведь, когда помолодеет, она вполне может возжелать и иного?

"Милая Флора, ты случайно не путаешь личное и политику?" — Ридд как раз отвешивал некий цветастый и витиевато-расплывчатый комплимент чьей-то там бледной и пока ещё худосочной дочери. "И вообще, твои выходки иной раз отдают самой обыкновенной ревностью к Меане"

Ну, знаешь! — на этот раз дриада стоически молчала аж до тех пор, пока поток желающих именно сегодня познакомиться с мастером Риддом и его пассией понемногу иссяк. И лишь потом чуть виновато заявила. — Впервые у меня возникло желание побыть наедине.

"Прости, милая Флора. Наверное… да, наверняка я был неправ. Но, давай об этом потом? И кстати — это не я, а ты ухватила за лакомое место баронессу!" — на этот раз Флора хохотала так отчаянно-весело, что Ридд и сам улыбнулся.

— Опять беседуешь со своими демонами?

Перед взором обнаружились сияющие любопытством зелёные глаза. Миг-другой Ридд нежился в этом взгляде, а потом мягко, но непреклонно увлёк эльфийку в весьма сомнительную тень рыжей луны.

Это было как всегда волшебно и сказочно. Мягко, тепло и чуть влажно. Разве что Меана во время поцелуя легонько застонала, потом сделала слабую и весьма безуспешную попытку отстраниться — но лишь затем, чтобы следом прижаться плотнее вплоть до волнующего бесстыдства. А смежившиеся было в сладкой неге глаза изумлённо распахнулись.

— Mandos, — чертыхнулась она. — И это на виду у тысяч homo…

ПолуЭльфийка в комичном испуге зажала себе ладонью рот, а потом тихо расхохоталась.

— Теперь понятно, что же там такое в тихом омуте водится!

Но золотая Соль уже пряталась за округлившейся от такого нахальства серебряной Белль. Уже протрубили фанфары, а глашатаи и герольды провозгласили извечное и неизбывное "имеющие уши да увидят, имеющие глаза даже и услышат" и прочие велеречия, обращённые к славным гражданам королевства.

— Вот он, наступает час Зверя, — вполз в ухо шепоток Меаны. — Но почему мне совсем не страшно?

— А потому, что лиса не боится своего лиса. Ну какой там дурак придумал, будто весь мир театр? Нет уж — отныне он просто курятник, отданный на растерзание Лису. И его семейству, — столь же неслышно шепнул Ридд. О-о, за такой ответный взгляд можно… Но он лишь мягко улыбнулся, когда ладонь прелестной nissa нежно и с чувством чуть сильнее сжала его руку.

И тут, в положенную для вящей многозначительности паузу-отбивку, с грацией медведя вломился никто иной, как Питт собственной персоной. Да так вломился, что то не кусты затрещали — зашатались устои королевства.

— Кхм! Тут это… — не боявшийся ни живых мертвецов, ни даже гнева сюзерена бравый вояка ухмыльнулся. — Веками почиталось священным число сто двадцать один — а я предлагаю отныне поменять его… на сто двадцать два!

Муэрта так поощряюще пихнула своего благоверного локотком в бок, что заинтересованно приглядывавшийся Ридд мимолётно поморщился, а Питт извлёк из-за спины простецкий стеклянный кувшин с какой-то беленькой водичкой. Но оказавшись в ладонях своего обладателя, сосуд немедля просиял нежным светом…

Теперь, надеюсь, становится понятным, отчего уже впоследствии король Альфред Первый, урождённый барон Шарто, получил весьма многозначительную и почётную прибавку к своему титулу "Собиратель винограда"? И отчего чуть позже получилось сто двадцать три — но вот по поводу последнего новшества лучше расспросить некоего смазливого принца и пока оставшуюся на хозяйстве ясноглазую леди Виссу. Ну не стоит прежде времени посвящать вон того ярла в иные подробности…

— Ах, дьябло энкарнадо! — еле слышно ругнулась Меана. — Ридди, эти здоровые нас опередили!

Взгляд парня демонстративно скучающе скользнул по залитому лишь серебристым светом королевскому дворцу напротив. А сам он пробормотал нечто в том духе, что на обратном пути от баронессы он с таким себе дворецким уже пошептался. Да позвенел чем там надо в его ладонь — во славу сиятельного Динаса, разумеется. И пока новый монарх будет пировать до утра со своими дворянами, в это время в королевской опочивальне, на пышном королевском ложе…

Меана тонко улыбнулась в ответ — но так, что тут уже ясно стало, что же задумала эта сладкая парочка.

— Божанси, — негромко произнесла госпожа пока ещё просто баронесса Шарто. Она зачем-то нашла взглядом Ридда, чуть осторожно улыбнулась ему, а затем вернула своё внимание опять на дальний конец стола. — Вашу матушку звали Божанси, лорд Питт.

— Эй, да моя тоже носила это имя! — встрепенулась леди Муэрта.

Надо же, как оно всё чудненько совпало… Потому и понятно, что едва не прослезившиеся в умилении дворяне и толпы зевак услыхали громоподобный рык герцога Курвуазье:

— Так неужели имя матери не достойно быть увековеченным? Предлагаю новую лозу так и назвать — Божанси!

С шелестом и позвякиванием извлеклись из ножен и возделись ввысь прославленные в родовых хрониках клинки, соприкоснулись с нежным звоном и в полном согласии. Понятное дело, и посох лорда Шима одобрительно звякнул мерцающим в навершии камнем о чей-то меч.

Но тут и Ридд с блеском доказал, что не просто так о нём уже пролетел слушок, и не зря ему выданы все мыслимые и немыслимые авансы.

— Что-то тут темновато стало. А давайте-ка присветим, благородные дамы и господа?

Он шагнул к дальнему концу стола, встал рядом с Питтом и решительно поднял со скатерти обретавшуюся там ёмкость. Резной хрустальный сосуд просиял тёмно-рубиновым светом в его руке. Тем благородным и глубоким оттенком, присущим лишь старому вину.

Подученные дворецким (а кто ему нашептал?) их благородия не подкачали — церемония прошла не просто на славу, а даже и завораживающе. У дальнего от барона торца стола один за одним загорались движущиеся огоньки. Они множились и плодились, отчего казалось, будто там зашевелилась просыпающаяся огненная змея. Правда, виконт Камю как обычно начудачил — напиток в его руках озарился дымчато-синеватым сиянием какого-то нового сорта. И недрёманые жёны всерьёз обеспокоились, что их благоверные наверняка нынче напробуются этой диковинки и неведомой девицы до полного помрачения чувств…

Сияние множества огоньков разрасталось и ползло по столу из одного конца в другой, словно река пламени. Постепенно этот многоцветный блеск затмил и свет звёзд, и даже чуть потускневшую Белль, а вспышки и позвякивание распечатываемых сосудов подкрались и сюда, к барону Шарто. Немедля он подхватил свой тут же просиявший янтарём бокал. И когда вельможа непроизвольно пригубил благородного мерцающего нектара, смочил язык и нёбо старым мускатом, из сотен дворянских глоток вырвалось тысячекратно подхваченное и усиленное:

— Да здравствует король!

25.03.09

P.S. Знаете, мне даже немного жаль оставлять эту историю. Но собственно, на этом можно и закончить повествование об одном хитром лисе, умудрившемся всех провести махнув туда-сюда пышным хвостом и укрывшись за ним? Да при том так обокрасть загонщиков, что они в общем-то остались и не в претензии. Грязное золото людских душ струилось меж его рук, сияло, манило и обещало — и всё же, не имело над ним власти.

Да, можно на этом и закончить. Правда, одна из крохотных цветочных феечек, что-то промышляющих над расцветшим душистым горошком в глубине древней гномьей крепости — вон та, которая с золотым ведёрком — так не считала. А если взять с полки увеличительное стекло в массивной оправе старинной работы и с вычурной ручкой, да пристально рассмотреть сияющую малявку, то можно было бы заметить, как девичьи губки прошептали:

— Чтобы мастер Ридд просто так оставил запасную норку? Да никогда! Он вернётся за мной, я знаю…

Есенин — прим. авт.

Jedem das Seine — каждому своё (нем.) По иронии судьбы, именно этот многозначительный девиз красовался над входом в нацистский концлагерь Бухенвальд.