Золото. Назад в СССР 2

Глава 6

— Поехали, расскажешь по дороге. Иначе опоздаем на самолет, а я себе еле-еле место по медицинской брони выбила. Гражданская авиация была очень недовольна. Говорят из-за того, что последний рейс перед закрытием навигации, мест нет и перегруз. Пришлось чуть ли Министерство Здравоохранения подключать, представляешь?

— Что-то мне подсказывает, что одно место в самолете на сегодняшнем рейсе будет свободно.

Мы сели в медицинской УАЗик, чтобы добраться до аэропорта.

Когда мы загружались, я на всякий случай очень внимательно осмотрел улицу, чтобы убедиться в том, что за нами никто не следит.

Тот самый врач, который увидел клофелин, сел на пассажирское место впереди рядом с водителем, а мы с Аленой поехали в салоне вместе с Гибаряном.

Мой друг пока не приходил в сознание, что было не очень здорово, но я был уверен в Алене и знал, что она действительно не оставит его ни на минуту и сделает все возможное для его выздоровления.

Оказалось, что она должна была завтра уходить в отпуск, первый за два года. Формально второй, ведь специалист должен был ходить в очередной отпуск каждые одиннадцать месяцев.

Человек не мог не ходить в отпуск, но в прошлом году она также отказалась из-за эпидемии гепатита А у местных детей.

Алена сосредоточенно выслушала мой рассказ про Марину, людей охотящихся за координатами месторождений и последние события.

Самую жесть я опускал, но сказал ей достаточно для того, чтобы она понимала серьезность ситуации.

Она была моим уязвимым местом, но я не стал говорить об этом и пугать девушку.

Ее сосредоточенность умение внимательно слушать, говорили о том, что она не только не только не робкого десятка — врачи редко когда бывают трусами и трусихами, но и том, что она не глупа.

К самолету мы подкатили уже почти перед самым вылетом. Пилоты встретили нас у трапа в кукурузник — транспортно пассажирского варианта АН-2 и помогли занести носилки в самолет.

Перед выходом из салона я повернулся к пассажирам, пожелал всем хорошего полета и помахал рукой.

Сегодняшним рейсом улетало немало моих знакомых, в том числе и трое инструкторов горноспасательного дела, с которым мы ходили в поисковую операцию за Гибаряном.

Он смотрели на моего напарника обеспокоенно, но я не стал ничего объяснять.

— Ребят, по прилету помогите пожалуйста с выгрузкой Алене Сергеевне.

— Спит? Мог бы и не говорить, сделаем, конечно, — ответил Степан.

Как я и предполагал Марина на рейс не явилась. Ее не было в салоне. Видимо она настолько испугалась, того что я ее увидел выходящей из поликлиники, что решила не рисковать и спрятаться.

Был еще мизерный шанс, что она закочит на посадку в самую последнюю секунду, но интуиция оповещала, что она не рядом, а год-то далеко.

У нее все еще была возможность улизнуть на кораблях, наверняка она воспользуется ею.

Я вышел из салона наружу на улицу

Алена подошла ко мне поближе.

— Обними меня, — чуть слышно сказала мне девушка.

Я посмотрел на иллюминаторы самолета. На нас смотрели несколько пар глаз.

Загудел ускоряясь маховик стартера, потом фрикцион подхватил ось и начал вращать винты. АН-2 чихнул облаком сизого дыма, немного завибрировал, словно ежился от холода и с громким тарахтением начал разгонять двигатель.

Самолет помахал частями хвоста и крыльев — пилот поверил рули и закрылки. Движок едва заметно подтраивал.

Алена прильнула ко мне, я обнял ее за плечи. Это было безумно приятное ощущение.

Почувствовать прикосновение ее тела к моему, пусть даже через плотную верхнюю одежду, было сродни зарядке невероятной энергией.

Внутри все пело и разливалось теплом от груди к другим частях тела.

Второй пилот махал рукой и попросил Алену подняться на борт.

Машина работала в режиме прогрева двигателя и вскоре перестала троить, выйдя на стабильный режим работы.

— Осторожней, береги себя, — перекрикивал я рев дигателя, — буду ждать от тебя новостей, через поликлинику. Если будет возможность — держи меня в курсе дела раз в день. Я тоже в ответ буду тебе рассказывать про то, что происходит здесь.

Она прижалась и нежно поцеловала меня в щеку. Я поймал на себе грустный взгляд врача из поликлиники. Видно, что он безответно страдал по заведующей поликлиники.

Алена поднялась на борт и не оглядываясь прошла в салон. Пилот закрыл и запер дверь. Через минуту самолет стал выруливать на взлетную полосу.

Доехав на подпрыгивающих колесах, в начало взлетки, «кукурузник» неспешно развернулся носом на запад. Сделав небольшую паузу, он начал короткий разбег.

Издалека казалось, что машина делает это размеренно и торжественно. Пробежав метров двести АН оторвался от земли и начал набирать высоту.

— Ну с Богом, — услышал я голос врача с которым мы ехали в УАЗике, — Куда тебя подбросить, герой-любовник? — делано тяжело вздохнул.

Я посмотрел на часы. Собрание в актовом зале уже началось и я на него опоздал.

— Завидуем молча, — ответил я как ни в чем, не бывало, — было бы здорово, если вы могли бы меня высадить у здание Геологического Управления.

— Поехали, бродяга! — он накинул руку мне на плечо, что просто означало дружеское расположение этого человека ко мне, — повезло же тебе с Аленой Сергеевной. Вот скажи мне, что она в тебе такого нашла? Я к ней, на каких только конях не подъезжал и на белых и на хромых.

— Ты коня с козой не спутал? Неудачник? — улыбнулся я.

— Может и спутал.

— Вот и весь ответ. Нужно было не на конях и козах, а на своих двоих. Но теперь поздняк метаться.

— Спасибо утешил. Он протянул руку, — Николай.

Так я познакомился с замечательным тридцатилетним хирургом Колей Верещагиным, который приехал в Поселок по распределению не раздумывая.

Он был единственным на своем курсе первого Ленинградского Меда, кто отказался от повторной «жеребьевки». Место своей будущей работы молодые врачи выбирали, вытягивая записочки из общего котелка.

Каждый имел право на повторную попытку, если первая оказалась неудачной. То есть, человек тянул записку, разворачивал, читал, если ему не нравилось, то он мог молча сложить, положить обратно и еще раз вытянуть.

Такую роскошь выбора предоставлял далеко не каждый ВУЗ в стране.

Верещагин оказался отличным товарищем с отменным чувством юмора и талантливым врачом. Все знают, что врачи делятся на три категории: «врач от Бога», «врач — ну, с Богом!» и «врач — не дай Бог!».

Коля Верещагин был «Врач от Бога», что потом еще не раз мне доказал.

В тот день он вез меня с водителем в медицинском УАЗике, всю дорогу рассказывая мне анекдоты про врачей и пациентов.

— Алена Сергеевна попросила за тобой присмотреть. Говорит молод и зелен еще Илюха, не обессудь.

— Зайду. Спирт нести?

— Неси. Шучу, спирт есть. Расскажешь мне про коней и коз. А за друга своего не беспокойся, мы всю Ленинградскую и Московскую медицину подняли на ноги. Костей есть кому заниматься. Алена Сергеевна проследит. Она отличный врач, поверь.

Я улыбнулся.

— Верю! Зайду обязательно.

Он вышел проводить меня из машины. Мы расстались хорошими знакомыми и пожали друг другу руки на прощанье. Есть люди с которыми быстро сходишься, будто знаешь человека с самого детства.

Коля Верещагин был из таких. Он сел в машину. Когда УАЗик тронулся, он сам, под неодобрительные взгляды водилы, не спрашивая разрешения, трижды нажал на клаксон.

На пороге управления маячила Семина фигура и он обернулся на звук сигнала.

Увидев меня, Сема почти бегом направился ко мне.

— Здоров, где тебя черти носят? — мы обнялись при встрече. — Собрание уже идет, они там все злющие из-за твоего отсутствия. Пошли разговоры, что это явное неуважение и наплевательское отношение с твоей стороны и все такое…

— Да знаю, Сём. Не мог я раньше. Костя Гибарян в коме.

— Как в коме? — Сема остановился, словно остолбенел.

— Есть большое подозрение, что его траванула, та жураналистка. Марина помниш же ее?

— Ну да, а она то тут при чем?

— Вот при том.

Я достал пузырек с таблетками клофелина и встряхнул его.

— Что это?

— Лекарство от давления, но если большую дозу смешать с алкоголем, то человек теряет сознание и впадает в кому. Грязный бизнес. Нашел у нее в комнате в гостинице. Они решили вывести Гибаряна из игры.

— Не очень понятно. Кто и зачем использует клофелин?

— Есть один из криминальных способов заработка. Пользовались им в основном проститутки или не умеющие ничего другого делать мелкие подворотные жулики. Способ прост как дважды два. Используют метод в основном против иностранцев. Находят наивного буржуя, жаждущего общения с нашей жрицей любви. Провожают в ресторан, либо в другое место, где с помощью нехитрых манипуляций ему в пойло подмешивают клофелин. Тот теряет сознание, его обчищают как липку. Если иностранец приходит в себя, то как правило, ничего не помнит. Амнезия.

— Вроде, как у тебя?

Я кивнул. Но он все еще недоуменно смотрел на меня.

— Какие проститутки, какие иностранцы, Илюх? Как поисковая прошла в двух словах.

— Эх, Сеня… — с другой стороны нужно контролировать сказанное, — наивная ты душа, потом поговорим, сейчас наши коллеги озвереют.

— Как Костя?

— Он с врачем улетел в Город. Врач сказала, что не очень

— С ним полетела Алена?

— Еще я видел Сержа, в меня за эти дни дважды стреляли разные люди, я падал в волчью яму. И не поверишь — снова в то самое болото.

— Надеюсь, выжил?

Я кивнул постучал в дверь актового зала, а затем заглянул внутрь, распахнув дверь и просунув в проем голову.

— Можно? Я прошу прощения за опоздание.

Я не стал дожидаться разрешения и вошел в актовый зал. Сема последовал в зал за мной, но он прошел на свободное место в партере.

Если я что-то и вынес из прошлой жизни сюда в тысяча девятьсот семьдесят седьмой год, то это то, что если ты чувствуешь свою правоту и чего-то хочешь добиться, то не стоит ожидать чужой милости.

Нет, воспитание и уважение к старшим никто не отменял. Всё это просто обязано присутствовать в жизни молодого человека.

Но иерархические условности и ложная скромность не должны мешать добру и достижению достойных целей.

В этой жизни, которую я проживаю заново, я больше не буду зависим от чужих карьерных или политических устремлений, я постараюсь не давать «задвигать» себя и свои идею на задний план.

Так было много раз, когда разумные и эффективные идеи или инициативы отклонялись, задвигались, а потом в нужный момент выдавались за свои.

Великому Николе Тесле пришлось трижды быть обманутым и использованным Эдиссоном, прежде чем он понял, что он должен и может вести самостоятельную работу, не озираясь и не ведясь на посулы подобных «благодетелей».

Мне же, можно сказать — целая жизнь. Только в самом конце той прошлой жизни, я стал действовать не вступая в конфликт со своей совестью и не пытаясь угодить чаяниям и ожиданиям начальства.

Это был не индивидуализм, нет. Я по прежнему работал в команде. Просто моим «начальством» стало дело. Достижение Цели. Открытие месторождений. Я поздно понял в той жизни, что у начальства свои цели, не совпадающие с моими.

На сцене стоял Гунько. Он снял с носа очки и посмотрел на меня с укоризной. Рядом с ним в президиуме сидело два руководителя: председатель профкома Сорокин и зам Главного Геолога нашего управления Подзюбан.

Я зашел. Повернулся к людям в зале, приложил руку к груди слегка поклонился, громко и разборчиво произнес:

— Я прошу у вас прощения, мое опоздание вызвано чрезвычайными обстоятельствами, это не признак неуважения к вас. Извините.

Затем я с правого края поднялся по ступенькам и подойдя к Гунько шепотом произнес ему на ухо.

— Гибаряна отравили, он оказался в коме. Я помогал с носилками. Его переправили на самолете в Город. Пока больше ничего не известно.

— Там где больше двух, говорят вслух! — выкрикнул кто-то из актового зала, собрание недовольно загудело.

Николай Прокофьевич теперь наклонился к моему уху и спросил:

— Ты Ямазова видел? Заходил к нему, проведать?

— Я и не собирался, но его с утра из «больнички» забрали родственники. Так что разговаривать там не с кем. Да и о чем мне с ним говорить?

— Но наш уговор в силе? — он посмотрел на меня опустив очки на кончик носа и вздернув вверх брови.

— Конечно, Николай Прокофьевич! Я же дал вам слово!

— Хорошо, постой здесь. Сейчас тебе слово дадим.

Зал продолжал гудеть и протестовать. Я остался стоять на сцене по просьбе Гунько.

— Пусть объяснится почему опоздал! Не красиво это Бурцев! — басом негодовала какая-то женщина с крупными габаритами.

Гунько ладонями пытался погасить недовольство людей пружинисто опуская свои руки к полу.

— Товарищи, подождите, товарищи! У нас действительно непредвиденные обстоятельства. Да, тише вы!

Последнее восклицание возымело действие зал потихоньку смолк.

— Товарищи, нашему коллеге, Гибаряну Константину стало нехорошо. Его состояние ухудшилось. Сейчас он направляется в лечебные учреждения Города, с ними дежурят наши врачи. Илья Бурцев помогал медикам с транспортировкой и погрузкой больного на борт самолета. Так что нам остается только пожелать здоровья Константину. А теперь продолжим?

Гунько оглянулся на президиум, оба человека за столиками кивнули.

— Итак, мы с вами зачитали и рассмотрели рапорта спасателей, мою объяснительную и отказ Гибаряна писать отчет, до тех пор пока не вернется его непосредственный руководитель, Куницын Владилен Викторович, который, как известно в срочном порядке полетел в министерство улаживать вопросы с дальнейшим финансированием обширной геологоразведки на территории, которая курируется наши Геологическим Управлением. Как мы знаем по слухам, Гибарян и Бурцев нашли очень перспективные участки для промышленной разработки золота. Но вот незадача.

Гунько сделал паузу и обвел зал взглядом.

— Мы не имеем дневников геологической разведывательной партии, не знаем ни координат этих участков. Нет ни карт, ни записей.

— Пусть Бурцев выйдет и объяснит, как так вышло.

Кто-то выкрикнул из зала.

— Почему он скрывает? Кто дал право? Надо написать в правоохранительные органы.

Кричал второй.

— Разгильдяйство и вредительство! В такое время тратить ресурсы — это преступление! Отстранить его от работы!

Третий встал, и держа свою кепку в огромном кулаке, направил его в мою сторону и потрясал им воздух.

— Тише, товарищи! — снова успокаивал зал Гунько, — дадим слово Бурцеву?

Зал снова загудел, на этот раз одобрительно.

— Илья, раз люди просят — уважь их своим рассказом.

Я не боялся выступать перед большой аудиторией, но в данном случае я понимал, что Гунько вежливо перевел на меня стрелки.

Я сделал шаг вперед и громко начал:

— Коллеги, друзья, товарищи. К сожалению в экспедиции я заболел болотной лихорадкой и заработал амнезию. Или по-простому, потерю памяти. Она понемногу восстанавливается, но многое мне самому неизвестно. Я действительно, многое не помню. Поэтому ничего существенного к рапортам и отчету Николая Прокофьевича добавить не могу.

Зал снова меня осуждал. Это было неприятно ощущать. Разные люди с неодобрением высказывались о моей амнезии. Мой друг Семен вскочил с места и пытался переубедить осуждающих

— Товарищи, я давно знаю Илью Бурцева! Он исключительно порядочный человек! Он действительно потерял память, но обязательно все вспомнит! Я готов ручаться за него.

Но Сёму никто не слушал. Все внимание было сосредоточено на мужике с кепкой в руках.

— Сдать его надо в милицию. Он же позорит честное имя геолога! А еще лучше комитетчикам! Пусть посидит у них! Он там быстро все вспомнит! Предлагаю голосовать за отстранение от выполнения обязанностей!

— Правильно! Отстранить его!

Гунько виновато посмотрел на меня, по-моему он не ожидал такой реакции зала.

— Тише товарищи! — зал смолк, — Илья тебе есть, что ответить коллегам, своим коллегам и товарищам?

Я отрицательно покачал головой.

— Я все сказал. Мне нечего добавить.

— Тогда вынужден ставить на голосование вопрос о временном отстранении от выполнения служебных обязанностей инженера-геолога Бурцева Ильи Назаровича.

В этот момент дверь распахнулась и в актовый зал зашел участковый инспектор, я сразу его узнал, и два дружинника из ДНД с повязками на рукавах.

Он взял под козырек, сначала повернулся к стоящему Гунько, представился, мрачно оглядел зал и спросил:

— Кто здесь будет гражданин Илья Бурцев?

Повисла пауза.

Я сделал шаг вперед и спокойно ответил:

— Бурцев — это я. А в чем дело, товарищ младший лейтенант?

— Вам придется пройти со мной.

— Хорошо.

Мы сидели вчетвером с участковым и дружинниками в помещении где располагался опорный пункт Милиции.

Участковый уточнил у меня фамилию имя отчество, год и место рождения, заполнил шапку формы и спросил не желаю ли я в чем-нибудь раскаяться и чистосердечно признаться.

В ответ я покачал головой и попытался узнать в чем меня обвиняют.

Милиционер не удостоил меня ответом. Он поднял глаза и спросил:

— Оружие, запрещенные предметы при себе имеете?

— Нет, — спокойно ответил я.

Он удовлетворенно кивнул, записал что-то в бумаги. Следующий его вопрос прогремел для меня громом.

— Скажите гражданин Бурцев, когда вы видели в последний раз гражданку Гинзбург Марину Иосифовну?

Я очень хорошо понимал, что означает этот вопрос. Я машинально полез в карман и нащупал там пузырек с клофелином.