Золото. Назад в СССР 2

Глава 23

— Ну если ошибешься, то извинишься. Ты же атеист? Ты же не веришь? Тебе же все равно, переродишься ты в следующей жизни в человека или нет?

Если бы ты знал, дорогой мой сосед, что ты сейчас разговариваешь с тем, кто уже…

— Расскажи мне, пожалуйста, о том, что записано у тебя в дневнике и я обещаю завтра в присутствии Семягина и тебя поговорить, нет, допросить братьев.

Брахман задумался.

Он заерзал на своем месте так, будто ему нужно было скинуть с себя, какой-то груз. Он уже жалел, что вечером, после предложения Семягина сказал лишнего.

Брахман хорошо понимал, что я от него не отвяжусь. Не сегодня так завтра, я добьюсь ответа на свой вопрос тем или иным способом.

Конечно мне не хотелось лазить в его записях, но что называется — Сократ мне друг, но истина дороже. Я вспомнил как это звучит на латыни: Amicus Socrates, sed magis amica veritas.

Но я снова не стал давить на него. Человек охотнее всего идет на контакт, когда сам принимает решение о сотрудничестве.

Я подожду, пока мне спешить некуда.

— Послушай, Макаров. Я тебя не неволю. Если хочешь можешь сам рассказать. А нет так нет. Давай ложиться спать.

На этих словах я стал готовиться ко сну. Забравшись в спальник я пожелал ему спокойной ночи и повернулся на удобный бок.

Я почти заснул когда услышал голос Брахмана.

— Спишь?

— Брахман, ну ты даешь. Уже почти уснул. Чего тебе.

— Я на самом деле, не за человека боюсь.

— Что? Не понял, объясни, — я вылез из спальника обратно и поежился от прохладного воздуха.

— Помнишь я говорил, что боюсь подставить человека под ложное обвинение.

— Ну? Помню, кончено. И что?

— Ну вот это я и имею ввиду. Я не за человека боюсь, а за себя. Мне стыдно признаться.

Его слова немного сбили меня с толку. В чем он собирается признаться? Неужели…

— Мне стыдно признаться, что я за свою шкуру боюсь. Как трус какой-то.

— Объясни нормально.

— Дай слово, что после того, как я тебе расскажу, мы только вместе будем решать, что делать с этой информацией.

— Ну хорошо, дай слово.

— И ты не пойдешь рассказывать об этом всем.

— Хорошо, хотя я не знаю, что обещаю. Давай так: я не пойду рассказывать, только, если смерть старика не твоих рук дело.

— Да ты с ума сошел! Как ты мог такое подумать! Ты что дурак?

Фух. Не он. Не Брахман. Миронов не причем. Это чувствовалось по его голосу. Он аж захлебывался от гнева.

— Да подожди ты, поставь себя на мое место. Я прошу тебя никому ничего не говорить, а ты свое слово никогда не нарушаешь. Каково тебе?

— Ну да, ты прав. Но я не убивал старика, и не замешан в этом совсем.

— Уже лучше, все же, твою просьбу надо было с этого начинать. Так что там?

— Короче, мне очень стыдно, что я трушу, но я знаю настоящую причину по которой убили Петровича.

Он замолчал, его слабо лицо освещалось во тьме палатки светом от фонарика, светящего куда-то в сторону.

— Я не говорил про это, — продолжил он, — потому что реально боюсь, что буду следующим.

— Следующим?

— Да, боюсь, что меня могут убить.

— Почему тебя должны убить?

— Потому что настоящая причина убийства старика — это карточный долг.

— Здрасте приехали. Вот еще новости. Карточный долг?

— Да.

— Давай, рассказывай обещаю, что не стану распространяться об этом пока мы оба не убедимся, что ты в безопасности.

— Не только я, но и ты тоже должен быть в безопасности.

— Хорошо, кому старик был должен?

— Никому, наоборот.

— То есть убийца не захотел возвращать проигранные деньги?

— Не только деньги, там еще и мотоцикл и золото.

— Вообще весело. Как многого я не знаю. И кто ему, Петровичу проиграл?

— Козак.

— Ты уверен в этом?

— Пфф, конечно. Иначе не говорил бы.

— А когда они играли?

— Все время, каждый день после смен. Потихоньку, чтобы Семягин не знал. И Козак все время проигрывал.

— Ты смог меня шокировать.

— А проиграв, сам понимаешь, Козак все время пытался отыграться. Старик не хотел играть, каждый раз отговаривал его. Он даже однажды предложил ему просто простить долг. В самом начале.

— А что Козак?

— Козак? Он, знаешь с таким апломбом, мол, тебе, старик, просто повезло, я тебя оставлю без штанов, зарплаты и сберкнижки.

— А Петрович?

— Петрович сначала все отказывался, но Козак прям заставлял его отыгрываться. А потом ставки и сама суммы выигрыша стали так высоки, что мне кажется, что старика жаба заела. Он уже сам не мог отказаться.

Если то правда, то старик попал в страшную зависимость. Она сродни наркотической и вырваться из ее лап так же сложно, как и отказаться от курения для заядлого курильщика или от выпивки алкоголику с многолетним стажем.

Небеса меня миловали от этой страшной напасти.

Проблема не в картах. Я не знаю ни одного взрослого человека, который бы не знал, что такое карты. Каждый хоть раз сыграл в простого дурака или пьяницу.

Но я знал нескольких людей, которых эта страсть сгубила. Если не физически, хотя и такое было, то выжгло все человеческое внутри.

Войти в мир карт просто, но вот для некоторых выйти из него ой как сложно. Под миром карт подразумевал весь мир азартных игр от костей до рулетки, известных, впрочем, советскому человеку по книгам и фильмам.

Государство не могло запретить азарт, как таковой. Нельзя волею власти взять и вот так просто отменить один древнейших пороков человека.

Поэтому оставило лазейки позволяющие вырываться наружу этому демону, этому призраку, бродящему в недрах народа через лотерею «спортлото» и ставки на тотализаторе на ипподроме.

Но тем, кому бес по имени «азарт» дал вкусить ощущение радости от выигрыша денег — не избавиться от него никогда. У всех свои пути к нему. Наверно сколько играющих людей, столько и дорог этого демона.

Попасть в его сети очень легко. Для этого необходимо всего лишь один раз сыграть на деньги.

Карты, бильярд, кости. Как человечество додумалось создать столь странное развлечение, столетиями и даже тысячелетиями покоряющее, а точнее порабощающее души игроков?

Никто не ответит. Азартными играми болели и сильные мира сего и поэты, музыканты, ученые, философы-просветители. Особую благодатную почву этот бес нашел среди военных, и, конечно, заключенных.

По всей видимости Петрович пристрастился к игре в тюрьме.

В дворе, где я рос, деды-пенсионеры по своему обыкновению резались в домино.

Много лет подряд, все чинно и мирно, их игры ничем не отличались от игры в шахматы, пока во дворе не появился относительно молодой, лет тридцати, утырок вернувшийся из зоны. Звали его Руслан.

Он отсидел за воровство, хотя выставлял себя невинной жертвой следственной ошибки.

Двор был дружный. Старики встретили его спокойно без особого дружелюбия, но и без агрессии.

Считалось, что, если оступился человек, но уже ответил за свои дела, отмотав срок, то нужно ему дать возможность вернуться в общество, не отталкивать, а наоборот помочь.

Утырок приходил, садился за стол, наблюдал за игрой в домино и заводил разговоры за жизнь, спрашивая, как ему лучше устроиться, куда пойти и какую гражданскую специальность лучше приобрести.

Такое поведение льстило старикам, они давали ему советы и Руслан очень быстро втерся в доверие доминошного дворового «кружка»

Знали бы они, какого волка в овечьей шкуре пригрели у себя за столом.

Через некоторое время в его руках появилась игральная колода карт. Как-то он уговорил выбывшего из доминошного сражения пенсионера, сыграть в дурака, пока тот ожидал следующей партии.

Тот согласился скоротать время. Это стало дополнительным развлечением. Постепенно к карточной игре привлекались все большее количество выбывших.

Уже через неделю интерес пенсионерской «тусовки» сместился к картам. Тут Руслан внес изменения в правила. Стали играть на небольшие суммы равные десяти пятнадцати копейкам.

Он поступал, как опытный владелец казино. Каждому, кто вновь приходил в игру он давал сразу выигрывать пять или десять рублей, чтобы потом бессовестно обчищать их карманы.

Всё. В этом момент плавное гармоничное равновесие двора, составляющее основу жизни этих стариков было разрушено.

Люди менялись на глазах. Добродушные старики становились враждебны друг другу. Самых агрессивных Руслан успокаивал тем, что давал им снова выиграть. Но единственным человеком ежедневно получавшим прибыль от игры был сам этот утырок.

Домино было забыто, карточная игра поглотила двор. Руслан не всегда присутствовал в начале. Но неизменно собирал свой куш в конце. Со временем, через много лет я понял, что он был низкопробным карточным шулером, способны обманывать стариков. А тогда весь двор был взбудоражен его «удачливостью».

Закончилось все печально. Вчерашние приятели и соседи дошли до увечий. Один из дедов просто воткнул тонкое сапожное шило в другого, потому что проиграл почти всю пенсию.

Руслана в этот момент не было, поэтому он вышел абсолютно сухим из воды.

Наблюдая эту историю со стороны, я навсегда запомнил искаженные лица людей, которые обезображивала игра и азарт.

Я понял, что те самые разумные, мудрые и добродушные старики, в мгновенье ока могут превращаться в монструозных существ в случае проигрыша. А в случае выигрыша они уподоблялись скупой и алчной старухе из Золотой Рыбки.

Другая история была связана с однокурсниками, игравшими в преферанс. Это называлось расписывать пульку.

Они меня и так и этак уговаривали сыграть, но я не соглашался ни в какую. Срабатывал иммунитет полученный в детстве и внутренний предохранитель.

На курсе играли все, кроме меня и еще одного парня, Ивана Гранина, который был совершенно безразличен к карточной игре, но с удовольствием ухлестывал за мало мальски симпатичными девушками. Он был москвичом и бывал у нас в общежитии наездами.

Ребята собирались в свободное время в общаге и устраивали целые чемпионаты со своим антуражем, традициями и нормами поведения. Надо сказать, что посторонние туда не допускались.

Никто не хотел проблем.

Главным идеологом и организатором был Леня Годзман, неоднократно приглашал меня с Граниным на мероприятия, но я ограничился разовым посещением, чтобы понаблюдать за происходящим.

Ничего нового я не увидел. Все те же эмоции, восторженные и тщеславные выражения лиц победителей, разочарование и злость проигравших.

Единственное отличие от игр пенсионеров во дворе заключалось в том, что студенты, в силу молодости и безбашенности, намного проще расставались с деньгами, чем старики.

Ведь в те времена деньги все-таки были куда меньшей ценностью, чем студенческая свобода, дружба и человеческое общение.

Студенты не только играли в карты, они знакомились, общались, играли на гитаре, пели и танцевали.

Гозман же, незаметно для других и довольно успешно зарабатывал на организации карточного клуба. У него завелись деньжата, а вместе с ними симпатичные девушки не только из нашего ВУЗа.

Вообще администрация общежития закрывала глаза игру, потому что на таких встречах принципиально отсутствовал алкоголь, а прикрывал все начальник оперотряда, сам являющийся страстным игроком.

Я быстро потерял интерес к подобному формату общения и не горел желанием расставаться со своей стипендией.

Ваня же Гранин был там более частым гостем, чем я, потому что ходил туда, чтобы познакомиться с какой-нибудь новой девушкой.

Мы приятельствовали, общались с ним и по-дружески посмеивались над членами клуба, называя их картежными безумцами. Он рассказывал с кем из прекрасной половины человечества ему удалось наладить мосты.

Гранин был из тех безобидных бабников, которые безуспешно таскаются за каждой юбкой, пока какая-нибудь деваха не приглядится к такому и не приберет к руках за неимением лучшего.

Хоть Ваня и рассказывал о своих грандиозных амурных похождениях, по деталям я понимал, что все его победы выдуманные и воображаемые, но не придавал этому особого значения.

Мало кто из юношей не хвастался друзьям успехами у женщин, часто приукрашивая и раздувая действительность.

Но вот однажды Ваня Гранин на очередной картежной вечеринке у Гозмана встретил «ее». Ту самую, единственную, неповторимую, без которой, как говорится, Ваня не мог ни есть, ни спать.

Он по уши влюбился и всеми силами старался понравится и привлечь к себе внимание этой волшебной нимфы, в комсомольском обличии.

Девушка же не отталкивала Ваню окончательно, но отшучивалась и держалась на расстоянии.

Ваня заметил, что ей нравиться Гозман и еще один парень — игрок. Лидер среди картежников. Она никак не могла выбрать между ними, разрывая сердце Ване.

Преферанс, в который так увлеченно резались студенты, считался интеллектуальной и психологической игрой и победители котировались у девушек из этой компании наравне с прогрессивными «физиками» и «лириками».

Все-таки в Союзе с шестидесятых по середину восьмидесятых у наших женщин ум ценился наравне с харизмой.

Тогда у Гранина родилась идея обыграть конкурента в пух и прах в преферанс, чтобы возвысится в глазах объекта его вожделения.

Гранин начал брать уроки у Гозмана. Он даже намекнул на то, что это обучение платное, но не уточнил, сколько стоит.

Проучившись у Гозмана какое-то время, Иван Гранин исчез с радаров. Он не появлялся в общаге и на занятиях.