Знакомьтесь — Юджин Уэллс, капитан

Глава 4 Старые друзья

— Давай пройдемся по кораблю? — предложил я после обеда. — Познакомлю тебя с друзьями. Они нормальные, клянусь! Не те, которых ты видела, — добавил я, заметив ее недоверчивый взгляд.

Она согласилась только из вежливости. Все равно тут делать больше нечего.

— Пойдем в машинное. Там Кен должен быть. И Пятница. Они меня от крыс спасли.

— От крыс? — поспевая за мной, удивилась она. — Как это?

— Ну, меня за неподчинение приказу в Восьмой ангар сунули. Он законсервирован. Это место тут такое, вроде гауптвахты.

— И что дальше?

— Ну, а там крысы. Огромные такие. Чуть не сожрали меня. У меня до сих пор все ноги в шрамах. Кен меня спас. Он там жил очень долго. Его за самогон наказали.

— А что такое самогон?

И я, стараясь пропускать самые откровенные сцены, рассказал ей про Петра Крамера. Про спасение Милана, про бой с охраной, и про сражение с крысами. Не говорю только про Триста двадцатого. Иначе она окончательно от меня отвернется. Кому нужен друг-мутант? Получеловек-полумашина. Рассказал ей про Кена, и про умного Пятницу. Про то, как ходил в шубе из крысиных шкур, и как Кена потом в машинном отыскал. В общем, столько всего понарассказывал, что нормальному человеку в это трудно поверить. Вот и Мишель так же. Думает, что я преувеличиваю. Вижу это по ее глазам. Тогда я остановился, расстегнул липучки на голени и продемонстрировал ногу в шрамах.

— Как же ты выдержал? — спросила она.

Вот черт. Не хватало, чтобы она меня жалеть начала.

Я рассмеялся.

— Как обычно. С трудом.

Она только покачала головой.

— Иногда я чувствую себя очень глупой. Столько ненужной жестокости. Не могу понять, неужели нельзя без этого обойтись? Вы, наверное, друг другу таким образом мужественность демонстрируете, да?

— Прости, но ты говоришь глупости.

И удивленная улыбка в ответ.

— Ты очень изменился.

— Только бы тебе эти изменения не мешали, — ответил я, представляя на секунду, что она подумает, если узнает хотя бы о сотой доле моих приключений. На мгновение я снова вижу себя там, внизу. В пилотском отсеке флаера, дергающегося от порывов штормового ветра. Запах крови и смерти щекочет нос. Месиво танцующих на полу мертвых тел. Удивленные глаза мальчишки-офицера, рассматривающие кончик ножа, торчащего у него из груди. Бородачи, вцепившиеся в страховочные сетки по бортам, блюющие себе под ноги, не в силах разжать пальцы. Ощущение леденящего ужаса от того, что я сотворил собственными руками. Покаянная скороговорка Триста двадцатого внутри.

Я встряхнулся, отгоняя неприятное видение.

— Что-то не так?

— Все хорошо, — сказал я. — Скоро придем. Вот в этот лифт, и мы на месте.

Слава Богу, я сумел отыскать Кена в путанице трубопроводов и силовых щитов. По запаху сивухи. Сгорбленная спина, волосы из-под кепи — как спутанные сосульки. Замасленный комбез, стоптанные одноразовые рабочие башмаки, которые он, как всегда, носит не снимая по многу дней. Рядом с разобранным кожухом какого-то механизма, из которого торчат перемигивающиеся световоды — натюрморт из складного стакана, большой фляги и куска недоеденного пищевого брикета из армейского полевого рациона.

Кен все тот же. Те же выверенные плавные движения, что поразили меня там, в Восьмом ангаре. Ноги его торчат из-под кожуха какого-то механизма. Пятница, как всегда, сидит рядом, охраняет тылы. Я встретился с ним взглядом и кивнул в ответ на молчаливый вопрос. Крыса-мутант, размером с небольшую собаку, осторожно обнюхивает мои ботинки.

— Ну, что, явился, чувак? Кто это с тобой?

— Свои. Как Кен?

— Чего ему будет. Нормально.

— А сам?

— Кормят сносно. Жить можно. Да и тепло.

— О Господи! — воскликнула Мишель, вцепившись мне в локоть и прерывая наш молчаливый диалог. — Что это?

Я успокаивающе погладил ее по руке.

— Не бойся. Это друг.

— Кого там принесло, Пятница? — пробурчал Кен, нашаривая универсальный ключ.

— Свои, старый ты алкоголик, — сказал я.

Кен змеей выполз из-под кожуха. Облако перегара накрыло нас почище боевого отравляющего вещества. Быстрый взгляд, молниеносная оценка ситуации. Кен все тот же. Смертельно опасный охотник, пофигист и неисправимый пьяница. У меня заслезились глаза, так что приходится моргать. Бедная Мишель.

— Вот черт! — воскликнул Кен и мы крепко обнялись. — Ожил, значит? А говорили, улетел с концами.

— Это Мишель. Она меня вытащила, — церемонно представил я свою спутницу.

Как ни удивительно, Мишель не наморщила нос в брезгливой гримасе, хотя я видел, каково ей. Когда рядом такой как Кен, даже у привычных ко всему технарей физиономии перекашивает, не то что у таких рафинированных дамочек.

Мишель смело протянула Кену руку.

— Очень приятно, — улыбка ее способна расплавить все предохранители в ближайших окрестностях.

— И мне, мэм, — серьезно ответил старый выпивоха, откровенно разглядывая ее наглыми прищуренными глазами.

— Для вас — просто Мишель.

— Заметано, — кивнул он. — Вот незадача. Стакан-то у меня один.

— Ничего, мы по очереди, — улыбнулась она.

— Вот во всем тебе везет, Юджин. Это ж надо, такую мамзель оторвал! — похвалил Кен. — Пробуйте, Мишель. Такой выпивки вам нигде не нальют. Собственное производство.

И подал ей стаканчик с мутной жидкостью.

Мишель растерянно оглянулась. Я утвердительно кивнул. Она глубоко вдохнула, опрокинула в себя содержимое стакана и тут же закашлялась. На глазах ее выступили слезы.

— Хороша водица? — улыбнулся Кен, протягивая ей тот самый недоеденный пищевой брикет. Мишель, не глядя, отхватила здоровенный кусок и принялась яростно жевать. Щеки ее налились румянцем.

— Теперь ты, везунчик.

Жидкий огонь прокатился по моему пищеводу. С хрипом протолкнув в себя воздух, я, так же как и Мишель, закусываю, не чувствуя вкуса.

— Эх, молодежь, — насмешливо улыбается Кен. Выпивает залпом, нюхает рукав вместо закуски. — За тебя, везунчик.

Потом я дал вежливо ожидающему Пятнице кусочек мяса, что захватил с собой в баре. Крыс с достоинством развернул подарок, взял его передними лапами и аккуратно сгрыз к бурному восторгу Мишель.

— Он не заразный?

— Что вы, Мишель. Он моется чаще, чем я.

— Можно, я его тоже угощу?

— Запросто, — сказал Кен и ткнул пальцем в баронессу: — Пятница, это — друг.

Крыс внимательно смотрит на Мишель. Та отщипывает кусочек от брикета, протягивает его на ладони. Пятница вновь поднимается на задние лапы, аккуратно берет кусочек из ладони.

— Просто как человек! — восхищается Мишель.

— Он только говорить не умеет. А так — член команды. Вечером ему на вахту — дежурит на камбузе. Непрошенных гостей гоняет.

— Гостей?

— Таких же, как он. С хвостами, — пояснил Кен. — Еще по стаканчику, мэм?

— А что, — расхрабрившись, махнула рукой моя спасительница, — Можно.

И мы снова пьем то ли серную кислоту, то ли горючее для ракет, если судить по вкусу. Чего я никак не пойму, так это почему чертова огненная вода до сих пор фляжку и стакан насквозь не проела. Скоро и я, и Мишель с непривычки становимся красными. Языки наши заплетаются, когда мы пытаемся рассказать что-то смешное, перебивая друг друга и не замечая этого. А Кену ничего, свеж, как огурчик. Улыбается, на нас глядючи, подмигивает весело. И как ему удается эту ядерную смесь переваривать?

— Произвожу фильтрацию крови. Удаление из организма вредных химических веществ, — ворчливый голос Триста двадцатого звучит внутри, когда мы втроем, смеясь, топаем навестить техников в моем ангаре. Пятница важно шествует в арьергарде. Встречные оглядываются нам вслед. Кен во весь голос рассказывает, как познакомился со мной в Восьмом. Как я брызгал на палубу своей кровью и грыз нападавших крыс зубами. Отчего-то дикая эта картина веселит нас неимоверно. И мы хохочем, вызывая неодобрительные и внимательные взгляды охраны.

— Крыс… зубами… — задыхается от смеха Мишель, изо всех сил цепляясь за мой локоть.

— Черт возьми, как здорово встретить старого друга, — говорю я вслух непонятно кому. И все со мной соглашаются. И Кен. И Мишель. И Триста двадцатый. Кажется, даже Пятница силится что-то сказать. И морда у него ехидная, точно он улыбается. А может, это я просто перебрал ракетного топлива.

В ангаре мы устраиваем совершенно жуткую попойку с техниками, едва не сорвав вылет очередного звена. В прежние времена наша выходка наверняка закончилась бы Восьмым ангаром или еще чем похлеще. Но сейчас все легко сходит с рук. Мы выслушиваем пьяные тосты, молодые и не очень мужчины хорохорятся в присутствии настоящей леди, и я щедро раздариваю присутствующим подарки из мешка, собранного жителями Беляницы. Ченгу достается отличный боевой нож в кожаных ножнах.

— Я буду всегда носить его с собой! — заверяет серьезно старший техник. И кланяется мне незнакомым глубоким наклоном туловища. Я таких и не видел никогда. Представляю, чего это ему стоит, в таком-то состоянии.

Еще я демонстрирую навыки владения ножом. Мой клинок насквозь прошибает дверцу металлического шкафа у дальней переборки. От восхищенных возгласов мне становится приятно. Хотя и негоже воину хвастаться своим оружием. Не принято. Про себя даю слово, что делаю это в последний раз.

И под шум продолжающейся пьянки мы с Мишель незаметно исчезаем. Только Кен подмигивает мне на прощанье.

— Пусть будет нашей высшей целью одно: говорить, как чувствуем, и жить, как говорим, — произносит он очередной красивый тост.

Крики упившихся парней слышны нам до самого переходного люка. Оба мы не слишком крепко стоим на ногах и приходится держаться друг за друга для равновесия. Согласитесь, нет зрелища более недостойного, чем баронесса, которую не держат ноги. Приходится прилагать обоюдные усилия, чтобы выглядеть более-менее прилично. И эти усилия изматывают нас до невозможности. Пока добираемся до места, устаем, как после часовых занятий на силовых тренажерах. Потом долго плещемся по очереди в ее душе. Падаем в ее постель, переодевшись в свежие комбинезоны, потому что в каюте довольно прохладно. Оборудование старой развалины авианосца дышит на ладан. Даже и вопроса почему-то не возникает, где мне спать. Ни у меня, ни у Мишель. И мы целомудренно засыпаем, обнявшись, как два невинных младенца. И спим, наверное, целые сутки. Такой вот странный побочный эффект у пойла, что нам Кен подливал.

А вскоре прилетел «Либерти». И я взял в одну руку свой пенал, а во вторую — ладонь Мишель. И потопал к шлюзу. И два парня из корабельной охраны шли следом и изображали, словно у них тоже контракт закончился. И все вокруг старательно вид делали, что не знают, зачем эта парочка следом за Мишель таскается. И кто-то снова меня узнавал и по плечу хлопал. А я вежливо и немного глупо улыбался в ответ. Кок, черный парень со странным именем Гиви, притащил корзину со снедью: «На дорожку, брат». И Ченг пришел меня проводить. И Милан. И Борислав. И мы постояли немного и помолчали у люка. А чем говорить? Вместе служили, вместе воевали. Все без слов ясно. Милан опять навеселе, хотя на его взгляде это никак не отразилось. Немного ироничном, грустном и спокойном. Будто все про эту жизнь понимает.

Последние пожатия рук. Короткие, ничего не значащие слова. Вежливые кивки для моей спутницы.

Я поворачиваюсь спиной к старине «Меркурию». Превращенному в базу с глупым названием «Будущее Земли». Нет тут никакого будущего. Труба переходного шлюза гулко стучит под каблуками. Притихшая Мишель молча идет рядом.

— Знаешь, вы прощались, как настоящие солдаты, — говорит она, когда провожающий нас пассажирский кондуктор закрывает за собой дверь каюты.

— Откуда ты знаешь про солдат?

— Я ведь из военной семьи. Мой дед адмирал. У меня куча родственников-офицеров. Наш род — род воинов.

И я в который раз удивляюсь, какая она бывает разная, Мишель. И как мало я ее знаю.

— Наверное, мы и есть солдаты, — говорю я. — Просто не знаем, за кого воюем.

Звуки блюза по громкой трансляции. Это старина Джозефо меня приветствует. Джо. Воррент-офицер второго класса, отставной механик с ударного авианосца «Калигула».

Все-таки здорово иметь друзей.