Мишель пришла в себя первой. В попытке расшевелить меня, она включила канал новостей. Диктор взахлеб комментировал вчерашние события. Конечно же, я опять в центре скандала. Мелькают радостные лица, цветные вспышки над залом. Музыканты с потными от напряжения лицами. И я. Куда же без меня? Вот я склоняюсь к залу. Лучи выхватывают меня из цветного дыма. Мои глаза совершенно безумны. Я кричу, широко открывая рот. Вот опять я — пою, расхаживая за спинами охраны, и беснующаяся публика закидывает меня всяким мусором. Вот я взбегаю на сцену, рву на себе одежду. Лучи снова скрещиваются на мне, возносят меня над залом. Господи, я же абсолютно гол! Камеры наезжают на меня с разных ракурсов, мое тело выкрашено сиреневым. Вот снова музыканты, и девушки из бэк-вокала, они тоже обнажены. Просто безумие какое-то. Потом крупный план — целый зал голых людей, водоворот перекошенных лиц. И тут же — вид ярко освещенного пустого проспекта куда выплескиваются тысячи разгоряченных, ничего не соображающих людей без одежды. Они дерутся, целуются, швыряют камни в окна, переворачивают машины. Дальше — калейдоскоп коротких сцен: полиция блокирует очередную группу голых сумасшедших и заталкивает вопящих и царапающихся людей в большой автобус. Вот еще: молодые люди отбиваются от полиции камнями. Вот кадры из какого-то престижного магазина. Голые безумцы врываются в зал, кричат, хохочут, переворачивают полки с товаром. Других пошедших вразнос снимают с вертолета, они с дикими криками сигают в реку с ярко освещенного моста.
— Включи что-нибудь другое, — попросил я, весь красный от стыда.
Мишель снова коснулась голограммы, включая скользящий поиск. Всюду одно и тоже. Драки, свет, дым, мешанина голых тел. С ума сойти! Как я теперь на людях покажусь?
— Поздравляю, — сказала баронесса. — Тебе все же удалось.
— Что удалось?
— Порвать зал. Размазать городишко. Ну, или как вы там еще храбрились. Джек очень доволен. Гонорар приятно удивит тебя. Думаю, нам есть смысл обсудить этот вопрос подробнее.
— О чем ты, Мишель? Мне так стыдно. Вся эта толпа, голые люди, драки. У меня просто нет слов.
— Я тебя понимаю, — заверила Мишель. — Только попробуй думать немножко иначе. Посмотри на это дело с другой стороны.
— Как это?
— Вчера ты был в родной стихии, Юджин. Ты делал с залом, что хотел. Ты был так страстен, так раскрыт, я даже слов не нахожу для описания того, что от тебя исходило. Если ты не рожден для этого — я съем собственную сумочку. И знаешь что?
Я вопросительно посмотрел на нее.
— Я рада, что мы с тобой тогда встретились. Там, на лайнере. Когда я тебя увидела, меня словно что-то толкнуло. Я тебя совсем смутила?
— Немного, — ответил я озадаченно. — Ты такая разная, Мишель. Постоянно меняешься. Никак не могу понять, какая ты на самом деле.
— Обычная хищница, каких миллионы, — усмехнулась она. — Кусочек там, кусочек здесь. Давай решим, что мы будем делать дальше?
— Мы? Ты имеешь в виду — ты и я?
— Ну да. Если, конечно, ты не собираешься снова спрыгнуть с поезда.
— Спрыгнуть с поезда?
— Сбежать, дурачок, — улыбнулась она.
— Честно говоря, я бы не прочь.
— И что тебя останавливает?
— Ты в опасности.
— Как и ты.
— Ну, вот и разобрались.
Глубокое кресло не дает мне выпрямиться, норовит расслабить спину. Я все время теряю равновесие, пытаясь увидеть ее глаза.
— Так что, поговорим о деле? — спросила Мишель. Она ведь упряма. Никакой танк не способен сбить ее с мысли.
Я пожал плечами.
— Давай.
И Мишель, все больше оживляясь, долго и обстоятельно рассказывает о том, что необходимо для моего сольного турне по Зеленому Шару. Какие люди должны быть приглашены в команду. Примерная стоимость оборудования. Затраты на рекламу. Организация перевозок. Какое-то там продвижение. План расходов. Доходная статья. Пессимистичный прогноз доходов на полгода. Выпуск акций. Котировки. Размер ее вклада. Вклада Джека. И еще — размер моего пакета, мои комиссионные, процент от прибыли. И комиссионные участников группы. Я смотрю на ее лицо, на ее шевелящиеся губы, на то, как она произносит непонятные слова, которые отдаются внутри моей головы гулким эхом. Скупые подсказки Триста двадцатого смешиваются с чуточку хрипловатым голосом Мишель, а я все пытаюсь понять, что я, черт меня возьми, тут делаю, и зачем она рядом, и что ей от меня нужно. Я ведь понимаю — баронессы не влюбляются в нищих дурачков.
И еще ее упрямство утром. Я понимаю намеки, у меня хорошая интуиция. Тогда зачем весь этот спектакль?
Внезапно мне стало стыдно. Я зациклился на своем желании, как последний эгоист. На желании быть рядом с этой женщиной. С этой веселой, грустной, циничной, нежной, расчетливой, страстной, распутной, целомудренной, бесстыдной до святости женщиной. Наверное, это оттого, что я так и не смог стать похожим на человека. Не научился видеть мир таким, каким его видят другие. Наверное, оттого и бродят внутри меня сумасшедшие чувства, которые нормальный имперский гражданин выключил бы одним усилием воли.
А еще мне не дает сосредоточится неясное ощущение опасности. Что-то холодное и враждебное витает в воздухе. Как если бы я был в темноте и точно знал, что где-то рядом затаился враг. Довольно странное чувство, ведь мы в охраняемом люксе, и вокруг нас куча телохранителей — надежных и уверенных в себе парней. И Мишель — она говорила, что какие-то спецслужбы ей помогают, и никакому Кроллу к нам не подобраться. И Триста двадцатый молчит, так что бояться пока как бы и нечего. Надо просто переждать, пока все уляжется, а потом купить немного одежды, позвонить Васу и рвануть на Кришнагири Упаван, где счастливые люди укрываются от дождя коробками и собирают по утрам нападавшую с неба еду. Забыть про все эти терзания, про эту странную женщину, к которой хочется и боязно прикоснуться. Напиться чистой радости жизни. Лежать под пальмой, и ни о чем не думать. Или добывать вместе с Васу «черные слезы». Может быть, когда у меня будет целая горсть этих самых слез, я смогу вернуться и говорить с Мишель как равный. Если я буду богат как она, мне перестанет казаться, будто я лишний. Кажется, мысли в моей бестолковке понемногу укладываются как надо.
«Ты странно рассуждаешь, чувак, — влез в мои размышления Триста двадцатый. — Ты хочешь сбежать и одновременно мечтаешь вернуться. Ты противоречишь сам себе».
«Наверное, так и есть», — ответил я.
— Юджин, ты меня слушаешь?
— Конечно, Мишель. А что ребята? Согласны играть со мной? — невпопад спросил я.
— Конечно. Я же сказала — Джек уже говорил с ними утром. Они согласны на турне. Им очень понравилось, как ты держался на сцене.
Опять это ощущение близкой опасности. Из соседней комнаты донесся какой-то шум. Я прислушался. Мишель тоже посмотрела на дверь.
— Я взгляну, что там, — сказал я.
Триста двадцатый опять как-то необычно реагирует. Словно ему больно.
«Что с тобой, Три-два-ноль?»
«Статус всех систем — зеленый», — ответил мой внутренний голос.
«Мне показалось, тебе плохо».
«Все системы в норме».
«Извини. Я не хотел тебе помешать».
«Все в порядке».
Я выглянул в соседнюю комнату. Телохранитель у дверей покосился на меня, вежливо поздоровался. Я кивнул в ответ.
— Что за шум?
— Ничего особенного, сэр. Приходил человек чистить бассейн. Мариус решил, что пока вы завтракаете, бассейн вам не понадобится. А потом у этого бедолаги агрегат заискрил и шарахнул его током. Его уже осмотрели, через полчасика оклемается. Администрация извинилась за недоразумение, бассейн почистят ночью. Несколько журналистов пытались проникнуть в номер, их остановили еще у лифта.
— Понятно, спасибо.
— Ничего особенного, — повторил я слова охранника. — Работника отеля слегка ударило током. С ним уже все в порядке.
И снова это ощущение тревоги, будто лед под сердцем. Наверное, это мои вчерашние художества дают о себе знать. Триста двадцатый с какой-то обреченной интонацией рассуждает о дуализме духа и материи, мысли и действия, души и тела.
«Души не бывает», — спорю я с ним.
«А я кто?» — угрюмо возражает он.
«Ты машина. В других людях машин нет. И они не говорят сами с собой».
«Разное программное и аппаратное обеспечение и обусловленная этим разность мотиваций», — бурчит моя жестянка и умолкает.
Не нравится мне его настроение. Что-то не то с ним происходит. И что мне теперь делать? Обратиться к ветеринару? Или сразу в ремонтный бокс, где чинят самолеты?
«Статус всех систем — зеленый».
«Ладно-ладно. Не подслушивай».