Змеиная прогулка

ГЛАВА ШЕСТАЯ

«Ты. Ни один из нас? Полное имя Лизы было Аннелиза Мейзингер, и ее краткая стенографическая речь все еще раздражала. Вблизи она оказалась не такой идеальной, как думал Лессинг. Черты ее лица были слегка неправильными, кожа скорее покрывалась веснушками, чем загаром, рот немного большой, глаза были карими с золотистыми крапинками, а не зелеными, какими они казались при флуоресцентном освещении зала заседаний. На вкус Лессинга она казалась слишком элегантной, воспитанной и утонченной.

«Я охранник», — ответил он. «Меня наняла компания Indoco для работы на их заводе в Лакхнау».

«У вас немецкое имя», — сладко заявила миссис Делакруа. Старушка, к большому облегчению последнего, предоставила пилоту кабину своего частного самолета и теперь занимала место рядом с Лизой и напротив Лессинг в длинной носовой каюте.

«Мои предки приехали в Америку во времена Войны за независимость». На самом деле он не был уверен, но именно это утверждал его отец.

«Лессинг», — размышляла миссис Делакруа. «Готхольд Эфраим Лессинг. Он был великим немецким драматургом и критиком середины восемнадцатого века».

«Работал на герцога Брауншвейгского… среди других», — вмешалась Лизе. Как будто ей приходилось платить за слово, чтобы говорить.

— Неважно, — весело сказала пожилая француженка. «Готхольд Лессинг давно умер. Этот… Алан, не так ли?… жив. Мне интересно узнать об Алане Лессинге».

Разговаривать с Эммой Делакруа было все равно, что обращаться с хрупким фарфором. У Лессинг сложилось впечатление, что она разобьется, если кто-нибудь с ней не согласится.

«Нечего рассказывать. В Айове некуда пойти дома… это один из штатов Среднего Запада. Окончил школу, проучился один год в колледже, не нашел работы, пошел в армию. Послужил некоторое время, потом сам занялся армейским бизнесом». Он самоуверенно ухмыльнулся. Речь была длиннее, чем он обычно произносил, но проницательные черные глаза и напудренная кукольная улыбка миссис Делакруа вызывали доверие. И Лиза слушала.

— Не член, — с сомнением вставила Лиза. — И все же господин Мюллер, похоже, вам доверяет.

«ВОЗ?»

«О… мистер Малдер. Теперь это его имя.

— И он потомок?

«Да. Как миссис Делакруа.

Ему надоела эта тема. СС и нацистская партия были холодны как труп, как… как его звали? — Готхольд Лессинг. Он смотрел в окно на ярусы белых замков-облаков. Они покинули Каракас и теперь направлялись через Атлантику в Дакар.

Миссис Делакруа ласкала один из дневников СС с благоговением монахини, прикасающейся к священной Библии. Самые поздние дневники были четко скопированы на современном немецком и английском языках, но самый ранний из двадцати с лишним томов был написан архаичным немецким шрифтом Суеттерлина, который ни она, ни Лизе не могли прочитать. Их нужно будет расшифровать, когда они прибудут в Преторию, чего Малдер не делал, пока их держала его семья.

Темно-синие переплеты и потертые кожаные корешки излучали ауру почти мистической преданности. Те, кто написал эти страницы, любили свое дело с ужасающей яростью. Они не сдались, даже несмотря на преследования нацистов прошлого века. Лессинг ощутил что-то вроде религиозного трепета, как в тот раз, когда они с Джамилой посетили пещерные храмы Эллуры. Вырезанные там боги все еще были горды, все еще могущественны, все еще великолепны в своем загадочном величии. Они все еще говорили с человечеством. Джамила, чья семья принадлежала к шиитской (или шиитской) секте ислама, как она настаивала, смеялась над ним.

Лессинг перестал быть лютеранином, когда ему было шестнадцать, когда горькое благочестие его матери и рождественские слова отца окончательно разъели последние следы его детских убеждений. Позже он не нашел ничего, что могло бы соблазнить его среди догм Рождённых свыше, католиков, ислама Джамилы или любой другой религии мира. Однако иногда на него все еще влияли религиозные и квазирелигиозные переживания. Дневники, сложенные на красном плюшевом сиденье самолета, были именно этим; они были переполнены собственной силой, подобно мане жителей островов южной части Тихого океана. Звонили, кричали, почти кричали: «Верьте в нас! Верьте в нашего Фюрера! Верьте в национал-социалистическое движение, в Германию и в славную судьбу арийской расы!» Он почти мог слышать пение «Зиг Хайльс» сквозь гудящий грохот самолета.

Он так резко дернулся, что Лиза уставилась на него.

«Дакар к вечеру», — сказала она. «Тогда Претория. Немедленно вернуться?

Он изо всех сил пытался расшифровать ее странную словесную стенографию. «Э… да. Вернемся в Индоко.

Она скрестила одну обтянутую шелком ногу с другой, и ее жемчужно-серое платье из китайского шелка соскользнуло с ее бедра. «Убей. День или два. Покажу тебе окрестности.

Выражение ее лица было двусмысленным. Возможно, она заигрывает с ним, а может быть, предлагает лишь ритуальное гостеприимство. Он улыбнулся и ничего не сказал. Он перейдет этот мост после тщательной разведки.

Он снова проснулся от сбивчивого сна о терновых кустах, черных лицах и заикающемся автоматическом оружии: Ангола. На какой-то тревожный момент он подумал, что это было правдой. Прямо над его головой Лизе объявила: «Африка, мистер Лессинг. Приземление в Дакаре. Аэропорт Йофф».

Оно было настоящим, таким же жарким и влажным, каким он его помнил, и пахло Индией, но с небольшими отличиями. Теперь там были настоящие черные лица, костлявые мужчины в потрепанной униформе цвета хаки, немецкие автоматы СМ-97, демонстративно висящие на тощих плечах. Это была Новая Гвинейская империя, основанная сорок лет назад каким-то армейским капитаном. Гвинейцы захватили Сенегал, Гамбию, Сьерра-Леоне, Либерию и некоторые другие остатки европейского колониализма. Их многообещающее предприятие было поддержано французскими и португальскими деньгами, а также европейскими офицерами, командовавшими Черными легионами императора Сайида Абу-Бакра.

Миссис Делакруа сошла с корабля, забрав с собой Лизу. Пилот занимался оформлением документов, а Лессинг оставался в кабине. Он принял все возможные меры предосторожности: запер дневники в сейфе самолета, проверил свое 7,62-мм пистолет и 9-мм пистолет-пулемет и осмотрел в бинокль взлетно-посадочную полосу и отдаленные здания. Если кто-то из заинтересованных сторон знал, что дневники находятся на борту, сейчас самое время нанести удар. Он мог ожидать чего угодно: от угона самолета до ракетной гранаты. Он выключил свет в каюте и стал ждать.

К самолету с грохотом подъехали бензовозы, несколько коммерческих судов приземлились и взлетели, а сотрудники службы контроля аэропорта поднялись на борт и высадились, благоухая лучшим французским перно миссис Делакруа. Пилот, молодой шотландец с рыжими волосами, склонился над картами, чтобы проложить курс на Преторию. Снаружи линии синих посадочных огней образовывали геометрические диаграммы на черноте, а сырые запахи Африки смешивались с запахами бензина, асфальта и горячего металла.

Белый свет промчался по асфальту, превратился в два огня и превратился в открытую машину. Миссис Делакруа и Лиза? Не на такой скорости! И не с тремя сбившимися в кучу фигурами с сверкающими синим автоматическим оружием, застрявшими на переднем сиденье.

Это может быть оно.

Пилот появился по зову Лессинга, осмотрелся, нырнул обратно в кабину и вернулся с японской штурмовой винтовкой ГК-11, гранатометом, штыком, оптическим прицелом и всем остальным. Он ухмыльнулся Лессинг. «Раньше несколько раз поддерживал старушку».

Машина с визгом остановилась возле лестничной площадки, и из нее выскочили трое черных солдат в блестящих стальных касках и аккуратно выглаженной белой форме. За ними шел костлявый европеец в гражданской рубашке и шортах.

«Эй, там!» — крикнул последний. «Ты! Лессинг! Мух-фук-ка!»

Лессинг раскрыла рот. Это был Джонни Ноу. Во время Баальбекской войны они служили в одном отряде.

Пилот слабо улыбнулся и опустил оружие, но Лессинг колебался. Он не был готов к тому, чтобы его преследовал бывший товарищ, теперь работающий на другой стороне.

«Джонни? Положи свой кусок и поднимайся. Оставьте там своих собачек.

Снизу послышалось недоуменное ругательство. Он услышал грохот оружия, брошенного на заднее сиденье машины. Затем по металлической лестнице, по две за раз, взбежал Джонни Кеноу.

Лессинг отступил в тень за дверью, не желая подпускать Кеноу к ближнему бою, пока он не узнает больше. Те солдаты, что там внизу, могут подняться и войти в самолет за считанные секунды.

«Эй, чувак! Хе-эй! Кеноу сразу понял ситуацию. Он остановился и широко раскинул руки. «Чистый! Я чист! Что, черт возьми, случилось?

— Надеюсь, ничего. Просто быть мудрым. Заходи.» Он пригнул бровь, глядя на пилота: ему хотелось немедленно узнать, решили ли приятели Кеноу присоединиться к вечеринке.

Джонни Кеноу был таким, каким его помнил Лессинг: долговязым соломососом из Монтаны с бледной пестрой кожей; маслянистые темные волосы, покрывавшие череп, словно слой краски; и глаза были так близко посажены, что люди говорили, что ему приходилось смотреть в бинокль одним глазом за раз. После Баальбекской войны Кеноу поступил на службу в императорский дворец в Конакри. Теперь он был верховным генералом Вечно-Победоносной Армии Императора, и ходили слухи, что он приобрел отряд евразийских наложниц, сундук, полный медалей, и сундук, полный золота.

Не такая уж плохая обязанность. Но тогда продолжительность жизни имперских генералов здесь была не больше, чем в Древнем Риме.

Лессинг спросил: «Откуда вы узнали, что я был в этом самолете?»

«Держи мою задницу в чистоте и следи за пассажирскими декларациями». Кеноу подмигнул — зрелище непривлекательное. — Здесь, чтобы забрать француженку, подарок Императора его сыну-свиньесу. Королевский прием». Он фыркнул. «Лучше я расскажу ей, что происходит, прежде чем она связалась не с теми людьми».

— Дворцовая интрига?

«Ага. «Не такой уж и грубиян, чтобы оплодотворить всю Африку». Лессинг начал немного расслабляться. Следующие слова Кеноу вернули его в полную боевую готовность.

«Мальчики здесь ищут тебя. Две-три недели назад.

«ВОЗ?»

«Не знаю. Евро-наемники, может быть, или арабы. Он произносил это слово «Ай-рабс» даже после пятнадцати лет на Ближнем Востоке. — Сказал им, что ты сдох.

— Есть идеи, чего они хотели?

«Ни черта. Слышал, о тебе тоже спрашивали другие парни. Он лукаво взглянул на Лессинга узкими, покрасневшими глазами. — Ты спрятал кое-какую добычу, которую должен был отнести домой папе?

На ум сразу пришли «образцы» Пакова, предложенные Лессингом. Но никто не мог об этом знать. Маленький глобус и трубка были спрятаны за металлической смотровой пластиной в самом сердце «Индоко».

Завод в Лакнау. Он точно знал, что с тех пор туда никто не заглядывал.

«Или, может быть, ты ударил кого-то, кому не следует?»

Лессинг почувствовал облегчение; Кеноу просто ловил рыбу. Он улыбнулся. «Черт, я слишком умен, чтобы так облажаться. Просто делай свою работу».

«Ты всегда была осторожной сукой сукой». Другой порылся в кармане рубашки, достал потрепанную пачку американских сигарет и протянул ее. Лессинг покачал головой. — Слышал и еще кое-что. Какая-то большая разборка между израильтянами и русскими. Наемники, регулярные солдаты, много снующих туда-сюда. Американцы, британцы и все остальные в этом чертовом мире снуют вокруг. Больше кикиберд, чем ты можешь потрясти своим членом.

«Кикиберд» на сленге означало шпиона, агента разведки; Лессинг слышал, что это произошло из какого-то архаичного анекдота о большой тупой птице, которая всю зиму сидела в снегу и кричала: «Ки… ки… ки… черт, холодно!»

Снизу послышался крик, и они встали, чтобы посмотреть. Один из солдат в шлеме указал через мокрую взлетно-посадочную полосу на мигающие огни только что приземлившегося самолета. Кеноу выплюнул через дверной проем.

«Теперь это наша французская хор. Должен идти. Может быть, я смогу немного подстрелить новичка, прежде чем мадемуазель Ла-де-де-ебаная-да станет королевой-императрицей.

«Эй, хотя бы скажи мне, что, по твоему мнению, происходит!» Лессинг, тоже стоявший у двери, заметил огни приближающейся к ним второй машины. Прическа миссис Делакруа блестела на заднем сиденье, как серебристая тиара.

— Черт возьми, я понятия не имею. Кеноу пожал руку, похлопал Лессинг по плечу и начал спускаться по лестнице. «Однако он большой. Может быть, Большой Бум, который уничтожит мир. Я заставил Императора вырыть бомбоубежище прямо до середины земли! Если кто-нибудь позвонит, я буду там».

Он помахал рукой и исчез.