Светлейший-8. Зимние интриги

Глава 7

Я молча уставился на старшего Юсупова.

— Все мы видим, что интерес к Иде с вашей стороны очевиден, и об этом уже ходят разговоры в свете. Я уважаю выбор Иды и верю в её благоразумие, но мне нужно понимать, насколько ваши намерения серьезны?

Его лицо оставалось непроницаемым, но взгляд был пронзительным, как будто он стремился заглянуть мне прямо в душу.

— Алексей Иоаннович, мне хотелось бы знать, каковы ваши намерения в отношении моей дочери, — продолжил он, чуть наклонившись вперёд и сцепив руки в замок. — Юсуповы — род богатый, влиятельный, да и сама Ида обладает блистательными качествами. Она воспитана в традициях, обладает умом, утончённостью и, безусловно, редкостной красотой. Неудивительно, что вокруг неё всегда толпятся женихи. Некоторые из них не стесняются проявлять свою настойчивость и красноречие, заявляя о своём желании жениться на ней.

Он выдержал паузу, словно давая мне время осознать важность разговора. Я знал, что этот момент наступит, и обдумал, что отвечу. Я посмотрел князю прямо в глаза и, сохраняя достоинство, начал говорить.

— Феликс Феликсович, — я медленно выдохнул, взвешивая каждое слово, — ваша дочь достойна самых возвышенных слов. Она умна, воспитанна, благородна, и её добрый нрав не может не восхищать. Я был бы счастлив иметь такую супругу в будущем. Однако, как вам известно, я пока ещё формально курсант Спецкорпуса. Да, у меня есть орден, статус Черного Алмаза и значительный трастовый фонд, но этого недостаточно. Мне бы хотелось достичь более высокого положения, чтобы моя супруга никогда ни в чём не нуждалась и могла вести тот образ жизни, который подобает её статусу.

Я видел, как князь изучающе смотрит на меня, его взгляд был холоден, но не враждебен — скорее, он оценивал, насколько я был честен с ним. Прошло несколько секунд, прежде чем он медленно кивнул.

— Мне нравится ваша рассудительность, Алексей Иоаннович. Вы не торопитесь, а думаете о перспективах. Это качество, достойное уважения. Скажите, каковы ваши дальнейшие шаги?

Я позволил себе небольшую улыбку, ценя одобрение князя.

— В первую очередь я намерен получить офицерское звание и распределение на постоянную службу. Когда этот вопрос будет решён, можно будет говорить и о матримониальных планах. Сейчас я сосредоточен на росте по службе. Стабильность — залог комфортного существования семьи. Я хочу, чтобы, если судьба приведёт нас с Идой к браку, наша жизнь была уверенной и защищённой.

Феликс Феликсович склонил голову, соглашаясь. Его лицо оставалось серьёзным, но в глазах мелькнуло одобрение.

— Это достойное стремление, — признал он. — И что же тогда с Идой? Каково ваше мнение по этому поводу? Что она должна делать все это время?

— Я считаю, что делать предложение правильно лишь тогда, когда я буду уверен в своём положении. Но я также осознаю, что на это может уйти время, и никто не знает, сколько именно. Поэтому я не считаю себя вправе требовать от Иды Феликсовны обещаний. Она вольна жить так, как считает нужным. Я не требую, чтобы она меня ждала, хотя, конечно, надеюсь, что её сердце сделает выбор в мою пользу.

— Значит, прямо сейчас вы не готовы предложить ей руку, — выдохнул князь.

— Не считаю это правильным, ваше сиятельство. Кроме того, мы сблизились совсем недавно. Я хочу быть уверен, что наши чувства крепки, прежде чем делать столь серьезный шаг.

Князь задумчиво провёл пальцами по резному подлокотнику кресла. Тишина повисла между нами, напряжённая, но не угрожающая.

— Алексей, буду с вами откровенен. Вы очень понравились нашей семье. Вы надёжны, умеете держать слово и никогда не подводите. Княгиня очарована вашими манерами и отношением к Иде. Она была глубоко тронута вашим поступком, когда вы решили помочь несчастному адъютанту Шереметевой. Мой сын Феликс много рассказывал о вас и вашей службе в Спецкорпусе — вас там уважают. Ну а Ида… — он усмехнулся, впервые позволив себе нотку тёплой эмоции, — раз она выбрала вас среди всех кавалеров, то это говорит само за себя.

Он внимательно посмотрел на меня, затем выпрямился и произнёс слова, которых я ждал:

— Иными словами, я был бы рад видеть вас своим зятем. Однако я согласен с вами, что ваш статус сперва должен стать более определённым. Поэтому я даю своё согласие на продолжение ваших отношений с Идой, но рассчитываю на благоразумие с обеих сторон. Даже в нашем веке честь все еще многое значит.

Я встал, сохраняя осанку, и слегка поклонился.

— Благодарю вас за доверие, князь. Вы можете быть уверены, что я никому не позволю опорочить честь вашей дочери.

Я вынул из кармана маленькую коробочку из тёмно-синего бархата и осторожно раскрыл её. Внутри сверкнул кулон работы Фаберже — изящный, утончённый, с крошечными черными алмазами.

— Если позволите, — продолжил я, — я хотел бы сделать Иде Феликсовне подарок. Разумеется, если вы сочтете его уместным в текущем положении вещей.

Князь внимательно рассмотрел кулон, его лицо оставалось строгим, но в глазах мелькнула тень улыбки. Он протянул руку, словно оценивая вес украшения, а затем одобрительно кивнул:

— У вас безупречный вкус, Алексей. Это действительно прекрасный подарок. Иде он точно понравится. У вас есть мое благословение.

— Благодарю, ваше сиятельство.

Он поднялся, давая мне понять, что аудиенция закончилась.

Попрощавшись, я вышел из гостиной, чувствуя лёгкую усталость после продолжительного разговора с князем Юсуповым. Захотелось есть, но лучше уж дотерпеть до ужина.

Но не успел я сделать и нескольких шагов в холле, как услышал знакомый голос:

— Алексей! Подожди!

Я обернулся и увидел Иду, спешащую ко мне. На её губах играла лёгкая улыбка, а глаза искрились живостью.

— Уже уходишь?

— Да, сегодня ужин с родственниками.

— Прекрасно. Я тоже собираюсь выходить. Ты не мог бы отвезти меня в Аничков дворец? — спросила она, подходя ближе. — Великая княжна София пригласила меня к себе. Хотим обсудить несколько благотворительных проектов.

— Разумеется, — кивнул я, сдержанно улыбнувшись. — Буду рад подвезти.

Ида быстро накинула на плечи шубку и, чуть подняв подол платья, грациозно направилась к выходу. Я шагнул вперёд, распахнул перед ней дверь, позволяя ей выйти первой. Лёгкий морозный воздух коснулся лица, когда мы вышли на улицу.

— О! — воскликнула Ида, заметив мой автомобиль. — Тот самый новый «Ирбис»? Какой красавец!

— Подарок на совершеннолетие, — подтвердил я.

— Прокатиться бы на нем с ветерком!

Она игриво посмотрела на меня, наклонив голову.

— Прокатил бы, но в центре ограничение по скорости, — продолжил я с лёгкой усмешкой. — Если хочешь увидеть, на что способен Барсик, придётся выбраться за город.

— Барсик? — удивлённо повторила Ида, хихикнув. — Почему именно Барсик?

— Ну, «Ирбис» — это же снежный барс. Вот и «Барсик» само собой прилипло.

— Очаровательно, — улыбнулась она. — Очень мило для такого грозного автомобиля. Хотя судя по тому, что я читала об этих автомобилях, под капотом там лютый зверюга.

Я открыл перед ней дверь, помог усесться, затем сел сам и осторожно вывел машину со двора. Ида наблюдала за манёвром, потом задумчиво заметила:

— Нашей парковке давно не помешало бы расширение. Коллекция отца этого требует…

Я улыбнулся, следя за дорогой.

— А ты сама водишь? — спросил я, ловя её заинтересованный взгляд.

Ида покачала головой:

— Нет, я ужасная трусиха на дороге. Не создана для вождения. Удостоверение получила, но никак не могу преодолеть страх перед дорогой.

— Не верю, — удивился я. — Ты, которая не боится ни высшего света, ни публики, ни сплетен и интриг…

— Я не боюсь за себя, — серьёзно сказала она. — Но боюсь навредить другим. Что, если я кого-то покалечу? Или, того хуже…

Я задумчиво кивнул. Такой ответ действительно был в её характере. Пока мы медленно продвигались в пробке на набережной Мойки, Ида вдруг повернулась ко мне и спросила:

— О чём вы говорили с моим отцом?

Я посмотрел на неё и увидел, что она внимательно изучает моё лицо. Затем, чуть потупив взгляд, добавила:

— Честно говоря, я попросила тебя довезти меня до дворца не только потому, что мне туда нужно. Мне хотелось немного побыть с тобой наедине.

Я почувствовал, как тёплая волна пробежала по груди. Её слова были искренни. Я слегка улыбнулся.

— И посекретничать.

— И посекретничать, конечно. Впрочем, я догадываюсь о содержании вашего разговора. И теперь хочу знать, о чем вы договорились.

— Я сказал его сиятельству правду. О том, что хочу сначала укрепить своё положение, достичь офицерского звания, получить постоянное назначение. И только после этого смогу позволить себе делать серьёзные шаги в направлении такой роскошной девушки, как ты.

Ида закатила глаза.

— Боже, Леш! На мое наследство можно купить какое-нибудь немецкое герцогство! Целиком! Даже наши правнуки не будут беспокоиться о будущем.

— Твои деньги — это твои деньги, — невозмутимо ответил я. — Меня воспитывали в духе старых традиций. В моей семье принято, чтобы мужчины заботились о своих женщинах и обеспечивали все их потребности.

— Значит, отсрочка… — вздохнула Ида. — И сколько на это уйдёт времени?

— Не знаю, — признался я. — Не хочу кормить тебя обещаниями и выкладываю все как есть.

К моему удивлению, она спокойно кивнула, словно уже обдумала это заранее.

— Я горжусь тобой, Алексей, — сказала она с улыбкой. — Я знаю, что тебя ждёт великое будущее. И я понимаю, почему для тебя так важна карьера. Поэтому… Я согласна ждать. Столько, сколько потребуется. Свой выбор я уже сделала.

Я замер. Эти слова прозвучали для меня важнее, чем любые клятвы. Я был глубоко тронут её доверием.

Я плавно свернул к обочине, остановился, затем вынул из кармана небольшую коробочку. Открыв её, я показал Иде кулон с черными алмазами, работа Фаберже.

— Это мой рождественский подарок, — сказал я. — Твой батюшка разрешил.

Она с удивлением посмотрела на кулон, затем нежно взяла его пальцами. В глазах отразилось трепетное восхищение.

— Я не буду его снимать. Поможешь застегнуть? — тихо попросила она.

Она собрала волосы, открывая шею. Я осторожно прикоснулся к её коже, застёгивая цепочку, и почувствовал, как её дыхание чуть изменилось. Этот момент был неожиданно интимным, почти завораживающим.

Она повернулась ко мне, её губы чуть приоткрылись, и, прежде чем я успел что-то сказать, она сама потянулась ко мне. Наши губы встретились. Поцелуй был тёплым, мягким… но неожиданно для меня слишком страстным. Я на мгновение позволил себе раствориться в этом моменте, но затем мягко отстранился. Было слишком легко позволить себе лишнего.

— Прости, — она покраснела и отвела взгляд. — У меня много недостатков, но главный — нетерпение.

Я завёл двигатель, и мы снова тронулись в путь. Её пальцы ещё раз коснулись кулона, и она тихо произнесла:

— И я уже знаю, какую фотографию положу внутрь…

Я вернулся домой как раз к ужину. В столовой слуги уже сервировали стол, расставляя блюда с тщательно приготовленными яствами, наполняя графины напитками и добавляя последние штрихи к сервировке.

У меня, признаюсь, уже вовсю урчало в животе. Организм решил вовсю отъедаться после весьма однообразного питания в Спецкорпусе.

— Алексей Иоаннович, — поклонился лакей. — Вы вовремя. Ужин через четверть часа. Вы успеете переодеться к трапезе.

— Благодарю.

А в гостиной было шумно — семейство Сиверсов оживлённо обсуждало последние события, словно находясь у себя дома. Я невольно замедлил шаг, прислушиваясь.

— Я же говорила, что Розалия приглянулась этому молодому князю, — с улыбкой произнесла баронесса, кокетливо поправляя складки яркого платья. — Ты видел, как он на неё смотрел? Это невозможно не заметить.

— Чушь, — хмыкнула старшая сестрица, откидываясь на спинку кресла. — Он просто был вежлив. К тому же, насколько мне известно, князья Хилковы давно покинули ряд Великих Домов.

— А ты подготовилась, да? — скривилась Розалия.

— Лишь хочу найти для нас наилучшие партии, дорогая.

— Нет, Элеонора. Ты просто хочешь быть первой, кто выйдет замуж.

— Потому что так правильно. Это традиция…

Я покачал головой. Сиверсы, хоть и были редкими гостями в нашем доме, но уже вели себя так, будто это их семейное гнездо. Однако ни в одной из гостиных я не заметил ни своих родителей, ни брата, ни сестры. Это показалось странным.

Где же все?

Перехватив служанку матушки, которая спешила по коридору с подносом, я окликнул её:

— Марта, где все? Его светлость в кабинете?

Она остановилась, слегка поклонившись, но я заметил в её лице напряжение.

— Ваши родители и брат с сестрой собрались в покоях её светлости, Алексей Иоаннович — шепнула она, оглядываясь по сторонам.

Все любопытнее и любопытнее… Уж что-что, а будуар матушки редко являлся местом общего сбора.

— Что-то случилось, Марта?

Служанка на мгновение замялась, словно не знала, как ответить, затем покачала головой.

— Думаю, вам лучше присоединиться к своим родным. Они обо всем вам расскажут.

Это прозвучало тревожно. Я поспешил к покоям матушки.

— Спасибо, Марта, — бросил я на ходу.

Постучав, я вошёл в покои матушки. Это были три соединенные между собой комнаты: нечто вроде маленькой гостиной, откуда уходила дверь в будуар, а затем в спальную комнату с личной ванной. Семейство собралось в первой комнате.

— Ваши светлости, — я поклонился в знак приветствия.

Но на меня едва ли обратили внимание.

Внутри царило напряжённое молчание. Отец сидел в кресле, нахмурившись, сестра Татьяна кусала губы и задумчиво смотрела в окно. Виктор стоял у камина, рассеянно постукивая пальцами по мраморной полке. Матушка нервно теребила носовой платок в руках, а на её лице было написано беспокойство.

— Алексей, запри дверь, — негромко попросила матушка.

Я повиновался и, скрестив руки на груди, прищурился.

— В чём дело? — спросил я, окидывая собравшихся взглядом. — Или вы действительно прячетесь от надоедливых Сиверсов?

Виктор тихо фыркнул.

— Если бы, — пробормотал он. — Их можно пережить. Но вот то, что происходит сейчас, совсем не весело. Впрочем, не удивлюсь, если в итоге одно окажется связано с другим…

— Виктор! — строго осадила его княгиня. — Пока ничего не доказано, не смей говорить вслух об этом!

Я насторожился.

— Рассказывайте, что стряслось.

Матушка глубоко вдохнула и медленно выдохнула, затем подняла на меня взгляд.

— Из моей шкатулки пропало украшение, — наконец произнесла она, и в голосе её звучало нечто большее, чем просто досада. — Не из коллекции шпилек, не из вечерних гарнитуров. Из моей личной шкатулки, которая стоит в будуаре.

Я приподнял брови.

— Что исчезло?

— Брошь в виде веточки ландышей. Она старинная, но это ее единственная ценность. Там нет бриллиантов и золота. Просто серебряная веточка с листиком из зеленого агата, а цветки выполнены из речных жемчужин.

Виктор задумчиво хмыкнул.

— И правда, воруют обычно более ценные вещи…

— Эта брошь дорога мне как память. Ее подарила мне фрейлина Васильева еще в те времена, когда у меня был собственный двор. Это моя единственная память о ней, она погибла в Трагедии на Ладоге…

Отец хмуро слушал рассказ матушки.

— Я хорошо помню Елену Александровну, а вот брошь на тебе видел всего пару раз. Ты уверена, что ее кто-то унес, Анна? Может, она просто завалялась где-то в вещах?

— Уверена, Иоанн, — строго ответила матушка. — Вчера вечером она была в шкатулке. Сегодня я открыла её, чтобы подобрать украшения к завтрашнему приёму, и броши там не оказалось. Мы с горничными обыскали всю комнату, проверили каждую полку, каждый ящик. Даже вернули отправленную в чистку одежду — ничего.

В комнате повисло тяжёлое молчание.

— Это серьёзное заявление, — наконец заговорил отец. Его голос был ровным, но в нём слышалась настороженность. — И ты точно помнишь. Что никому ее не давала? Например, девушкам Сиверсов или Татьяне…

— Уверена, — кивнула матушка. — Девицам Сиверсов я одолжила другие украшения. Кроме того, я веду строгий учет не только одолженных книг, но и других вещей.

Я почувствовал, как в груди неприятно сжалось. Кража? В нашем доме? Немыслимо.

— Может, её случайно взяла Таня? — предположил я, повернувшись к сестре.

Татьяна сразу отрицательно покачала головой.

— У меня есть похожая, от Фаберже. К тому же я бы никогда не взяла что-то у мамы без разрешения. — Она взглянула на матушку. — Вы же знаешь, ваша светлость, что я всегда спрашиваю.

Матушка молча кивнула.

— Горничные? — осторожно спросил Виктор. — Ты спрашивала их?

— Разумеется, — ответила матушка. — Они в растерянности, но я не могу поверить, что кто-то из них мог это сделать. Я попросила Аграфену аккуратно проверить их комнаты. Они с Яной осмотрели их одежду, комнаты, сундуки. Нигде ничего.

Таня нахмурилась.

— Даже если брошь кто-то взял, меня удивляет, что забрали вещицу, которая не представляет большой ценности. У матушки есть и бриллианты, и изумруды, и платина…

— Но самые дорогие вещи хранятся в сейфе, — ответила княгиня. — В личной шкатулке я держу лишь то, что держу на память или ношу каждый день.

— Быть может, вор не разбирается в драгоценностях? — предположил Виктор.

— Сначала нужно убедиться, что имела место кража, — вздохнул отец. — Какая неприятная ситуация. Не могу поверить, что в нашем доме…

Я провёл рукой по подбородку, обдумывая все услышанное. Ситуация и правда неприятная. Ведь, получается, мы находились под одной крышей с вором.

И если слуги тут ни при чём…

— Неужели кто-то из наших новоприбывших гостей? — произнёс я вслух то, что никто так и не решился озвучить.