Зелёная кровь. Собачий вальс

Дворняги

Пока следователь по делу выставки «Город и псы» допрашивал Тео, Аллин пытался разговаривать с прокурором.

Жандармские следаки, видевшие некоторое дерьмо в большом количестве, считали, что состав преступления Тео — под вопросом. Но прокурор так не думал. Он не слишком благоволил СБ-шникам; поговаривали, что он даже считал СБ устаревшей службой, наследием тоталитаризма, когда расстрелы без суда были обычным делом — и упорно отказывался видеть в «альтернативной смерти» реальную опасность вопреки любым свидетельствам. Скрепя сердце, подчинялся законодательству — но никто не сомневался, что в первых рядах шёл бы с теми, кто решил бы это законодательство изменить. Это чрезвычайно осложняло дело; Феликс и Рональд, проходившие свидетелями, а заодно Горфилд и Обри, ликвидаторы, которых допрашивали «для уяснения морального облика находящегося под следствием», вывалились из его кабинета, как из парилки. Но Аллин был намерен кое-что для себя прояснить — и добиться-таки от этого разговора результата.

— Честно говоря, я вообще не понимаю, какое вы имеете отношение к этому делу, — говорил прокурор с мягкой доброжелательностью, которая почему-то страшно не нравилась Аллину. — Вы ведь его не ведёте, вы пока не патрульный, у вас щенок-стажёр. Ещё не понимаю, как вы не можете взять в толк: произошло убийство. Убийство. Сотрудник СБ застрелил человека. Надо исходить из этого, тогда мы с вами сможем сделать какой-нибудь рабочий вывод…

— Я был на месте преступления сразу после, — сказал Аллин. — Надеялся дать стажёру понюхать. Получилось так, что вошёл буквально через пару минут после убийства. Так что, мне кажется, могу дать кое-какие важные объяснения… и потребовать не менее важных объяснений.

— Потребовать объяснений?

— У вас ведь есть показания свидетелей? И коллег Тео?

— Да, — прокурор даже чуть улыбнулся. — Несомненно, исходя именно из свидетельских показаний и записи с камер слежения, мы можем сделать конкретный вывод: капитан Тео стреляет в безоружного человека. Это так?

— А рядом — мертвяк.

— Хм… ну, пёс кинулся на охранника… тоже там… но ладно. В любом случае, Тео стрелял не в мертвяка, он стрелял в организатора выставки. Не отмеченного ищейкой, безоружного, то есть, ничем не угрожавшего безопасности офицера СБ.

— Господин прокурор, — медленно сказал Аллин, пытаясь додумать важную мысль до конца, — позвольте, пожалуйста, задать вам вопрос… Представьте себе, что вы — ликвидатор… ладно, не надо. Пусть — просто жандармский офицер. Вас вызывают на насильственное с отягчающими. Вы приезжаете и видите: маньяк демонстрирует тела ещё живых, но жесточайшим образом искалеченных детей. Из них, кстати, только трое выжили. Из десяти. И один, похоже, никогда не сможет самостоятельно ходить…

— Ну вот что, — прокурор поднял ладонь, показывая, что слушать дальше не видит смысла. — Это были собаки, а не дети. И Хайберт получил разрешение в мэрии.

— Вот что я и хотел услышать, — сказал Аллин удовлетворённо. Он даже почувствовал на собственных губах ту улыбку, какая вздёргивает губу собачьим оскалом. — Я даже дискутировать с вами о степени разумности и чувствительности двоесущных псов не буду. И не буду говорить, что любой ликвидатор их так и воспринимает — как детей. Как очень сильных существ с детской душой. Но мэрия разрешила подонку прилюдно смертельно мучить собак, а для вас это — в порядке вещей. И меня это наводит на очень дурные мысли.

— Даже так? — прокурор нахмурился, и Аллин понял, что слушать дальше он отчаянно не хочет. — Вы намерены обсуждать моральные…

— Нет, — сказал Аллин. — Не моральные, а только правовые аспекты. Не знаю, как будет завтра, но сегодня мертвяки — погань вне закона. А у меня — десятилетний опыт работы в СБ, чутьё на тухлятину. Поэтому я намерен просить у вас санкцию на тщательную проверку экспертами СБ всех сотрудников мэрии. Включая самого мэра. А ещё было бы крайне желательно организовать экспертную проверку — пусть выборочную — депутатов Конгресса.

Прокурор присвистнул.

— Вы же знаете, — начал он, заметно меняясь в лице, — что закон освобождает…

— Я знаю, — сказал Аллин. — Мне ли не знать. Поэтому и требую особой прокурорской санкции, с указанием на чрезвычайные обстоятельства дела. Если хотите, можете объяснить это серьёзной служебной проверкой, вызванной убийством, совершённым сотрудником СБ при исполнении. А не хотите — мотивируйте близким родством потерпевшего с господином Жаскером, депутатом партии «Страна людей».

— О! — неожиданно оживился прокурор. — Это у которого в приёмной ваша жена покончила с собой в прошлом году?

— Да, — сказал Аллин. Его душа была покрыта ледяным покоем, как инеем, и он практически не чувствовал боли. — В прошлом году Госбезопасность нам экспертную проверку не позволила. Мотивировали недостаточно вескими причинами. Улик не было, другими словами. Теперь есть: один из нас случайно пристрелил племянника Жаскера, при обстоятельствах, вызывающих вопросы.

— Так к ликвидатору! — попытался возразить прокурор.

— Нет, к депутату, — Аллин казался себе танком — и все прокуроровы попытки хрустели под гусеницами, как сухие ветки. — Вопросы такие: как получилось, что его племянник оказался организатором скандальной выставки, демонстрирующей нестерпимые страдания разумных живых существ? Есть не лишённая оснований гипотеза, что такого рода зрелища могут провоцировать потемнение ауры.

— Как-то не очень…

— Очень, — сказал Аллин. — Парень ещё не был мертвяком, но находился в процессе перехода от человека к падали. Судя по поведению, зафиксированному камерами, и по тому, что Тео, молодой, но отличный сотрудник, так легко спутал — возможно, в необратимой стадии.

— Доказательства! — выпалил прокурор. Он был весь в поту, пот тёк с него, как капли в сильный дождь — Аллин отметил и это.

— Реакция свидетелей, — сказал он. — Но не только. Скажите, господин прокурор, а лично вы как себя чувствуете рядом с альтернативно мёртвым?

— Да никак! — рявкнул прокурор. — Как обычно! Я вообще не верю в эту блажь с провокацией убийств-самоубийств, потому что я…

Аллин рассмеялся — и прокурор отшатнулся.

— Именно это я и имел в виду, — сказал Аллин. — Те, кто постоянно общается с мертвяками, реагируют на них по-разному — у всех разная сила и разная настройка души. Сразу умирают самые слабые или самые светлые. Люди с другой настройкой начинают разрушать других или самих себя. А некоторые… я бы их слабыми категорически не назвал, господин прокурор, но их сила, видимо, направлена на распад — так вот, они ухитряются уживаться рядом с мертвяками, некоторое время оставаясь живыми. Относительно. Вырабатывается что-то вроде иммунитета. Ведёт себя такой… э… гражданин совсем как мертвяк, но СБ, конечно, не имеет права расстрелять его на месте — поэтому его дело должно быть передано в прокуратуру законным порядком. Через жандармерию.

— Странная трактовка, — пробормотал прокурор, бледно улыбнувшись.

— Я долго собирал информацию, — сказал Аллин. — После того, как дело об убийстве моей жены закрыли. И сегодня просто сумел связать все концы. Вы всё поняли, господин прокурор?

Прокурор покачал головой и принялся вытирать пот.

— Я получу санкции на экспертную проверку мэрии и ордер на проверку господина Жаскера?

— Мне надо подумать, — сказал прокурор, отводя глаза. — Я устал сегодня.

— Некогда, — сказал Аллин. — СБ делала запрос на телеканал «Цивилизация», который выпустил передачу со скандальным интервью. С мертвяком. Вы, наверное, видели? Все в Управлении говорят. Так вот, выпуск передачи субсидировала «Страна людей». Ведущий передачи погиб вчера вечером, а сегодня утром одну из участниц забрали в больницу: она по ошибке выпила вместо желудочной микстуры уксусную эссенцию. Вряд ли переживёт эту ночь.

— Мэрия не позволит, — тихо сказал прокурор. — И Госбезопасность. Не позволят мне.

— Как любопытно… почему?

— Аллин, — сказал прокурор еле слышно и абсолютно не свойственным ему тоном — почти умоляющим, — не лезьте туда. Пожалуйста. С вашей женой уже случилась беда… а в этот раз может случиться с вами… но не только с вами…

— И с вами? — весело спросил Аллин. — Да?

— Вы не понимаете, — шепнул прокурор.

— Я понимаю, — сказал Аллин. — Кто из вашего непосредственного начальства мертвяк?

— Я не знаю, — сказал прокурор одним выдохом. — Но… всё, я не могу больше говорить.

— Хорошо, — сказал Аллин. — Я вижу, мы разобрались в ситуации. Подумайте, как помочь Тео, если хоть что-то человеческое в вас осталось, а об остальном я позабочусь сам.

— Вас убьют, — сказал прокурор безнадёжно.

— Нет, — равнодушно ответил Аллин. — Стрелять в меня им невыгодно и опасно, а своими средствами — у них не выйдет. Я не покончу с собой — у меня тоже… иммунитет.

— Будьте осторожны, — сказал прокурор. — Пожалуйста.

— Я надеюсь, вы поможете ликвидатору и нашему общему товарищу, если вас это волнует, — сказал Аллин и вышел из кабинета.

Грей, который сидел у двери, встал, перекинулся и ткнулся лбом Аллину в грудь:

— Ты пришёл.

— Ты нервничал? — спросил Аллин, гладя его между лопаток.

— Мне не нравится.

И мне не нравится, подумал Аллин и хлопнул щенка по плечу:

— Обсудим в машине. Пойдём отсюда.

Грей шёл рядом, обтираясь боком о бедро Аллина. С собаками, вероятно, тоже такое бывает, думал Аллин: они вдруг решают, что нашли Своего Человека. Некоторое время присматриваются и дичатся, и вдруг…

Ах, ты, бродяжка…

На переднее сиденье автомобиля Грей запрыгнул с готовностью и пристегнулся, показывая, что в дороге перекидываться не собирается.

— Молодец, — сказал Аллин, протягивая ему кусочек вяленого мяса, почти автоматически. Думал он не о закреплении навыка, а о другом — и Грей это немедленно заметил.

— Мы — домой? — спросил он странным тоном.

— Конечно, — удивился Аллин. — Был очень тяжёлый день. Наступает ночь. Надо отдохнуть, завтра много работы.

— Я хотел сказать одну вещь, — Грей замолчал, и Аллин кивнул:

— Ну, что ж ты? Говори.

— Я знаю, как сделать проверку, — сказал Грей. — Вот этих всех. Которые в ресторанах жрут. И родню того гада, кого застрелили. Тот, толстый, тебе проверку не разрешает, но мы с тобой сами можем сделать проверку.

Аллин чуть не сбил светофор. Нашёл место разрешённой парковки — и остановил машину. Он был поражён.

Нет, Аллин, в общем, представлял, что закрытая картонная дверь в прокуратуре не помешает псу расслышать в деталях всё, что происходит в кабинете за ней. Он не сомневался и в способности собаки понять — хоть и в общих чертах — смысл разговора. Но оперативный совет от щенка слышал впервые в жизни — и ни о чём подобном коллеги ему не рассказывали.

Маленький напарник не просто намерен выполнять приказы и отвечать на вопросы. Он, похоже, составил для себя оперативный план.

Фантастика…

— Ладно, — сказал Аллин Грею, который сидел и ждал. — Выкладывай, что ты знаешь.

— Тебе не позволят привести ищеек туда, где они ходят, — сказал Грей. — А если узнают, что вокруг велишь обнюхать — с хлоркой там всё вымоют. Или зальют дрянью, от которой чихаешь. Так неправильно. Надо — не ищеек. Надо тех, кто уже знает.

— И кто же знает? — усмехнулся Аллин.

— Я, — преспокойно сказал Грей. — И дворняги. Уличные псы. Будто ты не в курсе, почему их иногда отстреливают.

— Они нападают на людей, — сказал Аллин.

— Ага, — отозвался Грей. — А на каких?

— На разных…

— Ты не в курсе, — сообщил Грей и чихнул. — Ароматизатор противный.

— Очень интересно, — Аллин улыбнулся, снял ароматизатор и сунул под кресло, подальше от собачьего носа. — Ты предлагаешь пообщаться с уличными дворнягами? А меня они не съедят?

— Меня не съели, — сообщил Грей, чуть пожав плечом. Равнодушно — как всегда, когда хотел скрыть сильное волнение. — Но — как хочешь. Я сказал.

Аллин достал из бардачка целый пакет вяленой крольчатины. Вытряхнул на ладонь:

— Перекуси, умник. Завтра познакомишь меня со своими бомжами. Я тебя понял.

Грей сунул горсть мяса в рот и впервые за время знакомства ухмыльнулся:

— Не беспокойся, я буду тебя защищать. И лучше не ждать до завтра, лучше прямо сейчас начать. Выходи из машины. Вон там — промзона, там Стая тусит, можно попробовать поговорить. У тебя ещё еда есть?

— Только лакомства, — сказал Аллин. — То, что тебе понравилось. Ещё немного крольчатины есть, белковые «косточки», печеньки…

— Лучше бы мясо, — сказал Грей. — Можно молотое мясо, как ты мне давал. Купи мясо, а? Вот тут продаётся.

Аллин не стал спорить: бродяги наверняка голодны, мясо определённо поможет наладить отношения. Он купил в придорожной лавчонке, которую уже собирались закрывать на ночь, обрезков говядины и нежирного фарша, сложил в пакет и пошёл за Греем в проход между домами.

Промзона начиналась сразу за поворотом. Пришлось довольно долго идти вдоль бетонного забора, исчерканного граффити; Грей в собачьем виде трусил рядом, время от времени приостанавливался и внимательно внюхивался в территориальные метки, кое-где оставляя свою. У самой проходной, довольно условной, обозначенной лишь шлагбаумом, не перегораживающим проход до конца, так что мимо мог не только пройти человек, но и проехать легковой автомобиль, Грей перекинулся.

— Тут где-то, — сказал он и пару раз гавкнул.

Видимо, для обитателей промзоны его лай имел больше смысла, чем для Аллина. На него ответили — сторожевым басом и резким высоким голоском — и несколько тёмных фигур отделились от сплошной массы сумерек, в которой таяли и складские корпуса, и припаркованные грузовики. Вид у псов был угрожающий.

Аллин остановился под одиноким тусклым фонарём. Грей выскочил вперёд — и псы, не торопясь, подошли к нему. Судя по тому, как Грей, хоть и ощетинился, дал себя обнюхать — эти бомжи были неплохо с ним знакомы.

— Ошейник? — удивился грузный и грязный зверь, в человеческой форме лишь чуть ниже Аллина ростом. — Домой, что ли, взяли? То-то, я чую, мылом, что ли, пахнешь…

— У меня — Хозяин, Гоблин, — сказал Грей.

Аллин чуть не задохнулся.

— В смысле, человек у тебя? — переспросил пёс поменьше, бурый, с жёлтой биркой ветслужбы муниципалитета на подрезанном левом ухе.

— Хозяин, говорю, — огрызнулся Грей. — Где все? Мы принесли жрать — и поговорить надо. Дай пожрать ребятам, Аллин.

— Все соберутся — и на всех поделим, — сказал Аллин, протягивая ладонь громадному псу Гоблину, привычно, как СБшной ищейке. — Хочешь сухарик пока?

Гоблин обнюхал СБшную галету, но не взял:

— Не ем такое, желудок что-то… но пахнешь неплохо. Чё надо, Хозяин?

Из темноты, из каких-то закутков промзоны, вышли на свет ещё несколько собак. Среди них оказался довольно крупный рыжеватый щенок возраста Грея, весело с ним обнюхавшийся, и две суки, на ухе одной из которых тоже желтела стерилизационная метка. Аллину хватило одного взгляда, чтобы понять: эти псы — не потеряшки, они рождены на улице. Повадки сильно отличали их и от домашних собак, и от волков: они не проявляли ни страха, ни злобы, только насмешливое неторопливое любопытство.

Аллин раскрыл пакет и достал мясо.

— Ауу, серьёзно, что ли? — гавкнула сука без метки, рыжевато-бурая, с белой грудью. Её далёкие предки, возможно, были ищейками, а может, так казалось из-за её узкой и нервной, очень красивой морды. — Скажи, там яд? Или снотворное?

Аллин протянул кусок Грею — и Грей слопал с радостью, показательно, демонстративно облизавшись.

— Типа, своих не травишь? — усмехнулся поджарый подпалый пёс, типичнейшая деревенская дворняга, с дурашливой миной и цепким разумным взглядом.

— Я — СБшник, парень, — сказал Аллин. — Мне собаку убить тяжелее, чем человека.

— Почему? — удивился щенок, да и остальные подняли брови.

— Потому, что среди людей встречается дохлая мразь, — сказал Аллин, держа мясо так, чтобы его могли обнюхать. — Мертвяк убил мою жену. Таких я отстреливаю, не сомневаясь. А все собаки — живые.

Щенок облизнулся.

— Не ссы, Бродяга, — сказал Грей. — Вообще, это он мне покупал.

Бродяга взял и проглотил в минуту. Гоблин встряхнулся и мотнул головой:

— Я обычно так не беру. И другим не советую. Слишком многие умерли. Есть такой яд: людям ничего, а собаки умирают…

— Мне нужна ваша помощь, — сказал Аллин. — Если думаете, что просто так ничего не бывает, то считайте, что это плата. Так легче?

Как ни странно, так впрямь пошло легче. Псы разобрали мясо и расселись вокруг, чтобы слушать — Аллин подумал, что им просто любопытно. Он присел на корточки, чтобы собакам было легче смотреть на него, и Грей прижался к его боку.

— Не факт, что поможем, — сказал Гоблин. — Но выкладывай, подумаем.

— Я расскажу и буду думать, как вам помочь, — сказал Аллин.

— Как помочь… оставить в покое. Хорошо б ещё жрать давать, хоть иногда, а если нет — так чтоб от мусорки не гоняли. Что ты ещё сделаешь…

— Вот уже не надо нам от людей помощи, — глухо, с прорывающимся рычанием сказала сука с жёлтой меткой. — Мы вот, с Морой, с Винжем, с Хромым в отлов попали как-то раз — так нам люди тоже говорили: «Мы поможем, мы поможем», — помогли, ага. Накормили какой-то горькой дрянью, от глистов, говорят. Винж потом блевал глистами, жрать не мог, еле оклемался. В клетках холодно, тесно, жрать давали шарики из костной муки — а потом операцию сделали всем. Больно. И уши отрезали. Чуток мы полежали там у них, в клетках, только немного в себя пришли — нас и выгнали. Всё, говорят, вылечили. Куда деваться… вернулись мы, а нас Шершавый со своей кодлой подрали: «А, говорят, кастраты муниципальные! За всех отожрались?» — Винжа теперь иначе и не зовут, жрёт последний… А у нас с Морой и у Хромого потом животы гноились, никак не вылизать — нитки какие-то… Мора нитки вытащила, у неё кровь пошла… померла. Хромой потом тоже умер, у него всё гноилось, гноилось, распухло… А мы с Винжем живём кое-как, но…

— А где Шершавый? — спросил Грей. — И Урик?

— Застрелили Шершавого, — сказал пёс с меткой, очевидно, тот самый Винж. — Жандарм застрелил. Говорят, он кинулся на кого-то… ну, мы не видели. А Урика машина сбила. Мертвяк был за рулём, специально наехал. Мы потом на обочине рядом с Уриком долго сидели — никто не остановился… ну и всё.

— Если буду помогать я, то не как сотрудники муниципального приюта, — сказал Аллин. — Мы в СБ своих не бросаем, а вы, если поможете мне, станете нам своими.

— С трудом верится, — фыркнул Гоблин.

— Да ладно, — вздохнул Винж. — Человек, ты скажи, что делать. Мы подумаем.

— Вы ведь чуете мертвяков, — сказал Аллин. — Да? Ты сказал, Винж, что Урика сбил мертвяк — ты так думаешь или знаешь точно?

Винж оскалился:

— Я там был! Так разило, даже бензин не заглушал! Скажи, Иля?

— Мертвяк, мертвяк, — морща нос, отозвалась сука без метки.

— Всё пропитывается этим запахом, — сказала её товарка. — Машины тоже. Где они живут — около дома воняет, подъезд воняет…

— То есть, если вы понюхаете рядом с домом…

— Ясное дело: если там мертвяк живёт, туда лучше не соваться. Эти стреляют, яд подбрасывают, всякое…

— Есть такой яд: только понюхаешь мясо — и судороги…

— Ты дай мне понюхать машину, я тебе сразу скажу, мертвяк ли водит. А если возит мертвяка, то где он сидит, скажу — там сильный запах остаётся.

— Ребята, — сказал Аллин, — вы просто бесценные кадры.

— А что, — хмурясь, спросил Гоблин, — у СБ ищеек нет?

— Есть. Ищейки — приметные. Я пошлю ищейку — а её подстрелят. Моего пса убили, и я даже не знаю, куда дели тело. А вы бродите по всему городу, парни-девушки, на вас не обращают внимания: это не ищейка вынюхивает, это дворняга-бомж в помойке роется. Не среагируют — и мы соберём информацию. И не думайте, что я позволю вам рисковать: я сам и кто-нибудь из моих друзей будем прикрывать вас. С оружием.

— И я пойду, — сказал Грей.

— Ты уже слишком чистый, — ухмыльнулся Гоблин. — Сразу видно: домашний. Человек, ты его с мылом вымыл?

— Я в грязи изваляюсь, — сказал Грей.

— Не надо тебе валяться, — улыбнулся Аллин. — Я тебя и так возьму с собой, как домашнего любимца. Бантик завяжу…

Грей поднял на него потрясённые глаза:

— Бантик?! На меня?!

— Я пошутил, Грей. Просто — пойду в штатском, а на тебе будет плетёный ошейник без бляхи СБ, как на всяком домашнем питомце. И поводок. Сделаем вид, будто у тебя вообще нет человеческой ипостаси, ты просто смешная дворняга. Они купятся.

Грей ухмыльнулся и прижался к его боку.

— А похоже, что ты Хозяин, — задумчиво сказала Иля. — Мне кажется, тебе можно верить. Я, во всяком случае, пойду.

— И я, — сказала её товарка.

— Да все пойдём, чего уж, — подытожил Гоблин. — Человек, я сам за тобой присмотрю. А от мертвяков всем нам было горе. У нас у всех с ними счёты. Как и у тебя.