Глава 8

Полет прошел быстро, Змей толком его не запомнил. Немец перехитрил сам себя, закрутив ему капсулу до предела выносливости – а все примеры в учебнике именно на предельные значения, чтобы курсант хорошо запомнил, за какой циферкой притаилась бабушка с косой. И вот, как только акселерометр показал знакомую циферку, Змей без единой мысли дал вычитанный из книжки обратный импульс и остановил вращение буквально “в один пых”, на галерее даже зааплодировали. Дальше пришлось повозиться с маяком: его длина волны ионосферу не пробивала, и построить маневр заранее не удалось. Пришлось падать примерно в центр зоны, еще раз выравниваться уже там – но маяк Змея заняла “двадцать четвертая” капсула, так что пришлось наспех доворачивать на чей-то еще сигнал – после полета Змей узнал, что маяк принадлежал “девятке”, вошедшей в атмосферу слишком далеко. Скользить через весь посадочный район “девятке” пришлось бы на пределе, так что ее пилот выбрал синицу в руке и не прогадал. А на бесхозный маяк удачно приземлился Змей.

В первый миг ему показалось, что приземлился он все-таки на Марс! Рыжая пустыня, ледяная ночь, ветер как доской по плечам; влажность воздуха меньше пяти процентов, зато температура целых тридцать шесть градусов.

Минус тридцать шесть!

Над горизонтом полярное сияние – и только по нему Змей сообразил, что находится в Сухих Долинах, в Антарктиде. Тут испытывались марсоходы, в сети часто мелькали фотографии: машинки на фоне переливающегося в пол-неба зеленого полотенца полярного сияния. И ветра здешние не стихают последние два миллиона лет, порой разгоняясь до трехсот километров за час. Не то, что пингвина – если белого медведя завезти, и то сдует в пролив Мак-Мердо. Выдувается вся влага: ни росинки, ни снежиночки. Чудное место долина Тейлора, филиал Марса на Земле.

Тренировочная база Проекта находилась в соседней долине Райт. Если бы даже Змей узнал, что Винни аккурат сегодня, под соковыжималкой катабатического ветра, учится там ставить купольную палатку – все равно не одолел бы полсотни километров через ледяной хребет.

Змею палатку ставить не требовалось. Он только вытянул растяжки, заякорил капсулу и включил передатчик, на сигнал которого с неба упал черный громадный огурец гиперзвукового катера. Погасил скорость, подняв песчаную бурю; Змей не видел дальнейшей посадки. Просто пыль опала, и вокруг выросли синие скафандры, наплечники в пятнышках “тре крунур”, вытянулись – Змей повторил движение. Тогда крайний правый козырнул, и динамики скафандра синхронно рявкнули в оба уха:

– Поздравляю, курсант!

* * *

– Курсант, значит?

– Ну, – Змей держит в правой нож, в левой вилку, пытаясь изобразить культурного человека и отпилить кусок сардельки. Шкурка! Нож полосует фарфоровое блюдечко с яростью казака, полосующего шашкой чеченца – но чертова шкурка держится, как истинный джигит.

– В отпуске, получается?

Змей вздыхает. Понятно, что папе и маме загорелось хоть чем-то утереть нос родне и знакомым. Поступление кровиночки в престижнейшее училище давало железобетонный повод. Но и родичи-знакомые не лаптем щи хлебали.

Вот за столом направо папин друг по институту, дядя Витя. Вообще-то дядя Витя программист, обитает за границей, зашибает большие тысячи – а потому раньше папа его не приглашал. “Хвастаться нечем, жаловаться неохота” – Змей с такой постановкой вопроса соглашался. Но стоило ему поступить, и явился дядя Витя. С дочкой – симпатичной зеленоглазой брюнеткой… Света, кажется. Света шипит и дуется, потому как вот, напротив же, мамина дальняя родственница, тетя Таня, с племянницей:

– Ой, вы же не глядите, что Софочка племянница. Седьмая вода на киселе, даже римская церковь такие браки разрешает…

Мама на радостях и стол накрыла с вилками-ножами, как в учебнике по этикету. И обе девочки, выставленные родителями на ринг, довольно умело крутят столовыми приборами. Черт с ним, с парнем – но уступить этой наглой курице через стол? И вот Софочка вздыхает, возводит черные глазки к небу: что с них возьмешь, с предков! – не забывая стрелять взорами в главный предмет.

Главный предмет ежится. Небось, как папа сидел на инженерской зарплате, в гости никого трактором затянуть не получалось!

Но попробуй вслух скажи: смертная вражда до гробовой доски. Так что Змей решительным движением добивает сардельку и улыбается, насколько получилось:

– У меня приглашение на шестое июля. Вот, – обернувшись, парень снимает с полки красивое свидетельство, истекающие золотом и фотопечатью билеты AriOrbitaL. Хотя главное тут – запись в базе данных, а бумаги с голограммами такой же форс, как и доставка Змея домой на том самом гиперзвуковом катере училища. Сажать черный трехсоттоник пришлось аж в Зябровке, где с незапамятных времен сохранилась полоса под реактивные четырехмоторные бомбардировщики.

– На июль? Но сейчас еще октябрь, – Света изображает сладкую дурочку. Без трех лет клубной закалки Змей бы слюной изошел. А так ласково и равнодушно улыбается в ответ:

– Мест мало, желающих много. Двенадцать потоков. Каждый месяц проверка физического состояния. Мне вот, – Змей показал толстую пачку распечаток, – упражнения выдали. И список литературы, одних названий три мегабайта.

– Упражнения можно посмотреть? – спортивная брюнетка смотрит на пухлую Софочку несколько свысока.

– Пожалуйста.

Распечатка плывет над столом. Папа с мамой переглядываются самую чуточку ехидно, и Змей слышит, как наяву: рев горящего топлива, запах пыли, гари, голос Марка – там, на углу: “…богатая семья, девки на танцах прижимаются.”

– Папа, ты говорил, еще тетя Юлиана должна из Кишинева подъехать?

– Ну да, сын. Она в Москву проездом, у нее тут с рижского самолета пересадка.

Случайно. И, рубль за сто, батальон смуглянок притащит – ну, типа, мимо проходили, решили заглянуть. Пятнадцать лет не слышано ни хвоста, ни чешуи – а тут вот. И дом просторный, на клуб ночевать под предлогом тесноты не смоешься.

Снова голос Марка колокольным звоном в голове: “…невесту, как та же Снежана, дочка начальника…”

Похоже, Софочка и Светочка пихаются под столом ногами. Фу, разве так можно? Низший сорт, нечистая работа! Змей вздыхает:

– Мама, большое спасибо, все очень вкусно.

Теперь свысока смотрит пухлая Софочка:

– Наш семейный секретный рецепт!

– Надеюсь увидеть всех за ужином.

– На клуб собрался?

Светочка и Софочка резко замирают. Гости настораживаются. Что еще за клуб? Игрово-ой? Что еще за игрушки?

Змей уже придумал выход, и потому его улыбка безмятежная, чистая, страшная:

– Надо же уточнить, что без меня ответили куратору. Сами понимаете, с исполкомом у нас шутки плохи.

* * *

– …Шутки плохи с исполкомом, – Сэнмурв подвинул чашку поближе, обхватил пальцами. – Сам посмотри: где Марат Новиков, “Коммунарка”? Хороший варили шоколад, но не поделился, закрыли. Где “Забудова”? Хорошие выпускали блоки, но не откатили долю наверх – вечная память фирме. Где “Трайпл”, алюминиевые окна? В столице работали, на миллиарды остекления ставили. Аэропорт, национальная библиотека, сам прикинь уровень… А кому-то что-то не так мяукнули – все, нет больше “Трайпла”, никто и не вспоминает. Я уже молчу про “Борисовдрев”.

– Прокоп в “Парке высоких технологий”, чистой воды кнопконажиматель, айтишник. Посадили за неуплату налогов. – Шарк поморщился:

– Думаешь, Прокоп от пачки деньги отлистывал потными ладошками, подскабливал ведомости? Там все дело в налоговом кодексе. Бухгалтерия какие-то коэффициенты не так применила, насчитали налогов не столько, сколько лучезарный захотел. А как там правильно насчитать, если пояснения и примечания по коэффициентам сложнее драконьего покера, Роберт Асприн может покурить в коридоре?… Ладно, пусть бы дали штраф – сажать человека за что? Разве он убил кого?

– Главный инженер того самого МЗКТ сидит. Уж казалось бы, госпредприятие, оборонка – нет, и там спокойно спать нельзя. Батя говорил, тот мужик сидит уже сорок четыре месяца, – выдохнул Сэнмурв. – Уже и оправдательный приговор вынесли – а он все равно сидит. Пофиг там правосудие, хер там справедливость. Чисто падишахский подход: сегодня ты с премьером траву косишь или в там в бейсбол играешь – а завтра гонишь машину в сторону Литвы на скорости двести каэмчас, и витебские гаишники судорожно выставляют на трассе живой щит, чтобы тебя, мудака, поймать.

Шарк поднял голову, но промолчал.

– Поэтому мы согласились без лишнего кокетства, – хевдинг отставил пустую чашку. – Безопасники так безопасники. Хоть кто-то нас прикроет от разборок.

– Удачно получается, – вступил Хорн. – Если тебе наверх в июле, так мы аккурат в июне сделаем Лантон. Мы на Равноденствии выступили хорошо, к нам “Змеедав” обещал быть, и “Руна”, и “Феникс”… Кстати, Змей…

– Ну?

– Клей, Сервелат, Хрюн, Тамкар, Леший и Одержимый приходили. Спрашивали, можно ли вернуться.

– И что решили?

– Без тебя решать не стали.

– Ну я тогда тоже без лишнего кокетства скажу: пусть приходят. Нам еще Лантон делать. Абдулла не проявился?

– Ни Абдулла, ни Валькирия. Извини.

– Проехали.

– Даже от Барона люди приходили, – сменил тему Шарк. Змей поднял брови:

– Но это же суровые реконструкторы, кнопочки-заклепочки. Им-то зачем?

– А они там где-то стимпанк нарыли, в книге, то есть. С паровыми катапультами. Загорелись, обещали на игре паровой танк, по технологиям да Винчи.

Змей повертел головой. Допил чай:

– Так что, получается, все хорошо?

Клубный доктор фыркнул. Хорн переглянулся с Шарком. Шарк вздохнул:

– Помнишь, я говорил, что мои как-то заторможенно говорили, когда я позвонил? Ну, в тот самый день?

– Помню. И что?

– Я случайно узнал, что родители меня, оказывается, тогда уже похоронили. Мысленно. Знали, что я уехал в клуб, и видели, как автобусы за мостом горят. И, когда я вернулся, они как-то… – Шарк волнообразно повел рукой. – Удивились, короче. Отец так и сказал: мы привыкли к мысли, что дальше придется жить без тебя. И назад уже как-то… Не переключаются. И вот, я вроде бы дома – вроде и нет. Отец смотрит мимо. Мама все время прикасается к волосам, проверяет: не призрак ли?

Змей сглотнул. Шарк вздохнул и сказал Марку:

– Теперь ты. Только быстрее, пока девчонки не пришли.

– Помнишь угловой дом… Ну, с иконой на воротах?

– Семен Игоревич? Конечно, помню. Нормальный сосед, один из немногих, кто на клуб жалобы не писал. Я аж офигел, когда он меня послал.

– Сожгли его. Андрей тот, круглый…

– Ну, помню.

– Успел уехать, он поумнее. После суда все-все видеоматериалы опубликовали, потому что народ возмущаться начал, типа втихаря – чезанах? Ну, а там же с наших браслетов тоже все скачивали, ты же помнишь.

Змей кивнул. Марк облизнул губы:

– Вот. К Семену пришли мужики, говорят: че, паскуда, три полена пожалел? А у нас тут, в районе, бабы с детьми, жены беременные, да и просто наших домов тебе не жаль? Или ты, говнюк, считаешь, что мы тебе на эти сраные бревна по пятерке не нашли бы, возместить? Сам говно, и нас держишь за говно?

Змей застыл:

– Так они же сами не выходили! Мы во все дома стучали – хоть бы хрен!

– Кто не выходил, а кто и на работе работал, – подал голос один из кожано-клепаных байкеров. – Наш Черный кровельщик в стройтресте, он все узнал. Кто, когда, с кем на смене… Кстати, Змей, меня звать Пеньтавр.

– Э?

– Это типа Кентавр, только я один раз пень поймал передним колесом, изобразил полет чмыря, атаку жопой. Вот и погоняло.

– А меня звать Лось. Просто Лось, – ухмыльнулся второй. – И тоже, похвастался раз в бане: яйца большие. Спьяну, ясен красен. А потом на эм-четыре лось через дорогу, и я в него херак! Чудом жив остался. Вот и прозвали.

– Ладно, у вас еще ничего шутки, – Сэнмурв зевнул и аккуратно потянулся. – Помню, на последнем “Ведьмаке” звали меня пить, но я отказался: типа, интроверт. На рассвете подъем-тревога, нас штурмует Нильфгаард! Выскочили, натянули доспехи не глядя. Отбились. После боя поднимаю забрало – не идет, аккуратно так по шву запаяно. Интроверт же!

Лось, даже сидящий на лавке, выглядел чуть не вровень со стоящим Хорном. Пеньтавр оказался пониже, но зато в ширину – “положь-поставь, один черт квадрат”. Оба мотовода носили широкие густые бороды, гладко зачесывали серо-седые волосы. Широколицый и скуластый Пеньтавр постоянно слегка улыбался. Округлое лицо Лося выглядело несколько сонным.

– Так вот, про соседа, – Марк оглянулся на входную дверь, и заторопился, потому что во дворе услышал голоса Инь-Янь и еще какой-то девушки:

– Он бы отбрехался. Ну, может, по морде дали бы раза два, тем бы и кончилось. Но тут его жена опять влезла… Вот почему все дуры такие бабы? И говорит: как мы воду по всей улице провели, так вы до сих пор не все заплатили за присоединение! Откуда нам знать, что вы за бревна заплатите, когда вы за воду пятый год копейки несете! Ну, обиделись мужики, ввалили Семену так, что скорая увезла. Жена за ним, в больнице сидеть. А дом ночью сгорел. Абсолютно случайно. Двадцать четыре семьи на улице – и никто, ни одна собака, не видела. Все спали, аж пока шифер лопаться не пошел… А от поджога у нас не страхуют, сам знаешь.

Змей выдохнул и скоренько натянул на лицо улыбку: вошла Инь-Янь, сестра Хорна. Тоже зеленоглазая, как Света, хотя и не брюнетка, напротив – платиновая блондинка. Змей подумал: а вот если бы вместо этой Светы Из Ниоткуда за столом оказалась Инь-Янь? Она стала бы пинать соперницу втихаря ногами?

Додумать Змей не успел: за сестрой Хорна вошла Снежана. То есть, конечно, Блик.

* * *

– Блик, ну чего ты стесняешься? Девушки у него нет, я точно знаю. А ты ничего страшного не просишь.

– А ты не боишься, что его мои просьбы настолько задолбают, что ему видеть меня станет противно? Или ты этого и добиваешься?

Инь-Янь растянула губы в коварной-коварной “лисьей” ухмылке:

– Ты разгадала меня! Теперь дружбе конец! – и без перехода прибавила:

– Кстати, он сегодня на клубе. Прямо вот за этой дверью. Хорн звонил. Пошли!

Снежана посопела. Советоваться с шестиклассницами она не хотела: те до сих пор взирали на нее, как на живую легенду, снизу вверх. А кому не нравится, когда на него так смотрят, пусть пойдет и убьется о камень сам, ибо все равно не существует.

Советоваться с Инь-Янь все равно, что на гвоздях танцевать. Выглядит завораживающе, для здоровья организма фантастически полезно – только не угадаешь, где проколешься.

– Ты это серьезно?

– Про клуб?

– Нет, про дружбу.

– Ой!… Блик, прости меня, дуру старую. Пошутила!

– Честно?

– Так, пошли уже! – Инь-Янь решительно потянула дверь. Девушки оказались в главном зале. После приветствий Инь-Янь заговорила:

– Змей, тут Блику помощь нужна, – но Снежана перебила ее с отвагой отчаяния:

– Можно, я сама расскажу? Змей… – девочка подышала, покраснела, но все же собралась и выпалила:

– Меня замуж выдают. К папе понаехали важные мужики, кто с сыном, кто с племянником. Папа же бунт подавил, он теперь на повышение пойдет.

Змей поднял брови так высоко, что перепугал Хорна – но смолчал. Снежана продолжила:

– У меня нет никакого желания связываться с этими… На-бри-о-ли-нен-ны-ми! – по слогам выговорила девочка и выдохнула:

– М-можешь изобразить моего парня? Хотя бы пару дней, на приеме?

Змей вспомнил Светочку и Софочку. Проморгался, ухмыльнулся:

– Блик, ты не поверишь!

* * *

– Ты не поверишь, мама! Его девушка – не та голозадая оглобля, а какая-то мелкописечная щепка!

Софочка подпрыгивала от недовольства и удивления, едва не ломая в пухлых пальчиках карту мест. Мама удивилась:

– Не та блондинка, что помогала нам с подготовкой?

С подготовкой к приему Светочке и Софочке, а также их родителям, помогала все та же Инь-Янь: после бегства Валенка со всем экипажем амазонок, просить о такой помощи Змею оказалось некого. Инь-Янь провела гостей по городским швеям, познакомила с хорошими парикмахерами. Себе выбрала черное, укороченное, с лилово-белой вышивкой, что делалось под NierAutomata. Пообщавшись в “Черной чаше” с байкерами, а особенно с их простыми, как рубль, подругами, стесняться Инга стала намного меньше.

Светочка и Софочка, разумеется, тотчас нашли в сети, что за NierAutomata, и синхронно поджали губы: фу! Вульгарно! Это же прием для Больших Людей с Больших Букв! А не сельская тискотека, где надо показывать вымя и круп! И радостно захихикали, предвкушая, как опозорят соперницу: они-то заказали элегантные наряды классического “бального” кроя, без лишних завитушек. Сказать по правде, девочки считали, что Инга куда опаснее в образе “белой свечи” с Y-поясом из кованых пластин, вес которого обжимал длинный шелковый подол четко по красивым ногам. Почему соперница – Инга? Так ведь среди знакомых Змея других девушек подходящего возраста просто нет!

А когда все та же Инга принесла схему рассадки за столом, оказалось – любви все возрасты покорны. Светочка и Софочка кинулись к родителям – но те, внезапно, задумались.

– Вот же! – расстроено хлопнул узкими сухими ладонями дядя Витя. – А я-то мальчика считал… Гхм… Ребенком.

Тетя Таня уставилась вопросительно, и дядя Витя постучал тонким пальцем программиста по картонке:

– Снежана Сахалинцева.

– Так это, получается, дочка? – тетя Таня сообразила расклад мгновенно и сдулась на глазах. Софочка без единого лишнего слова потащила из чемоданчика сердечные капли.

– Но ведь она же маленькая совсем!

– Ну да, – хмыкнул дядя Витя. – И потому легко повелась на ухаживания почти взрослого парня, целого курсанта летного училища, считай, пилота!

– И как раз под выпуск ей исполнится семнадцать… Вот хитрая скотина, вот почему он так улыбался нам весь вечер!

– Ну ничего, – Софочка тоже могла улыбаться ехидно. – Зато представь, как окосеет эта… Молдаванка!

Светочка посмотрела на папу. Дядя Витя отрицательно покачал головой: эта не окосеет, нечего и надеяться.

Молдаванка приехала из Кишинева и оказалась умнее обеих. Со Змеем поговорила ровно один раз, представилась неразборчиво, зато внимательно посмотрела в глаза. Что-то поняла, кивнула – и больше не беспокоила. По парикмахерам не бегала, гладкие черные волосы уложила обыкновенной расческой. Простое черное платье привезла с собой и сама же выгладила, размахивая утюгом с пугающей легкостью. Только дядя Витя понял, что девчонка орудует не утюгом, а ручным активатором для мета-материала. Значит, платье кишиневской гостьи на балу сможет принять любой цвет, удлиниться или укоротиться по желанию – или даже, в некоторых пределах, поменять покрой.

Но и хитрая гостья сочла соперницей Инь-Янь. Блондинка? Отлично: я брюнетка! У беды глаза зеленые? Значит, контактные линзы вставляем алые!

Проверила образ перед зеркалом. Как бы невзначай поинтересовалась у Инги:

– К твоему костюму идет катана, ты знаешь?

Инь-Янь стрельнула глазами, хмыкнула:

– Знаю.

– Ну-ну, – пробормотала кишиневская, переоделась как по тревоге, за двадцать четыре секунды – Инь-Янь засекла время из интереса – и увеялась в город на остаток октябрьского дня.

Сама же Инь-Янь попрощалась с родителями Змея:

– Людмила Павловна, Степан Игоревич, моя помощь больше не нужна? Если что, я тут недалеко, в клубе.

* * *

В клубе завершилось очередное занятие по программированию. Перед воротами родители рассаживали по машинам радостно галдящих детишек. Змей с Шарком гремели внутри столами. Сэнмурв с парой викингов в ангаре шуршали брезентом, укутывая драккар на зиму. Они ведь и пришли когда-то в клуб потому, что искали место сперва для постройки, а потом для хранения двенадцатиметровой реплики “Гокстада”.

Снежана собирала клубные ноутбуки – почти все программисты нового набора имели собственные, выдавались всего два или три, так что работа закончилась быстро.

– Привет, – Инь-Янь уселась прямо на стол, потерла виски. Поправила выбившийся из голенища джинсовый край брючины, кивнула на Змея:

– Ему это игра, тебе – нет. Он, если что и полюбит навек, так эту свою Орбиту. Внеземелье! И ведь не мог хотя бы красиво соврать, правду резанул. Олень! В семнадцать лет он прямо так уже на всю жизнь выбрал! Да он через год все сорок раз перерешит!

Снежана ответила негромко, но твердо:

– А мне достаточно. Несколько дней хотя бы. Ты прости, что я это все на тебя. Но я с мамой поговорила – та мне упаковку презервативов. А я не собираюсь в постель, зачем? От одного прикосновения у меня ноги подкашиваются, как у той несчастной псины от электрошокера! Инга! Ты чего плачешь?

– Вспомнила, как у меня начиналось. А, главное, чем кончилось.

– Инь-Янь, а давай мы и тебе кого-нибудь найдем? Прием большой, военком папе по знакомству выделил зал в Доме Офицеров. Тот, большой, где по краям колоннада, а середина двенадцать на двенадцать. Приглашена куча народа, будут и нормальные мальчики.

Инга хмыкнула: найдешь ты, счастливая мелочь! Я сама за два года нашла одного – а ему и не надо… Поджала губы:

– Угу, нормальные. И всем надо четко дать понять, что твой выбор не сопляк подзаборный, а курсант орбитального. Сколько на планете орбитальных училищ?

– Уже семь. Недавно же Траванкор открылся. Ты к чему?

– К тому, что ему никак нельзя гражданское. Только парадная форма!

* * *

– Парадная форма? Но вы получите весь комплект на приеме, в июле.

– Герр инструктор, я не доживу до июля. Родственники одолевают, невесты окружают. Вечером боюсь одеяло поднимать, чтобы там не найти кого-нибудь. Если вы не хотите, чтобы я свихнулся еще до поступления, посодействуйте.

– Герр курсант, а вам известно, что офицер, будучи застигнутым с женщиной при полной форме, полностью же отвечает за все, что наобещал или сделал?

– На то и расчет.

– Даже так? Jawoll… Курсант, какие контрольные тесты вы должны проходить ежемесячно?

– Физическое состояние, психофизиологическое состояние, профильные предметы в объеме самоподоготовки, согласно вывешенной на сайте программы.

– Итак, герр курсант, я нахожу необходимым провести вам внеплановую проверку по видам и способам ношения форменной одежды. Место – аэродром Zyabrovka, дата – послезавтра, полдень по местному времени. С собой иметь реактивы для дезинфекции скафандра: спирт в объеме, указанном инструкцией. Опоздание считается заявлением на отчисление. Ферштеен зи?

– Яволь, герр инструктор.

Змей выключил телефон. Сумрак подмигнул:

– Сколько?

– По инструкции, литр.

– Ага. Значит, надо взять с тройным запасом. Не зря же герр инструктор летел.

Хорн потер подбородок:

– Твоя дипломная практика в дорожно-строительном – все?

– Я даже не отчислялся, – Змей затолкал телефон в карман. – Отпуск на семестр, потом в апреле диплом – до лета все и уложится. Честно, я и предвидел что-то такое. На форумах пишут, и по двадцать месяцев люди приема ожидали.

– Так это что же, у тебя каникулы до февраля?

Змей поежился:

– Ага. И всю прорву родичей придется хотя бы раз в неделю по городу водить, развлекать. Вряд ли они сразу после бала разъедутся.

Сумрак и Хорн переглянулись, но промолчали. Клубный доктор попрощался жестом и ушел. Хорн, после нескольких минут размышления, все-таки поинтересовался:

– Помнишь, ты спрашивал, почему мы с тобой?

– Помню.

– А почему здесь ты сам? Для чего тебе нужен и клуб этот, и вообще все?

Змей прошелся по каменному кубу, выкрутил на минимум электронагреватели. Проворчал:

– Года три назад мы с отцом ругались, очень сильно. Как-то раз он влепил мне такого леща, что я лицом тарелку разбил. Честно скажу: за дело.

– За какое?

– За кривое. Чего, думаешь, меня Змеем погнали? Ради красного словца оставлю папу без яйца, именно так. Ну и… Довел я их, в общем.

Змей вздохнул.

– Дальше ювенальная юстиция, семья в социально-опасном положении, соцбаллы мои улетели вна, и я остался без интернета.

– Полная блокировка сети? Это ниже ста?

– Ниже пятидесяти. Мне чуть-чуть не хватило до детдома.

– Офигеть! У меня ниже трехсот никогда не падало.

– Учись, пацан. А то так и будешь всю жизнь ключи подавать… Я в натуре собирался из дома уходить, рабочую карточку оформил, устроился на заправку “принеси-подаваном”, там же и машинку маленькую купил с рук, убитую в хлам… Да ты же помнишь!

Хорн кивнул:

– А как вы помирились?

– Мама вытащила. Обоих дурней. Вот. И психолога она нашла хорошего, настоящего. Тот посоветовал мне чем-то заняться, помимо семьи. Снаружи. Чтобы поле для приложения сил. Дальше ты знаешь.

– Да, – Хорн поскреб затылок, – теперь знаю.

– Ну, а когда отношения наладились, мы с папой сели, подумали, решили двигать меня на космос. Программистов уже много, этим сейчас особо не заработаешь. Отсюда и флип, ради летного стажа. Мы за него до сих пор лизинг платим. Остались копейки, просто штраф за досрочное погашение большой. А квота на сеть у меня и сейчас в десять раз меньше, чем у Шарка того же.

Хорн пожал плечами:

– Не знаю, как это делалось раньше. Но сейчас в сети ничего толком не найдешь. Сведений-то много. А какие среди них правдивые, не то, что я – Шарк не скажет. Наверное, и Лис бы не сказал. Первоисточник любой новости почти всегда специальный сайт профессионалов. Там все чисто для своих, без пояснений. Да и доступ туда только по личным приглашениям. С этих сайтов кормятся ручные корреспонденты, но ведь они уже чьи-то! Поэтому даже второй слой уже искажен в чью-то пользу. Если у тебя нету где-то в нужной точке личного друга, который врать не станет, и если этот самый друг не пришлет письмо с разъяснениями – хрен концы найдешь!

Хорн улыбнулся:

– Так что не много ты потерял. Забей! Готовься вон, к балу. Дуэльный кодекс перечитай, перчаток белых закажи. Поучись их в морду швырять красиво, пока время есть. А тыкать рапирой “в направлении противника” ты уже умеешь.

– Ты, кстати, тоже готовься. Мы же всех пригласим. И тебя с Инь-Янь. И даже этих молдавских родичей, не зря же они через пять границ вокруг Карпат ехали…

Змей препаскудно ухмыльнулся:

– И уж, тем более, Светочку и Софочку. С дядей Витей и тетей Таней.

* * *

Светочку и Софочку с дядей Витей и тетей Таней посадили не за главный стол. Если взрослые приняли это философски, радуясь уже самому приглашению в сливки общества, то девушки надулись и фыркали всю торжественную часть.

За главный стол попали родители Змея – мама, несмотря на недавний инсульт, от одной радости помолодела лет на десять. Папа… Черт его знает, Змей так и не выучился читать по папиному лицу.

А еще за главным столом, точно напротив Змея, оказался Легат. Он так хмурился и вздыхал, что даже Петр Васильевич не выдержал:

– Сергей, ну что ты мнешься? Не маленький!

Легат покривился:

– Раньше-то я отмазывался. Вы водку пьете? А я исключительно сухое красное. Здесь вино наливают? Ну, это для девчонок, мне бы коньяку… Бар с коньячными бутылками – а мне только пиво, и только чешское. В третьей компании суют полторашку бухла – ну что вы, как детсадовские? Только водка, и только финская! Нету финской? Не в обиду, братаны, печень личная, не казенная, так перебьюсь. А тут… – Легат безнадежно провел рукой над хрусталем и фарфором:

– От чачи до черт знает каких купажей, с родословной почти как у Рюриковичей. Не отвертишься. Кстати, привет, Змей. Поздравляю с успешным поступлением и все такое…

Змей кивнул молча, не желая вклиниваться в тост седого красномордого морского волка. На рукавах черного кителя золотые завитушки чуть ли не до плеч – адмирал, не ниже! Словесные кружева мореход заворачивал еще и посложнее нарукавных, ведь настоящий коньяк без тоста горло жжет, чем и отличается от спирта, разбавленного чаем. Так что пили с большими промежутками, ужраться пока никто не успел.

Вот уйдут женщины с подкаблучниками – холостяки вмажут по-гвардейски. Не зря же большая часть приглашенных мужчин сверкала мундирами. Пусть не орденов, но всяких разных значков блестело в достатке. За классность. За далекий поход. За обучение в ВУЗе, советских еще времен. За офигенную классность. За зверски далекий поход. За успешно завершенное обучение в ВУЗе! Наливай!

Уклон собравшихся в милитари-стиль объяснялся поводом торжества: Петру Васильевичу присвоили очередное звание. Правда, в столицу не перевели. Подумаешь, герой: когда страна прикажет, у нас героем становится любой! А столица не резиновая. Так что получи беспросветные погоны с “елочкой”, две большие звездочки, да красивую бумагу с теплыми словами. А еще получишь надбавку к пенсии, если доживешь, конечно. Не доживешь – так услуги крематория нашим сотрудникам бесплатно.

Расписался – отлетай!

Петр Васильевич не расстроился, потому как должность вербовщика в Проекте приносила ему достаточно денег, чтобы о пенсии не думать вовсе. Но проставиться, новые звездочки обмыть – святое дело. Тем более, что с военкомом отношения сложились хорошие, и полковник выделил свежеиспеченному генералу большой зал в Доме Офицеров. Тут и паркет, и буфет, и убирать после праздника есть кому.

Заодно на приеме можно аккуратно показать всем, невовремя лезущим в родню, что с мальчиком у Снежаны все хорошо, спасибо, помощь не нужна. И мальчик не хиппарь подзаборный, а курсант орбитального училища. Что училищ на Земле всего-то семь штук, и так все знают.

Единственное, Петр Васильевич у Снежаны все-таки спросил:

– Не передумала?

Дочка фыркнула, не снизойдя до ответа. И теперь спокойно сидела за центральным столом, в правой стороне от папы. Аккуратно тыкала вилкой безымянный шедевр кулинарии, не слушала, не думала, не печалилась, что все это на один только вечер – плыла.

Змей сидел от нее по правую руку. Если строго по канонам, то и размещать кавалеров нужно чуть иначе, и отбирать аккуратно, чтобы каждой женщине подходящий кавалер для первого танца, и много там еще правил… Мода модой, а все же век нынче не пушкинский – собрали, кого нашли, рассадили, как сумели. Вон папа с мамой довольно улыбаются: знай наших! Вон через два стола подмигивает Сэнмурв: костюм-тройка, жилет-цепочка. И не скажешь, что на борту драккара он обычно в некрашеной серо-сизой полотнине, босоногий, перемазанный разводами пыли по потному торсу… А вон Марк – в лучшем “городском” костюме, старательно изображающий чуть глуповатого сельского парня, впервые увидевшего столовый прибор с пятью вилками на человека… Вот и какая-то девушка, кажется, она родственница того самого мега-моряка – купилась. Показывает Марку, какая вилка для чего… Вот Марк, якобы случайно, согнул вилку пальцами. Огляделся: никто не заметил? Выпрямил. Девушка в восторге – а мальчик в дорогущем костюме, точь-в-точь как у важного папы, хмурится, надувается… Ты же вроде бы ради Снежаны приехал, чего на Марка дуешься? Ох, чую, сегодня будут в клубе танцы!

За главным столом поздравляли Петра Васильевича. Пили за его жену, знаменитую “маму Терезу”. Главного врача Третьей Городской в городе уважали за молниеносную реакцию на эпидемии последних лет, и охотно прощали ей неженскую твердость в управлении серпентарием… То есть, профессиональным дружным коллективом больницы, конечно же…

Налево, за Терезой Станиславовной – братья Снежаны. Старший уехал, здесь только средние: Степан и Станислав, и его сестра-близнец Светлана. Снежана младшая. Змей улыбнулся: наверняка, Сахалинцевы умышленно называли всех на букву “С”. Получилось, пожалуй, забавно.

Вот разговор там не забавный. Долетающие обрывки фраз – раздражение, гнев, несогласие. Взрослый там разговор, высшие сферы, политика, финансы. Проще говоря: кто власть, у тех и деньги. Гость – явно нездешний – округлый, вальяжный, улыбчивый, в светло-голубом костюме с набившей оскомину искрой… Вручая парадную форму, немец-инструктор объяснил Змею разницу. По указанным признакам Змей и понял: на зарубежном госте пиджак и жилет из настоящей мета-ткани, практически легкий бронежилет. Последний писк моды для важных персон. Собственно, и парадная форма Змея тоже огнеупорная, держит мелкие осколки. А у всех остальных ткань с искрой – стилизация под мета-материал, мода последних лет, от которой повсюду не продохнуть. Все равно, как белые волосы и зеленые глаза у девчонок: второй год показывают сериал про Ведьмака, ну а кто там главная героиня? Вот-вот, зеленоглазая платиновая Цири. Потому что Йеннифер и Трисс провалили актерские профсоюзы за очередную дискриминацию чего-то там.

Сам Змей тоже выглядел не корягой: о стрелочки на форменных брюках порезаться можно, в начищенных носках обуви люстры отражаются. Наплечный щиток “орбитального состава”, потому как Змей уже имел опыт настоящих орбитальных маневров, микроскопический, зато успешный. На щитке золоченные лапки “тре крунур”. А вот кортик на белом поясе герр инструктор авансом выдал, форса ради: корабль Змей пока еще не пилотировал, но кому тут вникать?

Звон бокалов, стук вилок. Смешки. Ворчание. Улыбки. Гримасы.

Люди. Взрослые.

Таким станет и Змей. В теории. Через надцать лет.

А ведь кто-то сюда за взятки рвался. Кто-то подлизывался к начальнику просто ради приглашения. Люди за столами друг на друга вроде бы и нормально смотрят – а вроде бы и чуть снисходительно: вы тут по знакомству. А вот я – здешний по праву!

Ну здешний – и что?

Моряк, наконец-то, выговорился и потянулся к закускам. Легат ел нехотя. Снежана, за которой Змею полагалось ухаживать, вовсе в тарелку не смотрела.

…Это знала Ева, это знал Адам…

Отзвучали речи, последний раз ударились бокалы друг о друга – и объявили, наконец, те самые танцы. И все поднялись из-за столов, расставленных за колоннадой по периметру, и потянулись под сверкающие люстры, на паркетную пустую середину большого зала. Важные мужчины в хорошо сидящих костюмах, военные в отглаженных мундирах. Непривычно серьезные молодые люди и вовсе мальчики в костюмах попроще – но тоже непременно с искрой! Блестящие красавицы всех возрастов, размеров и сортов, тщательно, продумано полураздетые “на поражение”.

… И на каждой спине виден след колеи…

Снежана, кстати, надела все то же светлое китайское: укороченный халат, шаровары, мягкие туфли. Матери объяснила: “Фигуры у меня все равно пока нет, придется общим силуэтом брать”.

… Утром и вечером, ночью и днем…

Фигур в зале более, чем хватало. Но у Змея имелась четко оговоренная роль. Открыть со Снежаной первый танец – и гнать всех остальных претендентов. Не гнушаясь ничем, невзирая ни на что. “Подумаешь, скандал! – фыркнули в один голос Инь-Янь и Тереза Станиславовна. – Танцы без драки, что свадьба без баяна!”

– Разрешите пригласить вашу спутницу?

Кадет. Молодец, самый первый подошел. Первый и уйдешь:

– Не разрешаю.

Краем глаза Змей видел, что тетю Таню вытащил танцевать сам виновник торжества, Петр Васильевич. И то: дочки дочками, а потанцевать с целым генералом, и совсем еще не старым… Да все подружки от одной зависти родят!

…Если ты не тормоз, если ты не облом…

Кадет помялся, но нарываться все же не стал. Объявили первый тур, заиграли вальс. Вроде бы, Змею удалось не опозориться; по крайней мере, Инь-Янь одобрительно показала большой палец. А с кем там она в паре? Опа, тот самый говорливый адмирал!

… Держи хвост пистолетом, а грудь держи колесом…

Натанцуются девчата за осень. Последний День Лета, потом Равноденствие, теперь вот еще и прием… Ага: второй подход к снаряду. Несколько круглый, но вполне живой, улыбчивый ровесник Змея:

– Разрешите пригласить вашу спутницу?

Змей улыбнулся настолько ехидно, насколько вообще сумел:

– Не разрешаю.

А вон та самая молдаванка, совсем не смуглая. Ввинтилась в толпу огорченных кандидатов, щебечет:

– У нас, в Кишиневе, недавно проводили шествие ЛГБТ. Десятка три розово-голубых в футболках: "любовь без страха", их охраняет втрое больше ОМОНа. Уже вокруг ОМОНа крестный ход бабок с иконами, молитвами и завываниями. Старые ведьмы прорвали цепь охраны и пошли бить злобных гомосеков! Фуражки, ясное дело, пустили газ. И, мало этого, батюшка подрался с ментами… – брюнетка обвела слушателей восторженным взглядом, прищурилась и выдала:

– Ну разве не прекрасно?

Умница красноглазая. Представилась неразборчиво, внимания никакого на Змея не обращала. Тебе надо – ты и бегай за мной.

… Это знали Христос, Будда и Магомет…

Змей вздрогнул. Когда бы не Снежана, он бы сейчас там с кем-то уже дрался. Или за Инь-Янь, или за ту же залетную красноглазку. Или за Валькирию, окажись она в зале. Со Снежаной он выпал за скобки – кстати, Марк и соседка по столу тоже! – и смотрел на кипение страстей со стороны.

…Чингисхан и Гитлер купались в крови…

А не ударь Снежане пена в голову, тебя бы сюда просто не позвали. Все твое достижение – вывеска, фальшивка, спецоперация. Интрига взрослых. Вот он, тот самый взрослый мир, куда все рвутся. Вот ради чего пацаны начинают курить пораньше, а девочки хватаются за мамину помаду – чтобы уже поскорее стать постарше. Чтобы вырасти – и узнать: нельзя просто так послать нахрен коллег, начальников, покровителей. Приходится устраивать пусть небольшой и милый, но все же обман с подставным женихом… А что для твоей же дочки это не игра – ну, не повезло.

… Но их тоже намотало на колеса любви!

– Жалеешь, что здесь, а не там?

Для ответа Змею пришлось наклониться:

– А ты не устала держать маску взрослой?

Снежана улыбнулась самую капельку печально:

– Маленькая я дома, с мамой. А в школе все мои девочки… Ну, которых я в клуб привела, на программирование…

– Понятно.

– Вот, они смотрят, как будто я старше. Лучше знаю. Они не видят, что мне столько же лет, сколько им! Откуда я могу знать, как лучше!

Снежана фыркнула:

– Я же не для этого их привела! Я просто не хотела, чтобы клуб закрылся. Ну, так что мне стоит прикинуться взрослой лишний час? Поскучай со мной уже немного.

– Мне совсем не скучно. Мне страшно.

– Страшно?

– Страшно оказаться не твоей высоты, не выдержать марку. Понимаешь?

Снежана вздохнула:

– Но я не…

Змей приложил палец к губам девушки:

– Не оправдывайся. Инь-Янь права, у меня действительно никого нет. Она не говорила, что я могу любить одни железки?

Снежана раскрыла глаза:

– Откуда ты…

– Оттуда, – сказал Змей. – Ладно бы, мы с Анной поругались. Так ведь нет. Она просто исчезла. “И ни вещичек ее нет, ни записочки”, - процитировал Змей вполголоса. Молчать он уже не мог; все, на что его хватило – не материться:

– …Залпом: Сергей, Лис, Винни. Допросы, объяснительные. Погром этот – ну вообще же невовремя! Совсем по-другому все планировал… Экзамен – хуже гвоздя в голову. Двести сорок рыл на место, а я вместо подготовки в ювенальной юстиции пол-дня, и потом весь вечер объяснительную пишу! Кому я мог сказать, что боюсь провала? Матери, которая в больнице с инсультом? Отцу, чтобы ему веселей за лекарствами бегалось? На тебя хотя бы шестиклассницы смотрели, а на меня во-о какие крокозябры из соцслужбы!

Змей постучал пальцами по наплечнику:

– Победа! Стенка пробита, а я все не остановлюсь. Как по рельсам. Дух захватывает. Несу херню в массы. Не слушай меня. Не верь мне! Я сам потом пожалею. Но так это ж, пойми, потом! Все говорят: через месяц или два само отпустит. Но к тому времени я уже успею напринимать решений… Фарш невозможно провернуть назад…

– И мясорубку хреном не заклинишь, – Снежана хихикнула. – Змей, ну не переживай так! – резкий взмах ладонью:

– Не извиняйся! Все хорошо. Лучше пошли танцевать!

Заиграли третий танец – полонез. Проще некуда: ходи, поворачивайся и чувствуй себя изящным кавалером, чуть-чуть не идальго… Змей вертелся в несложных танцевальных фигурах – если сравнивать с боем против Марка того же, точно проще некуда – и во все стороны излучал абсолютное спокойствие. Такое, что даже три кадета, после танца собравшиеся попробовать конкурента на зуб, переглянулись и отошли. Драться-то кадеты умели, пробовали не раз. Поэтому волнение не помешало им понять расклад. Побить парня, может быть, и получится. Хотя противник сложный: легко движется, третий танец, а дыхание даже не учащенное. Но все равно, куда летуну супротив Рязанского ВОКУ!

Только все геройство мимо кассы: третий танец девчонка с синего кителя глаз не сводит. Кто понял, тот понял. Кто не понял, пускай сам от этого космодесантника огребает. Лучше, в самом деле, попытать счастья у брюнетки с алыми глазами. Либо у блондинки в черном, с глазами, скрытыми черной же повязкой, зато с хорошо показанными ногами. Там, правда, уже пускают слюну какие-то штафирки… Пухлые, лощеные. Ударники, блин, капиталистического труда. Мы же будущие офицеры, нам за вас в танках гореть! А ну, буржуеныши, лыжню!

Ну, вот он и скандал. Взрослые – а как дети, все побросали, бегом из-за столов:

– Дуэль! Ах, как романтично!

– А знаете, милочка, за меня тоже как-то боролись двое мужчин.

– Паркинсон и Альцгеймер?

Люди столпились у выхода, где кадеты горячо поспорили за чье-то внимание… Надо потом узнать, за чье.

Шарк возник рядом беззвучно, как платежка в почтовом ящике.

– Привет, Змей. Хорна не видел?

– В левой стороне сидел, возле сестры. Ты не в курсе, это не из-за нее там шум?

– Я узнаю. Вы пока поговорите, – Снежана тактично отошла и ввинтилась в кольцо зрителей, где ей охотно уступили дорогу.

– Шарк, у всех спрашивал, у тебя не спросил. Почему ты на клубе? Ты же парусный мастер “Змеедава”, нет?

– Считай, что я вам продался. У нас, конечно, демократия, но никто ничего не делает. Пока Стэн и Физик ходили, “Змеедав” жил. Мы буер собрали, на вашу регату сходили, планировали зимой на “Авалон” поехать. Но Стэн с родителями теперь в Литве, а Физик поступил в столицу. И аллес, все обсыпалось. Ноют, что вам помещение дали, отопление оплачивают – нам бы то же самое дали, все бы ничего не делали, только разговаривали, как все будет круто. А “Факел” игры делал, и когда ты на практику ездил, и когда Сэнмурв отсутствовал. Тем более сейчас, у нас перспектива появилась насчет лаборатории, что Петр Васильевич говорил…

– Ты не поверишь! Инь-Янь красноглазую на длинные мечи вызвала! – прибежала Снежана.

– Из-за кого?!

Снежана подпрыгнула на месте:

– Не знаю!

Змей прищурился:

– Офигеть к нам гости приехали!

– Особенно Софочка, – согласился Шарк. – Сочная, горячая и опасная, чисто беляш вокзальный. Одно неосторожное движение – и ты отец-героин… Хм. Извини, Блик.

Снежана только рукой махнула:

– Пойдем, глянем? Инь-Янь здорово смотрится с мечом!

Шарк захихикал:

– Красивая девушка без меча смотрится не хуже, чем с мечом, только без меча!

Змей нахмурился. Потом тихо распорядился:

– Блик. Найди Хорна и бегом его сюда. Шарк, а ты тащи Сэнмурва. Жаль, что Сумрак на дежурстве опять.

– Змей, ты чего?

– У них шпалы, небось, дюралевые, а масок же нет наверняка? Забыли, как Марку лоб на тренировке раскроили? Пол-литра вылилось, не меньше. А Инь-Янь злая…

Снежана внимательно глянула в лицо парню, очевидно, хотела что-то сказать, но шум усилился, и она рванула туда, где последний раз видела Хорна. Шарк побежал тоже. Змей решительно протолкался в первый ряд зрителей.

Вот взрослые. У них богатство, власть, успех. Люди бегут к этому всю жизнь. И только добежав, только примерив на себя, понимают: не сидит! Жмет! Кривит! Морщит!

Повезло не в том, что можно всем этим владеть. А в том, что можно задать себе вопрос прежде, чем ухнуть жизнь в крысиный забег по трупам вчерашних друзей, сегодняшних конкурентов.

И что в конце? За дочкину любовь прятаться?

Хорн и Сэнмурв пропихнулись справа и слева.

– Чего?

Инь-Янь уже запрягла того самого кадета стащить с нее ботфорты. Помощничек только что слюну не пускал, и Змей бы поспорил, что на каждую ногу кадет потратит не меньше пяти минут. Соперница глядела с едва заметным превосходством: она-то пришла в танцевальных легоньких туфлях без каблука, плотно стоящих на любой поверхности.

– Хорн, как начнется, дашь им три удара сделать. Потом ты берешь сестру, а ты, Сэнмурв, брюнетку. Поперек талии, внаглую. И растаскиваете по сторонам. Крик-визг игнорировать. Блик, прямо сейчас к моему флипу, там аптечка, знаешь где.

– Сам почему не влезешь?

– Потому что при сговоренной невесте хватать посторонних баб-с не комильфо, – ухмыльнулся Шарк.

– А ты, Шарк, возьмешь потом их железки и на публику что-нибудь перерубишь. Вон, бутылке от шампанского горлышко срежешь. На показухе у тебя вполне получалось. И толкнешь речь: типа, все разборки в защитном снаряжении, а то сломанный нос или отсеченная щека неблаготворно влияют на самооценку юной красавицы… Бегом!

Шарк и Сэнмурв без лишних слов крутанулись на каблуках, исчезли в толпе. Хорн внимательно посмотрел вслед исчезающей в двери Снежане:

– Змей… Ты позавчера Ингу послал… Из-за нее?

– Смотри. Мне пять лет учиться. Потом контракт на двадцать лет. Увижу, что от меня останется, тогда и подумаю насчет женитьбы. У меня будет сытая семья – или не будет никакой. Хватит, насмотрелся, как мать с отцом последние сто рублей делят. Предки умные, не зря придумали “реверс”. Не прокормишь – не женись.

Хорн скрипнул зубами:

– А сестра?

– Такая-то красавица себе нормального не найдет?

– Она, как бы, уже нашла! Черт, Змеюка! Если бы ты в пользу Снежаны отказался, это еще как-то… Ну, благородно, что ли.

– Хорн! Когда надо пройти по конкурсу из двухсот пятидесяти лучших учеников со всей планеты…

– А еще час назад их набиралось только двести сорок…

Змей не сбился:

– Так я песец какой умный, прямо надежда, опора и светоч. А как мое же собственное будущее буквально на два хода вперед – я сразу мальчик и щенок? Ну и нахрена мне тогда взрослеть?

Хорн выдохнул:

– Да и среди кого сестре искать? Помнишь, что Петр Васильевич говорил: полезных ископаемых пук да маленько, нефтянка вся на чужом сырье, тягачи для ракет русские уже сами научились делать, БелАЗу словаки в затылок дышат, БМЗ пиндосы санкциями забили… Про колхозы у Марка спросишь, он тебе расскажет, как телята по колено в грязи стоят… У нас теперь только программисты не голодные, а их на всех не хватит. Или прикорытники – но вот уж этой сволочи мне в зятья не надо!

– Молчим. Снежана возвращается. Она здесь точно ни при чем… Хорн, если сестре полегчает, скажи ей про меня, что хочешь. Хоть в пидарасы запиши, мне теперь уже похрен.

Хорн прищурился:

– Ты все-таки мой друг, и поэтому я тебя предупреждаю. Инга через пару месяцев попробует снова. Если, конечно, не перехочет… Я же и посоветую. Готовься, Змей.

– Иди уже, черный вестник. Сейчас, кажется, начнут.

Хорн смерил собеседника взглядом и, наконец-то, ушел.

Выдохнувший Змей поглядел направо. Там, далеко за кольцом зрителей, Петр Васильевич беседовал с иностранцем – ну, который в костюме из мета-ткани. Стол вокруг них пустовал: кто сбежался посмотреть на фехтование двух красавиц в мини, кто самозабвенно дергался на танцполе под простенькое “бум-тынц” юности. Официальная часть завершилась, люди разбились по групппам и разговаривали о своем, больше стараясь говорить, чем вникать. Несколько троек-пятерок выпивали за столами. Звенела посуда, стучали туфли и сапоги. О чем Петр Васильевич говорит с иностранцем, никто не мог услышать.

* * *

– Услышать нас некому, – гость кивнул и осторожно наколол на вилку маленький огурец. Захрустел.

Петр Васильевич налил по чуть-чуть коньяку:

– А как у вас там с инагурацией?

– Регулярно.

Гость прожевал, запил, довольно выдохнул:

– Даже корью на всю область болеют всего триста человек. Все поголовно – цыгане. А как ваши дела?

– Жизнь – рыбалка: сижу, жду поклевки, периодически выпиваю, – Петр Васильевич опрокинул и свою стопочку.

– Как вы оцениваете происходящее… Вообще? – гость покрутил все той же вилкой и теперь насадил на нее соленый гриб.

Петр Васильевич снова налил, позвенел вилкой по тарелке, наколол на нее широкий блин и, как бы случайно, в ораторском запале, воздел вилку, чтобы свисающий блин мешал читать по губам:

– Нас культурно, с уважением, обжимают под стандартную евро-нацию. Миллионов десять населения, один крупный город. По всей стране равномерно размазаны жители, завязшие в борьбе между мигрантами, лесбиянками и “зелеными”, им некогда спрашивать, куда деваются их налоги. Туризм, народные ремесла, фольклор, добыча сырья. Резерв дешевого мяса для грязной работы и борделей. Но никакой востребованной промышленности. Возможно, несколько представительств ай-ти групп, чисто на публику, чтобы сиял образ инновационной, динамичной и все такое… Национальный банк, сидящий на еврокредите, как вор на колу: чтобы мы могли покупать их товары, но не могли накопить средств на собственное производство. Сельское хозяйство на высокопродуктивных семенах, которые, вот незадача, ежегодно придется покупать у одобренного Евросоюзом производителя. Свои семена фу-фу, некошерно и вообще ГМО.

Гость покачал породистой седой головой, не выражая ни одобрения, ни порицания, съел гриб. Выпили по второй. Закусили: Петр Васильевич блином, гость опять же грибами.

– Вообще-то, – Петр Васильевич аккуратно развесил перед лицом следующий блин, – с точки зрения мировой финансовой системы, нам физическая страна-то и не нужна. Должны существовать некие потребители товара, встроенные в мировой рынок. Что это значит? Что существуют их электронные счета, только и всего. То же самое относится к счетам налоговой палаты. И к счетам государственных департаментов и министерств. И к счетам обычных предприятий, их подрядчиков и поставщиков.

Петр Васильевич подмигнул по-джеймсбондовски аккуратно:

– Наши компьютерные гении предложили написать симулякр страны, виртуальную державу. Пусть она там на серверах крутится, в сетях мирового рынка и Международного Валютного Фонда. Подвергается санкциям, арестам счетов, заградительным пошлинам, всякому такому. А мы по-дедовски, за чарку и шкварку, бульбой торганем. Вот, хотя бы и с вами.

Гость замер в полной прострации, несколько секунд оценивал идею, потом вздохнул:

– Не взлетит. Непредсказуемые последствия. Сами не поймем, где что. И непонятно, как отреагируют люди.

Петр Васильевич разлил по третьей, подвинул рюмку гостью. Печально ухмыльнулся:

– Еще как взлетит, на орбиту выйдет. При старом хозяине военные для учений написали легенду. Что-де хочет напасть некая условная западная страна Вейшнория. Нарисовали ее на нескольких районах вдоль польской границы. Как-то утекло в сеть. И шо вы таки себе думаете? Уже назавтра какой-то поц изобразил гимн, герб, флаг, валюту и паспорт Вейшнории. А еще через неделю желающих получить Вейшнорское гражданство возникло столько, сколько в городе вокруг нас нет!

– Более четырехсот тысяч? – гость поставил невыпитую рюмку.

Петр Васильевич перестал кривляться:

– Люди готовы получить паспорт виртуальной страны – но только чтобы не жить в нашей. Это чересчур.

– И поэтому вы…

Петр Васильевич посмотрел сквозь почти пустую рюмку на люстру. Потом на гостя:

– И поэтому мы. Испанская империя пала. Англичане забороли голландцев, сокрушили французов, обменялись любезностями с германцами – но после второй мировой лежат и те, и другие. Миром правит Бильдербергский клуб. Или Римский. Или Давосский.

– А мы? – все так же, не высказывая ни порицания, ни обиды, гость покачал налитую рюмку: на донышке, чтобы ум оставался ясным.

– А вы двинулись к империи в год присоединения Украины. Теперь ее отпадение означает начало конца и для вас. Просто вы сильнее. Агония дольше.

Выпили, наконец, по третьей. Закусили длинными полосками соленого мяса. У дверей лязгнули мечи, слитно выдохнули зрители. Танцоры понемногу расползлись, бумканье музыки смолкло. Зато по всему залу загудели тостами небольшие компании.

– А вы? – тихо-тихо спросил гость. – “От можа до можа?”

– А нам дай боже выжить под обломками рухнувшего колосса, – Петр Васильевич налил по четвертой, но пить не спешил. – Нас категорически не устраивает подобный расклад. Вы наш рынок. Вы гарантия, что нас не выбомбят, как Ливию с Югославией.

– Тогда почему не объединиться?

– Нам не нужны перестрелки на улицах. А конкуренцию по правилам нам не выдержать. Нас меньше десяти миллионов – а вас больше ста сорока. У нас просто меньше ресурса на рекламу и скидки, меньше опыта, меньше резерв сотрудников… Мы просто маленькие. И, сколько ни надувай коня воздухом через соломинку…

Гость кивнул, признавая правоту. Выпили по четвертой. Закусили горячим – парящими драниками.

– Как вы полагаете, кто придет на смену Китаю? И как скоро?

Петр Васильевич прищурился на люстру, пошевелил пальцами свободной руки, вилка в другой руке выписала замысловатый вензель над стопкой блинов:

– Точный прогноз будущего можно получить единственным способом. Сделать будущее. Создать. И его же предсказать. “Я знаю точно, наперед – сегодня кое-кто умрет. Я знаю, где – и знаю, как. Я не гадалка, я маньяк!” – процитировал Петр Васильевич, глянув на гостя прямо; тот выпрямился и даже чуточку подался назад.

– И с кем же вы занимаетесь… Предсказаниями?

– С профессионалами в пророчествах.

– Церковь?

Петр Васильевич, не отвечая, смотал на вилку новый громадный блин, который, вот незадача, только что развернулся перед лицами собеседников и совершенно закрыл их от зала.

– Имеется два полярных способа познания мира. Наука и религия. Они не уживаются вместе, не терпят конкурента – и потому, пока живы оба, можно не беспокоиться о монополизации истины. У науки есть взгляд на будущее – мы сейчас его и реализуем. В Проекте уже полмиллиона одних колонистов, на высоких орбитах пятьдесят больших баллонов, на Марсе готово первое купольное поселение.

Петр Васильевич разлил по пятой – опять совершенно на донышке, но гость нисколько не обиделся. Все должны видеть: бойцы вспоминают минувшие дни. А печень одна, на нее не гони!

– … Свои планы, наверняка, есть и у церкви. Мы сходимся в том, что мир надо сделать чуточку проще. А у Рима громадный опыт управляемой эсхатологии.

– Это как?

– Людей на крестовый поход поднимали, во многом, на ожиданиях конца света. Ждали его в тысячном году, потом в тысяча тридцать третьем, добавляя возраст Иисуса к расчетному круглому числу. Для человечества это первый опыт ожидания сингулярности.

– Который провалился. Песец не пришел.

– Верно, – Петр Васильевич поднял рюмку, – зато пришел громадный опыт в организации этих самых крестовых походов, сборе по церквям пожертвований. Опыт учета, перевозки, накопления огромных средств – и все это без радиосвязи, даже без римской почты. Опыт объединения христианского мира. Хотя в те времена франки били бургундцев не хуже, чем сегодня христиане мусульман.

Выпили по пятой. Чем закусили, не обратили внимания.

– А недавно мне доложили одну забавную вещь, – Петр Васильевич улыбнулся, и налил шестую уже до верха.

– На развлекательном сайте… Как там его… Неважно! Появилась инструкция. Инструкция! – безопасник значительно поднял указательный палец. – Как закупать гречку, воду, соль, спички. Как выживать. И это спустя сто лет после блокады Ленинграда. И это через тысячу лет после истерии крестовых походов. И это не форум суровых сюрвайеров. А вроде как развлекательный сайт. С голыми девками да придурками всех мастей… Но даже там вдруг – инструкция по выживанию. Всерьез!

Петр Васильевич поставил полные рюмки на стол, наклонился к гостю почти вплотную:

– Так где он, прогресс? Где хваленая цивилизация? В чем сегодняшние люди отличаются от вчерашних? И почему, в таком случае, неприменим церковный опыт управления людьми?

Гость решительно придвинул к себе полную рюмку – рука еще не дрожала, коньяк не расплескался:

– Ерунда! Миром правит не тайная ложа – а явная лажа. Настоящая фантастичность как раз в том, что церковникам… Ну, или кому там еще! Оказалось не лениво городить планетарные планы. Что все не пущено на самотек.

Толпа перед входом рассыпалась, и мужчины согласно повернули головы на шум. Боевитых девиц парни держали в охапку; Змей, из-за синего наплечника смотревшийся издали каноничным Адептус Астартес, выговаривал обеим неслышимую отсюда укоризну. Паренек пониже, покруглее, темноволосый, подбросил бутылку от шампанского – и отнятым у блондинки мечом хлестанул столь резко, что аккуратно срубил горлышко! Публика изумленно ахнула; паренек раскланялся.

Гость хмыкнул:

– А эти мальчики с ролевой игрой вам зачем?

– Не на людях же проверять гениальные озарения наших аналитиков. Например, для начала мы хотели бы смоделировать мир без нефти. Если пойдет удачно, моделировать можно любые ситуации. Для конструкторов есть расчетные программы, и есть полигоны. А это – полигон для политиков, на живых реальных добровольцах. Мальчикам кайф – нам наука. Отличная сделка!

Петр Васильевич медленно, с удовольствием, выпил полную рюмку, знаменуя конец серьезного разговора; гость повторил за ним с некоторым даже облегчением, прожевал грибы и сказал:

– Но зачем именно мальчики? Можно ведь набрать людей… Выделить средства! – и подмигнул Петру Васильевичу совершенно недвусмысленно. Безопасник вздохнул:

– Средства уйдут понятно, куда. Получится очередной комсомол. Дятлы долбят под руководством Вождя. Ветер шумит по заказу Вождя. Мыши е*утся под отеческим взором Вождя… Проще мальчикам сделать игру по “Ведьмаку” на три тысячи участников, чем нам признать, что и без нас в этой стране что-то можно успешно провести.

Гость разулыбался:

– Потому и успешно, что без вас! Хорошо… Но почему именно “мир без нефти”? Не водный мир, не “Метро” Глуховского, не ядерную зиму, наконец?

– Все это вещи очень уж гипотетические.

– А нефть изъять из картины мира уже не гипотетически, значит… Как интересно!

Гость налил седьмую – снова полную – и немедленно выпил. Петр Васильевич повторил, но себе налил на донышко. Гость расстегнул верхние пуговицы на рубашке, хмыкнул:

– Так под чьим же мудрым руководством е*утся мыши, и как далеко зашло дело?

Петр Васильевич нахмурился: вот же, пошутил неудачно, теперь прицепится к мышам… Отрезал, салютуя рюмкой:

– Незавершенное не обсуждается. Традиция.

Собеседник жизнерадостно расхохотался:

– Ну еще бы! Сперва мышам надо кончить!

* * *

… “Ведь почему тот же Хэмингуэй не рекомендует обсуждать неоконченные романы?

Думаю, потому, что если есть какой вопрос, то его можно обсуждать либо с приятелями, либо с листом бумаги. И, если с приятелями уже обсудил, то на лист выкладывается только итог – а читателю итог не интересен, он же не справочник открывал. Это все равно что в конце матча счет посмотреть. А игра? А острые моменты? А переживания? Это все надо на листе обсуждать, чтобы читатель, образно выражаясь, видел следы кисти.

Китайцы же, напротив, считают, что у мастерства три ступени. Исходная – когда виден материал. Первая, когда видно следы резца, вторая – когда видно следы приема, и последняя, наивысшая, когда не видно ни материала, ни резца, ни приема.”

Винни поглядел в окно, на неподвижное торнадо Аризонского орбитального лифта и закончил письмо так:

“Наверное, в этом и отличие по-настоящему иной культуры.”

* * *

– Культура так и прет! – молдаванка задергалась, вывернулась из обхвата Сэнмурва. Щелкнула пальцами – подол платья из мета-ткани послушно удлинился до колена.

– Меч!

Шарк вернул ей катану – чудовищное поделие испанских сувенирщиков, со скользкой пластиковой рукоятью, обвитой жутко неухватистым драконом, с неимоверно раздражающим алым бантом.

– Ваш образ – Акаме?

Девушка фыркнула и отвернулась.

– Что же вы не сказали сразу? Нашли бы вам оружие получше. И сам бой могли бы срежиссировать…

– Пошел. Нахрен. Мажор глянцевый!

Ухватив катану, брюнетка двумя шагами ввинтилась в толпу, где и растаяла.

Второй меч – длинный тати – Шарк протянул Инь-Янь, однако та обувалась. Кадет, стаскивавший с нее ботфорты перед боем, уже опустился на колено, помогая надевать правый. Поэтому тренировочное оружие чисто машинально взял Змей. Хороший длинный клинок из вязкой стали: не лопнет, если неопытный фехтовальщик примет удар на плоскость. Никакой заточки, конец скруглен. Простая черная рукоять, обмотанная вместо кожи ската полосками обыкновенной наждачной бумаги – на вид и на ощупь вполне приемлемо. Конечно, до японских учебных иай-то далеко, так ведь и до страны Ниппон отсюда двенадцать тысяч километров.

Змей помнил, как сделал этот клинок.

Шарк подал и ножны; все так же машинально Змей вложил в них оружие, но не заправил за пояс, а понес в левой руке, под углом сорок пять градусов к полу, соблюдая тренировочный этикет.

Отошли подальше от возбужденно гомонящих зрителей. Мальчики дерутся – эка невидаль. А здесь такие красавицы, и в таком коротком! Зачем прервали бой?

Змей дошел до ближайшего столика, пинком выбил из-под него стул, придвинул Снежане и усадил ее одним взглядом. Подошла Инь-Янь, какое-то время смотрела на Змея, но ничего не сказала.

Сказала Снежана:

– Из-за него, так?

Инь-Янь молча наклонила голову.

– И кого ты выберешь?

Змей выдохнул:

– Вас обеих! У ислама имидж ни к черту. Но можно в язычники податься. У них тоже разрешено.

Девушки переглянулись и встали рядом:

– Ты охренел!

– Да. И что?

– Ах ты!

– Морда не треснет? – кадет-помощник всунулся справа и тут же отскочил от хмурого Змея на целый шаг.

– Тьфу на вас! Противно смотреть… – Хорн выбрал пузатую рюмку, налил чего-то из плоской бутылки; сестра вынула рюмку из пальцев и отодвинула:

– Хватит нам папы. Знаете что?

Змей и Снежана синхронно подняли взгляд. Хорн прижмурился. Кадет наклонил голову по-бычьи, чуть не копытом рыл паркет, выдыхал с отчетливым присвистом.

– Пошли фотографироваться, – сказала Инь-Янь совершенно спокойно. – А то ведь все равно улетаешь!

Подростки переглянулись. Кадета Инга потянула одной рукой, Снежану другой – неохваченные Змей и Хорн отстали. Хорн сказал тихо-тихо:

– Ты чего ляпнул? Ты вообще чем думал? Или у тебя от космического излучения второй хер вырос? Тут не бояр-аниме, гарем не получится.

Змей ответил тоже полушепотом:

– Стандартный ответ – выбрать кого-то. Начнется еще одна войнушка. Тебе мало?

– Мог бы сказать: подожду.

– И стали бы они из кожи лезть: кто лучше. Как те… Светочка-Софочка. Не хочу видеть ни твою Ингу, ни Снежану в такой ситуации. Вот на что смотреть противно!

Змей положил ножны на стол. Провел пальцами по шершавой оплетке рукояти:

– Лучше пусть против меня, но дружат. Я-то, как мудро заметила Инь-Янь, один хрен улетаю. И никому, нафиг, не достанусь. К вопросу о бояр-аниме твоем.

– Че-то мысли больно взрослые. Папы наслушался?

– По меркам закона, я уже достаточно взрослый, чтобы с криком “е*аный гололед!” упасть на амбразуру. Но, как только речь заходит о моем же лично будущем – тем более, о настолько личном, как женщина – так я сразу мелкий и тупой.

– Но взрослые…

– Взрослые будут меня учить не раньше, чем процент разводов упадет ниже пятидесяти. Пускай сначала сами научатся. Умельцы, извини за каламбур, х*евы. И то, пятьдесят процентов – это что в официальную статистику попало. А сколько молчит и скрипит зубами ради, якобы, детей там, семьи? Ты одну такую семью даже знаешь. Отец-алкаш, зато наш!

Хорн с места, без малейших признаков подготовки, влепил крюк левой. Змей отклонился и выпрямился языком пламени, уходящим от пролетающего камня. Правой ладонью Змей уперся в плечо провалившегося вперед Хорна и сказал совсем тихо:

– Извини.

Хорн подышал пару секунд и тоже хлопнул собеседника по синему кителю:

– Проехали. Пойдем!

Инга выстраивала композицию на фоне витража:

– Посередине Змей, Блик слева от него. С которого боку шашка, с того и жена.

– Инь-Янь, ты что!

– Разговорчики в раю! Змей, правую руку мне. Кадет, а вы справа от меня. У спартанцев на правый фланг ставили царей, гордитесь. Братик, а ты прикрывай всех слева. Куда руки девать? Здесь рядом две блондинки с зелеными глазами, а вы не знаете? На талию! Талия выше! Змей, притяни Снежану крепче, а то в кадр не влазим… Вот, готово! Фланги, свободными руками помахали!

Напротив уже крутился приглашенный фотограф, полностью одобряющий распоряжения Инги; понемногу подтягивались и другие гости – просто посмотреть.

– Улыбочку! Вспышка прямо!

* * *

– Прямо перед нами разгонная зона “кислородок”.

– Они так называются, потому что летают на кислороде?

– Нет, месье комиссар. Они таскают грузы с высокой орбиты на низкую, и наоборот. Класс: “Орбита-Орбита”, или О2. Вот и назвали: “кислородки”.

– Значит, мы видим факелы их двигателей?

– Именно.

Де Бриак потер брови. Промокнул салфеткой лоб, аккуратно положил ее в мусорку. Серенькие стены, металл и сверхпрочное стекло в панорамном окне. Кабинет ничем не отличался от рабочего блока, выделяемого приглашенным сотрудникам в любой полиции.

В любой земной полиции.

А они сейчас на орбите. Высоко взлетел комиссар четвертого департамента, как физически, так и в чинах. Напарника – Лежера – потащил за собой. Должность начальника отдела сопровождается адъютантской; не то, чтобы штурмовик радостно занимался разбором писем и обращений – но последовал за командиром без нытья.

– А в чем отличие высокой орбиты от низкой?

– Высокая выше радиационных поясов, низкая, где мы сейчас – ниже.

Де Бриак обвел взглядом начальников групп: двое справа за ножкой Т-образного стола, двое слева. Сине-серые комбинезоны из мета-ткани, обязательный для Орбиты ярко-апельсиновый аварийный пакет и красный аварийный баллон у пояса. Одинаковые треугольники на рукавах – все получили звание. Слева Жюль и Гвидо, справа Франсуа и Мари… Комиссар – теперь уже шеф-комиссар – выбрал начать с оперативников:

– Жюль, доложите состояние вашей группы.

– Месье шеф-комиссар…

– Прошу вас, без этой военной галиматьи. Все свои.

– О, хорошо. Итак, у меня двадцать четыре сотрудника, три вахты по две четверки, все обучены действовать в условиях невесомости, налет минимум сто часов. К сожалению, нет опыта боя. Зал, блок снабжения. Собственный стыковочный узел и челнок. Три пилота. Притираемся. Замечаний пока нет. Слаживание планирую проводить путем совместного патрулирования базы и участка орбиты.

– С местной безопасностью контакт есть?

Жюль покривился:

– Смеются. Нас мало.

– Наполеону на три империи хватило всего дюжины маршалов. Благодарю. Мари?

Поднялась глава информационной группы:

– У нас большой зал, блок снабжения. Машина в двадцать квантов, не бог весть что, но все же. Нас шестеро плюс я. Три вахты. Моделью пространства с нами поделились местные. Моделлер мы уже сами… Разрешите?

По жесту де Бриака женщина отобразила над столом большую голограмму планеты, над ней полупрозрачными областями – зоны ответственности разных корпораций, государств, объединений:

– Вот наше поле славы.

– Благодарю. Гвидо?

– Мы в заднице, прошу извинить, мадам. Радиосвязь исключительно узконаправленными пучками, перехватывать их можно в случае редкой удачи. Даже в таком случае нам достается крошево: несколько микросекунд, пока луч мазнул по нашей антенне. Сеть осведомителей мы только начали разворачивать. Но, месье шеф-комиссар, я бы не надеялся.

– Мы тут чужие?

– Именно. Сюда каждый сотрудник пробился через конкурс. Двести, триста, семьсот… А пять или шесть лет назад и вообще – тысяча человек на место. Сейчас те люди набрались опыта. Возраст же их между двадцатью четырьмя и тридцатью. Пик способностей, пик энергичности.

– Шеф, так вы не случайно вспоминали маршалов Наполеона?

– Случайности не случайны, – де Бриак вовремя сообразил натянуть на лицо загадочную улыбку. – Гвидо, продолжайте, прошу вас.

– Вот они, по сути, являются Орбитой. Мы – ничто. Мы… – Гвидо потер залысины, пошевелил тонкими пальцами, – пассажиры. Детишки. Нас надо кутать в теплые ползунки, везде водить за ручку и вовремя вытирать нам сопли. В таком случае мы даже не слишком напортим.

– Дроны, внешний локатор? – комиссар интересовался без особой надежды. Никто не позволит замусоривать околоземные трассы еще больше. Отрицательным жестом Гвидо подтвердил опасения.

– Широковещательные станции? – Жюль прикрыл зевок.

– Только для сигнала бедствия либо для диспетчера. В начале – ну, помните? Бум туризма, надувные отели, космопланы?

– Да, время… – Мари помотала головой, красиво разбросав блестящие черные волосы. Эталонная француженка, синеглазая брюнетка с киноафиши. Сутки на орбите – а комбинезон уже притален.

Гвидо продолжил:

– Тогда широковещательная реклама забивала все каналы. Произошло несколько аварий. Теперь на любой широковещательный источник, не просящий помощи, либо не принадлежащий диспетчеру из списка, либо даже принадлежащий диспетчеру, но передающий неслужебную информацию – сразу наводится ракета.

Собравшиеся переглянулись. Общее мнение выразил адъютант:

– Сурово.

– Иначе коммерсов не заткнуть.

– Благодарю… – де Бриак передал слово аналитику:

– Франсуа?

Старик покашлял в седые усы. По здоровью он вполне годился к орбитальной службе. Просто Франсуа нравилось изображать отставного ветерана, ведь это позволяло безнаказанно ворчать на кого угодно. Чем старик сходу и занялся:

– Мое почтение, месье шеф-комиссар. Дела даже хуже, чем сказал наш пылкий мушкетер. В моем отделе совершенно недопустимое брожение. Для чего мы здесь? Дублировать службы орбитальной безопасности? Но у них имеется отработанная система реакции на угрозы, классификация угроз, протоколы. Натренированы люди. Выделена техника. Зачем же тут мы? Помочь им силами пятидесяти “пассажиров”? Либо мы синекура, ширма для отмывания средств? Ничем хорошим это не кончится!

– Месье Франсуа, – комиссар сдержанно улыбнулся, – если так, то не случится большой беды от вашего рассказа об этих угрозах. И о том, как здесь вообще все работает.

– Без нас, месье шеф-комиссар, все работало безукоризненно. Как с нами пойдет, господу-вседержителю виднее.

– Конкретнее, месье Талейран.

Франсуа фыркнул в усы:

– Повинуюсь, мой император.

Де Бриак понял, что свою кличку в отделе он уже знает. Что же, не самый плохой старт и не самая плохая кличка. Главное, не лезть ни в Испанию, ни в Россию.

– … Итак, наистрашнейшей угрозой является удар астероида. Если точнее, вход астероида в атмосферу со скоростью, массой и в направлении, несущем угрозу существованию цивилизации. О таких камнях начинают беспокоиться еще с высоких орбит, и заняты ими те самые буксиры-”факельщики”. Они сдвигают астероид с угрожаемой траектории. Если это не удается или невозможно, дробят его на возможно мелкие куски. Мелочь сгорит в атмосфере. Даже взорвется, даже вторая Тунгуска – лучше, чем Юкатан или Шива.

Жюль кашлянул.

– Ах да, – Франсуа ласково поглядел на оперативника, – вас же такому не учат. Юкатан и Шива – громадные кратеры от кусков гигантского метеорита. Сейчас они на дне океанов. Есть много свидетельств, что динозавры фейерверк не оценили. А Тунгуска – это уже при Фальере, в тысяча девятьсот восьмом. Над Сибирью произошел весьма и весьма мощный воздушный взрыв. Лес вывалило, как дома в Хиросиме. Люди уцелели только потому, что в той дикой глуши количество их никогда не достигало достойной упоминания величины. Случись такое над Парижем или хотя бы над Греноблем – овечек и пастушек положило бы больше, чем под Верденом и Соммой.

– Разрешите, мессир аббат?

– Прошу, дочь моя.

– Я читала книгу русского фантаста. Он считает, и приводит не лишенные логики доказательства, что атмосферный взрыв – сигнал сверхмощного лазера из системы звезды “61 Лебедя”. На земле взорвался вулкан Кракатау, при этом произошла вспышка радиоизлучения. Через двенадцать лет радиолуч достиг системы “61 Лебедя”. Инопланетяне, якобы, приняли радиовсплеск за попытку связи, ответили лазером, который достиг нас тоже через двенадцать лет.

Франсуа усмехнулся:

– А я читал, и тоже у русского фантаста. Дескать, целились в рисунки пустыни Наска, но промахнулись и попали в Сибирь. Сейчас перезаряжают.

– Отлично, – взглядом комиссар напомнил о деле. – Надеюсь, теперь посылку найдется кому встретить на дальних подступах.

– Именно так, – старик показал пальцем на глобус. – Вторая по значимости угроза – обмен землян баллистическими ракетами. Тут ничего сложного. На низкой орбите рой спутников с вольфрамовыми ломами, одноразовыми лазерами – как планировали штаты при Рейгане, так и воплощено в металл. Спутники автоматические, людей там нет. Программный код открыт и ежегодно проверяется специальной комиссией. Кроме того, код всегда доступен для проверки любому волонтеру. Все меры нацелены на перехват любой баллистической ракеты, неважно, кто и по кому выстрелит.

– А низкопрофильные крылатые ракеты? “Пятиминутки”?

Франсуа развел руками:

– В деснице господней. Сквозь атмосферу их не заметишь быстро. Залп, наверняка, будет массированным, что перегрузит компьютеры и еще больше замедлит общую реакцию. К тому же, перехватывать их нечем. Орбите не позволено иметь средства класса: “космос-поверхность”, понятно, почему.

– Следовательно, все эти “Звездные войны” с открытым кодом – пустышка.

– В случае всеобщей ядерной войны – увы. Тем не менее, одиночную ракету они перехватят надежно. И даже, случись террористам захватить полсотни ракет – система справится. Собственно, месье комиссар, истинное назначение системы “Невод” – ловить искусственные объекты, сходящие с орбиты, и максимально быстро превращать их в безопасный некрупный мусор, сгорающий в атмосфере. Это даже не скрывается, всего лишь не афишируется.

– А если террористы захватят орбитальный буксир – ту самую “кислородку” – и притащат один из железно-никелевых камней, ожидающих очереди в областях Лагранжа? Спутники “Невода” с ним не справятся: чересчур массивная и тугоплавкая дура.

Де Бриак несколько раз четко хлопнул в ладоши:

– Именно, Гвидо. Именно это наш самый вероятный сценарий, с которым согласно даже руководство. Вот почему мы здесь, месье Франсуа. Сообщите своему отделу, что дело нешуточное. Как сообщили мне наверху…

– Простите?

– Ах да, внизу. Ведь наше начальство теперь внизу.

– Как в аду, осмелюсь добавить, месье комиссар. Чем ниже, тем главнее.

Де Бриак поморщился, но не сбился:

– … Достоверно установлены признаки наличия организации, которой подобное развитие событий выгодно.

Сотрудники расхохотались – все, позабыв о чинах:

– Любому выгодно!

– Все надеются урвать в мутной водичке!

– Не любой отважится на действие, мадам и месье! – комиссар хлопнул по столу. В наступившей тишине кивнул на Лежера:

– Последние годы мы с Альбертом занимались именно такими людьми. Теракт, за который у Лежера “пурпурное сердце”, произошел у самого подножия Аризонского Орбитального Лифта. Поэтому во главе отдела именно я, не кто иной. И поэтому в нашем распоряжении целых четыре орбитальных буксира, – де Бриак вывел на голограмму красные ниточки траекторий.

– Два вращаются над планетой в меридиональном направлении, два в широтном. Они могут выдать полную тягу через пять минут после получения приказа. Время прибытия к месту полностью зависит от конкретной ситуации.

– Но камень практически на границе атмосферы можно и не успеть поймать.

– В таком случае буксирам приказано колоть астероид на сколь возможно малые части, которые сбрасывать в океан. Тоже плохо, но хотя бы не бить материковую плиту.

– Месье комиссар, – Франсуа почесал усы, – возможно, имеет смысл написать меморандум, чтобы рудные тела разделывались на малые блоки уже в зонах Лагранжа? Обосновать это удобством переработки, транспортировки – у малого камня меньше инерция, его можно двигать более дешевым буксиром? Ну, что-то в этом духе? Я дам задание мальчикам, пусть вычислят размер камня, при котором разрушения окажутся… Хотя бы не фатальными для цивилизации.

– Отлично. С этого и начните. Гвидо, сеть. Нам нужны глаза и уши. Если получится, совместно со здешней безопасностью. Но лучше без них.

– Земля не доверяет Орбите?

– Даже здешней безопасности?

На риторические вопросы де Бриак отвечать не стал:

– Жюль. Нам нужны местные. Пусть не помощь, так хотя бы нейтралитет. Напроситесь помогать им. Учиться у них. Напейтесь вместе. Подеритесь в баре. Ругайте начальство. Ходите по бабам. Плюйте с орбиты на крышу тещиного дома. Станьте для них… Пусть не своими, но понятными. Понятными, не вызывающими ненависти. Папаша Франсуа, вы позволите называть вас так?

– Повинуюсь, мой император.

– Ваш отдел – наша единственная надежда. Пока Гвидо развернет сеть, пока Мари соберет приемлемый объем данных, пока еще мушкетеры Жюля установят контакты третьего рода… Отдуваться вам.

Старик поднялся и некоторое время оглаживал подбородок пальцами.

– Боюсь, месье шеф-комиссар, что вы правы. Без глаз и ушей нам придется продвигаться медленно и печально.

– Как долго?

– Думаю, не менее двух месяцев. Пока не развеется туман.

* * *

Туман окутывал палатки ровно в шесть, как по расписанию. Кто вставал рано утром, еще мог видеть в холодном небе поздней осени лохматую половинку луны. Кто спал до подъема, видел только сырые верхушки палаток, на которых ветерок от проходящих людей вяло перекладывал черно-рыжие флаги.

Черный и оранжевый цвета считались форменными, потому как лагерь организовало здешнее молодежное движение “Металл”. Всем участникам выдали двухцветный же платок. Девушки вполне изящно и аккуратно повязали его на голову или шею. Парни нацепили на рукава, как полицаи в старом кино про партизан. А один товарищ из “Большого дома” повязал самурайским способом на лоб, и теперь от его встрепанного вида откровенно шарахались.

Большой дом представлял собой армейскую брезентовую палатку, заселенную делегацией университета не то института, Змей на линейке не разобрал толком. Все другие заехали с маленькими, культурными туристическими куполами; армейская брезентуха торчала посреди лагеря, как ржавый линкор в нежно-голубой лагуне с яхточками.

Честно говоря, и прочий лагерный быт напомнил Змею армейские рассказы отслуживших. Вокруг лагеря хорошая охрана, вход-выход сугубо через КПП и только по пропускам. Офицеры – то бишь, постоянный состав, инструкторы и наставники – обитали в капитальных корпусах бывшего профилактория. Срочников – то бишь, студентов – разместили в чистом поле, где они расставили те самые палатки.

В “большом доме” народ оказался с головой и руками, да и армейская палатка чем отличается? Тем, что в ней место под печку и кусок жести в крыше для пропуска дымохода предусмотрены еще проектом. Так что Змей вместе с товарищами частенько грелся у “больших” – но, разморенный теплом, все забывал уточнить, откуда же они приехали.

Каждое утро народ лениво выползал на построение. На зарядку все плюнули еще в первую неделю: мыться оказалось негде. Так что делать упражнения и потеть не хотел никто.

После построения начинались занятия – точно, армейский распорядок, говорили дембеля. Теоретически, собирались учить полезным вещам: формировать из групп незнакомых людей работоспособную команду, выявлять в ней лидера, который потянет и сам. Определять исполнителей, которые хорошо и быстро сделают все, что скажешь – но инициативу проявлять не станут, и уж, тем более, от лишней ответственности мигом зароются на три метра под землю.

На практике же Змей выучился пить помаленьку, чтобы не расстраивать компанию, но и самому не вырубиться; косить от начальственного взора, избегая припахивания к дурным работам и к не менее дурным развлечениям; и еще, для самого себя неожиданно, научился говорить комплименты, не краснея до ушей и не скатываясь в ехидство.

В молодежный лагерь движения “Металл” Змей попал с подачи все того же Легата. Дескать, поезжай, погляди, как оно в нормальных странах организовано. Заодно и с радаров пропадешь, нездоровое оживление поутихнет. Опять же, на игру по Меганезии кого-нибудь позовешь при случае.

Ну что, поглядел. Культурная дележка отката за столом в исполкоме отсюда казалась мифической архаикой, сказкой о светлых эльфах.

Обитателям палаток “Металл” пытался промыть мозги. Чтобы – опять же, в теории – когда-нибудь пустить обработанную молодежь на устройство цветных революций в сопредельных странах. По крайней мере, одна из инструкторов говорила такое открытым текстом. Уже потом Змей узнал, что девушка – заместитель по молодежным делам, практически местный Легат.

Змей, как житель этой самой сопредельной страны, особо не радовался. Но и не переживал чрезмерно, потому как организацию молодежного лагеря сами же аборигены крыли на все заставки. С “Большим домом” заехали несколько девочек-отличниц, вполне городского вида – так они уже на седьмой день выучились отменно материть лагерь, организаторов, никак не приезжающих депутатов, руководство всех уровней… И вообще любого и всякого, попавшего под руку. Оказалось, что прачка не работает, горячей воды нет – а чистое белье почти у всех закончилось.

Так что попытка создать железный легион медвежьих всадников с треском провалилась. Пить здешний народ и раньше умел, как Змей до конца жизни не научился бы – зато к художественному слову заметно приобщились многие. А навыки скрадывания и шифрования от начальства участникам слета наверняка пригодятся в армии.

На посулы и обещания “Металла” повелась единственная делегация – Змей опять не расслышал, из какого она там ”ГУ” – но уж повелись ребята с истинно русским размахом. По лагерю они теперь ходили только группами, часто даже и строем. Грозились устроить факельное шествие – несмотря на то, что слет заявлялся антифашистским.

Но тут вмешались обитатели “большого дома”; Змей несколько раз видел презабавнейшую картину. Два-три жителя армейской палатки подходили к зомбированным соседям и заводили вполне мирный разговор о погоде, о трудностях соблазнения немытых девчонок – те бы и согласны, но стесняются – а потом кто-то из “больших” внезапно выкрикивал: “Мы!”

“Металл!” – неизменно и мигом отвечали зомбированные, подскакивая и стекленея очами.

“Да вы же зомби! Секта!” – с радостным ржанием “большие” убегали к себе или за дровами, разнося по лагерю эпидемию смешков.

Честно говоря, так хорошо и легко Змею не жилось уже, наверное, пару лет – с того дня, как решил пробиваться в пилоты. Думать ни о чем не нужно. Спать в спальнике, в палатке? На играх все то же самое, только там тебя в любой момент поднимут по делу. Или лесники припрутся, или гопники, или кому-то в глаз копьем попали. Зарядка? После крутки на центрифуге или после суток на ногах, как тогда на регате – просто прогулка. Особенно, если с нее можно в любой момент занырнуть в густой кустарник. Питаться кашей? Ого, хлопцы, это вас новички рукавичками вареными не кормили! Змей разговаривал с кем попало ни о чем, забывая сказанное уже через два шага – по той же причине, легко делал комплименты встречным-поперечным девушкам, женщинам, даже бабушке-уборщице ляпнул: “Какое у вас красивое ведро… И метла ничего себе!” – и пошел дальше, не обернувшись.

В памяти Змея из всего форума уцелел единственный разговор.

Вечером, завернув к речному берегу, подальше от бухающей дискотеки, он чуть не наступил на курящего парня, заметив огонек сигареты в последний миг. Парень молча подвинулся – Змей сел рядом, на сырое бревно. Помолчали.

– Как оно? – спросил Змей на той же волне безразличия.

– Как уаз, – ответил незнакомец, не выплюнув сигареты.

– То есть?

– Если загнать уаз в лес, в самую чащу… Заглушить мотор… И внимательно прислушаться… То можно услышать, как он гниет.

И Змей, по-прежнему без единой мысли в голове, продолжил шутку:

– Глушил в лесу. Стоял, слушал. Шорох гниения не услышал. Услышал характерное чавканье в районе бака. Даже на заглушенном жрет бензин.

Парень докурил, смял пустую пачку “Беломора”, внимательно посмотрел на соседа:

– Ты из черной палатки с зеленым верхом?

Змей кивнул:

– Из четвертой, ага. Ты тоже с вечернего построения смылся?

– Лагерь, отряды, построения, милиция нас охраняет – я где вообще? Диктор поутру орет: “Сегодня наш проект покинуло пять человек!” Мне через два с половиной месяца двадцать лет. Я не хочу ходить паровозиком в подражании ламбаде! С открытыми глазами только первый, а остальные вслепую – спасибо, мы такое проходили.

Собеседник глянул на звездное небо, Змей повторил движение.

– А тут хорошо, комаров нет… – незнакомец лениво махнул правой над поднимающимся с реки туманом и продолжил:

– Кому-то нужна тупая масса? Пожалуйста, но мне в другую сторону. Конечно, безопасно сидеть в танке и ничего не замечать, но тогда поле зрения ограничено смотровой щелью. И картинка искажена разводами в мутном стекле перископа… Даже из тигров с их знаменитой цейсовской оптикой офицеры вылезали биноклем покрутить.

Змей хмыкнул:

– Тут их осколками обычно и срезало.

Незнакомец тоже хмыкнул:

– Если уж второй человек в движении не может внятно цель деятельности объяснить – это, я считаю, показательно. Кому как, а мне с такими антифашистами не по пути.

Только тут Змей встряхнулся и впервые за весь молодежный слет задумался – на кой черт он заговорил с человеком, и какую нес пургу. Но, пока Змей щелкал клювом, парень выпрямился, попрощался кивком, перешагнул бревно и растаял в наползающем с речки белом тумане.

На следующий день приехал, наконец-то, долгожданнейший депутат и нес пургу почище Змеевой; после чего весь лагерь поразила эпидемия подражания Селигеру – ловили курильщиков, обступали кольцом и хором говорили: “Фу-у-у!” Депутата и лагерь снимало здешнее телевидение: рослый плечистый брюнет, умело повелевающий пятеркой съемочных дронов, и симпатичная блондинка-корреспондент. Они делали свой сюжет, но в какой-то момент согнулись пополам от смеха, указывая на что-то пальцем.

Вчерашний собеседник с парой приятелей – все те же обитатели “большой” палатки – откровенно пародировали профессионалов, снимая что-то на собственный смартфон. А в качестве микрофона жертве под нос подсовывался обычнейший молоток, на который пародисты, якобы, брали интерью. Вопросы они задавали разнообразные, бесцеремонно снимали все подряд – неудивительно, что опрашиваемые рано или поздно гнали команду прочь, на что носители “микрофона Тора” отвечали громким смехом: шутка удалась!

Правда, нашлась и на старуху проруха. Откуда-то с севера приехала девочка – похоже, школьница еще. Носители молотка без всякого смущения приступили к ней с интервью. Сокомандники девочки смотрели квадратными глазами, а вот сама она не смутилась ни на грош. Схватила молоток и на добрых пять минут задвинула в него речь, достойную Никиты Сергеевича Хрущева и трибуны ООН. После чего вернула молот-микрофон с тем же непроницаемо-серьезным лицом:

– Скажите, а где можно увидеть отснятый вашей группой материал?

Никто так и не понял – то ли наивно приняла все за чистую монету, то ли, наоборот, все раскусила и гениально подыграла.

Убежав подальше за палатки и там проржавшись, пародисты почесали затылки, и решили, что для поднятия духа им требуется “маленькая победоносная война”. Со все тем же важным официальным видом они развернулись к настоящей съемочной группе, нацелив на нее сразу три смартфона. Интервьюер перехватил молоток поудобнее, развернул плечи, выпрямился, сделал глубокий вдох и провозгласил:

– Дорогие зрители, на заднем плане вы можете видеть наших коллег по ремеслу… А сейчас мы обратимся к ним с вопросами нашего интервью!

Настоящие корреспонденты, видимо, сообразили, что скажет редактор, увидев на ютубе, как его сотрудникам тычут молоток в нос. Ухватили пульт, микрофон – как они бежали! Змей не догнал бы их даже при желании!

Он зашагал между палатками с твердым намерением узнать – откуда приехали обитатели “большого дома” – но теперь безразличие понемногу сошло, как сходит обгоревшая кожа, и Змей снова обращал внимание, о чем вокруг него разговаривают:

– … Нельзя с собаками! Куда с собаками!

– Но мой Жули пишет картины!

– Еще скажите, что маслом!

Из-под руки высунулся незваный помощник:

– Чем кормили, тем и пишет. Надо маслом, сейчас маслом накормим!

И скрылся прежде, чем спорщики спохватились.

Двое парней-бочонков, по виду и ухваткам реконструкторы:

– Хочется в одну руку щит, в другую меч. И крепость брать, а не вот это вот все!

– Доспех не забудь. Без шлема и минимальной защиты недопуск. Имеешь доспех – имеешь успех!

– Парень к доспеху шел.

– И тут среда в колено!

Девушки пытаются вразумить художника стенгазеты:

– Сколько раз говорить, в русском языке нет слова "че"!

– И в русском языке нет слова "нету"!

Художник, ни в какую не желающий все перерисовывать, огрызается:

– И че теперь? Обосраться и не жить? Ну нету и нету!

Вокруг стенгазеты, прищепленной на покатый палаточный бок, собрались еще люди. Кто-то прикасается к вклеенной черно-белой фотографии:

– Тут на плакате неправильный падеж в немецком!

– Ничего не знаю, – мотает головой художник, – фотография из городского музея, реально сорок второй год.

– Но там же артикль не совпадает, что за хрень?!

Художник выпрямляется в рост и рычит на весь лагерь:

– Съезди, в господажопудушу! На кладбище! Откопай там авторов плаката! И прочитай этим тупым колбасникам из вермахта лекцию по ихней немецкой грамматике! Заколебал!

Змей даже улыбнулся: литература, дух творчества!

Интересно, где сейчас Винни?

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска и скачивания книг

Книжный Бот

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник