Запиханка из всего

Глава 4

– Да, шеф, – Лежер махал планшетом на манер веера, – отчет почти готов… Мое мнение? Вешаться, вешаться и еще раз вешаться! И надежно, и эксперту меньше работы… А то напрыгают с крыш по весеннему обострению, а нам потом этот ливер описывай! Шеф, раз мы такая особая спецгруппа, как бы нам лицензию на убийство оформить? Ну, в стиле агента 007?

Де Бриак набирал свой меморандум – Лежер не мог видеть, что там – и ответил слегка рассеяно:

– А что, водительские права у вас уже отобрали?

Настенный экран комиссар использовал для громадной схемы взаимосвязей, построенной нейросетью “Палантир”. Степень деталировки до групп, не до персонажей. Но даже в таком разрешении ярлычки причастных занимали все метровое поле проекции.

– Масштабно…

– Для двадцать первого века обычное дело. Выживает исключительно бизнес, имеющий филиалы хотя бы в пяти-семи странах. То же относится и к субкультурам, вы же мне и докладывали… Национальные границы еще стоят – но уже отчетливо потрескивают под напором корпоративной солидарности. Помните Силиконовую Долину?

Лежер положил веер-планшет и кивнул.

– И как вам?

Штурмовик заговорил тихо, тщательно произнося слова:

– Много молодых людей всех полов, рас, религий. Большинство из них щедро жертвует на благотворительность, ведет… Нет, я бы сказал: исповедует! Здоровый образ жизни. Велосипедисты стадами. В бассейнах и фитнесс-залах постоянно толпы. В шесть утра на пробежке ты легко встретишь половину своей фирмы. Концентрация миллионеров зашкаливает, и только от лично твоего старания зависит, будешь ли ты миллионером завтра…

– Короче! Одним словом!

– Евгеника, шеф.

Шеф поднял брови. Штурмовик утвердительно кивнул:

– Именно евгеника. Множество целеустремленных мальчиков и девочек. Они передадут свою целеустремленность и хватку своим детям. А кто не успел вскочить в плавильный котел, навсегда останется позади. И наследники этих, не вскочивших, тоже останутся позади.

Де Бриак почесал затылок пластиковым стилом от планшета и уверенно показал узел на схеме:

– Если я хоть что-то понимаю, следующая акция будет здесь.

Теперь штурмовик удивился, а комиссар кивком подтвердил:

– Именно. Готовьтесь, Лежер. Будет вам и побегать, и пострелять.

Лежер ухмыльнулся:

– Я, конечно, не программист, но тоже тренируюсь каждый день.

– Тренировки каждый день?

В любой компании от новичка негласно требуется удивляться и восхищаться. Работа не тяжелая, Сергей освоил ее давно.

– Ну да, – ответил ему чуть запыхавшийся Марк. – А вот занятия раз в неделю. Сегодня, например, программирование. Шарка помнишь?

– Невысокий, темноволосый, очень-очень хитрый?

– Ну. Сходи, посмотри.

– А вы не пойдете?

Марк с лязгом вогнал копья в держатели на стене:

– Я пробовал учиться программировать. Но там, оказывается, не просто на кнопки нужно нажимать. А на определенные, в нужной последовательности.

Вошел тот самый Шарк, приветственно махнул рукой. Марк ответил тем же и проворчал:

– Странные вы люди – компьютерщики. Лиса попросишь – он и чайник починить пытается, и в розетку полезет, и приставку глянет. А ты вот, Шарк, посылаешь и утверждаешь, что это не твои обязанности.

– Ты фильм "Гонка" смотрел?

Индеец моргнул:

– Да, а при чем тут…

– Вот смотри: два человека. Один из них – Никки Лауда…

– Знаю. Чемпион мира.

– Он еще и механик, свои машины сам доводит. У него и в семье нормально, и вообще он просто классный дядька. А второй – водятел тазика, мастер спиливания пружин и неровного наклеивания тонировки, гордо зовет себя кастомайзером. И ты говоришь им одну и ту же фразу: "Я восхищен вашими успехами в автоспорте". В результате один из них начинает нудить, что он много работал над собой, это смысл его жизни, при этом бесконечно повторяет правила безопасности. А второй выдает: "Ха! Гляди, как я еще могу!"

Говоря все это, Шарк вынимал со стеллажа учебные ноутбуки, раскидывая их по столам – столы вынесли из ангара и расставили прямо в главном помещении только что фехтовавшие с Марком клубни. По всей видимости, они же занимались и у Шарка.

Осмотревшись, Шарк довольно потер ладони:

– Внимание, вопрос! Кто из них настоящий профессионал?

Марк хлопнул в ладоши.

– Я понял! На самом деле понял!

Сергей осторожно пристроился на крайнее справа место: будто бы нашелся свободный ноут. Открыл, включил: все привычно по интернату.

– …Всегда, когда вижу сообщение "kernel panic", представляю себе маленькое ядро с перекошенным лицом. Оно мечется в темноте, внутри процессора, и совершенно не знает, что делать. Сразу же пытаюсь как-то решить проблему, потому что так жалко становится…

– …А мне приснился сон, типа попросили посмотреть конфиги сервера, на котором работает наша Вселенная. Я посмотрел, подшаманил. Но, похоже, где-то ошибся, потому что после релоада конфига Солнечная Система немедленно свернулась в черную дыру.

Короткое хмыканье:

– Да, неудобно получилось… А я однажды сплю и понимаю: пора просыпаться. Завершаю сеанс сна. Сон заканчивается, но я не просыпаюсь. Понимаю, что сон смотрел по терминалу. Завершаю основной сеанс, просыпаюсь, начинаю смеяться.

Чуть поодаль беседовали девушки. Ингу, сестру Хорна, она же Инь-Янь, Сергей уже запомнил. Янь-Инь говорила с такой же, как сама, платиновой блондинкой:

– Понимаешь, что пересидела перед компьютером, когда сны начинают сниться в несколько окон – если в одном не происходит ничего интересного, можно переключиться на другое.

Блондинка стреляла глазками, с очевидным намеком спрашивая как бы в пространство:

– Объясни мне, чем отличаются операционные системы? Виндовс, макинтош, линукс этот ваш…

Конечно, тут же нашелся и парень, желающий объяснить:

– Ну, винда – это путь некроманта-ученика. Вроде поднял зомби, но ты его обтираешь, мазями лечишь, чтобы не упал и не сгнил.

Девушка взирала благосклонно, так что жертва продолжила:

– Макинтош… Вот купил раба за огромные деньги, и он пашет. Пофиг, что зомби выносливее. За негром зато присмотр не нужен.

– А линукс? – прощебетала блондинка до того сладким голоском, что даже Инь-Янь покривилась. Парень, конечно, не обратил никакого внимания, повествуя абсолютно счастливо:

– А это уже некромантия высокого уровня. Ходишь по кладбищам, ищешь запчасти, а потом сшиваешь зомби с тысячей свистелок и вопелок, зато настроенного строго под себя…

Над ухом Сергея тихонько, не мешая блондинке подсекать, заговорил Шарк:

– Нам рассказывали: “А что такое Unix?” – “Представь себе аэропорт”… Сергей, ты, может, знаешь эту шутку?

Сергей только вздохнул. В интернате сеть вроде как и наличествовала. Но в гомеопатических дозах. Кто бы позволил юмор читать!

– Не знаю.

– Тогда слушай дальше. Спрашивает молодой хакер у старого: в чем разница между операционками? Гуру ему отвечает…

Шарк показал руками перед собой нечто круглое:

– Представь себе аэропорт. В нем лайнер с удобными креслами, интерьер шикарный, ковры-светильники. Все садятся, самолет разгоняется, поднимает нос на взлет – и в таком положении зависает. Все выходят и перезагружаются. Это Windоws. Дальше стоит военный транспортник, типа С-130. На входе проверка, обыск, отпечатки пальцев. Зато гарантированно взлетает с первого раза, от стингеров теповые ловушки выпускает, от истребителей ракетами отбивается – и все в реальном времени. Это QNX.

Тут справа к Сергею придвинулась заинтересованная Инга – и парню опять стало жарко. Ну, теперь-то на нем штаны жесткие…

– А вот сползается толпа народу. Кто с крылом, кто с двиглом, кто с фюзеляжем. Все это склеивают прямо на полосе, перематывают волшебной синей изолентой, и потом толкают, чтобы взлетел. Это линукс.

– Шарк, а ты про UNIX не сказал?

Подачу Шарк принял с удовольствием:

– Инь-Янь, я же сказал: "представь себе аэропорт!"

На своем планшете Шарк видел, что пока не все ноутбуки поймали сеть, и потому знакомиться блондинке не мешал – та пользовалась вовсю:

– … Как правильно? Работать "на линуксе" или "под линуксом"?

Парень уже перешел к тонким, по его мнению, намекам:

– Это как секс – смотря кто сверху!

Тут ему всю малину обломал рослый Лис, которого небольшая щербинка в зубах делала еще обаятельней:

– А зато у вас на винде – “Центр программного обеспечения”, “Центр управления сетями и общим доступом”, “Центр синхронизации”, “Центр обновления”. Органы, типа, оккупационного управления!

И подмигнул блондинке. Парень глянул на рыжего конкурента злобно – Лис в ответ разулыбался нахально и показал взглядом на стену с мечами.

– В полдень, – буркнул парень, – Марк.

– Шарк, – ответил в рифму Лис, – программисты рулез! Ламеры рукожопы и потому маздай!

Шарк, неожиданно влезший в дуэль с лучшим бойцом клуба, только вздохнул:

– Сколько тебя учить… Вместо "рукожопый ламер" настоящие мастера говорят: "прожженый гуманитарий".

Прожженый гуманитарий Марк огрызнулся:

– Больше всего вы, программисты, похожи на котов. Притащите хозяину мышку – то ли в подарок, то ли науки ради – и сидите с довольной мордой. Но что человек не жрет мышей, и охотой на них не интересуется, до вас никак не дойдет… А лично тебе, Лис, презент. – Марк вытянул из конторки дежурного и показал всем приличной толщины брошюру. На обложке крупно – даже Сергей прекрасно разобрал – напечатано: «Как стать простым человеком: пособие для системных администраторов». И ниже, шрифтом поменьше, но Сергей все равно хорошо понял: “том 11, изд-во «Карательная Психиатрия» – М:, Проспект, 2011 г. – с.1024.”

Засмеялись. Шарк вышел на середину:

– Лис… Ты, чем кадрить молодежь, расскажи нам про стажировку в Google.

Лис опять улыбнулся в стиле “хочешь верь – хочешь не верь”:

– А что про Силиконовую долину рассказывать? Взяли там в проект странного парня… код пишет – говно, я так ему и сказал. Тот к менеджеру: типа, он Стенфорд заканчивал, и тут ему какой-то русский… И вообще, мол, понаехали тут! А это зря, наш-то менеджер – чистокровный индеец чероки. Он и зарядил этому арийцу: "Кому не нравятся понаехавшие, могут убираться в свою Англию".

– Короче, нормально там все, – Лис выбрал место на первом ряду и угомонился. Шарк уже развертывал в сети общую для всех программу; объявил тему занятия: выделение памяти. Сергею информатику преподавали в интернате, и куда лучше, нежели фехтование. Так что разницу между ссылкой и указателем объяснять не требовалось. Хотя задания оказались неожиданно увлекательными – парень даже забыл, что справа от него, практически плечом в плечо, уже добрых полчаса сидит самая настоящая девушка!

Инь-Янь пришла на занятие явно не кадрить парней: код у нее получался вполне осмысленный. Хотя исключения Сергей бы все-таки указывал вручную. Мало ли, как расставит условия компилятор. Если юниксовый gcc всегда проверяет сначала это, а потом вон то – виндовый C++ некоторые вещи делает в разном порядке, смотря на какую версию нарвешься… С другой стороны, вот в юниксах как раз-таки можно нарваться на watcom, а это вообще сон разума. Особенно первых релизов. Свобода же – стандартов нет…

После занятия Сергей помогал убирать ноутбуки, носил вместе со всеми столы обратно в ангар, слушал разговоры:

– … Сидишь такой, сосредоточенный на работе, долго не отвлекаешься. Сделаешь задачу, выдохнешь, распрямишься, ноги вытянешь, системник под столом носками туфель стукнешь… И тут мысль: “Да как я сюда попал?! Еще вчера же катился с горки на капоте от запорожца!”

– … Ну так вы взяли того новенького?

– Ну да. Прикинь, я говорю: “сам кодификатор”. А он переспрашивает: “Что еще за самка-дефекатор?” И тогда я понял, что тестировщика с более альтерантивными мыслями нам не найти!

– А в нашей компании лучший тестировщик – девушка. Те самые женские секретные умения. Аккуратность и внимательность, без которой малыш что-то сожрет или откуда-то свалится. По перемене дыхания понять, что ребенок засунул в нос бусину. И так далее. Я уж не говорю, что первым программистом вообще считается женщина, Ада Лавлейс. В честь ее даже язык назван.

– Если про языки, то пример неудачный. Джаву взять: женские сплетни. Много лишних слов, мало конкретики.

– Да ладно! Нормальный язык. Это “джава-скрипт” как общение двух… Э-э… Прожженных сантехников. Половина слов маты, а вторая половина – местоимения. Из-за динамической типизации и замыкания.

– Все равно страшнее ассемблера зверя нет. Чисто инструкция для бытовой техники. Подробная и понятная даже головожопому моллюску. Только суть ускользает за деталями.

– За деталями – это к плюсам. Там как разговор двух физиков-педантов, или как юридические документы: все очень дотошно, конкретно и с кучей уточнений.

– Зато декларативные языки и языки разметки – вообще священнописания. “Пусть будет то, пусть будет это”, а что реально браузер покажет – догадайся сам.

Сергей протолкался поближе кое-что спросить у Шарка, но перед ним вклинилась тоненькая девчушка с золотистыми волосами, золотистыми меховыми наушниками, солнечного цвета рюкзачком – добро хоть, майка белая, а джинсы синие. Зато кроссовки – опять в цвет…

– Снежана? Что случилось?

Девочка молча хлюпнула носом, протягивая Шарку ноутбук понятно какого цвета.

– Игра не ставится? Картинка не выводится?

Сергей тоже глянул через плечо – и обжегся о черный экран. Текстовый режим, вовсе без графической оболочки. На экране код – а не детский код, нормальная такая лесенка, функции прокомментированы с той самой аккуратностью девочки-отличницы. Даже все отступы на местах! Не спеша писали, не гнали к сроку, дали время на оформление. Содержание непонятно. Куски чего-то здоровенного, без полных исходников не разберешься.

Снежана потыкала тоненьким пальчиком с золотистым ногтем:

– Не компи-и-илится!

– Убью Змея, – Шарк огляделся, – он тебе что, не мог попроще задачку найти?

Снежана от возмущения даже носом хлюпать забыла:

– Я не хочу попроще! Я хочу настоящее!

– Так не расчетное же ядро экономики Лантона!

– А почему, кстати? – захрипел вошедший Змей до того злобно, что все вздрогнули. – Чего там справляться, голая арифметика. Девочка поумнее некоторых…

Шарк поглядел на засветившуюся от похвалы Снежану – натурально, золотистым светом! Вздохнул и потянул за рукав раскрывшего рот Лиса:

– Захлопни варежку. Одну дуэль ты нам уже нарисовал. Твой противник новенький, а мне-то Марк сейчас хер на лбу вытешет своим томагавком…

– А кто Змея только что убить хотел? – тихо сказал на ухо расхрабрившийся Сергей, ухватив программиста за пояс. – Объясни мне одну вещь. Или не выпущу.

– Во молодежь пошла, на ходу подметки режет! – восхитился Лис. – Шарк, уе… Выписать ему воспитательных?

Шарк поморщился и отмахнулся:

– Вообще шутки не понимаешь? Спрашивай, парень.

Сергей замялся, подбирая слова.

– Шарк… Ты… Вы… Непохожи на школьных учителей, которые от восьми до семнадцати. По глазам видно, у вас есть… Что?

Программисты переглянулись и вышли от общего спора к столику дежурного. Начал Шарк:

– Вообще-то делаем.

– Но это не для всех, – ухмыльнулся красавчик-Лис. – Вступай в клуб – скажем.

– Эй! Втемную решать западло!

– А кто меня только что Змеем шантажировал? – Шарк тоже умел ухмыляться в мафиозном стиле; Сергей мысленно дорисовал ему на голову шляпу – ”борсолино” или “федору”. Костюм и туфли на Шарке уже правильные: строгие черные. А в руки… Да вон “Томсон” со стены снять, чисто мафиозное стреляло. И готов Аль-Пачино. Местный. В терминах программирования – локальный.

– Ладно, скажу. – Шарк вытащил собственный планшет, но включать не стал. Так и смотрел в темное зеркало. – Меня давно напрягает, что вычислительная отрасль всей Земли тянет за собой наследство старых процессоров. Повторяет неудачные решения просто для совместимости с черт знает какой древности программами. Вот простой пример.

Шарк подхватил один из клубных ноутбуков и нажал перезагрузку.

– Гляди, Серый. Вот как там сейчас загрузка идет? Откуда считывается основная программа? Если она запорчена, как заменить? Как вообще узнать, на чем споткнулся процесс? А самое главное – почему так долго?

Сергей посмотрел на заставку:

– Гребаный GRUB! Я по нему зачет никак не сдам!

– Это ты еще EFI-стандарта не видел, на разметку дисков. Я уж молчу, что русских кодировок пять штук.

– Среди нас, айтишников, GRUB считается простым и удобным загрузчиком, – неожиданно серьезно пояснил красавчик-Лис. – А надо, чтобы просто и удобно не только для нас. Для людей вообще. Как утюг. Нажал кнопку – греется. Не греется – значит, контакта нет. Гарью воняет – значит, где-то лишний контакт. Вот как надо. Змея спроси, он же в летно-космическое поступает осенью, уже подготовительные курсы прошел. На орбите надо просто и прозрачно.

Это беглец из специнтерната знал безо всякого Змея.

– И что?

Шарк включил собственный планшет:

– Мы считаем, что минимальный атом информации лучше не восьмибитовый байт, как сейчас. А символ с некоторыми свойствами. И вся память, соответственно, должна размечаться не как сырое байтовое поле – а как связное дерево из объектов, ссылающихся друг на друга… Ну, как дерево каталогов на диске.

– Насколько я понимаю, это сильно замедляет обработку? – в клубе как-то незаметно настала тишина, и Змея услышали все.

– Сейчас компьютеры намного быстрее прежних, – живо нашедшийся в новых обстоятельствах Лис вывел проекцию экрана прямо на стену, но там из-за кирпичей никто ничего разглядеть не смог. Лис, не смущаясь, перенацелил проектор на полотнище клубного флага – белое, только в центре черно-синее дерево – и быстро водил алым пятнышком лазерной рулетки по блок-схемам.

– … Скорость вычислений пусть железо дает. Мы увеличиваем скорость взаимодействия с человеком. За счет приближения входного языка к естественному. И представление информации у нас не сырая масса, не плоская таблица – сразу упорядоченная структура. Вот как в стрелялках типа Дума или там Сэма графику вычисляют – строят BVS-деревья, разделяя на отображаемое и невидимое.

– И что это даст?

Котелок-скептик Сэнмурв. Кто бы сомневался!

– Для начала это даст возможность писать программу в терминах предметной области, не привлекая программистов. То есть, задавать поведение компьютера напрямую. Подумайте, ведь вся техника на Земле так развивалась. Те же машины – сначала приходилось нанимать не только водителя, но и механика. Уметь карбюратор продувать. Свечи зажигания разборные выпускались. Если откажут, их не на новые меняли, а чистили. Сегодня на электромобилях кнопку нажал – поехал. Даже правила знать не обязательно, автопилот есть!

Сэнмурв покривился:

– Вы только что изобрели очередную реализацию FORTH-машины. Сколько их уже поперенаписано! Еще ЛИСП вспомните, у финнов, помнится, до воплощения в железе дошло. Хювеннен-Сеппяйнен “Мир ЛИСПа”, как сейчас помню. На обложке то самое дерево. Вы думаете, они проиграли конкуренцию нормальным архитектурам просто так, или все же имелась реальная причина?

– В одна тысяча девятьсот восьмом году, – вступил Змей уже обычным голосом, – электромобилей по Нью-Йорку бегало поболее, нежели “керосинок”. Электроходы особенно любили женщины и доктора: ничего не пачкалось, не разъедал платье бензин, поршни не прогорали, не пугали треск и грохот, не воняла жирная копоть выхлопа. Для зарядки, приехав к пациенту или там домой, просто втыкали шнур в розетку. В любую, где имеется электричество, а не только на заправке. Потом наступила эпоха “керосинок” – запас хода у них оказался намного больше, это и решило дело.

Змей махнул рукой в сторону выхода:

– Но сейчас вот у меня, например, флип на электрике. И весь предполетный контроль сводится к проверке, не оторваны ли лопасти винтов. И нет ли трещин в несущих балках. Состояние цепей и заряд батареи компьютер проверяет сам. А больше там ничего нет. Ни зубодробительной сложности автомата перекоса, ни турбин хитроумных, ни редукторов с такой механической обработкой, что разве токарь неземной квалификации сделает!

– Команды на человеческом языке прекрасно понимает голосовой помощник, – не уступил Сэнмурв. – Алиса та же, или там Сири. На кой черт заново городить аналогичную систему?

– Но какой ценой это достигнуто! – взорвался Лис. – Ты хоть раз видел трижды распрогребучий список библиотек или DLL, подгружаемых с каждой новой программой? Убей меня тапком, я не понимаю, какие в них сверхособые функции приходят, которые нельзя в операционку вынести? Давно пора принять новую архитектуру!

– В далекой перспективе мы хотим архитектуру, – вклинился Шарк, – которую можно сделать на радиолампах.

– Потому, что радиолампы более устойчивы к излучению, чем кристаллы, – Змей снова обозлился ни с того, ни с сего. – Мне как раз вчера вечером напомнили…

– Ну да, – Шарк в запале даже не обратил внимания на вспышку, – мы такую архитектуру делаем с немцами, совместно, из Берлинентехникшколе. Они там раскопали старинный станочек еще профессора Цузе. Для производства памяти и процессора по единой технологии: на ферритовых каплях.

Челюсть грохнула об пол не только у Сергея.

– И чего, эта древность эпохи лысого кукурузника способна чего-нибудь посчитать космического?

– Мой лучший вирус весил двадцать шесть байт, – огрызнулся Лис. – Не мегабайт, не килобайт. Байт! Меньше символов, чем в нашем алфавите. Но чемпионом я считался ровно четыре дня, потом какой-то болгарин выкатил вирус еще на байт короче. Программы надо уметь писать. Кто не верит, на следующем занятии “Элиту” покажу. Космический симулятор, трехмерный. Ему надо меньше памяти, чем у любого из нас в браслете!

– Графика отстой, видел я это говно мамонта.

– Там главное – расчетная модель. А графика в космосе через любой иллюминатор. Ни одна видеокарта не переплюнет.

– Получается, вы тоже работаете на Проект… – Сергей почесал затылок.

Шарк сложил ноутбук. Лис подмигнул:

– А ты как думал. Мы граждане планеты Земля!

И протянул на ладони круглую наклейку с деревом. Черный ствол, красная крона, облетающие не то лепестки, не то листья. Надпись по кругу: “RED SAKURA”.

Надпись по кругу: “RED SAKURA” слабо светится в полумраке технического коридора. Лежер тоже светится – от радости. Он берет из стопки очередную наклейку. С изнанки ее снимает защитную пленку. Отщипывает комочек теста, но лепит его на лицевую сторону наклейки, прямо на красную сакуру. Затем этой лицевой стороной сильно пришлепывает наклейку на спину комиссара:

– Подумать, как просто!

Комиссар делает несколько шагов по коридору, поворачивается и якобы устало прислоняется спиной к стене, делает вид, что закуривает. Липкая изнанка картинки сразу и быстро прихватывается к гладкому бетону. Де Бриак отталкивается лопатками от холодной стены – красная сакура на стене остается. Комочек теста опадает в безвестность; ни на кителе, ни на самой наклейке теперь никаких следов. Лежер снова крутит головой и снова восхищается:

– До чего же просто! Комиссар, как вы догадались?

Де Бриак улыбается:

– Племянница.

– Что?

– Племянница. Дочка сестры. Только в метро мне люди сказали. Снял китель – а между лопаток тестом приклеен билет.

– Билет номер шестьдесят восемь, – Змей поглядел в потолок. Отец собрал тарелки, отнес в мойку, вернулся и теперь сверял ответы на собственном планшете. Змей попытался вспомнить цифры, сдался и выдал сразу вывод:

– В общем, для жизни Венера не пригодна.

– У нас тоже не сильно пригодно, а ведь живем…

– У нас, папа, нет городов, где температура четыреста!

– А на твоей Венере нету городов, где зарплата четыреста! По сотне на неделю, а за свет-газ-квартиру – каждый месяц, обсираясь от ужаса, халтуру ищу… Начинаешь уже статьям всяким верить.

Не то, чтобы политика интересовала Змея больше, чем Валькирия. Но всего пару лет назад они с отцом в таких контрах жили – сейчас оба диву давались. Мир настал не так давно, чтобы обоим наскучить. Поэтому Змей спросил вежливым тоном:

– Каким статьям?

– Ну, реально. У нас в казну налог приносят два нефтеперегонных – Мозырь, Новополоцк. И еще “Беларуськалий”.

– А БелАЗ, а минский завод колесных тягачей? Все эти знаменитые “Тополя” с “Искандерами” на чем ездят?

– Вот именно, “Тополя” с “Искандерами”. В Беларуси такое никому не надо. И нефти столько не надо. И калийных удобрений. Рынка нет, спроса нет. А находись это все в составе одной страны, в одном государстве…

Змей не удивился:

– Ну да, Мордор спит и видит, как бы нас подмять.

Папа отмахнулся:

– Заводам самим выгоднее стать российскими. Сырье дешевле. Рынок громадный значит, загрузка всегда постоянная… – вздохнул:

– Значит, у людей всегда есть зарплата.

Помолчал, не дождался ответа сына, и прибавил:

– И денег на модернизацию, чтобы всегда быть в струе, с большого рынка нафармить проще. Я Литву в пример не привожу, а ты вот на чехов посмотри. Они как в ЕС вошли, им всю индустрию порезали. А могли же и ручное оружие, и самолеты, и даже турбовинтовые двигатели. Это только чуть-чуть проще ракет. А вошли в ЕС – и где “шкода”, где “авия”? Кому в ЕС нужны конкуренты?

– Так и Темному Властелину не нужны конкуренты.

– Если Темный Властелин скупит нас, мы будем не конкуренты – а его активы. О которых он, по необходимости, вынужден будеть заботиться.

– О рабах тоже заботятся. Ватник ты, папа.

– Заскорузлый. Я в Союзе вырос. Он-то, может, и плох. Но неужели сегодня лучше? – отец вроде бы не сердился, так что Змей рискнул процитировать пикейных жилетов:

– Вот Чемберлен – это голова!… Ну ладно, мне пора. Вчера новичок такой срач по компьютерам устроил, Шарк с Лисом аж присели. А сегодня про космос занятие, мне уже интересно, чего там будет.

Вышел в коридор, где зашуршал курткой, загремел ключами, наконец, негромко хлопнул дверью.

Дверью в лоб – не так больно, как обидно. А уж если считаешь себя фехтовальщиком… Змей потер лоб, едва удержавшись от ругани. Конечно, до Марка ему далеко, и даже Винни он превосходил с трудом, на чуть-чуть. Но все же Змею случалось выигрывать городские состязания – и даже выходить в лучшие на Осеннем Турнире. А туда съезжались не последние рубаки, один брянский “Серебряный грифон” кому хошь прибавит седых волос…

И вот – створкой в лоб. Ни уклониться не успел, ни плечо подставить. Обидно!

Змей поскрипел зубами, но все же справился с собой, открыл дверь и вошел.

Утренняя тренировка закончилась, расставляли столы и выкатили проектор для занятия космической секции. Ну как секции: обычно Змей рассказывал и показывал историческую задачку. Экспедиция к Марсу или та самая авария на “Аполлоне”. Потом участники строили задачку в симуляторе и пытались найти выгодную траекторию – или решение для ремонта на орбите, только из наличествующих в корабле инструментов и материалов. Сергей в специнтернате привык все же к иному. У них занятия вели академики с действующими космонавтами, а задачки давали такие, что потом решения публиковали в сборниках научных трудов. Если вообще находили.

Так что, пока вытаскивали проектор и раскладывали несколько тех самых клубных ноутбуков из гуманитарной помощи, пока Змей грузил программу-симулятор, Сергей неожиданно для себя оказался в центре внимания:

– Прикиньте, стартовая площадка как бы на дне такого колодца… Даже такой воронки, с пологими расширяющимися стенами.

– А кривизна стен определяется гравитационной постоянной, – понимающе сказали в толпе.

Сергей кивнул, не прерывая речи:

– И стенки конуса раскрасим разными цветами, типа – где чья юрисдикция. Ну, диспетчеры государственных агентств и реально крупных корпораций, той же “Текноры” или “Трансгалактика”, хотя бы обмениваются информацией. У них постоянно слушаются определенные частоты, у них соглашение о сплошном радарном поле… По крайней мере, хочется верить, что все это работает.

Змей вспомнил: на подготовительных им давали эту же лекцию. Или это выдержка из учебника? Так вот, значит, какая специализация у Сергеевой кадетской школы. И с чего побежал? Дембеля запрессовали? К родным Сергей, похоже, не торопится, так и завис на клубе. И что это за намек проскочил на отсутствующее прошлое?

– … А возле плоской широкой горловины воронки четыре секторных диспетчера, сначала у Лагранжа-4. Потом Лунная База, за ней последний баллон плавает около точки Лагранжа-5… - Сергей заставил один из ноутов изобразить полуметровую голограмму, и теперь включал в схему все новые и новые огоньки. Насколько Змей мог судить, беглец разбирался в орбитальном движении ничуть не хуже преподавателей подготовительных курсов.

Не пнуть ли Сергея дальше? Найдут беглеца на клубе – за укрывательство можно так по шапке получить, что и Легат не спасет… И так уже за дедово бессмертие Змей должен Легату, как земля колхозу.

– … Огромный пустой сектор дальше лунной орбиты… Примерно так, от тридцати градусов перед Лагранжем-четыре до тридцати градусов за Лагранжем-пять. И там уже совсем никого нет.

Участники космического кружка согласно выдохнули. Голограмма начала плавное вращение.

– Для Земли один оборот в сутки… Для того, что в пятидесяти тысячах над ней – прикиньте угловую скорость, переведите в линейную… Вот эти шарики – это я спутники подвесил. Я скачал последний список, семь тысяч активных, и мусорных порядка девяноста тысяч.

– Сколько?! – клубни ахнули. – Мусорных в двенадцать раз больше!

– А чего вы хотели, – вступил Змей. – Со времен Гагарина много воды утекло. Это Сергей еще корабли не показал. Которые не на постоянных орбитах, а транзитом идут. И вот задача: чтобы не напороться на все это, подняться с низа воронки… Скажем, до Лагранжа-четыре.

– До Лагранжа-пять проще, – поправил Сергей. – Тут кривизна траектории будет меньше, перегрузка не превысит…

– Это ты чего, в уме посчитал?

Новичок смутился и замолчал.

Кружковцы переглянулись. Все-таки Змей их неплохо натренировал. Привычно разделившись на “первый” и “второй” экипажи, клубни сделали расчеты для двух траекторий: к L-4 и L-5. Первыми справились Шрек и Нагваль:

– Змей, а он прав. До пятого дальше, но проще. Смотри!

На голограмме появились траектории, увешанные табличками: здесь импульс двести тонн, сто четыре секунды… Здесь – четыре тонны, полторы секунды… Змей все же готовился в летно-космическое, да еще и на пилота, и к таким расчетам привык. А вот Сергей что, решил систему дифференциальных уравнений в уме?

– Подтверждаю, – Кармен прищурилась. – Мой расчет показал расхождение меньше процента. Для такой дистанции считай, в яблочко.

– Ну, если уже сама Кармен…

– Сергей, ты как считал?

Новичок оттянул воротник ветровки большими пальцами:

– У меня, типа, способности к математике.

– Ну круто! А скажи-ка еще про космос!

Сергей улыбнулся с очевидным удовольствием:

– От ядра до края Солнца фотон летит примерно год. А от Солнца до Земли – восемь минут.

– Как автодороги в Москве, – засмеялась Кармен, – отец там работает, я ездила.

Змей спросил вполголоса:

– А что ты сказать хотел? До того, как я влез с уточнением?

– А… Ничего такого… Просто показать, насколько сегодня все заср… Заполнено. И насколько важен безракетный вывод на орбиту.

– Чтобы вместо всей мутотени – космический лифт?

– Ну да. Только ведь одного не хватит.

– Ну… – громко сказал Змей, – давайте тогда сегодня про лифты. Сколько их надо, чтобы прекратить это безобразие…

Затихнув, кружок поглядел на разноцветный салат спутников, доков, орбитальных зеркал и военных закрытых зон, медленно вращающийся со стенами воронки.

– … Заодно – как их делать. Одного Аризонского мало.

– Аризонского мало, – комиссар убрал бинокль, – но построить еще один даже Проект пока не в силах.

– Шеф, теперь самое время объяснить, почему вы решили, что следующая акция – здесь. “Палантир”?

– В том числе. Я обратил внимание, а нейросеть подтвердила. У “Красной сакуры” еще ни единой акции – этих их проникновений, выступлений, роликов – на объектах, имеющих отношение к космосу.

– Космосу или Проекту?

– Космосу! Почему, Лежер? Они почти везде имеются, лепят эти свои наклейки, снимают эти свои ролики – а вот на орбитальных или околокосмических объектах их нет?

– Охрана лучше?

– Лучше, чем у хранилища биологического оружия? Лучше, чем у атомной электростанции в Шомоне?

– Там нет их людей? – штурмовик поднял перчатку и почесал броневоротник, – Нет, это глупо. Везде имеются, а в космосе так вот и нет? Не верю. Нонсенс! Шеф, вы полагаете, они намеренно?

Комиссар сложил бинокль в сумку, а сумку поставил у борта. Стукнул штурмовика по гордо выпяченной кирасе:

– В машину. “Палантир” дает прогноз на сегодняшний вечер. Вероятность девяносто два.

Штурмовик запрыгнул в кузов пикапчика и пристегнул бронескафандр к полу.

– А характер акции “Палантир” не может установить?

Комиссар влез на место водителя, и отвечал уже по внутренней связи:

– Медиа-событие. Листовки там, перформанс, инсталляция.

– Тогда почему я в броне?

– Во-первых, так вас не проглядят красивые девушки.

– …Можно подумать, я без скафандра урод!

– Во-вторых, Лежер, кроме выводов “Палантира”, есть еще и мое мнение.

– И?

Пикап тронулся. Слева и справа полупустыня: песок да кактусы, слоеные извивы глины, долговые расписки ветров, пересохшие русла… Дорога прямее лазерного луча – самое оно “Призрачному гонщику” давить педаль, ввинчиваясь в багровый шар заходящего солнца.

Только вместо солнца дорога упирается в основание гигантского серо-синего торнадо, сизой пружины. Скоро покажутся на обочинах белые домики переселенческого лагеря, а далекие горы уже залегли на горизонте, точь-в-точь лиловые вечерние облака. Но над горами, даже над необъятной полустепью-полупустыней, царит неподвижный смерч Аризонского Орбитального Лифта.

Де Бриак уселся поудобнее, выключил автопилот и вдавил газ.

– И я думаю, что шутки кончились.

Кончились занятия космонавтов к самому обеду. А обедал Сергей вместе с дюжиной здоровяков Сэнмурва, и помогал им за это чистить большой черный котел. Хирдманы готовились к знаменитому фестивалю викингов на Йомсборге, в Польше. Собрав документы, они на сходке постановили: везти свой корабль трейлером до Западной Двины, спуститься по течению и пройти остаток по Балтике. До фестиваля оставался примерно месяц – викинги ворчали, что раньше Йомсборг проходил в более удобное время, а теперь почему-то сдвинулся почти на осень. Им же всем еще нужно будет вернуться обратно к началу занятий. А гнать против течения даже легкую, неглубоко сидящую в речке снекку – развлечение на любителя. На очень выносливого и очень, очень мотивированного любителя.

– …В первых походах обязательно кто-нибудь отсеивался, – рассказывал Сэнмурв. Что Сергея удивило – в клубе даже самые крутые парни не бегали от грязной работы. Выпало жребием посуду чистить – и, какой бы ни уважаемый человек, вот хотя бы Сэнмурв, промеж своих викингов именуемый “хевдингом”, то есть, вождем – без малейшего недовольства взял котел за второе ухо и потянул на пару с новичком к озеру.

– А утопите посуду – вместе будете нырять! – крикнули вслед. Сэнмурв хмыкнул в нос, явно что-то припомнив – но с новичком, разумеется, не поделился. Зато про сам поход взялся рассказывать охотно; Сергей заметил, что у котелка-Сэнмурва даже голос поменялся с занудного на вполне себе человеческий.

– …Это ты еще не слышал, как мы на Волках Одина от грозы выгребали, – натирая второй бок посудины, Сэнмурв зажмурился:

– Там не то, что вопли – глаза все выкатили с камазовскую фару величиной! Игру сам Гунтер делал. Сказал, типа, молодость хочу вспомнить. А у нас кораблик вышел шикарный. Только мачта не снималась: башмак под нее мы, по неопытности, вытесали криво. Чуть ветер посвежел, башмак и треснул. Пришлось мачту намертво заклинить: вернемся из набега, поправим. И вот, отошли мы от берега… Полмили где-то, на глаз точнее не скажешь. Ну тучи там, ветер, далекий гром. Но мы же викинги! Гребем, думаем: щас ка-ак приплывем в Новгород, ка-ак покажем тамошнему князю, кто круче…

Сэнмурв замолчал. Принялись в четыре руки тереть котел изнутри. Сперва песком: готовил Ворон, а у него пригарок получался всегда. Затем уже мочалкой. Сергей ничего не спрашивал, но хевдинг продолжил без напоминаний:

– И тут на самом горизонте ка-ак врежет молния! И мы все ка-ак посмотрим на мачту!

Ополоснули котел; выдержав еще одну паузу, Сэнмурв улыбнулся:

– И Хаген спокойно так – ну, мы же викинги, ты же понимаешь? – говорит: “Олав-кормщик, а не повернуть ли нам к берегу? Вспомнил я, что у нас на огне остался котелок с гречкой…”

А что гречка при варке разбухает, и при невнимании повара вылезает за новыми впечатлениями, Сергей как раз вчера узнал, когда на пару с Профи кашеварил, распевая: “Сказ о Профике-херсире, как варил он гречку”.

– И все как заорут: конечно! Гречка же! Микки нас убьет!

Сергей улыбнулся.

– Ну мы и повернули. А тут молния снова – и уже заметно ближе. Тогда-то я и увидел, как весла гнутся! А как рожи у всех перекосились, а орали как!

– И что, никто видео не снял? На тот же браслет?

Сэнмурв покачал головой:

– Мы же игровые рубахи носили. Чтобы времени побольше, закатали бы рукава. Только, знаешь, на самом деле перепугались. Не до красивых снимков… Ну, добро, вычистили. Понесли.

– А чего Микки-то собрался всех убивать?

– Он перед мастерами считался крайним за санитарное состояние. За раскиданную еду на поселение могли чуму наслать. Ну, игровую, конечно. Но все равно, зайдет мастер, покрутится, втихаря пакетик слабительного в еду сыпанет – никому мало не будет. А так-то Микки двуручником владеет здорово. Не то, что Винни – даже Марку до него далеко. Правда, как-то раз на подмосковных “Драконах” Микки здорово влип из-за этого своего мастерства.

– Врезал кому-нибудь не тому? Ну там, сынка чьего-то победил?

Хевдинг нахмурился:

– А почему ты сразу про это подумал?

– Да не знаю, как-то само…

– Порядочки там у вас. Понимаю, отчего ты возвращаться не торопишься.

Парни внесли котел в помещение и поставили на поддоне обтекать.

– Так что Микки?

– Ну… Заехал на игру он соламнийским рыцарем. Попал он в эскорт принцессы. А полигон там… Километров семь на восемь, примерно. Как пойдешь кого воевать, то и жратву, и палатки с собой понесешь. Домой-то за каждым литром пива не набегаешься.

– И чего?

– И вот несет Микки с тремя друзьями паланкин принцессы. Жарко. Доспехи. Один двуручник под четыре килограмма, он же понтовый, с широким лезвием. Боевые и то легче.

– Эспадон, – важно кивнул Сергей, уже поднабравшийся терминологии. – А почему паланкин тащили рыцари? Не по чину же?

Сэнмурв задумался.

– История не сохранила. Может, всех носильщиков перебили в бою, типа, остаток отряда… Короче, примерно на середине пути встречает их главный гад. Как там его… Лорд Сот? И с ним десяток нежити. То есть – все, приехали. Можно втыкать мечи в землю и ползти в мертвятник, отдыхать. Но Микки же рыцарь! Он говорит Соту: один на один? Тот вроде как тоже рыцарь, хоть и проклятый. Отказ от вызова – поруха чести. Берут они двуручники, Микки с полчаса превозмогает…

Сэнмурв поежился:

– Четвертьпудовой тренировочной шпалой. На жаре. Доспех натирает. Тапочки – ну, обувь игровая – скользят. Пот затекает, куда не надо. Почесаться нельзя! Но ладно. С небольшим преимуществом выигрывает Сот, а Микки, соответственно, красиво помирает на публику, предвкушая тень и холодное пиво в мертвятнике.

Сергей опомнился и закрыл рот. Сэнмурв понимающе усмехнулся:

– Впечатленный таким героизмом, лорд Сот всей команде дарует свободный проход. А их осталось трое. А паланкин под четверых. Отдергивается занавесочка, высовывается изящная ручка, замотанная до полной неразличимости, в ней золоченый амулет оживления. Раздается писк: “Волей светлой принцессы… Я воскрешаю тебя, храбрый рыцарь!”

– Типа, нехрен тут валяться, вставай и тащи паланкин дальше?

Сэнмурв заржал, уже не скрываясь. Да и Сергей засмеялся тоже. Они вышли в главное помещение клуба, хевдинг закрыл дверь ангара.

– Сэнмурв, хочу спросить. Мне, по-хорошему, давно пора сдаваться идти. Все никак решимости не наберусь. Не посоветуешь чего?

Хевдинг выпрямился и несколько мгновений смотрел на черные стрелки клубных часов.

– Ты, наверное, уже заметил, что мне Змей… Не так, чтобы нравится. Да чего там, тошнит меня от его пафосной скользкой морды. Но в одном я с ним соглашусь. Помнишь, что он сказал на тренировке вчера, когда пришла тетенька с мальчиком?

– Типа, возьмите моего дитенка и сделайте из него мужчину? А… Помню.

– Вот именно, Сергей. Вот именно. “Учитель открывает дверь. Входишь ты сам”.

Сам Змей ответил точно так же, а еще нагрузил Сергея, уже как своего:

– Я гляжу, ты в космосе шаришь. Помоги сейчас Винни на литературе, он там чего-то изваял сверхгероического, и теперь не может распутаться. Недостает образования прожженному гуманитарию, – Змей улыбнулся подошедшему Винни, – его уровень сочинение: “Как я провел лето”.

– Так и провел, – буркнул Винни. – Глядь на календарь, а там завтра лето. Ну, я живо в котловане спрятался – оно меня и не нашло. Вот как я провел это мерзкое дождливое питерское лето!

– А чего питерское? Отсюда до Питера девятьсот километров.

– А того, что здесь арматурщику платят шесть сотен, а там пятнадцать. Уж если хоронить себя на три месяца в котловане, так не задаром. Ну и погода там…

Винни потряс кистями с неожиданно длинными пальцами:

– Лето у них, короче, за нарушение правил эксплуатации отключили. Потом, если новых залетов не случится, включат обратно.

При вступлении в клуб Винни выбрал себе другое имя, так и не прижившееся. А называть его жирным или толстым – что напрашивалось – могли считанные люди. Марк наверняка: индеец безоговорочно лучший боец “Факела”. Хорн скорее всего: Сергей видел, как тот движется на тренировке. Змей – под настроение. Настроение у Змея менялось часто и сильно. Хотя сам Змей это знал и старался парировать – но душевные бури отражались на всем, что бы руководитель “Факела” ни брался делать. Под настроение Змей мог раскидать по углам ристалища хоть Марка с Хорном, хоть шестерку хирдманов Сэнмурва. Мог передавить аргументами целый совет клуба или найти решение для программистов, которому позавидовал бы Лис. Но без настроения тот же Змей пропускал удары от новичков и страшно тупил над задачками начального уровня.

Только вот ни Змею, ни Хорну, ни Марку обзывать Винни жирным просто в голову бы не пришло. А всем другим Винни мог заткнуть хлебальник одним движением. Как Змей боролся с излишней чувствительностью, так Винни сражался с весом и даже кое-чего в этом направлении достиг. Например, двухметровой алебардой вертел не хуже, чем Сергей ключами на пальце.

Так что историю прозвища Винни под большим секретом поведал Сергею ночной дежурный:

– Случилась фигня на игре по славянам. Делали игру тульские, и там построили деревянные крепости – в натуре, как в кино! Э-э… Ну то есть, полный аутентик! Ну, ты понял?

Умение кивать и делать восхищенные глаза выручило Сергея еще раз.

– … И вот мы штурмуем Чернигов. Забрасываем кошки, по веревкам на стену. А правила игры такие, что если кошка зацепилась, ни ее, ни веревку уже не трожь. Влезет боец на стену – там уже сражайтесь. А стены штурмовые, ты же правила читал, не выше двух метров. Ну и вот, Винни закидывает кошку, подергал – зацепилась. Пошел – а кошка выломила кусок бревна, и Винни метров с полутора на землю хрясь! Битва стоп, все сбегаются. Напряженная тишина. И такой голос из толпы: “Винни! Ты не ушибся?”

Новичок недоверчиво сощурился:

– И со спиной у него теперь все нормально?

– Ну, во-первых, он же в доспехе шел. Во-вторых, медицина у нас не девятого века.

После рассказа Сергей присматривался к Винни на тренировках – пухлый не пропустил ни одной – но даже малейших признаков больной спины не заметил. Сергей видел в интернате – да и на медицине рассказывали – что сильные удары бесследно не проходят; но пока что Винни двигался вполне бодро. Вот и сейчас: глянул в зал, распорядился тащить столы, одной рукой вынул из-под крышки тяжелый проектор… Какое же имя он сам выбрал?

– Винни, а на стройку ты пошел, чтобы потом писать реалистично? Ну, как в жизни?

Винни оглядел помещение: литературный кружок деловито раскладывал планшеты. Девочки уже хихикали над новыми рисунками Одержимого. У стены Клей и Абдулла, так и этак помавая вокруг себя блестящими ятаганами, степенно выясняли, могла ли написанная боевая сцена произойти на самом деле.

- “Реализм – это как в жизни" – плохое определение, школьное, – сказал Винни. – Литературные направления определяются по героям. В классицизме все герои четко делятся на правильных и неправильных, не бывает половинчатых или там: “нашим и вашим”. Правильные выражают мысли и идеи автора, неправильные им противостоят. Вот у Круза, “Люди Великой Реки”, четко свои – и не свои.

– А я думал, классицизм это про древних греков. Ну, где колонны и кариатиды.

Винни понимающе кивнул и продолжил:

– Сентиментализм – герои всю книгу демонстрируют свой тонкий и возвышенный внутренний мир. Типа, душу наизнанку.

– Э! А это не романтизм?

– Вот как раз нет. Романтизм – герой-одиночка противостоит всему миру. “Темная Башня” Кинга, к примеру, романтизм. Гордый одинокий Стрелок против мира. Или взять почти любой нуар-детектив, где одинокий частный сыщик против продажных копов, тупых обывателей и коварных корпораций.

– А это как раз не реализм?

– Реализм – герой изображается как продукт среды. Это ключевой признак. А еще герой обязательно изображается в развитии. Причем не факт, что к лучшему. И третье – героев нельзя однозначно разделить на положительных и отрицательных, у каждого своя правда. В этом особенно Миядзаки хорош. Не делает ни полных мудаков, ни чисто-белых паладильников. Поэтому, – Винни подмигнул, – фэнтези-реализм таки возможен.

– Винни, можно еще вопрос? А почему литература? Ты же боец только чуть хуже Марка. И уж точно не хуже всех остальных.

Винни даже замолчал минуты на три, шевеля длинными пальцами с чистыми аккуратными ногтями. Его кружок собрался поближе, тоже в напряженном ожидании ответа. Наконец, Винни сказал:

– Однажды я нашел такие строчки, что напрочь офигел. “Что за судами я правил – гниль и на щели щель. Как мне приказано, я их топил или сажал на мель”… ну и дальше описана такая, знаешь, судьба человека, прямо за душу берет. Стал искать. Оказался Киплинг. А он жил больше ста лет назад. Не то что интернета, самолетов не придумали. Двух войн еще не случилось. А он уже писал: “Серые глаза – рассвет”. Найди, не пожалеешь. И я подумал: уже тогда люди чувствовали. Беспокоились. Искали верное слово… Как бы объяснить? Ну вот Бродский. Один из шести нобелевских лауреатов, писавших на русском.

– А! – Змей презрительно махнул рукой. – Сейчас нобелевка чисто политический инструмент.

– Я тоже так думал, – Винни поглядел на своих:

– Что мы потрошили на прошлом занятии?

– Фокал.

– Точка зрения!

– От чьего лица подавать сцену. Важно!

Винни кивнул:

– Еще бы не важно. Ну, вот из Бродского тебе:

– Вот представь, как точка зрения мечется. По прохожим себя узнают дома! Это как человек узнавал бы себя по тем, кто с ним заговорил. Вот поэт, вот образ!

– Вот заворот мозга, – пробурчал недовольный Змей, но Винни не обратил внимания:

– Или еще фраза: “Из забывших меня можно составить город”.

Сергей честно попробовал представить. Город… Ну пусть райцентр. Тысяч двести. Это только забывших – а всех?

– Емко. Пожалуй что.

– А знаешь что тут неправильно?

– У нобелевского лауреата – и неправильно?

– Два слова подряд начинаются с одной буквы, – прогудел Абдулла. – Я читал где-то в статье, это считается не блестяще. Вот если нет ни единой такой пары на весь текст – о, тогда ты мастер!

– Это не правило, это херня, – уверенно приговорил Сергей, – если за образом я этого даже не заметил!

– И потом, – Винни засопел, – есть же аллитерация. Докопался до. Врезался в. Пошел по. Не просто с одной буквы, даже с одинакового слога начинаются слова. Для усиления образа.

– Ты сперва образ найди такой, за который тебе ошибки простят, – буркнул не сдавшийся Змей, но Сергей уже думал о другом:

– Винни, а что проще писать? Рассказ или роман? Рассказ же меньше.

Литератор засмеялся:

– Сергей, а что дороже? Будильник на тумбочке или наручный хронометр? А что круче? Компьютер шестидесятых годов, размером на три комнаты или вот этот планшет?

Винни взвесил планшет, обмахнулся им, как веером.

– Смотри. В романе я могу на описание героя потратить страницу. Мало – две, три. В эпизодах задействовать: как действует, что думает, что говорит, с кем. Чужими глазами его показать. А в рассказе я, самое большее, абзац могу выделить. Двести-пятьсот знаков. И так не только на героя, на все. В малой форме как в космосе: важен каждый грамм. Слово может простое быть, не обязательно какое-нибудь этакое. Важно, чтобы подошло точно. Как снаряд в нарезы. Иначе не выстрелит, пшик будет!

– Сергей, ты осторожней воспринимай, – проворчал Змей. – Винни по весне сок без топора собирает. Читает березам Есенина, и те плачут ему прямо в банку!

– А Змей на Химзаводе серную кислоту сдает из вены, – отозвался Винни, – с тех копеек и флип себе купил, язва клубная.

Отсмеявшись вместе со всеми, Сергей переспросил:

– Получается, учиться писать надо с романа?

– Учиться писать надо с умения читать, – фыркнул Винни. – Не просто буквы в слова складывать, как первоклашки. А понимать хоть поверхностно, чем литература от справочника отличается, и что такое композиция, и что кульминация не только в сексе бывает… Знаешь, как немцы архитекторов учат? Первые два года – читать готовые чертежи. После того можешь работать мастером на стройке. Еще два года – учишься черчению деталей по указаниям архитектора. После этого можешь уже техником устраиваться в архитектурное бюро. А последние два года учат собственные мысли выражать в чертеж. И только после шестилетнего курса ты архитектор. У нас в бурсе пять лет мозги клюют, а как наряды на стройке закрываются, даже пятикурсник не знает. Отсюда и жопа. Понарисуют кариатид, а как в натуре сделать – долбитесь на площадке, кто во что горазд… Роман что! – вернулся к теме Винни. – Роман я прямо сейчас придумаю. Тебе какой?

– Ну… Исторический, наверное. В честь клуба, так сказать.

– Так и скажу. Допустим, что перед Второй Мировой войной Гитлер нашел-таки подледную Антарктиду. Новая Швабия, или как там она у конспиролухов зовется. И вот потому-то Германия и продула Вторую Мировую! Потому, что все силы тратила на изучение найденного подо льдами чего-нибудь. Чего-нибудь сильно заманчивого, сильно многообещающего. Типа там прото-Евангелиона, скажем. Ученые работают, от фронта отвлечены на перспективу. Делают успехи. Ведь у немцев даже в разгар войны новые технологии появлялись. Те же ракеты. Что баллистические “ФАУ”, что зенитные “Вассерфаль”. На танках – инфракрасные прицелы, для механиков приборы ночного вождения. На роту танков полагался еще прожектор инфракрасный: о подсветке тоже подумали, не оставили на волю случая. Шарк тебе уже хвастался немецким ретрокомпьютером из дырявых стеклышек, на ферритовых каплях? Реактивные самолеты, да не десятками, как у других – сотнями. Аэродинамические схемы, возможности которых авиаконструкторы до сих пор не исчерпали…

Винни посмотрел на потолок и продолжил:

– Словом, наука сильная. Так что Рейх вполне обоснованно надеется раскочегарить найденный “Евангелион”, и тогда унтерменшам абзац… Но между хорошей теорией и рабочим промышленным образцом дистанция когда пять лет, когда и десять. А когда сбитое НЛО изучаешь, то и триста не предел… Короче: не успели они. Вложили все силы в колонизацию системы подледных туннелей, в изучение пульта управления планетой… А наши тем временем взяли Берлин.

– Еще Новая Швабия могла бесноватого кинуть через х…хвост, – прибавил Клей, покосившись на девочек. – Например, понять, к чему идет. Если там умники собрались, могли на инопланетных технологиях развести подземные сады с грибами…

– Ага, – хмыкнул Змей, – Как у Глуховского. Метро-1945, так?

– Хотя бы и так. Ну и откололись от этих придурков из эсэс. И сразу танки у фюрера ездить перестали, ибо синтетическое горючее умели нормально делать одни антаркты. Новошвабийцы, короче.

– Новошвабры.

– Змей, тебе по кислоте план установили?

– Норму не сдам, железной палкой бьют… Извини, не хотел. Оно само.

– Ну вот, – Винни не стал раздувать ссору, – можно такое написать. Взять мемуары, начитаться про предвоенную эпоху. Сочинить образы главных героев. Показать, как мир понемногу открывает для себя эту Новую Швабию. Как сами колонисты после гибели метрополии выясняют, жить по заветам Гитлера, или ну его нафиг с этой расовой сегрегацией? Как американцы посылают авианосное соединение и выхватывают в щи от стада летающих тарелок, изрисованных свастиками. Как разведки всего мира героически рубятся в Аргентине, среди знойных мулаток и развесистых араукарий. Ведь какого-то важного нациста…

– Эйхмана.

– Ну да, спасибо… Именно из Аргентины “Моссад” выкрал, еще судили потом… Как вся Новая Швабия держится на единственной вундервафле и огромном блефе, типа у нас такого много… Ну и так далее.

– Так чего не напишешь?

Винни вздохнул:

– Я слишком люблю стихи, чтобы писать их самому. Понимаешь, лениво заворачивать одну простую мысль во столько слоев романа. Я тебе рассказал фабулу, набор фактов. Для сюжета сюда еще отношения людские добавляются, а тут же поле непаханое. На одной и той же фабуле сюжеты разные могут быть. Кому про разведку, кому про полярников, кому про моряков, кому про фашистов, кому про шпионскую любовь под араукариями. Если у тебя есть фабула, еще не значит, что у тебя есть сам текст.

Пока не видно, что я этим текстом хочу сказать. Что у читателя в голове останется после того, как он всю мою капусту по листику разъест. А как идею поймаю, так почему-то получается, что рассказом обойтись дешевле. Чисто в смысле ударов по клавишам.

– Да пофиг же! Это же серию можно залепить для “Крылова”!

– Ну так садись пиши, ай мешает кто? Прославишься, новый Мазин будешь.

– Старый Бушков, еще скажи.

Абдулла опустил жгучий янычарский взгляд:

– Не умею.

– Тогда уже давайте учиться, что ли, начнем… Сергей, а ты, если хочешь…

– Хочу. Интересно.

– Помоги выкрутиться. Тут получилось, у меня герои в пустоте застряли. Короче, мы пока новые стихи посмотрим. А ты вот почитай. Может, подскажешь что.

Сергей взял планшет, перелистнул и прочел:

“Скрещение

Капитанское кресло по центру рубки выглядело на свои полтора века – именно столько лет назад от вечно подтекающей гидравлики перешли к силовым захватам. Тогда пилотские кресла сделались легкими, на вид изящными, без утолщений и наплывов – вместо механизмов заработали силовые поля; а вместо запаха гари в случае перегрузки появлялось лиловое или серебристое сияние.“

Пролистнул дальше:

“Если с изнанки бумажного листа спрятать сильный магнит, а сверху на лист сыпануть опилок – магнит выстроит их вдоль силовых линий магнитного поля. Если же с изнанки мироздания спрятать скрещение гравитационных струн, а сверху сыпануть пару космических кораблей – получится такая вот разноцветная, слабо мерцающая пена.”

Подумал, что Вельда “Степного пожара” автор с Марка срисовал, не иначе. Блондинка-штурман, разумеется, Инь-Янь. Системщик Мавераннахр, наверное, Шарк – плевать, что цвет волос не совпал, для прототипа не главное… Взялся читать с начала, и добрался до слов, на которых застрял Винни:

После чего Сергей надолго задумался, представляя себе варианты спасения повисшего в межзвездной пустоте, в глубочайшем вакууме, учебного корабля “Кентавр”. И его экипажа, как две капли воды, похожего на клуб “Факел”.

Поговорив с Винни уже после занятия, Сергей понял, что концовка нужна не любая. Винни отнесся к задаче как-то больно уж серьезно для проходного рассказа, осужденного пылиться на клубном сайте среди десятков таких же. Или Винни готовил рассказу судьбу посложнее? Да куда сложнее: ну сетевой конкурс, это еще семь-восемь тысяч просмотров. В лучшем случае – микротиражный журнал фантастики…

Ни Сергей, ни Винни не могли представить, что дописанное и выложенное на клубный сайт “Скрещение” уже через год попадет в исходную базу громадной нейросети. Нейросеть гребла все, не закрытое авторским правом; и уж дармовой самиздат с довольным хлюпаньем всосала первым делом. Еще год спустя авторы замысла – молодые программисты из той самой Силиконовой Долины – продали обученную нейросеть очередной мегакорпорации. Гигант же довел до промышленного качества настоящий хороший переводчик, употребив тоже около года времени. Наживаться на писателях мегакорпорация не стала, выложив переводы так же бесплатно, как и приобрела исходники. Честно сказать, в мире победившего копирайта это прозвучало вызовом, ярким жестом, безусловным поступком, прогремевшим “urbi et orbi”, сиречь “городу и миру”. Или, в более современных реалиях – “Планете и Орбите”.

Тогда-то, следуя громкой рекламе, французский перевод “Скрещения” и скачал комиссар Четвертого Департамента шевалье де Бриак.

Шевалье де Бриак отряхнул пальцы резким движением и взял протянутый микрофон.

– Слушай меня, эмир!

На площадке вокруг шапито воцарилось напряженное молчание.

– Выпусти людей. Положи оружие на землю. Выходи с поднятыми руками. Тогда я гарантирую тебе и твоим людям…

Комиссар замолчал и принялся тянуть паузу. Служба де Бриака началась в Алжире. До ливийского погрома Каддафи еще как-то держал в узде своих бедуинов. А после того, как американцы разнесли Ливию, и возмущенный народ смел тиранию Каддафи – по всем окрестным странам чумными крысами разлетелись ее осколки.

В том числе – совсем неплохо подготовленные ливийские коммандос.

Там-то де Бриак натыкался на взятие заложников каждый месяц, как по расписанию. Хитрые арабы делали акции сразу в десятке мест, а спецгруппа GSIGN из столицы могла приехать в два-три, на большее обученных профи не хватало. Так что приходилось выкручиваться с чем есть, получая при удаче орден и повышение. А при неудаче, соответственно, черную метку в личном деле и плевки от родственников погибших…

Пожалуй, достаточная пауза. Вот – проняло: из шатра бродячего цирка закричали на вполне чистом английском:

– Гарантируешь жизнь?

Де Бриак рассмеялся. Он знал, что его смех несется над вечерним песком хриплым карканьем; микшер подкрутили как раз на такой эффект. Смеялся комиссар долго, чтобы в шатре успели почувствовать недоумение и гнев.

Наконец, выпрямился и крикнул в микрофон:

– Словом рода де Бриак обещаю вам легкую смерть! И погребение до заката, достойное правоверного! Спешите, о правоверные, ибо закат уже близок!

Колонки цирка, где с полусотней зрителей окопались террористы, недоуменно хрипнули. Наушник де Бриака сказал голосом напарника:

– Шеф, верхушка шатра немножко приоткрылась. Могу закинуть им газовую. Даже очередь из пяти штук.

Комиссар убрал большой микрофон подальше и сказал во вживленную гарнитуру:

– А если они в масках? Отрицательно!

– Принято, гранаты отрицательно. Продолжаю наблюдать…

Из шапито закричали:

– Мы требуем телевидение! Мы хотим сделать политическое заявление!

– Ваша методичка устарела лет на десять, – ответил комиссар. – Ваши заокеанские братья нас хорошо научили.

– В Европе нас нет! – могучий тенор безо всякого микрофона перекрыл добрые полста метров от шатра до комиссара. – Там одни халифатские щенки! Мы – “копье нации”!

– Это не имеет определяющего значения в данных обстоятельствах, – сказал комиссар. И, пока негры-исламисты из “Умконто ве сизве” переваривали казенную фразу, прибавил:

– На обязанности посланника только сообщение. Воистину, он – прощающий, кроткий!

Комиссар очень любил этот припев из Корана. Дескать, глас божий прозвучал – а кто не вслушался, я не виноват.

– Шеф, заработал масс-локатор. Есть картинка… – сообщил напарник ровным голосом навигационного компьютера. – Есть опознание. Шесть целей. Заложники лежат, цели ходят между ними. Вижу всех, достаю всех. Думаю, нечего тянуть.

Де Бриак отступил под прикрытие броневиков, составленных углом посреди автомобильной парковки, протянул переговорный микрофон кому-то из местных полицейских.

– Лежер… Уверены?

Глупый вопрос. Конус шапито брезентовый, не бетонный. Локатор гигагерцевого диапазона шьет его насквозь. На экзоскелете Лежера смонтирован крупнокалиберный ствол, триста метров для него – дистанция прямого выстрела, пуля не успеет отклониться. Опять же, стенки шатра тонкие, ни тебе рикошетов, ни тебе искажений траектории. Лагерь орбитальных колонистов и с ним лифт остались за спиной. Впереди нагретым железом и сухим песком дышит аризонская полупустыня – ни человека, ни строения на линии огня.

Нет, Лежер не ошибается. Он говорит ровным голосом стрелка, вошедшего в боевой транс:

– Уверенность полная.

А вот “Палантир” ошибся. Нейросеть Управления прогнозировала шумную и безвредную акцию “Красной сакуры”. Листовки там, перформанс. Уж точно не заложники, уж точно не бешеные негры-исламисты из “Умконто ве сизве”. Не то, чтобы “Палантир” вообще не ошибался. Просто де Бриак такого не помнил.

– Внимание! – велел комиссар полицейским и докторам, толпящимся за составленными углом броневиками, после чего скомандовал в гарнитуру:

– Огонь по готовности.

Вот как определить эту готовность?

Сергей навернул возле костра еще несколько кругов. Осмотрелся: вроде бы его никто не видит. Вытащил из-под кучи спальников коммуникатор и быстро вывалился в сеть. Учебный фильм на нужную тему нашелся мгновенно; Сергей принялся сравнивать.

Первое, котел он вымыл тщательно. Фильм фильмом, клуб клубом – а еще в интернате на полигонных выходах каждый курсант лично испытал, что такое три часа в позе орла. Любимая шутка дембелей – раствор слабительного на дне большой кастрюли. Поленишься драить, поневоле на всю жизнь запомнишь.

Второе, мешалку для кулеша Сергей сделал правильную – из ивовой ветки, придающей готовому блюду неуловимую горчинку.

Третье, сала закупили вдоволь – Змей и сам ходил походами, так что знал, насколько сильно хочется жрать после дня беготни по свежему воздуху, и в заказе не поскупился.

Пока сало шипело и трещало, Сергей поспешно чистил картошку. Тут все понятно. А вот как понять, что сало дошло до готовности, чтобы лук туда всыпать? Чтобы ни рано, ни поздно? Пошевелил мешалкой – от поднявшегося запаха сперва заурчал живот самого Сергея, а потом и всей команды, когда волна разошлась по широкой поляне.

Абдулла подошел, глянул в котел и спас новичка от раздумий:

– Нормально, уже можно лук бросать. Ага, и картошку ты нарезал, отлично. Только для нее пока рано, вот лук золотистый станет, и мы кинем сначала мясо. Сервелат! Грудинку неси!

– Нету мяса, – хмурый Сервелат перетряхивал мешки, – не успели до карантина забрать из холодильника. Вот же беженцы сраные!

Эпидемическую опасность по городу объявили вечером в среду. Весь клуб согласился, что занести ее могли только беженцы с юга, где уже который год почти отсутствовало государство. С одной стороны, намного проще в рассуждении налогов и запретов; Сергей по сетевым адресам видел, что половина серверов с интересными вещами находилась южнее Десны и Припяти. Там свободно лежали пиратские копии свежих фильмов, пиратские же копии новых книг, там на форумах высказывали смелые мысли, за которые здесь – даже в клубе, не то, чтобы в интернате – можно получить по шапке. Или даже проще – с ноги в торец. Словом, по части свободы там намного лучше, чем здесь.

Но вот по части эпидемической обстановки… То корь приедет, то еще какая хрень – Сергей в биологии разбирался плохо.

– Сервелат, а пробегись-ка ты в село, там же имеются гуси… Или утки.

– Или овчарки. Мне что, гуся украсть?

– Ну чего сразу красть? Уговори его поехать с тобой в город!

– Так это на два часа возни, пока до села, да обратно, еще же потрошить… Давай вон тушняка банку вывалим, кулешу все равно.

– А нам тем более! – крикнул с того края поляны Лис. – Жрать уже охота!

Сало ужарилось до маленьких темных клинышков, лук завернул золотистые края, и Сергей, под одобрительное ворчание Абдуллы, вывернул в котел несколько банок тушенки. А потом храбро залил водой – точно как в учебном ролике.

– Суп, каша… Все сожрем, не переживай, – ответил Абдулла на сомнения Сергея, не получится ли слишком густо. Получив такое одобрение, пшено и картошку парень ввалил уже самостоятельно, пыхтя и ругаясь в надвигающихся сумерках.

От недалекого края леса возвращалась команда. На острове клуб играл много раз, так что строить все крепости заново не требовалось. Поправили невысокие штурмовые стены, да натянули тенты над срубами… Конечно, выглядело это совсем не так роскошно, как в историческом кино. Только ни один фильм не поднимал курсанту волосы дыбом. В этой игре Сергей не просто наблюдатель – именно что участник!

Попал Сергей на игру… Можно считать – случайно. А можно считать – рукой судьбы. В среду вечером объявили по городу карантин, а в клубе тогда же выкликнули добровольцев на горбольницу. При вспышках эпидемий там всегда набирались санитары и подсобные рабочие; Сергея нешуточно удивило, что на эти должности вызывались охотно.

Вызвался в числе прочих и Шарк. Отозвав Сергея в сторонку, брюнет прищурился:

– Серый, ты же на игру хотел? Буером порулить? Ну?

– Ну, – ответил тот, не понимая, как реагировать.

– Смотри. Прикид я тебе дам, а роль у тебя будет несложная, да и наши помогут. За два дня я тебя выдрессирую на “семерку”, это учебный трехколесник, проще только самокат.

– А ты? Ты же готовился?

– Ну… – Шарк огляделся и понизил голос:

– Я добровольцем схожу на сорок восемь часов. Дольше несовершеннолетних не привлекают, запрещено. Это пятница и суббота. А воскресенье проведу с Ленкой. Старики мои думают: я на игре. Допер?

– Ты, блин…

– Я не блин, я Шарк. Не про меня речь, ты – согласен?

– А эпидемия?

Шарк поглядел на экран, где доктора водили указками по карте города и окрестностей:

– Смотри. Флажки синие и черные. Это значит, опасность невысокая и домашние животные не разносчики. А людей проверить реально. Пару дней продержат, пока сканируют основную массу народа, после чего карантин снимут. У нас так и в прошлом году случалось, и два года назад. Весной транзитный боинг с вьетнамцами в Зябровке аварийно сел. Тоже привезли хомячий грипп или атипичную чуму выхухолей, уже не помню. И тоже через двое суток отменили. Вот сейчас нас проверит Сумрак…

Новичок поглядел на клубного доктора, который с очевидным знанием дела раскочегаривал тот самый новый сканер.

– А откуда он знает, что проверять?

– Так ему на браслет первым делом все про штамм сбросили! И код, и формулу, и какая реакция сканера должна быть.

Точно, Сумрак же совершеннолетний. Браслет носит. И наверняка в спецрассылке, как студент медицинского. Да и показания сканера прочитать много ума не надо.

– Вот, Сумрак нас проверит, карточку выпишет. И нас из города с радостью выпрут, чтобы группу риска уменьшить. На эти выходные всех чистых выгонят по дачам.

– Ну… Ладно… – Сергей почувствовал, что больше не управляет собственной жизнью. Вот смылся он в самоволку – как мочалка в унитаз, глупо надеяться вылезти против течения обратно! А уж что после игры будет – и вовсе, стоит ли загадывать? Всего три дня назад он считал, что к обеду его вычислят и вернут в кубрик.

– Шарк… А мне точно дадут порулить, без балды?

– Без балды, – кивнул Абдулла. – Обещали – выполним. Я сам видел, как тебя вчера и позавчера Шарк дрессировал. Только рулить утром. Пока что мы пойдем крепости поправим, а ты жрать вари. Вот котел, вот костер. Там ложка, там картошка.

Картошку Сергей почистил привычно и умело – как уж там фехтование, а картошку чистить и полы мыть в интернате выучили Шаолиню на зависть; часто Сергей вспоминал это сравнение.

Закрыв чугунный котел такой же темной закопченой крышкой, новичок огляделся. Полянку с западной и северной сторон ограничивал густой забор елок – мрачный, пугающий, киношный. С востока и юга блестел затон речки, черными пальцами в него протянулись мостки, на которые клуб высадился днем. Остров считался полигоном пожарных. Но Легат вытряс разрешение в областном отделе МЧС, под обещание хранить порядок.

– … Вася, ты в курсе, что грибы на поверхности – это, по биологии, половые члены грибницы?

– … Значит, мой грибной нож теперь церемониальный!

На противоположном берегу далеко и широко раскинулась песчаная северная пустошь. Ее тоже намывали под стройку. Планировали замкнуть кольцевую автодорогу и связать город с заречным пригородом через еще один мост. Песка для великих планов намыли с размахом – но тут началась перестройка, затем еще и рванул Чернобыль. Осталось все, как на южной пустоши, где проходила регата… Недавно же и прошла – неделя не кончена! Сергей вздохнул и вернулся к огню, следить за кулешом.

– … А у меня, типа, меч-леденец. Все враги сосут!

– Зато у меня катана с рельса стружку снимает. Полосну – найдут в лесу в четырех пакетах.

– Четыре-то нахрена? Васька тощий, он и в два отлично поместится.

– Танька говорит: “Мужчины – линолеум. Если его первый раз хорошо постелить, потом до пенсии ходить можно”.

– Да она сама как ламинат: не клеится – забей!

– О, "битва полов". Линолеум против ламината.

– Е-е! Надо Маньяку сказать, снимем собственное ток-шоу.

– А это будет чмок-шоу или сразу чпок-шоу?

– Лишь бы не чмо-шоу.

– Слышь, умник, объясни-ка разницу между поллюцией и галлюцинацией?

– Галлюцинация – когда воображение хренеет, а поллюция – когда хрен воображает…

В интернате на полигонных выходах вся работа доставалась молодым – или тем, кого словили и припахали. Тут же Сергей кашеварил, не беспокоясь ни о палатке, ни о лагерном туалете, ни о дровах. Экипаж “Змея” давно поделил обязанности, так что лагерь возник непривычно быстро. Клубни втыкали колышки, тянули растяжки палаток. Рубили дрова, ставили жерди, обносили лагерь брезентовой условной стеной – и при этом перекидывались такими словами, что свет ушей Сергеевых достигал, наверное, самого края северной пустоши:

– … У меня новый уровень в сексе.

– Типа, сотню монстров завалил?

– Типа, Сашку трахнул. Из френд-зоны во фрейд-зону.

– Александру-недотрогу? Да ну! Брешешь! Она такая отмороженная! Даже на тестах написала: “Хочу стать инспектором по делам несовершеннолетних, потому что хорошо знакома с этой профессией”.

– Ты представь, что на тебя орали по-немецки все детство – сам бы строем ходил. Знаешь, как ее фатер верещал, что девственности лишилась?

– А ты?

– А я сказал, что это при любом раскладе больше не повторится…

Собеседник то ли закашлял, то ли сдавленно засмелся.

– …И он от меня отстал. А тебе за что ввалили?

– Ну, я типа подкатил к Верке. Откуда же я знал, что у нее парень: у нее вконтакте ничего про это не написано! – говорящий потер синяк под глазом и живо переменил тему:

– Чего тебя проректор вызывал посреди каникул?

– Да блин, мне же зачет поставили за то, что я вопросники для всех распечатаю. Ну и вот.

– Чего “вот”? Колись давай, музыку все слышали.

– Ну я посмотрел, вопросы одинаковые, ответы тоже. Автозаменой “экзамен” перебил на “зачет”, по всему тексту.

– И?

– И вызывает меня Васильич, и с таким, знаешь, пафосным выражением лица, читает с гербового бланка: “Зачетационная ведомость”…

– Упс!

– Упс – когда он сказал “зачетующийся”.

– Так вот почему мы слышали Мендельсона!

– Точно. А на “зачетатора” он включил музон из “Судного дня”, где Терминатор мочит Сару Коннор. Так ржал, что даже наказывать не стал…

– А мы уже думали, на проводах твоих напьемся.

– В смысле?

– В смысле: у каждого врача есть свое кладбище, у каждого проректора есть своя рота.

– Именем нашего Васильича давно можно дивизию назвать.

– Вы тут всякую фигню обсуждаете, а недавно же снята уголовная ответственность за сбор валежника в лесу. Декриминализация и либерализация рынка энергоносителей, – тут Абдулла откашлялся, но не сбился:

– Загранице такое и не снилось. Короче, пока светло, все бегом собирать дрова!

– Вот вы тут сидите, – проворчал Сумрак, – а там в крабовых палочках мясо краба нашли!

Но поднялся и тоже направился на поиски дров. Сергей открыл крышку, всыпал зелень, размешанную с пятеркой яичных желтков. Поворошил кулеш волшебной ивовой мешалкой. Ему столько же лет, сколько этим парням. А они так свободно говорят про девушек! И если бы Сергей так налажал с автозаменой, то из кабинета проректора он бы выехал верхом на швабре и с вечным нарядом по уборке!

– Вот за этим в городе и нужен Политех, – Сумрак вернулся к огню, бережно поставив пластиковый кофр и усевшись на бревно, протянул руки над костром:

– Чтобы всякие неучи в медицинский не шли… А здорово пахнет. Сергей, да? Глянь-ка, может, уже и готово.

– Лапы убери, Симпак. Жрать всем в очередь. А ты, Серый, не тушуйся, веслом ему по граблям. Думаешь, зачем в рецепте мешалка оговорена? – красавец-программист выступил в круг света. – И нефиг его пальцы жалеть! У него все равно почерк даже печатными буквами, словно его дикие врачи в лесу воспитали!

Против ожидания, Сумрак не подскочил драться: видимо, подначки не выходили за принятые в клубе рамки. Но и не смолчал:

– Упаси вас бог от врачей, какие сейчас программисты. Ты к нему с пищевым отравлением, а он тебе жопу зашивает, и в брюхо молнию, потому что: «срать – устаревшая парадигма, ей уже вон сколько лет». А что после каждого сранья надо брюшную полость промывать антибиотиками, так это ж ерунда, современные аппаратные средства имеют достаточную мощность.

Тут подошел Абдулла и просто сказал:

– В самом деле, Серый, раздавай уже.

Сергей построил самое умное и значительное лицо, какое сумел. Взял черпак и принялся щедро накладывать супокашу в протянутые миски. Набегавшаяся за день команда жрала молча, только ложки скребли. Сергей уже и себе всыпал, но тут подскочил Сумрак:

– Твою дивизию танковым клином! Что за нахрен у меня в миске?

И вывернул свою порцию прямо на землю, в освещенное пятно перед костром.

– Эй, не смешно! Мы все уже съели! Чем ты нас накормил, рукожоп?

– Сумрак, вот кто тебя за язык тянул! Нахрена каркал про пищевые отравления?

Вот он и шандец – Сергей так и застыл с недонесенной до рта ложкой. Клубни завозились… Пожалуй, теперь уж точно побьют. Жалко, да хрен с ним. А вот к паруснику теперь даже подходить бесполезно…

Но Абдулла носил звание главного артиллериста “Змея” не за красивые глаза:

– Подумаешь, рукавичка в котел упала. Рукавичка чисто кольчужная, тряпок нет… – пошевелил находку палкой, без малейшей брезгливости поднял голой рукой. – Если там нашлась какая микрофлора, то сварилась наверняка.

– То есть, промывание делать не будем? – уточнил Сумрак, уже раскрывший кофр. Абдулла только рукой махнул:

– Лично я блевать не собираюсь. После того, как по рецепту Геральта уху через Васькин бахтер процеживали, мне уже ничего не страшно. Кому не понравилось, жрите овсянку. С нее все наедаются мигом, на моей памяти еще ни одна падла добавки не просила. За косяк я сейчас молодому лично выпишу, всем остальным не влезать. Знаю я вас, только дай беззащитного попинать.

Взяв Сергея за шиворот – ошеломленный беглец висел мешком, разроняв и миску и ложку – Абдулла без видимого напряжения оттащил четырехпудового виновника к толстой иве над затоном:

– Тут пока посиди. Не ходи никуда. Не надо.

А Сергей и не собирался. Надо же так облажаться! По меркам интерната, это даже сравнить не с чем. А тут еще эпидемия в городе… А если правда пищевое отравление? Хрен знает, что на этой чертовой прихватке…

Точно, вспомнил Сергей. Это не обычная рукавичка, это кольчужная прихватка для горячего. И уронил ее, скорее всего, когда картошку сыпал. Тогда уже стемнело…

Блин, да теперь-то какая разница!

Слезы появились сами. Вот почему так получается криво: если кому не хочешь гадость устраивать, как раз именно этого человека и подводишь?

Сергей поднял глаза. Сквозь крону редко-редко проглядывали звезды. Сколько времени он так просидел? Пес его знает; неважно!

От непроглядного зеркала тянуло холодом и сыростью. У костра деловито возился Сумрак, метались черные тени. Что-то говорил Абдулла – наверное, ущерб прикидывал. Ужин пропал, раз. Вся команда с желудочным – два… Считай, утро пропало тоже. Игра, наверное, потеряет равновесие – три… По меркам интерната, Сергей уже не жилец. За такой косяк разве что убить… И самое обидное – ведь не хотел же! Случайно!

– Случайно, твою мать! – сказал резкий голос из-за спины. Беглец нервно крутанулся – но сказали не для него. Тот самый клубень, что хвастался успехом у девушек, говорил с кем-то по светящемуся в темноте коммуникатору браслета:

– Случайно! Это единственная правильная линия. Скажи родителям, типа курил, сигаретку бросил, вот сарай и загорелся. Не хочешь?! Тогда скажи правду, что хранил в сарае тротил, придурок!

Отодвинув микрофон, клубень посмотрел на выкатившего глаза Сергея:

– Не дергайся, Серый, я просто другу помогаю.

И снова наставительно произнес в браслет:

– Короче. Утром бегом на заправку, покупаешь канистру бензина. Сжигаешь сарай. Пока в городе карантин, родители на дачу не поедут. Им скажешь, типа бомжи подожгли. Только же не забудь ломом поворошить, чтоб стены попадали, а то странно будет, что три стены целы, а одна упала…

Сергей вернулся на свою сторону ивы. А ведь этого парня он вместе со всеми накормил рукавичкой! И тот мало что не рычит на него – успокаивает. Чуть ли даже не извиняется: “Не дергайся, Серый…”

С реки потянуло ровным и сильным ветром. Сергей поежился, только сейчас осознав, что на нем, кроме футболки со штанами, ничего нет. Состав от комаров еще действовал, да Сергей и не обращал внимания на звон за ушами. Новый порыв отозвался гулом в острых еловых верхушках, а в беглеце из специнтерната ветер словно бы перекинул невидимый рубильник.

Первое. Люди живут и после более страшных косяков. Тот пацан хранил в сарае тротил! И мог угробить намного больше народу… Не на горшок усадить, как сваренная рукавичка – насмерть уложить. Но, если у него все обошлось – то и Сергею нет смысла помирать. Надо дальше жить.

Второе. Между “Делай, что должен” и “делай, что должно” – есть, получается, разница. Да, накосячил. Да, отработаешь. Но все равно ты свой. “Не дергайся, Серый…” – извиняющимся тоном. А в интернате за такое…

В жопу интернат, если так. Делай, что должно – и будь, что будет.

Пускай найдут сначала!

– Мы его нашли.

Не кладя трубку, Петр Васильевич вполголоса сказал:

– Помнишь того новичка?

Легат кивнул.

– С ним хотят поговорить.

– Кто?

– С самого верха.

– Выше Проекта?

– Ну, ты ж в курсе про особенности национальной охоты… – Петр Васильевич достал обе свои красные книжечки:

– Я бываю то лисой, то львом. Секрет управления в том…

– Чтобы понимать, когда представляться тем или другим, – закончил цитату Легат. – А что нужно?

– Узнай, где он сейчас.

Легат вынул свой знаменитый “утюг”, набрал номер:

– Змей? Алло, как слышно? Хорошо… Тут про твоего новичка есть новости. Ага, новости про новичка, такой вот каламбур… Ну, есть необходимость побеседовать с ним…

Прикрыв трубку ладонью, спросил Петра Васильевича:

– Срочно?

Тот повторил вопрос уже в свой телефон, и ответил:

– Особой спешки нет. А что?

– Сейчас карантин, и новичка просто так не достать.

– А он что, не в городе?

– На полигоне. На игре.

На игре тишина опускается медленно и не везде. Команда Пальмовой Дороги праздновала относительно спокойно, всего-то парой гитар, но над речкой звуки летели чуть ли не вокруг острова:

– … Постой, звездолет, не стучите фотоны! Хан Соло, нажми на тормоза. Я к мастеру Йоде с последним приветом… Глаза показаться спешу на!

Ветер улегся, так что куплеты ничего не прерывало:

– … Не жди меня Йода, героя-джедая: Скайокер не тот, что жил вчера. Меня засосала имперская идея и Силы другая сторона!

Но тут мелодию перекрыла команда знаменитого разбойника Шарлаха. У них залязгал металл, завопили побитые – и клубный доктор Сумрак, вместе с парой наиболее крепких парней из мастерской группы, отправился туда наводить порядок. Другие лагеря в зеленой прибрежной кайме острова на фоне Ар-Шарлахи казались оазисами тишины и спокойствия. Разве только иногда долетало вперемежку с шелестом листьев:

– …Мы рождены, чтоб эльфы стали пылью! И чтобы Мелькор править миром стал! Нам кольца выдал Саурон и крылья! А вместо сердца ничего не дал!

Но, наконец, угомонились и они. На тонкой подстилке заснуть все никак не получалось, так что Сергей просто лежал с закрытыми глазами. Он знал по опыту, что самый сон будет под утро. Новичок подумал, что поутру и Зибра, и Кимир, и Ар-Маура встанут… Не то, чтобы выспавшиеся, ведь не за этим же они ехали на игру – но, по крайней мере, более вменяемые, чем разбойнички Шарлаха. С другой стороны, разбойникам именно что положено пить-гулять, не жалея прошлого и не заботясь о будущем! Нет, отыгрыш, понятно. Надо изображать роль, да. Но если все складывается так, что даже изображать не нужно? Как бы само собой?

Тут Сергея потрясли за плечо и темная фигура уронила тихое слово:

– Подъем. Буер к выходу.

– Мы что, сейчас пойдем, ночью? Не видно же ничего? – ошеломленно зашептал Сергей. Вокруг него уверенно поднимались со спальников люди, привычно умывались горстью воды, зевая, толпились у отхожего места… Вдоль самой земли слабо-слабо светил маленький фонарик – только чтобы найти свой буер. И вообще, внутри лагеря вполне приемлемо. Но капитан сказал: на выход. Там как? Даже Луны нет, небо черное, как мешок. Звезды смазаны то ли туманом, то ли тонкими облаками. Новичок ощупал себя, расправил сбившуюся рубашку, перевязал пояс.

– Правильно, – Абдулла одобрительно кивнул. Видел в темноте, что ли?

– … Еще обязательно переодень обувь, чтобы не натерло.

Игровая обувь представляла собой заматеревший и поседевший мужской носок: полусапог мягкой кожи с мягкой же тонкой подошвой. Да еще и нога у Шарка оказалась на добрый номер больше Сергеевой, так что утягивать эти чувяки пришлось парой добавочных ремней; впрочем, беготня для Сергея не планировалась. Он шел рулевым “Семерки”, трехколесного буера, управлять которым его чуть-чуть научил Шарк. А на руле хоть босиком сиди, главное – понимать ветер и чувствовать инерцию машины.

Сергей послушно снял мягкие сапожки, подтянул носки, снова надел чувяки, крепче затянул ремни вокруг лодыжки. Кто-то прошел за спинами команды, щедро опрыскав каждого репеллентом. Сергею попало на шею, холодные капельки с острым запахом химии покатились за шиворот и дальше вдоль хребта. Он выпрямился, кивнул – зная, что его молчаливую благодарность поймут как надо – и пошел к примотанной на дерево бутылке умывальника. Поежился. Наверное, капитан поднял всех затемно, чтобы выехать к рассвету, когда солнца еще нет, а небо уже светлое. К тому времени видимость уже образуется; по крайней мере, в ямку не влетишь.

На площадке у трех буеров команды – новичок прежде всего выделил “Семерку”, которую уже привык считать своей – стояли Абдулла и Лис. Без единого звука к ним подходили участники вылазки. Абдулла выдавал каждому защитные очки, знакомые Сергею по клубным тренировкам, а еще выдавал небольшой батончик, приказывая сразу же съесть. По вкусу новичок узнал обычный витаминный набор – в интернате их раздавали перед силовыми тренировками. Съевшим батончик Лис умело, аккуратно закапывал что-то в оба глаза.

– Это что? – новичок встал столбом.

– Состав для ночного зрения, – шепотом отозвался Лис. – Хлорин си-шесть, в штатах им лечат рак. В смысле, он прошел все клинические испытания, так что безопасен. Хлорин растворен в диметилсульфоксиде, чтобы лучше проходил клеточную мембрану. Делается из водорослей.

– А как действует?

Лис поглядел на небольшую очередь и мотнул головой:

– Потом расскажу. Если по-простому, твой глаз теперь может ловить единичные фотоны. До утра видишь в полной темноте, метров на полсотни. Только надо жрать витамин А, для того и батончики. Не боись, реально же классная штука. Мы раз десять пробовали, никаких побочных.

Хорошо хоть, не укол – в специнтернате им чего только не делали подкожно или там внутримышечно… Небо стремительно посветлело. Трава и деревья сделались четкими, разборчивыми – но серыми, цвета набрякшей ваты. Захотелось чихнуть, и Сергей сделал это сильным выдохом, не загоняя воздух в нос. После чиха словно бы загрузили новую реальность: картинка стала светло-зеленой, как в ночном прицеле. От краев к середине цвет плыл, понемногу сменяясь на кирпично-рыжую гамму… Сергей заметил, что фонарик уже исчез, но все приемлемо различается даже сквозь лицевое стекло. За это стекло его легонько подергал Абдулла, постучал по зачерненному шлему и удовлетворенно буркнул:

– Нормально сидит, плотно. Голова не кружится?

– Нет… Капитан.

– Говори: “караванный”, мы уже по игре. Ты о роли хоть что-то помнишь?

Сергей только повертел головой. Что-то, не более. Игра по “Разбойничьей злой Луне”, автор исходника Евгений Лукин. Команда: “Эмират Харва”, почему и фанатик Стамбульско-янычарской романтики Абдулла здесь капитаном. То есть, по игре он “караванный”, а Сергей, соответственно, “погонщик” одного из буеров… Из несколько сбивчивых и крайне обрывочных рассказов Шарка новичок только понял, что фон у игры есть, он глубокий и большой. “Но ты, Серый, этим не забивай голову. Твое дело шкоты и руль, остальное не важно,” – говорил Шарк. – “Давай лучше еще разок оверштаг прокрутим. Роль дело такое, лучше всего играть ее телом.” – “Это как?” – “Действием”.

И вот настала пора действовать. Лисова химия сработала, мир больше не плыл, оставшись четкой гравюрой в коричневато-зеленой цветовой гамме. Теплые зеленые силуэты людей, глубоко-кирпичная холодная река; буер – нечто среднее между ними… Сергей заметил, что легкие алюминиевые трубки рамы имели другой оттенок там, где их касались теплые руки людей. “Семерка” рассчитывалась на рулевого и двух пассажиров. Еще в караване числились “Тройка” и “Единица”, которую сразу же переименовали в “Туза” – те уже несли по пять-семь человек и парные экипажи: рулевой на корме и шкотовый матрос на носу. Там парусами управлять нужно учиться не меньше сезона; новичку здорово повезло, что в клубе сохранились еще буера самой первой серии – простые, маленькие, легкие. По сути, виндсерферы на колесах.

Когда ночное зрение установилось у всех, открыли ворота лагеря и буера вручную покатили на песчаную равнину, распахнутую в сердце острова. Воздух сделался ощутимо суше и прохладнее. Зеленое кольцо прибрежных зарослей размыкалось лишь на северо-востоке, и сейчас оттуда тянул слабый-слабый, но ровный, устойчивый ветерок. Сергей поежился, запахнул игровую не то шинель, не то халат, пахнущую вдоль воротника сгущенкой. Должно быть, с ложки накапало. Буера поставили свободно, чтобы не мешали друг другу взять ветер. Экипажи расселись и пристегнулись. Абдулла вышел на середину получившегося треугольника, негромко хлопнул в ладоши. Дождался, пока на него посмотрят все двенадцать рейдеров и сказал так:

– Воины Харвы! У нас много врагов! И трусливые шакалы Кимира, и погрязшие в наворованной роскоши спекулянты Зибры и Турклы, и даже разбойники политической проститутки Ар-Шарлаха! Все они смеются над нашей державой. Сегодня мы забьем этот смех им в глотки! Мы покажем им настоящее искусство войны – ночной налет! Делайте все быстро, тайно, успешно!

– … И да поможет нам великая Таш, – прибавили из-за спины. А еще кто-то пробасил:

– Не падайте духом, князья Нуменора! Потребуют грошей – громите кабак!

Тут Сергей понял, на что рассчитывал караванный. Ветер потянул сильно, ровно, уверенно – даже пыль полетела. Зашумели деревья, поглотив остальные звуки. Адбулла запрыгнул на место пассажира “Семерки” и махнул Сергею заученным жестом. Новичок, позабыв про все на свете, осторожно вытравил шкот. Ветер правый галфинд – не бакштаг, да ведь у него мачта одна, паруса друг друга не затеняют. Опять же, колеса не киль, в колее плотно сидят, никакого тебе бокового сноса. Чересчур сильный удар ветра просто положит буер на борт – если рулевой не ослабит шкот вовремя, или рычажный предохранитель не успеет освободить гик, чтобы тот провернулся вокруг мачты…

Пошли! Буер покатился сперва медленно; затем высокие колеса перевалили “стиральную доску”, вышли на сравнительно гладкую поверхность пустыни… Даже без колесных парусников игроки ходили бы по песку. Потому что вдоль берега зеленой каймой тянулся пояс корявых елочек с оборванными “новогодними” верхушками, разлапистых невысоких сосенок, у самой воды уже – плакучих ив, вперемежку с неизвестными Сергею кустами. Под ногами там корни, лужи, мусор от шашлычных компаний. Местные комары, издревле обитающие именно вот в прибрежных кустах, от поколения к поколению шлифовали мастерство иглоукалывания. Словом, ноги бить по болоту дураков нет!

Зато нашлись дураки нестись по ночной равнине без огонька, без компаса, даже без мата на ухабах, ибо секретная же операция. Скорость на глаз километров сорок – или от волнения десятку добавил? Как Абдулла находит путь? Хотя, он же тут раньше бывал, по светлому. Жесты капитана Сергей видел и понимал отлично. Ветер тянул пока что без единого рывка, буер повиновался легко. Сложно будет на обратном пути, особенно если ветер чуть зайдет к югу – придется возвращаться зигзагом, как он там зовется по научно-парусному…

Абдулла показывает ладони крестом – стоп! – шкот ослабить, вот парус утратил жесткость, а шкот освободился. Теперь подматывать парус. Тормоз выжать! На песок за буером падают грабли, для начального гашения скорости, а через пару мгновений уже настоящий стальной клык, останавливающий машину намертво. Если парус к этой секунде не свернуть, мачта ломается спичкой – но Сергей успел. Как в хорошей футбольной команде, никого не видя, новичок точно знал, кто где. По скрипам, по шорохам, даже по едва заметному ослаблению ветра, который справа заслонила корпусом и свернутым парусом “тройка”.

Жест: буерам разворачиваться, готовиться к обратной дороге. Жест остальным: за мной! Пошли!

Честно говоря, после жуткого безмолвного полета над буро-зеленым полуночным песком, Сергею оказалось вовсе пофигу, куда там семенит десант, и кого сейчас начнут штурмовать воины Харвы. Ни о чем не думая, только вздрагивая от выходящего через уши куража, Сергей выпрыгнул на песок, уже не обращая внимания на чуждую расцветку мира, скинул деревянную подушку, оперся на нее изогнутым ломиком. Надавил, выдрал из грунта якорь, заложил его на положенное место. Движением рычага поднял и защелкнул пре-стоппер, те самые грабли. Не стал форсить, разблокировал только левое большое колесо, и перекатил буер вручную, вокруг правого колеса… Вместе с игровым халатом и буером Шарк выдал еще пневматическое ружье – так оно и висело сейчас за низкой спинкой сиденья; новичок взял его чисто на всякий случай.

Ночь взорвалась криками, лязгом, знакомыми хлопками той самой пневматики – налет удался. Кого же там все-таки атакуют? Купцов Зибры? Скупщиков краденого Турклы? Точно не мирные поселения Пальмовой Дороги, Сергей помнил, они по карте точно направо. Ар-Шарлах куролесил слева, орали так, что не спутать. Это, получается, они наехали…

На Кимир.

На первую по силе команду игры. Харва и Кимир – государства. Только у них по несколько парусников, у всех прочих по одному. А достойную цель караванный выбрал! Если принесут хоть один вымпел, завтра у Кимира останется три буера…

От стены кустов бегут люди. Беречь тайну больше не нужно, рулевой “Туза” кричит:

– Сорок!

– Пятнадцать!

Сумма пятьдесят пять, пароль совпадает… Сергей убирает воздушку. Группа согласованно подбегает к “тройке”, ловко запрыгивает. Экипаж “Тройки” отпускает шкоты. Разворачивается гик – горизонтальная труба, на которую заведен нижний край треугольного паруса – парус надувается. Буер медленно переваливается, ползет левым галфиндом под набирающим еще большую силу рассветным ветром. Вот еще группа, грузятся в “Туз”; проворачиваются широкие высоченные колеса из алюминиевых планок – поехал и “Туз”. Где же караванный?

Караванный, как достойно предводителя и рыцаря, отступает последним. Отбежав шагов на десять от кустарника, он падает на колено, развернувшись лицом и оружием к черному зеву тропинки, ждет погоню. Сергей уже в кресле, распустил парус и даже взял ветер. Колесные тормоза держат, но, если ветер поднажмет, как бы мачту не согнуло… Вот из тоннеля в зарослях темные фигуры: погоня Кимира. Хлопок воздушки! Видно даже в ночи, как расцветает пятно краски посреди нагрудника первого. Тот картинно хватается руками за кляксу и падает лицом вниз. Фигуры за ним рассыпаются по кустам, стреляют с ходу, куда придется – конечно, мажут.

Абдулла подскакивает и бежит; Сергей без команды снимает буер с тормозов; караванный догоняет и заскакивает на подножку; рулевой восхищается точным движением. Раскрытая ладонь от себя – полный ход. Понятно, Кимир же сгорает от желания поблагодарить за побудку.

Ветер! Только бы ветер не зашел к югу, это же против курса будет! Придется брать правее, изворачиваться острыми галсами… А ведь именно там крикуны Ар-Шарлахи. Если они умеют не только пить по-разбойничьи, но еще и воевать с похмелья? Буер переваливает невысокие земляные волны. Когда бы не Лисова химия, сейчас бы зацепили колесом вон тот рельс, торчащий из песка – тут решетчатому барабану и абзац, а с ним и буеру… Над ухом тихий звон затвора, хлопок воздушки: Абдулла отстреливается. Погоня успешно попадает несколько раз в парус; Абдулла показывает ладонью змейку – тоже понятно, чуть левее, чуть правее. Это не мотоцикл, тут парус и ветер, все не то и не так, но Шарк объяснял змейку тоже… Черт, скольким вещам, оказывается, можно научиться всего за пару дней! Если, конечно, захотеть.