Заново, с новыми силами (СИ)

5

Зато ночью Злого мучили кошмары.

Ничего конкретного, одни неясные образы, таинственные, расплывчатые, загадочные и пугающие. Они клубились вокруг исполинскими темно-серыми тучами, зависшими в невообразимо огромном пространстве, говорили что-то на непонятном языке, угрожая и предостерегая, грозя раздавить своей массой, расплющить и смешать с пылью. Под самый конец сна Злой все-таки понял, чего от него хотели, эта мысль была проста и гениальна — он ждал подобного озарения долгие годы, но до сих пор оно на него не снисходило. И спустя миг после этого самого озарения одна из теней бросилась на него, оскалив уродливую черную пасть, в которой — Злой отчетливо это разглядел, что-то шевелилось.

Он подскочил на кровати, вскрикнув.

За окном уже светало, начинался новый день. Злой, придя в себя, поднялся, посмотрел на часы, и потопал на кухню — попить чаю. Поспать ему сегодня уже явно не светило. Пока чайник грелся, Злой смотрел на пламя и думал. Каждый миг горения этого огонька истощал запас топлива, ставшего теперь бесценным. Раньше он и не задумался бы над тем, что газ и электричество — такая ценность, они были чем-то само собой разумеющимся. Да уж, человечеству предстоит пережить еще одно мрачное средневековье. Знания забудутся, техника и инфраструктура придут в негодность, топливо закончится, и придется, как встарь, жить натуральным хозяйством под началом какого-нибудь лорда. Например, Христа, имперские замашки которого были понятны и естественны, но все равно пугали.

Именно поэтому нужно и важно сохранить как можно больше из того, что есть. Каждая капля былого наследия может сэкономить десятки лет в будущем.

Чайник закипел, Злой торопливо выключил газ. Бросил в кружку щепотку чая, залил водой, насыпал сахара.

Да, трудно будет, когда продуктовые запасы старого мира подойдут к концу. Трудно, поправил Злой сам себя, но терпимо. Вместо сахара мед, вместо газа — печки. Соль… А где ее добывают-то вообще? Злой слышал только про соляные копи где-то на Украине. По-крайней мере, надписи на пачках каменной соли были на украинском языке. Город еще есть такой — Соликамск, но где он?… Злой сидел, пил чай и хмурился. Вроде как все кажется нормальным. Но это — до поры до времени, пока вот так вот не сядешь в тишине и не задумаешься, сколько всего предстоит сделать. Горы свернуть — тьфу, мелочь. За одну жизнь всего явно не успеть, а дети уже не будут знать, что это за мир такой, и кто оставил все эти огромные дома и странные железные штуковины, гниющие повсюду. Вернее, знать-то будут, но не будут верить в то, что все это сделано руками их предков, а не какими-нибудь древними богами. И с каждым последующим поколением подобное мракобесие будет лишь укрепляться. Поэтому действительно важно, жизненно важно создать сейчас жизнеспособную общину, которая смогла бы не только выживать, но еще и копить наследие старого мира, а в перспективе — еще и когда-нибудь приумножить его.

Да, наверное, именно об этом и стоит сказать на тех самых дебатах в школе. Показать, так сказать, перспективы у двух кардинально различных путей развития.

Чтобы скоротать время, Злой решил почитать что-нибудь из хозяйских книг. На полках, помимо всяких женских детективов, нашлась неплохая коллекция исторических романов, приключений и классики. Особенно порадовал сборник рассказов и повестей Джека Лондона, который Злой тут же извлек с полки и погрузился в чтение «Белого безмолвия». Откуда было такое теплое отношение к Лондону и его творчеству, он не знал — память не давала никаких справок на этот счет, и это было даже хорошо. Если «безмолвие» в прошлой жизни было его любимым рассказом, то амнезия — это очень даже неплохо: можно было снова получить удовольствие от прочтения.

Увлекшись, Злой едва не опоздал на собрание, поэтому собирался второпях. Книгу на всякий случай захватил с собой, бросив на пассажирское сиденье.

К школе стянулась целая куча народа. Навскидку — человек триста.

Стояли кучками в школьном дворе, переговаривались, над чем-то смеялись. На вид — сущие оборванцы, несмотря на то, что хорошую одежду можно было достать не легко, а очень легко — зайти в ближайший магазин и порыться там. Кто-то был поддат уже с утра. Много курили. Что интересно, женщин Злой почти не видел — видимо, их решили не допускать до решения важных проблем. Вот тебе и эмансипация, и всеобщее избирательное право… Христос нашелся на втором этаже. Он вместе с Умником и еще какими-то парнями в камуфляже занял кабинет директора. Еще двое стояли при входе в актовый зал — показывали своим присутствием, что власти тут, и обо всём помнят.

Злой поздоровался, познакомился с присутствующими, и тут же забыл их прозвища.

— Не знаю, как у тебя, а у меня мандраж. — сказал Умник.

— Меня тоже потряхивает. — кивнул Злой, — Публики боюсь, наверное.

— Тут дело не в выступлении, — сказал Христос как-то глухо, видать, тоже волновался, — А в том, что мы не песни туда идем петь, а важные вещи говорить. И в том, что от результатов этого вот съезда КПСС зависит наше будущее, ни больше ни меньше.

Начали не ровно в 12, а на 20 минут позже, чтобы наверняка дождаться тех, кто мог опаздывать.

Вся команда Христа вышла из кабинета директора, и направилась в актовый зал, который находился буквально в двух шагах, и был забит до отказа. Христос сразу же протолкался на ближайшую к двери сцену (в противоположном конце зала была еще одна), а Злой с остальными остался стоять рядом, не в силах пройти дальше — толпа сбилась плотно, как в общественном транспорте в час пик. Если б не открытые настежь окна, в которые задувал свежий ветер, в зале была бы настоящая парилка.

Поднявшийся на сцену Христос помахал руками и галдёж постепенно стих, однако, еще какое-то время некоторые личности, перекрикивая самих себя, кричали «тихо!», пытаясь, очевидно, заткнуть друг друга.

— Здорово всем! — поприветствовал присутствующих Христос, — Сильно громко говорить не могу, поэтому давайте там потише!

— Слышь, Христос, может, на улицу переместимся? Тесно же! — выкрикнул какой-то заросший мужик, вызвав на свою голову целую бурю негодования, которая смолкала еще минуту, пока Христос снова не прикрикнул на толпу.

— Никто никуда не пойдет, это ж еще полчаса впустую! Тише там! — и, когда все замолкли, продолжил, — Короче, народ, дело в следующем… — градоначальник кратко изложил свое понимание нависшей над Вязьмой проблемы, в конце выступления обозначив пути ее решения. Говорил громко, уверенно, убедительно, короткими, рублеными фразами, и Злой признал, что, при всей внешней неказистости и глупой склонности к соблюдению протокола, оратором Христос оказался отличным. Публика его слушала, и, что более важно, понимала.

— И сейчас есть только два варианта. — сказал он, заканчивая выступление и показывая залу для наглядности два пальца, — Либо мы беремся за ум и начинаем работать для того, чтобы зажить нормальной жизнью, либо продолжаем валять дурака и зимой все дружно откидываем ласты. Да, именно так. И каждый из нас должен этот выбор сделать, отмазаться не получится. Либо одно, либо другое, потому что ситуация очень серьезная.

Кто-то в зале предложил вынести вопрос на голосование. Все загалдели, а Христос сказал:

— Не надо нам никакого голосования. Никто никого принуждать не будет. Грубо говоря, одни пойдут в одну сторону, а другие — в другую.

— Да нафига нам делиться вообще, я не понимаю? Христос, ты ерунду-то не неси, скажите ему, мужики! — бородатая личность в грязной футболке подала голос откуда-то с галерки, — Что это, значит, за отделения такие? Переживем мы зиму без всяких там… Устроил, понимаешь, тут трагедию, как я не знаю кто… Что нам, консервов не хватит? Не надо нам тут своё навязывать. Перезимуем сами, и неплохо перезимуем.

— Откуда такая уверенность? Ты, чтоли, по складам лазил и высчитывал, хватит или нет? И вообще, долго на полуфабрикатах протянешь? Не взвоешь посреди зимы, картошечки не захочется? А топиться чем будешь? Отопления-то тю-тю. И превратятся ваши красивые пятиэтажки в братские могилы.

— А хотя бы и я лазил да проверял. — нахмурился мужик, — Ты следил чтоль? Я, в принципе, согласен, что надо хозяйство поднимать, да вот только сейчас-то народ баламутить нахрена?

— Да затем, что время уходит!

— Да куда оно уходит, я не понимаю??! — возмутился мужик, незаметно собравший вокруг себя группу согласных с его мнением, — Куда нам торопиться? Знаешь, ты так и скажи сразу, что Вязьму под себя подмять хочешь. Видели мы и твои посиделки в администрации, и охранника-придурка, и секретутку-вонючку, — послышались смешки, — Так что нечего нам тут тоталитаризм разводить. Сами с усами, сообразим, как и что делать.

— Вот где я сказал, что собираюсь Вязьму под себя подминать? — вздохнул Христос, закатывая глаза, — Или, раз я хоть чем-то занимаюсь, пока ты водку жрешь да по бабам ходишь, значит, я тиран и деспот? Нормальный ход! — вяземский князь был возмущен, — Так давай я перестану. Не буду патрули организовывать, на газовую колонку забью, водовозку перестану гонять к вам, людей на отстрел собак собирать! Давай? Вас же тогда первых перегрызут к чертовой матери. Как раз рядом с общежитием машиностроительный завод, там собак — море. Ну, или, если не собаки, то вы сами поубиваетесь, допившись до белой горячки. Ты этого хочешь?

Разразился безобразный скандал. У Христа и его оппонента нашлись защитники, зал встал на дыбы. Какая-то бабёнка стервозного вида начала верещать и непонятно на кого обзываться, но ее быстро утихомирили и вытолкали из зала. За две минуты споров голоса в зале повысились до крика. Все орали, и стопроцентно бы пошли бить друг другу морды, если бы не Злой.

Ему быстро надоело слушать перепалку и пытаться понять, чья взяла, поэтому он просто и без затей вынул из висящей на поясе кобуры пистолет, и выстрелил в потолок три раза. Весь пафос момента испортила посыпавшаяся с потолка штукатурка, но на это можно было не обращать внимания. Установилась мертвая тишина. Злой взошел на сцену, встал рядом с Христом, окинул взглядом людей, смотревших на него со страхом, и сказал, не в пример Христу, тихо, заставляя всех находящихся в зале напряженно прислушиваться:

— Христос сказал, что никто никого не будет заставлять. Ваши мнения мы услышали. Кто с Христом — приходите завтра на перепись населения в администрацию. У тех, кто не придет, еще останется ровно месяц на то, чтобы передумать. Потом — хоть на коленях ползайте. И запомните вот еще что: миру конец. Люди вымерли. — это предложение Злой произнес веско и тяжело, как будто опустил на присутствующих в зале огромный валун, — И сейчас мы боремся не за то, чтобы пережить эту зиму, а за то, каким будет человечество. За то, что осталось от старого мира. За то, что достанется нашим детям. В наших интересах сохранить и передать как можно больше.

Злой замолчал, но тишину в зале нарушать никто не решался. Оппонент Христа что-то шептал на ухо своему соратнику.

— Все всё поняли? — спросил Христос, перехватывая инициативу, — Тогда завтра с утра начинаем перепись. Расходитесь. — он махнул рукой и первым направился к выходу.

Уже сидя в кабинете директора со своими приближенными, Христос сказал, что сам едва не обделался, когда Злой начал стрелять.

— Что уж говорить о том хмыре… Как его там? — спросил он.

— Космонавтом кличут. — ответил кто-то.

— …Космонавт, значит. Ну, космонавт так космонавт. А ты, Злой, хорошо сказал в конце. Веско. Люди чуют в тебе силу, и для нас это очень полезно. А стрельба… Да и хрен с ней. Может, их это в себя приведет. Встряхнет, покажет, что мир поменялся. Ты, кстати, зачем пистолет-то брал? — как будто невзначай спросил Христос.

— Привычка. — пожал плечами Злой, — Я кобуру с пояса и не снимаю уже, без нее себя голым чувствую. К тому же, живу на окраине, там опасно. Я даже в сортир со стволом хожу.

— М-да, дела… Боевой ты у нас. — улыбнулся Христос, но опасение в глазах не пропало, — Кстати, про перепись мы не договаривались.

— Ну, надо же как-то зафиксировать свою позицию, правильно? В этом деле официоз только поможет. Тем более, менталитет у нас такой — если записали в книжечку, то все, назад дороги нет.

Присутствующие посмеялись.

— Ну что, расходимся? — спросил Злой, — Дел, вроде как на сегодня больше нет.

— Да, можешь ехать. — кивнул Христос.

— Нужна будет помощь — говори.

Злой попрощался, вышел из школы, вокруг которой все еще стоял народ, с опаской косившийся на него, сел в машину, рыкнул пару раз мотором, и поехал домой.