Вместо обещанной недели, Злой вернулся в Вязьму через две с половиной, и запил по-черному.
На обратном пути он взломал магазин на трассе, выгреб из него весь алкоголь, который нашел, а по приезде заперся дома, и ушел в алкогольную нирвану.
Две недели он колесил по Смоленскому району, искал общины разбежавшихся из города людей, говорил с ними, высматривал. Его дважды чуть не пристрелили какие-то одичавшие придурки, он остался полностью без еды и воды, зарос грязью, отпустил бородку, истратил почти весь запас топлива — и всё впустую. Среди выживших её точно не было.
Пьяные ночи и похмельные утра мчались друг за другом, сливаясь в сплошную череду невыносимой головной и сердечной боли. Количество пустых бутылок возле дивана неуклонно росло, количество еды в доме катастрофически уменьшалось. Откуда-то появились гитара, на которой Злой пытался что-то наигрывать, и пел, нет, вернее, орал пьяным голосом что-то про любовь.
Иногда к нему приходил Умник, но неясно было, сколько именно раз он наведывался в гости на самом деле, а сколько — в пьяных снах и галлюцинациях. Он пытался урезонить Злого, отбирал у него бутылки, пытался вывести из этого свинского состояния, но ничего не помогало. Оскотинившийся пациент лишь пьяно хохотал, матерился, и читал вслух стихи о любви из лежащей на прикроватной тумбочке книги.
— Что мне теперь делать, Умник?… — хрипло говорил он со стеной, — У меня же теперь совсем ничего нет. Ни памяти, ни женщины, ни даже зацепки, где их искать. Я всё время жил тем, что доберусь до Смоленска, и там найду всё. И её, и свою память…
«И что тогда? Тоже начал бы пить от потери смысла жизни?»: отвечало видение.
— Нет… Всё было бы по-другому. — уверенно сказал Злой, — Знаешь, я понимал, что вероятность найти её практически нулевая. Мозгами понимал, но всё равно надеялся. То, какой она виделась мне… Представь, КАК я к ней относился, если ее образ настолько сильно впечатался мне в память, что даже эта хрень не смогла ее вытравить оттуда.
«Перестань жевать сопли»: непривычно жёстко отрезал Умник, — «Ты просто рохля и нытик. Я знаю, почему ты ноешь сейчас. Ты такой же, как Христос и Волчок. Такой же, как и тот сумасшедший поп в Смоленске. А знаешь, почему?…»
— Не тяни, говори…
«Христос ждал спасителей из Центра. Волчок тоже, но из Америки. Смоленский поп — с небес, в лице, ни много ни мало, а бога. Они все надеялись, что всё происходящее с ними — не навсегда. Что надо всего лишь немного подождать, напрячься — и после этого всё сразу же встанет на свои места. Память вернется, люди оживут, снова появится электричество и водопровод, и можно опять погрузиться в рутинный быт цивилизованного человека. Эта женщина — из той же оперы. Ты надеялся, что, найдя её, всё станет как раньше, а теперь твои иллюзии рухнули. Ты понял, что мир останется таким же, каков он есть. И теперь тебе трудно оттого, что ты больше не можешь притворяться, будто все вокруг — игра. Виртуальная реальность, выйти из которой можно в любой момент. Как будто реальный мир где-то рядом, за стеной. Существует параллельно нам. А вот хрен тебе, понял? Не будет ни танков с красными звездами, ни звездно-полосатых флагов, ни ангелов! Всё реально, и старого мира больше нет! Ты просто идеализировал образ той женщины, вложил в нее те надежды, оправдать которые она не смогла бы по определению. И память… А что, если тебе не понравится то, что ты вспомнишь? Сильно не понравится? Что, если ты был совсем другим человеком, например, отвратительным преступником? Предателем? Убийцей? Да хоть мужиком по вызову, в конце концов! Тебе станет легче, если ты это узнаешь? Да и какое вообще значение имеет старая память в новом мире? Ты — тот, кто ты есть сейчас, Злой. И не имеет никакого значения то, кем ты был раньше».
Постепенно в мозгах у Злого прояснилось, и Умник исчез.
В доме было темно, свечи не горели, лишь слышалось тихое тиканье часов, да луна смотрела прямо в окно, отражаясь в пустых бутылках. Злой потянулся, было, за стаканом, но тут же одернул руку. Пить ему больше не хотелось.
Утром, поборов страшный бодун при помощи аспирина и какой-то матери, Злой отдраил до блеска дом, выкинул мусор, и отнес остатки алкоголя в сарай — с глаз долой.
Затем сходил в баню, как следует помылся, выбрил лицо до синевы, и отправился в администрацию — пусть помятый и неважно выглядящий, зато одетый в чистое, выглаженный, аккуратно причесанный, и благоухающий одеколоном (при помощи которого надеялся скрыть жуткий перегар).
К Христу его пропустили без всяких преград. Тот сидел у себя в кабинете, на столе красовалась кипа бумаг, которую тот перебирал и что-то искал.
— Привет.
Христос поднял глаза и широко улыбнулся:
— Какие люди! — судя по всему, тот действительно был рад его видеть, и это очень грело душу.
— Ага… — только и смог выдавить Злой, стоящий, потупив взор. Он чувствовал себя очень глупо.
— Значит, нагулялся… Это хорошо. Умник очень обрадуется. Чего пришел?
— Работать хочу. — выпалил он, не раздумывая.
— О-о! Вообще супер. Значит, экзистенциальный кризис тебя точно миновал.
— Да я это… — начал, было, Злой, но Христос его прервал.
— Стоп! Не оправдывайся. То, что с тобой случилось — касается только тебя. Мне наплевать, как — главное, что ты это преодолел. Чем хочешь заниматься? Вакансий целый вагон.
— В армию хочу. Только, чур, не снабженцем.
— Стрелять хочешь?
— Да. — тяжело обронил Злой, — Хочу.
Христа, похоже, это только обрадовало.
— Хорошо. Будешь у нас взводным. Езжай в часть, там тебе Виктор всё объяснит.
Злой собрался, было, уходить, но обернулся в дверях и спросил:
— Слушай, когда ты понял, что Центра нет… Что ты почувствовал?
Христос поднял глаза от бумаг и серьезно взглянул на своего визитера:
— Страх и дезориентацию. Было еще много всего, но эти два чувства были основными. Страшно было от того, что старого мира я больше никогда не увижу, и я не знал, что с этим делать. Руки опускались, хотелось сдохнуть. Я ответил на твой вопрос?
Злой кивнул и вышел.
В части кипела жизнь. Виктор восполнил потери, понесенные при штурме Сафоново, и нещадно гонял как новобранцев, так и стариков, как он сказал «повышал квалификацию». Даже дебилы перестали выглядеть полными олухами, и уже что-то более-менее усвоили. Однако, это не исправило того, что в эмоциональном плане у них оставался вагон проблем, они почти не умели говорить, и в повседневной жизни соображали очень туго.
— Это у вас не тренировка получается, а дрессировка. — сказал Злой, и Виктору сравнение очень понравилось.
— Это да, это верно подмечено. — хохотнул он, — Но у нас просто нет времени их комплексно восстанавливать. Новая войнушка намечается.
— С кем? — удивился Злой.
— А с твоими старыми друзьями из Гагарина.
— Да неужели? В последний раз, когда я там был…
— Ага, я помню. Кстати, ты так и не рассказал, что там случилось.
— Как-нибудь в другой раз. — поморщился Злой, не любивший вспоминать тот случай, — Так все-таки…
— У них там какой-то новый бугор появился, на нас напасть хотел. Приехала его братва на пяти машинах. Уехала только одна. — гордо сказал Виктор, — Мы скоро к ним собираемся.
— А чего так тянете? У нас же БТР-ы, мы их в блин раскатаем и без всяких предварительных ласк.
— Это верно, но нам надо армию натаскивать. Опыт — штука посильнее бэтэров.
Злой не мог с этим не согласиться. Остаток дня он принимал взвод, знакомился с бойцами, среди которых оказалась пара его бывших курсантов, со времен первого набора, и проводил занятия, а вечером отправился в библиотеку — поблагодарить Умника за то, что пытался его вытащить.
Там он застал интересную картину.
У Умника был гость, с которым они о чём-то беседовали, и Злой, неслышно подкравшись к двери, застал окончание разговора.
— Отдай мне ее. Или давай обменяемся. — говорил гость, — Хороша больно. Можешь мою забрать, она тоже ничего.
— Не, не хочу. Меня пока все устраивает.
— Ну так, а если повысить цену? Скажем, в обмен на мою и бутылку вискаря? Литр. Как от сердца отрываю, между прочим!
— Литр… — задумался Умник, — А вот это уже интересно. А твоя, кстати, как вообще?…
— Горяча-а… — довольно протянул гость, — Ой, как горяча. Сам бы пользовал, да вот запала мне твоя в душу. Уж больно хороша.
— Ладно, я подумаю. Заходи завтра.
— Хорошо! — гость вышел, и испуганно вскрикнул, натолкнувшись в дверях на Злого. Тот оскалился, пробормотал извинения и, подождав, когда мужик покинет библиотеку, улыбнулся Умнику.
— Привет.
— Привет. — они пожали друг другу руки.
— Вот, зашел спасибо сказать. За то, что пытался меня вытащить.
— Да не стоит… У меня же ничего не получилось, ты, как я вижу, сам отошел, без моей помощи.
— Ну, не скажи… — задумчиво протянул Злой, вспоминая свой ночной спор с галлюцинацией, — Слушай, я тут случайно ваш разговор подслушал, вы о чем вообще?
— Да вон, о ней. — Умник равнодушно махнул рукой в угол, и Злой, посмотрев туда, заметил, что они в читальном зале не одни.
В дальнем от двери углу хлопотала стройная темноволосая девушка — вытирала пыль с полок. Она испуганно обернулась, показав симпатичную мордашку, и тут же вернулась к своему занятию. У Злого глаза полезли из орбит.
— В смысле?… О ней? Менять собрались?… Что-то я не пойму.
— Да-да, о ней. Ты не застал, не знаешь. Мы ж Сафоново, получается, присоединили. У нас там теперь гарнизон, наместник, все дела. А эта девка, она Сафоновская. Там часть населения в городе оставили, а часть сюда забрали — что-то типа заложников, чтоб они не бунтовали. Вот мы их промеж собой и распределили, чтоб не кормить за просто так. Пусть трудом свою вину искупают.
Злой даже не знал, как на это отреагировать.
— И ты её… Да?
— Что? — не сообразил сперва Умник, — А! Ну да. — он широко улыбнулся, — А что? А, или ты сам хочешь?
— Нет, спасибо… — пробурчал Злой, — Слушай, что за дела? Не кажется ли тебе, что это перебор? Ну, ладно, захватили. Гарнизон, наместники, игры в империю. Но это… Это же натуральное рабство!
— Ай, скажешь тоже… — отмахнулся Умник, — Никакое это не рабство. Нам рабочих рук не хватает и зимой жрать будет нечего, если мы этих вот предателей кормить за просто так будем.
— Да какие они предатели?… — возмутился, было, Злой, но Умник на него чуть ли не набросился.
— А такие! — вскрикнул он, — Страна в руинах! Людей нет! А эти сволочи вместо того, чтобы помогать ее восстанавливать в игрушки играют и американцев ждут! Это по-твоему нормально? Это по-твоему не рабство — самих себя иностранцам добровольно в плен отдавать? Да они сами себе такую судьбу хотели, вот теперь пусть и искупят! И эта шлюха пусть спасибо скажет, что ее кормят, поят и регулярно трахают вместо того, чтобы отвести вместе с остальными в овраг, и из пулемета по ним пройтись!
Впервые Злой видел Умника в таком состоянии. Он говорил ужасные вещи, и это пугало, но, в то же время, Злой почувствовал себя неправым. Если уж Умник с его-то мозгами говорит так, то может, это Злой в чем-то ошибся? Да, действительно, в его словах была доля истины, но как-то это было не по-людски.
— Ладно, забудем. Наверное, ты прав. — опустил голову Злой, и Умник тут же успокоился, — В баню пойдешь сегодня?
— Конечно! Могу и ее захватить! — подмигнул он.
— Не, давай по старинке, тесной мужской компанией. — Злой попытался улыбнуться, но получилось больше похоже на оскал.
Умник говорил прямо при ней, как будто она и не человек вовсе, а вещь… А может, к ней и правда стоило так относиться? Может, Злой что-то упустил? Он окончательно запутался.
Всего месяц прошел — и такие кардинальные перемены, причем, не столько в самом городе, сколько в сознании населяющих его людей. Злой чувствовал себя так, будто его заморозили сто лет назад, а сейчас вытащили из морозилки и пинком выкинули в дивный новый мир, с новой политической картой, другой моралью и измененными ценностными установками. В мир, где что-то явно пошло не так.
Что с этим делать Злой пока не знал, но очень надеялся в самом скором времени определиться.
Как-никак, ему предстояло жить в этом городе.