Законник

Глава 3 Король Иарус Молниеносный

Кристально кристально-чистый голос маэстро Велидетто Инзаги, раздающийся в Большом зале для приёмов, обычно заставлял короля забывать про всё и вся. Чарующий голос кастрата творил с душой Иаруса Молниеносного что-то необыкновенное и открывал в словах обычных в общем-то песен другой, скрытый смысл. Стоило певцу запеть, и перед мысленным взором восседающего на троне Иаруса возникали неприступные замки и бескрайние степи, штормовые моря и заснеженные пики, прекрасные принцессы и мужественные воины. Даже гимн «Славься, Делирия, в веках» Велидетто исполнял с таким чувством, что известные с детства слова начинали искриться новыми гранями. А стремление к расширению королевства, прописанное в нём давно забытым поэтом, горячило кровь короля и вызывало в нём неудержимое желание расширить Делирию «от царства тьмы и до Эмейских гор».

Правда, в этот раз, слушая чарующий голос маэстро Велидетто, Иарус Молниеносный чувствовал не привычное томление души, а лёгкое раздражение: для того, чтобы раздвинуть границы королевства до этих самых Эмейских гор, требовалось захватить Элирею. Ту самую Элирею, в которой, кроме набивших оскомину воинов Правой Руки, вдруг появился ещё и свой Видящий!

«Ничего… Войти в силу я тебе не дам… А когда тебя не станет, я сровняю стены Арнорда с землёй. И построю на месте дворца Скромняги огромный хлев…» — слушая заключительное «Славься-а-а-а», пообещал себе король. А к моменту, когда в зале прозвучал густой бас церемониймейстера, объявляющего о появлении в Большом зале для приёмов военного вождя народа равсаров Беглара Дзагая, монарх успел настроиться на рабочий лад.

Однако удержаться в этом состоянии ему удавалось недолго. Как только в дверном проёме возник силуэт горца, Иарус Молниеносный почувствовал, что на него накатывает мутная волна бешенства: военный вождь равсаров оказался на две головы выше и в полтора раза шире латников, стоящих по обе стороны от дверей!

— Его называют Равсарским Туром… — восхищённо прошептал стоящий рядом с троном Таран. И тут же замолк. Видимо, почувствовав раздражение короля.

«Тур — это горный козёл…» — ревниво сравнивая руки горца со своими, злобно подумал Молниеносный. И… чудовищным напряжением воли убрал правую ладонь с рукояти меча, а с лица — выражение угрозы…

Тем временем Беглар Дзагай и его немногочисленная свита добрались до центра зала и, проигнорировав инструкции, полученные от церемониймейстера, замерли не на выложенном морёным дубом чёрном квадрате, а всего в паре шагов от трона! Потом Равсарский Тур скрестил руки на груди и рыкнул:

— Ты позвал, и я пришёл… Говори…

«Дик и совершенно неуправляем. Ни во что не ставит своих врагов и всех не-равсаров. Способен на любую подлость… но только по отношению к чужим. Зато со своими соплеменниками — пример для подражания: он кристально честен и болезненно справедлив…» — мысленно повторив про себя характеристику, данную Беглару Дзагаю графом Игреном,[12] король Иарус шевельнул пальцем, и начавшийся в зале ропот мгновенно стих…

— Добро пожаловать в Свейрен, вождь! Крови врагов твоему мечу, мужества — твоим сыновьям и дерева — твоему очагу…

— Твёрдости твоей деснице, остроты — взору и силы — чреслам… — услышав знакомое приветствие, привычно отозвался вождь. А потом криво усмехнулся: — А что, кроме этих слов, ты знаешь о равсарах, долинник?

— Немногое… — не отрывая взгляда от чёрных глаз горца, усмехнулся Иарус. — Вы — воины. Держите данное слово. И что чтите заветы своих отцов… Для меня этого достаточно…

— Достаточно для чего?

— Для того чтобы предложить тебе свою руку…[13] — Иарус повторял вызубренные предложения слово в слово. Не позволяя себе добавлять в них ничего лишнего.

— Для того чтобы предлагать руку равсару, надо… — начал было Тур. Но закончить предложение не успел: повинуясь жесту Иаруса, Таран сделал шаг вперёд и протянул вождю горцев окровавленный мешок.

— …надо быть равсаром… — кивнул король Иарус. — Или тем, кого равсар назовёт своим братом…

Беглар Дзагай щёлкнул пальцами, и один из его воинов, скользнув вперёд, принял из рук телохранителя Молниеносного кровоточащий подарок. А потом, заглянув внутрь мешка, расплылся в ослепительной улыбке.

— Что там? — нахмурился Тур.

— Голова Шайдара, дватт![14]

— Что? — С лица вождя мгновенно слетела маска невозмутимости, и он, вырвав из рук своего соплеменника мешок, вытряхнул на пол его содержимое…

— Голова… и печень похитителя твоей сестры… — негромко сказал Молниеносный. И, увидев выражение лица горца, мысленно пообещал себе наградить графа Игрена.

Подняв с пола голову своего бывшего соплеменника, Равсарский Тур с омерзением плюнул в мёртвые глаза, а потом вопросительно посмотрел на короля:

— А что с Адилью?

Следуя советам начальника Ночного двора, король приложил к груди кулак и воскликнул:

— Славных дочерей рождают матери равсаров! Радуйся, вождь: перед смертью этот… пересохший кусок кизяка сказал, что твоя сестра сберегла свою честь и совершила альджам.[15] Ещё четыре года назад, в день своего похищения…

Горец гордо расправил плечи и улыбнулся:

— Она была настоящая гюльджи![16]

— Вне всякого сомнения… — кивнул монарх.

— Что ж… Значит, мой ардат[17] завершён… — Равсарский Тур швырнул голову врага на пол и поставил на неё правую ногу. А потом вопросительно уставился на Молниеносного: — Завершён… благодаря тебе, дватт. Но для того, чтобы стать мне братом, этого мало. Скажи, зачем тебе надо было посылать людей за этой тварью?

— Я — волк… — ответил давно ожидавший этого вопроса Иарус. — Такой же, как и ты. Я рву овец, населяющих этот мир… И живу в мире с себе подобными…

— Волк… Я о тебе слышал… — согласился Тур, посмотрев на простые ножны и лишённую каких-либо украшений рукоять меча Молниеносного. — Однако ты не ответил на мой вопрос…

— Отвечаю… — усмехнулся Иарус. — Я никого не посылал. Королевство Ратмар, приютившее того, кто предал законы твоего народа — будущая часть моей Империи. Так что моих людей там хватает: прежде чем начинать войну, я должен знать, сколько солдат в гарнизонах крупных городов; какие колодцы лучше отравить, а какие — оставить для своей армии; в каком месте мне давать бой и где этого делать нельзя. В общем, когда мне доложили, что в одной из деревень недалеко от Нивейла[18] живёт простоволосый равсар, я не поверил: о том, что воины вашего народа никогда не поселяются в долинах и не расплетают кос, знает даже ребёнок…

— Он перестал быть равсаром в тот день, когда покусился на честь моей сестры… — мрачно буркнул Тур.

— Волк, предавший свою стаю, превращается в бешеного пса… — пожал плечами Иарус. — А таких надо уничтожать. Вот я и приказал с ним разобраться. Ну а когда мои Барсы сломили его волю, и он рассказал, что оскорбил такого же волка, как и я, я решил, что твоя кровь — моя кровь…

Вождь испытующе посмотрел в глаза Иарусу, потом наклонился, поднял с пола печень своего врага и осклабился:

— Ты разделишь со мной ужин, брат?

— Сочту за честь, брат… — мысленно поздравив себя с победой, ответил король. И, жестом приказав телохранителям держать дистанцию, встал с трона: — Пойдём в трапезную… Поднимем кубки за посмертие нашей сестры…

…Невероятные истории, рассказываемые о нравах равсаров, оказались правдой: они действительно ели печень своих врагов, действительно не пили вина и действительно не отличались многословием. Кроме того, они не бахвалились своими подвигами в бою и постели, не тискали молоденьких служанок и не крали золотую утварь.

«Ну, и кто назвал их дикарями? — то и дело спрашивал себя Иарус, глядя, как свита новоявленного «родственника» ведёт себя за столом. — Эти — утоляют голод. Мои придворные — жрут. Эти — пьют кобылье молоко. А мои вассалы — упиваются вином. Эти следят за каждым сказанным словом, а делирийцы, упившись, вообще перестают соображать… И ведь дело не в поминках…»

Дело действительно было не в поминках — подняв за посмертие сестры три или четыре кубка, Равсарский Тур посчитал свой долг перед усопшей выполненным и вспомнил о новом, взятом на себя только что.

— Скажи, брат, а у тебя есть враги? Не те овцы, которым ты рвёшь глотки походя, не останавливаясь, а такие, с которыми не зазорно скрестить меч?

Молниеносный отставил в сторону свой кубок, обмакнул губы куском выбеленного полотна и кивнул:

— Да, есть…

— Как их имена? — прищурился равсар.

— У них нет имён… — точно следуя инструкциям графа Игрена, король гордо расправил плечи и слегка задрал подбородок: — Только прозвища. Утерс Молчаливый, Утерс Неустрашимый, Утерс Законник…

— Достойные враги… — восхитился Тур. — Тебе есть чем гордиться, брат! Как говорят у нас в горах, имя врага говорит о воине больше, чем имя друга…

— Я слышал эту поговорку… — кивнул Иарус. — Тот, кто это сказал, был мудрым человеком…

— Скажи, брат, а ты не будешь против, если я возьму на себя этот твой ардат?

Монарх мысленно повторил нужную фразу, выдержал небольшую паузу и пожал плечами:

— Мой дом — твой дом… Моя кровь — твоя кровь… Мои враги — твои враги…

— Хейя!!! — От слитного рёва равсаров из окон чуть не повылетали витражи, а одна из подавальщиц от страха выронила из рук поднос с жареными перепелами.

— Скажи, а где находится их родовое гнездо? — удивлённо покосившись на до смерти перепуганную девушку, спросил Тур.

— В самой середине Ледяного хребта… В долине Красной Скалы…

— Они горцы? — искренне удивился равсар.

Иарус кивнул.

— Что ж… Тем интереснее будет наша охота…