Законник

Глава 2 Граф Томас Ромерс

Петли дверей кордегардии были смазаны на совесть. Однако в предрассветной тишине их еле слышный скрип прозвучал, как гул сигнального колокола. Томас потёр пальцами слипающиеся глаза и вгляделся в темноту, пытаясь увидеть силуэты начальника караула и идущих на посты часовых.

Яркий сноп искр, разорвавший ночную тьму, заставил его вздрогнуть. А когда перед дверями кордегардии полыхнуло пламя разгорающегося факела, граф с трудом удержался от возмущённого восклицания: полуголое тело, пытающееся построить в одну шеренгу сонных стражников, оказалось не кем иным, как десятником Гмырей! Судя по всему, собирающимся идти менять часовых в одних штанах! И даже без оружия!

«Видело бы тебя твоё начальство… — ошалело подумал граф. — Думаю, плетей двадцать ты бы точно заработал…»

Тем временем десятник душераздирающе зевнул, почесал внушительное пузо и выдал весьма забористую тираду. Из которой следовало, что основная масса стражников Кижера состоит из «грязных свиней», «сонных недоумков» и «тупорылых баранов», в принципе не способных понять, что такое строй, чем отличается караул от похода к девкам и как надо смотреть на «высокое» начальство.

Не согласиться с ним оказалось невозможно — назвать строем то, что изобразили «доблестные» воины Кижера, у Томаса бы не повернулся язык. Назвать этих сонных раздолбаев воинами — тоже.

«Ставлю свой топор против медной монеты, что, добравшись до поста, минимум половина стражников сразу же заснёт…» — хмуро подумал граф. И принялся вглядываться в лица тех, кому доверили покой горожан…

…Разглядеть черты лиц стражников с чердака дома горшечника Мардуга было довольно сложно. Но к тому времени, как строй стражников неторопливо двинулся к городским воротам, Ромерс твёрдо уверился в том, что человека, подходящего под описание, данное Угрем, среди них нет. И хромающих на правую ногу — тоже. Поэтому он расстроенно вздохнул и приготовился ждать ещё два часа. Однако стоило ему потереть слипающиеся глаза, как в дверном проёме кордегардии возник ещё один стражник. И, зачем-то врезав щитом по стене, неторопливо пошкандыбал к городским воротам.

«Он!!!» — увидев, как солдат припадает на правую ногу, подумал Том. И метнулся к спящему на копне сена сюзерену…

…Аурон Утерс оказался на ногах, ещё не успев проснуться. И сразу же перетёк к щели в крыше, через которую было видно площадь перед кордегардией.

— Идёт к воротам, ваша милость… — еле слышно прошептал Ромерс.

— Вижу… — отозвался Утерс. Потом одёрнул свой бесформенный балахон, накинул на голову капюшон и слегка задрал правый рукав. Так, чтобы из-под него было видно край наручных ножен. Ещё пара мгновений на приведение одежды в надлежащий вид — и перед изумлённым Томом возник самый настоящий убийца Серого клана.[10] Такой, какими их описывала народная молва.

Лёгкая сутулость, чуть согнутые в локтях руки, бесшумный шаг — от этого человека веяло опасностью. Настолько сильно, что Ромерсу даже захотелось положить ладонь на рукоять своего топора…

— Ты-то готов? — закончив преображение, вполголоса поинтересовался Ронни.

Том оглядел себя с головы до ног, тоже накинул на голову капюшон, слегка сгорбил спину и выдохнул:

— Угу…

— Тогда я пошёл…

…Толпа часовых, только что сменившихся со своих постов, ввалилась в кордегардию с таким шумом, что перебудила всю Глиняную слободу. В окрестных дворах забрехали собаки, из дома чуть выше по улице раздался чей-то раздражённый рёв, в конюшне таверны «Гнутый вертел» заржали лошади, а где-то далеко, в районе Базарной площади, заревел осёл.

— Доброе утро, Кижер! — криво усмехнулся Ромерс. И уставился в ночную тьму рядом с городскими воротами.

Минут десять ожидания, и от ворот в направлении кордегардии двинулось пятно мрака. Постепенно превращаясь в силуэт Оглобли.

Воин очень торопился. Поэтому припадал на ногу заметно сильнее, чем тогда, когда шёл на пост.

«Согласился? — ошалело спросил себя Том. И тут же ответил: — Наверняка. Иначе бы не оставил свой пост… М-да… Значит, скоро мой выход…»

Тем временем Оглобля добрался до кордегардии, рванул на себя дверь и скрылся внутри.

«Десятник Гмыря? — загадал Ромерс. — Или кто-нибудь ещё?»

Через пару минут из здания вышли сразу четыре (!) человека. Воины лениво оглянулись по сторонам и, не особенно скрываясь, быстрым шагом двинулись к воротам.

«Ого! Про половину стражи Угорь не соврал…» — хмуро подумал граф. И затаил дыхание…

…Следующие пять минут показались графу вечностью: там, в кромешной тьме под надвратной башней, происходило неизвестно что. То ли торг, то ли попытка ареста. Нет, сомнений в том, что Аурон Утерс сможет за себя постоять, у Тома не было. Но неизвестность и желание оказаться рядом с сюзереном жгли его душу похлеще калёного железа.

Поэтому, увидев два снопа искр от кресала, он почувствовал нешуточное облегчение. И, сорвавшись с места, ринулся вниз по лестнице. Впрочем, вбитые в него за год рефлексы сделали своё дело — он слетел на первый этаж совершенно бесшумно. Наступая точно на шляпки гвоздей, вбитых в ступени. И, оказавшись рядом с замотанным в ковёр человеком, лежащим рядом с входной дверью, присел на корточки.

Отогнув в сторону угол плотной ткани, Ромерс нащупал головку иглы, о которой говорил Аурон Утерс, и аккуратно потянул её на себя.

Мгновение — и пленница тут же забилась в конвульсиях. А из-под кляпа раздалось истошное мычание.

Стараясь не думать о тех ощущениях, которые сейчас должна испытывать бедная девушка, Томас одним движением забросил свёрток на плечо, и, открыв дверь, выскользнул на улицу…

…— Деньги! — в хриплом шёпоте одного из стражников, стоящих у герсы городских ворот, звучала неприкрытая алчность.

— Отдам ЗА ВОРОТАМИ. Как и договаривались… — отозвался Ронни. — Половину вы уже получили…

— Четыре золотых — маловато… А вдруг это какая-нибудь дворянка? — поддержал товарища второй солдат. — Думаю, надо накинуть ещё столько же. За риск…

— Уговор дороже денег… — усмехнулся Утерс, видимо, ничуть не удивлённый тем, что его собеседники пытаются поднять цену за свои услуги. — Впрочем, я могу заплатить вам восемь золотых. Но в следующий раз пойду через Восточные…

— Копыто, Лапоть! Бегом к вороту! Поднимите решётку… Живо… — зашипел Грива, мгновенно сообразив, о чём именно говорит Серый. — Мои люди пошутили… Уговор есть уговор… Не обижайся, брат…

«Брат… — прижимая к себе бьющуюся пленницу, мысленно поморщился Томас. — Знал бы ты, кто перед тобой стоит… Впрочем, скоро узнаешь…»

…В это время где-то над их головами заскрипел ворот, и решётка медленно поползла вверх. Чтобы замереть на высоте в половину человеческого роста.

— Оглобля, засов! — приказал десятник, и хромой стражник, ужом проскользнув под герсой, вцепился в совершенно неподъёмный брус…

— Твои деньги, Гмыря… — буркнул Ронни, дождавшись, пока массивная створка сдвинется с места.

Десятник вытянул перед собой ладонь… и потерял равновесие, оказавшись в болевом захвате. А в щель между воротами уже влетал кто-то из воинов Правой Руки…

…Первое, что увидел Томас, поднявшись на эшафот, был топор палача. Широченное отточенное лезвие, отполированное до зеркального блеска топорище, выжженное рядом с обухом клеймо Кижера. Невольно поёжившись, граф прикрыл глаза и вздрогнул: перед его мысленным взором возник Кровопийца — топор Жака Оттса, коменданта Последнего Приюта. Потом он вспомнил ту выщербленную деревянную колоду, покрытую бурыми пятнами от засохшей крови, тот столик с пыточным инвентарём и то людское море, напирающее на тоненькую стену из латников городской стражи, стоящую по периметру эшафота.

Воспоминания оказались такими острыми, что он почувствовал, как заколотилось его сердце, а по спине покатились капельки холодного пота.

С трудом заставив себя оторвать взгляд от топора, он посмотрел на графа Утерса и криво усмехнулся: его сюзерен был абсолютно спокоен! На его лице играла едва заметная улыбка, а в глазах…

Что именно было в глазах Ронни, граф так и не понял: Утерс-младший поднял руку, и на Лобной площади Кижера наступила мёртвая тишина:

— Барон Одвид… господа… дамы… воины городской стражи… жители Кижера и гости баронства! Я, граф Аурон Утерс, Указующий Перст его величества Вильфорда Четвёртого Бервера, обвиняю капитана городской стражи сотника Ширвана Крейдо в преступном пренебрежении своими обязанностями, мздоимстве и использовании служебного положения в корыстных целях. Сегодня ночью его подчинённые — десятник Гмыря Паук, рядовые Верис Оглобля, Эрод Лапоть и Марк Копыто, — получив четыре золотых от убийц Серого клана, открыли городские ворота. И позволили вынести из города похищенную дворянку…

Капитан Крейдо, стоящий рядом с креслом своего сюзерена, смертельно побледнел. А Утерс-младший бесстрастно продолжил перечисление преступлений, совершаемых в городе при попустительстве начальника городской стражи:

— Кроме того, за последние двое суток мои воины, переодетые купцами, охотниками и нищими, пытались ввезти в Кижер оружие, пушнину и негодное к употреблению мясо. Оказалось, что большинство купцов и крестьян, ввозящих свои товары в город, вынуждено платить не только мытарям, но и нечистым на руку стражникам. И что за взятку в город пройдёт даже армия Иаруса Молниеносного…

В толпе раздались смешки, а какой-то разбитной парень в домотканой рубахе, явно находящийся в лёгком подпитии, возмущённо воскликнул:

— Насчёт армии — не знаю, а позволять выносить наших баб — это чересчур…

Ронни мрачно посмотрел на крикуна, и парень тут же заткнулся.

— Согласно Уложению, преступления, совершённые при исполнении служебных обязанностей, являются прямым оскорблением короны и расцениваются, как дискредитация королевской власти. То есть своими действиями вышеупомянутые должностные лица оскорбили самого короля. Властью, данной мне его величеством Вильфордом Бервером, я, граф Аурон Утерс, приговариваю капитана городской стражи Ширвана Крейдо, десятника Гмырю Паука, рядовых Вериса Оглоблю, Эрода Лаптя и Марка Копыто к смерти через повешение. Приговор окончательный и обжалованию не подлежит…

Из толпы дворян и состоятельных горожан, стоящих по левую руку от эшафота, в так называемой Белой части площади, раздался истошный женский крик. Мгновением позже дёрнулся и капитан. Но, почувствовав, что в его плечи вцепились воины Правой Руки, с ненавистью прошипел:

— Законник…

Граф Утерс и бровью не повёл:

— Касательно остальных солдат городской стражи, уличённых в мздоимстве, я скажу следующее: барон Одвид Кижер взял на себя их вину и пообещал лично ответить за них перед его величеством. Поэтому сегодня их на эшафоте нет…

В устах Ронни слово «сегодня» прозвучало с такой угрозой, что задёргались даже латники, стоящие лицом к толпе. А среди простонародья раздались смешки…

— Ну, и последнее. Проверки гарнизона, подобные этой, будут проводиться регулярно. Поэтому всем тем, кто собирается продолжать свой преступный промысел, можно начинать прощаться со своими десницами[11] и головами… Палач?

— Да, ваша светлость! — дюжий мужчина, прячущий лицо под красным колпаком, вытянулся в струнку.

— Можешь приступать…