Закон маузера

Глава 9 БЕЛОЕ И ЧЁРНОЕ

Газета «Биржевые ведомости»:

Весь день и всю ночь мела метель.

Ветер сотрясал стены теплушки, гудел и выл в трубе, заставляя жаться к самой печке, тянуть руки к живому теплу, к огню.

Казалось совершенно невозможным выйти наружу, в холод и снежную круговерть, но служба есть служба.

Текинцы то и дело прогревали двигатели бронеавтомобилей, заботливо смазывали «железных коней» где положено и совершенно не теряли своего природного оптимизма.

Саид Батыр вопил, что, пока не заведёт пару броневиков, не согреется, а уж провернуть холодный двигатель вручную — работка та ещё.

И сердар не отходил от своего бронированного хозяйства, гонял взводных и рядовых, сам не вылезал из бронированного нутра то «Гарфорда», то «Остина».

А иначе какой с него командир, коли не знает, чем командует?

Вот и ползал по броне, вникал во всяческие особенности, научался понимать и чувствовать механизмы, следить за пушками и пулемётами.

А общее напряжение росло, атмосфера электризовалась, все хоть раз, да оборачивались в сторону севера, где засели красные.

В бинокли различалось смутное движение, но, что оно означало, понять было трудно.

Наступление объявили на второй день.

Как раз утихла вьюга, расписав степь своими намётами, и далеко-далеко в белом поле проклюнулись чёрные крапинки.

Потом оттуда донёсся гул, и в какой-то сотне саженей от эшелона стали рваться снаряды — заработала большевистская артиллерия.

Снега намело столько, что взрывы пучили степь одними белыми да сизыми клубами, не вздыбливая чёрную землю.

— Тревога! — раздавались команды. — В укрытие! Ложись!

Надрывно загудел паровоз, оттягивая теплушки, а от Горловки уже подкатывал тяжёлый бронепоезд «Дроздовец», выкрашенный в защитный белый цвет.

На железной площадке, среди обваленных и обгоревших мешков с землёй, исковерканной брони и тел в тлевших шинелях, воздвигся командир бронепоезда в тужурке, почерневшей от машинного масла.

Это был капитан Рипке, невысокий, с очень маленькими руками, со светлыми волосами, стриженными бобриком, всегда сдержанный.

— Господин полковник! — прокричал он, склоняясь к подбегавшему Туркулу. — Разрешите доложить, мост взят!

— Отлично, капитан! Полный ход вперёд, прикрываете левый фланг!

— Слушаю, господин полковник.

«Дроздовец», грохоча и выкидывая из топок чёрный дым, покатил, набирая скорость.

Кирилл, провожая взглядом стальное чудище, скривился: низ серой брони был заляпан кровью. Давил он, что ли, большевиков?

— Саид! — заорал Авинов. — Умар! По машинам! Заводи!

— Есть! Есть!

Взрёвывали двигатели, извергая чёрный дым.

Грозно пошевеливались башни.

Громыхнуло в поле, и снова разворотило снега воронками.

Шальной снаряд пробил стенку вагона и разнёс его на досочки, оголяя ржавый каркас. На левом фланге гремел сильный огонь. Батальон построился для атаки.

— Капитан Гулевич! Батарею на позицию!

Едва слышный, донёсся спокойный голос артиллерийского капитана Гулевича, командира 1-й батареи: «Передки к орудиям! В передки! По коням! Вперёд! Рысью ма-арш!..»

Подскакивали на ухабах передки, срывались плохо подвязанные винтовки, котелки, вещмешки.

Пушки с грохотом и лязгом, расшвыривая снег, вылетели на передовую.

— Налево кругом! — командовал Гулевич. — Стой! С передков! Прямо по окопам! Прицел пять-ноль! Огонь!

Батарея открыла беглый огонь и била почти в упор — снаряды летели над головами дроздовцев.

Чуть дальше заговорила 7-я гаубичная.

— По пехоте! Прямой наводкой! Гранатой! Прицел сорок пять! Беглый огонь!

В степи показались густые цепи красных. С правого фланга заблистали шашки.

— Кавалерия!

— По кавалерии, пальба батальоном!

Большевистские цепи надвигались, накатывался вой, кашель, звон манерок и глухие крики: «За советскую власть!», «Бей кадетов!», «Смерть золотопогонникам!», «Вперёд, товарищи!».

Гулевич надрывался:

— Стой! Отставить гранаты. Шрапнелью! Прицел сорок!

Рядом отдавал команды Туркул:

— Батальон, поротно в цепи! Вторая, четвёртая роты слева, первая и третья — справа. Ровным шагом! Дистанция между бойцами в цепи — четыре шага!

Командиры рот, выхватывая револьверы, уводили в бой своих солдат:

— Вторая рота, за мной!

— Четвёгтая гота, с Богом, в атаку!

Красные на ходу били пачками,[64] да только и белые патронов не жалели.

— Господа, прицельный огонь по наступающим! — кричал полковник.

— Батальон, вперёд! За Россию! Ур-ра-а!

Авинов аж пританцовывал от нетерпения, ожидая, когда же Туркул пошлёт его бронероту.

И вот дождался — в распахнутом тулупе, разгоряченный, румяный, пышущий паром, подбежал полковник.

— Капитан! — крикнул он. — На пути прорвался эшелон красных! Это будённовцы! Полотно взорвано, но красные всё равно контратакуют! Здесь-то мы справимся, а вам приказываю отбить контратаку!

— Слушаю, господин полковник!

Кирилл метнулся к текинцам.

— По машинам! Первый и четвёртый взвод — за мной!

С ходу запрыгнув в «Остин-Путиловец-Кегресс», начальником которого был Саид Батыр, Авинов пролез в башню, к пулемёту.

Как же тут тесно…

В тусклом свете электролампочек стенки, обшитые войлоком, сходились так близко, что, начнись болтанка, и приложишься к обеим. По очереди.

— Вперёд!

Первым взводом командовал как раз Саид, под его началом было пять пулемётных бронеавтомобилей, пара грузовиков и мотоциклисты-разведчики.

Последними заправлял юнкер Анатолий Прицкер, тот ещё сорвиголова.

— Заворачивай! — прокричал Кирилл, пригибаясь к щели амбразуры. — По целине! Жми!

— Ходи целина! — передал Саид водителю. — Пути нет хода!

Железнодорожные пути впереди плавно заворачивали, обходя курганы, заметённые по макушку.

Кое-где ветер выдул снег, оголяя чёрные склоны, будто присыпанные углём.

Красные кавалеристы наступали в стороне, по левую руку, их привечали огнём пулемётов, и лава выдыхалась, прореженная струями свинца.

Неожиданно будённовцы заинтересовались броневиками у себя на левом фланге.

Винтовочные пули продолбили градом по броне.

Авинов тут же развернул башенку в сторону кавалерии и ответил из «гочкиса» — пулемёт весело загоготал, посылая горячие «приветы».

— Давай, давай, Саид…

Вот и станция!

«Дроздовец» подорвал не только мостик у станции, но и само железнодорожное полотно — искорёженные рельсы загнулись бивнями чудовищного мамонта.

Красному бронепоезду «Углекоп» не повезло — по всей видимости, машинист растерялся и на всём ходу врезался в развороченные пути двумя бронеплощадками.

«Эх, — подумал Кирилл, — рацию бы сюда!»

Да нет, ламповые передатчики пока что лишь в папочке его драгоценной…

Чертыхаясь, Авинов с лязгом распахнул боковую дверцу, впуская внутрь ветер.

Слава богу, бронезаслонки на кабине «Гарфорда», грузно колыхавшегося напротив, были опущены.

Из кабины выглядывал Умар и скалился.

— Ума-ар! — завопил Кирилл, придерживая кожаную фуражку. — Из пушек по бепо.[65]

Текинец кивнул, словно боднул воздух, и «Гарфорд-Путиловец» добавил газу.

Ещё четыре пушечных броневика потянулись за ним следом, вытягиваясь цепью.

Развернув башни на ходу, они открыли беглый огонь, расстреливая «Углекопа» в упор.

На бронепоезде от разрывов гранат начались пожары. Чудилось, сама железная броня горела.

Проскакивая дым и пламень, по насыпи покатилась команда бепо. Авинов тут же открыл огонь из пулемёта.

Красные тоже не собирались сдаваться, отвечали залпами.

Один из «Гарфордов» отдалился от насыпи, вблизи которой существовала какая-никакая, а мёртвая зона, и попал под удар пушки с бронепоезда.

Взрывом броневику оторвало заднюю ось и чуть не опрокинуло.

Занятно, что наводчик в башне не пострадал, метким выстрелом всадил снаряд в бронепаровоз.

Тот сразу окутался облаком ревущего пара.

— Сердар! Там эшелон!

— Вижу!

Прикрытый бронепоездом, на путях застрял воинский эшелон. Впереди у него торчал «Углекоп», а в сотне саженей позади — взорванный мост.

«Гарфорды», миновав бронепоезд, расстреливали теплушки беглым огнём.

Толпы красноармейцев с завыванием прыгали на насыпь, вытаскивали лошадей, а те без настилов падали и ломали ноги.

Пронзительные крики, ржание, храп, стоны, пальба — всё мешалось в жуткое шумство войны.

Внезапно до Кирилла донеслось глухое «ура» — это красноармейцы из эшелона соединились с командой бронепоезда.

И ринулись в атаку.

Пули загремели по броне, стараясь пронзить сталь, впиться, ужалить.

С путей застучал «максим», с крыши вагона ему вторил другой, но текинцам под бронею всё было нипочём.

Отряд красных рванул к броневикам, почти все из них полегли, но трое добрались-таки.

Один из них с матами полез на башню.

Саид просунул маузер в прорезь амбразуры и выстрелил, уткнув дуло в брюшко. Готов.

Но место погибшего тут же занял другой, оказавшийся ловчее. Взгромоздившись-таки на башенку, он принялся тыкать в амбразуру ствол винтовки.

Нажал на курок, и Авинов чуть не оглох, а лицо его опалил пороховой жар.

Пуля, мерзко взвизгнув, впилась в стенку, но губительным рикошетом не ушла, застряла в войлоке.

Кирилл отворил верхний люк и высунулся наружу.

Прямо перед собой он увидел оскаленную морду в треухе.

Сразу достать револьвер Авинов не догадался, поэтому действовал по-крестьянски — заехал кулаком в эту самую морду, да от всей души.

Красноармеец свалился неудачно, его ноги угодили под гусеницу. Истошный вопль сподвиг Саида дать задний ход и додавить вражину, чтоб не мучился.

В это время пулемётчик с поезда дал длинную очередь, и, если бы не крышка люка, похороны со всеми почестями были бы Кириллу гарантированы.

Авинов мигом ссыпался обратно, под условную защиту не шибко толстой брони.

— Сердар! Бепо!

— Что там?

— Они пушка вертеть!

В самом деле башня, заклиненная было точным попаданием одного из «Гарфордов», ожила и развернулась, ловя в прицел своих механизированных противников.

Выстрел ударил гулко, аж броня загудела.

Снаряд упал с перелётом, разорвавшись среди какого-то станционного здания, ранее уже превращённого в руины.

Визжащие осколки посекли броневик, расколотив левую фару.

Кирилл схватился за флажок, чтобы высунуться и дать отмашку пушечному взводу, но те и сами разобрались.

«Гарфорд-Путиловцы» сдали задом, чтобы ничто уже не мешало башням разворачиваться, и выдали нестройный залп.

Однако накрытие вышло куда более впечатляющим — это подключилась 1-я батарея.

Калибр её орудий был побольше, чем у броневиков, и результаты не замедлили сказаться — снаряды просадили клёпаные борта бронеплощадок и рванули внутри, ставя точку в недолгом послужном списке «Углекопа».

Немногие уцелевшие красноармейцы поспешно бежали, бросая винтовки и раненых.

Были и совестливые, которые тащили невезучих товарищей.

Такие попадали в плен — Авинов с облегчением разглядел в амбразуре наплыв дроздовцев, занимавших станцию с правого фланга.

Вот и капитан Иванов впереди своей роты, а вот и сам Туркул на верной своей Гальке верхом.

Кирилл коротко выдохнул — первый его бой в качестве командира роты закончился.

Продвигаться в голую степь смысла не было, поэтому первый батальон закрепился на станции.

Путейцы починили полотно, отогнали дымящийся бронепоезд в тупик. Паровоз, радостно свистя, словно поздравляя дроздовцев с победой, притащил их теплушки и замер перед взорванным мостом, пуская контрпар и лязгая сцепками.

«Дроздовец» капитана Рипке подкатился следом, становясь в боевое охранение.

Авинов оббегал свою бронероту.

Слава Богу, убитых не было. Двоих ранило заклёпками, вышибленными близким разрывом снаряда, — благо что в сам броневик не попал.

Ещё одного легко контузило — того самого наводчика с «Гарфорда», потерявшего заднюю ось.

Вот ею-то Кирилл и занимался.

Своими силами такой ремонт он бы в жизни не одолел, помогли деповские.

Полдня проваландались, но поставили-таки бронеавтомобиль «на ноги».

Сестрички милосердия, врачи, а также их добровольные помощники из дроздовцев и казаков устраивали раненых в зачуханном вокзале. Гулевич выдвинул свою батарею на окраину Государева Байрака, в небе кружилась пара «Анаде»,[66] один из взводов 1-й Особой автоброневой роты постоянно дежурил между железной дорогой и степью, не подпуская красных к брошенным окопам.

Остальные текинцы отдыхали.

Личный состав бронероты занял какие-то здания из тёмного кирпича, принадлежавшие железнодорожному ведомству.

Три брошенных дома смыкались буквою «П», образуя тихий дворик.

Джигиты были расслабленны, утратив даже обычную свою жизнерадостность.

Может статься, предстоявшая им ночь окажется последней из относительно спокойных — рано утром Днестровская, 1-я и 2-я Донские армии разовьют наступление по всему фронту, действуя в харьковском направлении.

А пока Саид разжёг костёр, обложив его камнями, и установил большой казан.

Текинцы сидели вокруг огня на чурбаках, молча смотрели в огонь. Возможно, вспоминали в эти минуты свои Каракумы, где пасли овец да верблюдов, и такой же костёр из наломанных плетей саксаула.

Исаев шумно втянул носом воздух.

— Чегой-то они там кашеварят?

— В меню будет шурпа! — улыбнулся Кирилл.