Закон маузера

Глава 15 ОРЛОВСКИЙ КОТЁЛ

Сообщение ОСВАГ:

Всю весну Кирилл прокуковал в Харькове, на паровозостроительном заводе РПиМО.[84] Таких производств, как здесь, по России было немного.

Кроме ХПЗ имелись Коломенский, Путиловский, Брянский, Сормовский и Луганский заводы, однако сволочная братоубийственная война расстраивала все великие планы Авинова — половина предприятий находилась в руках у красных, а Белой армии срочно нужны были танки.

Вот подполковник Авинов и носился по цехам — из теплового, где изготавливали двигатели, в сталелитейный, где катали хромо-никелевую броню, оттуда к управляющему, затем за проходную контору, в Петинку — там, на пустырях между Кирилло-Мефодиевским кладбищем и товарной станцией Юго-Восточной железной дороги, строились дома на двадцать четыре квартиры для семейных рабочих, бараки на сто коек для холостых, бесплатная баня и школа.

С утра — в Харьковский технологический институт, вечером — в комендатуру… Как белка в колесе!

А вся закавыка была в том, что харьковцам[85] выпало наладить выпуск нового танка — тяжёлого Т-13.

С Т-12 вообще бы проблем не было — уж коли в Новороссийске освоили производство этого «сухопутного броненосца», то в Харькове, с его-то базой, и подавно.

А вот с Т-13 вышли заморочки.

Хотя этот танк армии нужен был, как говорится, до зарезу.

В Ставке Главнокомандующего составили концепцию манёвренной войны, когда быстроходные средние танки прорываются через вражеские рубежи, а их поддерживает подвижная пехота, артиллерия и авиация.

Постоянный манёвр частей, взаимная поддержка огнём, рассекающие удары в глубину позиций, отработка действий малыми группами, оснащение их пулемётами и автоматами, постоянной связью и предоставление инициативы командирам — такова была новая тактика, в применении которой танки занимали почётное место.

Танки будут вступать в дуэли, будут проникать далеко, действуя на широком пространстве глубоко во вражеских тылах всё то время, пока тяжёлые танки подавляют очаги упорной неприятельской обороны, обойдённые их средними собратьями.[86]

Так вот средний-то, Т-12, существовал, а тяжёлого не наблюдалось. Вот и надо было их наклепать побольше.

Весом под две тысячи пудов, надёжно бронированный, с пушкой-трёхдюймовкой, с супергетеродинной радиостанцией, Т-13 мог — и должен был! — стать достойным ответом красноармейским «ромбусам».

Ближе к маю что-то стало получаться. Это как в комнате, заваленной мусором, где все вещи разбросаны, на столе гора грязной посуды, а табуретки переломаны. И что? Глаза боятся, руки делают.

Совсем немного времени проходит, а всё уже расставлено по своим местам, посуда перемыта, пол подметён, а табуретки отремонтированы. Любо-дорого.

Ранним утром 16 мая, по гудку, Авинов пришёл на завод и поспешил в сборочный цех.

В просторном помещении, где в ряд выстроились остовы будущих танков, разносилось гулкое эхо голосов. Рабочие переговаривались:

— Иннокентию вроде фатеру дают. Слыхал?

— Слыхал… Повезло Кешке!

— Все жребий тянули…

— Я и говорю — повезло!

— Семёныч, здорово!

— Здорово, коль не шутишь.

— Новую докторшу видал?

— Да как бы я увидал? Чай, не хвораю.

— Сплюнь!

— Ипполит Матвеич, наше вам! Закурить есть?

— Свои иметь надо.

— Ну дай дымануть! Я свои дома оставил.

— На, на…

— Белые, говорят, Курск взяли, скоро в Орёл войдут.

— Говоря-ят…

— В газетах пишут!

— Ты ж вроде за красных был!

— Я, паря, всегда за себя был. Ясно? За бабу свою, за сына, за дочек.

— Скорей бы Москву взяли…

— Да-а… Тогда войне сразу конец!

— Кирилл Антонович пожаловали! Здрас-сте!

Авинов поздоровался со всеми, а старым рабочим уважение оказал — пожал их мозолистые руки.

— Кирилл Антоныч! — воззвал Митяй, молодой, но упорный в работе мастеровой. — Нашли мы, отчего ТПУ[87] барахлило, — там штырьки ослабли, контакт был плохой.

— Исправили?

— А то!

Тут чинное начало рабочего дня было нарушено — явились текинцы. После того как Особой Службе подчинили всю 1-ю автобронероту, джигитов вокруг Авинова крутилось множество.

Тогда, дабы Саид, Махмуд и прочие не заскучали, Кирилл разрешил им осваивать танки. И что же?

Двух месяцев не минуло ещё, а текинцами уже можно было укомплектовать экипажи ровно двух бронедивизионов!

Конечно, боевого опыта у «танкистов» не было, но это дело наживное.

— Сердар! — взревел Батыр. — На «семёрке» башня только вручную крутится! Электропривод — кирдык…

— Чего — кирдык? — обиженно заговорил Ипполит Матвеич. — Я седьмой нумер сам отлаживал! А ну пошли, басурманин…

— Пошли! — ухмыльнулся «басурманин».

— Ваш-сок-родь! — крикнул Исаев. — Тут до вас!

«Кому там ещё спокойно не сидится?» — недовольно подумал Кирилл.

Обойдя широкую корму Т-13, он столкнулся с заморенным офицером — капитаном в щегольской форме с аксельбантами адъютанта.

Молодецки щёлкнув каблуками, офицер чётко отдал честь.

— Капитан Тер-Азарьев, — представился он, — адъютант его высокопревосходительства генерала Врангеля. Вам пакет!

Авинов вскрыл переданный приказ и пробежал глазами скупые строчки. Генерал требовал немедленно грузить все танки, какие на ходу, броневики, грузовики и срочно отправлять на фронт, на станцию Навля.

Вместе с экипажами, боекомплектом, запасом топлива и так далее.

Кирилл похолодел. Врангель бывает вспыльчив, но он далеко не трус. Если уж он требует немедленного исполнения, значит, на фронте всё очень и очень серьёзно.

— Передайте Петру Николаевичу, — сказал Авинов, — что мы приступаем к погрузке бронеотряда тяжёлых танков Т-13, бронедивизиона средних Т-12 и 1-й Особой автоброневой роты.

Капитан удалился почти бегом, а Кирилл оглядел своих текинцев и невесело скомандовал:

— Выходи строиться!

Эшелон под автобронетехнику был подан — четырёхосные платформы, которые выдерживали до двух тысяч пудов, и теплушки на две оси, бравшие семьсот пятьдесят. На первые грузили танки, на вторые закатывали грузовики и бронеавтомобили.

— К интендантам! — велел Авинов и поманил за собой Саида с Юнусом.

Заведующие армейскими складами хладнокровно встречали генеральские приказы, но вот текинцы, смуглые, усатые, черноглазые, приводили их в трепет.

Вот и на этот раз присутствие джигитов мигом ускорило кругооборот бумаг.

До обеда остаётся целый час, а грузовики уже наполовину затарены — ящиками со снарядами и патронами, бочками с бензином и маслом, запчастями, сухими пайками, тюками с маскировочными сетями и прочим, и прочим, и прочим.

За десять минут до отправления Кирилл стоял под круглыми вокзальными часами, погружённый в философические размышления.

Как быстро перевернулся день!

Налаженная жизнь, привычная череда будней — ничего этого уже нет, а ему светит дальняя дорога…

Тут на перрон выбежала Даша, и у Кирилла сразу отлегло.

— Дашка!

— Кирилл!

Девушка обхватила его за шею, прижалась, не удерживаясь от всхлипываний.

— Ну чего ты? — ласково проговорил Авинов, целуя Дашины волосы. — Всё хорошо…

— Ага… — глухо проговорила Даша, уткнувшись лицом в мужнину грудь. — Сейчас как уедешь, и я тебя не увижу…

— Увидишь! Я тебе обещаю…

Требовательно загудел паровоз.

— Ну всё, маленькая. Пора! Жди, я скоро!

Крепко поцеловав жену, Кирилл сжал её плечи, подержал за руки и заскочил в теплушку, облюбованную мастеровыми-добровольцами.

Стоя в открытых дверях, он провожал взглядом девушку, старательно улыбаясь ей и помахивая рукой, пока станция не пропала за поворотом.

…Днестровская и обе Донские армии, проще говоря дроздовцы с донцами, ещё в марте заняли Сумы. Перешли в наступление Добровольческая и Кавказская.

Вошли в Дмитриев и в Севск, где начинались славные преданиями Брянские леса. Взяли Курск, пробились к Орлу… Запахло Москвой.

И вот что-то пошло не так.

Достать свежие газеты было просто негде, приходилось питаться слухами, а те становились всё тревожней.

Во Льгове, на виадуках, состав хоть и был литерным, а простоял без малого час, пропуская тяжёлые бронепоезда «Иоанн Калита» и «Москва».

А потом навстречу покатил санитарный поезд, забитый ранеными.

— Што деется хоть? — прокричал Кузьмич, выглядывая в двери теплушки.

Санитарный, составленный сплошь из вагонов второго класса, притормозил на соседних путях.

«Ходячие», с руками на перевязях, с забинтованными головами, на костылях, торопливо курили в тамбуре.

— Попёрли красные! — отвечали Исаеву. — Мильёна три враз! Да на танках англичанских! Мы и отступили…

Раненый штабс-капитан, которого Авинов угостил папироской, вздыхал, качая головой:

— Плохо дело, господин подполковник… Это какая-то человеческая икра! Ползёт, ползёт, и конца ей не видно. И я никогда ещё не наблюдал столько танков сразу, в одном месте! Красное командование перешло в общее наступление: конница Будённого ударила в стык Донской и Днестровской армий, а на левый фланг дроздовцев двинулись войска т-товарища Уборевича. Брянск мы оставили, Орёл тоже… Мы отступаем, а красные рвутся на юг, обгоняя нас, подчас оставляя у себя в тылу! Не знаю… Не будь у комиссаров такого разгильдяйства, нас бы просто смели…

Засвистел паровоз, лязгнули сцепки, и штабс-капитан, торопливо загашивая папиросу, похромал к ближайшему тамбуру, где его подхватили солдаты, помогая одолеть крутые ступеньки.

Вскоре тронулся и литерный.

От Льгова есть железнодорожные ветки на Брянск и на Курск, «авиновский» эшелон тронулся в сторону Брянска.

Минуя Дмитриев, выбрались к станции Комаричи.

От Комаричей на Брянск путь одноколейный и проходит по насыпи.

Узнать что-либо на самой станции не получилось — разбежались все. «Красные идут!» — этот безмолвный крик словно висел в воздухе, угнетая и рождая страх.

От танкистов и шофферов к Кириллу подошли поручики Дубатов и Чутчев.

— Господин подполковник! — с тревогою спросил Дубатов, длинный как жердь. — Куда же нам теперь?

— Знать бы! Все телефоны молчат вместе с телеграфом — наверняка оборваны провода. Нас ждали на станции Навля. Двинем в том направлении, что нам ещё остаётся… По вагонам!

Был час пополудни, Комаричи остались далеко позади, впереди, рассекая суровый хвойный лес, тянулись рельсы — и ждала полная неизвестность. Красные помогли Авинову определиться.

Из-за леса вынырнули бомбовозы «Илья Муромец» с красными звёздами на крыльях — это было бойзвено Штавоздухфлота 14-й армии командарма Уборевича.

Красвоенлёты с ходу стали бомбить эшелон.

— Возду-ух! — разнеслись голоса.

Бомбы падали как попало — они рвались в лесу, щепя деревья, бухались между чащей и железнодорожными путями.

Но вот вроде приловчились — метко сброшенная трёхпудовка угодила прямо в паровоз. Вспухшее облако пара скрыло локомотив.

Ещё две аэропланные бомбы раскурочили полотно — рельсы загнулись салазками.

Осколки посекли нескольких человек, потом рванула цистерна с бензином — пламя взвилось так высоко, что охватило снизившегося «ильюшку».

Бомбардировщик выплыл из огненной тучи с горящими крыльями, пронёсся над лесом, цепляя колёсами верхушки деревьев, и скапотировал — стал на нос, да и перевернулся, круша сосны и рассыпаясь сам.

Два оставшихся «Муромца» описали над эшелоном круг, строча из пулемётов. Текинцы отвечали красвоенлётам из ППТ.

Бомбардировщикам это не понравилось, и они улетели.

— Шпалы готовим! — надрывался Авинов, пробегая по насыпи. — Будем съезжать прямо на рельсы! Быстро, быстро!

Вместе с текинцами под его командой находилось ещё с сотню человек, «сборная солянка» — танкисты из Добрармии, которой командовал Врангель, мастеровые из Харькова, Ижевска, Мотовилихи, казаки-пластуны.

Но сейчас все действовали как один — волокли шпалы, сколачивали из них сходни, подсыпали гравий, снимали брезенты, заводили машины.

Первым на пути осторожно спустился Т-13.

Взревев мотором, он развернулся на рельсах, визжа и скрежеща, и съехал вниз по насыпи.

Грузовикам пришлось посложнее, но они и сами полегче были.

— Поворачивай, поворачивай! Не останавливайся, Махмуд! Отгоняй подальше в лес! Вон где просека или что там… Давай-давай!

Заслоняясь рукою от пышущей жаром цистерны, развороченной взрывом, Кирилл вскочил на платформу с последней «тринадцаткой».

Вскарабкавшись на броню, он отпер люк и, шепча разнообразные пожелания большевикам, пролез на место механика-водителя.

Солнца через распахнутый люк поступало немного, но борта танка, отделанные пробкой, были выкрашены в белый цвет.

Тут же свет заслонил некто кряхтящий.

— Это я, сердар… — пропыхтел Саид.

— Занимай место командира, будешь говорить, куда править!

— Может, поменяемся, сердар? — неуверенно спросил текинец.

— Некогда, Батыр, некогда!

Заведя стартёр, Авинов добился того, что мотор взревел.

— Саид!

Текинец не ответил — за грохотом двигателя даже его зычный голос гас, зато обе ноги Батыра коснулись спины командира.

Это означало: «Вперёд!»

Кирилл выжал фрикцион, переключил передачу и взялся за рычаги. Танк ощутимо дёрнулся, лязгнул гусеницами по краю платформы и плавно перевалился на трещавшие шпалы.

Нога Саида тронула правое плечо Авинова, и подполковник мягко потянул правый рычаг на себя.

Танк, размолачивая шпалы, довернул, выровнялся. Снова направо.

Кирилл глянул в нарамник перископа. Насыпь!

Взрыкнув, танк сполз вниз и покатил, лязгая и звеня, к лесу. Приткнув машину к паре вековых сосен, Авинов заглушил мотор.

— Вылазь, Саид!

— Ага!

Долго ли, коротко ли, но все машины, бронированные и не слишком, покинули платформы.

— Всё сжечь, особенно сходни! Чем меньше следов оставим, тем лучше!

Ну с огнём проблем не возникло — пара теплушек и без того горела, платформа с невезучим «Руссо-Балтом» уже догорала.

Шпалы и сходни покидали в «пещь огненную», которой стала взорванная цистерна, чьи клёпаные борта разошлись, аки лепестки, покрытые толстым слоем сажи.

— Подбрось дровишек! — орал Исаев. — Ядрёна-зелёна!

Авинов стянул с себя шлемофон и надел привычную фуражку. Подступило то, к чему любой офицер должен быть готов всегда, в любую минуту, а именно — надо было брать на себя всю ответственность. За людей, за технику, за потери и удачи.

Они оказались в отрыве от своих, связаться с тем же Врангелем невозможно, и неясно, что же предпринять.

А когда не знаешь, как поступить, делай что должен.

Додумать любимую поговорку Марка Аврелия Кирилл не успел — со стороны железной дороги донёсся паровозный гудок.

— По машинам! — заорал Авинов. — Дубатов! Саид! Быстро уводите колонну в лес! Десять минут хода — и глушите моторы! Вас не должны услышать с дороги — чует моё сердце, там красные! Вы ещё здесь?!

— Мы уже там, сердар!

Один за другим взрёвывали танки. Клацая и лязгая гусеницами, они отходили колонной. Грузовики и бронеавтомобили завывали в иной тональности.

— Елизар Кузьмич! Иван Андреич! Вы задержитесь со мной.

Статный Иван Акатьев кивнул и движением могучего плеча сбросил на руки ППТ.

Исаев огляделся окрест, покачал головой в недовольстве — уж больно заезжена трава, переломаны кусты.

Но вон воронка от взрыва бомбы — дай бог, красные примут и всё остальное за следы недавней бомбёжки…

Скрываясь за деревьями, Кирилл подобрался к колее.

Литерный эшелон представлял собой жалкое зрелище — всё, что могло воспламениться, сгорело до железного остова.

Пара теплушек ещё горела, огонь красиво заворачивался в щели между истончившихся досок.

Цистерна чадила, паровоз угрюмо дыбился нагромождением рваной стали.

Помощника машиниста с кочегаром убило, а вот старый, опытный машинист уцелел — ушёл с танковой колонной «на броне».

Короткие, требовательные свистки зазвучали совсем близко, и вот он — бронепоезд.

Сначала показались контрольные платформы, потом бронепаровоз, пыхавший плотными белыми клубами, а после и блиндированный вагон, на серой стенке которого было выведено крупными буквами: «Р.С.Ф.С.Р. Центробронь. Первый броневой поезд Брянского Совдепа».

Двубашенные бронеплощадки соседствовали с платформами, прикрытыми со всех сторон клёпаными бортами, но без крыши, — из этих бронированных «ящиков» выглядывали задранные вверх стволы трёхдюймовых противоаэропланных орудий.

Пыхая паром, «Первый броневой» остановился перед разбомбленным паровозом.

Из дверей, с платформ, изо всех щелей полезли красноармейцы. Они были безоружны, но не слишком самонадеянны — дула пулемётов в амбразурах пошевеливались, готовясь открыть огонь.

Галдя, красные прошлись вдоль эшелона, покинутого белыми, и принялись за дело. Сначала заработали пулемёты.

— Ложись! — скомандовал Авинов и бросился на землю, откатываясь за мощный комель вековой сосны.

Длинные очереди пронизали чащу, срубая ветки, разбрасывая кору, и утихли.

Успокоившись, большевики занялись починкой путей — гнутые рельсы сбросили под откос, воронки засыпали, уложили шпалы… Шарканье лопат и перестук ломов заглушили даже паровозное уханье.

— Никого не задело? — осведомился Кирилл.

— Целые мы, ваш-сок-родь, — отозвался Кузьмич. — Отползаем?

— Погоди…

Вскоре новенькие рельсы были уложены, и красноармейцы отцепили бронепаровоз. Дав гудок, машинист тронулся, уткнулся пострадавшему собрату в лоб, словно бодаясь, и сдвинул с места весь состав.

Последние теплушки, сошедшие с рельсов, заскрежетали, их потянуло к насыпи, и вот обгоревшие платформы одна за другой стали съезжать с путей, крениться и опрокидываться.

Даже паровоз-«овечку»[88] утянул состав за собой — медленно оторвав колёса от рельс, локомотив тяжко грянулся, заскрежетал по гравию. Дорога свободна!

Задерживаться да выяснять, куда делись белые, никто не стал — бронепоезд поспешил вперёд, на Комаричи.

— Возвращаемся, — сказал Авинов, вставая и отряхиваясь.

— Што делать-то станем, ваш-сок-бродь? — бодро поинтересовался Исаев.

— Воевать, Кузьмич.

Просека в густом сосново-дубовом лесу тянулась недолго. Пришлось прокладывать путь по молодому ельничку, а там и полянка нарисовалась — у самого бережка неглубокого, широко разлившегося ручья.

Колонны двинулись прямо по течению, благо что редко где вода доставала до ступиц, а уж танкам это и вовсе было нипочём.

Судя по карте, они следовали по одному из притоков Неруссы.

Когда слева по бережку обозначились приземистые строения, Авинов отправил броневик Мустафы на разведку.

Текинец вскоре вернулся и доложил, что вышли они к хутору, давным-давно брошенному, ещё до революции.

Однако построечка основательная, лишь крыша тесовая кое-где подгнила, а так — держится.

Кроме избы, имелась добротная конюшня, амбар, коровник и баня.

— Банька — это хорошо-о… — зажмурился Исаев.

Кирилл согласно кивнул.

— Остаёмся пока здесь, — решил он. — Дороги сюда нет, опять-таки, если верить карте. А деревья так разрослись, что даже пятистенок прикрыли, с аэроплана не увидеть. Саид! Пошли своих, пусть разнюхают, что здесь в окрестностях. Танки и автомобили загнать под деревья, осмотреть, привести в порядок, накрыть маск-сетями и выставить охрану. Старший унтер-офицер Мередов, поручики Дубатов и Чутчев, хорунжий Семилетов! Пойдёмте-ка в избу, вы теперь мой штаб…

В избе стоял нежилой запах. Было заметно, что лесные обитатели не однажды сюда наведывались.

Однако дубовый стол крепок, а лавки даже не скрипнули под «штабистами».

Саид Мередов шустро протёр стол ветошью и застелил его парой «Биржевок» недельной давности — газеты полностью накрыли столешницу.

Кивнув Батыру, Авинов разложил карту, поводил по ней пальцем и ткнул:

— Мы примерно вот здесь. Железная дорога от нас левее, то бишь западней. Ближе всего к нам станция Брасово, от которой и проследовал бронепоезд красных. При станции — село Локоть.

К западу от нас, за путями — деревня Мальцева Гута, к северу Какоревка. Дальше, не доезжая реки Навли, стоит деревня Кропивна, на северо-восток от неё — село Борщево. Первым делом нужно разведать, что там творится. Что вообще происходит, каково положение на фронте, где красные, а где наши? В первую голову нам необходимо точно это знать! Хорунжий, берёте своих пластунов, человека три или четыре, и отправляетесь на станцию Брасово. Доберетёсь туда на мотоциклах, у нас их штуки три осталось, но на саму станцию выходите пешком. Переодеться обязательно!

— Понятное дело, — кивнул Семилетов. — Разрешите идти?

— Ступайте.

Разослав всех, Авинов окунулся в хозяйственные заботы.

Бензина в бочках и паре автоцистерн пока хватало, сухие пайки были запасены на всех — дня три голодать не придётся.

Патроны к ППТ имелись в достатке, но это смотря что им предстоит — на один продолжительный бой боеприпасов в избытке, но потом придётся экономить.

Самую серьёзную озабоченность вызывало наличие снарядов — для трёхдюймовок тяжёлых Т-13 наличествовало по три боекомплекта на танк, а вот для «дюжинок» едва наскребли по комплектику.

Разные мысли и желания бродили в подполковнике, но, пока не прибудут разведчики и не станет ясна обстановка, измышлять наполеоновские планы было занятием глупым.

Звяканье вёдер отвлекло Авинова от тяжких дум — это явились верные текинцы.

— Прибрать бы надо, — сказал Мустафа, качнув ведром.

Из-за его плеча выглядывали Юнус и Умар.

— Это правильно, — кивнул Кирилл. — А я пока печку посмотрю…

Переодевшись, Авинов осмотрел дымоход, вычистил печь от слежавшейся золы и растопил её. Тяга вроде хорошая. Можно будет хлебы печь, благо муки захватили с пяток мешков…

Но душа у Кирилла всё равно была не на месте.

К вечеру вернулись пластуны. Хорунжий был серьёзен, даже строг.

— Плохо дело, — сказал он. — Красные ударили от Орла и Брянска и вышли к Севску, полностью окружив и разбив дроздовцев. Сейчас большевики движутся на Льгов и Курск, наши отступают… На Волге красные идут на Царицын.

— Та-ак… — чужим голосом протянул Авинов.

Он предполагал неудачу для Белой армии, а тут поражение!

Кирилл похолодел. Неужели всё?.. Ну уж нет!

Отбросив все варианты, Авинов остановился на единственном пригодном. Тут прибежал один из казаков Семилетова.

— Там дроздовцы идут! — сообщил он взволнованно. — Много!

Кирилл поспешил навстречу окруженцам. Впереди измотанного отряда широко шагал Саид.

— Сердар! — крикнул он. — Тут наши! Почти сто человек!

Пешие дроздовцы, офицеры и солдаты, добредали до хутора и буквально падали, изнемогая, передавая раненых товарищей танкистам.

— Раненых — в дом! — распорядился Авинов. — Врач есть?

— Я, с вашего позволения, — слабым голосом отозвался пожилой человек с чёрным саквояжем. — Казанцев Сергей Порфирьевич. Со мной «сестрички»…

В колонне шли за подводами полковые сестры милосердия, жёны и сёстры дроздовцев — Александра Павловна Слюсарёва и Вера Александровна Фридман.

Верочка хлопотала у той подводы, что везла раненого полковника Туркула.

— Антон Васильевич!

Лицо полковника, покрытое трёхдневной щетиной, дрогнуло.

— А-а… Кирилл Антонович… Рад, рад… Вы уж простите, но нынче с меня командир ещё тот… Если что, вот мой адъютант, полковник Конради…

— Выздоравливайте, Антон Васильевич!

Авинов отошёл в сторону. Нахохлившись, он наблюдал за белогвардейцами. Эти люди бились, отступили, но не сдались.

— Ваше высокоблагородие… — послышался вдруг знакомый голос.

Кирилл обернулся, увидав дроздовца с двумя лычками на погонах.[89]

— Котов?!

— Я, ваше высокоблагородие, — криво усмехнулся Степан. — Вот такие пироги с котятами… Забрали меня в вашу армию ещё в Ростове. Сперва сбежать хотел, а потом понял, что некуда…

— Значит, ты сделал свой выбор.

Котов подумал, пожал плечами.

— Знаете, ваше высокоблагородие…

— Кирилл Антонович.

— Знаете, Кирилл Антонович, наш ротный, капитан Иванов, как-то разговорился с пленным. Он сказал ему, что ныне сошлись революция и Россия, бунт и строй. И надо выбирать между красным и белым, между бунтом и строем, между революцией и Россией. Мы с робятами за Россию.

Авинов кивнул и, полагая, что развитие темы может быть неприятно для Котова, спросил:

— Откуда отступаете?

— Да от самого Брянска. Как они попрут на нас… Орда, ей-богу. И танки прут, и пушки палят, и аэропланы долбят бомбами… От полка мало что осталось. Расколошматили нас, а мы лесом, лесом и до своих…

— Ну красиво только на парадах бывает, а на войне, как на войне. Тут главное, когда тебя побили, суметь подняться, кровь утереть — и дать сдачи.

Степан кивнул, и вдруг его усталое, почерневшее лицо оживилось.

— А это никак танки? — показал он на Т-13, выстроившиеся в ряд и завешанные маск-сетями.

Текинцы для пущей скрытности накидали сверху рубленых веток.

— Танки, Степан. И ещё какие! Ну бывай. Осваивайся!

Свой штаб Авинов собрал на кухне, где уложили полковника Туркула. Офицеры расселись по лавкам.

— Сведения, собранные разведкой, неутешительны, — начал Кирилл. — Мы с вами находимся в глубоком тылу красных армий, которые рвутся к Курску и дальше, на Харьков. Могу с уверенностью предположить, что до линии фронта почти сто километров, и она стремительно удаляется. Я особенно оговариваю данный момент, чтобы ни у кого из присутствующих не возникало мыслей о соединении с нашими отступающими частями. Этот план был бы гибельным для нас.

— Что вы пгедлагаете, господин полковник? — спокойно проговорил капитан Иванов, баюкая простреленную руку.

— Создать плацдарм! — резко сказал Авинов, шлёпая по карте. — Здесь, в красном тылу. Уверен, что красные выбили не всех дроздовцев и донцов, а о сдаче в плен и речи нет. Следовательно, по брянским лесам нынче бредут сотни солдат и офицеров, пробираясь на юг. Наша задача — собрать окруженцев вместе, создать мощную группировку и наносить удары по коммуникациям противника, уничтожать технику и живую силу, пускать под откос их эшелоны, громить станции, железнодорожные узлы, аэродромы! Мы сможем охватить большой район, не позволяя укрепиться Красной армии и советской власти. И, когда наши перейдут в контрнаступление, то захваченный нами плацдарм уже будет освобождён!

Офицеры заспорили.

— Идея соблазнительная, что и говорить, — сказал полковник Конради, — но вот маловато нас…

— Я думаю, это временно, — улыбнулся Кирилл.

— Поддерживаю, — отозвался Туркул. — Рейды по красным тылам здорово расстроят снабжение РККА на передовой, а это поможет нашим отстоять Харьков и Царицын.

— Тогда проработаем конкретную операцию. На станции Брасово скопилось много эшелонов с пополнением и техникой. Нанесём визит комиссарам!