За тебя, Родина!

Глава 37

г. Львов. УНКВД Львовской области.

22 мая 1940 года. Раннее утро.

Старший майор ГБ Сергиенко В. Т.

Он сидел в своём кабинете и молчал, глядя на своего заместителя, капитана милиции управления НКВД по области Верёвку Никанора Ивановича. Мясистое лицо с носом-картошкой и обширной лысиной на лбу вызывало у него сильное неприятие. Хоть и не такое отвращение какое появлялось у начальника УНКВД при общении с другим своим замом, Кримяном Никитой Аркадьевичем. Тот вообще был настолько неподходящим для своей работы что хоть караул кричи. Непонятно, каким образом этот кадр умудрился сделать карьеру, не иначе сам Лаврентий Павлович благоволил ему… Нельзя сказать что Василий Тимофеевич считал Верёвку несоответствующим своей должности или же между ними сложились личные неприязненные отношения, но то что произошло всего несколько часов назад вызвало у старшего майора сильнейшее недовольство и острую неприязнь ко всем кто допустил такое.

Сергиенко уже успел сам побывать в окрестностях этого католического собора, или костёла, и вдоволь насмотрелся результатами ночной бойни. Конечно, к этому времени там уже всё давно закончилось но ближайшие улицы были по-прежнему перекрыты для проезда и на них стояли вооружённые бойцы войск НКВД. Даже несколько броневиков не постеснялись пригнать, хотя после драки кулаками не машут.

Дотла сгоревший грузовик, лежащий наполовину в магазине, который тоже почти выгорел. В оплавленных обломках металла обнаружились несколько хорошо прожаренных тел неизвестных, скрюченных от жара. Исклёванные пулями и осколками гранат стены домов, выбитые стёкла, разбитые фонари, больше сотни пустых гильз… Ночью здесь была настоящая война, чтоб её! И это не считая другой уничтоженной и повреждённой техники. Через пару кварталов, в каком-то переулке, обнаружился ещё один грузовик, настолько избитый пулями что даже непонятно как он вообще ехал. К ним надо приплюсовать несколько милицейских мотоциклов, полностью или частично выведенных из строя.

Ну а кровавой вишенкой к этому обильно пропахшему порохом торту служили десятки трупов тех кто этой ночью воевал неизвестно с кем и погиб непонятно от кого. Прямо на проезжей части и тротуарах лежали тела в живописных позах, уже начавшие коченеть.

Всё это зрелище заставляло Василия Тимофеевича хмуриться и наливаться злостью, и когда он вернулся в управление то уже с трудом мог сдерживаться. Кто⁈ Какая сука устроила в его городе такое вот… Даже слово трудно подобрать! Кто осмелился настолько наплевать на всё и учинить массовое убийство⁈ К гадалке не ходи, придётся писать докладную записку в Москву, самому Берии, потому что такой шум в городе сохранить в тайне не удастся, нечего и пытаться. Значит у Лаврентия Павловича возникнет вполне логичный вопрос — а для чего тут находится товарищ Сергиенко? Он начальник управления НКВД или так, сторонний безмолвный наблюдатель? А после него и второй появится — справляется ли товарищ Сергиенко со своей работой? И выводы Берия может сделать самые для старшего майора ГБ печальные. Особенно если не получит самых полных и исчерпывающих ответов по поводу такого вот «происшествия». Эх, ведь совсем недавно, в середине апреля, Сергиенко отправил наркому длинную докладную записку с успехами в ликвидации националистического подполья в городе, и вот на тебе!

— Никанор Иванович, я очень… повторяю, ОЧЕНЬ недоволен твоей работой! — нарушил молчание Василий Тимофеевич, самым суровым тоном, чтобы тот проникся важностью момента. Для этого ему не надо было даже стараться, ярость бурлила внутри, желая вырваться наружу и разразиться матом. Но выдержка опытного чекиста помогла сдержаться и сохранить самообладание.

— Товарищ старший майор государственной безопасности, я… — заместитель попытался оправдаться, мужественно стараясь не опустить взгляд, но капля пота, стекавшая по виску, выдавала сильнейшее волнение.

— Что, капитан⁈ — рявкнул Сергиенко, рывком вставая из-за стола и обходя его. — Как это называть, а⁈ Практически в центре города, там где у тебя должны быть тишь да гладь, десятки каких-то сволочей устроили стрельбу на весь город! Куча народу сюда звонили и спрашивали кто на нас напал, понимаешь⁈ Один так вообще решил что это немцы и начал спешно собирать вещи! Ты что, капитан, совсем не контролируешь обстановку во Львове⁈ Хочешь чтобы тебя отправили в более спокойное место, там где жителей раз-два и обчёлся, да и ходят они круглый год в валенках? Так я могу это тебе обеспечить, даже не сомневайся! Ты хоть понимаешь какой это по нам удар в политическом смысле?

— В политическом? — удивился капитан милиции. — Простите, товарищ старший майор государственной безопасности, но при чём тут это?

Василий Тимофеевич на пару секунд закрыл глаза, устало качая головой. Вот хорошим был начальником милиции этот Верёвка, но в политике вообще не соображал, не улавливал этот момент, только и знал как с уголовниками бороться. И это у него неплохо получалось, по крайней мере до прошлого вечера… Что ж, у каждого человека есть недостатки, у Никанора Ивановича был именно такой, несмотря на то что он регулярно сидел на политзанятиях и добросовестно отвечал на вопросы.

— Мы здесь находимся всего несколько месяцев… Наша власть ещё до конца не укрепилась, люди присматриваются к нам, думают как и что мы делаем… — начал объяснять Сергиенко, впрочем, без особой надежды что заместитель усвоит хоть что-то. — Советская власть в нашем лице только нарабатывает авторитет, старается показать что полностью контролирует город и область… А что же они услышали ночью? Грохот выстрелов, взрывы, пожары! Они верили нам, рассчитывали что мы прекратим всё это безобразие, и что в итоге? Где милиция, спрашивают местные? Где НКВД? Почему они допускают что в центре города можно спокойно стрелять в друг из друга, не боясь правоохранительных органов? Почему люди вынуждены сидеть в своих домах, дрожать от страха, бояться что шальная пуля попадёт к ним и убьёт либо ранит их самих или близких? Вот они сидят там забившись в угол и знаешь что думают?

Не дождавшись ответа от притихшего Верёвки Василий Тимофеевич сделал это сам, чувствуя как злость снова начинает разрастаться.

— Они думают: Если советская милиция и НКВД не могут их защитить то зачем они вообще нужны? Может они лишь кажутся сильными а на самом деле слабы, раз не сумели предотвратить всю эту бойню? — напирал старший майор ГБ. — И вот от таких крамольных мыслей уже очень недалеко до саботажа и вредительства со стороны колеблющихся элементов. Ну а наши явные враги, те кто ещё на свободе, они уж точно воспрянут, решив для себя что можно открыто убивать, устраивать диверсии и призывать к свержению советской власти! Ведь чего бояться? Всё равно милиция и НКВД не смогут помешать, верно?

Никанор Иванович молчал, видимо, подавленный его словами. Сергиенко немного помолчал, пытаясь успокоиться, и у него получилось. Да и вообще, нечего злиться на капитана, во всей этой истории есть и доля вины самого Василия Тимофеевича. Никто, ни один информатор не дал знать о готовящемся! Даже намёка не было! Получается, всё произошло настолько быстро или внезапно что они просто не успели передать… Либо их просто не было в той группе которая и устроила войну на улицах ночного Львова. Ну или ещё какие-нибудь версии… Очень плохо что всё случившееся оказалось для них полной неожиданностью. Осталось лишь надеяться что начальственный разнос подстегнёт Верёвку и тот начнёт рыть землю, усиленно работая с криминальными элементами.

— Ладно, Никанор Иванович, садись и докладывай что смог узнать по всей этой истории… — устало вздохнул Сергиенко и снова уселся за стол. Из-за этой кровавой свистопляски он не выспался, подняли звонком посреди ночи. — И учти, я сам следователем работал, так что не вздумай мне лапшу вешать на уши!

— Так точно, товарищ старший майор государственной безопасности! — чуть воспрял духом подчинённый, осторожно усаживаясь на стул сбоку. — Судя по тому что мне известно, всё началось незадолго до полуночи. Мои люди опросили тех кто проживал в районе этой католической церкви и они…

— Собора, Никанор Иванович, не церкви! В крайнем случае, костёла! — поправил он капитана, без особой надежды что тот запомнит. Заместителю было всё равно как конкретно назывались здания для религиозных обрядов, которые лишь смущали умы советских граждан, и в чём их отличия между собой. Все они были для Верёвки церквями.

— Так точно, собора! — послушно повторил мужчина, и продолжил: — Эти люди утверждают что сначала прозвучали несколько пистолетных выстрелов. Вернее, это были револьверы, но жители особо не различали их. Потом несколько минут было тихо. А затем, по их словам, на улице начался настоящий ад! Сразу несколько из них единогласно говорили что стреляли из автоматического оружия, скорее всего, из пулемёта! Невдалеке от места стрельбы проживает один из армейских командиров дислоцирующейся в городе 24-й легкотанковой бригады РККА, так вот он твёрдо утверждает что стрельба велась из нашего пулемёта, а именно, из «ДП-27».

Сергиенко, намеревавшийся в этот момент глотнуть воды из стакана, поперхнулся от неожиданности.

— Что-что⁈ — переспросил он, изумлённо глядя на подчинённого. — Ты хочешь сказать, капитан, что кто-то из этих урок стрелял из армейского пулемёта⁈ Это что, шутка у тебя такая⁈

— Никак нет, товарищ старший майор государственной безопасности! — быстро покачал головой Верёвка. — Найдены доказательства использования этого оружия. Около сотни гильз и пустая «тарелка» от «дегтяря». Наверняка где-то есть и ещё одна, если неизвестный пулемётчик не утащил её с собой.

— Охренеть… — только и смог произнести Василий Тимофеевич, забыв про стакан с водой.

Эти проклятые урки совсем перешли границу? Мало им пистолетов так они теперь ещё и пулемёты начали использовать для разборок между собой⁈ А потом что? Гранаты, броневики и танки? Казалось бы, хуже во всей этой истории быть уже не может… И вот получай и распишись! Как говорится, не говори «гоп» пока не прыгнешь.

— Согласен! — отозвался Никанор Иванович, на этот раз утвердительно кивнув. — Сам пулемёт не найден поэтому мы не можем определить по заводскому номеру откуда он у них появился, ни одного преступника живым схватить не удалось. Все погибли или разбежались. Так же подтверждён взрыв гранаты, найдены её осколки.

Сергиенко показалось что тугой ворот командирской гимнастёрки душит его и он расстегнул верхнюю пуговицу. Дышать стало легче и старший майор ГБ прикрыл глаза, пытаясь осмыслить услышанное. Да-а… нет слов, одни матерные. Но нужно собраться, узнать все подробности и начать действовать! Потому что когда нарком обо всём этом узнает то первое что он спросит — как ты это допустил, Василий Тимофеевич? А вот второй вопрос, конечно если Сергиенко после первого не снимут с должности, звучать будет уже по другому — каковы подробности произошедшего и что ты сделал по факту?

Пережидая бурю внутри начальник УНКВД Львовской области прикрыл глаза и махнул рукой, разрешая подчинённому продолжать доклад.

— Теперь хочу рассказать детали по участникам этой… — он замялся но потом подобрал, по его мнению, подходящую формулировку, — бандитской разборки. К настоящему времени моими людьми произведено опознание большинства тел. Оно показало что все убитые — члены одной из крупных банд города, почти полностью состоявшей из советских граждан польского происхождения. Многие из них за прошедшие месяцы были замешаны в различных преступлениях против советской власти, а именно, кражи, грабежи, мошенничество, убийства… Словом, полный набор. К сожалению, доказательной базы для ареста её членов было мало и эти бандиты находились лишь на подозрении у нашей милиции, иначе мы бы давно уже посадили их. Улики по всем делам были косвенные, их главарь, некто «Сова», оказался неплохим организатором и все преступления совершались быстро и почти без следов.

— Да уж… — горько усмехнулся Сергиенко. — Теперь, наверное, милицейские следователи вздохнут с облегчением и разом закроют кучу дел в связи со смертью подозреваемых. Хоть кто-то получил выгоду от всей этой бойни. Значит, говоришь, теперь этот «Сова» долго не сможет снова выгнать на дело своих подельников?

— Не сможет абсолютно точно! — слегка улыбнулся Верёвка. — Его труп тоже обнаружен и опознан, так же как и его ближайших подручных. По нашим данным группировка «Совы» состояла примерно из сорока с лишним человек. На улицах найдены тридцать три тела, большинство из них погибли от рук других преступников, вооружённых пулемётом, ещё несколько в перестрелке с милицией и нашими бойцами, поднятыми по тревоге. Так что можно сказать уверенно — банды «Совы» больше не существует.

— Так, это понятно! — медленно кивнул Василий Тимофеевич. — А что известно о тех с кем сражались эти «совята»? Их трупы обнаружены? Кто они такие?

— Гм… Честно говоря, мы не знаем… — виновато признался Никанор Иванович, чуть сгорбившись. — Мои люди тщательно прочесали окрестности но нашли только тела людей «Совы». Без сомнения, учитывая такое количество убитых и накал боя у второй стороны они тоже есть но ни одного трупа их оппонентов не обнаружено.

— Как так? Куда же они все делись? — удивился Сергиенко.

Конечно, с помощью пулемёта можно сильно нивелировать количественное преимущество противника но не до такой же степени что вообще без жертв! Определённо, они есть, только вот пропали куда-то.

— Наиболее вероятная версия что другие преступники захватили один из грузовиков «совят», загрузили туда своих раненых и смогли прорваться до того как наши люди успели наглухо перекрыть улицы. По словам милиционеров, первыми прибывших на место боя, по ним был открыт огонь из пулемёта одним из тех самых преступников. К счастью, тот стрелял с рук, прицел взял неверный и обошлось без жертв с нашей стороны. Лица его они в суматохе не разглядели, да и далеко было, только одежду, благодаря свету горящего грузовика. Но, как вы сами понимаете, её не долго и скинуть. Потом эта группа забралась в в бандитский грузовик марки «Ursus» и, прежде чем сотрудники РКМ успели добежать до угла, пошла на прорыв. К этому времени отряд бойцов НКВД, поднятый по тревоге, как раз ехал навстречу, успел спешиться и открыл огонь на поражение. К сожалению, благодаря темноте и невероятному везению, неизвестным преступникам всё-таки удалось прорваться, хотя бойцы стреляли интенсивно. Вот только не сразу догадались палить по колёсам или двигателю, всё пытались попасть в водителя. Остальные сообщники, скорее всего, лежали в кузове, укрываясь от пуль, поэтому бойцы никого не заметили, когда грузовик пронёсся мимо них… — закончил рассказывать заместитель.

— Какая-то авантюрная история… — усмехнулся Василий Тимофеевич, откинувшись на своём стуле. — Приехали, постреляли конкурентов и уехали. А наши люди ничего не смогли сделать, только зря патроны потратили… Так, получается? Кстати, какие потери у милиционеров и бойцов НКВД?

— К счастью, погибший только один, причём убит ножом, точнее, зарезан. Сержант РКМ Тарас Омельченко, двадцать три года, украинец, не женат. Комсомолец… был. Перерезано ножом горло, пропало табельное оружие. Тело обнаружено в одном из переулков… — тяжело вздохнул Верёвка. — Кто убил, неизвестно. Ещё у семерых ранения разной тяжести, отправлены в больницы. Вообще, это чудо что погиб только один человек. Учитывая оружие, которым бандиты разбирались между собой, жертв у наших людей могло быть намного больше. Хорошо что этот чёртов пулемётчик потерял выдержку, открыл огонь издалека и ни в кого не попал, иначе всё было бы куда хуже, ребята ведь не ожидали такой вот встречи. Да это и понятно, откуда у преступников навыки стрельбы из пулемёта? Где они его раздобыли, интересно? Мы сейчас проверяем городские и областные склады воинских частей, откуда мог пропасть этот «дегтярь», но пока всё глухо. Кстати, расстрелянный грузовик обнаружен в паре кварталов отсюда, в кузове пара трупов. Собака взять след не смогла, ночью был небольшой дождь и все следы смыло.

— Ладно, это я понял. Ты мне скажи следующее… Кем могут быть эти другие бандиты, которые так дерзко решили перебить конкурентов прямо на улицах Львова? — задал вопрос Сергиенко, пытливо глядя на подчинённого. У него, конечно, была своя версия но интересно послушать заместителя.

— Пока никаких доказательств у меня нет, но… я думаю что это украинские националисты! — твёрдо ответил Никанор Иванович. — Только у них может хватить наглости сделать это под самым нашим носом. Они терпеть не могут не только нас но и поляков, то и дело в рапортах встречаются упоминания о преступлениях связанных с этой темой. То одни то другие свинью друг другу подкладывают. И каждый считает что это их земля, упорно не желая признавать новые реалии.

— Это верно ты сказал… — согласился Василий Тимофеевич. — Гонористые поляки уверены что все русские, а особенно украинцы, это быдло, рабы для панов, и мечтают о том чтобы Львов снова стал подчиняться Варшаве, хотя там уже немцы. Ну а выкормыши всякой мрази вроде Петлюры, последователи Мельника и этого… как там его? ну, который против него начал интриговать? Точно, вспомнил! Бандера! Так вот, эти тоже уверены что Львов и вся Украина должны быть ихними. Вот и режутся между собой, а нам остаётся только трупы считать. С одной стороны, это вроде и неплохо, те и другие наши враги… вот только какого чёрта они устраивают свою войну прямо посреди города, да ещё таким оружием⁈ — повысил голос Сергиенко.

— Возможно, хотят нам показать что недавний разгром ОУН не сломил их решимость и они готовы пакостить дальше? — предположил Верёвка. — Заодно продемонстрировать жителям Львова и всем своим сторонникам как они успешно разбираются со своими врагами. Пытаются запугать их, чтобы не рыпались. Против нас у них силёнок не хватает а вот против поляков… почему бы и нет?

— Хорошая версия, Никанор Иванович! — одобрительно кивнул старший майор ГБ. — Логичная! Похоже, действительно после той нашей операции организация украинских националистов начала возрождаться заново, набирать новых людей и переправлять с запада руководящие кадры взамен арестованных и уничтоженных. Эта акция явно послужит поднятию их авторитета и привлечёт молодёжь, разделяющую их убеждения. Они всё правильно рассчитали и умудрились убить сразу несколько зайцев. Сильно прищемили хвост одному из своих врагов, снова заявили о себе и доставили головную боль нам. И чтобы предотвратить второе, а также исправить третье, нам надо поскорее найти их и показать кто здесь на самом деле хозяин! Иначе в следующий раз эти оуновцы наберутся наглости и нападут на нас самих! А этого допустить никак нельзя, особенно в политическом и моральном смысле. Люди, в большинстве, нам верят и поддерживают, поэтому потеря влияния, доверия и инициативы в случае бездействия или неудачи дорого нам обойдётся. Так что слушай что тебе надо будет сделать в связи с этим! Нацель на это всех своих информаторов, внедрённых в националистическое подполье и просто в городские банды! Во что бы то ни стало узнать кто именно это сделал! Если точно оуновцы то должно быть подтверждение! Если не они, тоже опровержение с доказательствами! Заодно пусть и среди польских уголовников они пошустрят, может узнаем кому именно этот Сова хвост прищемил…

— Так точно, товарищ старший майор, всё понял! — козырнул заместитель и, получив разрешение, быстро вышел из кабинета начальника УНКВД по Львовской области.

А Сергиенко тяжело вздохнул и начал составлять подробную докладную записку в Москву, стараясь её так сформулировать чтобы изложить все подробности кратко но с упором на принятые меры. Товарищ Берия, конечно, суровый человек но если всё сделать правильно то есть неплохие шансы усмирить его гнев…

Берлин.

22 мая 1940 года. День.

Адольф Гитлер.

Фюрер Германского Рейха удобно расположился в своём кресле, стоявшем перед большим круглым столом в личном кабинете и наблюдал за теми от кого во многом зависело то решение которое он должен был принять. Гюнше прикрыл дверь и в комнате, после того как все расселись за столом, наступила тишина.

Раскладывал свои бумаги начальник Генерального штаба Франц Гальдер. Вопросительно смотрел на Гитлера новый командующий «Люфтваффе» Эрхард Мильх. Рядом с ним расположился также недавно назначенный министром вооружения и боеприпасов Альберт Шпеер. И последним человеком, от которого фюрер сегодня пожелал услышать личное мнение, был Гейнц Гудериан, командир 19-го армейского корпуса, спешно отозванный для этой цели с фронта. Было видно что Гальдер, его непосредственный вышестоящий начальник, не слишком доволен этим но что-то возразить Гитлеру он не посмел.

Поскольку вопрос, для которого фюрер решил сегодня собрать этих четверых человек, был исключительно военный, то он не стал вызывать на совещание ни Гиммлера, всячески пытавшегося удержаться на месте рейхсфюрера СС, ни старого соратника Йозефа, ни этого партийного интригана Бормана, который словно паук упорно пытался усилить власть НСДАП в своём лице.

Наконец, дождавшись когда все присутствующие с комфортом расположились на своих местах, фюрер улыбнулся и сделал приглашающий жест начальнику Генерального штаба:

— Здравствуйте, господа! Предлагаю для начала заслушать краткий доклад генерал-лейтенанта Гальдера по обстановке сложившейся в районе Дюнкерка, а потом услышать ваши мнения. Начинайте, генерал, мы вас внимательно слушаем!

Франц Гальдер, заслуженный военный, служивший ещё со времён монархии, встал и подошёл к большой карте северной Франции, закреплённой на специальной стойке. Гитлер продолжал приветливо улыбаться, хотя внутри него клокотала ярость.

Благодаря своему бывшему охраннику Шольке фюрер знал сколько много сделал Гальдер для того чтобы устроить против него заговор. Да ещё и не один. Он и Вицлебен являлись одними из главных действующих фигур в этом грязном деле. Генерал Эрвин фон Вицлебен, бывший командующий 2-й группой армий на франко-германской границе был снят с должности, арестован и, после интенсивного допроса с пристрастием, удавлен на рояльной струне по соседству с Вильгельмом Канарисом. Но перед этим тот подробно рассказал о своих связях и совместных планах с Гальдером в отношении участи самого фюрера. Гитлер лично приказал не трогать генерал-лейтенанта, хоть это и далось ему с большим трудом. Гальдер в это время активно разрабатывал план «Удар серпом» и его ум был крайне необходим для успеха вторжения. Естественно, всё это только временно. Как только в нём отпадёт надобность или же на генеральском небосклоне появится новая звезда его уровня, не замешанная в заговорах, Франц отправится на свидание с той же струной, терпеливо дожидающейся. Предательство никогда не прощается и никакие причины для него уважительными не являются!

Сверкая очками генерал-лейтенант взял указку и начал доклад:

— Мой фюрер, наиболее опасная ситуация сейчас сложилась к югу от Арраса. Вчера днём англичане, силами одного пехотного полка и двух танковых батальонов, на вооружении которых находятся новые танки «Матильда», начали наступление на позиции 4-го армейского корпуса. В основном, удар пришёлся на 7-ю танковую дивизию генерала Эрвина Роммеля. Благодаря внезапности и временному перевесу сил на данном участке британцы смогли продвинуться к югу и серьёзно нарушить коммуникации и пути снабжения танковой группировки генералов Клейста и Гота, продвигающейся в сторону портов Ла-Манша. Из-за того что наши противотанковые орудия оказались бессильны против вражеских танков генералу Роммелю пришлось пойти на крайние меры и поставить на прямую наводку тяжёлые зенитные орудия. К счастью, недалеко от места прорыва как раз оказался дивизион этих орудий и дивизия смогла удержать позиции против десятков английских танков. Им активно помогала наша штурмовая авиация. По докладам с мест противник проявил высокий боевой дух и был весьма близок к победе.

Гальдер на несколько секунд замолчал, глядя на них, но все смотрели на него и генерал продолжил:

— Вчера вечером враг, на этот раз французы, нанёс ещё один удар, направление юго-запад и запад. Две французские дивизии попытались сделать то же самое что и англичане, но на другом участке. По показаниям пленных эти удары должны были быть одновременными но из-за плохой связи приказ о начале наступлении дошёл только до части французских войск. Иначе последствия для нас могли быть куда хуже. Благодаря скверной координации часть вражеской группировки перепутала местность, атаки оказались разрозненными и слабыми. К тому же на них навели штурмовики, успевшие к тому времени заправиться горючим и боеприпасами после первого удара. Итог — несмотря на превосходство в технике и внезапность противник не смог воспользоваться этими факторами и потерпел поражение, хотя имел неплохие шансы обрубить все тылы группы армий «А» и поставить генерал-полковника Герда фон Рундштедта в очень сложное положение. Буквально час назад пришло сообщение что танкисты генерала Клейста заняли город Булонь и готовятся наступать на Кале. Мой фюрер, генерал-лейтенант Гальдер доклад закончил! — вытянулся он по швам.

— Хорошо, генерал, с этим всё понятно… — кивнул Гитлер, подумав что эта свинья всё-таки неплохо разбирается в штабной работе. — Теперь ещё раз сообщите всем присутствующим здесь свои соображения по этому поводу, а также мнение генерал-полковника фон Рундштедта.

— Слушаюсь! — ответил начальник Генерального штаба и снова заговорил: — Командующий группой армий «А», генерал-полковник фон Рундштедт, настоятельно рекомендует приостановить наступление танковых частей на два-три дня. Причин этому несколько.

— Первая: из-за контрудара противника в значительной степени нарушены коммуникации наступающей группы армий «А». В данный момент некоторые соединения испытывают дефицит топлива, боеприпасов и запасных частей. Их расход, по докладам командиров, составляет до 80% от имеющегося запаса. Если не сделать передышку то скоро передовые части будут вынуждены использовать неприкосновенный запас и временно утратят боеспособность. По докладу начальника оперативного отдела группы армий генерала Блюментрита, поддержанного начальником штаба, потери в танковых дивизиях, боевые и технические, составляют в среднем 25% — 35% от всех машин. Присутствующий здесь генерал Гудериан может подтвердить это. Доклад, касающийся состояния авиации, предлагаю сделать генерал-полковнику Мильху, так как это его прерогатива.

— Вторая: высока вероятность нового контрудара не только со стороны окружённых но и с юго-запада, от Парижа. Если противник сможет наладить координацию и провести одновременный удар с двух сторон то это будет настоящая катастрофа, мой фюрер! Ослабленная потерями и отрезанная от снабжения группа армий «А» окажется, в свою очередь, сама окружена, прижата к морю и разгромлена. В таком случае группе армий «В» одной не справится и ей придётся отступать на восток, что даст возможность противнику оправиться от удара и перехватить инициативу.

— И третья причина: по сведениям разведки англичане начинают стягивать в район Дюнкерка боевые корабли, одних эсминцев несколько десятков. И если наши танки будут наступать вдоль побережья то вражеский флот сможет нанести им новые тяжёлые потери. Единственный способ помешать этому — использовать авиацию, так как наш флот находится в гаванях.

Снова наступила тишина. Гальдер продолжал стоять, видимо, ждал вопросов, но все молчали, ожидая что скажет он, фюрер. А тот задумался, так как причины, высказанные начальником Генерального штаба, были очень весомы. Но потом решил послушать и остальных, что они скажут по этому поводу.

— Господин генерал, прошу вас! — Гитлер дружески обратился к Гудериану который ему чем-то импонировал. — Каково ваше мнение на эту ситуацию, как танкиста?

Тот, несмотря на его знак что можно сидеть, всё равно встал, одёрнул китель и заговорил:

— Мой фюрер! Я частично согласен с генерал-полковником фон Рундштедтом и генерал-лейтенантом Гальдером. Танковые части действительно понесли серьёзные потери в технике, испытывают нужду в снабжении, а люди устали и измотаны двухнедельным непрерывным наступлением. Также согласен с тем что существует опасность нового контрудара как со стороны Парижа так и Дюнкерка. Но… Я за продолжение наступления! — твёрдо сказал он и обвёл всех вокруг спокойным взглядом.

Гальдер едва заметно скривился и неодобрительно качнул головой. Мильх и Шпеер остались равнодушны, один живёт только самолётами, другой вообще не военный. А сам Гитлер постарался удержать улыбку, заранее зная что Гейнц всегда рвётся вперёд. Что он что Роммель, они друг друга стоят.

— Поясните, генерал! — попросил он, с интересом глядя на танкиста.

— Дело в том, мой фюрер, что нам нельзя сейчас останавливаться! — энергично сказал тот. — Мы должны, несмотря ни на что, использовать каждую свободную минуту, каждый час для наступления, потому что потом может быть уже поздно! Сегодня англичане и французы растеряны провалом контрудара, подавлены потерями и слухами об эвакуации. Но не следует недооценивать противника! Уже завтра, если мы дадим ему время, он может прийти в себя и начать ожесточённо обороняться! Время на войне на вес золота! Мой фюрер, я лично разговаривал с нашими танкистами перед тем как лететь в Берлин! Да, они устали! Да, они тревожатся за остаток горючего в баках и считают каждый снаряд в боеукладке! Да, они мечтают выбраться из тесных металлических коробок и поспать хотя бы четыре часа под ближайшим пыльным кустом! Но я абсолютно уверен в том что на последний рывок их хватит! Готов поставить на это мои лампасы, мой фюрер! Союзники сейчас держатся из последних сил! Стоит крепко ударить ещё раз и они просто побегут к морю, бросая оружие и снаряжение куда попало! Я уверен в этом, мой фюрер! — упрямо сжал губы Гудериан.

— Господин генерал, видимо, вы не до конца осознали смысл моих слов! — не сдержавшись, ответил нахмурившийся начальник Генерального штаба. — Если высказанных мною причин вам мало то ответьте мне на несколько вопросов!

Гитлер не мешал спору. Было интересно послушать Гудериана, которому он внутри благоволил, и его оппонента и высшего армейского начальника, по совместительству предателя Рейха. Фюрер знал что своенравный Гейнц не отличался педантичным выполнением приказов вышестоящих, за что 16 мая Клейст временно отстранил его от командования корпусом. Впрочем, инцидент был быстро улажен и Гудериан снова вернулся обратно.

— Слушаю вас, господин генерал-лейтенант! — с готовностью отозвался генерал-танкист, имеющий то же звание что и сам Гальдер.

— Как вы собираетесь наступать при такой нехватке всего жизненно-необходимого для танковых войск? — напористо вопрошал Гальдер, явно недовольный тем что Гудериан не разделяет его точку зрения перед Гитлером. — Чем замените снаряды, патроны и топливо? Где возьмёте пехоту для сопровождения танков и закрепления занятых позиций? Сообщите мне меры защиты от огня корабельной артиллерии и вражеской авиации?

Гитлеру тоже было интересно узнать каким образом Гейнц рассчитывает преодолеть столько преград и выполнить боевую задачу. Ведь по всем законам снабжения нужно дать хоть небольшую передышку войскам, подтянуть тылы, восполнить потери, уплотнить боевые порядки на случай контратак противника. Что же, интересно, придумает Гейнц?

— Разрешите ответить по порядку? — обратился тот к фюреру и Адольф кивнул. — Что касается боеприпасов и топлива… Оставлю на месте часть самых изношенных или повреждённых машин, солью с них всё топливо, перегружу снаряды и патроны в другие танки и брошу их в бой! Пехота? Она мне не так уж и нужна! Но если без неё никак, то есть выход — посадить на все свободные машины и бронетранспортёры как можно больше солдат, перебросить их к моим танкам, а потом они будут наступать в качестве танкового десанта… этакие панцергренадёры. Ну а что касается защиты от кораблей и самолётов… там всё просто. Как только мы прорвём вражескую оборону… если она там вообще есть… то окажемся как лисы в курятнике! Из-за опасения попасть в своих солдат нас не смогут ни бомбить ни обстреливать с моря. А если ещё с востока ударит Лееб то уверен, большая часть англичан, французов, бельгийцев и всей этой мелочи просто вздёрнет руки вверх… Вот мой план, господин генерал-лейтенант! — слегка улыбаясь, закончил Гудериан.

На Гальдера смотреть было одно удовольствие. Крайне ошарашенный вид начальника Генерального штаба порадовал Гитлера, хоть он и сам не вполне верил что у Гейнца получится его смелый план.

— Мой фюрер, да это же самая настоящая авантюра! — возмущённо воскликнул тот, глядя на Гитлера. — Генерал-лейтенант Гудериан не понимает последствия этого своего решения! Я категорически против такого бессмысленного риска! Он не берёт в расчёт возможные действия противника, а ведь враг не станет сидеть и спокойно ждать пока командир 19-го армейского корпуса осуществит всё что он тут придумал!

— Совершенно с вами согласен, не станет! — тут же отозвался Гейнц, к удивлению Гитлера. — Именно поэтому нельзя терять ни минуты! Если фюрер одобрит мой план то я уже через час смогу вылететь обратно во Францию!

Адольф едва не рассмеялся, поняв что Гудериан использовал слова Гальдера против него же. А пока начальник Генерального штаба приходил в себя от такого афронта Гитлер обратился к Мильху.

— Что вы скажете о состоянии авиации на этом участке фронта? — спросил он недавно назначенного командующего всеми «Люфтваффе». Была надежда что Эрхард к этому времени успел привыкнуть к новой должности и вникнуть в положение дел.

Тот встрепенулся, прокашлялся и заговорил:

— Мой фюрер, положение дел в боевых авиационных частях действительно довольно серьёзно. С 10 мая бои идут непрерывно и с большим напряжением. Мы почти выбили французскую авиацию, по существу её больше нет. Но что касается английской… Тут сложнее. В районе Дюнкерка противник почти не имеет аэродромов, пусть и не оборудованных. Но главная опасность исходит от британской авиации базирующейся в южной Англии. Им лететь до линии фронта очень близко, благодаря чему они висят над передовой почти непрерывно, оказывая поддержку с воздуха союзникам. А вот нашим самолётам, из-за того что они не успевают за наступающими частями, приходится намного сложнее. Захваченные аэродромы разрушены, либо завалены битой вражеской техникой, полосы сильно повреждены, нет складов для топлива и боеприпасов для машин, а также специальной техники. Лётчики не могут приземлиться а наземные службы не успевают за ними, так как вынуждены освобождать дороги для пехоты, танков и их колонн снабжения. Так же периодически происходят нападения на эти службы со стороны мелких отрядов противника в нашем тылу. Конечно, заявки наземных войск мы стараемся удовлетворять как можем но только ограниченно. Дело в том что истребители, прилетающие в район Дюнкерка, встречают в воздухе численно превосходящего противника, в том числе на новых моделях «Спитфайра», и с трудом могут защитить только себя, да и то не всегда. Посылать туда беззащитные штурмовики — верная смерть без всяких шансов вернуться обратно. Больше всего шансов у бомбардировщиков, летящих группами на большой высоте, но говорить в таких условиях о точности бомбометания бесполезно, разброс слишком велик. И ещё одна проблема… Пилоты очень устали, мой фюрер! Они делают по пять а то и больше вылетов за день! Те кто возвращаются, едят прямо возле самолётов, или вообще засыпают едва вываливаются из кабин. Как только самолёт заправят то их будят выливанием холодной воды в лицо, иначе храпят дальше… Из-за такой хронической усталости резко возросла аварийность. Бьются на взлётах и посадках, даже опытные эксперты. Кессельринг настоятельно рекомендует проводить ротацию пилотов, если уж нельзя снизить частоту вылетов, иначе через несколько дней люди будут просто засыпать в воздухе.

Он замолчал, выразительно глядя на Гитлера. Адольф мысленно поморщился. Да, скорее всего Мильх прав и все эти факторы действительно снижают эффективность германской авиации, но ситуация на фронте никак не располагает к отдыху! Пилоты должны… нет, они обязаны выдержать!

— Скажите мне честно, генерал-полковник, на сколько дней их ещё хватит? — потребовал он, нахмурившись.

Эрхард замялся но, подгоняемый его суровым взглядом, ответил:

— Если бои будут идти с прежней интенсивностью… неделя, мой фюрер! Максимум! После этого срока я уже не смогу гарантировать выполнение ими боевых задач в прежнем объёме. Дело в том что мы теряем опытных лётчиков которые служат примером для молодёжи! Тем становится не у кого учиться и они просто погибают в «собачьих свалках». Англичане отлично понимают что сражаются на пороге родного дома и бросаются в бой словно бультерьеры на мясо.

— Господин генерал-полковник! Доведите до сведения ваших подчинённых мои слова! — медленно начал Гитлер, пытаясь сказать то что чувствовал. — Противник уже на последнем издыхании! Он на грани поражения и мы должны собрать все оставшиеся силы чтобы окончательно добить врага! Не дать ему спасти своих солдат и переправить их в Англию! Потому что потом нам придётся снова сойтись с ними в бою, только они уже будут отдохнувшие и оправившиеся от поражения! Пусть запомнят главное — никто из окружённых не должен вернуться домой! Лётчики обязаны выложиться полностью, понимаете, Мильх? Пусть добьют всю это толпу под Дюнкерком, а потом мы дадим им отдых! Передайте что после выполнения задания все отправятся в Париж или домой, в отпуск! Конечно, награды их тоже не обойдут стороной, пусть не сомневаются!

— Я обязательно передам всё что услышал, мой фюрер! — заверил его командующий «Люфтваффе».

— Хорошо! И, наконец, я хочу услышать того кто куёт наш меч для победы! — добродушно сказал Гитлер, глядя на того кто за все эти минуты не промолвил ни слова. — Господин Шпеер! Вы сможете обеспечить наших танкистов и лётчиков необходимым количеством техники, взамен уничтоженной и выведенной из строя, без снижения боеспособности частей?

Тот задумался на несколько секунд. А потом, поколебавшись, кивнул.

— Думаю, да, мой фюрер. Я ещё не до конца ознакомился с делами, касающихся некоторых фирм и военных предприятий, но могу гарантировать что исходя из запасов моего министерства подкрепления техникой в боевые подразделения станут своевременными. Весь вопрос лишь в количестве вагонов и платформ Рейхсбана, которые он сможет выделить для этих целей. Но эту проблему я тоже постараюсь решить в самые сжатые сроки!

— Не сомневаюсь в вашем профессионализме и деловых качествах, Альберт! — тепло ответил Гитлер, радуясь за своего близкого соратника, от которого зависело столь многое.

— Мой фюрер, так что вы скажете о предложении командующего группой армий «А»? — напомнил ему о главном вопросе Гальдер. — Мне кажется, не стоит так рисковать и, всё-таки, дать генерал-полковнику несколько дней передышки для подтягивания тылов и приведения войск в порядок…

— Нет, господин генерал-лейтенант, это исключено! — категорически отрубил Гитлер, эмоционально взмахнув рукой. — Меня убедил план генерала Гудериана и я поддерживаю его!

— Но, мой фюрер, это слишком опасно! — воскликнул начальник Генерального штаба, в волнении снимая очки. — Всё будет висеть на волоске!

— То же самое вы и другие генералы твердили мне перед аншлюсом Австрии, присоединением Чехословакии, вторжением в Польшу и Францию! — разозлился Гитлер, в душе презирая этого штабиста-предателя. — Где бы мы были если бы я каждый раз вас слушал⁈ Вы, штабные генералы, слишком осторожны по сравнению с теми кто делает историю на полях сражений! Вот, посмотрите на Гейнца! Не в пример вам, протирающим штаны в тиши кабинетов, он сам садится в танки и ведёт в бой своих солдат! Так же как Роммель и другие решительные люди не боящиеся риска! Нельзя победить если всё время осторожничать! Поэтому забудьте о передышке, вам понятно⁈ Никакого стоп-приказа не будет!

— Стоп-приказ? — тихо спросил Гудериан. Скривился и добавил: — Меня воротит от этого слова, мой фюрер! Танкистам нельзя отдавать такие приказы. Они дурно влияют на боевой дух моих мальчиков.

— Вы его не получите, генерал, я вам обещаю! — успокоил его разошедшийся Гитлер. — Я даю вам и другим полевым генералам карт-бланш. Сделайте всё как задумали! Главное — не дайте им удрать от вас, Гейнц! Только вперёд! Намотайте их на гусеницы, если не захотят сдаться! А начальнику Генерального штаба и генерал-полковнику фон Рундштедту я приказываю обеспечить выполнение моего приказа всем необходимым! Вам ясно, Гальдер⁈ — он хмуро взглянул на огорчённого генерал-лейтенанта.

— Так точно, мой фюрер! — ответил тот, бросив взгляд на довольного генерала-танкиста.

— Вот и хорошо! — удовлетворённо заметил Гитлер, оглядывая всех с лёгкой улыбкой. — Все свободны, господа!

Присутствующие начали неторопливо вставать, все кроме быстро вскочившего Гейнца. Тот надел фуражку, кивнул фюреру и направился к двери.

— Господин генерал, я бы попросил вас задержаться на день в Берлине… — услышал Гитлер реплику Гальдера. — У меня есть что сказать вам.

— Извините, господин генерал-лейтенант, но мои парни ждут меня там, на фронте! — покачал головой тот. — Вы слышали приказ фюрера, верно? Через час я уже должен быть в воздухе. Сожалею что снова не попаду на ваше собрание генштабистов, но кому-то нужно не только попивать кофе и рассуждать о политике и армии но и воевать. Честь имею, господин генерал! — закончил он с едва уловимой иронией в голосе.

И больше не задерживаясь вышел из кабинета, оставив покрасневшего от негодования начальника Генерального штаба на месте. Гитлер усмехнулся, увидев его лицо. Пусть только попробует «съесть» Гейнца или саботировать его план, он живо приведёт его в чувство!..