За горизонт

Дорога Порто–Франко — Хребет Кхам. Конец сухого сезона

Без кондиционера на местных маршрутах весьма тоскливо. В кабине не продохнуть, несмотря на открытые окна, насквозь пропитанная потом одежда противно липнет к телу. Пот заливает глаза, мокрая тряпка платка лишь размазывает по лицу соленую влагу. Лицо жжет от залетающих в открытое окно мелких песчинок, наждаком трущих кожу. Нос забит пылью до стояния — почти не дышит. Постоянно хочется пить, но взятый в дорогу запас воды нагрелся и не утоляет жажды. Да что там не утоляет жажды, сама мысль пить теплую, горячую даже воду вызывает спазмы желудка.

Такая вот романтика приключений. Скорей бы уж она кончилась.

Хочу прямо в одежде запрыгнуть в прохладные воды Рейна и не вылезать часок.

Уже семь часов «Татра» пылит в сотне метров за броневиком немца. Пора бы уже и Рейну показаться.

Окаймленная зеленью полоска реки выпрыгнула из–за горизонта совершенно неожиданно. Дорога перевалила через практически лишенный растительности, каменистый холм, увенчанный деревянной наблюдательной вышкой. И вот он, красавец Рейн.

Не шибко–то он красавец, если объективно, мутные воды неспешно текут между поросшими камышом берегами. От реки тянет гнилыми водорослями и тиной, сквозь басовитое урчание дизеля «Татры» прорезается клекот многочисленных пернатых обитателей побережья.

Вот только ожидаемой речной свежести нет и в помине. Н–дэ, я, признаться, надеялся, что микроклимат тут помягче. Что–то купаться сразу расхотелось.

Дорога упирается в поселение с названием Viemar, если верить прострелянному до состояния решета дорожному указателю.

Указатель не жертва боестолкновений. У местных традиция, в дорогу наудачу нужно прострелить дорожный указатель начала и конца маршрута. В Порто–Франко подобного не было, но там за немотивированную стрельбу можно отгрести массу неприятностей, в том числе летальных.

Сам поселок — окруженные полями десятка два домов и втрое большее количество строек разной степени завершённости. Повсюду что–то копают, долбят, режут, пилят, но без спешки. По–немецки обстоятельно, вгрызаясь в каменистый берег Рейна.

Все домики, как близнецы, стены из красного кирпича, острые, покрытые красной черепицей крыши. Ветряков вот только не видно, зато в наличии невысокая водонапорная башня. Централизованное водоснабжение, стало быть. Хм, у них тут и деревянные опоры линии электропередач стоят. Кучеряво живут.

Все это обильно перемешано шатрами, палатками, автомобильными трейлерами, просто наспех сколоченными навесами и прочим временным жильем.

В конце посёлка обнаружилась вполне сносная пристань с десятком плавсредств всех типов и размеров. От переделанного под промысловые нужды прогулочного катамаранчика, до тридцатиметровой самоходной баржи, на откинутую носовую аппарель которой бодро закатывается броневик Вольфа.

Интересно, нас на другой берег переправят или вверх по Рейну прокатят?

Лично мне по душе второй вариант. Осмотреться с воды, это совсем не то же самое, что из кабины–духовки плетущегося в облаке пыли грузовика.

Зубодробительно заскрежетала поднимаемая аппарель.

Каюсь, грешным делом, даже начал высматривать, а не заходит ли со стороны солнца пепелац из «Кин–Дза–Дза». Шорты цвета хаки, как ни крути, на желтые и уж тем более на малиновые штаны никак не тянут. Да и с цаком в носу у меня не сложилось.

На низкой ноте заныл насос, в бортах (именно что в бортах, а не за бортом) забулькала перекачиваемая вода. Баржа осела кормой. Ага, это из носовых балластных танков в кормовые балластную воду перекачали.

Замкнутое пространство ржавых бортов, вой насосов, бульканье воды, чумазый, лохматый матрос в драной кожаной безрукавке, накинутой на голое тело, и главное — вращающейся над мостиком радар, доводят сюрреализм в стиле Данелия практически до абсолюта.

Пойти что ли, перед капитаном пару раз «Ку» сделать. Н–дэ….

Скрежет и вой смолкли внезапно, как отрубило. Только мелкая речная волна плещется о борта грузно покачивающейся на волнах баржи, да муркает на холостом ходу ходовой двигатель.

Выбросив в небо сноп дыма, набрал обороты ходовой двигатель — пошли, стало быть.

Оставив чумазого матроса возиться с креплениями под колеса деревянных клиньев–башмаков, залезаю в кузов «Татры», а с него перепрыгиваю на узкий проход вдоль борта баржи. На гордое название — палуба, узкая лента–решетка из алюминия, никак не тянет. Хоть поручень есть — за борт не навернёшься. Мостки и поручень явно уже местная импровизация.

И что мы имеем при виде с палубы?

Довольно вместительное железное корыто без труда вмещает броневик и «Татру». Даже метра четыре свободного места еще осталось. В ширину «корыто» чуть шире железнодорожного вагона. Над кормой возвышается два яруса надстройки. Судя по блюдцам–иллюминаторам первый ярус каюта. Второй ярус — мостик.

За мостиком гудит машинное отделение.

Причем я совершенно определенно скажу — ворота баржа проходила без надстройки. Надстройку «лепили» уже здесь, второй ярус из родного мостика, первый из того что было под рукой.

Но, получилось крепко.

И зря я грешил на техническое состояние баржи. Ржавчина и скрежет — следствие, скорее, интенсивной эксплуатации, а никак не технической запущенности.

Плывя против течения, баржа выдает не менее ….. Хм, н–да, плавает известно что, а судно ходит. Километры в час это для мазуты сухопутной, мы же теперь моряки, пусть и речные.

Так что девять–десять узлов баржа уверенно делает, и это идя против течения.

— Что–то я не догнал краями? — порыв ветра завернул шлейф дыма в лицо. Ни бензин, ни солярка так не пахнут. Печкой пахнет деревенской. Я заинтригован, надо бы капитана раскрутить на экскурсию в машинное отделение.

Очень эффективно получается, средняя скорость баржи, пожалуй, даже выше чем у грузовика по проселку. А если оно еще и дрова вместо солярки потребляет, это же совершенно несоизмеримые затраты по топливу.

Едва не навернувшись за борт с крутого трапа, попадаю на мостик.

Как тут все приборами нафаршировано, не хуже чем в самолёте.

Компас, радар, эхолот. Хм, под потолком монитор дает обзор с камеры, закрепленной на корме баржи. У задней стенки мигает зеленым и красным солидная стойка радиооборудования.

За стойкой радиоаппаратуры уютно, по–домашнему даже подвешен MG-3. По всему, плохо на Рейне без пулемета, никак даже.

Над MG большая фотография — пара офицеров Кригсмарине позируют на фоне четырехорудийной башни главного калибра.

Видел я фото этой башни, торчащей над исковерканной тушей затопленного в Ла–Плате фашистского крейсера.

На мой взгляд, более высокий человек на фото и капитан баржи имеют явное сходство. Иначе с чего фото вешать?

— Это кто? — капитан баржи подозрительно прищурился в мою сторону.

— Гут парень, из русских, — с ленцой процедил Вольф.

— Русский говоришь? — кэп задумался. — Говорят, русские могут пить ведрами?

— Ведрами? Легко. Зимой, когда нам, русским, становится жарко, мы идем купаться в прорубь. Кэп знаешь, что такое прорубь? Знаешь, гут. После заплыва в проруби мы идем париться в баню. А вот после бани…. После бани, мы играем на балалайка и пьём водка из самовара. Из самовара водку наливают в ведро….Хо–хо Кэп и тут в курсе. А Кэп в курсе, что мы закусываем водка матрешкой? Тоже в курсе. О как! Кэп, да ты знаешь о России больше самих русских.

— Я–я, зер гут, вот сейчас и проверим, — капитан зубами вытащил пробку из пузатой бутыли. С грацией Копперфильда материализовал еще один стакан, до половины наполнил его содержимым бутылки и выдавил туда лимон.

Ром с лимоном, к бабке не ходи.

— Za zdorovie, — Кэп приложился к своему стакану.

— И вам того же, — ухх…….., неплохое пойло, градусов сорок даже обильно разбавленное лимонным соком.

Кэп, довольно хмыкнул и тут же потянулся за пузатой бутылкой.

— Кэп, не гони, лучше просвети на каком топливе твой крейсер ходит?

Кэп выхватил из–за радиостойки внушительных размеров молоток на длинной ручке и пару раз оглушительно припечатал его к задней стенке рубки. Интересная у них коммуникация.

Не прошло и минуты, как в рубку просунулось чумазое лицо под слипшейся русой шевелюрой.

— Гуго, покажи камраду свое хозяйство.

— Легко, щуплый механик целиком втиснулся в рубку и расстегнул ширинку.

— Машинное отделение покажи, клоун, — судя по реакции, капитан ждал от механика подобной выходки.

Щуплый мех пожал плечами, застегнул штаны и кивнул на дверь.

Под трапом обнаружились двери двух кают. Первая запертая, капитанская, по всему.

Распахнутая настежь дверь второй позволяет разглядеть приклеенный к внутренней стороне двери выцветший плакат с полуголой сиськастой певичкой и крохотную каюту.

Каюта размером в половину стандартного вагонного купе, полки–кровати в два яруса только усиливают сходство. Забранный решёткой светильник под потолком, и стена, обклеенная страницами журналов порнографического характера.

Готов поспорить, рукоблудят они тут. Ну, да ладно, это их личное дело, я сюда на машинное отделение пришел смотреть, а не на силиконовые сиськи. Меня в Порто–Франко натуральные четвертого размера ждут.

За каютами ревет моторами машинное отделение. Его крыша — огромный двухстворчатый люк. Сейчас створки люка распахнуты и нутро видно во всех подробностях.

Что у нас тут?

Два восьмицилиндровых бензиновых двигателя. Судя по брутальному дизайну, двигателям лет сорок–пятьдесят. К карбюратору каждого двигателя подходит по блестящей трубе диаметром дюйма три.

Так, а труба у нас откуда?

Труба идет от пузатого бака двухметровый высоты. К баку подводится несколько труб помельче. Вот эта — запотевшая, явно охлаждение забортной водой. Похоже, этот бак — охлаждение газа и очистка от золы и прочих вредностей.

А вот этот, самый пузатый, излучающий ощутимое, даже на местной жаре, тепло, я так понимаю котел.

А куда дым уходит? Будем колоть механика на детали.

Механик кололся, как сухое полено. Кололся с видимым удовольствием.

Согнувшись над палубным лючком, мех вытащил охапку мелко напиленных чурбачков. — Там топливный бункер, — пояснил мех.

— Запас хода какой?

— Полной загрузки бункеров хватает на сутки хода.

Механик высыпал дрова в пышущий жаром цилиндр котла.

— Это реактор с обратной тягой, сварен целиком из жаропрочной стали. Сверху закидываем дрова. Они сперва подсушиваются, затем, постепенно прогорая, оседают вниз. Как треть топлива в реакторе выгорит, так подкидываем новую порцию. На среднем ходу три раза в час получается.

— А чего он не дымит?

— Разрежение от двигателей создает обратную тягу. Горючий газ, по вон той трубе под реактором, подается в теплообменник, где охлаждается забортной водой. Потом охлажденный газ очищается от золы, влаги, смол и прочих гадостей вот в этом фильтре–очистителе. Тут сверху центробежный фильтр удаляет крупные частицы.

Потом на мелкой сетке удалятся мелкие частицы.

И в конце на пластинчатой гирлянде конденсируется водяной пар.

После фильтра–очистителя газ поступает в систему питания двигателей.

— Заводится плохо? — интересуюсь у механика.

— Нормально, но долго. Минут двадцать разогревается реактор. А потом пару минут запускать моторы от бензинового пускового двигателя, — поясняет мех.

— По мощности как, большие потери?

— Не знаю даже, — потер переносицу мех. — Процентов тридцать, пожалуй. Больше двух тысяч оборотов двигатель не выдаст, газ не успевает прогорать. Мы на полутора тысячах ходим, если прижмет, до тысячи восьмисот поднимаем, выше никак. Двигатели дефорсированны процентов на двадцать. Газу высокая степень сжатия не позволяет нормально заполнять цилиндры. Пришлось под головки блоков прокладку увеличенной толщины ставить. Зато в ресурсе выигрыш. По мощности, с каждой десятилитровой восьмерки сто сил снимаем, точно, — подвел итог механик.

— Дрова сами заготавливаете?

— По–разному. Иногда сами, но в основном бункеруемся в прибрежных поселках.

Навстречу барже шустро прошел баркас с крупнокалиберным браунингом на носу.

— Речной патруль, — пояснил мех. — Азиаты пошаливают на реке. Пришлось обзавестись военным флотом, — чуть иронично пояснил мех.

За полдня путешествия вверх по Рейну из интересного стоит отметить только кирпичный завод. Унылый барак с приземистой, закопчённой, кирпичной трубой по центру. Стелящийся вдоль берега, жирный, густой дым усиливает сходство с крематорием почти до абсолюта.

Длинные навесы непонятного назначения. Чуть в стороне груды колотого кирпича, отвалы глины и торфа. На длинной заводской пристани аккуратные пачки готовой продукции: кирпича, черепицы, пузатых керамических труб. Натуральный концлагерь.

При всей визуальной унылости, кирпичный завод — флагман немецкой экономики. Немцы очень удачно оседлали залежи качественной глины, торфа для топлива и реку в качестве отличной транспортной артерии.

Отсюда в Порто–Франко и на базы Ордена везут кирпич, черепицу, керамические трубы.

Второй кит немецкой экономики — сельское хозяйство. Поля, плантации, рощи молодых оливок и фруктовых деревьев попадаются на удивление часто. Капитальных строений очень мало, все те же, что и в городе палатки, навесы, трейлеры, зато вокруг все распахано и посажено.

На текущий момент в основном немцы кормят Базы Порто–Франко и поселенцев, расселяемых к северу от города.

Пока доберёшься до места жительства, пока обоснуешься, пока поле распашешь и ждешь первого урожая, кормиться будешь продуктами, выращенными в долине Рейна. Кормится не бесплатно, естественно.

В мокрый сезон река вздувается, потоки воды намывают на берега слой плодороднейшего ила.

У уреза воды растет все, что посадишь.

Лично у меня есть ощущение, что прикопай на бережечке Буратину, на манер Саида из «Белого солнца пустыни», так Буратино пустит корни и заколосится.

А если мимо Буратины пройдет товарищ Сухов с неизменным чайничком, то Буратину можно смело закапывать в любом месте — урожай гарантирован.

Выше по берегу, на каменистых, бедных влагой почвах отлично растут кукуруза, виноград, оливки, ячмень.

А вот скотины совсем не видно. Несчастных буренок от местных хищников заперли по хлевам и загонам. Мне Боцман рассказывал жуткую историю про стадо бяшек, сожранное местным зверьем вместе с пастухами.

На мясо бьют дичь. Ловят речную и морскую рыбу. Мечтают о рыбо–консервном заводе, и строительстве прибрежной дороги в сторону азиатских анклавов.

До переправы через Рейн азиаты свои товары повезут на своих условиях, а вот дальше строго на условиях немцев. Такой вот незатейливый протекционизм.

Всю ночь баржа тупым носом неспешно подминала встречное течение Рейна, с рассветом свернув в первый крупный приток.

Незаметно исчез запах тины, да и вообще за ночь здорово посвежело. Каменистые проплешины на берегу сменились сплошным ковром сочной зелени. Изменился и сам берег. Могучий Рейн неспешно нес свои воды между отлогих, равнинных берегов. Здесь же река все больше стискивается крупными холмами, попадаются промытые водой теснины отвесных скал.

Стекающая со склонов хребта Кхам река выгодно отличается от Рейна чистой, прохладной водой. С борта баржи видны блестящие чешуёй бока метровых рыбин, испуганно шарахающихся от проходящей баржи.

— Гуго, вы рыбу ловите?

Мех рассеянно кивает — ловим.

— На спиннинг или на удочку?

— Сачком, — откровенно лыбясь, мех взглядом стрельнул мне за спину.

Н–дэ, на задней стене рубки висел «ОТЕЦ ВСЕХ САЧКОВ» — затянутый крупноячеистой сеткой метровый обруч, нанизанный на длиннющий шест. Таким девайсом рыбу не ловят, ее черпают.

Пока я при помощи ведра забортной воды, разлеплял заспанные веки, двигатели убавили тональности, баржа поворачивала к берегу. Пришли, стало быть. Куда, интересно?

Пляж с парой вытащенных на песок лодок. Крохотная пристань, скорее даже бревенчатые мостки. Пришвартованный к мосткам, в такт волне покачивается небольшой гидросамолет. Второй гидросамолет вытащен далеко на берег в сторону вросшего в землю топливозаправщика. Этот свое уже отлетал, а топливозаправщик свое отъездил.

Выше на берегу мощное каменное строение. Сложенные из неотесанного дикого камня стены. Узкие, забранные толстой решёткой окна. Потемневшая от времени медь крыши.

Швы между камнями стены обильно затянуло толстым слоем лишайника. Понизу так сплошной зеленый ковер. Что бы так обрасти, не один год нужен.

Над крышей здания торчит штырь телескопической антенной мачты. Чуть в стороне основательные постройки хозяйственного назначения. Белье вон на веревках развешено.

— Вольф, что это за место? Домик с виду старше меня, а люди в этом мире совсем недавно?

— Раньше здесь была база орденской гидроавиации. Отсюда исследовали хребет Кхам и северные территории. Потом основной аэродром перенесли северней в район Мунвэ, а здесь оставили промежуточный.

Ну да, логично. Плановую разведку местности удобнее вести именно с применением гидросамолётов. Аэродромов строить не нужно, сгодится любой крупный водоем. Удобно топливо по реке подвозить, опять же.

Распугав раскудахтавшихся пестрых куриц, вслед за немцем поднимаюсь к дому. Пахнет свежей выпечкой, жареным беконом и кофе. Под пристроенным к стене дома навесом завтракают пятеро мужчин. Трое патрульных Ордена, пилот и хозяин дома, судя по выправке, в прошлом военный.

Нас уже ждут.

Хозяин поднялся из–за стола, как со старым знакомым поручкался с Вольфом: — Хватайте тарелки, сейчас принесу яичницу с беконом и кофе. Сок будет кто?

Конечно, будет!

Правильный завтрак нужно начинать со стакана свежеотжатого сока, а заканчивать чашкой крепкого кофе.

Там — за воротами я о таком даже не мечтал. Тупо не знал, что так можно. Зато здесь — в новом мире, активно навёрстываю упущенное.

— За завтрак один экю, — это уже в мой адрес, остальные явно знакомы с местным прейскурантом.

Под плотный завтрак приглядываюсь к Орденским гвардейцам. На всех троих добротные камуфляжи, не новые, разношенные, явно не раз стиранные. Рации с гарнитурой, разгрузки, у мужчин тактические перчатки, ножи, внушительные пистолеты в кобурах — упакованные ребята. Эти волки явно не стоят «вратарями» на КПП орденских баз.

Командиру далеко за сорок, явно тертый дядька. Рядом с ним к стене прислонен изрядно потертый FN FAL в десантном исполнении и кондовая армейская радиостанция в окрашенном тёмно–зелёной краской металлическом корпусе.

Напротив командира допивает третью чашку кофе коренастый крепыш с рельефной мускулатурой, про таких говорят — перепрыгнуть легче, чем обойти. Это наш пулеметчик. В иностранных пулеметах я не силен, но классический М60 сложно с чем–то спутать.

Чуть в стороне, надвинув на глаза камуфлированное кепи, дремлет женщина неопределённого возраста. Лица мне не видно, но о возрасте женщин красноречивее всего говорят кисти рук. Так вот эта дама, как минимум, ровесница командира группы. На коленях дама баюкает мощную снайперскую винтовку — снайпер, стало быть. У неё под брюки белые колготки не надеты?

Хм, еще характерный штришок — не бывает женщин без сережек. Даже на местном фронтире, хоть скромная серебрушка, да блестит в мочке уха. А тут, не то, что серег нет, у этой дамы уши не проколоты. Серьезный подход к своему ремеслу.

Закончив с на удивление вкусным завтраком (еще бы он был не вкусным, после почти суточной голодухи на свежем–то воздухе), вполголоса интересуюсь у немца относительно патрульных, — Вольф, это болельщики нашей сборной? Или не все так просто?

— Не все, — немец с виду сама безразличность. — Заканчивай жрать, пора выдвигаться.

Пока я завтракал, матрос баржи в компании пары хозяйских сыновей резво менял дислокацию солидной кучи сухих полешек, от навеса на берегу в темные глубины бункеров баржи.

Четыре куба дров обошлись капитану в сто экю. Это примерно часов на десять хода. Значит в час примерно десять экю.

При цене дизтоплива в один экю за литр, газогенератор весьма рентабельным получается, даже с учетом потерь мощности и заморочек с обслуживанием.

Это для автомобиля балластная тонна веса газогенератора и полтонны дров критичны. С учетом падения мощности на треть, так и совсем печально.

А самоходная баржа эти пару тонн не заметит.

Капитан договорился с гостеприимным хозяином на полную бункеровку на обратном пути. Хозяин с довольным видом потирает волосатые ручищи.

Чего никак нельзя сказать об его отпрысках, уныло посматривающих в сторону двуручной пилы и здоровенной плахи с воткнутым в нее топором.

Через два часа монотонного заплыва вдоль все более сближающихся берегов баржа причалила к каменистому, резко переходящему в глубину берегу. Заскрипела опускаемая аппарель.

Втыкаю передачу заднего хода, нога чуть придавливает педаль газа, еще чуть–чуть. Плавно отпускаю сцепление и «Татра» выкатывается на берег. Не забуксовать бы. Хотя нет, место грамотное, практически голый камень с редкими пучками растительности, негде тут буксовать.

Рыкнув моторами, баржа еще больше наползает на берег. Капитан отрабатывает возникший после избавления от веса «Татры» отрицательный дифферент.

Броневик Вольфа выкатывается на берег, с хрустом сломав пару молоденьких деревьев, описывает полукруг и въезжает на не слишком укатанную колею.

Отпускаю немца на сотню метров и трогаюсь в след. Здравствуй, хребет Кхам.

Хребет Кхам — две параллельные горные гряды разделенные долиной, общей шириной километров сто — сто двадцать.

Горы старые в геологическом аспекте. Ветер, вода и солнце основательно сточили некогда острые клыки вершин.

Северный Кхам более высокий, поросший куцей растительностью. Южный Кхам пониже, с пологими, обильно поросшими хвойным лесом, склонами.

Меня очень беспокоит проходимость Вольфовой бронемашины, всё–таки семь тонн при не очень мощном двигателе. Но пока немец не очень быстро, но уверенно прет по петляющей между склонов колее.

Если и дальше будем продолжать в таком темпе, на месте будем часа через три.

Если честно, я впечатлен мастерством немца. Дорога один бесконечный поворот, причем поворот на спуске или подъеме и обязательно с наклоном колеи.

Распугивая длинноногих, очень грациозных, похожих на земных косуль копытных, петляешь — кружишь по склонам, чтобы увидеть на соседней горушке ржавый остов брошенного у дороги грузовика мимо которого проезжал полчаса назад.

Еще больше, с самого отъезда из Порто–Франко меня беспокоит, зачем Вольф взял на дело «броню»?

Присутствие гвардейцев Ордена не выходит за рамки разумного. Охрана подобного груза это нормально. А вот «броня» не то, чтобы избыточна, но шанс уронить ее с узкой ленты маршрута неприлично высок. Чуть недовернешь в повороте и все — четыре трупа возле «танка» украсят утренний пейзаж. Это если я трупы достану и возле «танка» разложу.

Ан нет, впереди упорно карабкается по склонам семь тонн брони, ощетинившихся пулеметом. Просто так Вольф этого делать не будет. Он вообще предпочитает не рисковать.

А значит, настраиваемся на неприятности.

Колее надоело петлять по склонам и она свернула в пересохшее русло горной речушки. Почти шоссе по местным меркам, самый безопасный участок на всем маршруте, даже особо крупные валуны кто–то заботливо сдвинул с маршрута. Зато в мокрый сезон, судя по наносам песка, веток и подмытия склонов, это место абсолютно непроходимо. Соответственно, с приходом дождей, все, что за хребтом Кхам, наглухо отрезано от снабжения.

Разве что камикадзе какой по отчаянной нужде перелетит через хребет. Или моряки–отчуганы поймают окно между штормами и проскочат морем.

Не зря азиаты всем миром дорогу вдоль побережья строят. По слухам, самый суровый налог у них — транспортный.

Хочешь — плати.

Не хочешь — все равно плати.

Не можешь заплатить — стройотряд имени «Прибрежного пути в светлое завтра» ждет тебя.

С дорожно–строительной техникой, точнее, с топливом для нее у азиатов намного хуже, чем никак. Посему упорные желтомордые ребята (и девчата, и даже местами их дети, что уж там), вгрызаются в прибрежные скалы при мощи кирок, мотыг, лопат и тачек.

Понятно, что скорость ведения работ столь «передовыми» методами, мягко скажем, неспешна. Но разве могут такие мелочи напугать тех, чьи предки возвели единственный рукотворный объект, видимый невооруженным глазом с борта орбитальной станции. Это я о Великой китайской стене, если кто в школе уроки прогуливал.

Немцы, ведущие навстречу азиатам свой участок прибрежной трассы, строят его в основном на бумаге. По факту, немцы саботируют стройку.

Вот когда русские (или еще кто) наладят регулярные поставки топлива, вот тут мы в работу не жалея сил включимся. А пока извините, у нас понасущней проблемы есть. Тем более что мимо нас — немцев, дорога все одно не пройдет. Гешефт гарантирован — так зачем бюргерам напрягаться?

За мыслями о транспортных проблемах пропускаю момент, когда скалы расступаются в сторону, выпуская маленькую колонну на простор межхребетной долины.

Ох, мама дорогая, красотища то какая!

Кряж северного Кхам, сверкая снежными шапками, нависает над долиной, одновременно давит своей массивностью и создает ощущение, что это именно горы подпирают жиденькие облака, облизывающие горные вершины. И над всем этим великолепием парят пара огромных, похожих на орлов птиц.

Поросшая сочной травой и густыми зарослями высоких кустарников, долина повышается на запад, плавно изгибаясь к северу. На восток и на запад линия горизонта отскакивает почти на предел видимости невооруженного оптикой взгляда. В сторону запада смотреть, окромя природных красот, особо не на что.

А вот в восточном направлении пейзажи поинтересней. На протяжении трех–четырех километров долина плавно понижается, утыкаясь в хрустальные воды, окруженного редким лесочком, горного озерца. На мой вкус, идеальное место для курорта.

Чтобы получше рассмотреть местные красоты, глушу «Татру».

Ууууупс, тихо–то как.

Свежий ветерок выдувает из кабины запахи работающей машины. Взамен душной тесноты, кабину наполняет чистейшая горная свежесть с едва уловимыми, терпкими нотками аромата горной растительности.

Ээээххх…., дышится то как!

Что там у нас такое инородное на береге озера примостилось? Понятно, что не курорт, но мне хочется деталей.

Аккуратные домики, один, второй, третий, четвертый… хотя нет, это, скорее, амбар или скотник какой. Ага, вот еще группка строений. А это что такое на мыске белеет, церквушка что ли? Очень похоже на то. Вот только крест над крашеными мелом деревянными стенами какой–то неправильный.

С точки зрения православного (машинально поправляю крестик под майкой), на богомерзком западе слишком много всякой ереси: католики, протестанты, баптисты, адвентисты, мормоны, масоны.

Хотя нет, тут перебор, пожалуй, масоны, это из другой оперы.

Ну да бог с ними, с масонами.

И без них еретиков хватает, и у каждого свои вариации на тему главного религиозного символа. Но благодатный огонь нисходит исключительно к православному священнику.

А еще я был пионером. И комсомольцем, кстати, тоже. Хотя и недолго, кончились комсомольцы.

Это я все к тому, что, поди, угадай, люди какой именно веры в это благодатное место на постой въехали.

Смотрим дальше.

Приземистые каменные домики, соломенные крыши, сложенные без раствора каменные изгороди вокруг квадратов полей. Техники вот что–то невидно.

— Русский, ты чего встал? — руша идиллию, хрипит рация голосом Вольфа.

— Провожу рекогносцировку на местности. Вольф, что это за курорт у озера?

— Сектанты какие–то. Лет семь назад тут общину основали. То ли баптисты, то ли очень хитровыкрученные мормоны. О! вспомнил — хаббардисты.

— Сайентологи, — поправил немца мягкий мужской голос. — Удачной дороги и да прибудет с вами ЕГО воля!

— Ага, спасибо, и вам того же, — будьте вежливы с незнакомцами и да воздастся вам. Еще бы знать, что это за секта сайентологи и кто такой Хаббард. А ну, как они практикуют всякое противоестественное! Голос–то у мужика слащавый больно.

Впрочем, рация молчит. Неизвестный сладкогласий сайентолог никак не прореагировал на мою реплику.

Колея втягивается в узкую, глубокую расщелину северного Кхам. Аллес, прощай Европа. В местной географии это уже дикая Азия.

Но вот так вот, сходу, лихим моторизованным наскоком, ворваться на Азиатские просторы не получается.

Около получаса ждем встречный конвой.

Почему ждем?

Да потому, что не разъехаться. Прямо по курсу ожидаются теснины и горные тропы, как в анекдотах про грузин — справа скала, слева обрыв, а на тропе я такой красивый. Только вот что–то не смешно мне.

Наконец, со стороны северного Кхам появляется облако пыли, по мере приближения из облака проявляются дико лифтованный «110 Ровер» охраны и два фургона на шасси «Унимога» с крупными красными крестами на бортах и кабине.

«Ровер» охраны притормозил возле бронемашины Вольфа. Судя по жестам, стороны обмениваются информацией на маршруте. И информация эта хороша для всех.

Мы никого не встретили, значит для встречного конвоя дальнейший путь чист.

Встречный конвой бодр и весел, а значит предстоящий нам кусок маршрута они прошли без приключений. Что лично в меня вселяет некоторый оптимизм.

Не знаю, кто был тот герой–первопроходец, но он проложил через горы единственно возможный для проводки крупной техники маршрут. Ущелье виляет, местами сужается так, что по зеркалам барабанят стебли жесткой, горной травы, пучками растущей из трещин и щелей склона. Но главное, обеспечивает плавный подъем на протяжении минимум восьми километров.

А скатившиеся со склонов на дорогу валуны, и даже небольшие оползни это мелочи в масштабах маршрута. Хотя пару раз мужская часть приданого усиления бодро выскакивает из бронемашины на предмет расчистить дорогу.

Первое ущелье незаметно переходит в другое, не слишком длинное, но заметно более крутое и весьма обильно поросшее сочной зеленью.

Зелень — это хорошо, монотонная однотонность южного Кхам изрядно надоела. А вот крутое, это плохо, по моим ощущениям дизель «Татры» уже начинает задыхаться. А тут мало того, что придется насиловать машину на пределе, так еще и мощность, отдаваемая мотором, будет падать по мере подъема. Хорошо хоть «Татра» пустая практически.

Впрочем, пустой ей пришлось быть совсем не долго. Не одолев и трети подъема, бронемашина Вольфа раскорячилась поперек колеи, всем видом демонстрируя «ну не шмогла я, а так старалась».

И зачем нам эти пляски с броней? — О, духи гор, ответьте мне. Какой смысл тащить «броню» в эти горы? С кем тут воевать на броне? С горными козами разве что.

Духи молчат.

Козы недовольно фырчат с высоты окрестных скал.

Молчите и ладно. Мы сейчас напрямую у Вольфа спросим.

Цепляя за «Татру» покрытый налетом ржавчины толстый трос, интересуюсь у немца, а какого, собственно, я таскаю тяжести в разряжённой атмосфере высокогорья (не то, чтоб было слишком уж высоко, но на километр–полтора от уровня моря мы поднялись с гарантией).

Немец замялся. Глаза забегали.

Соврет? Нет?

— Ммм…. Да…. Ты понимаешь…, — немец сглотнул, как–то виновато посмотрел и выдал. — Я давно договорился продать бронемашину китайцам. А тут такая удача, Орден покрывает расходы на эвакуацию его груза. И броня нам не помешает……… наверно.

— Твою мать!…………………… Он на заправке решил немного гешефта выжулить!!!

От избытка чувств пинаю бронированный бок «Ящерки».

— Вольф, я тебе уже говорил: где такой немец побывал, там евреям делать нечего. От слова — совсем. Это я тебе ответственно заявляю. Ох, недаром они от вас на Зион свалили.

— Говорил, — немец виновато лыбится и разводит руками. Мол, не мы такие, жизнь такая.

Ущелье переходит в небольшое, почти круглое горное плато.

Оцепляем бронемашину от «Татры», со слов немца, дорога теперь пойдет вниз в основном. Проехав мимо брошенного на плато остова трудяги–бульдозера с выцветшей надписью «Caterpillar», въезжаем на пологий спуск, прорезанный в покатом склоне не иначе как этим самым бульдозером.

Судя по отблескам озера в конце долины, мы добрались. Что не может не радовать. Крутить баранку пятнадцатитонного грузовика, это совсем не то же самое, что рассекать с ветерком на легковушке.

А если у тебя на хвосте болтается прицеп весом в семь тонн и дорога сродни тропе Хошимина.

Устал я, короче. Причем не физически, а морально, что ли. Целый день на нервяке по жаре и всухомятку. А ведь еще впереди забава с веселыми нырками на глубину двадцать метров в водичку вот этого вот живописного озерца.

Озеро и в правду живописное. Не так давно, в геологическом аспекте, тут было уютное горное ущелье. Глубокое, извилистое, с очень крутыми, местами почти отвесными, склонами, поросшими, похожими на голубые ели, хвойными деревцами. По дну ущелья щебетала хрустальным потоком небольшая речушка. Щебетала, щебетала, и дощебеталась до того, что подмыла основание огромного скального выступа. Выступ не перенес такого обращения и, падая, прихлопнул виновницу. Попутно перегородив ущелье пятидесятиметровой дамбой.

Речка подросла до озера, а с образовавшейся поперёк ущелья плотины весело загромыхал водопад.

Дорога кошмарным серпантином, хорошо хоть не длинным, падает на дно ущелья и змеится по осыпям, зажатая между водой и скальными склонами.

Где–то тут должна караулить груз группа людей Вольфа. Тех самых, что глубину, на которой груз притоп, замеряли.

Бронемашина немца неожиданно остановилась и даже немного сдала назад. С моего места не видно, но вроде как из кустарника на склоне кто–то вылез и вскочил на подножку бронемашины.

Что там за кипеш у Вольфа, мне не видно, зато видна торчащая над поверхностью воды смятая кабина грузовика. Не наш клиент, наш глубже должен быть. Да и ржавая она слишком.

Место, однако, тут и вправду противное. Две потерянных машины на километр дороги это перебор.

— Русский, мои люди тебе покажут место, откуда будем вести работы. Начинайте готовиться к погружению, я буду через час, — сообщила рация.

Готовиться, это я запросто. Заодно и с «людьми» пообщаемся, если хорошо зайти с разговором, можно собрать немало ценной для новичка информации.

Вот и они, кстати. Из–за бронемашины неспешно вышли двое.

Что сказать, формально к ним можно применить термин — люди. Но правильнее будет сказать — подростки. К гадалке не ходи — брат и сестра, похожи как две спички из одного коробка.

Девушке семнадцать–восемнадцать земных лет. Рослая, сухощавая, с практически не заметной грудью. Загорелое приятное лицо, с чуть заострённым подбородком, тонкими губами, голубыми глазами, равнодушно смотрящими из под козырька полевого кепи.

На старой земле вполне могла бы выбрать карьеру модели. Там именно такой тип женской красоты востребован. Местами.

Про таких мой батя говорил, — Сынок, при общении с такими воблами, главное об какой–нибудь выступ не поцарапаться.

Ее брату не больше пятнадцати. Хотя ростом он не уступает сестре, но присутствует в фигуре и походке что–то мальчишеское. Те же, что и у сестры, тонкие черты лица, едва заметные веснушки, голубые глаза и соломенные волосы, торчащие из–под кепи.

И предательский прыщик на носу, свидетельство бушующих в организме подростковых гормонах.

Одеты одинаково. Похожие на кеды, кожаные мокасины местного производства. Предельно короткие шорты цвета хаки. Расстегнутые, изрядно штопанные, светло–зеленые куртки из плотной ткани. Фляги на ремешке через плечо. На головах кепи с небольшим козырьком и длинным, прикрывающим уши и шею матерчатым затыльником, больше всего похоже на головные уборы японской императорской армии времен второй мировой.

На шеях и запястьях повязаны безвкусные плетеные шнурочки, придающие ребятам слегка хипарский вид.

Вооружены охотничьими винтовками с весьма недурственной оптикой. У девушки семисотый Ремингтон. У парня не пойму, что именно, но в том же 308 калибре.

Винтовки в идеальном состоянии, хотя оружие явно не первой свежести. Следят за оружием ребятки.

Прочих опасных побрякушек, навроде ножей или пистолетов, не наблюдается.

— Дензел, — парнишка плюхнулся около меня на сиденье и заёрзал, поудобнее пристраивая винтовку.

— Грета, — девушка подсадила в кабину симпатичного зверька и заняла оставшееся место.

— Дэн, можно просто, Русский, — а сам с интересом наблюдаю, как смешная помесь енота с лемуром вытащила из под пассажирского сиденья блестящий пакет с остатками каких–то вкусняшек. Умилительно стрельнула в мою сторону лукавыми глазищами. И, не услышав возражений, аппетитно зачавкала добычей.

— Ошо, — ласково потрепав за огромными ушами, представила зверька девушка.

— Ваши родители большие поклонники братьев Гримм?

— Понятия не имеем. Мы их не помним почти, — Дензел наконец–то пристроил винтовку между ног.

— Они погибли на первой Базе, — тоном снежной королевы добавила Грета.

О как, «первая База». Можно подумать, что гибель на «первой Базе» мне о чем–то скажет. До сих пор ни о чем подобном не слышал.

Сейчас же Базы именуются в соответствии земным регионом с которым они связаны. И никаких порядковых номеров не имеют.

Или имеют, но кому попало, об этом не сообщают.

Оснований не верить им, нет. И получается, что Дензел и Грета выросли в этом мире.

Интересные кадры. У меня к вам целое море вопросов. Да что там море, океан вопросов.

Но, не будем торопить события. Сперва присмотримся, а потом попробуем разговорить ребят.

Точнее, принюхаемся. Не пахнут ребята. И зубы явно чистят. Следят за собой.

Они явно уже с неделю тут сидят. А выглядят опрятно. Куртки подраны и заношены, но это скорее от интенсивного использования, а не от неопрятности. В остальном все очень цивильно.

Патрульные, возвращающиеся в Порто–Франко из недельного патрулирования, не просто воняют потом, они смердят. Не все, конечно, но очень многие.

Да что там патрульные. В моем первом заезде в местные пампасы Руди решил, что мыться в холодной воде прерогатива исключительно северных унтерменшей. А истинному арийцу вполне достаточно плеснуть пару горстей воды на морду.

Как следствие, на обратном пути ваш покорный слуга и его лохматая собака имели сомнительное удовольствие вдоволь нюхнуть крепкого арийского пота. Было у меня даже подозрение, что вредный немецкий пацан мне так за Сталинград и Курскую дугу мстит.

А эти «детки» скрупулёзно следят за собственной гигиеной. И это в условиях дичайшего фронтира.

К подобному нельзя придти самостоятельно, это системное воспитание.

Не все так просто с этой парочкой. Посему проглотим банальное оправдание, — Извините, я не знал, что так случилось.

И помолчим. Подумаем. Понаблюдаем.

— Вот за тем валуном прими вправо.

Интересно, какой язык для них родной? Со мной они говорят на неплохом немецком. А когда Ошо вытащил из–под сиденья свою добычу, Грета совершенно явно читала, что написано на упаковке. Значит язык Шекспира или, скорее, его американская мова им совсем не чужд.

Так, вот валун. Где тут спускаться?

Хм, а валун–то свеженький, совсем недавно сюда скатился. А вот еще один свежачок, чуть ниже по склону.

Трясёт тут горки–то, частенько трясет.

Спуск к воде ребята нашли не то чтобы хороший, совсем наоборот — ужасный спуск. Но, к сожалению, единственно возможный в пределах видимости.

Спуститься на облюбованную ребятами практически ровную площадку в десяти метрах над уровнем воды я спущусь.

А вот подниматься обратно на дорогу, да еще груженым? Не то чтобы невозможно. Но без лебедки определённо не обойтись, да и несколько мешающих деревьев придется спилить.

Но, это мелочи, никто не обещал, что будет легко. В остальном место просто дар божий.

Мощный бампер «Татры» проламывает подлесок, машину ведет юзом на покрытом свежими осыпями склоне. Протектор сдирает с камня тонкий слой лишайника и отказывается цепляться за голый камень. Ощущение сродни езде в гололед на лысой резине.

Дензел и Грета активно обогащают лексикон заковыристыми оборотами русского фольклора. С советами под руку, однако, не лезут. Лишь изредка и исключительно по месту дают точные, лаконичные подсказки.

Приехали!

Сейчас дух переведем, за кустики сбегаем и за работу.

До темноты еще часов шесть. За это время надо по максимуму сделать все подготовительные мероприятия. Машину заправить, временный лагерь разбить, плавсредства для подъёма и транспортировки хабара приготовить. Въезд обратно на дорогу почистить, но это уже явно завтра.

Уже разбитый временный лагерь нашелся за теми самыми кустиками, в которые мне так хотелось.

Камуфлированное полотнище тента натянутое между деревом и верхней дугой силового каркаса мощного багги.

Ну да, не пешком же брат с сестрой сюда добрались.

Под тентом, натянутым исключительно для защиты от солнца, раскатаны два толстых туристических коврика. Легкие одеяла, тонкие подушки. Чуть в стороне — выложенный из закопчённых камней, очаг с парой рогулек. Ворох порубленного хвороста. Вот, собственно, и все изыски.

— На ночь тут располагайся.

Грета — ты сама доброта. У вас под тентом места еще на пятерых хватит. Орденскую охрану мы вряд ли тут увидим. Да и герр Вольф, скорее всего, предпочтет провести ночь в бронированном чреве «Ящерки».

Раскатываю в указанном месте свой джентльменский набор — туристический коврик и легкий спальник. Интересно кто у меня соседом будет? Или соседкой?

Пока обустраиваю постель, детально рассматриваю багги. М–да, однозначно вещь. Хочу такой же.

Мощный, сваренный из легкосплавных труб каркас. Рычаги подвески, как бы не больше метра длиной. Пружины под стать рычагам. Клиренс у багги никак не меньше сорока сантиметров.

Полный привод на все колеса. Здоровенные покрышки, с некогда агрессивным протектором, не каждый джип такими похвастаться может.

Днище и борта багги — дюралевый кузов. Причем, на мой взгляд, кузов герметичный. Идея явно заимствована у немецкого Швимвагена.

— Плавает?

— Если честно, то нет.

Всё равно — сильно.

Продолжаем осмотр. Опускающееся ветровое стекло из прозрачного пластика. Два просторных пассажирских места, разделённые тоннелем карданного вала.

За высокой спинкой сидений спрятан плоский бензобак.

Над бензобаком примятый рулон брезентового тента — место еще для двух пассажиров или дополнительного груза. В сезон дождей натягивается на трубы каркаса и неплохо защищает от дождя и брызг.

За бензобаком двухлитровая бензиновая четверка японского происхождения. Точнее не скажу, ибо с японскими легковушками дел не имел.

Аккумулятор и генератор закреплены очень высоко. Небольшой минус устойчивости, зато огромный плюс при преодолении брода. Семьдесят сантиметров брода для этого багги помехой не будут.

Что еще? Две сетки–багажника, есть у меня подозрение, что в прошлом это были тележки в супермаркете. Две дополнительные канистры под бензин. Шесть мощных фар — четыре вперед, две назад. Небольшая электрическая лебедка на переднем силовом бампере. Радиостанция с двухметровой удочкой антенны.

— Нравится? — Грета почесывает раздувшееся брюшко налопавшегося вкусняшек Ошо. Зверек млеет от счастья и смешно дрыгает лапами.

Нравится ли мне это агрессивно–брутальное и в тоже время сугубо функциональное чудо местного автопрома?

— Не то слово, имею слабость к красивым инженерным решениям. Н–да, давайте уже выгружать снаряжение и думать, как будем груз поднимать.

План Вольфа прост до примитивности.

Я, любимый, ныряю к затопленной машине, и в непроглядной озерной пучине, отмахиваясь от местных мегалодонов и ихтиозавров, пытаюсь закрепить груз к спущенной с поверхности веревке. Из лодки немец за другой конец веревки вытаскивает груз на поверхность, и по мере накопления отвозит на берег.

Не наш это метод, решительно не наш.

Вооружившись бензопилой, за час заваливаю в воду десятка два деревьев растущих у кромки воды.

Деревья вокруг озера растут как на заказ. Прямые стволы толщиной сантиметров пятнадцать, нижняя часть стволов начисто лишена сучьев, в верхней части кисточка веток, покрытых зеленовато–голубыми, мягкими иглами. Этакая помесь молоденькой корабельной сосны и кипариса.

Теперь спилить верхушки деревьев чуть ниже сучьев, спихнуть стволы в озеро. И пусть Дензел и Грета сплавляют по мелководью получившиеся бревна и решившего освоить азы серфинга на бревне Ошо.

Крохотная, буквально на пару метров вдающаяся в берег, мелководная бухточка назначается верфью. В ней будем строить флагмана нашего спасательного флота.

— Отсель грозить мы будем шведу?

— Шведу?

— И шведу, и фину, и прочим чухонцам. В кузове «Татры» топор, кувалда и ящик со скобами. Волоки это все сюда. Да, и там где–то кусок цепи и блок были, их тоже прихвати.

Парень ловко вскочил в кузов грузовика и загремел железом.

Глядя на мои первые, неловкие попытки колоть дрова, мой дед любил повторять, — Любой русский мужик должен уметь пользоваться топором не хуже плотника, а ты внучек пока даже на дровосека не тянешь.

Фронтовику–саперу, прошедшему от Москвы до Вены, а потом обеспечивавшему уникальный рывок советских бронетанковых частей через Хинган, было что рассказать и чему научить потомков.

Сказать, что из внука вышло отличное от дровосека, сильно покривить против истины. Но на «срубить плот» моей рукастости хватит с избытком.

Первым делом изготавливаю поперечные, назовем их так, балки. Отбираю самые толстые бревна, укорачиваю до четырёх метров и попарно скрепляю скобами.

— Ха–ак! Н–на! — из–под кувалды летят искры, сталь скобы с пяти ударов плотно входит в смолистую древесину.

— Ха–ха! Н–на! Й–оо! — кувалда выскальзывает из пальцев и улетает в воду. Хорошо хоть не далеко.

— Рыбу глушишь? Оригинальный способ, — Вольф наконец–то спустился к озеру.

— Что так долго?

— Охрана орденская позиции выбирала. Основательных профи из себя корчат.

— Профи, — Грета по–пацански сплевывает через зубы. — В долине кроме нас никого нет. И вообще никого нет поблизости.

— Гарантируешь?

— Ошо, гарантирует.

О как, оказывается животина не прихоть от скуки, а эффективная сторожевая система.

Я в этом вопросе сделал ставку на собаку. Но полудикий, местный зверек минимум на порядок эффективнее избалованной городской собаки.

А еще я заметил лукавую ухмылку, промелькнувшую на лице ее брата. Или мне показалось?

Вольф сходу оценил мой замысел с плотом. Без лишних слов скинул куртку, закатал штанины и включился в работу.

С появлением взрослого мужика работа пошла значительно веселее. Дензел — смышленый пацанчик, но практического опыта у него нет, а инженерное мышление находится в зачаточном состоянии. Пацан старается, впитывает знания как губка, но толку от него подай–принеси–подержи. Хотя и это немало.

К полученным поперечинам крепим оставшиеся бревнышки, сгоняя бревна от краев к центру. Получается два помоста длиной метров шесть, примерно метровой ширины, разделенных метром пустого пространства.

— Дензел, не торопись. Сначала нужно подпилить вот здесь и здесь. Теперь вот так скалываешь подпил. Теперь в получившиеся пазы вставляем укосину. Не встаёт? Подпили немного. Встала? Гут неси скобу, крепить будем. Вторую стойку сам делать будешь, — парень сама готовность — ему интересно.

Над получившимся безобразием возводим П–образную конструкцию, напоминающую виселицу для гномов, ну или там хоббитов. Я толерантен — мне без разницы кого вешать.

Финальным аккордом пропускаю ржавую, толстую цепь через крепежную серьгу блока. Обматываю цепь вокруг поперечной перекладины «виселицы» и, пропустив через два звена цепи, вколачиваю в перекладину последнюю из оставшихся скоб.

— Надо бы флагману нашего флота имя дать.

— Не нужно.

— Хм? Вольф, обоснуй.

— Мы дадим ему имя, как найденному котенку, а потом уйдем отсюда, бросив его здесь. Считай меня суеверным, но не надо так с кораблями.

— Как скажешь. Тогда твою лодку накачиваем. И что у нас сегодня на ужин?

Дензел без лишних слов подхватил из багги свою винтовку и исчез в зарослях.

Лихо тут у них с ужином, что подстрелишь, то и ужин.

Далеко парнишке идти придется. Дичи полно, вот только мы пошумели изрядно, а зверь не любит шума.

С «далеко» я не угадал. Мы с немцем успели накачать его лодку, повесили подвесной мотор, перетащили к воде воздушные баллоны и водолазное снаряжение. Сколько на все это времени ушло? Минут сорок — сорок пять.

Еще пятнадцать минут я кратко пересказывал Грете сюжет «Человека–амфибии».

Пусть час, на все про все.

Ровно столько потребовалось парню, чтобы вернутся с освежеванной тушкой зверька похожего на земного кабанчика. Вылитый кабанчик, разве что мелкий — освежеванный килограмм на десять и клыков не видно.

Далеко парень уйти не мог, а выстрела не было? Кабанчик освежеван, а ножа у парня я не видел? Чудны дела твои, господи.

Сделав вид, что присел передохнуть на заднее крыло багги, понюхал ствол положенного в него ружья Дензела.

Не пахнет. Сто процентов, зверька без выстрела взял. Как!?

— Дензел, чем ты его приласкал?

— Камнем.

— Камнем???

Вместо ответа парень достал из бокового кармана куртки моточек кожаного шнура.

М–да. Праща.

Маугли и Тарзан отдыхают.

— А свежевал чем? Я к чему интересуюсь. Урвал на распродаже дивное «перо», — цыганский трофей кромкой лезвия блеснул в лучах заката. — Вот думаю, стоило брать?

Вместо ответа Дензел сунул руку подмышку. Хм, вот где они ножи носят, с внутренней стороны в рукав куртки вшиты ножны.

Знакомый хулиган из детства точно так же нож на деревенские танцы носил. Что, впрочем, против хорошего кола ему не помогло, но это уже другая история.

Нажористая тушка, ловко насаженная на тут же выструганный деревянный вертел, аппетитно шкварчит над углями. Капельки жира вспыхивают на раскалённых углях. Над стоянкой стелются шашлычные ароматы.

Из «Татры» достана фляга красного вина, купленный после завтрака каравай белого хлеба и голова козьего сыра.

В наряд по кухне заступила Грета. Девушка поворачивает вертел, равномерно подрумянивая жаркое. По мере готовности слой поджаристого мяса срезается, свежий срез присыпается из мешочка с мешаниной специй, и тушка продолжает крутиться над углями.

Получается на удивление вкусный, прожаренный, но в то же время сочный ломтик с перцово–пряным привкусом приправ. Разве что пересолен малость. Но, это мелочи.

Из вечернего сумрака появляется с Ошо с тонкой, зеленовато–коричневой змейкой в зубах. У нас свой ужин у него свой.

Зверек запрыгивает на крыло багги и принимается за трапезу. Постепенно укорачивающаяся змейка энергично извивается, даже лишившись головы. Но кроме меня ее судороги, похоже, никого не смущают. Да и меня, если честно, тоже не смущают, и не такого уже успел насмотреться.

— Как тут со змеями? Не проснёшься от того, что к тебе под одеяло змея погреться заползла?

— Нет. Поблизости Ошо уже всех змей передавил. Пятый день тут сидим, а он все время жрет, когда не спит.

— Русский, смотри, — Дензел показывает на хипарский шнурок–браслет у себя на руке. — Шнурок из шерсти змееда. Шерсть змееда очень долго хранит запах, на сезон хватает точно. От запаха змееда змеи бегут, как от пожара в саванне. Видел, как саванна горит?

— Не успел как–то.

— Впечатляющее зрелище. Кстати, у Вольфа шнурки берцев из шерсти змееда.

— А как бы мне такой полезной штукой разжиться?

— Двадцать экю.

— Банка сгущенки.

— Две банки.

— Банка и полпачки жевательной резинки.

— Годится, — Дензел порылся в переднем багажнике багги и извлек полиэтиленовый пакет с моточком шнура внутри. — Сколько тебе отрезать?

— Весь пакет давай, у меня семья большая. С меня тюбик повидла. Вишневого. Собаке можно ошейник из такого шнура сплести?

— Не стоит. На кожаный два–три витка намотаешь — хватит. Только меняй почаще, запах перебивается псиной.

Тушку кабанчика на углях сменяет закопчённый кофейник. Кофе на ночь? Ну, разве что глоточек.

Ночь окончательно вступает в свои права. Дензел и Грета аккуратно зачерпывают сгущенку из банки, запивая мелкими глотками кофе, подолгу рассасывают сладкую массу. Не густо у них с деликатесами.

— Русский, а ты большой семьей сюда приехал? Фатер, мутер, фрау, киндер?

Кратко пересказываю историю моих приключений.

Дензел слушает молча, Грета иногда кивает, но думает явно о чем–то своем. Вольф не смог превозмочь сна, забрался в кузов «Татры», из брезентового чехла соорудил себе лежанку и уже с четверть часа ему все до фонаря.

— А вы давно сюда перебрались? И откуда, кстати? Речь у вас странная, немецкий с огромным количеством иностранных слов. Я заметил, вы даже русский понимаете.

— Мы совсем маленькими сюда перебрались. Дензел совсем малыш был, почти не помнит ничего оттуда. Я город помню, дома с острыми крышами, каналы, лодки. Море помню. У нас постоянно пахло морем, — Грета разворошила угольки в кострище. — Наши родители были врачами, специализировались на тропических болезнях. Знаешь, раньше Орден был не такой, как сейчас. Основной упор делался на исследования этого мира. Сюда ехали ученые и исследователи: биологи, зоологи, геологи. Новые экспедиции уходили два–три раза в месяц, — девушка покатала в руках пустую кружку. — А потом была эвакуация с базы. Нам рассказывали, на Земле Орден не нашел с кем–то общего языка. Сюда вместе с грузом переправили контейнеры холеры. И Орден ликвидировал очаг заражения вместе с Базой. С Земли отправили мощную бомбу и выжгли на Базе все живое.

— Объемного взрыва, а перед этим бочки с напалмом отправляли. Любая база имеет средства самоликвидации на случай непредвиденных ситуаций, — парнишка отпихнул лезущего поиграть Ошо. — Были попытки несанкционированных проникновений через портал. Какие–то узкоглазые пытались захватить базу через портал. Свирепый бой был, стрельба шла больше суток, ускоглазые выбили почти всю охрану Базы. После этого случая детей персонала базы эвакуировали в интернат на берегу Рейна. Мы поэтому и холерой не заболели.

— После биологической атаки Орден как подменили, теперь у них только одна ценность — деньги.

— А как же тут такой груз приняли? Бомбу и спецуру узкоглазую?

— Русский, а ты уверен что «ворота» не работают на прием в автоматическом режиме?

Ни в чем я не уверен. Для меня это слишком высокие материи.

— Грета, а не рано вас из интерната выпустили? Или…?

— Три сезона назад, интернат перевели на острова, здесь неспокойно стало, понавезли мрази. Я, брат и Мак–Сим с Эвитой сбежали.

Ох! Держите меня семеро. Мак–Сим, не иначе как сюда долетели ветры «Обитаемого острова».

— Мак–Сим с Эвитой, как и вы, в следопыты подались?

— Нет, у них любовь. Эва ждала малыша. Беременный следопыт, как–то я этого не представляю. Они с русским конвоем ушли. Есть у меня подозрение, что кто–то из их родителей выжил и осел у русских.

— Я так понял для вас Орден плохие парни?

— Парни там разные. А Орден? Орден отнял у нас родителей, отнял детство. За что нам его любить?

— База, где вы жили, расположена на закрытой Орденом территории?

— Думаю да, год назад мы проникли на закрытую территорию. Остатки зданий там действительно есть. Но сказать наверняка не возьмусь. Мы в оптику руины разглядывали. Ближе не подойти.

— Русский, ты книг много прочитал? — Дензелу не терпится сменить тему.

— Не считал, но скорее много. В СССР много читали.

— Расскажи нам книжку. Грета говорит, ты хороший рассказчик.

Хм, что бы рассказать? «Буратино» поздновато, «Приключения Электороника», «Гостью из будущего», «Звёздные войны» или «Звездный десант». Впрочем, не так давно я Руди «Остров сокровищ» пересказывал. Вот с этого и начнем.

Рассказывая историю отважного Джима Хокинса, мудрого Доктора Ливси, жадного Эсквайра Трелони, хитрого Джона Сильвера, простодушного Бена Гана постепенно втягиваюсь в рассказ. При свете разгоревшегося костра угольком рисую на бортах багги «Эспаньолу», ялик Бена Гана, карту острова сокровищ.

Слушатели внимают, как бабки Кашпировскому.

— Не нужно было в форте оборону против пиратов держать. Остров большой, местность отличная — лес, скалы. Нужно навязывать маневренный бой, на дистанции. Отходить, заманивая пиратов в заранее подготовленную ловушку. Обстрелять лодки на берегу. Утроить засаду у источников пресной воды. Вести беспокоящий огонь ночью. Пара дней и кто выживет, сдадутся сами, — Дензел очень эмоционально сопереживает приключенцам.

— А что мешает пиратам применить ту же тактику?

Ох, лучше бы я молчал.

Мне попеняли на очевидное: что у пиратов нет карты, что моряки на берегу все равно, что выброшенная на берег рыба. И к лодкам они привязаны, и с дисциплиной у них проблемы.

Их послушать, так шансов у пиратов не было изначально. Смолетт и компания косарезили, где только можно, однако, все равно победили.

— Моя очередь спрашивать.

— А потом еще расскажешь?

— Обязательно. А пока, поведайте мне, отчего китайцы по побережью дорогу тянут, а этой не пользуются?

— Эту дорогу геологи пробивать начали еще до того, как мы ворота прошли.

— И как, геологи нашли что стоящее?

— Нашли, но не совсем то, что хотели.

— А что хотели?

— Золото.

— А что нашли?

— Серебро.

— Орден добывает в горах серебро?

— Это опасная тема. Русский, оно тебе надо?

— Набегов на прииски в стиле капитана Блада я устраивать не собираюсь. Вдруг не туда сверну ненароком, а там прииск. Обратно ведь меня уже не выпустят.

— Не свернешь. Прииски на триста миль западнее.

— Ага, и блокпосты стоят на подъездах. Ты давай про Капитана Блада рассказывай.

Помню, как рассказывал про рейд эскадры пиратов на Маракайбо. А потом ничего не помню, заснул как убитый. Помню, мысль была: «Сил нет спать хочется, завтра историю про Капитана Блада закончу».

Бах! Бах!

Еще не проснувшись, хватаю АПС. Лязгает затвор, рамка приклада упирается в плечо, дуло ищет цель.

Утром добрым не бывает.

Бах! Бах! Бах!

Выстрелы рвут нежную тишину ночи.

Так не утро еще. Ночь за середину едва перевалила. Темень как у афроамериканца в известном месте.

Бах!

Из пистолета стреляют! Это что же, кто–то к нашим охранничкам на дистанцию пистолетного выстрела подобрался?

Бах! Бах!

— ААААААААААААААААыыыыы!!!

Утробнейший крик, чувствую, как волосы на затылке становятся дыбом, а по позвоночнику скатывается капелька холодного пота. Наверно так кричат, когда кожу с живого снимают или когда в кипятке варят.

Бах! — ААААААААыыыы!

— Патроны кончились, — констатировал спокойный как танк Дензел.

— ААААААА……! — человек захлебнулся криком.

— Тихий, что там у вас? Прием, — в темноте едва различаю темное пятно засевшего за кабиной «Татры» Вольфа. Хорошая позиция, за задней стенкой кабины бронелист закреплен.

— Это Марк орет, — не сильно понижая голос, сообщает немец. — Тихий пошел смотреть, что с ним.

Дензелу и Грете вопли вообще по барабану. Судя по звукам, Грета укладывается досыпать. Дензел похоже, бдит.

А для меня тянутся минуты ожидания. Первый испуг проходит, опять наваливается сонливость. И не скажу, что испугался сильно, дрожи в руках нет, значит выброс адреналина не зашкаливал.

— Марка покусали. Утром разбираться будем, если доживет.

— Доживет, — констатирует из темноты мальчишеский голос.

Вольф лишь фыркает в ответ.

Повторно засыпаю с мыслью, что я китайский болванчик, который не понимает очевидного окружающим.