К десяти часам утра Суворов полностью захватил город. Он приказал арестовать бывшего правителя и посадил его в городскую темницу. Гарнизон разоружили и отправили по домам.
Войска расположились на площади. Часть дежурила в городе, следя за порядком и помогая тушить пожары, другая часть войск отдыхала. Пожары удалось быстро потушить, таская воду из небольшой речушки, протекающей через город.
Хорошо, что большинство домов сделаны из глины и камня, огонь распространялся не так быстро, как если бы дома были деревянными. В такую жару дома из досок быстро превратили бы весь город в пылающий костер.
Я всего этого не видел, так как дрыхнул сном младенца прямо перед стенами, положив голову на седло и укрывшись овчинным покрывалом. От водки, усталости и перенесенных напряжений меня разморило, как первокурсника от портвейна.
Проснулся я в полдень, весь запотевший, потому что лежал на самом солнцепеке. Неподалеку несколько казаков пасли коней.
— Здоров спать, ваше благородие, — сказал один, чистя свое животное от грязи. — Сходи в город, погляди на чудеса туземные.
Я поднялся и расправил тело. Отдых придал силы, произошедшее не казалось мне великой трагедией. Я ведь убил человека не просто так, а на войне. К тому же вряд ли нападавшие, покончив со мной, также терзались угрызениями совести. Если бы не мои своевременные действия, это мой скрюченный и окровавленный труп валялся бы сейчас там на грязной улице.
Я оседлал Смирного, который снова начал коситься на меня недовольным глазом и поехал в город. Жара стояла страшная, по спине текли струйки пота.
Едва отъехав и нечаянно оглянувшись, я заметил на горизонте клубы пыли и темную полосу. Кто-то приближался к городу с северо-запада и я искренне надеялся, что это подходят наши оставшиеся войска.
— Эй, мил человек! — окликнул я ближайшего казака. — Кто это там едет, уж не наши ли?
Казак лениво кивнул.
— Верно, они самые. Наши ребята недавно с дозора вернулись, подтвердили.
Значит, это вся наша армия на подходе. Вот удивятся жители города, когда узнают, что их захватила только часть войска. Я лупил Смирного пятками и жалел, что у меня нет шпор, потому что вредное животное отказывалось ехать быстрее. Наконец, поддавшись моим угрозам и увещеваниям, чертов конь соизволил поскакать к городу крупной рысью.
Навстречу мне то и дело попадались повозки, груженные нехитрым скарбом. Смуглые горожане, усадив на арбы чумазых ребятишек, спасались из Туркестана бегством. Видимо, они опасались, что Суворов, овладев городом, немедленно начнет репрессии.
Я въехал в город через ворота, где на часах уже стояли гренадеры. Меня поразило, как быстро люди высыпали на улицы и приступили к уничтожению последствий штурма. Видимо, местные жители убедились в том, что с нами можно сотрудничать, когда Суворов приказал немедленно очистить город от трупов и потушить пожары.
Проехав по главной улице, я вспомнил, как мы спасались отсюда бегством вместе с Милорадовичем. Улицу уже заполнили местные жители в халатах, в основном темного покроя. Они кричали друг на друга, наверное требовали уступить дорогу. Многие ездили на лошадях, некоторые на ишаках. Иные глядели на меня с любопытством, иные с плохо скрытым раздражением.
Некоторые женщины оказались закутаны в темную одежду с ног до головы, а некоторые ходили в платьях и камзолах, спрятав длинные волосы под платком или высокой меховой шапкой. Я встретил несколько молодых девушек и вспомнил Ольгу.
Интересно, в эту даль будут приходить письма из России? Надо поскорее добраться до Суворова, чтобы узнать об этом.
Вскоре я выехал на площадь перед домом правителя. Князь наверняка разместил здесь свой штаб. Но когда я подъехал к резиденции, оказалось, что Александр Васильевич обосновался в другом месте. Он поселился в небольшой мазанке неподалеку от площади. В резиденции правителя временно устроили госпиталь.
Как всегда, Суворов делал сразу несколько дел одновременно. Когда я пришел, он стоял во дворике перед домом, а вокруг толпились офицеры.
— Матвей Иванович, ты казачков немедленно посылай, — кричал он Платову. — Пусть едут дальше, нам путь прокладывать надо.
Речь шла, как я понял, о дальнейшем продвижении на юг. Суворов теперь делал дальнюю разведку, чтобы знать обо всех передвижениях врага. Он не забыл, что нам пришлось столкнуться с кокандцами у стен Туркестана и ожидал новых встреч с ними.
Платов ушел, а полководец тут же принялся давать указания адъютанту о размещении войск и еще успел призывно махать мне.
— Надо, чтобы солдатики отдохнули, но обывателей не обижали. Понял, Артем? Я тебя спущу в яму со змеями, если чего не так будет, — он отпустил помощника и сказал мне: — Витенька, помилуй Бог, да ты совсем исхудал? Как тебе поход, небось в вашем тридевятом государстве так много пешком не ходите?
— Верно, ваше сиятельство, мы там на конях все больше ездим, — ответил я. — На железных.
— Отдохни сегодня, — сказал Суворов, оглядывая меня. — Лежи тихо, без потрясений. Завтра выезжаем дальше, готовься. А писем из Оренбурга нет, даже не спрашивай.
Он улыбнулся, видя, как у меня вытянулось лицо и поворотился уже к Багратиону, который с другими офицерами, испачканные дорожной пылью, целой толпой вошли в дворик.
У изгороди стоял ослик и он тут же заревел при виде вооруженных людей, заполнивших все свободное пространство. Суворов запрыгал на одной ноге и закричал: «Иа-иа-иа!». Ослик удивленно замолчал, а Багратион подошел к генералиссимусу, чтобы доложиться о марше.
Я предпочел за лучшее последовать совету полководца и хорошенько отдохнуть. Я вышел на улицу, взял Смирного, привязанного к изгороди, за узду и повел через площадь.
Куда идти, я не знал. Может, встречу кого-нибудь из знакомых и решу вопрос с пропитанием и крышей над головой?
Площадь, которую в моей памяти до сих пор заполняли толпы копьеносцев с искаженными лицами, теперь была почти пуста. Солнце палило так сильно, что жар поднимался от камней, как от нагретой сковороды. Я прошел через площадь вслед за отрядом мушкетеров, неспешно двинулся по улице и вскоре увидел вдали базар.
Улица, как и все улицы в этом городе, была извилистая и тесная. С обеих сторон ее зажимали изгороди и глиняные заборы, за которыми таились одноэтажные глиняные мазанки.
Иногда и, надо признать, довольно часто попадались высокие двух, а то и трехэтажные особняки, выложенные из кирпичей правильной формы. Они почти не отличались от дачных домиков двадцать первого века, разве что спутниковых антенн на крыше не было. А так, с плоскими крышами и просторными окнами, эти коттеджи могли стать пристанищем людям и двести лет спустя. Можно подумать, что я никуда не проваливался во времени, а просто попал в куда-то в сельскую глубинку.
Затем дорогу мне перерезал отряд всадников. Я пригляделся и узнал казахов Уали хана, примкнувших к нам после стычки в степи. Их возглавлял Атаке бий. Он ехал в середине отряда и увидев меня, кивнул в знак приветствия. Судя по всему, они тоже ехали на встречу с Суворовым.
Я подождал, пока они проедут и пошел дальше. Вскоре мы вышли на площадь и первым делом, кого я увидел в пестрой толпе, оказался Вася Бурный с двумя сослуживцами.
Они тоже заметили меня и радостно приветствовали, причем флегматичный Василий соизволил улыбнуться.
— Ты когда приехал? — спросил он, оглядев мои перевязки. — Что-то тебя в последние дни не было видно. Неужели с авангардом ушел?
— С ним самым, — ответил я, дергая Смирного за уздечку, поскольку конь порывался уйти дальше по базару без меня. — Хотел развлечься.
— Я смотрю, ты вволю натешился? — продолжал расспрашивать Вася и показал на мои болячки. — Теперь шрамы на долгую память останутся.
— Ты мне зубы не заговаривай, — ответил я. — Где квартировать собираетесь? Обедали уже?
— Был у нас привал по дороге, с тех пор отощали, кишки к спине прилипли, — пожаловался другой офицер, по фамилии Носов Дмитрий, а по прозвищу Жаба за выпученные глаза. — Я вон там видел трактир восточный, страсть какие вкусные бараньи ножки подают, пальчики оближешь.
Жабий Нос, как его называли, славился неуемным обжорством и непревзойденным нюхом на различные лакомые блюда. Он умел находить самые аппетитные яства в любом незнакомом месте, хоть даже и в пустыне. Сейчас его навыки оказались как нельзя кстати.
Вместе мы направились в заведение, о котором рассказывал Жабий Нос. Это была открытая всем ветрам площадка, огороженная балками и прикрытая сверху соломенной крышей. Посетители сидели и возлежали на топчанах вокруг столов. По сути, это была чайхана, где подавали первые и вторые блюда. Вокруг росли молодые карагачи, устало шелестевшие листвой под палящими лучами солнца.
В это послеобеденное время народу в заведении сидело порядочно, почти все столы заняты. Люди болтали друг с другом, вставали с лавок и садились и всюду журнал неумолчный шум разговоров. Большинство были городские жители, только в дальнем углу, у ствола раскидистого дерева, служившего опорой для крыши, сидели несколько наших ребят, причем в гражданской одежде. Они показались мне смутно знакомыми, но я не мог разглядеть их лиц в тени дерева.
Мы отыскали свободный стол и уселись за него на топчаны. Подошел официант, которого в царской России называли половой, а здесь, наверное, просто, родич хозяина. Мы доверили выбор блюд Жабьему Носу, а сами сидели, оглядываясь.
За столом нас, включая меня, оказалось четверо. Последним нашим собутыльником был Михаил Ломайло, под стать своему имени, из калужских дворян. Помимо исполинского роста, он обладал звучным голосом и длинными ручищами. А еще — жутко любопытным характером.
— Вот скажи, Виктор, — сказал он глядя на меня крупными, широко расставленными глазами. — Вот кто ты такой на самом деле?
— Представляете, здесь подают жареный рис с бараниной и сушеным виноградом, — сообщил между тем Дима. — Я беру это для всех нас, сразу после мясного бульона.
Мы кивнули в знак согласия, а я ответил вопросом на вопрос:
— А ты как думаешь, кто я? Механизм с шестеренками, как часы? Или все-таки человек?
Миша покачал косматой головой. В ветках карагачей чирикали воробьи и дрались за кусочки хлеба.
— О тебе разные слухи ходят. Ты, говорят, вообще не человек, а античный титан, свалившийся с Олимпа.
— А питаюсь амброзией и нектаром? — продолжал я свой насмешливый допрос. — Или утренней зарей?
Миша стукнул по столу пудовым кулачищем.
— Ты, говорят, колдун и чародей небывалый. Когда в Оренбурге в церкви был, там все свечи потухли, а батюшка голоса лишился.
Ого, а это уже нешуточные обвинения. Хоть по Европе сейчас вовсю шагало Просвещение, простые люди продолжали верить во всяческую чертовщину и небылицу. В случае провалов и катастроф меня запросто могли сделать козлом отпущения и поджарить на ближайшем костре, за этим дело не станет.
— С чего ты это взял, Миша? — спросил я как можно спокойней. — С каких это пор солдаты Суворова верят слухам о колдунах и волшебниках, как деревенские девки?
— С таких, что о тебе недобрые разговоры ведутся, — продолжал гнуть свое мой собеседник, а Вася и Жабий Нос с удивлением глядели на него. — Я давно хотел побалякать с тобой об этом. Ты, говорят, как паук, Александра Васильевича опутал, он без тебя теперь и шагу не может ступить.
— А еще что говорят? — расспрашивал я, пытаясь копнуть еще глубже. — Что моя смерть на кончике иглы таится и в яйце спрятана, за тридевять земель?
— Да еще чего похуже! — сказал Миша. — Только теперь мне интересно, чего можешь сказать ты.
— Слушай, чего ты пристал к человеку? — спросил Бурный.
В это время как раз принесли миски с ароматным бульоном и жареным мясом с рисом. Я уж и забыл, что в последний раз ел такую роскошь лишь по дороге в Оренбург. Чтобы запивать снедь, слуги принесли нам чаю.
На время трапезы Миша умолк, хотя продолжал посверкивать на меня глазом. Я прикидывал, как воткнуть ему ложку в глаз, на случай, если мы все-таки сцепимся, хотя для такого верзилы это сущий пустяк.
— Один из таких колдунов у нас под Калугой вот так мою суженую загубил, — сказал Ломайло, когда мы закончили кушать и сыто отдуваясь, откинулись на спинки топчанов. — Она пошла к нему узнать, почему у нас дети не родятся. Он ей зелье дал, так она через два дня в страшных коликах померла. Слышишь, чудо-лекарь?
Он говорил спокойно и просто, будто рассказывал, где здесь поблизости можно подковать лошадь.
— Мне очень жаль, что так случилось, — сочувственно сказал я.
— А я и не знал, — добавил Жабий Нос и шмыгнул. — Ты никогда не рассказывал.
— Я это к чему говорю, Виктор, — продолжал Миша. — Ежели ты Александра Васильевича тоже замучаешь, я тебя найду и просто шею сверну, понимаешь? И не говори потом, что не помнишь.
— Миша, если из-за меня с Суворовым что-то случится, я сам к тебе приду, чтобы ты мне шею свернул, — заверил я его и встал из-за стола. — Что-то я устал сидеть с вами, ребята. Пойду пройдусь по городу.
Я расплатился за себя и Вася Бурный лениво помахал мне вслед, а Миша и Нос даже не посмотрели. Кажется, я у них не в особом почете.
Я потащил недовольного Смирного за собой, оторвав его от кормушки для лошадей. Чтобы развеяться после сытного обеда, я и в самом деле решил пройтись по городу, надеясь отыскать себе ночлег. Если ничего не найду, то отправлюсь к штабу Суворова и переносную где-нибудь рядом.
По дороге я размышлял, на самом ли деле Миша так злится на меня из-за моей репутации кудесника и чудодейственного целителя. Может, под его недовольством кроется что-нибудь другое, пока еще мне неизвестное?
И вообще, по простоте своей я никогда не задумывался над тем, есть ли у меня в этом походе истинные враги или друзья? Судя по всему, мое быстрое возвышение подле Суворова и независимое положение кое-кому и в самом деле не давало покоя.
Кто бы это мог быть? Кто распространяет про меня ложные слухи и культивирует ненависть к моей персоне? Надо найти этого кота и извлечь на свет божий. А там уже посмотрим, как с ним быть.
Гуляя по улицам славного города Туркестан, я не заметил, как забрел в районы, сильно пострадавшие при штурме. Здесь уже прибрали тела погибших и потушили пожары, но разрушенные дома и поваленные деревья печально свидетельствовали об утреннем сражении.
Здесь было гораздо меньше народу, чем в центре города. Мечети и мавзолеи остались далеко позади и виднелись смутными силуэтами над крышами домов. Вообще-то на город уже потихоньку опускался вечер и дневная жара постепенно спадала.
Смирный заупрямился и встал на месте, как осел. Я тянул его за уздечку, но конь отказывался идти дальше. Видимо, он тоже устал, хотя эта вредная скотина отдыхала всю ночь и весь день. Чего еще ему надо? Дождется, что я возьму какой-нибудь дрын и отдубасю ему все бока.
Я тянул коня, стараясь сдвинуть его с места, когда за моей спиной послышался шорох. Первым делом я достал со спины штуцер и только потом обернулся.
Ну конечно, какая неожиданная и приятная встреча! Передо мной стояли, разумеется, те самые хулиганы, что пытались выпотрошить меня еще в Петербурге, а потом встретились во время ночного нападения мятежников на Уали хана.
Хорошо знакомый Иваныч и трое его помощников стояли в переулке, как всегда, приготовив сабли. На них были надеты те самые гражданские одежды, вроде штанов и камзола с рубашкой, что я давеча видел в харчевне. Эге, вот почему они показались мне смутно знакомыми.
— Ну как, не набегался от нас? — спросил Иваныч, хмуря густые брови. — Опусти ружье и успокойся. Нам просто надо поговорить с тобой.
— Да, конечно же, — ответил я, навел на него штуцер и выстрелил.