Южный поход

Глава 22 Чрезвычайно плодотворные переговоры

Сразу после отступления кокандцев Милорадович поехал к Туркестану. Мы поехали следом за ним и у меня, сразу после того, как битва закончилась, снова немилосердно болело плечо. К тому же, стрельба из штуцера и последующая отдача в больную руку явно не способствовали выздоровлению раненой конечности.

Город оказался окружен рвом с водою, вырытым под высокой глинобитной стеной, метров десять, как минимум. Наверху, в проемах, виднелись любопытные головы защитников города, облаченные в шлемы, а еще других людей, без шлемов, в обычных тюбетейках и просто платках, видимо, горожан. За стеной высились куполы мечетей и высокий шпиль башни. Вдали от города тоже стояли здания, скорее всего, мазары, как здесь называли погребальные сооружения.

— Хорошие стены, — сказал Рутников, рядом с которым я ехал. — Хотя, если понадобится, быстро пробьем.

Полки подъехали ближе к воротам и выстроились перед ними. Защитники города продолжали молча смотреть на нас. Палящее солнце постепенно клонилось к горизонту. Наступила тишина, изредка прерываемая храпом и ржанием коней, а еще звоном уздечек.

Милорадович громко говорил обращение к горожанам, а рядом с ним стоял переводчик и тут же переводил, крича высоким тонким голосом.

— Уважаемые жители города Туркестана! Вас приветствует командующий авангардом Южной армии Российской империи Михаил Андреевич Милорадович, — сказал генерал. — Мы отбросили от ваших стен злокозненных кокандских захватчиков. Я требую открыть ворота и впустить моих воинов в город. Теперь эта территория, относящаяся к Российской империи.

Он умолк и посмотрел на горожан. Те продолжали стоять молча на стенах и я подумал, что сейчас они вполне могут выстрелить в нас из луков и закидать стрелами. Мы стоим на исключительно удобной позиции для обстрела.

Правда, оглянувшись, я увидел, что наши пушки тоже готовы к стрельбе и канониры стоят возле них с горящими факелами, готовые поджечь запалы. Это зрелище наверняка должно остудить слишком горячие головы в городе. Однако, как видел, к нам на подмогу прибыли только легкие шестифунтовые полевые пушки, а не тяжелая осадная артиллерия. С ними толстые стены взять будет проблематично. Я надеялся, что жители города не знали этих нюансов.

Со стен что-то прокричали в ответ и я услышал, как переводчик сказал Милорадовичу:

— Они предлагают вам зайти на переговоры. Они просят зайти именно генерала.

Чтобы лучше слышать, генерал наклонился к переводчику, стоявшему рядом с конем и я видел, как колыхнулся роскошный длинный султан на его шляпе.

— А не кукиш ли им с конским навозом? — спросил Яковлев. — Ишь, чего удумали. А если они командующего порешат, что делать будем?

Платов ничего не сказал, он сидел на коне перед казачьими полками и казалось, готов был уснуть.

— Хорошо, я заеду к ним, — кивнул Милорадович, не обращая внимания на протесты гусарского полковника и своего адъютанта. — Пусть откроют ворота.

Переводчик крикнул жителям и вскоре ворота чуть приоткрылись.

Милорадович оглянулся и сказал:

— На время моего отсутствия командующим временно назначаю генерала-майора Платова Матвея Ивановича. Со мной поедут ты, Гриша и…

Он на миг задумался и тут Смирный фыркнул и рванул вперед. Я чуть не выпал из седла, поскольку как раз на мгновение отпустил поводья.

— Верно, доктор, как раз составите нам компанию, — обрадовался Милорадович и приветливо махнул мне.

Меньше всего на свете я желал сопровождать командующего в этой рискованной поездке. Наклонившись к уху своего коня, я прошептал:

— Если мне удастся выбраться из города, я отдам тебя казахам, чтобы они сделали из тебя конскую колбасу, а сам буду смотреть на это и первым отведаю самый жирный кусочек. Понял, тварь?

В ответ на мою злобную отповедь Смирный лишь дернул пару раз ухом и покосился на меня довольным глазом.

Но теперь уже возразить было нельзя и я подъехал к командующему авангардом. Мы поехали вместе с ним, его адъютантом и переводчиком к воротам города.

— С вами все в порядке, доктор? — спросил Милорадович на ходу и его голубые глаза сочувственно посмотрели на меня. — Что-то у вас бледное лицо.

— Все отлично, просто у меня побаливает плечо, — я выдавил из себя самую радостную улыбку, на которую был способен, желая показать, что поездка на переговоры с жителями Туркестана являлась чуть ли не мечтой моего раннего детства.

— Я слышал от Яковлева, что вы показали себя под Туркестаном истинным храбрецом, — добавил генерал. — Желал бы я иметь такого храброго офицера под своим началом, но Александр Васильевич вряд ли отпустит вас.

— Ох, Андрей Петрович слишком меня захвалил, — пробормотал я, потирая плечо. — На самом деле он и его гусары и есть настоящие герои.

Милорадович уже не ответил, поскольку мы миновали ров и подъехали к воротам. Нас впустили в город одного за другим и за воротами нас встретила целая толпа вооруженных людей. Они держали в руках сабли и копья, и были облачены в кольчуги поверх толстых халатов, а на головах шлемы. Некоторые сидели на конях.

— Да, самая настоящая Азия-с, — тихо заметил адъютант Гриша.

Один из всадников махнул рукой и поехал назад через толпу. Мы поехали следом за ним по главной улице, заполненной народом. Низкие дома сделали в основном из глины, крыши застелили соломой. Из-за дверей осторожно выглядывали женщины и дети. В маленьких двориках росли низкие деревья, в арыке еле слышно журчала вода. От обилия солнца дома и земляная дорога, покрытая глиной, казались белыми.

Мы проехали через весь город к центру и я увидел вдали купол и стены мавзолея Ахмеда Яссауи. Рядом высилась большая мечеть и еще несколько других зданий поменьше. Из курса истории я помнил, что мавзолей построен по приказу Тамерлана над могилой святого, жившего еще в 10–11 веках. Ему и в двадцать первом столетии поклоняются в Центральной Азии. Неужели правитель города тоже облюбовал там себе место?

Но нет, еще доехав до мавзолея, мы свернули в сторону и подъехали к зданию поменьше. Построено оно было из кирпича и высилось над другими домами горожан, а стены украсили орнаментами и надписями на арабском языке.

На небольшой площади перед зданием, размерами с площадку школьного стадиона, выстроились еще воины в кольчугах и с копьями в руках. Они образовали довольно аккуратный прямоугольник, посередине которого оставили дорожку к дверям здания.

Милорадович остановился перед воинами и окликнул нашего провожатого:

— Эй! — а затем наклонился и сказал переводчику: — Скажи ему, чтобы правитель вышел из дома на переговоры. Мы не пойдем внутрь.

Когда толмач перевел его слова, всадник скривил надменное смуглое лицо и покачал головой. Затем сказал что-то резкое.

— Он говорит, что правитель ждет вас внутри и готов устроить пир в честь победителей кокандцев, — сказал переводчик.

— Нам не надо пира, — ответил Милорадович и я заметил пятнышки крови на рукаве его белоснежного мундира. Он ведь поехал в Туркестан сразу после сражения. — Мы хотим переговоров и прямо здесь, на площади. Если он отказывается, мы сейчас же уедем, но тогда это будет равносильно объявлению войны.

Переводчик сказал его слова нашему провожатому и тот еще раз испытующе поглядел на нас. Затем понял, что командующий не шутит, снова сказал что-то резкое, видимо, выругался от души и поскакал через площадь к дому правителя. Воины стояли все также неподвижно на солнце. Я увидел, что у ближайшего стекают струйки пота из-под шлема.

Ожидая ответ от правителя, мы тоже стояли на жаре. Ждать пришлось около десяти минут и Милорадович сначала молча сидел на коне с поджатыми губами, а потом сказал:

— Если сейчас не появятся, тогда уезжаем.

В это мгновение, словно его подслушивали, двери здания распахнулись и выскочила целая толпа слуг. Затем, в сопровождении воинов-телохранителей с обнаженными саблями в руках, появился толстый низкорослый дядька с длинной бородой. Он медленно спустился по ступенькам и направился через площадь к нам.

— Ну наконец-то, — сказал Милорадович и тоже слез с коня. Мы последовали его примеру.

Затем генерал пошел навстречу правителю и мы следовали за ним чуть позади. Мы встретились с владыкой поселения на середине площади и он что-то сказал, раздвинув толстые губы в улыбке. Наш драгоман перевел его слова:

— Повелитель Туркестана Суюнчходжа-султан приветствует славных северных воинов в своем городе. Мы благодарим вас за помощь, оказанную в сражении с проклятыми кокандскими собаками и приглашаем на пир, устроенный в честь белого царя и его победоносных воинов.

Милорадович усмехнулся и ответил:

— Ишь ты, и ни слова о том, что это поселение принадлежит теперь наше. Переведи ему, что с этого дня Туркестан принадлежит хану Средней орды Уали, ставленнику Российской империи на этих землях.

Когда толмач перевел его слова, маленькие глаза султана расширились и вспыхнули от гнева. Его приближенные сзади возмущенно зашумели. Султан закричал что-то, яростно глядя на Милорадовича и понятно было, что это не пожелания долгих лет жизни и крепкого здоровья.

— Город Туркестан сейчас подчиняется Бухарскому эмирату, — перевел толмач. — Султан говорит, что он никогда не признает притязаний северных народов на эту землю. А под Уали ханом трон и так шатается и он скоро слетит с него. Если пришельцам это не нравится, пусть сваливают отсюда на все четыре стороны.

— Хорошо, — просто ответил Милорадович. — Я понял его позицию. Тогда мы уезжаем и пусть за нас говорят наши мечи.

Пожалуй, конец фразы был лишним и его можно было не говорить. Все-таки, военным не стоит заниматься дипломатией, подумал я, когда увидел, что султан покраснел от ярости, услышав переведенный ответ русского генерала. Уж слишком военные прямолинейные.

Султан снова что-то закричал, указывая на нас, а его сановники тоже подняли страшный шум, хуже, чем на базаре. Эге-гей, полегче, ребята, подумал я, когда воины на площади тут же сомкнули ряды и нацелили копья на нас.

— Ого, здесь принято нападать на парламентеров? — закричал Гриша, вытаскивая шпагу.

Я же, каюсь, сокрушался о том, что оставил свои драгоценные штуцеры в седле Дикаря за городом, а собой взял только трофейную саблю с позолоченной рукоятью да незаряженный пистолет. Я поклялся, что теперь буду повсюду ходить с двумя ружьями наготове, даже, пардон, в сортир. Вдали, на краю площади, среди наших коней, я увидел довольную морду Смирного и готов был поклясться, что проклятый рысак радостно ухмыляется, видя, что меня сейчас проткнут, как барашка на вертеле.

Переводчик сжался и отступил назад, но султан его оттолкнул. Я мельком глянул на Милорадовича и удивился, насколько бесшабашно и весело он улыбается.

Копьеносцы наступали и нам пришлось тоже пришлось отступить к султану, но правитель города уже отошел к своей резиденции. Его воины обступили нас со всех сторон.

— Я буду стрелять! — кричал адъютант, грозя им пистолетом, но воины громко кричали и не обращали внимание на оружие.

Я тоже достал свою саблю и приготовился дорого продать свою жизнь. Хоть я не владею холодным оружием на высоком уровне, но парочку противников с собой на тот свет заберу, не сомневайтесь. Помнится, лет эдак тридцать спустя в схожей ситуации в Персии погиб Грибоедов, неужели мы станем его трагическими предшественниками?

Воины продолжали напирать и один успел ткнуть мне копьем в грудь. Тогда Гриша выстрелил в другого и тот со стоном завалился на каменное покрытие площади. Не спасла, значит, кольчуга.

Вместо того, чтобы испугаться, гибель товарища раззадорила воинов и они еще быстрее заработали копьями. Я отбивал удары саблей, Гриша разил шпагой, а Милорадович стоял сзади и сражался с врагами, наседающими на нас с тыла. Краем глаза я заметил, что зловредный правитель города успел вероломно скрыться в своем трехэтажном обиталище, оставив нас на съедение своим волкам. Бедного переводчика я больше не видел, видимо, он уже погиб.

Мы отбивались из последних сил, потому что копьеносцев было полным-полно, не меньше сотни. Милорадович ругался так, что в аду все черти должны были покраснеть от стыда. Наконец, Гриша получил удар копьем в плечо, меня тоже кольнули в ногу.

Я старался защитить Милорадовича, но мне и самому пришлось тяжко. Мое обещание прихватить с собой двоих-троих противников на тот свет оказалось трудно выполнимым, поскольку я никак не мог пробиться сквозь их ощетинившийся копьями строй.

В этот миг за городом ударила пушка.

Напор копейщиков сразу ослаб, они остановились и прислушались. Ядро ударило в стену, раздался глухой удар. Где-то далеко истошно завопили защитники города.

Почти сразу выстрелили другие пушки. Я услышал глухие шлепки ядер об стену, потом грохот.

Копейщики нервно оглядывались по сторонам. Из окна своего дворца высунулся правитель города и что-то завопил на своем языке. Воины отступили от нас и подняли копья наконечниками вверх.

Мы осторожно пошли через площадь сквозь ряды врагов, а правитель продолжал кричать из окна. Потом он исчез, а переводчик сказал рядом дрожащим голосом:

— Благороднейший Суюнчходжа-султан просит извинений за это недоразумение и обязуется возместить все убытки.

Оказывается, ловкий толмач успел спрятаться где-то рядом с нами, причем я его даже не заметил в пылу схватки. Теперь, когда опасность более-менее миновала, он снова очутился рядом с нами.

Мы выпрямились и шли через площадь, настороженно держа сабли наготове. Только Милорадович шагал, как ни в чем не бывало. Я готов был бежать к коням без оглядки, а затем ускакать отсюда на все четыре стороны, а он вдруг остановился прямо посреди площади, достал из кармана трубку и начал набивать ее табаком.

— Ваше превосходительство, пойдемте скорее, — отчаянно прошептал Гриша, зажимая рану на плече.

Я чувствовал, как по моей ноге через штанину течет мокрая и липкая кровь, но молчал. Молчали и все воины вокруг, наблюдая за молодым генералом в разорванном мундире.

Трубку удалось разжечь не сразу, но руки у Милорадовича ничуть не дрожали. Он спросил у адъютанта, не отвлекаясь от трубки:

— Куда так торопишься, Гришаня? Дай трубочку выкурить и пойдем дальше. Иди пока, готовь коней.

Адъютант замотал головой и ответил:

— Ну уж нет, ваше превосходительство, как же я вас с этими кровожадными людоедами оставлю.

От трубки показался легкий сизый дымок и Милорадович довольно затянулся. За городом снова рявкнули пушки и опять звучно ударили в стену. Копьеносцы оглянулись на звуки выстрелов.

— Как считаете, Виктор, в этом году останутся в моде французские плащи с тройной пелериной? — хладнокровно спросил генерал, не обращая внимания на крики со стороны ворот. Его глаза лучились каким-то особенным, дерзким весельем.

— Я думаю, они останутся модными не только в этом, но и в следующем году, — в тон ему ответил я. — Надеюсь, когда мы встретимся с французами в Дели, они подарят вам по одному экземпляру.

— Да, надо попросить их захватить с собой из Парижа парочку плащей, — серьезно ответил Милорадович.

Выкурив трубку, он аккуратно вытряхнул пепел на камни. Воины вокруг завороженно смотрели, как серая пыльца оседает на площади. Затем генерал спрятал трубку в карман и пошел дальше.

Мы добрались до коней и я, перед тем, как забраться в седло, наградил Смирного испепеляющим взглядом. Конь понуро опустил голову.

Когда мы отъезжали с площади, правитель выбежал из своего дворца и направился к нам, что-то крича. Следом за ним мчались его сановники. Я заметил, что солнце уже опустилось достаточно низко и через всю площадь легли длинные тени от домов и мечети, стоявшей в западной части города.

— Он просит остаться, — осторожно сообщил переводчик.

— Нам уже не о чем разговаривать с этим мерзким ублюдком, — ответил Милорадович и послал коня по улице крупной рысью.

Мы поскакали следом за ним. Проехали через весь город по большой широкой улице мимо тех же самых домов. Один раз вдалеке мелькнули палатки и торговые ряды базара.

Вскоре мы выбрались к воротам. Я опасался, что они будут закрыты. Это так и было, а еще возле них настороженно стояли воины с копьями и саблями.

Придется пробиваться, обреченно подумал я. Милорадович направил коня прямо на ворота и прибавил ходу. Когда мы почти доехали, стража открыла ворота и расступилась.

Мы выбрались из города и поскакали к войскам, так и стоявшим перед стенами. Одна пушка выстрелила и ядро со свистом ударило в стену. Остальные пушки промолчали, потому что Платов заметил нас и приказал прекратить огонь.