Выход Силой 2

6. Руна Дэг

В полиции Берхольма служило более девяти тысяч человек. Почти десять. Еще бы два десятка человек, и было бы десять. Среднее годовое жалование — тридцать пять тысяч гривен. По мнению Статистического Комитета МВД империи, такой уровень доходов на семью автоматически переводит ее в средний класс. Это я к тому, что заработные платы полицейским были назначены достаточно высокие. Как славяне говорят: грех жаловаться.

Тем не менее, это не помешало большей части личного состава полиции столицы Сибири, организовать и осуществлять всевозможные криминальные схемы. Коррупция, рэкет, крышевание уличных банд, торговля оружием и наркотическими веществами. Дорожная полиция вообще откровенно грабила на дорогах. За мзду можно было снабдить правами на управление автомобилем кого угодно, включая новорожденного ребенка.

Даже секретари и бухгалтера получали свой кусок криминального пирога. Приписки, завышение закупочных цен, списание и дальнейшая продажа имущества. Материально-техническое оснащение полиции оплачивал муниципалитет, но это никого не смущало. Система получения денег с использованием служебного положения не подразумевала снисхождений.

От подробностей, тщательно расписанных — поименно, с адресами и названиями — в обычной, ученической, «толстой», тетради, аккуратным, каллиграфическим почерком, волосы по всему телу начинали шевелиться. Отец Вышаты Ромашевича, исполняя мой наказ, подошел к делу более чем ответственно. Скрупулезно. Как бухгалтер или счетовод. Все про всех своих сослуживцев. Включая самого себя.

Добыть полный список сотрудников полиции города, считавшейся как бы частью княжьей дружины, для нас было плёвым делом. Минута на запрос через Сеть, и еще пара, чтоб скачать файл. А вот процесс совмещения списка с тетрадкой затянулся на целую неделю. Но оно того стоило. Нельзя карать всех поголовно, и правых и виноватых. Мы не Боги, чтоб видеть правду в душах людей. И не жандармы, чтоб эту правду просто знать. Для нас, для меня было важно не ошибиться.

Из девяти тысяч девятисот восьмидесяти полицейских не были упомянуты в тетради Ромашевича менее тридцати человек. Двадцать семь, если быть точным. И это открытие вызывало ярость. Менее одного процента честных людей из числа тех, кто по роду службы, обязан был защищать простых людей от засилья криминала.

Ежегодно из казны княжества на жалование полицейским тратилось около пятисот миллионов гривен. Триста пятьдесят — только для Берхольма. После исчезновения князя Рутгера две трети вассалов перестали платить княжью долю налогов, не говоря уже о щитовых и прочих выплатах. Кроме полицейских, на балансе было еще масса других социально значимых направлений, вроде больниц, музеев, дорожного хозяйства княжеского уровня или того же Лицея. Естественно, денег ни на что серьезное не хватало. Да чего уж там, вообще ни на что не хватало. Старики все эти десять лет только и могли, что латать совсем уж очевидные дыры, и обещать. Не грозить. Нет. Обещать Справедливость, что, в принципе, и звучало, как угроза.

На исходе весны Берхольмская полиция должна была получить на свои счета очередной транш. Жалование на все лето. На три месяца. Восемьдесят семь миллионов, триста двадцать пять тысяч гривен. Но не получило. И одной из причин тому было, что на территории моей новой усадьбы в пригороде нашлась липовая аллея.

Листья липы по форме напоминают сердце. Предкам было этого обстоятельства довольно, чтоб признать за деревом некую исключительность. Именно из-за листьев, липа стала третьим, после ясеня и дуба, священным деревом.

Липовыми дровами славяне зажигают истинный огонь, из липы вырезают изображения домовых защитников — пащуров — именитых предков, должных присматривать за потомками из Светлого Ирия, мира Богов.

У нас, у русов, липа — это дерево Рига. Под этим «сердечным» деревом Бог правосудия и справедливости читает в сердцах людей, и выносит вердикты. Предки считали, что под липой не получится сказать неправду, без опасения вызвать гнев Богов. Поэтому и тинг — собрание свободных людей — предпочитали проводить под сенью этого дерева.

В Сибири, липа не самое распространенное дерево. Южнее, в Бибю или чуть юго-западнее, у Гуселетовых и Утячичей, дерево охотно растет, если его посадить. Но и там диких липовых рощ не найти. В Берхольме же, самой северной точке княжества, обнаружить такую драгоценность в непосредственной близости от места проживания было приятно. И очень полезно. Потому что ритуал восшествия на престол тоже должен был совершиться под липой.

Ничего особенного затевать не стали. И никаких гостей звать тоже. Только липы, старики, Ксения и я. Ну и Вышата Ромашевич, конечно. Он, с глазами выброшенной на мороз собаки, явился на следующий же день, как я заселился в наспех отремонтированную усадьбу. И остался. Потому что показал свою верность и полезность. А еще, потому что привез тетрадку, от корки до корки исписанную четким, каллиграфическим почерком.

Еще была видеокамера. Из новых, из тех, что записывает изображение не на толстенную кассету, а на флэшку, которую охотно читает любой компьютер. Это было важно. Запись, хоть она и получилась довольно длинной, целиком, никак не правя и не обрезая, выложили в Сеть.

— Я, Антон-Альрик Летов, — сказал я, после сигнала о включении камеры, стоя под липой. — Правом, данным мне кровью и Силой, принимаю венец власти над княжеством Алтайским. В одной руке держу меч, в другой кольца, и несу я с собой — справедливость!

— Я, светлый лендерман[8] Эйлейв Гуселетов, свидетельствую, — торжественно провозгласил эконом.

— Я, ярл и княжий воевода, ektemann Хьярвард Гарди, свидетельствую, — после малюсенькой паузы, не менее пафосно, заявил воевода.

— Я, светлый Бо Хальфальв, кудесник и чародей, свидетельствую, — взглянул прямо в объектив камеры последний мой воспитатель.

— Я, Вышеслав Ромашевич, свободный человек, свидетельствую, — отчаянно волнуясь и краснея, все-таки смог выговорить Вышата.

— И да помогут мне Фрейр, Ньёрд и всемогущий Ас, — подвел итог и завершил ритуал я.

— Как-то обыденно все прошло. Словно ничего особо и не поменялось, — пожаловался старикам, убедившись, что камера выключена, и запись не придется переделывать. — Самым сложным было — не отводить глаз от камеры.

— Ну, так и Слава Богам, — прикоснулся к серебряному подобию молота Тора на шейной подвеске воевода.

— И хорошо все, и славно, ваше сиятельство — подтвердил эконом. — Это ломать все, да крушить выходит громко и заметно. А по настоящему хорошие, правильные, вещи и делаются этак вот. Обыденно.

И не поспоришь. Но ожидалось чего-то большего. Не прилета Валькирий, или фанфар с Небес конечно, но хотя бы чего-нибудь такого, о чем потом можно будет вспомнить. Но потом Ксения с экономом и воеводой отправилась выкладывать запись в Сеть, а я с чародеем пошел в свой кабинет. Нужно было подобрать правильные и понятные всем и каждому формулировки для первого моего указа в качестве правителя княжества.

— Написали мы. Потом Вышата перенес этот текст на лист дорогущей бумаги — почерк у него оказался ничуть не хуже, чем у родителя — подписи и печать. Оставалось только сфотографировать документ и разослать изображение в городской Совет Мастеров, в полицию и в СМИ.

— Письма честным полицейским готовы? — поинтересовался я, наблюдая, как чародей присыпает блестящие чернила тончайшим песком и убирает указ в папочку с моим гербом. — Не хотелось бы их потерять. Остальные меня не интересуют. Да и им, скорее всего, город заплатит.

— Да, ваше сиятельство, — радостно улыбаясь, слегка поклонился старый воспитатель. — Отправим по назначению прямо сегодня же.

— А что с дружиной? Кто-то уже изъявил желание?

— Об этом лучше доложит воевода, — снова скрипнул суставами старик. — Я не особенно внимательно слежу за воинскими делами.

— Что вы все, как не родные стали, — вырвалось у меня. — Кланяетесь по сто раз на дню, сиятельностью этой тычите… Давно ли хворостиной по лопухам меня гоняли?

— Вам, ваше сиятельство, следует к этому привыкать, — слава Богам, больше напрягать изношенный организм и кланяться седой чародей не стал. — Вы, наконец, заняли то положение, которого достойны. Вот эта стопка папок, кстати, личные дела тех ваших верных подданных, кого можно было бы назначить руководителями городских округов. А эта — кандидаты на командные должности в полиции. В вашей власти выбрать любого из них. Еще, вас ждут материалы по тем вашим, ваше сиятельство, вассалам, кто не посчитал себя обязанным в полном объеме исполнять обязанности. На Мидсумар, как вы помните, назначен общий сбор, во время которого вассальные клятвы могут быть обновлены или отменены…

— Да-да, я помню. Ступай. Мне нужно поработать, — поспешил я выпроводить чародея, пока он еще чем-нибудь не озадачил.

В принципе, все верно. Князь должен до самых мельчайших деталей знать свое хозяйство. И в усадьбе на берегу Драконьего озера эконом не мало мне успел рассказать. Но тогда это все выглядело каким-то нереальным. Воображаемым. Как игра в компьютере. Страты, на которые делится население. Состояние дорог, и их пропускная способность. Уровень преступности и процент раскрываемости преступлений. Безработица и дефицит лиц с определенными профессиями. Учебные заведения. Уровень обучения и количество выпускаемых специалистов. Экономика. Политика. В какой-то мере — теология. Обряды и традиции народов, населяющих мои земли. Нюансы культурных отличий. Влияние языков, на которых говорят в том или ином месте, на характер человека. История. Как, кто, когда и почему здесь, на Юге Сибири, появился.

Отдельная большущая тема: полезные ископаемые. Алтай богат, и предки за тысячелетие не успели выгрести даже процента от общих запасов. Железо, свинец, ртуть, уголь, цинк и медь, золото и конечно — серебро. У меня есть все, и даже еще чуточку больше. На каком-то ручье юга Чуйской степи, например, недавно нашли изумруды.

Серебро! Официально считается, что активно разрабатываемое три века подряд Змеиногорское месторождение выработано полностью, и больше на Алтае благороднейшего из металлов больше нет. Зато полно золота, которое Летовы ни кому не позволяют трогать. И оба утверждения правда лишь отчасти. Да, в Змеиногорских шахтах больше нечего делать. Но металл чародеев есть еще в нескольких местах. Жаль только, что начать строить там шахты и перерабатывающие фабрики сразу не получится. Они весьма отдаленны от обжитых территорий, и там совершенно нет необходимой инфраструктуры. Дорог, электроэнергии, связи. Все это нужно создавать, и на все это нужны огромные капиталовложения.

С золотом все проще. И его тоже много. Есть и рассыпное — легко извлекаемое, и рудное, с добычей которого придется повозиться. И находятся месторождения хоть и в местах заповедных, но не особенно далеких. Построить несколько десятков верст дороги все-таки куда как проще, чем пробить тысячекилометровый путь с самого севера княжества, до самого юга. Но и на это нужны деньги, и не малые.

Мы обязательно займемся всем этим. Построим дороги, электростанции и шахты. Появятся на моей земле новые поселки, или даже города. Дадим работу и уверенность в завтрашнем дне сотням тысяч людей. Нужно только раздать долги и забрать мое по праву. Вернуть на Алтай справедливость и веру в закон.

Князь должен знать свою землю от и до. Однако это не значит, что он может всеми делами заниматься единолично. Может в каком-нибудь небольшом и не слишком населенном княжестве это вполне осуществимо. Но точно не в нашем. Двадцать шесть миллионов жителей и территория, размерами соперничающая с некоторыми европейскими странами. Тысячи вассалов, десятки тысяч арендаторов. О количестве народов, представители которых у нас проживают, я вообще имею только примерное представление. И не имею ни малейшего желания в этот вопрос углубляться.

В конце концов, на что мне довольно существенный штат чиновников с приличных размеров жалованием? Во втором по величине городе княжества, в Бибю, располагались даже некие подобия министерств, занимающиеся контролем и управлением основными направлениями жизнедеятельности. На мне — только принятие важных, можно сказать: судьбоносных, решений. Но и их вдруг навалилось столько, что я целыми днями только тем и занимался, что перебирал бумажки.

Благо, хоть на прием пищи меня отрывали. Старики, конечно, меня испытывали, подкидывая все новые и новые задачи. Но и кормить не забывали.

— Что там по дружине? — поинтересовался я у воеводы за обедом. — Много уже заявок?

— Сто тридцать две, — отрапортовал старый воин. — Через несколько дней начнут прибывать в Берхольм. У «Перуничей» в пригороде неплохо оборудованный центр подготовки есть. Прогоним кандидатов через курс новика. Кто-то отсеется…

— Держи меня в курсе, ладно?

— Непременно, ваше сиятельство.

— Да, что не так-то? — вспыхнул я. — Что вы все заладили с этим сиятельством? Чем я провинился-то?

— Да им просто нравится, — поспешила меня успокоить Ксения. — Сам не видишь что ли? Они же, как сытые коты, аж жмурятся от счастья, когда тебя титулуют.

Эконом бросил быстрый взгляд на разоблачившую их девушку, и улыбнулся.

— Десять долгих лет у Алтайской земли не было хозяина, — развел Гуселетов руками. — Мы-то что? Мы только и могли, Антонушко, что видимость поддерживать. А теперь у нас есть ты. Вот и радуемся. Ты уж не серчай на нас, старых, что невольно тебя переживать заставили.

— Хорошо, — отложил я приборы, и промокнул губы салфеткой. — Я планировал численность дружины в пределах тридцати — пятидесяти человек. А заявок больше сотни. Думаешь, столько людей отсеется?

— Выберем лучших, — кивнул воевода. И не стал сиятельством величать. Хотя и собирался — я же видел. — Остальных тоже не бросим, к делу пристроим. Численность полиции тоже нужно будет увеличивать. По хорошему-то туда лучше отставников набирать. Но и молодежь найдем как использовать.

— После отсева, я бы хотел со своей дружиной провести какое-то время. Посмотреть на них, познакомиться, в разных мелочах испытать. Есть идеи, как это лучше сделать?

— Сюда их нужно везти, — вздохнул эконом. — Чтоб полдня их Хьярвард учил, а вторую половину как последний круг стражи чтоб были. Чтоб сразу привыкали службу нести.

— Дороговато на полсотни-то будет, — вдруг выдал свое мнение чародей. — Это же лицо князя будет. Им все самое лучшее нужно будет покупать. Броню там, оружие…

— Ни чего, не обеднеем, — нахмурился воевода. — Его сиятельство в Мидсумар вассалов встряхнет хорошенько, деньги и появятся.

— А ежели кто из них упрется? Опять наемников звать, да из логовищ злыдней выжигать?

— Не посмеют. Ныне у нас природный сиятельный князь есть. Ни по закону, ни по обычаю за ними правды нет.

— А коли посмеют? — хитрющая Ксения даже словечек у стариков нахваталась, чтоб на одном с ними языке разговаривать. Это поначалу древние дядьки на девушку и внимания почти не обращали. А теперь, вроде, признали за моим первым вассалом право иметь собственное мнение.

— Давить будем, — прорычал воевода, сжимая кулаки. — Так давить, чтоб другим неповадно было.

— Ни у кого из ландбоар[9] нет своей дружины, — с покровительственными нотками в голосе пояснил эконом. — Даже у Утячичей, хотя это большой и уважаемый род. У некоторых вассалов есть десятка по два мужичья с дубьем, чтоб воров гонять. Давно уже. Сотни две лет как, никто кроме князя на Алтае не держит у себя воинов. Потому щитовые сборы и должны платить, чтоб войско князя их защищало.

— От кого защищало? — сделав невинные глазки, поинтересовалась Баженова.

— От врагов, девочка. От любых врагов, — блеснул глазами старый воин.

— Ясно, — качнула головой девушка. Вроде согласилась, а языком тела выразила сомнение. И все это поняли. Вот как это у нее получается?

— Понимаешь, Ксения, — изображая из себя классического сериального аристократа, надменного и пресыщенного жизнью, начал объяснять я. — Вассалы не берутся из ниоткуда. Кто-то когда-то оказал значимую услугу нашему Роду. Или проявил себя в сражении. Или просто оказался в нужное время в нужном месте. Но каждый из них, прежде чем получить земельный надел, подписал с Летовыми договор, с определенными условиями.

— Пф, — фыркнула девушка. — Бумажка. Их и сейчас-то не заставишь соблюдать, если нарушить окажется дешевле. Уж мне-то наши по-рассказывали…

— Ну, да, — скривился я. — Время от времени нужно напоминать, что нерадивым может больно прилететь по голове. Эти вот, которые десять лет отказывались платить, заявляя, что, мол, нет князя — нет денег, не первые, и даже не сотые. Всегда находился тупой придурок, решивший, будто у нас не хватит смелости сжечь его дом, вместе с ним самим, слугами и домочадцами. И каждый раз, новый князь Летов вынужден идти и жечь. Потому что давным-давно кто-то из предков дал землю не тому человеку.

— Или тому, — хмыкнул Гуселетов. — А вот его потомки — уже не те.

— Или так, — согласился. — Но факт остается фактом: нам нужно будет пойти и убить их всех. И мы… Я. Буду в своем праве, и не нарушу ни единого Закона. Но!

— Ага-ага, — обрадовалась Баженова. — Так и знала, что есть какое-то «но».

— Да-а-а, — отмахнулся. — Не такое уж и серьезное, это «но». Так, небольшое дополнение к репутации. Видишь ли. Договор нарушают нерадивые вассалы, а отморозками считают нас, Летовых.

— Ну, так конечно, — всплеснула руками дочь наемников. — Где это видано? В двенадцатом веке пойти и сжечь толпу народа! Это что? Нормально по твоему?

— А что не так? — пробасил воевода. — Не невинных же людишек.

— А просто согнать с земли? — с сарказмом в голосе выдала вариант Ксения. — Не убивать, а просто выгнать?

— Так остальные бояться перестанут, — удивился старый воин. — Такое начнется, небо с овчинку покажется.

— Во-от, — обрадовалась девушка. — В этом все дело! Вот поэтому я и спросила: от кого защищать? От каких-таких врагов? А ответ очевиден: от вас самих! Вот от кого!

— Ну и это тоже, — согласился я. — В том числе. Налоги и щитовые выплаты, это, если хочешь, материальное воплощение лояльности действующей власти. И если с этой стороны посмотреть на нерадивых вассалов, то выходит, что они — бунтовщики. Разве можно прощать злодеев и проходимцев? Что тогда скажут соседи? Он со своими вассалами справиться не может, значит, он слаб! А давай кА откусим у него немного землицы. Все равно он ничего сделать не сможет.

— Бей своих, чтоб чужие боялись? — снова фыркнула Баженова.

— Чужие тоже получат свое, когда до них дело дойдет, — мрачно пообещал я. — Нужно сначала дома порядок навести.

— Сжечь парочку недовольных… — подсказала Ксения.

— Сжечь, — согласился я. — Ты правда считаешь, что нам это нравится? Что мы рады, что есть сразу несколько семей, кого можно уничтожить? Так вот! Это не так. Ни мне, ни моим воспитателям это не по душе. Было бы куда лучше, если бы люди не пытались определять предел нашего терпения, и не прикрывались бы словами от собственного долга. Поверь, всем в княжестве было бы лучше.

— Но… — попыталась что-то сказать девушка, но я ее перебил.

— Но и говорить, будто мы относимся к необходимости уничтожать нерадивых и излишне наглых вассалов, как к чему-то экстраординарному, тоже нельзя. Это обыденное, и даже — житейское дело. Если мои подданные перестанут платить, в княжестве станет очень неуютно жить. Развалятся здания и дороги. Перестанут работать школы и больницы, а поселки превратятся в бандитские вертепы. И, конечно, ни о каком развитии не может идти и речи. Те, кто считает, будто у меня в казне сундуки ломятся от злата и серебра, смотрят слишком много сериалов.

— Ага, — тряхнула гривой темно-русых волос Ксения. — Но смотрят все на императорские уделы. Там-то люди не платят дополнительных княжеских налогов. И, наверняка, ни кому и в голову не приходит отказываться переводить в казну положенные отчисления.

— Предлагаешь пожертвовать Алтай правящей фамилии? — резко отреагировал старый эконом. — Только потому, что кое-кто нарывается на неприятности, и нам следует их наказать?

— Есть же земли, не входящие в удел императора. С прямым государственным управлением. Аристократия получает свои выплаты, и не вмешивается в управление. Там назначенные государем губернаторы…

— Временные люди? — совсем уж зло рыкнул Гуселетов. — Сама-то понимаешь, чего говоришь? С каких это пор временные управленцы лучше хозяина? Да они о том только и грезят, чтоб карманы свои набить. И побыстрее. Потому что в любой момент могут лишиться чина и должности, а кушать хочется всегда. Такие и повадились мзду с людишек собирать, да землю грабить. Леса вырубать да продавать, рыбу магией глушить, зверя в лесу выводить…

— У всего должен быть хозяин, девочка, — подвел итог воевода. — Такой, чтоб знал — все чего достигнет, все что улучшит и выстроит, достанется потомкам.

— Ну, ладно-ладно, — подняла лапки к верху Баженова. — Чего накинулись-то? Сжечь, так сжечь. Надеюсь, вы знаете что делаете. Просто людей жалко. Они всего лишь пожадничали денег, а вы лишаете их жизни.

— Мне их тоже жаль, — легко согласился я. — Мне кажется, что рисковать жизнью ради горсти гривен — по меньшей мере, глупо.

В общем, не особенно позитивный у нас обед получился. Да еще стопка папок — досье на вассальные рода, отказывавшиеся платить в отсутствие князя, показалась слишком уж большой. И что-то мне не верилось, что столько взрослых, умеющих думать и успешно руководить семейным предприятием, людей вдруг, ни с того ни с сего решили покончить жизнь самоубийством. Ну ни у одних же у нас в архиве собраны документы? Не одни же мы знаем о том, какая судьба ожидает предателей и бунтовщиков?

Легко бы принял и понял, если бы нарушителями вассального договора была пара родов. Все может случиться. Бывает, что и древние рода беднеют. В семейных летописях много раз упоминались фамилии, по тем или иным причинам лишившиеся дворянского статуса. Однако я не припомню такого, чтоб сразу несколько десятков, прежде вполне лояльных князю, вассалов вдруг решили, что ничего никому не должны.

У явления должно было найтись объяснение. И если оно не очевидно, значит, просто мы плохо искали. Сговор или даже заговор? Банальное отсутствие денег? Какие-то юридические тонкости договоров, дающие им надежду на победу в суде?

Да какой, к троллям, суд?! Неужели они не знали, что никакого суда не будет? Что просто придет злой Летов, в компании с недобрым старым ярлом Гарди, и убьет всех?

Никогда не считал себя азартным человеком. Жизнь почти в нищете приучила очень нервно относиться к чрезмерным тратам, и даже мысль о том, чтоб просто так отдать что-то, в погоне за эфемерным выигрышем, казалась бредом воспаленного сознания. Победа ради победы тоже казалась не особенно привлекательной концепцией. Возможно, ей обзаводятся во время детских игр со сверстниками, но и этого я был лишен.

Тем не менее, легкое нервное возбуждение, которое обычно испытывал, пытаясь найти решение интересной задачи, тоже, наверное, можно было назвать азартом. Тем более что неудобные вопросы Ксении действительно затронули что-то в душе. Идея сжечь врага не вызывала какого-то внутреннего неприятия или даже, не дай Боги, отторжения. Просто необходимая для благополучия рода работа. Не меньше, но и не больше. Но одно дело убить врага, и совершенно другое — невинного человека. И мне следовало четко для себя понять: так ли виноваты передо мной неверные вассалы, или у них были веские причины для нарушения древних договоренностей.

Папок было много. Тридцать три, если быть точным. И это действительно было примерно две третьих от общего числа подчиненных Летовым семейств. Слава Богам, что по площади земель, а значит — и размеру выплат, все они даже до половины не дотягивали. Но все равно. Это было много. Куда больше, чем княжество могло себе позволить.

Первое, что я сделал, это расчертил схему родственных связей всех нерадивых. Логично было предположить, что эти семьи как-то связаны между собой. И самая очевидная связь — родственная. Вариант, при котором кто-то очень рисковый, но не особенно умный каким-то образом сумел убедить в неповиновении остальных, представлялся мне самым возможным.

И, да. Связи нашлись. Алтайское княжество достаточно велико для империи, но и у меня, как и в остальной Сибири, количество дворян довольно ограниченно. За сотни лет многие семьи успели обзавестись родственными связями. Тем не менее, чего-то необычного не было. Ничего такого, вроде одного главы рода, чьи дочери оказались бы замужем за наследниками остальных.

Сравнение финансовых показателей тоже не дал результата. Кто-то был побогаче, другие слегка беднее, но ни кто из них не бедствовал. Все держались в крепких середняках. Единственное что, земли части непокорных сгрудились на севере княжества. В основном, вдоль железной дороги, почти двести лет назад выстроенной через всю страну Братством Стали. Понятное дело, не использовать такой козырь было бы глупо, и многие занимались вопросами логистики. У части имелись вполне современные транспортные хабы, где товары с кораблей или привезенные автотранспортом, перегружались в вагоны. Или наоборот. В условиях современности — выгодное дело.

К Братству Стали у меня и без вассалов были вопросы. Так что этот факт я в голове отметил. Хотя все еще не видел причин, побуждающие, прежде вполне лояльные семейства, к открытому неповиновению.

Когда-то, давным-давно, само появление Братства здорово всколыхнуло империю. Четыре сиятельных потентика, к слову сказать — простолюдина, отказались от княжения, попросив взамен эксклюзивное право строить в стране железные дороги. В мире бум стальных магистралей только начинался, и Держава не собиралась отставать. Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтоб понять все выгоды и приобретения для страны от развитой сети всепогодного пути. Потому никто и не удивился, когда такое право Братство получило.

Сейчас, две сотни лет спустя, имена этих четверых известны всем и каждому. Для аристократов это пример, как магия может приносить колоссальные прибыли. Для простолюдинов — как талант может пробить дорогу на самый верх. И в то же время, в стране нет человека, который бы не завидовал наследникам тех четверых. Гигантский монополист, с колоссальными оборотами давно уже преобразован в акционерное общество. Ценные бумаги легко купить, и получать раз в год дивиденды, приобщившись, таким образом, к стальной сокровищнице. Но ведь большая-то часть, контрольный пакет, все еще находилась в руках кучки людей, чья единственная заслуга — родиться в нужной семье.

Кстати говоря, организация действительно много сделала для развития страны. Всесезонная дорога, связав крупные города, подтолкнула торговлю на недостижимые прежде высоты. В малообжитые районы страны поехали сотни тысяч переселенцев. Расцвели города. Наличие стальной дороги, позволяющей быстро перемещать войска на огромные расстояния, позволило сократить армию. Сделать ее более профессиональной и оснащенной по последнему слову техники.

Кроме того, четверо сиятельных, сразу отказавшись от простого копирования заграничных достижений, здорово продвинули отечественную артефакторику. «Песнь Льда и Пламени» — назвал изобретенный в Братстве самодвижущийся маготехнический механизм поэт позапрошлого века. Стальная пуля, в чреве которой магический лед, после встречи с магическим же пламенем, обращался в пар. Огромные — гораздо выше человеческого роста — колеса локомотива, и длиннющий хвост из тяжело нагруженных вагонов почти на сто лет стали символом достижений науки и прогресса.

Маготехника дала толчок и потентике. Были разработаны многочисленные плетения и узоры, позволяющие даже одаренным низкого ранга — от желтого и выше — контролировать процессы внутри могучего механизма. Теория тонких воздействий Силой вообще теперь считается величайшим открытием того столетия. Ей в обязательном порядке учат студентов в магических техникумах Братства.

Полторы сотни лет назад, стальной путь дошел до Берхольма. Товары из-за Урала и из Европы хлынули в столицу Сибири. За считанные годы город увеличил население до полумиллиона, что было одним из условий позволяющих населенному пункту принять Хартию Хольмгардского права, и отделиться от княжества. Естественно, сразу нашлись желающие, сумевшие, в тайне от князя, собрать документы и обратиться в имперскую канцелярию. Технически, предок мог что-нибудь сделать, чтоб этого не допустить. Но так уж вышло, что демонстративно убивать представителей торговой верхушки города было уже нельзя, а повлиять на решение императора было уже невозможно. Князь к тому моменту уже был в опале.

Единственное что мог предок сделать — это окружить быстро росший город-предатель двойным кругом арендаторов, и составить основу плана, который мы со стариками теперь и начали реализовывать.

Время шло. Железная дорога ушла далеко на восток, достигнув Великого Океана. Появились многочисленные ответвления от главного направления, в том числе одно из Берхольма на север, в Томбург. В Салаирском княжестве нашли золото. Через город хлынули толпы золотоискателей и отряды торговцев, готовых снабдить поисковиков всем необходимым. Поселению нужно было пространство для роста, и Совет Мастеров стал поглядывать на окружающие город земли арендаторов.

Эта земля не продавалась, ибо принадлежала княжескому роду напрямую. Но можно было выкупить право на аренду. Что мастера и начали делать. И если первых лет двадцать-тридцать они еще хотя бы аренду платили, то потом, успокоенные княжеской апатией, даже это делать перестали. Богатейшие жители Берхольма выкупали договора, тут же застраивали их домами, и Совет немедленно включал новые районы в черту города. Об истинном хозяине земель и думать забыли.

Постепенно, с ростом стоимости земли в центральной части мегаполиса, жилые строения в Старом городе сносили, заменяя их офисными, торговыми или административными. И когда жителей Берхольма в границах полуторавековой давности стало меньше пятисот тысяч, пришло время для возмездия.

Оставалось только что-то решить с вассалами.

В досье, собранных стариками на непокорных, в том числе, указывалась и причина отказа платить. Разбираться с такими вещами, по традиции и старому закону, должен был лично сеньор. Князь. А у нас, после исчезновения князя Рутгера, десять лет на троне никого не было. И если целью некоторых нерадивых было всего лишь получить отсрочку, они добились своего. Многие годы никто не мог им ничего сделать.

Семьи, занимающиеся транспортной логистикой, указали причину точно и четко: после пропажи князя, Братство Стали больше не предоставляет вассалам скидку на услуги по грузоперевозке. По договору, между Алтаем и Братством, за выделение земли под железный путь, все ущемленные рода должны были получить немного более низкие цены, чем все остальные. Используя это преимущество, придорожные вассалы сколотили состояния. И когда его лишились, почувствовали себя обманутыми. Никаких юридических отношений между вассалами и Братством не существовало, и потерявшие доходы семьи не могли предъявить претензии напрямую виновникам. Но и старики-воспитатели, как временные управляющие княжеством, тоже не имели такого права. Ситуация застыла на десятилетие.

В вассальном договоре ни одним словом не упоминалось, что выплаты как-то связаны со стоимостью грузоперевозок. В принципе, все восемь занимающихся логистикой семей, провинились, и их нужно было наказывать. Или уж, во всяком случае, не делать вид, будто ничего не было. С другой стороны, и Братству спускать такой выверт было нельзя. Но ведь это только восемь из тридцати трех. С другими все было не так очевидно.

Вот взять, например, богатый — в самом верху списка среднего уровня — род Плотниковых. Для них все началось лет триста назад, когда их предок — каретник — сумел за одну ночь починить сломанную карету князя Летова. И, видимо, очень уж куда-то мой предок торопился, что высоко оценил работу мастера. Каретник стал дворянином Каретниковым, вассалом и получил лен прямо там, где были его мастерские, вдоль главной дороги княжества. Место оказалось бойкое. Новоявленный дворянин быстро выстроил там и кузницу с трактиром, и торговые ряды. Деревенька быстро превратилась в село, а потом и в городок.

В вассальном договоре с Каретниковыми присутствовала фраза «сиятельный князь Алтайский». Этого факта оказалось достаточно, чтоб нынешний глава рода смог решиться отказаться от выплат. Мол, договор был между предком и одаренным ранга сиятельный, а не с князем. И раз не можете предъявить его сиятельство, значит, и исправлять все пункты соглашения не обязательно.

Такой вот, отрыжка тролля, прохиндей. И этого господина, который мне совсем не господин, нужно было наказывать в обязательном порядке. Вот только идти и убивать хитромудрого, и всю его семью в придачу, я не хотел. Бить всегда нужно было по самому больному месту. Иначе битье не пойдет впрок. Поэтому, на первой странице досье сделал пометку: «штраф, все, за десять лет, вдвойне». И пусть попробует не отдать. Уничтожу. Деньги пока еще и для меня тоже больное место.

Сразу десяток вассалов, ни как вроде бы между собой не связанных, отписались нежеланием платить щитовые, так как у князя нет дружины. Но эти хоть налоги не задерживали. «Вернуть долг. Наказать. Отправить аудиторов». Уж очень скромными мне показались суммы отчислений. Не может такого быть при таком высоком денежном обороте.

Пара семей просило снизить процент отчислений, жалуясь на бедность. И при этом не платили и ногаты. Причем, прошение поступило в канцелярию князя еще при отце. Резолюции Рутгера на документе не было, значит, и разрешения им никто не давал. «Наказать».

Один род в принципе, по договору, имел право вообще ничего не отдавать в княжескую казну. Давным-давно этот вассал располагался на границе княжества, и должен был содержать небольшую дружину для защиты от нападений диких киргизов. С тех пор граница ушла далеко на запад. Алтаю больше никто с той стороны не угрожал, и глава прежде порубежного рода стал делать отчисления наравне со всеми остальными. А вот его потомки вдруг вспомнили древний ряд, и, ссылаясь на свои привилегии, платежи остановили. «Судить», — написал я. Предложу им оборонять свои земли от моей дружины. А если окажется, что сделать этого не сумеют, лишу их лена за бессилие.

Разные семьи, разные причины. Что-то выглядело, как правда. Иногда хитрозадость была очевидна. А общее послевкусие говорило об одном: ни один из них больше не верил, что власть в княжестве окрепнет. Они вели себя так, словно знали: пройдет совсем немного времени, и Алтай станет очередным уделом под прямым управлением императорской фамилии.

Поймав мысль, пришлось зажать себе рот ладонями. Для верности, обеими сразу. Чтоб не заорать на весь дом одновременно, восторгаясь собственной догадливости, и от ужаса. В голове будто бы что-то щелкнуло, и картинка сложилась. Разные события, случившиеся со мной и княжеством, прежде не воспринимавшиеся как-то связанными, вдруг заняли места в этом гигантском пазле.

Справившись с чувствами и усмирив взревевший от ярости океан Силы в груди, схватил лист бумаги, и торопливо, не обращая внимания на почерк, написал идею. И расслабленно откинулся в кресле. Даже если я прав, если этот огромный, растянутый по времени на десяток лет, заговор против княжества и семьи Летовых, действительно существует, катастрофа не должна была произойти в ближайшее время. Для успеха злодеям нужно было, чтоб определенные условия совпали, и этого, Слава Богам, пока не произошло.

Еще, у меня в мозгу бился панический вопрос: кому теперь я могу доверять? Не участвует ли кто-нибудь из моих стариков во всем этом, играя на стороне неведомого врага? Довольно сложно разрушить исправно работающий административный механизм, действуя только снаружи. Изнутри гораздо проще. А Ксения? Мог ли кто-нибудь каким-то невероятным образом подвести девушку ко мне? Просчитать реакции, предсказать результат? Вложить в ее уста нужные слова, призванные посеять в моей душе сомнения?

Сердце гулко билось об ребра. Признаюсь, никогда прежде не испытывал такого невероятного волнения. Пальцы дрожали так, что я едва-едва смог попасть в нужные кнопки телефона.

— Кнут? — спросил я Ормссона, стараясь голосом не выдавать бушевавших внутри чувств. — Скажи. Ты проверял семью Баженовых?

— Поверхностно, — признался начальник безопасности рода. — Заняться углубленно?

— Есть подозрения? — мне и самому нужно было малейшее подозрение, чтоб в тот же миг выслать Ксению из особняка.

— Нет. Никаких. Но особенно глубоко мои люди и не копали. Проверить?

— Пока не надо, — выдохнул я. — Я скажу, если это понадобится сделать. Извини, что отвлек от дел.

Второй вопрос: смогу ли я каким-нибудь образом понять, что девушка лжет, если задам прямой вопрос? О, я старательно отгонял даже мысль о том, что кто-то из стариков может оказаться предателем. И в то же время, четко осознавал, что смог бы это пережить. По сути, они мне даже не родственники. Что, если Баженова — мой первый вассал — окажется врагом, это ударит меня куда сильнее.

Волоски по всему телу встали дыбом. Я почувствовал, как неприятно давит на тело одежда. И как громко скрипят сжатые до предела зубы. Пришлось несколько раз подряд глубоко вздохнуть, прежде чем набрать номер Ксении.

— Вы закончили? — процедил я. — У меня к тебе важное и срочное дело.

Узнал, что ролик о моем домашнем ритуале вступления на княжеский престол уже выложен в Сеть, и что девушка вполне может уделить мне время. Назначил встречу у дверей особняка. Уж что-что, а учитывать возможность наличия в моем кабинете подслушивающих устройств, я давно научился.

— Ты как-то необычно выглядишь, — едва увидев меня, озаботилась девушка. — Ты не заболел?

— Нет, — рыкнул я, и схватил ее за локоть. — Пойдем. Нужно поговорить.

— Знаешь, — морщась от боли — похоже я слишком сильно надавил пальцами — выговорила она, неуклюже пытаясь подстроиться под мой широкий шаг. — С этой фразы в сериалах начинаются неприятности.

— Хоть в чем-то они правы, — угрюмо выдохнул я. И развернул ее к себе лицом. — Скажи честно: никто не приказывал тебе сблизиться со мной?

— У-у-у, княже, — покачала Ксения головой. — Похоже, вместе с короной, ты примерил на голову и паранойю.

— Ответь. Да или нет?

— Конечно, нет! Ты меня обидеть хочешь? — вспыхнула та и, распахнув глаза, взглянула на меня.

— Я не знаю, кому могу верить, — вдруг, сам от себя не ожидая, признался я.

— Да что случилось-то?

— Скажи, — все еще сомневаясь, спросил я. — С чего ты решила, что в императорском уделе людям лучше живется, чем в княжеских землях?

— А, — успокоилась Баженова. — Ты все о том…

— Ответь, пожалуйста.

— Ой, да брось. Это все знают, — легкомысленно отмахнулась было Ксения, и задумалась. — По телевизору… Да, отовсюду…

— Угу, — мрачно согласился я. — В том-то и дело, что отовсюду. Мы с тобой искали следы пропаганды, помнишь? Вот это она и есть. Отовсюду. И даже ты — веришь.

— Да что случилось-то? — скривилась девушка.

— Пойдем, присядем где-нибудь, — позвал я. — Разговор долгий будет.

Скамеек, оставшихся в усадьбе от гольф-клуба, было много. Не все посетители приезжали сюда только ради игры. Многие назначали здесь, в первую очередь, деловые встречи. Во всяком случае, такие, где просто необходимо обойтись без чужих, любопытных ушей.

— Знаешь, — начал я рассказ, когда мы нашли подходящее место и уселись. — Я последний в главной ветви рода. Стоит мне умереть, и не так-то и просто будет найти достаточно близкого родича, кто мог бы занять престол. Да, думаю, у него и шанса не будет. По древнему, Изначальному Ряду, в случае смерти последнего наследника удельного княжества, земли получает император. И этот закон уже не раз применялся. В стране больше не осталось удельных князей. Понимаешь? Только я и Тюрвальд.

— Ого, — вспыхнула глазами Баженова. — Фигасе! Это что? Так почетно?

— Почетно? Нет. Дело в другом. Просто, по тому же договору, удельное княжество — это как бы не совсем часть империи. Скорее — интегрированный в экономику союзник, чем подданный. Понимаешь? Я даже армию имею право свою собственную иметь, и законы, отличающиеся от имперского кодекса, принимать. А, в принципе, даже отделиться полностью.

— Отделиться? — еще раз удивилась Ксения. — Стать отдельной страной? Что? Реально?

— Абсолютно, — шею свело. Тело хотело кивнуть, а разум запрещал. — Отметить для подданных имперские налоги, собрать свою армию, ввести таможенные тарифы. Было бы трудно в первое время, потребовалось бы отделить граждан империи от моих. Но, в принципе, это реально.

— А-фи-геть! — по слогам выговорила девушка. — Так вот чего ты задмал…

— Нет-нет, — отмахнулся я. — Это чисто теоретическая возможность. Не думаю, что от этого стало бы лучше. Это я тебе, как пример моих возможностей, привел. Но это я знаю, что полное отделение ни к чему хорошему не приведет, а вот правящая династия может думать по другому. Понимаешь? Они там, в Хольгарде, думают, что каждый удельный князь — потенциальный сепаратист. Отсюда и давление это на мозги обывателей. Если все будут знать, что под рукой императора живется лучше, им и в голову не придет поддержать князя, буде он станет пытаться отделиться.

— Логично.

— Угу. Логично. И еще логичней — просто разорвать прямую линию наследования. Убрать наглого мальчишку, и забрать последний осколок древнего договора. Ну или хотя бы — отлучить его от власти.

— Это как? Ну, убить — это понятно. Отравить, или подстроить несчастный случай для профессионалов не проблема. А отлучить — это как?

— Спасибо, — хмыкнул я. — Утешила.

— Ай, да брось, Антон. Хотели бы тебя грохнуть, давно бы уже грохнули. Там, в этой вашей провинциальной усадьбе, у тролля за пазухой, так еще и проще. Никто бы ничего и не узнал. Были люди, да пропали. Так что, уйми паранойю. Прямо сейчас никто тебя убивать не будет.

— Порадовала, — криво улыбнулся я. — Но я тоже так думаю. Все-таки людей, даже в мыслях, не отделяющих Алтай от семьи Летовых, у нас еще слишком много. Опозорить, отлучить от престола — это будет куда как эффективней.

— В вашей аристократической кухне и такое возможно?

— Ты не поверишь. За многие тысячелетия, что Сильные у власти, чего только не было. А уж когда вассалы единогласно отказывались признавать слишком зарвавшегося человека сеньором — даже не один раз. Однажды в Европе герцог лишился короны, покинув поле боя. Ему показалось, что битва проиграна, и он, бросив вассалов, отступил. А те, сумев-таки победить, сговорились и лишили его титула. За трусость и предательство. Так-то вот.

— А тебя есть за что? Ты первый день князь. Ничего худого сделать еще не успел…

— Это только так кажется. На самом деле, при большом желании, даже эту, берхольмскую, горе-полицию можно мне в вину поставить. До сегодняшнего дня они ведь моей внутренней стражей считались. Представь, если бы вчера, например, размеры коррумпированности и слияния с криминальными структурами стали достоянием общественности? Никого бы не волновало, что я еще не совсем был князем. Решение суда вступило в силу, империя меня признала, значит — виновен. А сейчас — да. Сейчас уже поздно. Кукловод упустил шанс измарать меня в этой грязи.

— Думаешь, это все чей-то злой умысел?

Вопрос был, что называется: не в бровь, а в глаз. Вот как объяснить всю сложившуюся в уме схему, учитывая, что единственное на что могу опираться — это мои умозаключения.

— Не знаю, — все-таки пришлось признать мне. — Очень на то похоже. Смотри сама.

— Ну, удиви меня, твое сиятельство.

— У меня в кабинете собраны досье на всех вассалов, кто, по каким-либо причинам, отказывается делать положенные выплаты в княжескую казну. Их много. Чуть меньше двух третей от общего количества.

— Ого.

— Да. Ого. Хорошо, что по общей площади земель, это даже не половина.

— Все равно — много.

— Мне тоже так показалось. И я решил попробовать выявить закономерности. Ну, понять, что именно подвигло их на такие действия. Подумал, что не могли прежде вполне лояльные подданные, ни с того, ни с чего, вдруг, удариться в оппозицию к сюзерену.

— Нашел?

— Нет, — развел я руками. — Они не родственники, не связаны экономически и каждый объясняет свое решение разными причинами. Зачастую, совершенно надуманными. Понимаешь? Да, тролли! Как объяснить-то? В общем, вместо того, чтоб просто заявить, мол, не хотим платить, отговариваются какой-то ерундой. Словно вообще не верят, что княжеский престол на Алтае просуществует еще хотя бы несколько лет. И что их вообще будет кому наказывать.

— Но прямо об этом никто не говорит? Верно?

— Ну, да. Но! — заторопился я, разглядев на лице девушки саркастическую улыбку. — Тут я вспомнил того типа. Помнишь? Бубнилку, который обыскивал мою комнату в общежитии, и которого мы с тобой ловили в старом сарае.

— Да, помню, — хихикнула Ксения. — А потом нас всех поймал Ормссон.

— Точно. Так вот. Этот самый Ормссон выяснил, что Бубнилка работал на господина из столицы, к которому все обращаются «ваше высокопревосходительство». Ни фамилии, ни места работы этого «превосходительства» Бубнилка не знает.

— Или Ормссон не смог выпытать, — дернула плечами дочь наемников.

— Или так, — не стал спорить я. — Просто запомним эти сведения. Хорошо?

— Угу. Запомнили.

— Теперь вернемся к Берхольму. Скажи, тебя не смущает тот факт, что полиция Берхольма продажна, как проститутка, занимается рэкетом и криминальными схемами, а никто их не трогает? Нет, я понимаю, что Совет Мастеров эта ситуация более чем устраивает. Но, поверь, долго такую ситуацию в тайне не сохранить. Всегда найдется кто-то настырный, кто добьется приезда инспекции из имперского МВД. Ну, или хотя бы напишет заявление жандармам. А у нас в Берхольме полиция грабит горожан много лет, и никому нет до этого дела.

— Я думала, раз полиция считалась твоей внутренней стражей, их никто и тронуть не смеет.

— Это не так. Они считались моими людьми, получали у меня жалование, но действовали только в рамках имперского закона «О полиции». И министерство внутренних дел обязано за этим внимательно следить.

— Ну, тогда — это действительно странно. Этакое-то «шило» в мешке не утаишь.

— Вот и меня это удивляло. А вот если вспомнить о существовании господина «его высокопревосходительство», то уже не так-то все и странно. Мог ли этот высокий столичный чин таким вот замысловатым образом устраивать мне ловушку? Представь: молодой князь вступает на престол, и неделей спустя, на всю страну грохочет скандал — полиция многомиллионного города — личная стража Алтайского князя — оказывается бандой преступников!

— Ну, да, — согласилась Ксения. — Трудно будет отмыться от грязи, что СМИ выльют на голову. И даже, если расследование покажет твою непричастность, повод «подсказать» жадным вассалам появится.

— Вот именно! Кто-то, вроде шорского зайсана Улушхана, или Гуселетовых с запада, может и не подпишутся, а вот все остальные — легко. Землями их одаривали в такой седой древности, что там даже капли благодарности к Летовым не осталось. А тут такой шикарный вариант: подписать коллективное письмо императору, и избавиться от опасного мальчика. Да еще «все знают», что в императорском уделе люди живут хорошо…

— Же-е-есть, — протянула Баженова. — Вот это кино!

— Это не кино, — зло выдохнул я. — Это коварная многоходовая интрига. И она вряд ли была бы осуществима, если нет своего человека в моем ближайшем окружении.

— Фигасе! И что делать?

— Вопрос вопросов! Хотел бы я знать, что делать. А главное: кому верить?

— Да, уж, — пискнула Ксения, и глубоко задумалась.

— По ходу, Ормссон тут точно не причем, — не очень уверенно начала она, пять минут спустя. — Прикинь. Заслать много лет назад человека работать в страже Лицея, что бы он теперь смог пролезть в твое окружение. Прямо хитроумный Локи получается, а не простой человек. Хоть и генерал.

— С другой стороны, Кнут все это время был здесь, в Берхольме. Кому, как не ему видеть, во что превращается городская полиция?!

— Ну, видит. И что дальше? Если у них «крыша» на самом верху, что бы он сделал?

— Да я не о том. Мог ли он как-то участвовать в развращении полицейских? Ну, способствовать их криминализации?

— Капец, ты умные слова иногда выдаешь, — хихикнула Баженова. — Ты это прекращай. Князь простым и понятным должен быть. А не заучкой какой-то…

— Ха, — оскалился я. — Эти умные слова теперь из телевизора потоком льются.

— Ага, — и не думала спорить девушка. — И все сразу понимают: врут! Так что решил с колдуном? Выбирай. Кому-то же нужно верить. Ты теперь слишком на виду, чтоб за подозрительными соратниками следить.

— Хорошо, — решился я. — Езжай прямо сейчас к Ормссону. Расскажешь все, что я тебе рассказал. Пусть начинает проверять всех вокруг меня.

— И стариков? — тяжело вздохнула Ксения.

— Их тоже, — нахмурился я.