17 мая 2041 г.
…Просыпаться ради позднего ужина, приготовленного поварами двести первой военной базы, взвод отказался наотрез. Как выяснилось чуть попозже, прекрасно зная, что питаться гастрономическими шедеврами местного производства, доставленными к самолету на потрепанном разъездном «Тигре», можно только с о-о-очень большой голодухи. Так что оценивать и браковать эти самые «шедевры» пришлось мне. В одно лицо. После чего глушить голод импортным ИРП и черствой согдийской лепешкой. Впрочем, процесс дозаправки и ожидания каких-то там согласований не затянулся, и уже в два с копейками ночи наш Ил вырулил на взлетную полосу аэродрома Айни, разогнался, оторвался от бетонки и плавно повернул на юго-юго-восток.
Через четверть часа после взлета из кабины пилотов вернулся Нерон, хмуро оглядел сонное царство, заметил, что я бодрствую, и вопросительно мотнул головой. Отвечать на этот вопрос порядком надоело, но посылать командира взвода куда подальше не позволил здравый смысл, поэтому я приподнялся на локте и продемонстрировал большой палец. А секунд через пять-семь получил на «Амик» серию оповещений, вскочил на ноги вместе с остальными парнями и метнулся к своей снаряге.
Собирался без спешки, прекрасно понимая, что этот прыжок будет ни разу не учебным. Тем не менее, даже так умудрился уложиться в норматив. И после тщательной проверки удостоился весьма своеобразной похвалы Варнака:
— У тебя не нервы, а стальные канаты — ты не сделал ни одного лишнего движения!
Робокоп, наблюдавший за моими сборами ничуть не менее внимательно, тоже не остался в стороне. Открыл верхний клапан запаски и убедился, что шпилька зачековки вставлена в петлю больше, чем на половину длины, а кольцо привода запаски надежно сидит в гнезде; отлепил и прилепил на место подушечку отцепки; проверил правильность положения колец КЗУ и т. д. Закончив с проверкой парашюта, удостоверился в правильности крепления грузового контейнера, уделил пару минут оружию и электронике, после чего поднял в горизонталь мою левую руку, убедился, что «Амик» переведен в режим альтиметра и работает на передачу, и одобрительно хлопнул по плечу. Тем не менее, держался рядом до открытия рампы. Когда вырубился свет, натянул и зафиксировал маску ребризера, опустил на глаза панорамные очки ночного видения, щелкнул пальцами перед моим ПНВ, дождался адекватной реакции и жестом отправил к остальным бойцам отделения.
Несмотря на то, что тактическую гарнитуру я настраивал сам и под себя, звуковой сигнал, разрешающий выброску, показался слишком громким. Нет, вздрагивать и, тем более, теряться я, конечно же, не стал. Но в боевой режим перешел как-то уж очень быстро. Так что качнулся вперед одновременно с парнями, стоявшими передо мной, в нужном темпе подошел к краю рампы и, не колеблясь, сделал шаг в неизвестность.
Многие часы, проведенные в аэротрубе, и сотня с лишним реальных прыжков не прошли даром — я «лег» на не слишком плотный поток воздуха без каких-либо проблем, нашел взглядом косую «ленту» из инфракрасных маркеров, плавно обретающую рекомендованную форму, встроился в нужную ячейку и в темпе включился в работу. В смысле, сфокусировал взгляд на отдельном окне в правом верхнем углу панорамной картинки ПНВ, в которое транслировалась информация с «Атаки», убедился в том, что нас сбросили с обещанных шести километров, а не с четырех или вообще трех, затем нашел россыпь из десятка маячков, подсказывающих, куда и как надо будет заходить для безопасного приземления, и пришел к выводу, что взвод падает в нужном направлении.
Пока разбирался с самой животрепещущей информацией, бойцы четвертого отделения, отделившиеся от самолета самыми первыми и сходу ушедшие в «кол », успели упасть до трех километров, открыться и начать скручиваться к первому маячку. Увы, понаблюдать за процессом посадки не получилось — на трех с половиной пришлось «разбегаться», затем бросать «медузу», открываться и искать свое место в выстраивающейся «лесенке» из парашютов. В общем, визуальное подтверждение безопасности точки посадки я проворонил. Зато очень неплохо держался в трехмерном «строю», вовремя отсоединил ГК, дав ему повиснуть на фале, справился с приземлением на очень неровную поверхность и не тупил после того, как погасил купол. Впрочем, эту часть обязательных телодвижений можно было и не совершать — те немногие «Яровиты», которые заходили на посадку следом за мной, коснулись каменистого склона еще до того, как я отбежал в сторону, а злоумышленники, теоретически способные порадовать нас «теплой встречей», лезть в горы почему-то поленились.
Следующие минут двадцать первое, второе и третье отделения взвода вкалывали в поте лица — сложили в одну кучу парашюты, ребризеры и пустые грузовые контейнера, накрыли все этот добро камуфляжной сеткой и забили в «Амики» координаты, проверили уровень тепловой и радиолокационной маскировки каждого бойца, убедились, что особо криворуких среди нас нет, разобрали тяжелое вооружение, «лишние» боеприпасы и т. д. А «четверка», которой было поручено обеспечение безопасного перехода к Бедаку, умчалась по маршруту налегке. Кстати, ломанувшись к селению не через хребет, а вдоль «нашей» горизонтали. Да, если смотреть по карте, то так получалось существенно длиннее, но по прямым, соединяющим две точки, в горах, да еще и на высоте за две двести, не ходили даже имбецилы.
В три с четвертью ночи точку приземления покинула «тройка», а еще через пять минут следом за ней выдвинулись и мы с «единичкой». Шли по-боевому, то есть, прикрывшись дозорами, бесшумно и никуда не торопясь. Поэтому к окраине населенного пункта, расположенного в пятидесяти километрах от Кабула, подошли где-то через полтора часа и с подветренной стороны. После чего снова разделились: третье отделение умчалось готовить коридор отхода, первое взяло чуть правее, чтобы подобраться к интересующему нас объекту с северо-запада, а мы расположились за небольшим возвышением и минут пятнадцать ждали отмашки Нерона, чтобы продолжить движение по своему вектору.
Начало операции показалось мне каким-то уж слишком будничным: почувствовав вибросигнал «Внимание» и прочитав жестикуляцию Варнака, мы с Робокопом выдвинулись вперед. Бесшумно проскользнув между двумя домами, судя по всему, построенными еще во времена царя Гороха, прогулялись по узенькой улочке до участка, огороженного вполне современным бетонным забором высотой в два метра сорок сантиметров, и растворились в тенях по обе стороны от массивных ворот. Благо за сутки с лишним беготни по УТТ «Город» изучили эту часть Бедака ничуть не хуже своих спален. Снайпера «четверки», расположившиеся на склоне горы и контролирующие объект, подтвердили готовность к работе одновременно с появлением ядра группы, так что скучать не пришлось — напарник изобразил ступеньку лестницы, а я, воспользовавшись ею, взлетел на забор и замер в положении лежа.
В принципе, особой необходимости в такой перестраховке не было, ведь «четверка» отстрелялась по всем собакам этой части селения инъекционными дротиками и хакнула технические средства охраны особняка. Однако привычка дуть на воду, наработанная под чутким руководством отца, никуда не делась, поэтому я предельно добросовестно осмотрел двор, все окна здания и вспомогательных построек, затем нашел такого же перестраховщика от первого взвода, изображавшего бесформенный сгусток мрака на крыше въезда в подземный гараж, дал понять, что начинаю работать, плавно «стек» на утоптанную землю и занялся засовом калитки…
…Несмотря на наличие кондиционеров, любителей спать с открытым окном в особняке оказалось предостаточно, так что мы с Робокопом зашли в гости через второй этаж. В комнатке, в которую я вломился следом за напарником, настолько сильно воняло анашой, нестиранными портянками, прогорклым жиром и мочой, что человека без специфического опыта, наверное, вывернуло бы наизнанку. Голова обитателя помещения, по которой отстрелялся напарник, тоже выглядела крайне неаппетитно, однако я, уже включившийся в работу, равнодушно мазнул по ней взглядом и бесшумно выскользнул в коридор.
В следующем помещении работал уже не вторым, а первым номером. Сначала воспользовался оптическим зондом, чтобы заглянуть внутрь и убедиться в том, что оба пьяных ублюдка, забывшиеся на потертом ковре среди пустых бутылок, сладко спят. Затем смазал дверные петли, приподнял и открыл створку, спокойно вошел в спальню и всадил по паре пуль в бородатые и нечесаные хари. Закончив со стрельбой, медленно повернул голову слева направо, чтобы сохранить в памяти тактического комплекса документальные свидетельства противоправной деятельности этих красавцев. То есть, пакетик с героином, жгут и использованные шприцы, валяющиеся на столе, исколотые вены и окровавленные бедра девчушки лет тринадцати, прикованной наручниками к трубе системы отопления, и новенькие «Калаши», валяющиеся на продавленной кровати. Решив, что отснятого материала вполне достаточно, вытащил из разгрузки инъектор и ткнул им в шею несчастной жертвы, потом посмотрел на Робокопа, получил безмолвный приказ продолжать работать в том же режиме и снова выскользнул в коридор.
Третья комната оказалась пуста. В смысле, вещей в ней хватало, а обитатели отсутствовали. Поэтому я заглянул в четвертую и обломался: да, ее надо было зачищать. Но очень неплохо подкачанный мужик лет сорока пяти, привольно раскинувшийся на двуспальной кровати, вне всякого сомнения, лег спать абсолютно трезвым и, пойдя на поводу у собственной паранойи, закрыл дверь на внутренний засов.
Как оказалось, обнаруженная проблема не стоила и выеденного яйца — досмотрев мои объяснения, Робокоп пожал плечами, деловито вытащил из разгрузки металлическую линейку и жестом попросил прикрыть. Я, конечно же, ответил утвердительным кивком. И сместился так, чтобы видеть одну половину коридора в панораме ПНВ, а вторую — на картинке с микрокамеры, закрепленной на затылке. А через считанные мгновения услышал тихий скрип, а за ним и сдвоенный щелчок затвора «Амбы».
Пятую и шестую спальню пробежали сквознячком — они тоже оказались обжитыми, но пустыми. В седьмую пришлось заходить парой и стрелять максимально быстро, чтобы гарантированно завалить аж четверых. А на выходе из нее нам на «Амики» прилетело требование максимально быстро спуститься в подвал. Файлик для программы-трекера прилагался, так что мы сорвались с места и ломанулись туда, куда показывала новая стрелочка, появившаяся на мини-карте.
Пока плутали по коридорам, дважды столкнулись с такими же боевыми двойками, которых до этого видели только на мини-карте «Атак». Затем спустились по лестнице, пробежались вдоль стальных дверей с внешними засовами и глазками, а перед нужной «поймали» настоятельную рекомендацию отключить ПНВ. Послушались. Но уже после того, как остановились. Дав глазам адаптироваться к изменению освещенности, вошли в помещение и потеряли дар речи. Ну, или потерял. Я. Ибо Робокоп, судя по реакции, видывал и не такое.
Что там было такого особенного? Куча высокотехнологичного медицинского оборудования, штук восемь криоконтейнеров, четыре трупа в белых халатах и тело, из которого вырезали все органы, имеющие хоть какую-то ценность!
Логику поведения в подобной ситуации мне объяснили более чем подробно, так что я подошел поближе к трупам, кинул взгляд на Варнака, дождался утвердительного кивка, неторопливо снял шлем с балаклавой и уставился в объектив микрокамеры командира отделения:
— Видеообращение, которое я выложил на свою страничку пятнадцатого числа, наделало много шума. Однако наши доблестные правоохранители почему-то сочли опубликованные документы поддельными. Что ж, придется показать им деятельность частной военной компании «Орион» без прикрас и без купюр. Итак, в настоящий момент я нахожусь на одной из крупнейших точек передержки живого товара, принадлежащей этой компании. Лица сотрудников ЧВК, пострадавших при захвате, покажу ближе к концу ролика, а пока познакомлю вас с еще одной гранью теневого бизнеса Разумовских — так называемой черной трансплантологией. Да-да, вы не ослышались: девушек, не сумевших заинтересовать ни одного из покупателей или чем-то провинившихся перед продавцами, разбирают на органы. На этой точке этим делом занималась бригада из четырех выродков, которых как-то не тянет называть врачами. Кстати, их имен и фамилий мы, к сожалению, пока не знаем. Но очень надеемся, что те из вас, кто узнает уродов, лица которых я сейчас покажу, черкнут пару строчек в комментариях.
Демонстрацией одних лиц я, конечно же, не ограничился — показал расстрелянные тушки прямо в тех положениях, в которых их застало возмездие, дал зрителям возможность оценить уровень оснащенности операционной и «вместе с ними» заглянул в каждый криоконтейнер. А когда закончил, повернулся к обезображенному телу донора:
— А вот то, что осталось от чьей-то дочери, сестры, жены или подруги, виноватой лишь в том, что оказалась достаточно красивой, чтобы заинтересовать ловцов господина Разумовского и его присных. Кстати, как мне подсказывают сослуживцы, она тут такая не одна — в соседнем помещении, в которое мы сейчас прогуляемся, ждут «утилизации» еще два разделанных тела. Но знаете, что меня злит сильнее всего? То, что эти девушки — не первые и не последние. Ведь частная военная компания «Орион» годами приносит покровителям очень хорошие деньги. А они, как известно, не пахнут…
…На «натурные съемки» с моим участием убили еще двадцать минут, отсняв для второго видеообращения интерьеры нескольких благоустроенных одиночных камер, в которых содержались самые красивые, а значит, и самые дорогие «гостьи» особняка, общих бараков для «бюджетных вариантов» и многоместного карцера. А затем прогулялись по этой же части здания вместе с единственной из спасенных, на которую почему-то не подействовала инъекция со снотворным, и записали рассказ обо всем том, с чем сталкивалась в этом гадюшнике каждая новая девчонка. Этот этап подготовки материала дался тяжелее всего: слушая безэмоциональный голос Ольги Киселевой, шестнадцатилетней уроженки Перми, видя, как ее трясет, и представляя все те зверства, которые она описывала, мы бессильно скрипели зубами и задыхались от безумной ненависти. Поэтому на сигнал начала эвакуации, прилетевший на «Амики» ровно в шесть утра, отреагировали облегченным вздохом, подхватили добровольную помощницу под локотки, рванули по очередной стрелке и вскоре прибыли в подземный гараж.
Как оказалось, пока наша четверка изображала съемочную группу, остальные «Яровиты» работали, не покладая рук. Перетащили в наглухо затонированный туристический автобус «Мерседес» всех спасенных девчат и
плененное начальство точки передержки, усадили бессознательные тела в максимально разложенные кресла и пристегнули ремнями. Пробежались по особняку, раздели трупы, сфотографировали лица и задокументировали особые приметы. Собрали все обнаруженные носители информации, позаимствовали килограммов под двести оружия и подготовили здание к уничтожению. Кроме того, проверили состояние обеих «Хаммеров» и двух «Крузаков», связались с бортами, дожидающимися нас в аэропорту Кабула, убедились в наличии коридора отхода и т. д. Так что мы явились, можно сказать, на готовенькое — в общем, сходу подняли Киселеву в «сонное царство», усадили на свободное место и разбежались по салону. Точнее, решили разбежаться. Но если уход Варнака с Флюгером в конец автобуса и оккупацию Робокопом левого переднего ряда пассажирских сидений девочка восприняла вполне нормально, то меня от себя не отпустила. Хотя к этому моменту я был уже в балаклаве и шлеме, а значит, ничем не отличался от остальных бойцов отделения:
— Господин офицер, можно я сяду рядом с вами? Мешать не стану — честно-честно: буду сидеть тихо, как мышка, и молчать. Всю дорогу!
Слово «офицер» резануло слух. Но сообщать гражданскому свое звание мне никто не разрешал, поэтому я мягко улыбнулся:
— Меня зовут Денисом. Во время поездки я, на всякий случай, буду стоять, согнувшись в три погибели, на ступеньке рядом со входной дверью. Правые передние сидения видны с дороги, и сажать на них кого бы то ни было нам запретили. Так что…
— Я сяду на пол. Между вами и водителем. И буду держаться во-он за ту ручку! — протараторила она, потом сделала небольшую паузу и тяжело вздохнула: — Просто девчонки еле дышат. И бледные, как трупы…
— Мы им вкололи снотворное. Чтобы не отвлекаться по дороге… — подал голос Робокоп.
— Я понимаю. Но все равно боюсь. Поэтому хочу быть рядом с тем, кого знаю. Пусть даже из-за этого меня убьют!
— Никто тебя не убьет… — пообещал я, заглянул в ее глаза, в которых плескалась дикая смесь обреченности, животного ужаса и надежды, сглотнул подступивший к горлу комок и сдался: — Ладно, сядешь на пол. Но после того, как я разрешу. А пока пробегись по салону и поищи какую-нибудь тряпку, которую можно будет под себя подстелить.
— Тут должны быть теплые одеяла — нас в них укутывали, когда везли с аэродрома! — радостно воскликнула Киселева и сорвалась с места. А я поймал укоризненный взгляд Робокопа, виновато развел руками и мысленно процитировал кобылу из известного анекдота: «Ну, не шмогла я, не шмогла…»
…Вопреки моим опасениям, поездка до международного аэропорта имени Хамида Карзая прошла без особых сюрпризов. Да, в самом Бедаке нас несколько раз пытались остановить, но снайпера третьего отделения, загодя занявшие подходящие возвышенности, аргументированно доказали, что мы очень заняты. А проблемы со связью, организованные нашими специалистами РЭБ еще до начала операции, лишили особо бдительных сельчан возможности с кем-нибудь созвониться. Впрочем, даже в таких «комнатных» условиях «Яровиты» работали с многократной перестраховкой. Поэтому уже через пару минут после выезда из поселка над нами появился видавший виды «Ирокез», проводил до служебного въезда на летное поле, после чего унесся за бойцами «тройки» и замаскированными парашютами.
Как ни странно, единственный этап операции, в реализуемости которого я искренне сомневался — погрузка в Илы — прошел без сучка и без задоринки. По моей логике, появление рядом с столичным аэродромом кортежа, битком набитого вооруженными до зубов военнослужащими другого государства, должно было, как минимум, возмутить местных силовиков. Ан нет, нас беспрепятственно пропустили на охраняемую территорию, позволили пересечь ее по прямой и даже не поинтересовались, не нужны ли нам, случайно, выездные визы! Нет, наблюдателей с мощной оптикой, по уверениям парней, охранявших самолеты, в округе было завались. Но никаких левых телодвижений эти наблюдатели не совершали. Даже тогда, когда мы таскали наиболее аппетитно выглядящую часть «добычи». А потом вернувшаяся вертушка высадила рядом с нами группу подстраховки, поднялась повыше и взяла под контроль те места, с которых в нас можно было пострелять. Правда, дальнейших маневров я уже не видел: подняв с бетонки и утащив на борт «своего» Ила столько парашютных сумок, сколько смог унести, я сгрузил их на свободное место и решил присоседиться к парням, которые освободились чуточку раньше. Но опять неудачно — личное наказание, каким-то образом узнавшее меня даже в такой толпе, нарисовалось рядом, вцепилось в чем-то понравившееся запястье и задала вопрос, который беспокоил и меня:
— Денис, скажите, пожалуйста, а нас не собьют?
— А за что им нас сбивать-то? — притворно удивился Триггер. — Мы же белые и пушистые!
— Да-а-а? А под военной формой, жуткими шлемами и вязаными масками этого не видно! — съязвила Киселева, сообразила, что хамит тем, кто ее спас, и постаралась сгладить ощущение от своей резкости: — Но даже если вы действительно милы до невозможности, то в аэропорты положено заходить пешком, предъявлять билеты, сдавать багаж, проходить сначала паспортный, а потом таможенный контроль и так далее. А не прикатывать на «Хаммерах», джипах и автобусе, битком набитом девушками, пленниками и оружием, прямо к самолетам!
— Да ладно⁈ — ошалело выдохнул наш штатный снайпер, растерянно оглядел тех, кто стоял поблизости, и расстроенно признался: — А мы не знали!
— Раз шутите, значит, не собьют… — дождавшись, пока мы отсмеемся, подытожила Ольга и следующей парой предложений напрочь испортила нам настроение: — Хотя от такой смерти я бы, наверное, не отказалась: р-р-раз — и нет ничего-ничего! Ни испоганенного тела, ни кошмарных воспоминаний, ни всей той грязи, которой нас встретят родные и знакомые.
— Вы выжили и вот-вот вернетесь домой! — напомнил Кречет.
— А толку с того, что вернемся? — криво усмехнулась Киселева. — Люди злы — любят самоутверждаться за счет других и бить по самым уязвимым точкам. Поэтому при любом удобном случае будут напоминать о том, что мы порченные. Ведь нас похитили, провезли через полстраны, переправили в Афганистан и чуть было не продали. А значит, насиловали. Толпами. Даже тех, кто на момент похищения были девственницами и поэтому охранялись, как Форт-Нокс. В общем, кто бы что ни говорил, но эти клейма уже никуда не денутся!
— Не все так плохо, как кажется на первый взгляд… — начал, было, Робокоп, но Ольга выставила перед собой ладошки и виновато улыбнулась:
— Я всем вам искренне благодарна и за спасение, и за сочувствие, и за попытки успокоить. Но в данный момент мне хочется упасть, закрыть глаза и забыться. По возможности, рядом с Денисом — я видела его лицо, успела убедиться, что этот парень относится ко мне с искренним сочувствием, и уверена, что он не сделает мне ничего плохого.
— Подразделение секретное, так что демонстрировать лица посторонним строго-настрого запрещено. Всем, кроме меня… — буркнул я. Потом покосился на поднимающуюся рампу и ответил на вопрос, который появился во взгляде Киселевой: — Я был достаточно известным медийным лицом еще до службы, поэтому командование сочло возможным использовать меня в этом качестве и дальше…
Правильнее было бы сказать «было вынуждено». Поэтому в момент моего появления в дверях кабинета выглядело, мягко выражаясь, не в духе. Да и беседу начало отнюдь не с улыбки:
— Будешь смеяться, но твое предложение возглавить то, что нельзя предотвратить, принято. Но с некоторыми коррективами…
Привычки смотреть на окружающий мир через розовые очки меня благополучно лишила мама, так что, выслушав удивительно благообразную и красивую концепцию, я быстренько вычленил из нее самое главное. И мысленно сформулировал напрашивающийся вывод: трезво оценив создавшуюся ситуацию, покровители Паши-Пулемета решили, что отбеливать «доброе имя» этого урода менее выгодно, чем подобрать и раскрутить другого исполнителя! Все остальное было понятно без слов: для того, чтобы убрать отыгравшую фигуру чужими руками, они быстренько организовали слив соответствующей информации конкурентам. Те радостно кинулись на брошенную кость, а генерал-полковник Вяземский увидел в такой смене фигуры возможность усилить имеющуюся позицию в том числе и среди союзников. Поэтому не ограничился командой «Фас!», а постарался сделать все, чтобы как можно сильнее выпятить роль своего подразделения в локальной победе бесконечной войны за власть! Ну, а мы с Голиковой вовремя подвернулись под руку.
Само собой, озвучивать свои догадки я даже не подумал — дослушал объяснения командира до самого конца, поинтересовался, готова ли статья, которую я должен буду выложить на свою официальную страничку, дважды прочитал предложенный вариант и отрицательно помотал головой:
— Манера изложения не лезет ни в какие ворота. Поэтому имеет смысл передать этот черновик личности, которая не один месяц писала статьи от моего имени и общалась с моими подписчиками: поверь, после ее правки этот материал рванет в разы мощнее, чем так, как есть! Кроме того, было бы неплохо обнародовать окончательный вариант не статьей, а в форме видеообращения к фанатам.
Валет потер гладко выбритый подбородок, несколько мгновений невидящим взглядом смотрел в стену, а затем усмехнулся:
— Связываться со своей зазнобушкой будешь через Эмира, только по предложенной им технологии и под его личным контролем. Первым делом объяснишь подруге политику партии: материалы, которые она будет получать от тебя, являются секретными; знакомить с ними кого бы то ни было строжайше запрещено; готовые варианты можно будет выкладывать только на твою страничку, только после их изучения твоим начальством и только по твоей команде…
Эта часть его монолога показалась мне бесконечной. Однако, понимая, что он отрабатывает «обязательную программу» отнюдь не из-за желания поболтать, я старательно вслушивался в каждое предложение. А когда поток ценных указаний, наконец, иссяк, пообещал, что все будет именно так и никак иначе. После чего рискнул проверить свои выводы и осторожно поинтересовался:
— Раз «материалы, которые она будет получать от меня», значит, мы получили команду «Фас», верно?
— Не дурак! — без тени улыбки заявил Валет, потомил меня театральной паузой и приятно удивил: — Да, Пашу-Пулемета списали со счетов, и его империя превратилась в бесхозную булочку. Так что в ближайшее время его конкуренты начнут рвать ее на части. А мы приложим все усилия, чтобы задавить ту гнусь, которую он прикормил, вырастил и приучил к абсолютной безнаказанности…
Пока я вспоминал недавнее прошлое, Киселева оглядела меня с ног до головы и расфокусировала взгляд, видимо, пытаясь сообразить, где я мог светить свое личико. Парни ехидно заулыбались. А Варнак решил проявить великодушие:
— Ладно, не мучайся — он дрался. В боях без правил.
— Пусть всего год, но все проведенные бои выиграл в первом раунде! — радостно подхватил Витязь.
Киселева понуро опустила русую головенку и расстроено призналась, что этим видом спорта никогда не интересовалась. Чем здорово разочаровала самых оголтелых фанатиков ММА и сподобила их залиться соловьями.
Прекрасно зная, что о мире смешанных единоборств, моих прошлых победах и будущей карьере отдельные личности могут трепаться часами, я жестом прервал начавшуюся полемику и подвел Ольгу к свободному месту рядом с Робокопом:
— Если желание забыться еще не пропало, то падай тут. А я организую легкий перекус с американским армейским колоритом.
Желающих покормить несчастную девчонку или присоединиться к трапезе оказалось достаточно много, поэтому к моменту, когда наш Ил, наконец, тронулся с места, все «лежбище» оказалось завалено содержимым суточных рационов питания. Правда, основные блюда мы согрели только после того, как самолет набрал высоту, но во время взлета добросовестно уничтожали самую вкусную часть сухпайков — плавленые сырки и чипсы. В промышленных количествах. И подсовывали Ольге свои порции. А она не отказывалась: брала все, что давали, и благодарила такими выразительными взглядами, что лично у меня обрывалось сердце. Потом объелась, завернулась в одеяло, позаимствованное из автобуса, привалилась к моему плечу и задремала.
Парни тут же перешли на еле слышный шепот. Пока доедали завтрак, трепались о всякой ерунде. А после того, как уничтожили десерты и собрали пустые упаковки в пакет для мусора, занялись делом: бойцы третьего и четвертого отделения открыли в наладонниках своих «Атак» текстовые редакторы и принялись за отчеты, а все, кто работал внутри точки передержки, влезли в архивы микрокамер, скопировали записи, отснятые во время штурма, и отправили мне. Естественно, не самовольно, а после приказа Нерона.
Я перекинул полученные файлы в отдельную папку, отправил туда же копию своего и почувствовал, что взлетаю. А Киселева, проснувшаяся в момент попадания самолета в зону турбулентности, побледнела, как полотно, вцепилась в меня обеими руками и зажмурилась изо всех сил:
— Все, нас сбили, да⁈
— Это самая обычная воздушная яма… — улыбнулся я, ласково потрепал ее по волосам и понес откровенную пургу: — В военных самолетах со стюардессами не ахти, а пилоты отличаются редким пофигизмом. Поэтому о такой ерунде, как турбулентность, никто никого не предупреждает, ведь она куда менее опасна, чем обстрел ракетами «Земля-Воздух». Впрочем, обычным пассажирам армейских авиалиний такие предупреждения до одного места — они в состоянии спать на двигателе БТР-а, мчащегося по бездорожью, рядом со стреляющей гаубицей или находясь по пояс в болоте.
— А меня научили просыпаться от каждого шороха, чувствовать себя чьей-то вещью, молчать, смотреть в пол, кланяться, предугадывать желания хозяев и, что самое главное, терпеть боль и унижения… — горько усмехнулась она.
— Все это уже в прошлом… — твердо сказал я. — А ты стоишь в двух шагах от перепутья, на котором можно будет выбрать будущее. Да, вернуться к привычной жизни уже не получится. Но кто сказал, что нельзя подготовиться и свернуть туда, где можно будет наработать другие, куда более правильные привычки?
Девушка уставилась на меня квадратными глазами, а затем завороженно кивнула:
— Например, поступить в военное училище, закончить его лучше всех и обратить на себя внимание тех, кто отбирает бойцов в боевые подразделения вроде вашего! А потом спасать тех, кто не в состоянии за себя постоять, и… уничтожать. Всяких уродов. Пачками!
— Тоже вариант… — вынужденно признал я, чуть не прикусил язык во время падения в очередную воздушную яму и мысленно чертыхнулся: — Хотя этот путь — один из самых сложных и частенько ведет к одиночеству. Кроме того, уничтожать всяких уродов не так приятно, как кажется со стороны.
— Верю. Но, задавшись целью поступить, я полностью сосредоточусь на учебе и тренировках, а значит, смогу забивать на злословие окружающих; с момента поступления в училище полностью сменю окружение; попав в боевое подразделение, обрету друзей, на которых смогу положиться. Причем не только во время пьянок и гулянок, а всегда и везде. А таких парней в наше время ой как немного…
— Неплохое решение… — подал голос Робокоп. — Да, неоднозначное, да, потребует ломать себя через колено и учиться преодолевать недетские трудности, но если ты заставишь себя добиться поставленной цели, то результаты, определенно порадуют.
Почувствовав поддержку, Киселева заметно приободрилась. Увы, я знал об армии куда больше, чем она, поэтому счел необходимым спустить ее с небес на землю:
— Обрати внимание на то, что в монологе моего напарника прозвучало словосочетание «добиться поставленной цели». Слово «поставленной» было бы неплохо выделить интонацией. Ведь служба в подразделении вроде нашего и в обычных частях далеко не одно и то же — личный состав последних девяносто с лишним процентов времени дня занимается всякой хренью вроде покраски бордюров, стрижки травы под линеечку и закапывания окурков под марши, исполняемые полковыми оркестрами. Поэтому эту дорогу от перепутья следует выбирать только в том случае, если ты готова умереть, но стать самой лучшей.
К моему удивлению, девушка расплылась в счастливейшей улыбке, благодарно потерлась щекой о мое плечо, а Робокопа одарила презрительной усмешкой:
— Как видите, мое недавнее утверждение подтвердилось: вы, вроде как поддержав мое решение, ограничились общими словами и, тем самым, подтолкнули в неявную ловушку, а Денис, которому не все равно, что со мной будет, рискнул расстроить, но объяснил самые важные тонкости. И, кстати, об армии я знаю достаточно много — живу рядом с военной частью, дружу… вернее, дружила с дочерями офицеров, бывала у них в гостях и общалась с их родителями!
Напарник попробовал объясниться, но безуспешно — словно забыв о его существовании, Ольга уставилась мне в глаза и перешла на шепот:
— Как я понимаю, через несколько часов вы передадите нас на руки кому-то там еще, а сами улетите к месту службы, соответственно, наши дороги разойдутся навсегда?
Я задумчиво потер переносицу, поставил себя на место этой девчонки и сделал шаг навстречу:
— Будет нужна моральная поддержка — найди официальную страничку Дениса Чубарова и напиши в личку. Только имей в виду, что до середины следующего марта возможность выходить в сеть у меня появляется крайне редко, а звонить куда бы то ни было я не могу вообще. Впрочем, если совсем припрет, то найди блог Татьяны Леонидовны Голиковой и опиши ей свою проблему.
— Твоя девушка?
— Ага.
— И не убьет ни меня, ни тебя? — развеселилась Киселева.
— Неа.
— Тогда напишу. Если действительно припрет… — после небольшой паузы сообщила она, затем от души поблагодарила за предложение, огляделась по сторонам и снова посерьезнела: — Трясти, вроде как, перестало. Поэтому ложись отдыхать. А я прикорну рядом и вспомню о том, что обещала молчать, как мышка.
Предложение было дельным, так что я стянул с себя разгрузку, положил туда, куда собирался опустить голову, сдвинул чуть повыше набедренную кобуру с пистолетом, завалился на спину и прижал «Амбу» к левому боку. А Киселева улеглась рядом с правым, чуточку поворочалась, затем подкатилась ко мне, нахально пристроила голову ко мне на плечо и поделилась одеялом:
— Хоть раз в жизни посплю, обнимая настоящего мужчину…