Время перемен

Глава 6

Высокий чернокожий мужчина в недешёвой одежде вошёл в небольшой магазинчик сладостей недалеко от Консьержери[1].

- Месье Велюр! Как приятно Вас видеть! Вам, как обычно, русский шоколад?

- Конечно, месье Грива, Вы помните мои вкусы!

Хозяин вышел в подсобное помещение, и тотчас раздался тихий голос, говоривший по-русски:

- Здравствуй, Илюша!

Негр раскрыл рот в широкой улыбке и шагнул за стойку. В углу на небольшом стульчике сидел мужчина в тёмной одежде. Он резко встал и обнял Велюра.

- Еремей Иванович! Вернулись!

- Вернулся, Илья, вернулся! Как сам-то?

- Нормально, без Вас только скучно!

- А что медведюшка наш, не развлекал?

- Да болеет он, сильно болеет…

- Знаю, Илья… Ладно, скажи-ка мне лучше, что это твой барон запросил срочной подмоги? Ты на прошлой неделе ничего не передавал.

- А, да… — чернокожий, по-хозяйски взял несколько конфет из банки, стоявшей на столе и сосредоточенно захрустел ими, его собеседник спокойно ждал, — Действительно, подмога нужна. Его на неделе его телохранитель, Густав, зарезать пытался.

- Что?

- Барон, он же знаете, страсть какой недоверчивый. Всё ему кажется, что государь его хочет за горло держать, никого из наши не принимает, сам всех ищет. Густава нашёл этого, из гессенцев[2], большинство слуг тоже он лично подбирал. Хорошо, что Вы ему меня смогли подсунуть, да я потом Ефимку ещё пристроил. Вот мы вдвоём и задавили этого Густава…

Здоровый чёрт был, пришлось зарезать, ничего не выяснили. Чтобы себя не открыть, мы тело спрятали, Густав просто пропал. А вот один он был, или, там, несколько — я не знаю.

- Что, барона одного оставил?

- Ефимка вокруг вьётся, да только хозяин наш так разволновался, что нанял ещё пятерых ухорезов, нам никак с ними вдвоём не справится.

- Опасность есть?

- Точно есть. За ним следят. Да и за слугами тоже следят. Я часа два от преследователя избавлялся.

- Понятно, братец…

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Барон, позвольте мне отвлечь Вас от Ваших раздумий!

Голос сзади заставил совсем немолодого барона фон Штейнбурга выпрыгнуть из удобного кресла, в котором он задремал, работая с бумагами. Подобно заправскому рубаке хозяин кабинета одним плавным движением выхватил из пасти резного кабана, висевшего на стене, блестящий револьвер и, крепко сжав его двумя руками, начал искать, подслеповато щурясь, заговорившего с ним.

- Браво, барон! Я восхищён!

Теперь фон Штейнбург разглядел стоя́щего в тени возле драгоценного гобелена с изображением Давида и Голиафа человека в строгих тёмных одеждах. Однако руки гостя были скрещены на груди и какой-либо агрессии он её выказывал.

- Кто Вы такой? – голос хозяина дома был хриплым со сна.

- Дорого́й Симон, позвольте передать привет от Вашего дядюшки Карла! – насмешливо проговорил незнакомец.

- Фу! – успокоенно выдохнул старик, который когда-то носил фамилию Лейбович, — Что же Вы так неожиданно явились?

- Вы сами просили, уважаемый Симон, чтобы Вам помогли с решением вопросов безопасности. Я изучил Вашу охрану и, как видите, пришёл к выводу, что она далека от совершенства! – голос человека в тёмном был очевидно насмешливым, и это раздосадовало барона.

- Не называйте меня Симоном! Это имя незнакомо ни моим слугам, ни тем более моим агентам и деловым партнёрам. Я Фридрих Бернард.

- Конечно, я знаю Ваше нынешнее имя. Прошу извинить, если я нечаянно огорчил Вас…

- Хорошо, — смягчился фон Штейнбург, — садитесь, будьте любезны. Как я могу к Вам обращаться?

- Зовите меня Отто, Отто фон Милет. – человек подошёл к столу и присел во кресло для гостей, свет, наконец выхватил их полумрака его лицо.

- Простите, Отто, я же Вас знаю?

- Конечно, знаете, даже ещё с тех пор, как Вы не были Фридрихом Бернардом. – усмехнулся фон Милет.

- А…

- Я специально прибыл к Вам сам, чтобы наше знакомство могло снять недопонимание, господин барон. Но, прошу прощения, не люблю тратить время зря. Ваш вопрос был крайне важным или Вы бы не стали просить о срочной помощи. Что случилось?

- Мне кажется, что меня хотят убить. Боже, да я никому уже не могу довериться! Мои дети – Аарон и Исаак давно выбрали для себя путь отъезда в Россию, где они занялись науками! Слуги же легко продаются, всегда только вопрос цены, уж я-то знаю!

- Тогда почему Вы много раз отказывались от охраны, которую предлагал Вам государь?

- Я не хочу, чтобы император слишком меня контролировал, точнее, не хотел. Теперь у меня чёткое ощущение, что что-то грядёт. Я стал слишком заметен, богат и влиятелен. Мне всё-таки нужна помощь.

- Кто может желать Вам смерти?

- Возможно, что Вегенер, он мой главный соперник в издательском деле в Европе, или де Соссюр, я ему перебежал дорогу в контрабанде мыла во Францию.

- Как сказать старому мошеннику, что эти люди не могли желать ему зла, так как они тоже наши агенты? – подумал Еремей, который и прибыл к Симону на помощь. Ему не удалось сдержать слабую усмешку, которая всё-таки отразилась в его глазах.

Опытный делец, барон фон Штейнбург, увидел это и напрягся:

- Вы мне не верите?

- Почему же, верю… Только вспомнил, что есть очень интересный человек, который может помочь нам найти Вашего неприятеля. Да, Ваших слуг я проверю, а охрана у Вас будет новая.

- И ещё вопрос, господин Отто. Я тревожусь за своего младшего, Исаака, он давно не пишет…

- Я наведу справки, барон.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Джузеппе, не волнуйтесь Вы так. Именно я помогу Вам уехать. Паспорта Ваши готовы, Вас с удовольствием примут в Берлине или Вене… - Еремей говорил спокойно, пытаясь придать уверенности своему собеседнику.

- Месье Молин, Вы не понимаете, я вовсе не хочу, чтобы кто-то знал, кто я такой! Я не желаю продолжать свою карьеру! – Бальзамо яростно жестикулировал и демонстрировал все признаки серьёзного нервного расстройства.

- Чего же Вы желаете, Джузеппе?

- Подальше, туда, где никто не знает ни Джузеппе Бальзамо, ни графа Калиостро, ни графа Феникса! Никого рядом, кто бы хотел мне отомстить за какую-либо мою невинную шалость! Я желаю исчезнуть и просто жить, не вызывая подозрений! Иоганн, Вы сможете помочь мне?

- Спокойно, Джузеппе. Возможно, и смогу… Что Вы думаете о России?

- У меня слишком много знакомых там!

- А как насчёт восточных провинций? Мой друг, к примеру, уехал в Камчатское наместничество…

- И я сохраню свою состояние и положение?

- Да, Вы можете даже получить там поместье.

Вот здесь Бальзамо хитро прищурил левый глаз и выдал:

- Вы же русские? Никогда бы не поверил, что вы способны морочить голову половине Европы, но вы точно это делаете! Что? Я вас разгадал! Теперь Вы меня убьёте?

- Ну, положим, Вы бы никогда не сказали о своих подозрениях, не обезопасив себя от подобного рода последствий, Джузеппе. – спокойно ответил Молин, — Да и за столько лет Вы-то должны были догадаться, с кем работаете. Неужели Вы сомневаетесь, что месье Дени до сих пор не понял, что Вы всё знаете? Вас что-то не устраивает?

- Где гарантии, что Вы исполните своё обещание и обеспечите мне достойную жизнь вдали от Европы? – итальянец, прищурив глаза, внимательно смотрел на собеседника.

- Вы, хоть раз, замечали, что месье Дени не исполнил своих обещаний? – Иоганн резко наклонился к собеседнику.

- Никогда. Даже если он обещал убить…

- Вам этого мало?

- Хорошо… Я поверю Вам. Когда я могу уехать?

- Мне надо будет кое-что предпринять. Положим, через два месяца. Устроит?

- Вы же обещаете мне это? – руки Бальзамо беспокойно шарили по столу.

- Да, но я попрошу Вас до отъезда помочь мне в одном деле.

- Вы ставите мне новые условия, месье Молин? – у Бальзамо дёрнулась верхняя губа.

- Отнюдь, Джузеппе. Я прошу Вас о помощи. – последние слова русский произнёс по буквам, — Вы здорово помогали нам и заслужили нашу благодарность. Поэтому я просто прошу.

- Хорошо, что Вы хотите?

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Что? Герцог Орлеанский? – барон фон Штейнбург в ужасе начал дёргать себя за седые патлы волос на висках, — Как же так?

- Да, вот так, любезный Фридрих Бернард… - Сидоров был до крайности задумчив.

- Я никогда не связывался с членами королевских фамилий без прямого согласия императора! Никогда не мешал ему ни в чём! – паника не оставляла немолодого уже барона.

- Фамилии Дюкре и Киффер Вам о чём-то говорят?

- Это ребята, которые хотели влезть на рынок мехов. Но они случайные люди безо всякого покровительства! – с некоторым трудом вспомнил бывший Лейбович.

- Они – люди Орлеанского. Через первого тот играл на бирже, а через второго торговал нашим контрабандным шёлком. Потом решил заняться мехами…

- Но, почему же они не намекнули даже!

- Луи Филипп очень много хочет, барон. Вы видите, что он устроил в Парижском парламенте? Герцог полностью сорвал все планы короля по принуждению парижских советников принять новые налоги и разрешить ему займы. Вся затея короля протащить свои идеи рухнула. Что теперь он будет делать, бедняга? — грустно усмехнулся Еремей, — Орлеанский явно роет яму своему родственнику, метя на трон. Огласка его игр с контрабандой могла помешать весьма далекоидущим планам. Так что, герцог решил, что проще Вас совсем убрать с доски, совсем... Бежать Вам надо, Симон, уж простите, что так Вас называю…

- Ваши люди не помогут мне?

- Они Вас не бросят. Но что они смогут, если против Вас пошлют, к примеру, несколько десятков бывалых солдат? Герцог собирает маленькую армию.

- Срочно? – барон спросил деловито, от былого волнения не осталось и следа.

- Да, завтра Вас уже не должно быть в Париже. И ещё, Вы спрашивали про Исаака.

- Да! Что с ним? – барон схватил гостя за руку, — Он умер?

- Спокойствие, друг мой! Не волнуйтесь! Он жив, просто находится весьма далеко, где с письмами проблема. – мягко улыбнулся Еремей, — Однако, я принёс Вам от него маленький привет.

Сидоров вытащил из своей сумки толстый том очередного Палласова а́тласа, посвящённого природе на сей раз Северной Америки. Раскрыв книгу на заложенной закладке, русский агент показал фон Штейнбургу красочную картинку с изображением птицы, под которой была подпись: Larus Occidentalis SimonLeybovich[3], открыт, изучен и описан Степаном Семёновичем Бергером, географом Российской академии наук.

По щеке старого барона медленно сползла слеза.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Ночь была тёмная, дождь шёл как из ведра, сер Чарльз слегка простудился, поэтому вечером перед камином выпил три стакана горячего грога и отправился спать. Спал он крепко, не просыпаясь, откуда ему, бедняге, было знать, что в его напиток была добавлена весьма солидная доза опиума, и это, кстати, должно́ было помочь ему справиться с простудой. Пользуясь его беспомощностью, слуги молча вынесли его из спальни, погрузили в неприметную карету и отвезли бесчувственное тело в заброшенный дом.

Сэр Чарльз пришёл в себя от ощущения дикого холода, а это чувство для него, вообще, было не знакомо. Он открыл глаза и увидел, что вокруг только полная тьма, тьма и холод. Он был совершено наг и лежал на огромном камне. Баронет привстал, не понимая, где он находится и что творится вокруг.

Страшный красный свет, будто идущий из глубин самого́ ада, возник справа от него, словно и не зажёгся, а дверь открылась в багрянец. Оттуда же шёл и звук, скорее рокот рычащего моря. А почти сразу слева яркий, нестерпимый белый, даже серебряный свет ударил в глаза, заставляя болезненно прищуриться. Слабая нежная, будто шелест тонких металлических листьев, музыка сопровождала слепящую белизну.

Голова нестерпимо заболела, в глазах плясали разноцветные круги, никак не получалось сосредоточиться. Сэр Чарльз даже не сразу заметил, что из красного угла выступила фигура, а потом, почти мгновенно серебристый свет прикрыла ещё одна. Затем он, в мгновение понял, что перед ним стоял ангел и бес. Огромные белоснежные крылья посланца небес словно ширма прикрыли ярчайшие белые лучи, идущие из рая, теперь стало понятно, что голову существа, вышедшего из другого угла, увенчали страшные витые рога.

Дыхание перехватило от нестерпимого ужаса. Фигуры стояли молча, поражаю своим величием и мощью. Наконец между ними, озарённый слабым золотистым ореолом показался третий гость. Он приближался, свет усиливался.

- Отец? – из горла сэра Чарльза вырвался ужасный крик.

Перед ним стоял его давно умерший родитель, именно такой, каким его запечатлел художник для фамильного портрета в их доме. Крючконосый с горящим взором совершено седой, но с непокорным вихром на голове, который не могло удержать в причёске даже огромное количество масла. На нём был только похоронный саван, но он и этом одеянии выглядел, словно прямо сейчас должен был принять участие в заседании палаты лордов. А сияющий волшебным светом нимб над его головой уверенно сообщал, что старый адвокат принадлежит уже к сонму святых, стоя́щих вокруг небесного престола.

- Сын мой! – он каркал точно, как помнил обнажённый баронет, не могущий найти в себе силы, чтобы покинуть ледяной камень и бежать от этих страшных фигур, — Ты посмел забыть о моём завете? Посмел отринуть истинную веру?

- Нет! Я никогда бы не посмел…— пищал умирающий от ужаса политик.

- Ложь! – слова отца прозвучали как приговор. Адский посланец принялся медленно приближаться, уже можно было разглядеть на его жуткой морде шрамы и ожоги, а глаза горели осознанием собственной власти. Он разомкнул чёрные уста, показав острые клыки, словно у дикого зверя и проревел: «Мой!». Руки его с кривыми когтями тянулись к сэру Чарльзу. Тот заверещал в неизбывном ужасе.

- Стой! – крылья ангела и так казались огромными, а теперь, когда он распахнул их, закрыли почти весь нестерпимый свет рая, и стало возможно разглядеть его невыразимо прекрасное лицо, — Стой, нечистый! Сей человек ещё не перешёл ту грань, после которой он станет твоей добычей и будет вечно испытывать муки ада! Пусть святой муж скажет своё слово!

Чёрт, злобно ворча, вернулся на место, а отец сэра Чарльза снова принялся говорить:

- Сын мой! Вижу я, что в сердце твоём цветёт тщеславие, и забыл ты о праведной жизни! В этом царстве Сатаны, куда ты попал в надежде изменить мир к лучшему, тебе начал засасывать грех! Ты предаёшь свою веру и лжёшь перед лицом вечности!

- Нет! Нет! – жалобно стонал тот, кого многие называли Светоч.

- Ты позабыл наши истины, стал мечтать о собственной славе и богатстве, отринул заботу о меньших братьях, которых ты должен был вести в царство Божие!

- Нет!

- Политика! – это слово покойный произнёс с таким отвращением, словно язык его покрывался грязью от одного упоминания подобной мерзости, — Ради неё ты стал оплотом этого царства греха, кое именуется властью богопротивного короля! Ты не заботишься об очищении душ, а стремишься лишь усилить Сатану!

- Нет! – голос уже совсем покидал сэра Чарльза, а адский посланец снова с торжественным хохотом приближался к нему.

- Но! В сердце твоём ещё растут цветы истины! Пусть и глубоко, но они в тебе ещё есть, сын мой! – голос отца возвысился, и демон уже с тоскливым стоном начал снова отходить, — Сын мой, ты должен принять решение, с кем ты! Идёшь ли ты со мной в рай! – святой человек махнул рукой в сторону ангела, и тот снова распахнул белоснежные крылья, — Или же отправляешься гореть в ад!

Сэр Чарльз закричал:

-Конечно, я помню твои заветы, отец мой! Я истинный слуга Всевышнего, пусть Сатана и смог смутить меня, но я верен заветам Божиим и твоему учению! Верен! – холодный пот заливал его тело лицо, казалось, даже стекал в его рот, распахнутый в безумном крике.

- Хорошо! – его отец полуприкрыл глаза и воздел руки к небу, — Сам Господь — свидетель тому, что я верю своему сыну! Чарльз! Помни, что Бог любит тебя, и он сам предназначил тебе путь своего нового пророка!

Ангел и бес оба торжественно поклонились и удалились в гаснущий свет. Отец же дождался, пока они уйдут, потом нагнулся к самому лицу обезумившего от страха баронета и проговорил, медленно, как он любил делать при жизни:

- Помни, о недостойный, что я святостью своей сейчас искупил все грехи твои! Но в следующий раз, меня рядом с тобой уже не будет! И тебя сожрут черви заживо! И гореть тебе в аду! – его лицо прямо на глазах у его сына начало стремительно разлагаться, черви высовывали свои головки из гниющей плоти, а в глазницах мертвеца вспыхнуло с новой силой адское пламя. Уже костлявой рукой скелета схватился он за грудь сэра Чарльза, тот почувствовал нестерпимую боль и потерял сознание.

Сразу после этого, в зале зажглись свечи, несколько человек подхватили бесчувственное тело и унесли его. По комнате засновали люди, убирая следы происшествия. Двое, в глухих чёрных плащах с капюшонами, молча наблюдали за этим. Наконец один из них обнажил голову, немолодое круглое упитанное лицо его с глазами навыкате было покрыто крупными каплями пота:

- Жарко мне под капюшоном, Николаша! – проговорил он по-русски, утирая лицо рукавом.

- Ну, так, небось волновались, Василий Петрович! – второй собеседник капюшона не снял и о его возрасте свидетельствовал лишь довольно молодой голос.

- Конечно, волновался! Я вокруг этого баронета уже столько лет хожу, обогатил его, убеждал, помогал людей подбирать да организовывать, в Парламент провёл! А, ежели бы он тут помер, что бы я делал, а?

- Ну, так, коли бы мы это не устроили, то через пару месяцев сказал бы он Вам: «Дорого́й Аарон, а пойди-ка ты на тот свет! Мешаешь ты мне!» Да и давай свою Британию усиливать. Сами же велели представление для него устроить, Василий Петрович!

- Ну, велел! А коли бы сорвалось чего?

- Ну так мы же, почитай, месяц каждый день раза по три всё повторяли! Одних химиков пятеро на идею сию работало. А актёры, сколько мы их муштровали, а? Никак не могло сорваться! – убеждённо бубнил молодой.

- Так, а сердце-то у этого святоши выдержало?

- Не могло не выдержать! Доктор Калмыков лучший на всём свете специалист по ядам и лекарствам! Он сам ему снадобья мешал, сердце ему специально укреплял!

- Ладно, будем надеяться, что всё получилось. Исполнители-то не проболтаются?

- Никак не возможно! Химики уже на корабле, актёров вместе с этим Уоттом, что всё придумал да устроил, я сейчас сам к капитану Гулину отвезу. Мечтают они о сладкой жизни в России, так что же их такой радости лишать.

- А Уотт этот, никому не проговорился? Жене?

- Да как его жёнушка бросила, он её и не встречал! А увидел бы, небось, убил бы. Такую интригу против него завертеть. Он же уже готовился ставить свои пьесы в Друри-лейн[4], а его благоверная нашла себе полюбовника, да сделала мужа банкротом, опозорила, поссорила его со всеми друзьями, и теперь ждало его только самое дно Лондона! Так что Уотт верен нам и мечтает начать новую жизнь!

- Ладно, Николаша. Головой отвечаешь!

- Сам знаю! – солидно сказал тот и натянул капюшон пониже.

Утром сэр Чарльз проснулся в собственной кровати. Никаких следов ночного происшествия не было, слуги лишь удивлённо выпучивали глаза, отвечал на странные расспросы хозяина. Весь измученный страшным сном, он пытался понять, было ли правдой ночное виде́ние, или всего лишь некие муки совести смущают его утомлённый политическими интригами ум.

Однако, кое-что всё осталось. Одеваясь, баронет почувствовал боль с правой стороны груди. Лихорадочно соврав нижнюю рубаху, он нашёл причину непонятного неудобства – страшный воспалённый ожог в форме пятипалой ладони.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Базилио! Базилио! Где ты, мальчик мой! – Козимо Морелли[5] шёл между лесов собора Успения Пресвятой Девы Марии и громко радостно кричал.

- Я здесь, мастер! – голос раздался откуда-то сверху.

- Слезай, Базилио, слезай!

Ловкий, как белка, молодой человек быстро спустился к архитектору.

- Здравствуйте, мастер! Какими судьбами у нас в Фермо[6]?

- Смеёшься над старым художником, мерзавец! – захохотал Морелли, — Это всё-таки мой проект! Мне положено проверять ход работ.

- Вам всего-то пятьдесят э-э-э шесть лет, мастер. Вы совсем нестарый! – тепло улыбнулся учителю молодой человек, — Да и были Вы здесь всего-то три недели назад!

- Не придирайся к старику! Лучше скажи, как у нас дела?

- Отлично, почти всё готово! Ещё месяц-другой и работа будет завершена.

- Прекрасно, мы серьёзно опережаем сроки! Архиепископ будет очень доволен.

- Так всё же, мастер, зачем Вы приехали? Вы не осматриваете работы, Вы даже по сторонам толком не глядели. В чём дело?

- Мальчик мой, ты очень проницателен. Я приехал не просто так… При престоле недовольны, что работы в храме истинной веры ведёт схизматик. Извини меня, Базилио…

- Это отец Мауро наябедничал на меня, мастер?

- Важно ли это? Мне пытались запретить работать в Папской области[7]. Лишить меня всего, малыш… Но у меня есть друзья в курии. Сам кардинал Браски[8] говорил со мной, Базилио. Оказывается, что работы Базилио Верни известны даже самому Папе – он, кстати, считает тебя одним из лучших художников среди живых. – с кривой усмешкой архитектор присел на доски, — Оказывается, то, что ты сделал в Равенне[9], даже сам Папа считает истинным чудом…

- Меня знает сам Папа? – и ученик присел на доски рядом с учителем.

- Да, и очень страдает, что ты не желаешь принять истинную веру!

- Учитель…

- Забудь, снова не получилось! В общем, я даже сказал, что ты, возможно, и архитектор лучше, чем я. Только тебе ещё расти и расти, мальчик мой. Кардинал не смог решить вопрос полностью – даже Папа не в силах заткнуть все рты, которые твердят, что еретик украшает храмы…

- Вы меня прогоняете?

- Мне очень-очень жаль, извини. Мальчик мой, я не могу поступить иначе! Но! Я смог найти тебе нового учителя! Кардинал написал несколько писем, и тебя готов принять сам Карло Ванвителли[10]! Поверь мне, он отличный учитель, и у него очень много работы.

- То есть, в Неаполе не будут обращать внимания на мою веру? – грустно прищурился молодой человек.

- Кардинал Сурло готов закрыть на это глаза – семье Браски сложно отказать.

- Мы прощаемся с Вами, учитель?

- Святая Мария! Малыш Базилио! Я не желаю этого и предлагаю такой вариант – давай, мы просто не будем афишировать твоё участие в моих проектах?

- Вы самый хитрый ловкач среди всех архитекторов, мастер! – весело произнёс молодой художник.

- Точно, так и напиши своему русскому императору! У него строится много зданий, и, возможно, он когда-нибудь всё же пригласит меня на работу к себе, а?

Они смеялись, сидя на досках в ремонтируемом соборе – учитель и ученик, Козимо Морелли и Василий Верный, архитекторы.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Весна очень красивое время года, наверное, самое красивое. Природа просыпается, вместе ней просыпаются силы и чувства… Запахи бьют в нос, затуманивают мысли, солнце навещает землю всё чаще, тёплый ветер иногда задувает в лицо. Всё прекрасно, вот только путешествовать в это время просто невозможно – реки ещё не очистились ото льда и грязи, а земля настолько топкая, что повозки могут просто утонуть в ней.

У меня было преимущество в этом вопросе перед большей частью моих подданных – дороги. Точнее, в данном случае, две таких дороги – из Петербурга в Москву, и из Москвы в Киев. Ехать было очень удобно, хотя, конечно, только в сравнении с попыткой двигаться вне этих магистралей. Для меня это всё равно было очень медленно – тратить столько времени на дорогу мне откровенно претило, но других вариантов сейчас просто не было.

Меня ждала очень важная встреча – с Иосифом Габсбургом, императором Священной Римской империи, эрцгерцогом Австрии, королём Богемии и Венгрии. Я двигался в сопровождении моей Като, Вейсмана, Грейга, Обрескова-младшего, да, в общем-то, почти все главы приказов были со мной – требовалось произвести просто всеобъемлющее впечатление на императора и его окружение. Нам сейчас нужен был союз с Австрией.

Я всё прокручивал и прокручивал в голове варианты поведения, нюансы общения. Мне постоянно вспоминалась Маша, которая могла мне помочь в этом. Катя, при всех своих достоинствах никак не способна была заменить мою покойную жену, и что самое неприятное, понимала это. Она вообще как-то погасла в последнее время, словно опустила руки. Я надеялся, что путешествие вернёт ей жизнерадостность, ну и мама – её влияние всегда помогало Кате.

Но сейчас, мне всё-таки нужно было подготовиться к встрече с Иосифом. Чем больше я думал об этом, тем больше приходил к выводу, что Иосиф – почти мой двойник. Столько совпадений в наших судьбах, что даже странно – он пытался изменить свою страну, двинуть её вперёд, его любимая жена умерла, второй брак был неудачен… Он во многом стремился повторить мои реформы, но противодействие ему было сильнее, а военных успехов не было. Его можно и нужно было убедить в некоем нашем родстве, в том, что мы с ним друзья и только вместе мы можем достичь нашей высшей цели – счастья для своих государств.

Почти месяц мы ехали до Киева, эта скорость была продуктом не только несовершенного способа передвижения, но и тем приёмам и инспекциям, что я вынужден был проводить по дороге. Если маршрут до Москвы был мной многократно изъезжен, то в Киеве я последний раз был много лет назад, а уж новую дорогу я точно не видел, более того, я и должен был её официально открыть.

Торжества, приёмы, инспекции – те, кто думают, что жизнь правителя проходит в сплошных развлечениях, ничего не понимают. Не скажу, что были какие-то проблемы, наоборот, всё меня радовало: отличная дорога, пашни, растущие города, заводы, а главное – люди, с горящими глазами, на своём месте, желающие изменять жизнь к лучшему. Только это позволило мне сохранить силы и задор для главного.

Мне удалось на пару дней опередить Иосифа, который путешествовал под именем графа Фанкельштейна и следовал через земли Речи Посполитой и наше Волынское генерал-губернаторство. Уже в Польше к его свите присоединились король Станислав Понятовский, коронный гетман Ксаверий Браницкий, генерал-поручик Штединг, отвечавший за управление Польшей и фельдмаршал Румянцев-Задунайский, который командовал нашей армией и был генерал-губернатором Волыни.

Киев был неплох – город активно строился. Важный религиозный и административный центр, с завершением дороги из Москвы быстро становился ещё и торговым и транспортным узлом. А перспективы строительства дорог на Яссы и польский Львов ещё более усиливали притягательность бывшей столицы древнерусского государства.

Царский дворец, в котором я остановился, был построен ещё для Елизаветы Петровны, а теперь перестроен для целей приёма высших гостей. Вид из окон дворца на Днепр открывался волшебный. Я вполне мог бы просто отдохнуть эту пару дней, ожидая Иосифа, но предпочёл как следует осмотреть город и окрестности. Киевский губернатор Беклешев[11] сопровождал меня, демонстрируя мне восстановленные древние церкви и соборы, новые улицы и парки, великолепный Гостиный двор, спроектированный славным Анжело Вентуроли[12], его же работы Городское собрание.

За городом было два сахарных и три макаронных завода, строился целый промышленный куст, подобный Медновскому, в составе крупной бойни, консервного, салотопного, мыловаренного и кожевенного производств. Строились порцелиновый и шёлкопрядильный заводы, а также механическая мастерская для обслуживания паровых машин. Мы посещали растущие пасеки, разбиваемые фруктовые сады и виноградники – ясно было, что в ближайшие годы губерния станет одним из центров промышленности и сельского хозяйства империи.

Я был очень доволен работой и Беклешева и предшествовавшего ему Румянцева, пари́л, как на крыльях, и именно в таком возвышенном настроении встретил императора Иосифа и его сопровождающих. Властелин Священной Римской империи устал от долгого пути и рассчитывал на продолжительный отдых перед путешествием по новым землям России, так что в Киеве мы пробыли ещё неделю.

Мне удалось установить неплохой контакт с монархом соседнего государства. Решение о проживании в одном дворце было хорошим методом наладить личное общение – мы много говорили, совместно ели и пили, и просто любовались природой. Эта первая неделя настолько нас сблизила, что и дальнейший путь мы решили провести вместе – на одной галере.

Путешествие по Днепру с гигантским караваном было весьма забавным, развлекать наши монаршие особы было очень много желающих. Каждый вечер мы останавливались в заранее определённом месте, где уже был разбит лагерь, стояли накрытые столы, играли оркестры. Катя была прекрасна, исполняя роль хозяйки торжества, с ней пыталась конкурировать метресса короля Станислава Эльжбета Грабовская, но всё же моя Като была подлинной королевой общества.

Светские красавицы блистали, мужчины, словно петухи, распускали перья перед ними, ви́на лились рекой, повара работали почти без сна и отдыха, каждый вечер в небесах расцветали невероятные цветы фейерверков, Гайдн творил чудеса, обеспечивая круговорот множества оркестров и музыкантов. Такое непрерывное представление раньше было только в Версале, а вот в наших пенатах подобного ранее не наблюдалось, хотя бывавшие при дворе короля Людовика твердили, что красоты и организации, как у нас, там никогда не бывало. Что было приятно, они говорили это и в личных разговорах между собой.

Но для меня вся эта ерунда была лишь масштабной декорацией для наших бесед с Иосифом, как, впрочем, и для него. Император изменился, стал как-то взрослее, хотя его порывистость и рыцарственность никуда не пропали. Ему тоже нужно понять, насколько он может доверять мне, и, что не менее важно, Иосиф хотел оценить наши силы перед большой европейской схваткой. Именно Австрия и Россия могли, объединившись, полностью изменить расстановку сил в восточной части Европы.

Однако если для нас пути назад уже не было – слишком уж много накопилось против нас ненависти у соседей, то империя Габсбургов ещё вполне могла поменять сторону и присоединиться к нашим соперникам. Симпатии аристократов и сановников Вены были в основном на стороне моей империи, но и противников курса на сближение с Россией было достаточно, и именно кесарь должен был сделать выбор, который определит дальнейшую судьбу его страны, а её-то Иосиф очень любил.

Император, уже давно был в числе австрийцев, желающих дружеских отношений с Россией, но ему нужна была уверенность в правильном выборе и наше путешествие должно́ было его в этом укрепить. Детали маршрута были тщательно спланированы для демонстрации наших сил и возможностей, а возможные слабые места аккуратно обходились. Однако строить «потёмкинские деревни» я категорически запретил – в окружении Иосифа и среди иностранных дипломатов было множество наших ненавистников, да и просто очень внимательных людей, которые могли бы заметить подделки и раздуть из этого целую компанию.

Сказать, что ничего специально для путешествия не делали, я не мог – конечно, делали! Найдётся ли на свете человек, кто не посчитает визит столь высоких персон отличной возможностью для собственной карьеры? Все землю рыли, чтобы пода́ть товар лицом, но при этом старались не допустить откровенного обмана – слишком хорошо была известна моя нетерпимость к подобному, да и Потёмкин постоянно напоминал о неприемлемости излишней прыти.

Да, все запланированные строительные работы не удалось завершить вовремя, но никто и не собирался останавливать возведение городов и поселений, пока проходит наш визит, напротив, масштабные работы ещё более подчёркивали серьёзные намерения России по освоению новых земель. Кременчуг и Новороссийск, деревни и пристани, пашни и виноградники, люди и корабли, ожидающие нашего прохода, чтобы продолжить свою обычную жизнь – всё показывало нашу экономическую мощь.

Военную мощь России вполне продемонстрировали манёвры армии, в которых участвовало более тридцати тысяч человек. Пехота, артиллерия, кавалерия – солдаты двигались столь слаженно и чётко, что, казалось, они механические фигурки в затейливой шарманке. Вейсман и Суворов продемонстрировали, как надо быстро строить земляные укрепления, а потом атаковать и обороняться. Конница осуществляла глубокие обходы, инженеры наводили мосты, пушки вдребезги разносили заявленные цели.

Всё шло по плану, только Иосифу чего-то не хватало, наши информаторы в один голос твердили, что он всё же сомневается в предлагаемой картине. Поэтому меня нисколько не удивило, что император во время отдыха в Никополе, небольшом городке, с населением пять тысяч человек, в котором стоял совершенно очаровательная церковь Спаса Нерукотворного, очень похожая на храм в Андреево-Боголюбском монастыре на Нерли, выразил желание отклониться от основного маршрута по Днепру и налегке проделать путь до небольшой деревеньки Чекашинки.

По выращенным глазам Потёмкина можно было понять, что про это поселение он ничего не знает, но отступать было прямым путём потерять лицо в глазах нашего союзника. Так что мы поскакали – два императора, наместник, Отто и почти полный эскадрон охраны. Прочие сопровождающие должны были ждать нас в Никополе, пока мы не вернёмся.

Два дня наш небольшой конвой добирался до этой Чекашинки, отдыхая в деревеньках, часами не покидая сёдел, меняя лошадей, гоня, чтобы дать Иосифу увидеть, как выглядят наша земля за пределами больших дорог и речных путей. Мне самому было очень интересно, что же твориться вдали от взоров высокого начальства, как работает выстроенная мной система управления и контроля.

Что же, всё было очень прилично, бедности не было, народ был вполне доволен. Люди мечтали о новых дорогах, хлебохранилищах, макаронных заводиках, маслодавках и маслобойках, чтобы увеличивать свои доходы. Население было молодым и задорным, мужчины почти все были в полях, а немногочисленные оставшиеся днём в деревнях женщины – приветливы и добры к незваным гостям.

Иосиф был очень задумчив, когда я предложил ему посетить Кривой Рог, который был уже неподалёку. У меня не было уверенности в необходимости показывать эти заводы всем, но теперь, когда мы были с австрийским монархом практически вдвоём, я решил, что ему сто́ит увидеть и это место. В Лобове я был практически уверен, так что, делая такое предложение, я не сомневался.

А результат оказался даже лучше, чем я мог себе возомнить. Уж не знаю, что больше поразило Иосифа – гигантские ли заводы, где уже плавили железо, делали сталь, изготавливали разные инструменты, части ружей, штуцеров и артиллерийских орудий? Возводимые ли здания механических мастерских, на которых смогут выпускать до сотни паровых двигателей в год? Сам ли город, в котором проживало уже более тридцати тысяч человек? А может, пятнадцать школ, в том числе пять женских, для всех категорий населения, заведённых по настоянию Софии Маврикиевны Лобовой, которая с увлечением там преподавала? А, возможно, сама супруга управляющего Криворожскими заводами, которая была действительно невероятно красива?

Мы провели там две недели, в которые я вместе с Иосифом просто наслаждался столь малодоступным в наше время удовольствием дышать грязным воздухом металлургического производства, об экологии пока ещё никто не заботился, а столь большие, коптящие дымом, заводы ещё были только в России. Восторг от мощи огромных домн, чудовищный паровых машин, казавшихся бесконечными, цехов по изготовлению частей для механизмов и инструментов просто захватывал.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Что, Зоюшка, довольна душа твоя? – улыбался любимой жене Алексей Лобов, — Государь посчитал твои школы истинным чудом, орден Святой Екатерины тебе даровал. Не зря ты всё своё приданное на образование заводских деток потратила. Теперь ты кавалер!

- Ох, любый мой, детей учить – святой долг каждого грамотного человека! Однако же, император просил меня доложить свои соображения об образовании Ивану Ивановичу Бецкому! Страх-то какой! Он же столько всего знает, высмеет меня…

- Что ты, Зоюшка! Разве же возможно, чтобы генеральская жена, которая затеяла обучать более двух тысяч детей всем наукам, затащившая к нам в деревню целых трёх академиков, и в себе сомневалась? – ласково гладил по голове супругу Лобов, — Я тебе помогу, только не волнуйся! Тревоги твои на пользу нашему будущему дитяте не пойдут. – и он прижался к уже заметному животу Софьи.

- Хорошо, дорого́й мой… И вправду, чего я переживаю раньше времени, тем более что сам государь мне велел такое… Ладно, Алёшенька, но ведь с тобой-то он очень долго общался, чего хотел-то? Опять корил, что ты всё отвлекаешься? Говорила тебе, что очень ты далеко от дел железных ушёл, всё на своих мастеров полагаешься.

- Напротив, Зоюшка, хвалил он меня за это. – усмехнулся Лобов-младший, — Сказал, что я, наконец, делом занялся, что научился людей правильно использовать, а не сам за всё хвататься. Кузовковых, Бирулина и Самсоньева наградил.

- Почитай два дня хвалил вас? – супруга взяла директора Южных заводов за уши и пристально заглянула ему в глаза.

- Не только. Горный корпус у нас откроют! Твоими трудами такая школа мастеровых у нас – даже сам Чернов восхищался.

- Корпус? – в голосе Софии смешались восторг и недоверие.

- Именно так, Зоюшка! Корпус. Криворожский горный корпус! Каково, а?

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

После Кривого Рога мы вернулись к нашему каравану и продолжили движение. Выйдя в Днепро-Бугский лиман, сначала посетили Николаев, где увидели огромные военные верфи, а также судостроительные заводы Аврамия Спанидиса и Матвея Пушакова, спускавшие в год на воду более тридцати кораблей различных классов, а затем Олицин, который рос, будто на дрожжах. Главный русский торговый порт на Чёрном море уже расширился более чем в три раза, а его верфи хоть и были меньше Николаевских, но тоже внушали уважение.

Фурор произвёл смотр Черноморского флота в Корсуни, где наши гости увидели, что и на море мы вполне способны конкурировать с турками, а порт Корчева оказался весьма немаленьким и очень оживлённым. После этого мы проследовали уже прямо в Екатеринодар, где мама устроила нам новый цикл непрерывного торжества.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Брат мой! – Иосиф сегодня был даже более задумчив, чем прежде. Мы сидели в прохладе беседки на берегу моря и просто пили лёгкое вино, отдыхая от торжеств, захвативших большинство наших сопровождающих, — За эти дни я видел столько немцев, французов, греков, болгар, сербов, но русских было очень мало. Где же русские?

Я искренне удивился – вокруг нас всё равно большинство людей было природными русскими. Странно, но император замечал только иностранцев, они, возможно, были более яркими и заметными благодаря своей неуверенности, но всё же…

- Брат мой, Иосиф, — медленно начал я, — ты не замечаешь вокруг русских просто потому, что не готов их увидеть. Почти все, кого ты встречал в пути, никогда не назвали себя никаким другим прозвищем, но даже те, кто прежде считался подданным других корон, сейчас мои люди. Они говорят по-русски, молятся в православных церквях, служат России – кто они, по-твоему? Я сам, природный немец, с меленькой капелькой крови русского царя Петра, кто я?

- Но они же только стали твоими подданными! Не предадут ли они тебя, не вспомнят, что они немцы, сербы или ирландцы?

- На свете возможно всё, брат мой! – усмехнулся я, — Меня предавали природные русские. Я боролся с ними, казнил их. Почему я должен не доверять тем, кто сам, не по рождению, решил присоединиться ко мне?

Иосиф снова погрузился в размышления. Можно было подумать, что мои слова убедили его, но уже через день, когда мы ехали осматривать очередную деревеньку в окрестностях Екатеринодара, он внезапно подъехал к стоя́щему возле дороги солдату с огненно-рыжей шевелюрой, упрямо выбивающейся из-под каски.

- Откуда ты родом, парень? – громко спросил Иосиф по-английски.

- Из Гландора[13], Ваше Величество! – чётко ответил тот.

- Как тебя зовут?

- Иван Кирнов, Ваше Величество, гренадер Псковского пехотного полка!

- А как тебя звали в Ирландии?

- Джон Кирнан. – спокойно отвечал тот.

- Почему ты стал солдатом?

- Я не хочу быть крестьянином, а делать ничего более не умею.

- Тогда почему ты здесь, в России? Почему не нашёл себе занятие во Франции или Империи, где тоже живут католики?

- Русские приняли мою семью, именно здесь мои племянники впервые наелись досыта! Мои братья спокойно пашут землю, а старуха-мать счастлива. Я могу стать офицером, если мне повезёт, и я захочу этого. Зачем мне искать себе другую дорогу?

- Так что же ты сейчас, Джон Кирнан?

- Я? Я Иван Кирнов, русский солдат, Ваше Величество. – с небольшим удивлением ответил Иосифу ирландец.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Скажите мне, Себастьян, вот Вы уважаемый итальянский купец, родившийся и процветавший в Пизе. Что вы делаете здесь, в Азове?

- Видите ли, граф, Ваши све́дения о моём процветании в Пизе не совсем соответствуют действительности. – дородный и бородатый купец задумчиво почесал нос, — Скорее, я там прозябал. Моё состояние уменьшалось, а после того как моя Санта-Катарина пропала в Атлантике, мне грозило полное разорение.

- И именно поэтому Вы сейчас Севастьян Андреевич Фрязин, серебряный пояс Новороссийского наместничества Российской империи? – его собеседник засмеялся, — Вы решили бросить своё семейное дело, дом и славное имя и уехали сюда?

- Граф, мне не очень приятно вспоминать о своём позоре, клянусь, если бы мой дорого́й брат Чезаре не попросил меня поговорить с Вами, то я не стал бы этого делать! – мрачно прошипел уже немолодой итальянец, резко поднялся и подошёл к окну, — Мой отъезд, точнее сказать, бегство из Пизы позволило моему брату сохранить доброе имя и состояние. Я сделал это только ради Чезаре!

Я бросился в Турцию, в надежде хоть там восстановить свой достаток, используя оставшиеся деньги и связи. Но там чиновники султана решили меня ограбить, только чудо позволило мне бежать в Россию. Сложно объяснить, но здесь меня словно подхватило ветром… Я просто понял для себя, что это молодая и яростная империя может всё. Совсем всё!

- Вы решили торговать здесь?

- Решил. И стал всего-навсего медным поясом! Что у меня было? Немного денег, почти исчезнувшие связи! Но за меня поручилось местное общество. Люди, которые совсем недавно меня узнали! Мне всего-навсего пришлось сменить религию и дать клятву на кресте. Теперь я успешный торговец тканями и моё прошение о вступление в золотое общество скоро будет принято. Меня знает сам наместник…

- И это всё? Просто деньги…

- Что Вы понимаете, граф! – нервно теребил бороду купец, — Вы слышали, как в Баку, на Каспийском море, местный хан решил, что может ещё немного подоить русских купцов и бросил их в тюрьму, желая получить выкуп. Что могло быть проще, у них были деньги и они были вполне способны за себя заплатить, да?

Но Астраханский губернатор немедленно прибыл к Баку и потребовал освободить заключённых под угрозой штурма города. Это шло в противовес всей русской торговой политики, но речь шла о подданных империи, и доходы отошли на второй план.

- Что, теперь торговля в этом городе идёт плохо?

- Нет, теперь Бакинский хан в рот смотрит русским, он понял, что империя здесь главная сила. Он заплатил за ущерб, нанесённый русским купцам, но его не убили и не разорили.

- Видите, Себастьян, здесь всего-то тонкий расчёт! Да и почему Вы решили, что он пошёл бы на такое ради католика?

- Нет, граф, Вы не поняли… Россия готова защищать всех своих подданных, всех… Вы слышали о недавнем случае в Петербурге? Там в католическом соборе сменился настоятель. Он всего лишь в своей проповеди произнёс слова подобные Вашим, о том, что русский царь, будучи православным, не поможет католикам.

Его прихожане едва не побили своего священника прямо в храме! Государь не разделяет подданных по вере и происхождению! Даже Папа это признал и посчитал, что итальянец будет рациональнее поляка…

- Так Вы же православный, Себастьян!

- Католики не готовы поручаться по ссудам без залогов и прибыли, граф, всё просто… А Вы читали последнюю книгу великого Гёте, «Гермоген»?

- Что Вы, любезный, я не читаю подобной ерунды! Это же роман!

- Зря, граф. Он очень неплохо описал характер и порядки русских. Это их природное упрямство, невероятно желание биться до конца и веру в людей. Я, кстати, неплохо знаком с автором. Он гостил в моём доме, когда путешествовал. Очень приятный молодой человек, ещё многое может написать…

Слышали, он так проникся историей этого святого патриарха, что едва не ушёл в монахи. Говорят, сам государь отговаривал его от подобного. Однако, он сейчас послушник в одном монастыре под Москвой.

- Какая ерунда, какой-то русский патриарх…

- Ну, граф, напрасно Вы так, роман очень популярен. Только в Италии уже продано более двухсот тысяч этих книг.

- Какие-то невероятные цифры!

- Да-да, более двухсот тысяч! Я точно знаю! Я надеюсь, что Гёте, всё же не уйдёт в монахи и продолжит писать свои книги.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Ваше Величество, я всё же просил бы Вас подумать…

- Молчите, граф, молчите. Всё, что Вы уже выяснили, вполне ложится на мои мысли. Я решил – империя будет союзником России!

- Но всё же, они слишком могущественны! Это опасно! Даже наши подданные смотрят на восточного соседа как на землю обетованную! Они слишком легко делают из них русских! Они могут сожрать нашу благословенную империю и даже не заметить этого! Если так пойдёт и дальше, что Вена скоро станет славянским городом!

- Странно, граф, Вы сами ведёте свою родословную от славян и так боитесь их влияния! — оскалил зубы в усмешке император, — Но не думайте, что я глупец! Я понимаю опасность растаять, словно свечка, в жаре ярости русского царства. Но я этого не допущу. Я вижу другую возможность – подняться вместе с ними. Мы получим те земли, что позволят нам преобразиться! Мы пройдём тем же путём, что и Россия, но наш немецкий ум и характер дадут нам преимущество.

Мы создадим германское государство, объединим империю, станем воистину непобедимыми, но сначала нам нужны богатые и плодородные земли османов, чтобы перемешать на них наших подданных, сделать их немцами. Нам нужно убрать из имперской политики Пруссию и стать безусловными вождями всех этих мелких осколков. Для всего этого нам нужна дружба с Россией.

[1] Консьержери – бывший королевский замок, тюрьма, Дворец Правосудия в Париже на острове Сите, недалеко от собора Парижской Богоматери.

[2] Гессенцы – жители германского исторического региона Гессен.

[3] Larus Occidentalis SimonLeybovich (лат) – западная чайка Симон Лейбович.

[4] Друри-Лейн – знаменитый театр в Лондоне.

[5] Морелли Козимо (1732–1812) – итальянский архитектор, работавший в Папской области.

[6] Фермо – город в итальянской области Марке.

[7] Папская область – теократическое государство в центральной Италии, возглавлявшееся Папой Римским.

[8] Ромуальдо Браски-Онести (1753–1817) – католический кардинал, племянник Папы Римского Пия VI.

[9] Равенна – город в итальянской области Эмилия-Романья.

[10] Ванвителли Карло (1732–1821) – итальянский архитектор, придворный архитектор неаполитанских Бурбонов.

[11] Беклешев Александр Андреевич (1743–1808) – русский государственный и военный деятель, генерал от инфантерии.

[12] Анжело Вентуроли (1749–1821) – итальянский архитектор, работавший в Болонье и Венето.

[13] Гландор – город в Ирландии.