Время перемен

Глава 10

- Вы и есть тот самый Шарль Брандт? – толстый краснолицый купец пристально смотрел на своего гостя.

- Именно так, господин ван Хес. Предпочитаю только, чтобы меня называли Карл. Я из Кольмара[1], что в Эльзасе[2], и больше немец, чем француз. – высокий седоватый человек с военной выправкой спокойно отвечал голландцу.

- Вам дают отличные рекомендации.

- Да, я служил в пяти армиях. Даже командовал батальоном в Польше. До прошлого года я был подполковником в армии Мекленбурга.

- Как Вы отнесётесь к возможности снова повоевать?

- Вопрос вознаграждения! – усмехнулся Брандт, — Я сейчас свободен. Голландия решила с кем-то сцепиться? Или Вы собрались всё же свергнуть своего штатгальтера?

- Нет! – поморщился ван Хес, — Дело будет не в Республике. Вы же слышали, что император Иосиф затеял отмену вольностей наших братьев в имперских землях? Брандт, Вы станете офицером в освободительном войске! А за вознаграждением дело не встанет.

- Воевать против империи? Кто нас поведёт?

- Полковник ван дер Мерш[3].

- Я слышал о нём, но мы не встречались. Хорошо. Я не против! Но нас поддержит Франция? Или Пруссия?

- Вы задаёте много вопросов! – начал выходи́ть из себя голландец.

- Я рискую своей жизнью. К тому же я не капрал… — спокойно ответил эльзасец, — Ну, если Вы всё так скрываете даже от людей, которые должны будут вести за собой Вашу армию, то сначала я обращусь к самому ван дер Мершу, а потом примусь думать. Позвольте откланяться!

- Стойте! – вскочил вспотевший наниматель, — Стойте! Пруссия нам непременно поможет.

- Хорошо, господин ван Хес. Я выслушаю Ваше предложение.

Брандт вышел из дома купца через час, весело насвистывая и обмахиваясь свитком офицерского патента. Он вскочил в проезжающую мимо коляску и велел везти его в трактир «Оранжевый орёл», где он остановился. В комнате его ждал лежащий на кровати светловолосый человек.

- Ну, что, Ерёма? Что выяснил? – он говорил очень тихо, но на удивление по-русски.

- Совсем они ненормальные, Леонтий. – выдохнул представлявшийся эльзасцем Сидоров и жадно отпил из стоя́щего на полу стакана, — Врут всё про Пруссию, да про голландские войска. Похоже, всё-таки решили на свой страх и риск лезть. Припасы хранятся на складах Компании[4] в гавани, казармы за городом – в Эффене[5]. Набрали пока полторы тысячи человек, оружия, пороха, пуль сильно больше – тысяч на двенадцать. Набор идёт быстро, деньги, похоже, у бургомистра, ван Хесу до такой степени не доверяют.

- Ну, Ерёма! Ты и правда потрясающий человек! Ты за два часа выведал больше, чем я за три месяца!

- Леонтий, не льсти мне. – спокойно отвечал русский агент, — Про то, что пруссаки и голландцы не полезут – сил у них нет, ты прекрасно сам знал, казармы тоже нашёл. Этому де Баршу ты тоже сам по голове стукнул, да ещё и мои рекомендации вовремя подсуетился ван Хесу подсунуть. Ты всё сделал сам, я только сыграл свою роль.

- Ну, ведь ты приехал по первому зову…

- Ты попросил, Степан Фёдорович всё понимает, коли ты просишь, значит, дело важное. Что ты?

- Они же меня знают. Странно было бы, коли торговец из Амстердама приехал в Бреду[6] и расспрашивает…

- Не стоит, братец. Ещё что-нибудь нужно? Или я поскакал обратно прогуливать задаток, выданный немецкому наёмнику?

- Ерёма, может, поможешь сжечь их пороховые запасы? – с хитрой миной спросил светловолосый.

- Так полгорода же сгорит? Там же пороха… — удивился Сидоров.

- Так неповадно станет бунтовщиков поддерживать! – развёл руками Леонтий, — Да и дом бургомистра совсем рядом, если и деньги на наёмников сгорят, то они в этом году никак не смогут империи угольков за шиворот подкинуть. А мне это самому быстро не провернуть, я здесь человек приметный.

- Ох, братец, как же я от такого фейерверка откажусь! – потянулся Еремей. – План гавани-то есть?

- А то! – радостно потёр руки русский агент в Голландии.

Через четыре дня Бреда горела так ярко и страшно, что город восстанавливался много лет.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Весна началась рано, солнце светило ярко, дороги быстро просохли. Две наши армии – главная под командованием Вейсмана, и вспомогательная Суворова начали наступление из-под Стратилатова. Отто вёл более восьмидесяти тысяч человек в направлении Бухареста и дальше на Рущук[7] и Тырново[8], а Александр Васильевич с шестьюдесятью тысячами устремлялся на левобережье Дуная и далее на Добруджу к Силистрии[9] и Варне.

С севера на турок наступали австрийцы. Тоже двумя армиями – основную вёл Ласси, задачей которого было овладение Боснией, в дальнейшем продвижение в Албанию и Македонию, а вторую армию возглавлял принц Кобург, стремившийся захватить Валахию, чтобы дальше, пройдя через Видин[10], соединиться с Ласси.

Грейг, наконец, получил приказ не уклоняться от сражений с османским флотом. Посвятив всю прошлогоднюю компанию защите свои берегов от турецких десантов и обстрелов и атакам на торговлю турок в Чёрном море, русские корабли всё же, пусть и всего один раз столкнулись с вражеским флотом. У косы Тендра[11], эскадру бригадира Ушакова, ходившую на обстрел Варны, догнали суда Кучук Хусейн-паши[12].

Турки имели значительное преимущество в силах, но бригадир, умело маневрируя и используя лучшую выучку экипажей и качество русских судов, смог одержать победу, заставив турок отступить. Этот удачный бой поднял дух наших моряков, и теперь они просто пылали желанием испытать себя уже в столкновении с главными силами противника. От действий флота в этой компании зависело очень и очень многое – именно наши моряки должны были обеспечить снабжение русских армий в Болгарии, да и десанты были необходимым условием для прорыва обороны, строившейся султанами многие десятки и сотни лет.

Требовалось именно в этом году разгромить турок и заключить с ними мир до того, как Англия и Франция смогут подготовить свои эскадры и армии и влезть в наш конфликт. Сейчас только их слабость препятствовала более серьёзному вмешательству в идущую войну. Но решительное поражение Османов, которое повлекло бы за собой угрозу изменения статуса Черноморских проливов и полноценный выход России и Австрии в Средиземное море, заставил бы европейские державы забыть о своих проблемах и безоглядно ринуться в схватку на стороне Турции и Пруссии.

Дружественная нам Испания не готова была серьёзно поддержать нас – у неё были свои заботы, да и родственные связи с французскими Бурбонами никуда не исчезли. А сражаться ещё и с такими мощными врагами не смогли бы ни мы, ни австрийцы. Людовик и Георг уже сейчас очень косо смотрели на наши прошлогодние успехи, и исключительно уверенность турок и пруссаков в своей победе пока давала нам время.

В Пруссии в этой компании особых задач не ставилось, только сдерживание Фридриха-Вильгельма от попыток вломиться в Богемию и Польшу. Браницкому было предложено повторить рейд Хаддика и он, ворвавшись в Померанию, принялся с таким энтузиазмом разорять деревни и города, что собранной заново прусской армии пришлось заняться противодействием его налётам. Но когда в Силезии объявился и сам знаменитый австрийский фельдмаршал, то польскому гетману стало значительно легче.

Одновременно Мекноб начал наступление в Восточной Пруссии, а Круз полностью блокировал все порты противника. Показательные бомбардировки Мемеля[13] и Кольберга[14] заставили пруссаков сосредоточить в своих гаванях значительные силы для противодействия возможному десанту. Таким образом, армия Фридриха-Вильгельма была связана, а всё ещё недостаточная её численность не позволяла Пруссии даже думать о переносе военных действий на территории Польши, России и Австрии.

Основной удар должен был осуществиться в Турции – союзные войска здесь имели в своём составе более двухсот тысяч человек и вели их наши лучшие командиры. Потёмкин решил присоединиться к Вейсману. Мама не хотела его отпускать, боясь за его жизнь. Смерть Румянцева была ею воспринята очень близко к сердцу, но удержать Гришку от подвигов уже не мог никто. Мне пришлось пообещать, что Вейсман проследит за его поведением, будет беречь его как зеницу ока.

План османов был как раз противоположен нашему – они рассчитывали в этом году удержать нас подле своих крепостей, подобно тому как их армия всю прошлую компанию простояла вокруг Стратилатова. Султан вытягивал войска отовсюду, даже корабли алжирских пиратов привлекались для будущего наступления против нас, французы и англичане слали своих советников. Турки усиливались, но для этого требовалось время, и они собирались его получить.

Тулча[15], Исакча[16], Мачин[17], Браилов[18], Гирсово[19], Бабадаг[20], Силистрия, Туртукай[21], Кюстендже[22] – это неполный список турецких крепостей только в Добрудже, которые предстояло взять нашей армии. А в Болгарии нас ждали Журжа[23] и Пазарджик[24], Плевна[25] и Шумла[26]… Десятки твердынь, больших и маленьких турки построили для контроля над православными землями, отлично вооружили их и наполнили гарнизонами.

Вспыхнувшее в прошлом году восстание сербов и болгар, помогло остановить османский натиск на Австрию, но ещё более насторожило противника. Турецкие войска отошли к крепостям, а на просторы Балкан высыпали десятки тысяч башибузуков, в число которых могли войти даже самые отпетые преступники. Иррегулярам поставили только одну задачу – убивать, и для этого они могли творить всё, что заблагорассудится.

Валахам хоть было куда бежать – русские и австрийские земли были рядом. Поток беженцев превышал даже самые плохие прогнозы, десятки тысяч обездоленных людей прибывали в Дунайское наместничество. Там срочно возводили новые карантинные лагеря и склады для продовольствия, именно туда перебросили почти половину всего Чумного ертаула, чтобы предотвратить эпидемии.

А вот куда было бежать болгарам и сербам? Да, часть их пока смогла укрыться в горах, но лишь часть. Русский бригадир Борис Ласси[27], находившийся в армии дяди, которая начала наступление чуть раньше нас, сообщал в своих письмах о жутких картинах истребления славян в Сербии. Наши войска рвались в бой, но я железной рукой тормозил продвижение к турецким твердыням до подхода нашего нового оружия – особых осадных бригад.

Под общим постоянным руководством объединялись тяжёлая артиллерия, инженерные войска, подразделения ракетчиков, гренадеры и егеря – почти десять тысяч человек, отлично обученных брать крепости. До войны мы смогли полностью сформировать только одну, под командованием генерал-поручика Меллера[28], но после победы под Стратилатовым, захваченный осадный парк турок позволил начать формирование и второй.

Для взламывания значительного количества укреплений, которые располагались на нашем пути, нужен был такой инструмент, и мы ждали подхода новых подразделений. Меллер должен был идти с Суворовым, так как в Добрудже крепостей было значительно больше, а вторая бригада генерал-майора Карпухина, которая была всё же слабее, с Вейсманом. Наконец в конце марта тронулись и наши силы.

Большая дубина особых бригад оказалась сюрпризом для турок, и Суворов всего за две недели взял отлично укреплённый Браилов, потом быстрым ударом захватил не ожидавшую его прихода Исакчу, Тулча и Сулина[29] при появлении русских капитулировали сами. Всего полтора месяца потребовалось нашим войскам, чтобы сломать первую линию Дунайских крепостей османов и высвободить почти пятнадцать тысяч солдат из наших гарнизонов.

Вейсман же практически без боя занял Бухарест. На пути русские войска видели только сожжённые деревни, неубранные трупы мужчин, женщин, детей, стариков… Но даже на фоне этого кошмара столица Валахии выделялась. Большой город превратился в жуткое кладбище, в центре которого был распят господарь Валахии, Николай Маврогенис[30]. Верный султану фанариот[31] был убит теми же башибузуками, которые обвинили его в связях с австрийцами.

Никаких переговоров не было, это было сделано просто, чтобы дать повод к ограблению сокровищницы господаря. Никто этих негодяев уже не контролировал, они убивали и убивали. В городе невозможно было оставаться, смрад мёртвых тел и пожаров душил, опасность эпидемии пугала военных врачей, так что армия вынуждена была разбить лагерь в поле. Никакого снабжения в этот раз получить из Валахии мы уже не могли. На окольничих ложилась значительно большая, чем ожидалось, ответственность.

А вот армия наша пришла в совершеннейшее волнение. Солдаты и офицеры требовали крови, даже киргиз-кайсаки, повидавшие множество степных войн, когда убивали всех, выше тележного колеса, и те были поражены жестокостью турок. Вейсман был вынужден отдать приказ – пленных не брать и открыть охоту на башибузуков. Кавалерия носилась по окрестностям, пока не начали подходить передовые части австрийцев, такие же обозлённые и не ведающие пощады к османским бандам.

Армия пошла на Рущук. Уже наступило лето с его жарой и пылью, а земля вокруг была разорена, никто в этом году и не пытался ничего в неё посеять. Настроение солдат было отвратительным, только злость на безумных османов толкала вперёд. Потёмкин добился у меня разрешения самому возглавлять наших дозорных и носился вокруг, выискивая турок, Вейсман, чёрный лицом, не вёл никаких разговоров, кроме служебных, почти все офицеры просто звенели желанием поскорее вцепиться в глотку врагу.

Единственным, кто сохранял самообладание, был герой осады Стратилатова, генерал Карпухин. Он был улыбчив, добродушен и самозабвенно травил байки о гарнизонной жизни, командирах, боях, отношениях с мирными жителями. Вейсман писал мне, что Кара-паша много раз рассказывал историю про то, как предводитель киргиз-кайсаков Керей-султан требовал свою долю в захваченном гарнизоном Стратилатова обозе Великого визиря.

Гордый степняк долго вопил и размахивал руками, взывая к Аллаху, пока к нему тихо не подошёл его старший сын и прошептал ему на ухо имя того, на кого он кричит. Карпухин так лихо изображал всех участников встречи, и передавал эмоции, что все слушатели хохотали, даже когда он в пятый раз поведал им эту историю. А сам герой рассказа, стесняющийся своего слабого знания русского языка, и от этого немного диковатый Керей, и тот смущённо улыбался, ничуть не обижаясь на добродушного балагура.

Именно истории генерал-майора заставили офицеров вспомнить, что уж они-то не имеют права хандрить. Такой вот талант был у Кара-паши. Но далеко не единственный, надо заметить. Карпухина искренне любили подчинённые, хоть и побаивались его, но любили. Он был отличным крепостным инженером, видевшим слабости проектов и строительства за версту, умел вести сапёрную войну и артиллерийские дуэли, понимал в разведке, в том числе и воздушной. Генерал-майор был идеальным кандидатом на место начальника особой осадной бригады, армия восприняла его назначение с восторгом, да и пользу он определённо приносил уже сейчас, но результаты его основной работы нам только предстояло увидеть.

Рущук был одной из опор турецкого владычества в Мёзии, город располагался на очень удобной переправе через Дунай, к тому же дальше шла отличная дорога на Тырново и Шумлу. Так что нам никак нельзя не миновать его, армии следовало очень быстро двигаться к перевалам, чтобы успеть перейти во Фракию и преградить путь в Европу армии султана, собиравшейся в Малой Азии. Нужно было дать возможность и Суворову, и Ласси спокойно захватывать европейские вилайеты османов, закрепляя результаты нашей общей победы.

Этот город был мощной крепостью, к тому же защищённой с правого берега Дуная укреплениями Журжи, которые были очень сильны – их планировали и строили французы. Плюсом для нас было только то, что стройка была не завершена. Передовые отряды нашей армии подошли к Дунаю, Вейсман провёл разведку, подвесил несколько никосфер и принялся разрабатывать план по взятию укреплений. Уже через день началась осада, руководство которой было поручено Карпухину.

Добродушный балагур превратился в хищно прищуривающегося и отдающего отрывистые приказы военачальника. Сначала он настоял, чтобы вся армия остановилась на расстоянии нескольких переходов от Журжи, оставив для операции только свою бригаду и четыре пехотных полка. Затем затеял демонстративно неудачную блокаду, показав нашу слабость. Потом спровоцировав вылазку обороняющихся, он отдал противнику свежепостроенный редут и выманил дополнительные силы с другого берега Дуная, с которыми устроил настоящее противостояние в поле. И вот тогда, русский генерал подорвал сапой стены и захватил крепость за спиной у почти двадцати тысяч турок.

И только после этого к Журже подошёл Вейсман – противник увидел, что перед ним вся русская армия, а не небольшой передовой отряд. Османы сдались, а переправу можно было проводить практически без сопротивления. Отто был просто в восторге от такой хитрости, позволившей нашей армии быстро и без больших потерь преодолеть преграду и вывести из игры почти половину войск противника в Мёзии, а турки стали ещё больше опасаться Кара-паши.

Теперь армия Вейсмана значительно опережала график движения и могла бы позволить себе остановку для отдыха, но в землях самой Османской империи была такая же жуткая ситуация, что и в Валахии – горы трупов, разрушенные дома и необработанная земля. Турки понимали, что мы вторгнемся на эти территории и лишали нас возможной поддержки местного населения. Поэтому наши войска, выставив небольшой заслон против Силистрии, быстро шли дальше, к Тырново, рассчитывая, что такой крупный и важный город может быть ещё цел.

Наше предположение оказалось верным, Тырново был ещё невредим, хотя вокруг вовсю орудовали башибузуки. Попавший в плен местный паша сообщил, что бо́льшая часть гарнизона ушла в Габрово, где на переправе через Янтру[32] готовится последний рубеж сопротивления перед Шипкинским перевалом[33]. Вейсман решил быстро идти к Габрово. Турки и здесь не ожидали появления русских войск, так что Отто в скоротечном бою разбил последние резервы турок, успешно переправился через горы и захватил Казанлык[34].

Больше мы ничего сделать не могли – силы армии были тонким ручейком растянуты по всему пройденному пути. Карпухина ещё от Рущука отправили на помощь Суворову, которому тяжело дался Бабадаг. Часть дивизии Текели укреплялась в Казанлыке, и резервов почти уже не было. Оставалось ждать, пока из России не придут новые войска, Суворов не закончит захват крепостей в Добрудже и не присоединиться к основной армии, а с другой стороны, не удастся установить связь с австрийцами, шедшими с севера. К тому же на море пока было тихо, а без контроля прибрежных вод турки могли в любой момент высадить десант у нас в тылу и перерезать снабжение.

В прошлом году Грейг имел чёткий приказ не пытаться устроить сражение с турецким флотом. Но теперь, со вступлением в строй четырёх линейных кораблей и шести фрегатов, наш флот совсем немного уступал по численности вражескому, да и стратегически момент для главного удара настал, и русский адмирал сам рвался к битве, а турки предпочитали дожидаться подхода кораблей из Северной Африки. Тогда Самуил Карлович принялся сам атаковать вражеское побережье – порт Варны он просто сжёг, устроив его двухдневную бомбардировку, да и крепость там очень пострадала, мелкие городки на берегу Чёрного моря обстреливались чуть ли не еженедельно, но пока турецкая эскадра не высовывалась из гавани.

Каптан-ы дерья[35] османского флота Хусейн-паша некоторое время отбивался от обвинений в трусости, но это продолжалось до тех пор, пока бомбардировка и десант с моря не сломили сопротивление гарнизона Кюстенджи. Суворову даже не пришлось использовать свою артиллерию – всё сделали корабли. Турецкие крепости Мёзии стремительно прекращали сопротивление, русские захватывали перевалы и уже были во Фракии.

Эта настолько вывело из себя патриотически настроенное население Стамбула, что они чуть не разорвали молодого турецкого адмирала, и ему пришлось всё же выйти в море. Сражение состоялось в июле 1791 года у мыса Калиакрия[36]. Грейг сделал то, ради чего он и оказался на Чёрном море – неожиданно напал на противника и разбил его в скоротечном бою. Начавшийся шторм, казалось, спас турок от полного разгрома, заставив наш флот потерять врага из вида, но он же и погубил их.

В Стамбул вернулись только восемь кораблей противника из семнадцати, причём флагман Хусейна затонул прямо на рейде, оглашая окрестности пушечной пальбой – так турки пытались запросить помощь, но в городе решили, что русские уже высаживаются на берега Золотого Рога. Паника была чудовищная, пожары охватили столицу Османской империи и установление порядка заняло продолжительное время. Адмирал Грейг своей победой смог убить сразу двух зайцев – убрать риск для нашей торговли и коммуникаций на море и серьёзно затормозить продвижение турок к перевалам, где ещё было мало наших войск.

После такой победы я уже не мог отсиживаться в Столице и решил присоединиться к армии. Я нагнал подкрепления, которые мы отправили к Вейсману, у Стратилатова и дальше уже следовал с дивизией генерал-поручика Ивана Гудовича[37]. Бригадой здесь командовал герой Астрабада генерал-майор Михаил Румянцев. Чувство юмора у сына покойного генералиссимуса было отменным, образован он был прекрасно, да и командовал он своими «бородачами»-пехотинцами, «усачами», как прозывали гренадеров, для отличия от прочих солдат, бривших бороды, да «блошиным племенем» егерей, в которые брали только невысоких и подвижных, весьма успешно.

Именно вместе с Гудовичем и Румянцевым я праздновал взятие Меллером Плевена, овладение принцем Кобургом Видином, победу Ласси под Валево. И вместе с ними я смотрел на разорённые славянские земли, которые я рассчитывал после войны включить в состав России вместе с населением. Я действительно хотел получить эти сотни тысяч болгар, греков, сербов, которые были близки нам по языку и вере, чтобы использовать этих умелых и трудолюбивых людей для заселения земель в наместничествах.

Столько лет тёк ручеёк беглецов из Османской империи, но здесь ещё оставалось множество жителей, а теперь я видел, только сожжённые деревни и городки на благодатных равнинах Валахии Мёзии. Мной овладевал гнев, почти неконтролируемый, когда я глядел на пустыню, в которую турки превратили знакомые мне земли. Стало немного легче, когда через один переход от Рущука нам навстречу стали появляться караваны с уцелевшими местными жителями, которых мои окольничие вывозили ближе к нашим складам продовольствия на Дунае, где готовились карантинные лагеря, и где не нужно было уже так напрягать и без того перегруженные пути снабжения для спасения беженцев от голодной смерти.

Как выяснилось, многие спрятались от бесчинств башибузуков в горах, кое-где даже турецкие власти сами укрывали местное население, понимая, что без крестьян им не собрать требуемых налогов, а где-то и Божий промысел уберёг, отведя убийц от деревень. Люди были измучены, испуганы, но они были живы. Особенно меня потряс седобородый тощий старик, потерявший разум, оставшийся совершенно один и не могущий даже рассказать свою историю, но сжимавши две последние дорогие для него вещи – икону Николая Угодника и рыжую кошечку без одной лапы и жалким обрубком хвоста.

Кошка слезала с рук старика только для исправления естественных нужд, смотрела вокруг диким взглядом и даже не мяукала. А старик только беспрестанно улыбался беззубым ртом, всем показывал истёртый, скорбно смотрящий на мир лик на древней доске и добывал всеми правдами и неправдами корм для своего питомца, не думая о себе. Люди его берегли, называли Святым дедом и прощали ему всё, творимое им, не понимающим, что же происходит вокруг.

- Вот, его мы нашли в подвале сгоревшего дома. Даже не знаю, как деревня та называлась, вёрст тридцать от Ловчи[38]… Один он жив и остался. Он да кошка эта. – прапорщик, сопровождавший колонну, говорил отрывисто и хрипло, в глазах его была такая скорбь, что становилось страшно. В его глазах отражались открывшиеся ему ужасные картины, которые я даже не хотел представлять.

- Хоть что-то о нём известно? – я не мог заставить себя просто отпустить этого человека. Я хотел помочь всем этим людям, многие из которых потеряли всё. Я делал всё возможное, чтобы их кормили, устраивали, но в душе моей всё кипела горечь, боль и чувство жалости. Мне хотелось что-то ещё сотворить для них – и вот этот старик, почему-то, просто требовал от меня участия.

- Он иногда говорит имя. Биляна. Так он кошку зовёт. Сначала мы думали, что он себя так называет, но нет. Только когда кошку гладит и плачет. Редко бывает. По вечерам… — прапорщик словно выдыхал слова, а глаза его предательски заблестели. Уже совсем не мальчик, явно выслужившийся их солдат и видевший на своём веку всякое, он не мог удержаться, говоря об этом старике.

- Биляна, это кто? – я подошёл к Святому деду и взял его за плечи, смотря ему в глаза.

Он глядел сквозь меня, но я видел, что его душа ещё где-то здесь.

- Биляна, это твоя дочь? Жена? – я говорил тихо, внимательно глядя на него.

Он помотал головой, словно отмахиваясь от назойливой мухи.

- Скажи мне, я русский царь, я хочу знать. Кто такая Биляна? – слёзы выступили сами собой. Я не понимал, зачем я пристаю к этому несчастному человеку, но я мне это было сейчас нужно, — Не бойся, старик. Теперь никто вас не обидит. Я никогда не пущу врага на эти земли, пока я жив! – слова сами вырывались, я стиснул старика в объятьях и шептал ему на ухо.

Он же рыдал, прижавшись ко мне, всхлипывая так, как плачут люди, никогда в жизни не позволявшие себе такой слабости, но так ничего мне не ответил. Только на прощание протянул мне свою икону. Я взял её, низко поклонился ему, его кошечка открыла рот, словно собираясь сказать мне что-то, но не смогла. Его слёзы, беззубая улыбка и рыжая кошечка навсегда впились мне в память, а икона стала моим личным оберегом.

Потом, в Столице этот лик Николая Чудотворца увидел у меня архиепископ Казанский Олимпий, большой ценитель и исследователь иконописи, и опознал в нём работу византийских мастеров эпохи Комнинов, приблизительно XI века. Откуда древняя и ценная икона взялась у старика, кто он такой, кто такая Биляна – я так и не узнал.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Государь! Павел Петрович! – Потёмкин слетел с коня, будто птица, и бросился ко мне, ни на секунду не прерывая движения.

Я даже засмотрелся, Гришке уже за пятьдесят, а он как мальчишка, лёгкий, почти стройный, порывистый… Неудивительно, что мама в нём души не чает…

- Григорий Александрович! – я обнял его со всей силы, и он пискнул, — Ты что это, Гриша? Ах ты чёрт старый! Где это ты так? Мама знает?

Под его мундиром были скрыты бинты, а я нечаянно причинил ему боль.

- Ну, поцарапало тут…

- Екатерина Алексеевна знает?

- Христом Богом прошу, только не говори, Павел Петрович! Она же меня навсегда запрёт подле себя! – взмолился он, — Я же никому…

- Где? Ты же обещал, что не полезешь в бой! Мне обещал… Отто за тебя поручался…

- Так вышло, — понурил Гришка голову, — Вейсман не знает, меня случайно задело. Так, царапина. Бешеный турок меня саблей рубанул, я своей-то парировал, а его сломалась, и осколок мне как раз по рёбрам…

- У-у-у… Григорий Александрович, наместник Новороссийский и Дунайский, Великий князь Таврический, член императорской фамилии, а двух слов связать толком не можешь. – притворно огорчился я.

- Екатерине Алексеевне-то не скажешь? – словно малолетний хулиган, исподлобья глянул он на меня.

- Что с тобой делать? – усмехнулся я, — Мама узнает, плакать будет, мне это зачем? Рассказывай давай про подвиги свои и дела.

Соскучился я по Гришке, да и по Отто тоже, я привёз для него портрет его семьи, изготовленный по заказу его супруги Аннушки. Она вручила его мне с просьбой передать ему в знак любви, и чтобы знал он, что есть для кого себя беречь. Четыре сына и две дочери и всё ещё красавица-жена ждали его дома. Слёзы умиления были вполне простительны и естественны. Дороги они мне, друзья мои, пусь и немолоды они, но дороги…

Ладно, пора было дела делать, а то и так, в ожидании меня и Гудовича наша армия потеряла дней десять, Суворов-то уже подошёл, и пусть Меллер ещё движется к Софии, но ведь почти пятьдесят тысяч человек уже идут через перевалы к Казанлыку, Сливне[39] и Месемврии[40]. Требовалось срочно заняться организацией совместного удара армии и флота для захвата порта во Фракии. Грейг был готов начать перевозку артиллерии, боеприпасов и продовольствия для снабжения армии за Балканами, что не могла перевозиться через горы по плохим дорогам и почти не обустроенным перевалам.

В Бургасе[41] стоял почти пятнадцатитысячный гарнизон, и город был готов к обороне. Напрашивалось решение, избрать в качестве нашей базы снабжения какой-нибудь другой порт, но оставлять поблизости от своих коммуникаций крупный отряд противника было рискованно, да и не ждали турки, что мы атакуем хорошо готовую к обороне крепость без подвоза артиллерии. Операцию провёл флот, высадив десант и поддержав его огнём корабельных орудий. Мы уже несколько лет тренировались в проведении таких операций, и вот сейчас настал момент первого боевого опыта.

Всё прошло хорошо, подошедшие войска Текели уже добивали бегущего из города противника. Были сделаны определённые выводы об ошибках, допущенных при столь масштабной высадке, в городе встал гарнизон из армейских подразделений, а через Бургас сразу же началась доставка грузов. Корабли ходили по маршруту Варна-Бургас практически без остановки, а Вейсман с авангардом уже ворвался в Адрианополь[42], без артиллерии, с малым запасом пороха, но полный ярости и готовый к схватке.

Местное православное население с восторгом встречало наши войска. Отто, вдохновлённый успехами, хотел было двигаться дальше, но пришла информация, что армия султана, численностью более ста тридцати тысяч человек уже готова выступить нам навстречу. Хорошо, что со стороны Европейских пашалыков можно было не ждать серьёзных ударов – все силы османов там были обращены против австрийцев, которые встретили серьёзнейшее сопротивление в Боснии.

Наш флот и окольничья служба творили чудеса, успев перевести почти всю полевую артиллерию, и, пусть осадные бригады не смогли ещё переправиться, но армия подготовилась к сражению. У Вейсмана было шестьдесят пять тысяч человек, что было почти в два раза меньше сил турок, но наши войска были лучше. Текели на левом фланге и сам Вейсман в центре удержали натиск врага, а Суворов на правом прорвал ряды турецкой пехоты и обошёл противника, даже пленив Великого визиря. Разгром бы полным.

Это настолько подорвало боевой дух турок, что паша Филиппополя[43] сдал город небольшому отряду башкир, самостоятельно найдя их, проходивших дальним дозором в полях мимо поселения. Надо было срочно готовиться к штурму Цареграда, пока не проснулась Европа.

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

- Варварская России хочет захватить Англию! Дикари на пороге Лондона! Нам пора воевать! – истошно кричал средних лет джентльмен, размахивая стаканом.

- К чёрту твою Россию! Наша армия потерпела поражение у Конга[44]! Надо отправить новые войска в Ирландию! – перекрикивал его другой отдыхающий.

- Ты слабоумный! Сколько там было солдат, под этим Конгом? Рота? Бомбей под угрозой! Эскадра Худа должна немедленно отправиться в Индию! – вмешивался в их спор третий горлопан.

- Николай Николаевич, есть ли шансы у лорда Сиднея доказать парламенту необходимость отправить эскадру Худа к берегам Турции? – Николай в образе провинциального выпивохи сидел в отдельном кабинете в модном лондонском клубе «Смешливый селезень» и беседовал с Трубецким, слушая крики нетрезвых гуляк.

- Немного, Коленька. У Англии сейчас полно́ проблем, да и Северо-Восточная часть Средиземноморья для них уже много лет – отрезанный ломоть. – с лёгкой усмешкой отвечал тот, делая глоток хереса.

- А правда, что Вас приглашали к королю для объяснения ситуации?

- Не к королю, друг мой. Меня жаждали услышать члены Тайного совета.

- По поводу Стамбула?

- Это-то как раз для них мелочи. Англичане считают, что турки нас побьют — Румянцев погиб, наши войска ослабли... Мы обсуждали новый торговый договор. Британии нужно, чтобы мы больше вывозили ирландцев, не препятствовали увеличению продаж опиума в Китай и открыли им новый креди́т по поставкам, особенно оружия в Индию. Я даже готов был объявить об отказе от конкуренции с их торговцами на Средиземном море, но они променяли их на разрешение продавать бенгальские ткани на Камчатку. А там сейчас их такое разнообразие, что успеха им не добиться.

- То есть войны не будет?

- Нет, Николай, пока не будет. Твоя работа сделана отлично – лорда Сиднея скоро, вообще, никто за здорового человека держать не станет, да и весь его кружок почти превратился в глазах общественности в новое отделение Бедлама[45]. Идея подкинуть ему сообщение, что весь наш нас привезённый в Британию порох не взрывается, была замечательная. Каким же он выглядел дураком, когда палил перед почтенной публикой шутихи… Надеюсь, ты хотя бы здесь не показал посторонним своего лица? – голос посла посуровел.

- Да ладно Вам, Николай Николаевич! Всё же отлично прошло! – немного развязано ответил ему его тёзка.

- Ты меня пугаешь, Николай! – пристально глядя на своего агента, проговорил Трубецкой, — Азарт – плохое чувство для нашего брата. А ты, я погляжу, совсем увлёкся…

- Совсем нет! Так для дела надо было!

- Так, давай-ка вводи в дела Алексея. Его тебе прислали не просто так. Николай! На тебя очень много завязано, а ты постоянно собой рискуешь! Чтобы он всё знал по нашим делам.

Агент сморщился, словно отведал кусок лимона, но перечить послу не посмел. Уже на улице он бурчал себе под нос:

- Всё норовят меня заменить! Все они кричат, мол рискую без ума! А я же везучий, всё у меня получается!

⁂⁂⁂⁂⁂⁂

Король Франции Людовик XVI получил известие о переходе нашей армии через Балканы в Труа, куда он уехал охотиться подальше от парижских интриг.

- Неккер! – вызвал монарх к себе своего верного министра, — Нам надо что-то делать! Султан должен одержать победу!

- Сир! – устало отвечал швейцарец, — Вспомните, чем закончилась Ваше предыдущая попытка помочь туркам? Пленение Дюмурье и почти сотни наших подданных, потеря почти всей тяжёлой артиллерии Франции вызвала невероятный скандал, отставку Ломени де Бриена, Вашу ссору с королевой…

- Но Вы-то вернулись, Неккер! – попытался было подсластить пилюлю монарх.

- Вернулся, Ваше Величество, да… — мрачно проговорил министр, — Но какой ценой? Этот демон, герцог Орлеанский, вышел на свободу, нам пришлось согласиться на созыв Генеральных штатов, Вас, сир, так урезали в расходах, что теперь даже флот на Вест-Индийских островах приходится отдать на содержание купцов…

- Но всё же, Неккер!

- Вы хотите окончательно поссориться с Россией и Австрией, сир? В последний раз нас спасла только Ваша дружба с принцем Орловым. – убеждал растерянного короля его первый министр.

- Ну, пусть хотя бы Тулонский флот отправится к Дарданеллам[46], продемонстрировать нашу поддержку Османам! Может, этот фактор хоть немного остудит пыл русских! Франция же сильнейшая и богатейшая держава мира! Мы не можем так просто дозволить кому-то рушить установившийся миропорядок!

- Богатейшая и сильнейшая, да… — грустно сказал Неккер, — Только в этом году все расходы мы уже осуществили, и даже эта Ваша поездка происходит на деньги, данные Вам русским посланником.

- Ну пусть хоть мой брат поведёт корабли…

- Ваше Величество, Вы пропустили доклад де Грасса, который он направил Вам больше месяца назад…

- Мне некогда заниматься мелочами, Неккер.

- Так де Грасс сообщил, что, по его мнению, флот в Тулоне находится в чудовищном упадке. Суда гниют, моряки мрут от голода и болезней. Даже если один корабль сможет выйти в море, то это будет чудом. Ваш брат и его компания присвоили почти все деньги, которые отправляли на содержание и строительство.

- Как Вы смеете такое говорить о моём брате!

- Это не я говорю, сир. Я всего лишь повторяю слова де Грасса. Но, если желаете, я готов оставить свой пост.

- Не смейте и думать об этом! Вы последний верный мне человек. Но, почему же, де Грасс, старый лис, решился заявить мне такое?

- Он очень стар, сир, чувствует приближение смерти и готов говорить всю правду без прикрас. Но не это важно, Ваше Величество. Важно то, что флота Леванта у нас сейчас нет. Да и ссориться с русскими нам пока нельзя — урожай в этом году будет слабый, нам нужны поставки продовольствия, Лафайету нужны еда, порох, пушки, ружья...

- Что мне делать, Неккер? – взмолился несчастный король.

- Надо вернуть Д’Эстена из отставки и отправить его в Тулон, доказать Генеральным штатам, что надо открыть новое финансирование…

- Неккер! Что мне делать сейчас?

- Молиться. Только Господь сейчас может что-либо изменить, сир.

- Неккер! Я так устал! Устал… — король отвернулся к окну и плечи его затряслись от сдерживаемых слёз.

[1] Кольмар – город на востоке Франции.

[2] Эльзас – историческая область на востоке современной Франции, бывший до середины XVII века частью Священной Римской империи.

[3] Ван дер Мерш Жан-Андре (Ян Андриес Вандер Мерш) (1734–1792) – один из крупнейших деятелей т. н. Брабантской революции.

[4] Компания – имеется в виду Голландская Ост-Индская компания.

[5] Эффен – деревня близ города Бреда в Нидерландах.

[6] Бреда – город-порт на западе Нидерландов.

[7] Рущук (совр. Русе) – город на севере Болгарии, крупнейший болгарский порт на Дунае. В XVIII веке важный военно-административный и торговый центр Османской империи.

[8] Тырново (совр. Велико-Тырново) – город на севере Болгарии, столица Второго Болгарского царства. В XVIII веке крупный экономический центр Османской империи.

[9] Силистрия (совр. Силистра) – город на северо-востоке Болгарии, порт на Дунае. В XVIII веке важнейший военно-административный центр Османской империи, столица одноимённого вилайета.

[10] Видин – город на северо-западе Болгарии, порт на Дунае. В XVIII веке важный военный центр Османской империи.

[11] Тендра (Тендровская коса) – остров на Чёрном море возле Херсонской области.

[12] Кучук Хусейн-паша (1757–1803) – османский государственный и военный деятель.

[13] Мемель (совр. Клайпеда) – современный литовский город в месте впадения реки Неман в Куршский залив, один из крупнейших портов на Балтийском море, в XVIII веке крупная прусская крепость и порт.

[14] Кольберг (совр. Колобжег) – современный польский курорт и порт в месте впадения реки Парсента в Балтийское море, в XVIII веке крупная прусская крепость.

[15] Тулча – город в Румынии на правом берегу Дуная. В XVIII веке турецкая крепость.

[16] Исакча – город в Румынии на правом берегу Дуная. В XVIII веке турецкая крепость.

[17] Мачин (совр. Мэчин) – город в Румынии на правом берегу рукава Дуная Старый Дунай. В XVIII веке турецкая крепость.

[18] Браилов (совр. Брэила) – город-порт в Румынии на левом берегу Дуная. В XVIII веке турецкая крепость.

[19] Гирсово (совр. Хыршова) – город в Румынии на правом берегу Дуная. В XVIII веке турецкая крепость.

[20] Бабадаг – город в Румынии в дельте Дуная. В XVIII веке турецкая крепость и важный военный и административный центр.

[21] Туртукай (совр. Тутракан) – город в Болгарии на правом берегу Дуная. В XVIII веке турецкая крепость.

[22] Кюстендже (совр. Констанца) – город в Румынии, крупнейший морской порт страны на Чёрном море. В XVIII веке турецкая крепость.

[23] Журжа (совр. Джурджу) – город-порт в Румынии на левом берегу Дуная. В XVIII веке турецкая крепость.

[24] Пазарджик (сор. Добрич) – город на востоке Румынии в области Добруджа. В XVIII веке турецкая крепость, крупный промышленный и административный центр.

[25] Плевна (совр. Плевен) – город в Болгарии, крупный военный и административный центр.

[26] Шумла (совр. Шумен) – город в Болгарии, крупный военный и административный центр.

[27] Ласси Борис Петрович (1737–1820) – российский военный и государственный деятель, генерал от инфантерии.

[28] Меллер-Закомельский Иван Иванович (1725–1790) – русский военачальник, артиллерии генерал-аншеф, барон.

[29] Сулина – город-порт в Румынии, около впадения рукава Дуная – Сулинского гирла, в Чёрное море.

[30] Маврогенис Николаос (1735–1790) – господарь Валахии с 1786 по 1790 год.

[31] Фанариоты – историческое название этнических греков, служащих Османской империи. В основной массе проживали в Стамбульском районе Фанар.

[32] Янтра – река в северной Болгарии, правый приток Дуная.

[33] Шипкинский перевал или Шипка – горный проход через Балканы в Болгарии.

[34] Казанлык – город в Болгарии на южных склонах Балкан.

[35] Каптан-ы дерья – титул командующего флотом Османской империи.

[36] Калиакрия (совр. Калиакра) – мыс на черноморском побережье Болгарии, недалеко от города Каварна.

[37] Гудович Иван Васильевич (1741–1820) – крупный русский государственный и военный деятель, генерал-фельдмаршал, граф.

[38] Ловча (совр. Ловеч) – город в Болгарии, в XVIII веке крупнейший торговый центр региона.

[39] Сливна (совр. Сливен) – город в Болгарии.

[40] Месемврия (совр. Несебыр) – город-порт на черноморском побережье Болгарии, недалеко от Бургаса.

[41] Бургас – город на черноморском побережье Болгарии, крупный порт.

[42] Адрианополь (совр. Эдирне) – крупный город в европейской части Турции, в XVIII веке второй по размеру и значению город Османской империи.

[43] Филиппополь (совр. Пловдив) – крупный город в Болгарии.

[44] Конг – деревня в Ирландии в графстве Мейо.

[45] Бедлам – Бетлемская королевская больница, первоначально госпиталь святой Марии Вифлеемской в Лондоне. Первая психиатрическая лечебница.

[46] Дарданеллы (Чанаккале) – пролив соединяющий Мраморное и Средиземное море.