Время перемен

XX

Прежде чем приступить к каторжному труду ради безопасности саами и во славу Господа, Рем отвлек Флавиана от рисования мелом и молитв.

— Брат, ты должен на это взглянуть.

Трупы синелицых готовили к захоронению. И те, что пришли с Туони, и другие — напавшие на сауну, в рядок лежали у большого рва, на дне которого уже ждал обильно политый горючим земляным маслом хворост. Сжигать тела посоветовал Рем. Мало ли, чего с ними произойдет, если оставить мертвецов в стихии, родной для их демонического господина?

Священник покрасневшими от долгой и кропотливой работы в полутьме глазами присмотрелся к лицам двух берсерков. Покрытые коркой из синей глины и запекшейся крови, они вовсе не походили на те грозные физиономии, что атаковали храбрых сынов народа саами совсем недавно.

— Объясни толком, Рем, чего ты от меня хочешь? У нас не так много времени, скоро наступит пик сейсмической активности, и скорее всего Туони выйдет на максимум своей силы и попытается вырваться. Мы должны закончить работу, а не вглядываться…

Рем закатил глаза. Даже лучшего и добрейшего из Арканов — Флавиана — не миновало родовое проклятье Арканов— занудство и страсть к поучению окружающих.

— Вот и вот, — указательный палец молодого аристократа ткнул в район виска сначала одного, а потом другого синелицего.

— Так! Руны? — заинтересовался Флавиан. — И что думаешь?

Вообще-то это было похоже на шрамы, и они вполне могли быть получены случайно — если бы у каждого из безумных бойцов они не находились ровно в одном и том же месте и не были так похожи. Те, что напали на Эдускунту из-под земли, имели отметину, похожую на след птицы. А другие, из сауны, те, что показались Микке и Рему послабее, носили знак, похожий на росчерк молнии.

— Что я думаю? Вот эта штука, как трезубец — руна смерти и подземного мира. Если не множить лишние сущности — она обозначает воинов, берущих силу у Туони.

— Тогда эта молния говорит о принадлежности к слугам другой химеры?

— Руна энергии, победы — и молнии. Снова беремся за бритву Оккама — и получаем слуг Перкунаса.

— Бритва Оккама? Этому вас тоже в Смарагде учили? — Флавиан явно был доволен своим младшим братом.

— Да, еще окно Овертона, закон Мёрфи, формула Эскобара, и бритва Хэнлона… Философы прежних дали нам неплохой инструментарий для эффективного мышления, почему бы им не пользоваться?

— Ну-ну, мой ученый братец, и что же тебе подсказывают все эти мудрецы?

— Что на Севере имеются приверженцы не только властелина грозы Перкунаса, но и Ахти, морского старца. Однако они еще не вошли в полную силу… На это меня навели твои слова о сейсмической активности — Туони набирал силу, был на подъеме, и спешил захватить Байарад, чтобы получить как можно больше последователей…

— Ты полагаешь, стоит ожидать скоро появления и двух других химер?

— Я почти уверен: Перкунас проявится в период летних гроз, Ахти — весной, когда море освободиться ото льда, или осенью — в сезон штормов.

Флавиан задумался.

— И вы потому так ловко нарубили несколько десятков берсерков Перкунаса?

— Точно! Летом они наверняка пустили бы нас на фарш… Хотя нет, скорее на отбивные. Синелицые предпочитают дубины и палицы.

— Оставь эти гастрономические метафоры и аллегории, и скажи — позволит нам Вилле Корхонен проводить следствие и дознание для поиска синелицых, или нет?

— Вам — в смысле ортодоксальным инквизиторам и зилотам? Или нам — мне и тебе? Не знаю, честное слово. Да и вообще — вправе ли один туомарри решать такие вещи? Он всё-таки арбитр, а не правитель. Может быть стоит создать нечто коллегиальное, какой-то общий орган? Мол, представители от великих кланов, церкви, еще кого-то… — вслух рассуждал Рем.

Флавиан задумчиво кивал, пока братья шли от кремационных рвов до Золотого Дома.

— Это всё дельные мысли, — сказал он. — Но они не будут стоить и ломанного гроша, если мы не перекроем для химеры всякую возможность вырваться из ловушки! Так что за работу, брат, за работу!

Рем с грустным видом уставился на ведро с белой краской и кисть. Но из дверей Эдускунты донеслись горестные стенания Туони, от которых волосы на голове вставали дыбом, и Аркан подозвал помощников — молодых дружинников из клана Ранта. Они оба были ортодоксами, приобщились к вере в одном из виков, когда воинская судьба занесла их на Юго-Восток.

— Ну, начнем, благословясь! — выдохнул баннерет, и полез на высоченную лестницу.

Предстояло опоясать охранительными стихирами всё здание, и нанести несколько литаний на крышу…

Северяне только головами качали, глядя на то, во что превратили главную достопримечательность Байарада. Расписанный белыми буквицами Золотой Дом, его стены и крыша смотрелись чуждо и непривычно. Но возмущаться саами не собирались: постепенно затихающие истошные вопли древнего ужаса подземных глубин свидетельствовали о том, что сделано это не зря.

Матиас Линдстрём, обескураженный поведением своей креатуры — кардинала Амальрика, прохаживался мимо и присматривался к тому, что делал Рем, а когда всё было кончено, спросил:

— Он ведь не останется тут навечно? Многие ремесленники и торговцы уже мечтают покинуть Байарад. Да и кровные из великих кланов отправляют семьи в дальние имения. Никому не хочется жить, чувствуя потустороннюю угрозу.

— Мы отправили гонцов в Экзархат, как только узнали о природе силы, которая питала синелицых. Миссия оттуда уже в пути, я уверен. У них ест опыт работы с подобными… Сущностями. Убить такое чудовище — дело практически невозможное, пока в мире существует хотя бы один последователь Туони — он будет жить. А потом впадет в спячку — до следующего раза… Но вот заточить, лишить возможности творить лиходейство — с этим ортодоксальные клирики и зилоты справятся.

— Вы говорите так уверенно, маэстру Рем, как будто сами были свидетелем…

— Мне довелось передать храмовникам с рук на руки дракона, и я лично убедился, что у этого монстра нет шансов вырваться на волю.

— Дракона? — глава клана Линдстрёмов был поражен. — Вам доводилось сражаться с драконом?

— Не скажу, что это было просто, или что я проявил себя как настоящий герой, но да, приходилось. Дай Бог, чтобы это был единственный раз…

— Да, да, все нынче разговаривают о необыкновенных временах и возрождении старых легенд. Вон и Микке Ярвинен ходит рука об руку с настоящей волшебницей… Думаю, его выберут кунингасом.

— Вот как? И клан Линдстрёмов его поддержит? — Рем старался быть настороже, всё-таки это было странно — глава про-оптиматской партии Севера вдруг откровенничает с ним — ортодоксом из Аскерона.

— И мы, и Сорса. Уве Корхонен — это было бы слишком, а никого из наших народ не примет, потому что мы поставили не на тех, и здорово просчитались. Придется довольствоваться вторыми ролями… Не знаю как Сорса, но мы — Линдстрёмы, всегда радели за Север — в первую очередь. «За Север и Империю!» — вот как звучал боевой клич панцирной пехоты, которую мы обучали и снабжали для имперских легионов… Не «За Синедрион и Линдстрёмов», но — за Север! И потому — мы примем Ярвинена. Он ведь из свободного рода, достойный воин и многое повидал. Нужно выжечь каленым железом заразу древнего суеверия…

— Вы хотите чтобы эти ваши слова я передал кому следует?

Матиас Линдстрём, этот могучий воин в старых, проверенных множеством боев латах, решительно кивнул.

— Скажите это Корхоненам и этому фра Тиберию. Мы бы хотели видеть его в нашем доме, чтобы он поведал об ортодоксальном вероучении…

Ловушка? Аркан напрягся, пытаясь прочесть на лице старого северянина малейшие признаки лжи и коварства, но тот был невозмутим. Вести брата в самое логово таких опасных людей? Даже ради наставления на путь истинный целого клана? Его сомнения были развеяны появлением на крыльце самого Флавиана.

— Всё, брат мой! Работа окончена! Возьми молоток, гвозди и доски, и заколоти последнюю дверь… Доброго и приятного дня, маэстру Линдстрём! Я невольно услышал финальную часть вашего разговора и могу сказать, что с удовольствием приму ваше приглашение… Но не позже завтрашнего вечера я собираюсь пойти проповедовать на рыночную площадь, и если вы со своими людьми придете туда, то, возможно, и не будет необходимости вам отвлекаться от дел насущных ради смиренного чада Божия…

Матиас Линдстрём насупился сначала, его седые брови грозно соединились на переносице, но потом лицо приобрело прежнее невозмутимое выражение.

— Мы придём, — сказал он. — Все придут.

И все пришли.

Рем Тиберий Аркан пил горячий хмельной мед из кружки, смотрел с балкона одной из таверн на площадь, полную народа и освещенную множеством фонарей и факелов, и думал о том, что когда-нибудь кто-то из художников обязательно напишет такую картину. И назовет ее, например «Обращение Севера».

Стройная фигура Флавиана на простой дубовой бочке из-под солонины возвышалась над людским морем, а его молодой, звонкий голос слышали в самых дальних уголках рынка.

— И была тьма над бездной, и дух во тьме, которого мы именуем — Бог. И сказал Бог: «Да будет Свет!» И стал Свет… И отделил Бог твердь от бездны, и создал миры и светила, и небесные тела, и иные вещи и явления мироздания, неподвластные уму человеческому…

— Он сегодня в ударе, — раздался голос Сибиллы за спиной Аркана.

Волшебница подошла тихо, почти незаметно. Она выглядела непривычно, без своих великолепных нарядов и украшений, и яркого макияжа. Но и характерное для женщин-саами светлое платье с красных фартуком ей тоже шло, подчеркивало талию, крутые бедра и высокую грудь.

— Он всегда в ударе. Он ведь настоящий ортодоксальный священик, — хмыкнул Рем.

— А бывают ненастоящие? — уцепилась за эту оговорку волшебница.

— Бывают, но недолго, — ушел от пикировки парень. — Или умирают, или просят лишения сана и возвращения к мирской жизни. Или — их низвергают экзархи.

— И что, теперь каждому северянину поставят клеймо на грудь и проведут реморализацию? — продолжала допытываться Сибилла.

— А ты вправду думаешь, что клеймо стоит у каждого ортодокса?

— А разве нет? — кажется, удивление волшебницы было неподдельным, она даже тряхнула гривой медно-рыжих волос.

Аркан засмотрелся на это привлекательное зрелище, и задумался, не откроет ли сейчас ей некую сокровенную тайну, но потом отмахнулся мысленно от таких предположений: это можно было узнать совершенно свободно, и даже удивительно, что такая образованная женщина не поинтересовалась обычаями общества, в котором живет уже многие годы… С другой стороны — она жила в городе Аскерон, а там оптиматов было гораздо больше, чем ортодоксов, тем более — в высшем свете. Кого интересуют традиции простолюдинов и провинциалов, верно?

— Клеймо ортодокс ставит тогда, когда считает себя готовым для этого. Некоторые получают его на смертном одре, другие — даже после смерти, если пишут об этом в завещании.

— А зачем тогда…

— Послушай, Сибилла, скоро сюда прибудет миссия из Аскерона, ты просто можешь взять у них «Катехезис» — там в вопросах и ответах всё это изложено достаточно доходчиво.

— Да нет! — скорчила гримаску волшебница. — Почему ты сделал выбор в пользу клейма в столь раннем возрасте? Пятнадцать лет — это ведь даже не молодость, это самый конец детства… Ты что, не понимаешь, какие возможности открывает использование магии? Добровольно лишить себя лучшей медицины, оружия, связи, множества удобств, которые повышают комфорт и качество жизни…

Рем печально усмехнулся:

— Как будто у нас есть выбор… — а сам думал над тем, что волшебнице откуда-то известны весьма конфиденциальные семейные дела Арканов, и при этом она не посвящена в главную тайную. И это было весьма странно.

— У нас? Что значит — у нас? — Сибилла прищурилась.

— У нас — значит у нас, у Арканов, — он предпочел закончить разговор, который уходил в нежелательное русло. — Взгляни, вон Матиас Линдстрём и вправду пришел, и слушает, разве что в рот не смотрит моему братишке…

Флавиан рассказывал о Первой Гавани, «Уставе надлежащем» и становлении Империи Людей, и саами слушали, не взирая на ночную тьму и опустившийся на землю мороз. И мрак отступал, разгоняемый светом фонарей и факелов саами, и холод не доставлял им неудобства, как будто слова молодого священника согревали их тела.

— Нам придется добираться в Аскерон по морю, — Сибилла проговорила это будничным тоном, как нечто само собой разумеющееся. — Между Монтаньяром и дю Пюсом — война, порталом я смогу воспользоваться очень не сразу, так что остается только этот вариант.

Рем отставил кружку с медом в сторону:

— Ты планируешь возвращаться домой так скоро?

— В герцогстве творятся слишком серьезные дела, чтобы кто-то из нас мог остаться в стороне.

— Предположим… — Аркан и сам подумывал над отъездом, но оставлять брата до прибытия подкрепления не считал возможным. — Но как же Микке?

— Медвежонок будет слишком занят, — улыбнулась Сибилла. — Он отправится в поход на селения синелицых, а потом ему придется иметь дело с оскорбленными популярами. Поверь мне — этот ваш Надод Пилтник так распишет свои приключения на Севере, что разнаряженные как петухи мужчинки с Северо-Востока воспылают праведным гневом и получит законное оправдание для того, чтобы грабить побережье и приграничные области с небывалым рвением. У него будет чем заняться…

— Единственная незамерзающая гавань на Севере — фьорд Бивень, — задумался Рем. — Туда примерно три дня пути… Учти — я не оставлю здесь Флавиана с одним лишь дю Валье в качестве охранника.

— Ну я и не требую выехать завтра же. Правда, в Байараде жуткая скукотища… — делано зевнула Сибилла.

— Скукотища? — удивился Рем и хитровато глянул на магичку: — Хочешь, я познакомлю тебя с настоящей нойдой?

Глаза волшебницы расширились:

— С нойдой? Северной ведьмой? Конечно, хочу!

— Только учти, характер у нее специфический… — Рем вспомнил странное жилище старухи Лоухи и ее манеру общаться и поежился.

— Ну, я тоже не подарок, — самоуверенно откликнулась Сибилла.

Миссия Аскеронского экзархата прибыла в Байарад через семь дней. Эти люди совершили настоящий подвиг: преодолеть огромное расстояние за столь короткий срок, сквозь снег и холод, иногда прорываясь с боем по охваченным войной землям — это под силу только тем, кто искренне верит в то, что делает!

Благодаря хлопотам Арканов и благосклонности великих кланов, эту сотню ортодоксов разместили, обогрели и накормили. Сидя в тереме Корхоненов, за столом с тремя пожилыми клириками и командиром зилотов — Марцеллом Хромым, Рем слушал новости с далекой родины, пока Флавиан вводил в курс дел на Севере своих коллег по цеху. Марцелл, крепкий мужчина среднего роста, в кожаных доспехах и с мечом на поясе, провел ладонью по короткому ёжику волос на голове и проговорил:

— Фабрицио Закан и барон дю Массакр собирают людей. Закан завозит чернь со всего запада, обещая им земельные наделы и деньги — в будущем, когда одолеет врагов и возьмет скипетр. А прямо сейчас — назначает щедрые пайки. Он запасся зерном, солониной и другим продовольствием, и может содержать хоть бы и пять тысяч своих сторонников целый год. Дю Массакр оставил в своем городском особняке верных слуг, а сам носится по всему герцогству, пытается сплотить оптиматскую знать из провинции. Я думаю, что эти двое спелись и только делают вид, что соперничают… Герцогом сделают Массакра, Закану достанется должность бургомистра Аскерона. Они собираются перекроить всё герцогство на манер Западных провинций. И ортодоксам в нем места не будет… Заменят наших хуторян и мастеровых закабаленным оптиматским отребьем… Это вроде как не наше дело, мы — зилоты, но если Синедрион объявит Крылатый поход, то поохотиться на «заклейменную скотину» в Аскеронском герцогстве соберутся мерзавцы со всего Запада, и из Кесарии пригласят высокородных сволочей с золотыми шпорами… Тогда-то это точно будет нашим делом, но не стало бы поздно!

— А что же герцог? И Флой? — Рем слушал затаив дыхание.

— Герцог всё так же помирает, — почесал короткую бороду Марцелл. — Ничего нового. Люди из замка говорят — харкает кровью, но это продолжается уже несколько месяцев. Может завтра скончается, может — через год или три года… Некоторые столько не живут, сколько он болеет! Пока что коннетабль дю Грифон пытается соблюдать видимость законности и порядка, но это выглядит жалко. Сейчас между известными претендентами уже объявлена кровная месть, и ваш братец Змий нападает на людей Закана, стоит им только высунуться из города хоть на две версты, а дю Массакр уже дважды подступал к замку Аркан со своей дружиной, но всё, чего он добился — это сжег предместья и потерял несколько человек в засадах… Он надеялся, что его поддержат местные оптиматы и популяры, но дю Керваны и дю Сенье послали его к черту, Варнифы захлопнули ворота и начали пускать стрелы, а Инграм и вовсе выступил на помощь к Арканам со своими головорезами и вынудил барона отступить угрозой удара с тыла.

Несмотря на тревожные вести, слышать это Рему было отрадно — соседская приязнь оказалась для аскеронской знати сильнее сиюминутных амбиций жестокого единоверца, феодалы-оптиматы не воспользовались моментом, чтобы расправиться с сумасбродными, но своими в доску Арканами. Сомневаться не приходилось — отец воздаст им сторицей за благородство. Может быть даже перестанет материть и проклинать при каждом удобном случае.

— А Флой живет на своем острове, и ему наплевать на происходящее в герцогстве, — продолжал Марцелл Хромой. — Он принимает только те корабли, которые хочет! Представляете, единственную подходящую бухту перегородил позолоченной цепью и поднимает, и опускает ее по собственному желанию! Дю Массакр в бешенстве — этот притон развратников у него под самым носом, и он ничего не может поделать!

— Говорите, под носом у дю Массакра? — подобрался Аркан. — А сможете показать на карте?

— А что-показывать-то? На самой южной границе герцогства, в версте от побережья. Местные рыбаки зовут его Скобой, он похож по очертаниям, знаете ли… А Флой, этот бесстыдник, называет своё владение не иначе как Островом Любви!

— Хе-хе-хе, очень в его духе! Чертов блудодей! — не сдержался Рем, но тут же заткнулся, пристыженный строгими взглядами священников, которые отвлеклись от степенной беседы с Флавианом. — Простите, простите, замолкаю и убегаю…

Идея Сибиллы отправиться в герцогство Аскеронское морем приобретало вполне оформленные черты.