Глава 36

Я стоял на том, что выглядело огромным озером, отражавшим небо над моей головой. Когда я смотрел вдаль, облака неслись мимо, но каждый раз, когда я поднимал взгляд, они замирали, будто время останавливалось. Вода под моими ногами оказалась обманом, ибо поверхность, на которой я стоял, на самом деле не отражала небо — она была прозрачным окном, которое поддерживало меня над огромным и таинственным миром.

Голова моя ощущалась так, будто её вывернули наизнанку. Мир, который я видел, был разбит на грани, будто заключённый в громадный самоцвет, однако когда я изучал разные грани, они показывали мне разные сцены, какие-то — знакомые, а какие-то столь новые для моего опыта, что они были чужими.

А внутри всего этого я чувствовал биение сердца, очень похожее на голос земли, к которому я уже давно привык. Однако это ритмичное биение было другим. Я знал это интуитивно — это было моё сердцебиение, моё бытие. Это была кровь мироздания, текущая по моим венам.

Боль, которая некогда была такой подавляющей, стала лёгким отголоском на краю моего бытия. Осознание этого факта заставило меня устрашиться, поскольку я знал, что моё бытие должно было находиться ближе, и болеть сильнее. Без боли не могло быть и жизни. «Я что, умираю?» — задумался я.

— «Нет, ты растёшь», — отозвался другой, бог, который хотел умереть. — «Когда боль исчезнет, ты будешь завершён. Родится новый мир, и начнётся твой сон».

В бриллианте, заключавшем в себя вселенную, появлялись трещины. Скоро он должен был рассыпаться.

— «Он умирает!» — воскликнул я беззвучным голосом. — «Я умираю!»

— «Нет», — пришёл ответ, — «это — я. Я рассыпаюсь, но из этих фрагментов появишься ты, подобно фениксу, поднимающемуся из пепла моего тела».

Подобно разряду молнии, меня пронзило воспоминание о моей семье, и я снова опустил взгляд, найдя их внутри рассыпающегося самоцвета. Я видел, как они ели, ссорились, смеялись. Роуз была с ними, и когда я сосредоточил внимание на ней, я стал ей. Я видел через её глаза, чувствовал их любовь её сердцем, и понимал их через призму её разума.

И что это был за разум. Ландшафт её души был незабываемо красив и потрясающе трагичен. Тщательно упорядоченные, куски и воспоминания её жизни были выстроены так, что я легко мог видеть связи между ними. В некоторых отношениях это напомнило мне идеальные, ясные воспоминания, которые я унаследовал через лошти, но, в отличие от них, эти были начертаны и окрашены её до боли человеческим сердцем.

Там было её детство, её отец и её мать, которую я никогда не знал. Даже в детстве у неё был блестящий разум, и её развитый не по годам интеллект совершенно завораживал её родителей, которые и так уже были склонные её любить. Роуз выросла в женщину с таким пониманием игр и политики жизни, которое превосходило понимание тех, кто её вырастил.

Она могла бы стать пресыщенной и циничной, если бы не появление в её жизни Дориана Торнбера. Он выделялся среди её воспоминаний, чистое и простое существо, лишь фактом своего существования восстановившее её веру в будущее. Рядом с ним был мужчина, которого я едва узнал — мужчина с острыми чертами и лицом, от которых у меня почти сразу появилось раздражение. Я по одной лишь его внешности мог сказать, что он был заносчивым, самоуверенным, даже спесивым.

Он также был наблюдательным, и его глаза улавливали слишком многое. От знания в его взгляде становилось не по себе, и казалось, что воспоминание о нём смотрело на меня в ответ так, будто он меня каким-то образом оценивал. Память о нём старела у меня на глазах, и я увидел за этим взглядом острый разум, который медленно обретал мудрость.

Рядом с ним была женщина, и её я узнал мгновенно. «Пенни!». Тогда-то я наконец и осознал, кого я видел: себя, пропущенного через призму памяти Роуз и её тщательную проницательность.

На миг я затерялся в её воспоминаниях, её любви, и её наблюдениях за людьми вокруг — её семьёй, и моей. Лицезрение глубины её преданности этим людям вызывало смирение, и ещё больший эффект вызывало глубокое осознание того, как она меня воспринимала.

Она видела мои изъяны, моё тщеславие, и даже моё зло, но она решила, что они менее важны, чем моё сострадание, моя собственная борьба за лучшую жизнь не только для моих близких, но и для тех, кого я вообще не знал, для народа Лосайона.

Борясь с потоками её воспоминаний, я поднялся на поверхность её разума, чтобы увидеть, в каком направлении шли её нынешние мысли. И там я нашёл свою смерть.

Это было не что-то конкретное и легко воображаемое. Роуз понятия не имела, как это будет сделано, но она направляла людей вокруг неё, при необходимости мягко подталкивая их, или вовремя давая нужный совет. Она делала то, что она делала для меня большую часть моей прежней жизни — работала за кулисами, чтобы мои цели были реализованы.

«Но чьим целям она помогает сейчас?» — задумался я. «А, теперь вижу». Она помогала моему сыну.

Я направил своё внимание на Мэттью, и вновь окунулся в странный новый мир. Через его глаза я снова увидел себя, на этот раз по-другому, но я не позволил себе отвлечься, как в прошлый раз. Мне нужно было понять его цель. «Он пытается убить меня, и у него от этого разрывается сердце».

Я мог чувствовать его печаль и боль, и, конкретнее, я мог видеть, какой метод он собирался использовать, хотя тот ещё был далеко не завершён. Я не был уверен, что успех вообще возможен. Как минимум, для этого должно было требоваться моё добровольное участие. Ни одна из уловок, которые он придумал, не сработала бы — уж точно не теперь, когда я уже увидел ландшафт его разума.

Я отчаянно хотел пообщаться с ним, но мои мысли были невидимы для его восприятия. Я попытался передвинуть его воспоминания, или изменить его идеи, но это тоже не получилось. Ментальные структуры внутри него были подобны нерушимым каменным стенам. Я ничего не мог изменить.

— «Ты лишь мучаешь себя», — пришёл голос старого бога, которого я должен был сменить.

Мой обзор растаял, и я обнаружил, что мой разум кружится в мире, пока я не нашёл знакомую зацепку. Тирион.

— «Я не хочу его видеть», — пожаловался я.

— «Он гораздо интереснее», — сказал голос. — «Чем он там занимается?»

Вопреки себе, я обнаружил, что изучаю его. Тирион стоял, склонившись над столом в каком-то месте… в Арундэле, как я осознал. В его руке был тонкий серебряный стило, и с его помощью он покрывал рунами наконечники стрел странной формы. Заинтересовавшись, я опустился в человека, которого уже ненавидел, и стал изучать его мысли, пока он работал.

Теперь я понял, почему наконечники были такими странными. Он соединил игольчатые наконечники, предназначенные для пробивания брони, с тяжёлыми железными сферами. Кончики были зачарованы на пробивание, что я сам делал неоднократно, а сферы были сделаны так, чтобы удерживать значительный запас эйсара, совсем как мои старые любимцы, железные бомбы. «Нет, это и есть железные бомбы». Тирион планировал чары, которые позволили бы стрелам вонзиться глубоко, и взорваться внутри цели.

Но чего-то всё ещё не хватало — чего-то неизвестного Тириону, и он знал об этом пробеле в своих знаниях. «Ему нужны чары, которые Бриджид использовала на своей цепи».

— «Без них его план не сработает», — сказал голос старого бога, шепча мне на ухо, — «но он найдёт другой способ».

Снова изучая разум Тириона, я нашёл его цель: моя семья. Кипевшая внутри этого человека боль найдёт выход. Мойра была его сознательной целью, но глубже в душе его убийственные намерения выплеснутся на всех остальных.

— «Если бы только Бриджид появилась здесь, чтобы его отвлечь», — предложил голос. И она появилась.

— «Это что, я так сделал?» — удивлённо спросил я.

В голосе старого бога звучала улыбка:

— «Похоже на то».

— «Я этого не хотел!».

— «Просто наблюдай…»

* * *

Схема, над которой работал Тирион, была незавершённой, и как бы он ни копался в воспоминаниях, он не помнил, как Бриджид создала чары, делавшие её цепь столь смертоносным оружием. Судя по всему, он, или, точнее, его предшественник, не слишком об этом задумывался, и не догадался спросить её.

Он об этом сожалел, поскольку чары на цепи Бриджид были единственными в своём роде. Помимо улучшения прочности и остроты оружия, они заставляли цепь отталкивать от себя чужой эйсар подобно тому, как перья гуся отталкивают воду. Цепь была завязана на саму Бриджид, и только её магия могла двигать оружие, что было необходимым функционалом, дабы не было необходимости бороться за цепь при использовании её против другого мага.

Он уже мог делать стрелы функционально летальными так, как желал, но как только его враг осознает факт нападения, последующие выстрелы могут быть легко отклонены.

— Проклятье. Почему я так её и не спросил?

Внезапная вспышка эйсара сзади заставила его крутануться на месте, резко присев и активировав защитные татуировки.

— Спросил о чём, Отец? — спросил грубый, но женский голос.

Тирион уставился на стоявшую перед ним женщину, и его глаза расширились от шока, прежде чем подозрительно сузиться. Это было невозможно. В прошлый раз он бредил. Однако стоявшая перед ним фигура принадлежала его дочери, Бриджид. Как и при жизни, от неё шёл лёгкий запах крови, одежды на ней не было, и ей явно требовалось помыться. Прямо как кошка, его дочь никогда особо не пользовалась ни одеждой, ни мылом и водой.

Первый его мыслью было то, что она являлась иллюзией, но магический взор подтвердил, что физически она была весьма реальна, и её эйсар был именно такой, каким Тирион его помнил. Неужели Мойра сделала что-то с его разумом? Только она — или кто-то, обладавший его воспоминаниями, вроде Мордэкая — могла вообще создать такую реалистичную копию его дочери.

— Кто ты? — настороженно спросил он.

— Я — именно та, о ком ты думаешь, — ответила она.

Он без предупреждения атаковал, сделав ложный удар влево, и затем нанеся рубящий удар наручным клинком по её туловищу справа. Удар остановила зачарованная цепь, хлестнувшая вокруг её тела подобно змее. Он уставился ей в глаза, не в силах поверить увиденному:

— Ты мертва.

— В прошлый раз ты на меня не напал, — отметила она. — Когда я помогла тебе встать на ноги.

— Так это было по-настоящему? — спросил он, сомневаясь как в собственной вменяемости, так и в стоявшей перед ним женщине.

— Мне это показалось настоящим, — отозвалась она. — Насколько я знаю, мне следует быть мёртвой, но вот она я.

— Это бессмыслица какая-то, — пробормотал он. И тут ему в голову пришла мысль: — Приглуши свою силу! В этом городе есть маг. Он почувствует тебя за милю, если ты и дальше будешь так светить своим эйсаром.

Она выгнула одну из проходивших под её растрёпанной чёлкой бровей:

— И ты боишься одного мага?

— Я здесь не для того, чтобы драться, или чтобы меня видели, — отозвался он, слегка расслабившись, когда она послушалась его приказа. Но миг спустя он нахмурился, заметив, что упомянутый маг изменил своё местоположение.

Дальность действия магического взора была у Тириона побольше многих, поэтому он мог наблюдать за Лордом Арундэла издалека, при этом плотно ограничивая свою силу — но теперь Барон пришёл в движение, направляясь к его позиции в мастерской лукореза. Секунду спустя присутствие мага исчезло.

— Он Прэйсиан? — с лёгким удивлением спросила Бриджид. — Разве мы не убили их всех?

— Человек, — пояснил Тирион. — Он является потомством от моего проекта по разведению.

— И он на нас охотится? — сказала Бриджид, искривляя губы в недоброй улыбке. — Я так не веселилась уже… — она примолкла. — А сколько времени прошло с моей смерти?

— Чуть больше двух тысяч лет, — ответил Тирион. — Если ты вообще реальна. — Он начал скатывать промасленную ткань, на которой были разложены наконечники стрел, упаковывая их. — Мы уходим.

— Ты собираешься бежать? — спросила Бриджид, отказываясь верить его словам.

— Я здесь не для того, чтобы стереть с лица земли нескольких оставшихся магов-людей, — объяснил Тирион. — Их и так слишком мало. Лично к этому у меня нет никаких претензий.

Его дочь осталась неподвижной:

— А что Ши'Хар? У нас получилось?

Он замер на миг, обдумывая ответ, затем сказал:

— Почти.

— Почти?

— Иллэниэлы выжили. Именно так я здесь и оказался. Я стал Старейшиной. Линаралла тоже выжила, — поведал он ей.

Бриджид нахмурилась:

— Так ты над этим работаешь — над способом их убить?

Тирион остановился, и его разум вернулся к его разговору с дочкой крестьянки. «Поправь свою историю», — сказала она ему. Его основной целью было убрать Мойру, но теперь это казалось мелочью. Её нужно было убить, несомненно, но разе только этого ему следовало добиться? Он не подвергал сомнению цели своего создателя, но они казались противоположными его собственному желанию — истреблению всех Ши'Хар.

Он что, размяк? Неужели две тысячи лет в облике дерева обратили прежнего Тириона против человечества? Что случится в будущем, если людской род и Ши'Хар попытаются сосуществовать?

В его списке на убийство было несколько человек — Мордэкай, Роуз и Мойра, — но неужели он хотел только этого?

Нет.

— Да, — ответил он, одновременно утверждаясь в своём решении. — Именно для этого они и предназначены. Кстати, мне нужно знать, как ты создала чары на твоей цепи.

Его дочь кивнула:

— Я делала это не одна. Мне помогла Лэйла.

— Лэйла? — Такого ответа он не ожидал. Эта волшебница-рабыня была одним из самых ярых его последователей, чуть ли не поклонялась ему — но хоть она и обладала хитростью, особо умной или творческой она не была. Она являлась лишь одной из тысячи людей-рабов, рождённых с даром Прэйсианов. «Дар Прэйсианов», — молча повторил он про себя, — «ну конечно же». Он положил промасленную ткань обратно на стол. Не было нужды бежать. Всё, в чём он нуждался, уже было здесь.

Загрузка...