Возвышение и мятеж

Глава 29

Комната, в которой Мэттью нашёл Мойру, была маленькой и скромной, но хорошо прибранной. Она располагалась рядом с помещениями слуг, но было очевидно, что обитал здесь лишь один человек, в то время как слуги жили минимум по нескольку человек на одну комнату.

Мойра ждала его внутри, одетая в неприметное коричневое платье, совпадавшее с одеждой прачек и судомоек — вероятно, это было частью её намеренных усилий, чтобы не привлекать лишнего внимания. На первый взгляд она выглядела хорошо, но её лицо было бледным и мрачным. Первый взгляд Мэттью передал ей, что её внешность его озаботила, но его слова не коснулись этой темы:

— Чья это комната?

— Бенчли, — ответила она, зная, что он узнает это имя. Бенчли был давнишним слугой семьи Ланкастеров, и в данный момент служил королевским камергером. Обладавший сдержанным юмором и непоколебимой верностью, Бенчли был из тех, кого нельзя было убедить сохранить её тайну, в этом Мэттью был уверен. — Никто меня не помнит, — произнесла Мойра, — если я не позволю обратного. К тому же, он слишком занят, чтобы часто бывать здесь, поэтому я ухожу до того, как он возвращается.

Мэтт мгновенно понял. Его сестра сводила свои контакты к минимуму, чтобы ей не приходилось менять воспоминания слишком многим людям. Это объясняло и её выбор одежды, и позаимствованную ею комнату.

— Почему ты не вернулась домой? — спросил он. — Я ожидал, что ты именно так и поступишь, а потом вернёшься, когда объявят о помиловании — но вместо этого ты скрылась.

Вообще-то, это не было его ожиданием — это был наиболее вероятный исход. Бегство Тириона и невозвращение Мойры домой означали, что реализовалась одна из наименее благоприятных вероятностей, хотя он и не знал, какая именно.

Она отвела взгляд, будто стесняясь, или, быть может, стыдясь:

— Так и замышлялось, но после всего случившегося я не могла заставить себя вернуться. Мне нужно было побыть одной.

Мэттью не очень хорошо умел читать людей, но даже он видел — что-то было не так, и он знал свою сестру лучше всех. Она казалось менее уверенной, менее тёмной, и более нерешительной, чем он помнил, почти как если бы она стала более молодой версией себя самой. В его сердце начал просачиваться зловещий холодок — ползущий страх, на который он опасался смотреть прямо.

Его сестра почти мгновенно ощутила перемену внутри него, прочитав его эмоции так же легко, как кто-то мог читать книгу. Когда она подняла взгляд, снова посмотрев на него, в её глазах стояли непролитые слёзы:

— Я не знаю, что делать. Как могу показаться им на глаза?

— Мёйра, — просто сказал он, используя её имя как констатацию факта. Заклинательная двойница, занимавшая тело Мойры, кивнула, подтверждая его вывод, и теперь по её щекам потекли слёзы.

Мэттью почувствовал, что стоит на краю бесконечной чёрной пропасти, которая грозила поглотить его разум и сердце. Не в силах молчать, он услышал, как его губы произнесли слова:

— Мойра мертва. — За этим последовал безмолвный приговор, вынесенный его совестью: «и именно я послал её на смерть».

Мёйра замотала головой:

— Нет! Ты не виноват. Это из-за меня. Нельзя мне было оставлять это ей. Это была моя работа.

— Вон из моей головы! — закричал Мэттью, впервые на собственной памяти теряя контроль над собой. По стенам поползли трещины, когда его сила неосознанно подкрепила мощь его голоса. На несколько секунд он полностью потерял ощущение своего «я», крепко зажмурившись, пока его эмоции бушевали, но в воцарившейся после его крика тишине он услышал — и почувствовал — тихий плач Мёйры. Она сидела на краю кровати Бенчли, подобрав ноги и обняв колени руками, и её содрогающиеся плечи представляли собой жалкое зрелище.

Его захлестнула волна вины, добавив к весу, который он уже на себе ощущал. Он не знал, что делать, и хоть он и сожалел о том, что сорвался, Мэттью также не ощущал, что способен успокоить кого-то. Вновь взяв эмоции под контроль, он оттолкнул их прочь, и произнёс нейтральным тоном, скрывая свою боль:

— Что ещё тебе надо мне сказать?

Мёйра подняла на него взгляд, её лицо было ужасным:

— Я видела Отца. Он появился перед тем, как это случилось.

Мэтт не был удивлён. Это следовало закономерности, и влекло его нужду в порядке. Его отец последний раз появлялся, когда сам он был близок к смерти, поэтому то, что он появился в момент гибели Мойры, было разумным. «Ему следовало объявиться раньше», — пожалел Мэттью.

— Опиши мне его появление. Он что-нибудь тебе сказал?

— Он был страшный, — начала Мёйра. — Фигура из чёрного огня, излучавшая такую мощь, что едва не задавила меня, хотя он и не приближался. — Тут она замолчала, ей не хотелось повторять выданное ей послание.

Сумятица внутри Мэттью сдвинулась ближе ко гневу, когда он снова выдавил свой вопрос:

— Он что-нибудь тебе сказал?

Мёйра скрыла лицо за волосами:

— Я думала о том, чтобы последовать за ней, позволить себе умереть. Он сказал немногое, только «нет», и потом заявил, что не хочет терять ещё одну дочь. Вот, почему я ждала тебя.

Его гнев угас, сменившись пустым отчаянием:

— Ты правильно его послушалась.

Она покачала головой:

— Не послушалась. Я не могла решить — сама не могла. Я не взяла её эйстрайлин. Я продолжаю угасать — моя сила уменьшается ещё быстрее из-за того, что я поддерживаю её тело. Теперь, когда я с тобой увиделась, мне, наверное, лучше перестать цепляться за жизнь.

Мэттью разрывался между желанием её ударить и порывом её обнять, но он знал, что его эмоции не были рациональны, и что они не обязательно отражали его чувства по отношению к Мёйре. Они по большей части были плодом его собственной внутренней вины. Поэтому он не сделал ни того, ни другого. Вместо этого он приказал ей:

— Встань. Посмотри мне в глаза.

Она послушалась, а он продолжил:

— Ты не виновата ни в чём из случившегося, и твоя смерть не послужит никакой цели. Союзники мне нужны гораздо больше, чем очередной труп. Бери её эйстрайлин, забери себе её жизнь. Она бы этого хотела, и этого, очевидно, и Папа хочет.

— Я…

— Сейчас же, Мёйра. Я не могу растрачивать силы на спор с тобой. Мне больно так же, как и тебе, — добавил он.

Она закрыла глаза, и он почувствовал, как внутри неё что-то произошло, хотя случившееся было слишком неочевидным, чтобы он мог в точности сказать, что это было. Когда она снова раскрыла глаза, то лишь кивнула, и он понял, что дело сделано. Глядя на неё, он мрачно подумал: «Если мы никому не скажем, то никто и не узнает, что Мойры больше нет». Это было бы просто, и ему не пришлось бы слушать обвинения Айрин или Коналла за то, что случилось с их сестрой.

— Я могла бы так сделать, если хочешь, — сказала Мёйра, снова читая его мысли.

На этот раз он не кричал. Вместо этого он посмотрел ей в глаза, видя в её взгляде сомнения, желание быть принятой. Мёйра чувствовала вину не меньшую, чем его собственная, хоть её чувства и были неуместны. Она отчаянно искала что-то, что подкрепило бы её право на дальнейшее существование. Встав выше своего гнева, вины и желания сделать больно кому-нибудь, кому угодно, Мэттью произнёс слова — одни из самых трудных слов, какие он когда-либо произносил:

— Нет. Мне нужна сестра, а не рабыня своей вины. Иди домой, и отдохни. Я сам скажу остальным. Если не скажу, то потом они будут винить меня ещё больше, и тебя, возможно, тоже — за то, что скрыла это от них.

Она несколько долгих секунд смотрела на него, и он понял, что ей хочется его обнять, но она также видела, что он бы плохо отреагировал на эту инициативу. Сжав губы, она встала, и подошла к двери. Прежде чем уйти, она сказала лишь одно:

— Не слишком вини себя. Не только ты принимал эти решения. Я тоже допустила ошибки. — После чего она ушла.

Радуясь одиночеству, Мэттью сел на кровать, и уронил лицо в ладони. Его горе было чем-то осязаемым, настолько густым, что его будто можно было резать ножом — и он наконец смог посмотреть своему горю в лицо без следящих за каждой его мыслью свидетелей. Они с Мойрой в основном не ладили, поскольку во многих отношениях были полной противоположностью друг друга, но она была его сестрой-близнецом, хоть они и не были истинными кровными родственниками. Он вырос с её постоянным присутствием, оно было огромной частью мира, частью которого являлось его «я». Теперь, когда её не стало, он чувствовал себя потерянным.

Он позволил себе десять минут, а потом пошёл искать Айрин и Грэма.

Коналл был в богато обставленной гостевой комнате, а не там, где он проживал, когда находился в столице. Эта комната обычно предназначалась для приезжавших с визитом глав других государств, и её использование в данный момент ясно показывало, насколько Королева ценила своего раненного вассала. Молодой граф был в сознании, занимал сидячее положение, и когда он поднял взгляд на входившего в комнату Мэттью, его лицо было вытянутым и бледным.

Мэтт заметил других людей в комнате — Королева и Айрин стояли у кровати, а Элиз Торнбер сидела на большом диване, явно только что проснувшись после заслуженного отдыха. Грэм сидел рядом с бабкой, тихо разговаривая с ней, но все взгляды сошлись на вошедшем Мэттью.

— Чувствуешь себя лучше? — спросила Айрин с вопросом во взгляде.

— Нет, вообще-то, — признался Мэттью, оглядывая брата. — Хотя я и рад видеть, что наш брат идёт на поправку. — Он подошёл, встав рядом с сестрой. — Коналл, что у тебя с лицом?

Коналл в замешательстве посмотрел на него:

— Э?

Мэттью продолжил:

— Рэнни, ты ведь не давала ему зеркало, верно?

Айрин нахмурилась в ответ:

— Ты о чём говоришь?

— Ничего у меня с лицом не случилось, — настаивал Коналл, поднимая руку, чтобы коснуться своей щеки. — Так ведь?

Брови Мэтта поднялись вверх, будто от внезапного понимания:

— Ты что, не сказала ему? — удивлённо спросил он у Айрин. — Мне следовало молчать. Уверен, всё будет хорошо, покуда мы не будем подпускать его к зеркалам.

Грэм тихо засмеялся, но Айрин успокаивающе взглянула на брата:

— Не слушай его, Коналл. Ничего с твоим лицом не случилось.

Мэттью нахмурился, пристально глядя на Коналла:

— Ты уверена? Я не помню, чтобы он раньше был настолько уродливым. — Затем он поглядел по сторонам: — Может, дело просто в освещении.

Грэм подмигнул ему:

— Может, мне открыть шторы?

— Нет, от этого только хуже станет, — бесстрастно произнёс Мэттью.

— Мальчики, хватит, — предостерегла Элиз. — Я не позволю вам измываться над моим пациентом.

Коналл порычал с секунду, затем испустил слабый смешок:

— Я, наверное, не умираю, иначе вы не стали бы снова надо мной подшучивать.

Ариадна наклонилась вперёд, поцеловав Коналла в лоб:

— Он просто ревнует, потому что из вас двоих ты явно самый красивый. — Затем она выпрямилась: — Я пойду, чтобы вы могли наговориться между собой. У меня дела.

— Но мы ещё не поговорили о том, что случилось, — вставил Коналл. — Я так долго был без сознания. Что случилось после того, как Тирион и М… — Его прервал Мэттью, споткнувшийся и упавший на тумбочку, опрокидывая на Коналла стоявший там кувшин с водой. — А-а! Что! Почему ты такой неуклюжий? — воскликнул Коналл, в шоке от холода.

Айрин зыркнула на Мэттью, точно зная, что он сделал это нарочно, а Элиз поспешила к Коналлу с полотенцем, чтобы его вытереть. Ариадна не стала ждать, и вскоре ушла.

— Грэм, сходи мне ещё за полотенцами, — приказала Элиз.

Пока все находились в движении, пытаясь исправить созданный им хаос, Мэттью наклонился к уху брата:

— Ничего не говори про Мойру. Её здесь не было. Понял?

У Коналла было полно вопросов, но он посмотрел Мэтту в глаза, и еле заметно кивнул, соглашаясь. Как только всё снова улеглось, вопрос вернулся к событиям последних нескольких месяцев, и Айрин взяла на себя большую часть объяснений Коналлу всего случившегося.

Казалось, что их брат был сбит с толку насчёт помилования Королевой их отца, но затем, ещё раз покосившись на Мэттью, он смолчал.

— Мы сможем побольше поговорить, когда ты вернёшься домой, — предложил Мэттью. — Насколько скоро это можно устроить? — спросил он, направляя вопрос Элиз.

— Моё место — здесь, — с некоторым упрямством сказал Коналл.

— Теперь ты — Граф ди'Камерон, — указала Айрин. — Ты не можешь игнорировать это вечно. Пока ты поправляешься, возвращайся домой. Потом никто не помешает тебе снова уехать.

— Элиз вмешалась:

— Теперь, когда его лихорадка вроде пошла на спад, я думаю, что он сможет вернуться через день-другой.

Встревожившись, Коналл с трудом сел:

— Но Королева…

— Я останусь с ней, — вызвалась Айрин. — Её Величество будет в полнейшей безопасности.

Коналл сдался, и теперь, когда они договорились, Мэттью встал, и жестом позвал Грэма:

— Нам следует возвращаться. Мы ещё приедем через пару дней, чтобы забрать его и твою бабушку.

Айрин вышла за ними в коридор, поймав Мэттью за рукав:

— Что она сказала?

Мэтт остановился:

— Ничего хорошего.

Она жестом предложила ему продолжить.

— Рэнни, обещаю, я всё тебе скажу, но не здесь и не сейчас, — с серьёзным выражением лица сказал Мэттью.

— Почему нет?

Он сделал глубокий вдох, собираясь с мыслями:

— Это слишком важно, чтобы озвучивать здесь. Ты ещё несколько дней будешь во дворце, а это вещь, о которой нам нужно говорить всей семьёй. Как только привезёшь Коналла, тогда я всем и скажу. Ты не сможешь заниматься нашим братом, если я всё вывалю сейчас.

Из дальнего конца коридора к ним приблизилась фигура — Сэр Иган. Он остановился в нескольких футах, но внимание его было приковано к Грэму.

— Я не забыл о вашем оскорблении, Сэр Грэм, — объявил он стальным голосом.

Грэм лишь поднял бровь, но Мэттью заговорил первым:

— Дуэли объявлены вне закона, Сэр Иган. Надеюсь, вы это помните.

Грэм положил ладонь ему на плечо:

— Всё хорошо, Мэтт. Сэр Иган не настолько кровожаден. Что у тебя на уме, Иган?

Старший рыцарь мгновенно ответил:

— Извинения хватит, если оно искреннее.

Выпрямившись, Грэм серьёзно ответил:

— За правду я извиняться не буду. Может, на твой слух я и показался хвастуном, но мои слова были просто честны.

— Тогда нам следует проверить эту честность, — со свирепым блеском в глазах предложил Иган.

— Что у тебя на уме? — спросил Грэм.

— Учебные мечи и стёганые куртки, — сказал Иган.

Мэтт застонал, но мужчины уже пришли к согласию. Он бросил взгляд на Айрин, ища поддержки, но та лишь пожала плечами.