— Ты покинула свой пост! — яростно кривя верхнюю губу, из-под которой торчали слегка пожелтевшие клыки, прокричал в самое лицо застывшей перед ним Ди барон Вирг. — Из-за тебя эльфы уничтожили, осквернили наше капище! А теперь ты еще обманом привела к нам в замок иномирцев! — барон отвел руку назад с явным желанием залепить Ди пощечину.
— Ну! Ударь ее! — произнес я, не слезая с коня. — Ударь! И я откажусь от статуса гостя. А после этого уничтожу все твое гнездо. А тебя посажу на кол, на котором ты будешь мучительно оплывать в течение суток, глядя, как напротив тебя также страдают твоя жена и дети! Давай!
С этими словами я выпустил вокруг себя свою магическую ауру, которая тут же заполнила весь двор замка. Мощь у меня сейчас, на двадцатый день пребывания в Мезинаре такая, что свою угрозу я в силах исполнить. И барон не мог этого не осознать — чай не мальчишка неразумный.
— Не надо, дядя, — тихим голосом попросила Ди. — Не делай этого. Он выполнит свое обещание. Я его — барна.
Барон опустил руку. Его клыки медленно втянулись. Ударить чужую барну это нанести тяжелое оскорбление ее хозяину. Отвечать за это придется своей кровью. А в данном случае еще и кровью своих родных.
Тут, пожалуй, поясню. Барна — раб или рабыня, обращенные в это состояние после того, как были захвачены в плен в сражении с оружием в руках. Ничем от других рабов (варн) они не отличаются, но по своему положению все-таки стоят чуть выше тех несчастных, которых купили на невольничьем рынке. Нет, не совсем так. Одно отличие у них все-таки есть — хозяин не может продать барну или подарить, или каким-то другим способом передать на него/нее свои права. Только или убить, или отпустить, если захочет избавиться.
Почему ударить чужую барну (или варну — без разницы) это оскорбление? Потому что раб — это имущество хозяина. Это, как если кто-то плюнет на лобовое стекло вашего авто или разобьет его. После такого владелец обычно выскакивает с монтировкой в руках, хотя непосредственно его никто и не трогал. И такая его реакция всем понятна. Тут то же самое. Только в Мезинаре дело не обойдется тривиальной дракой с нанесением «тяжких телесных», тут принято за подобное убивать.
Теперь по поводу статуса гостя, который дает мне в сложившейся ситуации преимущество — я буду решать, начинать побоище или нет. Перед нами были открыты ворота замка, в которые мы и въехали только что. Ну, я с Михаилом въехал, а Ди вошла пешком, ведя свою лошадь в поводу. Открытые ворота означают, что нас тут принимают как гостей. А гость неприкосновенен. Это местный императив. Лишить меня этого положения по своей воле и напасть на меня барон не может. А вот я могу, будучи оскорбленным, отказаться от статуса гостя, о чем, конечно, должен сначала предупредить, и устроить тут резню.
В общем, мезинарские заморочки, очевидные для уроженцев этого мира, но могущие показаться какими-то излишне запутанными для посторонних.
— Проходите в дом. Мы рады принять вас как гостей, — проговорил барон Вирг, он же дядя моей Ди, он же глава гнезда вампиров, состоявшего, кроме него, его жены и двух взрослых сыновей, один из которых уже был сам женат, еще из одиннадцати человек, среди которых были и отец с матерью моей рабыни.
Последние смотрели сейчас на Ди, но подойти к ней не могли. Разрешение на это они сначала должны были получить у меня.
— Поздоровайся со своими родителями, Ди, — бросил я девушке, соскакивая с коня и давая знак, что можно спешиваться, Михаилу.
Да, со мной сейчас из моей тройки бойцов только Михаил. Сержант Федор Спелый, который вот уже декаду зовется бароном Федром, и Сергей остались в замке барона Федра, где им предстоит обустроить первую базу землян в Мезинаре.
Двадцать дней назад мы прошли в Мезинару через сопряжение, которое, не сомневаюсь, уже закрылось. Впрочем, меня это мало тревожит. Возможность вернуться обратно я найду. В конце концов, именно я сопряжения и притягиваю, в чем уже успел убедиться. Стоило мне задержаться в замке, который стал владением Федора Спелого, на пять дней, как рядом с ним начали появляться признаки готовящегося к открытию портала. Когда мы с Ди и Михаилом уезжали, то я увидел, как эти признаки исчезают. Так что мне просто нужно будет оставаться на одном месте несколько дней, и проход в Нижнеуральск сам появится.
Выехали мы тогда из сопряжения на небольшое пшеничное поле, лигах в пяти от которого виднелся какой-то городок. То, что это город, было понятно по торчавшему шпилю ратуши. В деревнях подобных строений быть не может.
— Я знаю, где мы! — воскликнула радостно Ди. — Я узнаю местность. Мы в Кинде, хозяин! Здесь, днях в шести — семи пути расположен замок нашего гнезда. Так что если захотите, мы сможем туда заехать.
В Кинде? Это удачно, подумал я. Отсюда можно и до Корнубии добраться, где мой императорский замок был. Интересно, он разрушен и заброшен, или кто-то в нем обосновался? Надо бы проверить. Но пока было не до этого.
— Двигаемся вон к той роще! — скомандовал я. — А то и из местных кто-то может нас заметить, и еще, чего доброго, эта сумасшедшая — ее императорское высочество, принцесса Екатерина через Решетилова прорвется, и придется мне ее убеждать вернуться, теряя драгоценное время. Вперед!
М-да… Принцесса Екатерина Михайловна. Никогда ее прежде, до прибытия в Нижнеуральск не видел. Ни по телевидению ее никогда не показывали, ни фото в журналах не публиковали. В сети иногда появлялись какие-то видео с ней, но на них она всегда была далеко, и разглядеть внешность нашей будущей императрицы было невозможно.
Единственная дочь покойного российского императора Михаила. Через три года ей исполнится двадцать один, и тогда состоится торжественная церемония ее коронации, после которой по идее она должна будет взять бразды правления страной в свои руки. Только вряд ли ей это кто-то позволит. Сейчас и вот уже на протяжении последних восьми лет рулит всем Совет аристократов, который выпускать власть из своих загребущих лап отнюдь не собирается.
Вообще, положение императорской семьи мало чем отличается от своеобразного заключения. Вдовствующая императрица совсем Кремль не покидает, по-моему. И не думаю, что ведет она себя так по собственной воле. Уверен, что ее просто не выпускают оттуда. А принцесса, значит, все-таки относительно свободно перемещаться может. Инкогнито, правда, но все же такую возможность ей дают.
Сопряжения ей, видите ли, посмотреть захотелось. Ну-ну… Впрочем, понять девушку можно. Восемь лет назад ее отец, его императорское величество Михаил в одном таком и сгинул. Только не в нижнеуральском, а в архангельском.
Решил сходить на переговоры. Сам. Лично. Не один, конечно, а со свитой советников и чуть ли ни целым полком вооруженной до зубов гвардии. Наивный дядя.
Въехала вся эта компания в портал на броневиках и лимузинах под белым флагом. Не вернулся никто.
Это на земле белый цвет — символ мирных намерений. В Мезинаре он означает объявление войны. И не простой, а на полное уничтожение. Войны, которая будет вестись до тех пор, пока от врагов, их замков, городов, деревень и всего прочего не останется ничего — как ничего нет на белом флаге. Идиоты!
С тех пор высшую власть в Российской империи с удовольствием осуществляет Совет аристократов, который тут же отодвинул в сторону ставшую вдовой императрицу. Она из не самой знатной семьи у нас, так что никакой серьезной поддержки от своего рода в защите своих интересов получить не смогла.
А что касается ее высочества Екатерины, то о ней, повторюсь, только слухи ходят. И не самые лицеприятные. Избалованная, вздорная, вспыльчивая, неумная. Не знаю, так ли это на самом деле. Подозреваю, что распространяют их по указанию Совета, членам которого совсем не хочется, чтобы народ начал задавать вопросы, почему им правят аристократы, и с нетерпением ждать, когда на трон сядет природная императрица.
А тут еще и вопрос, кого ее высочеству в мужья удастся навязать. Каждый из членов Совета проталкивает своего претендента на руку и сердце девушки, а точнее на власть и доступ к финансам. Не сомневаюсь, что пока аристократы не договорятся, никакой коронации не будет. Хоть двадцать один, хоть сорок пять лет принцессе исполнится. В конце концов, и без нее мой папаша и иже с ним такие же князья, да высшие бояре неплохо себя чувствуют, увеличивая свои владения и откусывая от госсобственности все новые и новые куски.
Ладно. Хватит о принцессе Екатерине. Меня ее проблемы не должны сильно волновать. О себе думать надо. О делах, которые меня в ближайшие недели ждут. Я ведь на этот раз в Мезинаре собираюсь надолго задержаться.
Кстати, представляю, как счастлива будет моя дражайшая мачеха княгиня Людмила Валентиновна и любимая сестренка Верочка, когда в Нижний Новгород придет от капитана Давлеева (он в курсе моих планов) сообщение, что княжич Андрей не вернулся из разведки в чужом мире и, вероятно, там и сгинул. Мачеха вечерком, поди, прикажет в свои апартаменты (они у нее с отцом раздельные) подать шампанского, а сестра, наверное, в честь такого события за обедом два пирожных вместо одного умнет. Так-то она, несмотря на возможности магической медицины, в том числе и в борьбе с лишним весом, за своей фигурой следит. Старается слишком много мучного и сладкого не есть, но тут позволит себе.
Брат Николаша? Промычит что-нибудь дипломатично-нечленораздельное, что каждый сможет понять так, как ему больше нравится, — то ли он искренне огорчен, то ли рад случившемуся.
Отец как отреагирует? Поморщится, думаю, как от зубной боли, и почувствует определенное облегчение. Все-таки при живом старшем сыне назначать наследником младшего не очень как-то — разные сплетни вызовет. А тут все само решилось. Как в пословице — «Умер дед Максим, да и х… с ним!».
И вот уж кто точно обрадуется, так это моя матушка. В смысле — мать этого моего тела. Правда, я представления не имею, где она сейчас и жива ли. Несчастная, в общем-то, женщина, так что надеюсь, что все у нее хорошо.
Когда я появился на свет, она самым натуральным образом спятила. С ума сошла, то есть. Не знаю, как она это поняла, наверное, своим материнским сердцем почувствовала, что я, скажем так, не совсем ее сын.
— Это не мой сын! — рассказывали мне, как она кричала, когда меня впервые принесли к ней. — Это чудовище и монстр, который убил моего ребенка. Уберите его от меня! Убейте его сейчас же!
В общем, отправили ее в лечебницу для душевнобольных. Оттуда несколько раз, когда ей становилось лучше, возвращали домой, но, оказавшись под одной крышей со мной, она снова начинала бушевать, и ее опять увозили. Наконец, оставили в больнице окончательно. Через четыре года она оттуда сбежала. Вместе с лечащим врачом, который, похоже, в нее влюбился.
Отец искать ее не стал. Он к этому времени уже давно взял себе вторую жену (в империи это разрешено в случае тяжелого заболевания супруги в целях повышения рождаемости), которая ему сразу же подарила Николашку, а потом и Верунчика, так что он просто забыл и про сбежавшую жену, и почти про меня.
Последнее оказалось очень кстати. Как и то, что я до семи лет не осознавал, кто я такой. А то даже не представляю, как я, ощущая себя Великим Повелителем, мочился бы в памперсы и глупо «гу-гукал». К счастью, этого мне удалось избежать. Понимание, кто я, пришло ко мне только на седьмой день рождения. После этого, конечно, пришлось помучиться, изображая ребенка, но это все-таки уже было не то, как если бы я с младенчества вспомнил все о себе и своей прошлой жизни.
Впрочем, в обоз все эти ненужные мысли о прошлом. Продолжу о том, что случилось с момента, как мы прошли в Мезинару.
Ее высочество преодолеть преграду в лице генерал-майора, судя по всему, не смогла. По крайней мере, из портала она, к моей радости, не появилась. А вот со стороны городка показалась изрядная процессия. И намерения ее были отнюдь не мирными. Впереди не спеша ехали два мага, за ними шел отряд воинов человек в триста. Замыкали этот караван под полсотни повозок, на которые, как я понимаю, предполагалось грузить захваченную добычу.
Ну… Не знаю. Вряд ли сегодняшний поход принесет его участникам какую-нибудь прибыль. Маги, как я разглядел, когда они приблизились, были далеко не той силы, чтобы пробить брешь в оборонительных порядках поджидавшей их на той стороне сопряжения нашей дружины. То, что капитан Давлеев отобьется, не вызывало сомнений. Впрочем, рассмотрев с этой стороны наши войска (сопряжение, если смотреть отсюда, прозрачное), маги могли отказаться от идеи напасть. А если и сунулись бы, то получили бы по зубам и быстренько вернулись назад.
Так что для Нижнеуральска никакой опасности не было. А для нас была. Заметят нас, придется ввязываться в драку.
Нет, я с теми двумя чудаками в мантиях справился бы, даже не вспотев, да еще я мог располагать Ди, а также Федором, Сергеем и Михаилом, вооруженными на этот раз не только автоматами, но и двумя пулеметами — одним ручным, а вторым крупнокалиберным, притороченным к заводной лошади, но мне совсем не надо было, чтобы о том, что по Мезинаре бродит отряд иномирцев, стало известно, а всех перебить не получится. Так что благоразумие требовало бочком — бочком, по овражку, в обход приближавшихся мезинарцев убраться подальше. Мы этот маневр успешно и выполнили, так и не узнав, отважились маги со своим отрядом сунуться в сопряжение или нет.
Следующие три дня, в течение которых мы двигались в сторону границы Кинды с Корнубией, обходя встречавшиеся по дороге мелкие городишки, деревеньки и замки, прошли спокойно и без особых событий. Если не считать немного комичный случай с участием Ди и Сергея.
— Что это у тебя? — с удивлением спросил я на одном из вечерних привалов вампиршу, неуверенно крутившую в руках букетик каких-то полевых цветов.
— Сергей зачем-то мне его дал, — ответила та. — Не знаю, что мне нужно с ним сделать. Тебе, хозяин, передать?
Я чуть не рассмеялся. Сергей решил поухаживать за Ди. Она этого, само собой, не поняла — в Мезинаре цветы дарить не принято. Он забыл, кто она такая? И я не про то, что она моя рабыня. Она — вампирша, а это очень специфическая публика. Надо было как-то его намерения пресечь.
— Нет, мне это передавать не надо, — ответил я Ди. — Воткни несколько этих цветочков себе в волосы. И приготовься показать клыки. Сергей! — позвал я незадачливого ухажера. — Подойди сюда!
Боец приблизился. Вид у него был несколько смущенный. Это еще ничего. Сейчас ты у меня испуганным будешь, усмехнулся я про себя.
— Ди понравился твой подарок. Она польщена и хочет тебя поблагодарить, как это принято у ее расы, — произнес я и продолжил, обращаясь к вампирше на мезинарском. — Покажи клыки!
Девушка тут же подняла верхнюю губу, обнажив клыки, как это делают собаки перед тем, как наброситься, и издала шипение дикой кошки. Сергей отлетел метра на три назад.
— Вот, — сказал я ему. — А еще вампирши в любовной страсти кусаются. Это я тебе так просто говорю. На будущее. Для общего развития. Понял?
— Понял, — закивал Сергей. — Больше не повторится, ваше сиятельство. Обещаю.
Закончилась наше почти идиллическое путешествие неожиданно. Мы как раз уже почти выехали из леса на опушку, когда услышали звуки боя. Да, взрывы огнешаров весьма похожи на звуки от разрывов снарядов, а свист воздушных лезвий можно с некоторого расстояния принять за свист пуль. Но это были именно огненные шары и стрелы, а также воздушные копья и лезвия.
Впереди шло магическое сражение.