Возвращение: Души теней

32

Елена просто светилась от счастья. Она заснула счастливой и проснулась счастливой и спокойной, зная, что скоро она навестит Стефана, а после этого — тоже очень скоро — освободит его.

Бонни и Мередит не удивились, когда она захотела посоветоваться с Дамоном по двум вопросам: во-первых, кто должен пойти, а во-вторых, что надеть. Но их удивил ее выбор.

— Если все будет хорошо, — медленно начала она, водя пальцем по столу в комнате, где они собрались на следующее утро, — я бы хотела, чтобы со мной пошли только несколько человек. Со Стефаном плохо обращаются, а ему не нравится плохо выглядеть. Я не хочу унижать его.

На лицах присутствующих появился румянец. Возможно, они покраснели от негодования, а потом от чувства вины. Понять было трудно — выходящие на запад окна были приоткрыты, и все заливал утренний красный свет. Только одно было ясно: каждый хотел идти.

— Поэтому я надеюсь, — Елена посмотрела в глаза Мередит и Бонни, — что ни один из вас не обидится, если не пойдет со мной.

Они обе поняли, что не пойдут, — Елена прочитала это на их лицах. Большинство ее планов зависело от реакции лучших подруг.

Мередит ответила благородно:

— Елена, ты прошла через ад — в буквальном смысле, — чтобы спасти Стефана, и чуть не умерла. Ты возьмешь с собой тех, кто принесет больше пользы.

— Мы понимаем, что это не соревнование в популярности, — Бонни старалась не плакать. Она по-настоящему хочет пойти, подумала Елена, но она все понимает. — Перед девушкой Стефану может стать совсем неловко, — Бонни даже не добавила «хотя мы никогда не сделаем ничего, что может смутить его», и Елена обняла ее, чувствуя под руками маленькое, как у птички, тело. Потом она повернулась и почувствовала теплые, тонкие и сильные руки Мередит. Напряжение ушло.

— Спасибо, — она вытирала слезы. — Вы правы, я думаю, ему сложнее будет предстать перед девушками. Еще трудно будет с теми, кого он хорошо знает и любит. Поэтому я хочу, чтобы со мной пошли Сейдж, Дамон и доктор Меггар.

Лакшми вскочила и спросила с таким интересом, как будто ее тоже выбрали:

— В какой он тюрьме?

— В Ши но Ши, — ответил Дамой.

Глаза Лакшми округлились. Мгновение она смотрела на Дамона, а затем выскочила за дверь, откуда и долетел ее дрожащий голос:

— Мне нужно кое-что сделать, хозяин!

Елена посмотрела на Дамона:

— И что это было? — Ее голос способен был заморозить лаву на тридцать метров в глубину.

— Не знаю. Правда не знаю. Шиничи показал мне иероглифы и сказал, что они произносятся — как «Ши но Ши» и означают «Смерть Смерти», то есть снятие проклятия с вампира.

Сейдж закашлялся:

— Мой доверчивый друг. Мои cher idiot. Ты поверил ему, никого больше не спросив.

— Вообще-то спросив. Я нашел в библиотеке японку средних лет, написал эти слова английскими буквами и спросил, значит ли это «Смерть Смерти». Она ответила, что да.

— Ты повернулся и вышел, — сказал Сейдж.

— Откуда ты знаешь? — Дамон начал сердиться.

— Потому что, mon cher, эти слова могут значить многое. Все зависит от иероглифов, которые ты ей не показал.

— У меня их не было! Шиничи написал их в воздухе красным дымом, — он добавил с какой-то сердитой тоской. — Ну и что еще они означают?

— Они могут означать и то, что ты сказал. А еще они могут значить «Новая Смерть». Или «Истинная Смерть». Или даже «Бога Смерти». Учитывая то, как со Стефаном там обращаются…

Если бы взгляды были кольями, Дамон уже погиб бы — столько жестких обвиняющих взглядов было устремлено на него. Он повернулся, как загнанный волк, и обнажил зубы в улыбке.

— В любом случае, я не думал, что это что-то очень приятное. Я просто решил, что это поможет Стефану избавиться от вампирского проклятия.

— В любом случае… — повторила Елена. Потом сказала: — Сейдж, если узнаешь, впустят ли нас туда, я буду чрезвычайно признательна.

— Считайте, что все уже сделано, мадам. И — давайте посмотрим — я хочу, чтобы все оделись по-другому. Если все согласны, я поговорю с леди Ульмой.

Спиной она чувствовала растерянные взгляды Бонни и Мередит. Леди Ульма была бледна, но ее глаза сияли. Альбом для набросков лежал открытый — хороший знак.

Леди Ульма поняла все с нескольких слов и одного взгляда и сказала твердо:

— На все понадобится час-два. Нужно просто обратиться к правильным людям. Обещаю.

Елена осторожно сжала ее запястье.

— Спасибо вам. Вы просто волшебница!

— Значит, я буду кающимся грешником, — Дамон встретил ее прямо за дверью комнаты леди Ульмы. Наверное, он подслушивал.

— Нет, я об этом даже не думала. Просто решила, что из-за рабской одежды на тебе и остальных Стефан будет меньше стесняться. Почему ты считаешь, что я хочу наказать тебя?

— А это не так?

— Ты здесь, чтобы помочь мне спасли Стефана. Ты прошел через… — Елена остановилась и принялась искать чистый носовой платок. Дамон протянул ей свой, черного шелка.

— Ладно. Не будем вдаваться в подробности. Извини. Я думаю о том, что сказать, а затем я просто говорю, независимо от того, насколько вероятным мне это кажется, и независимо от собеседника.

— Ты никогда не слышал внутренний голос, говорящий, что люди могут быть хорошими, и что они необязательно хотят тебя обидеть? — задумчиво спросила Елена, размышляя над вопросом, насколько крепко скован сейчас цепями маленький мальчик.

— Не знаю. Может быть. Иногда. Но поскольку этот голос чаще всего ошибается в этом худшем из миров, почему я должен обращать на него внимание?

— Мне хочется, чтобы ты иногда хотя бы пытался, — прошептала Елена. — Тогда мне проще было бы спорить с тобой.

«Мне и так все нравится», — мысленно сказал Дамон, и Елена вдруг поняла — опять?! — что они сплелись в объятиях.

На ней был утренний наряд: длинная ночная рубашка и такой же пеньюар — бледный, отливающий перламутром голубой шелк, казавшийся фиолетовым в лучах никогда не садящегося солнца.

«Мне… это тоже нравится», — Елена чувствовала, что Дамона всего трясет. Дрожь сотрясала даже ту бесконечную бездну, которую можно увидеть, заглянув в его глаза.

«Я просто пытаюсь быть честной, — добавила она, почти испугавшись его реакции. — Я не могу ожидать от других честности, если сама не буду такой».

«Не надо быть честной! Лучше ненавидь меня. Презирай», — умолял Дамой, одновременно гладя ее руки и два слоя шелка, преграждавшие путь к коже.

— Почему?

«Потому что мне нельзя верить. Я одинокий волк, а ты — чистая душа, белоснежный новорожденный агнец. Не позволяй мне ранить тебя».

— Почему ты должен ранить меня?

«Потому что я могу… нет, я не хочу кусать тебя… я только хочу поцеловать тебя», — Дамон был откровенен. Он поцеловал ее, почувствовал, когда колени у нее подкосились, и подхватил ее, пока она не упала.

«Дамон, Дамон… — Ей было очень хорошо, потому что она доставляла ему удовольствие. Но вдруг она поняла. — Дамон! Пожалуйста, отпусти меня… Я должна идти на примерку».

Густо покраснев, он медленно и неохотно отпустил ее, поддержал, чтобы она не упала, и снова отпустил.

— Думаю, мне тоже стоит пойти на подгонку, — сказал он серьезно, не сразу вписавшись в дверь.

— Не на подгонку, а на примерку! — крикнула Елена вслед, так и не поняв, услышал ли он.

Она была рада, что он ее отпустил, ничего не понимая, кроме того, что она сказала «нет». Крошечное такое уточнение.

Она поспешила в комнату леди Ульмы, набитую людьми, включая двух манекенщиков, одетых в штаны и длинные рубахи.

— Одежда для Сейджа, — леди Ульма кивнула в сторону более крупного мужчины, — а это для Дамона.

— Она идеальна!

В глазах леди Ульмы мелькнуло сомнение:

— Она сделана из мешковины. Самой плохой ткани даже у рабов. Ты уверена, что они должны это надеть?

— Они наденут это или вообще никуда не пойдут, — твердо ответила Елена и подмигнула.

Леди Ульма рассмеялась:

— Хороший план.

— Да. А что вы думаете о другом моем плане? — Елена покраснела, но ей на самом деле было интересно мнение леди Ульмы.

— Милая моя благодетельница! Я видела, как моя мама делала такие костюмы… после того как мне исполнилось тринадцать, конечно, И она говорила мне, что они всегда радовали ее, потому что она делала приятное сразу двум людям — просто чтобы сделать приятное. Я обещаю, что мы с Люсьеном все сделаем быстро. Разве тебе не пора собираться?

— Да… я вас люблю, леди Ульма! Так забавно, чем больше людей ты любишь, тем больше хочется любить! — Елена побежала обратно в свою комнату.

Все ее горничные уже были там. Елена стремительно окунулась в ванну — она очень волновалась — и очутилась на диване среди улыбающихся девушек с твердыми взглядами. Каждая из них аккуратно делала свою работу, не мешая остальным.

Некоторые занимались эпиляцией — по одной девушке трудилось над каждой ногой, одна занималась подмышками, еще одна приводила в порядок брови. Пока они суетились, другие, с разными кремами и мазями, создавали уникальный аромат, а еще одна женщина внимательно изучала лицо и тело Елены.

Она подвела брови темным, тронула веки тенями с металлическим отливом и непонятно как удлинила ресницы минимум на четверть дюйма. Потом нарисовала длинные черные стрелки и аккуратно накрасила губы Елены красным блеском — теперь они казались постоянно сложенными для поцелуя. Затем она обрызгала все тело Елены каким-то блеском и закрепила в пупке большой желтый бриллиант, присланный из мастерской Люсьена.

Когда парикмахеры укладывали на лбу Елены последние мелкие локоны, от леди Ульмы принесли две коробки и алый плащ, Елена поблагодарила горничных и косметологов, заплатила им — они смущенно захихикали — и попросила их удалиться. Когда они начали возмущаться, она попросила их снова, так же вежливо, но уже немного громче. Они ушли.

Руки Елены дрожали, когда она взяла наряд, созданный леди Ульмой. По степени пристойности он находился на одном уровне с купальником и выглядел как россыпь украшений, разбросанных по клочкам золотого тюля. Дополняли его желтые бриллианты — ожерелье и браслеты. Как бы дорого ни была одета Елена, она оставалась рабыней.

Больше на ней ничего не было. Для свидания со Стефаном она оделась в тюль, драгоценности, духи и косметику. Елена накинула алый плащ — очень аккуратно, чтобы не помять и не испортить наряд под ним, и сунула ноги в золотые босоножки на высоких каблуках.

Сбежав вниз по лестнице, она успела как раз вовремя. На Сейдже и Дамоне были плотно запахнутые плащи, скрывавшие мешковину.

Сейдж уже приготовил карету леди Ульмы. Елена поправила золотые браслеты на запястьях — она ненавидела их, потому что вынуждена была их носить, но они так хорошо сочетались с белой меховой отделкой красного плаща… Дамон протянул руку, чтобы помочь ей сесть в экипаж.

— Я поеду внутри? Означает ли это, что я могу снять… — При взгляде на Сейджа надежда рухнула.

— Разве что мы занавесим все окна. Тебе нельзя показываться на улице без браслетов.

Елена вздохнула и подала руку Дамону. Стоя против солнца, он казался темным силуэтом. Моргнув, Елена заметила, что он удивлен. Она поняла, что он увидел се позолоченные веки. Его взгляд скользнул ниже, до губ, сложенных как для поцелуя. Елена покраснела.

— Я запрещаю тебе приказывать мне показать то, что под плащом, — торопливо сказала она. Дамон посмотрел на нее угрюмо.

— Мелкие кудри, прикрывающие лоб, плащ, закрывающий тебя от шеи до пят, помада, как… — Он уставился на нее снова. Губы изогнулись, как будто он прикоснулся ими к ее губам.

— Пора идти, — пропела Елена, поспешно садясь в карету. Она чувствовала себя счастливой, хотя понимала, почему освобожденные рабы никогда больше не наденут ничего, напоминающего наручники. Она оставалась счастливой, когда они подъехали к Ши но Ши, большому зданию, походившему на комбинацию тюрьмы с тренировочным залом для гладиаторов.

И она все еще была счастлива, когда охранники Ши но Ши пропустили их, ничуть не забеспокоившись. Трудно было сказать, какой эффект произвел на них плащ — они были демонами: мрачными, с сиреневой кожей, огромными, точно быки. Она заметила кое-что, что сначала ее напутало, а потом зажгло в душе надежду. В одной стене вестибюля была постоянно запертая, украшенная странными символами дверь, похожая на дверь в склад или магазин рабов. Люди в странных одеждах называли место назначения, прежде чем повернуть ключ и открыть дверь.

Это была дверь в другие измерения. Прямо здесь, в тюрьме Стефана. Бог знает сколько охранников последует за ними, если они попытаются уйти через нее, но запомнить дверь надо.

Охранники на нижних этажах здания Ши ко Ши, где и находилась тюрьма, отреагировали на Елену и ее спутников очень явно и неприятно. Это были какие-то мелкие демоны — может быть, чертята, и они не упустили ни одной возможности поиздеваться над — посетителями. Дамону пришлось подкупить их, чтобы они позволили им пройти туда, где находилась темница Стефана, чтобы они могли войти одни, без охраны, и чтобы Елена, рабыня, смогла зайти и увидеть свободного вампира.

Даже когда Дамон отдал им маленькое состояние, они продолжали хихикать и как-то мерзко булькать. Елена не доверяла им. И оказалась права.

В коридоре, который Елена видела во время путешествий без тела, они повернули налево, а не пошли прямо. Там их ждали другие охранники, практически умирающие от смеха.

«Боже мой, они ведут нас, чтобы показать мертвое тело Стефана?» — неожиданно подумала Елена. И тут Сейдж по-настоящему помог ей. Он подал ей большую руку и поддерживал ее до тех пор, пока она снова не почувствовала свои нога. Они шли все дальше по грязным и вонючим коридорам, потом резко повернули направо.

Сердце Елены рванулось вперед. Оно твердило: не так, неправда, неправильно, еще до того, как они достигли последней камеры по коридору. Она совсем не походила на старую камеру Стефана. Ее закрывала не решетка, а колючая проволока с острыми шипами. Никакой возможности передать сквозь сетку бутылку черномагического вина. Никакой возможности влить вино в рот через сетку. Не получилось бы даже просунуть палец и прикоснуться к заключенному. Камера оказалась чистой, но в ней не было ничего, кроме лежащего навзничь Стефана. Ни еды, ни воды, ни койки — ничего — даже соломы. Только Стефан.

Елена закричала — то ли что-то осмысленное, то ли просто от боли. Она бросилась к клетке — или попыталась это сделать. Острая, как бритва, колючая проволока резала ей руки, пока Дамон, обладатель великолепной реакции, не оттащил ее.

А потом он просто оттолкнул ее и посмотрел. Раскрыв рот, он смотрел на своего младшего брата — исхудавшего, еле дышащего молодого человека с посеревшим лицом, походившего на брошенного ребенка, одетого в мятую, грязную, изношенную тюремную робу. Дамон поднял руку, как будто забыв о преграде, и Стефан вздрогнул.

Казалось, он не узнавал и не помнил никого из них.

Он посмотрел на капли кропи, оставшиеся там, где Елена хваталась за проволоку, понюхал их и тупо огляделся вокруг, как будто почувствовав что-то. Поднял глаза на Дамона. Взгляд бессмысленно блуждал, как у младенца.

Дамон задыхался. Он бросился к другой стене — и убил бы любого, кто встал бы у него на пути. Если Дамон рассчитывал, что охранники погонятся за ним, а в это время его друзья вытащат Стефана, то он ошибался. Несколько охранников кривлялись перед ним, как мартышки. Остальные так и стояли за спиной у Сейджа.

Елена прокручивала в мозгу все возможные варианты. Наконец она повернулась к Сейджу:

— Возьми все деньги, которые у нас есть, и еще вот это, — она показала на свое ожерелье из двух десятков желтых бриллиантов. — Если понадобится еще, скажи мне. Дайте мне полчаса наедине с ним! — Сейдж покачал головой. — Двадцать минут! Задержи их хотя бы на двадцать минут!

Сейдж посмотрел ей в глаза и кивнул.

— Хорошо.

Елена умоляюще посмотрела на доктора Меггара.

Было ли у него что-нибудь — есть ли вообще что-нибудь, что может помочь?

Брови доктора Меггара опустились, потом взлетели, Это был взгляд отчаяния. Но потом он нахмурился и прошептал:

— Есть одно лекарство, которое, как говорят, помогает в тяжелых случаях. Могу попробовать.

Елена с трудом удержалась, чтобы не припасть к его ногам.

— Пожалуйста! Пожалуйста, сделайте это! Пожалуйста!

— Оно поможет только на пару дней…

— Это неважно! Мы вытащим его к тому времени!

— Хорошо.

Сейдж увел всю толпу охранников подальше, приговаривая:

— Я торгую драгоценными камнями, и у меня есть кое-что, на что вы просто обязаны взглянуть.

Доктор Меггар открыл сумку и достал из нее шприц.

— Деревянная игла, — улыбнулся он, наполняя шприц чистой красной жидкостью из флакона. Елена взяла другой шприц и с нетерпением смотрела, как доктор Меггар уговаривает Стефана протянуть руку к решетке. Наконец, Стефан сделал это — и тут же рванулся с криком боли, когда жгучая жидкость потекла по вене.

Елена в отчаянии посмотрела на доктора:

— Сколько вы ввели?

— Около половины. Все хорошо. Я взял двойную дозу и действовал очень быстро. Я знаю, такое быстрое введение может навредить ему, но я сделал то, что хотел.

— Хорошо, — восторженно сказала Елена, — теперь я хочу, чтобы вы наполнили шприц моей кровью.

— Кровью? — в ужасе переспросил доктор Меггар.

— Да! Шприц достаточно длинный, чтобы пройти сквозь решетку. Кровь будет капать с другой стороны. Он станет ее пить, когда она закапает. Это может снасти его! — Елена произносила каждое слово медленно, будто говорила с ребенком. Ей очень хотелось, чтобы ее услышали.

— Елена, — простонал доктор Меггар и вытащил из-под плаща бутылку черномагического вина. — Мне очень жаль. Но у меня не получится взять у тебя кровь. Я… почти слеп.

— Но очки?

— Они мне не помогут. Я тяжело болей. Многим врачам достаточно сложно попасть в вену, но для меня это вообще невозможно. Прости, дитя мое. Прошло двадцать лет с тех пор, как я был успешным врачом.

— Тогда я найду Дамона и попрошу его вскрыть мне аорту. Наплевать, что это меня убьет.

— Мне не все равно. — Елена и доктор повернули головы на донесшийся из клетки голос.

— Стефан! Стефан! Стефан! — Не думая о том, что проволока может сделать с ее телом, Елена наклонилась, пытаясь дотянуться до его рук.

— Нет, — Стефан говорил так тихо, как будто открывал страшную тайну. — Положи пальцы здесь и здесь — поверх моих. Эта ограда из особого материала, который блокирует мою Силу, но он не может повредить мою кожу.

Елена послушалась его. Она прикоснулась к Стефану. По-настоящему прикоснулась. Спустя столько времени. Ни один из них ничего не говорил.

Елена слышала, как доктор Меггар встал и тихо отошел. К Сейджу, подумала она. Но она думала только о Стефане. Они просто смотрели друг на друга — на ресницах у обоих дрожали слезы. Они чувствовали себя очень юными.

И очень близкими к смерти.

— Ты говорила, что я всегда заставляю тебя произносить это первой, поэтому ты будешь удивлена. Я люблю тебя, Елена.

Слезы закапали из глаз Елены.

— Сегодня утром я как раз думала, скольких людей я люблю. Но это только потому, что есть один, которого я люблю больше всех. Единственный, навеки. Я люблю тебя, Стефан! Я люблю тебя!

Елена отступила на мгновение и вытерла глаза, как это делают умные девочки, чтобы не испортить макияж: положив пальцы на нижние веки и наклонившись назад, чтобы слезы и тени мелкими каплями рассеялись в воздухе.

Наконец-то она смогла думать.

— Стефан, — прошептала она, — мне так жаль. Я потратила все утро, чтобы одеться — ну ладно, раздеться, чтобы показать, что ждет тебя, когда мы вытащим тебя отсюда. Но сейчас… я чувствую…

В газах Стефана тоже не было слез.

— Покажи, — с интересом прошептал он.

Елена встала, и скинута плащ. Закрыла глаза, продемонстрировала мелкие локоны, обрамлявшие лицо. Водостойкие золотые тени остались на веках, драгоценности никак не могли исправить непристойности надетой на ней золотой сетки. Кожа переливалась, тело было совершенно первой красотой молодости, которая уже никогда не повторится.

Раздался долгий вздох, а потом тишина. Елена открыла глаза, испугавшись, что Стефан мог умереть.

Но он стоял, вцепившись в железную решетку, как будто пытаясь сломать ее.

— Это все ради меня? — прошептал он.

— Ради тебя. Только ради тебя.

В этот момент она услышала мягкий звук за спиной и повернулась. Из камеры напротив сверкали два глаза.