Возвращение: Души теней

16

Дамон явно решил сдаться Елене на милость, поэтому принял жалобный и растерянный вид, который так хорошо ему удавался.

— Я на самом деле не зачаровывал тебя, — повторил он и поспешно добавил: — Может, сменим тему? Я расскажу тебе о звездных шарах.

— Это было бы недурно, — ответила Елена ледяным тоном.

— Шары ведут запись прямо с нейронов, заметила? С нейронов мозга. Все, что ты испытала, находится где-то в мозгу, и шары вытаскивают это наружу.

— То есть можно вспомнить что-то и смотреть это снова и снова, как кино? — Елена прикрыла лицо вуалью и подумала, что подарила бы звездный шар Алариху и Мередит перед свадьбой.

— Нет, — мрачно ответил Дамой, — не так. Во-первых, ты теряешь это воспоминание — мы ведь говорим об игрушке кицунэ. Когда воспоминание перешло в звездный шар, ты сама уже ничего не помнишь. Во-вторых, «запись» в звездном шаре постепенно выцветает — от частого использования, от времени, от других никому не известных факторов. Но шарик мутнеет, чувства ослабевают, и наконец он становится просто пустым стеклянным шаром.

— Но тот бедолага продавал день свой жизни. Прекрасный день! Я думала, он хочет сохранить его.

— Ты его видела.

— Да. — Елена снова представила завшивевшего, измученного старика с посеревшим лицом. Когда она поняла, что когда-то он был смеющимся юным Джоном, в шкуре которого она побывала, по позвоночнику пробежал холодок. — Как это печально, — и она имела в виду не воспоминание.

Но на этот раз Дамон не следил за ее мыслями.

— Да. Здесь очень много нищих и стариков. Они выкупились из рабства, или их хозяева умерли… и им предстоит умереть здесь.

— А звездные шары? Разве они сделаны не для бедняков? Богатые ведь могут просто съездить на землю и увидеть летний день наяву.

Дамой невесело рассмеялся.

— Конечно, нет! Большинство из них привязано к этому месту.

Он очень странно произнес слово «привязано».

— Слишком заняты, чтобы уехать в отпуск? — рискнула Елена.

— Слишком заняты, слишком могущественны, чтобы нарушить чары, охраняющие Землю от них, слишком боятся оставлять здесь своих врагов, слишком немощны, имеют слишком дурную репутацию, слишком мертвые.

— Мертвые?! — пахнущий мертвечиной туман, казалось, окутал Елену.

Дамон зло улыбнулся:

— Ты забыла, что твой собственный парень — de inortius? Не говоря уж о твоем уважаемом хозяине. Большинство людей, умирая, переходит на другой уровень — намного выше или намного ниже. Это место для плохих, самый верхний его уровень. Что ниже… не хотел бы я это знать.

— Там ад? — выдохнула Елена. — Мы в аду?

— Скорее, мы в Лимбе. А еще есть и Другая Сторона, — он кивнул на горизонт, где все еще садилось солнце, — другой город, расположенный, возможно, именно там, где ты оказалась после смерти. Здесь его зовут просто Другой Стороной, но я расскажу тебе два слуха. Иногда его называют Небесным Двором. Небо там ярко-голубое, а солнце всегда встает.

— Небесный Двор… — Елена забыла, что говорит вслух. Она подумала о королях, рыцарях и волшебниках, представила себе место, похожее на Камелот.

Слова поселили в душе ноющую тоску и — не воспоминания, но ощущение, что воспоминания спрятаны совсем близко. Правда, за надежно запертой дверью. Сквозь замочную скважину Елена разглядела множество женщин, похожих на Стража, — высоких, золотоволосых и голубоглазых. И еще одну, совсем девочку, которая подняла голову и неожиданно встретилась взглядом с Еленой.

Паланкин вынесли с базара в трущобы. Елена разглядывала их, бросая быстрые взгляды из-под вуали. Трущобы походили на земные, только были еще грязнее. Дети с позолоченными солнцем волосами толпились вокруг паланкина, протягивая руки в понятом без слов жесте. Елена до слез пожалела о том, что у нее ничего нет. Ей хотелось бы построить здесь дома, дать этим детям еду и чистую воду, образование и будущее. Поскольку она не имела ни малейшего понятия о том, как обеспечить им все это, они уносили с собой сокровища вроде жвачки «джу-сифрут», расчески, щетки, блеска для губ, бутылочки с водой и сережек.

Дамон качал головой, но не останавливал ее, пока она не принялась нашаривать на груди подвеску с лазуритом и бриллиантами, подаренную Стефаном. Она чуть не плакала, пытаясь расстегнуть замок, но тут веревка на ее запястьях затянулась.

— Хватит! Ты ничего не понимаешь. Мы еще даже не вошли в город. Почему бы тебе не полюбоваться архитектурой, вместо того чтобы возиться с никчемными детьми, которые все равно умрут?

— Холодно… — Елена не могла объяснить ему, что она чувствует, да и не хотела — слишком она была зла. Однако она оставила в покое цепочку и принялась рассматривать город.

Елена увидела горизонт и здания, которые строились на века. Они походили на египетские пирамиды и вавилонские зиккураты — только новые. Солнце, выглядывавшее из низких багровых облаков, окрашивало все в красный и черный цвет. Огромное красное солнце даже воздух, казалось, делало разноцветным, создавая разное настроение. Отсветы, игравшие на воде широкой реки, отблескивающие на мелкой ряби, были почти романтичны. Одновременно солнце казалось чужим и страшным, висело на горизонте зловещим знаком, красило здания, даже самые величественные, в цвет крови. Когда они повернулись спиной к солнцу — носильщики внесли их в квартал, застроенный огромными зданиями, — Елена увидела длинные зловещие черные тени.

— Ну? Что думаешь? — Дамон, кажется, пытался успокоить ее.

— Это похоже на ад, — медленно сказала Елена. — Я не хочу тут жить!

— А кто сказал, что нам придется здесь жить, о, моя Принцесса Тьмы? Мы вернемся домой, где ночи бархатно черны, а луна льет с неба серебряный свет. — Дамон провел пальцами по ее руке, от ладони до плеча. По телу пробежала дрожь.

Она попыталась загородиться от него вуалью, но та была слишком прозрачной. Его улыбка по-прежнему ослепляла сквозь усыпанную бриллиантами белизну — чуть розоватую, конечно, из-за света.

— Здесь есть луна? — Она хотела отвлечь его. Она боялась. Его и себя.

— Да, три или четыре. Но они очень маленькие, а солнце никогда не заходит, поэтому их не видно. Как неромантично… — Он снова улыбнулся, на этот раз медленно, но Елена отвернулась.

И увидела нечто, захватившее ее внимание целиком. В переулке перевернулась повозка, по дороге раскатились рулоны кожи и меха. На земле лежала худая, изможденная немолодая женщина, впряженная в повозку, и высокий разъяренный мужчина бил ее плетью.

Женщина смотрела на Елену. Лицо ее искажала жуткая гримаса, она пыталась сжаться в комок, прижимая руки к животу. Выше пояса она была обнажена, и плеть рвала незащищенную кожу — тело покрывала кровь.

Елена почувствовала, как расправляются Крылья Силы, но они почему-то не появились. Она направила всю Силу, чтобы освободить плечи, но ничего не вышло. Возможно, это было как-то связано с рабскими оковами. Может быть, дело было в Дамоне, который резко приказал ей не вмешиваться.

Его слова с трудом пробились сквозь шум крови в ушах. Елена рванула веревку с рук и выскочила из паланкина. В шесть или семь прыжков она очутилась за человеком с плетью.

Он оказался вампиром — клыки удлинились при виде крови, но он не прекращал порки. Он был слишком силен, чтобы Елена могла с ним справиться, но…

Елена встала над женщиной, вскинув руки в защищающем жесте. С одного ее запястья свисала веревка.

На вампира это не произвело никакого впечатления. Он взмахнул плетью и хлестнул Елену по щеке, задев и разорвав топкую летнюю кофточку, белье под ней и даже кожу. Она задохнулась от боли, а кончик кнута щелкнул по ногам, легко порвав джинсы.

Слезы текли по щекам Елены, но она не обращала на них внимания. Она не издала ни звука и не двинулась с места. Елена чувствовала, как ветер проникает под разорванную одежду — нетронутая вуаль развевалась за спиной, как будто защищая сбитую повозкой рабыню.

Елена отчаянно пыталась вызвать Крылья. Она хотела сражаться настоящим оружием, и оно у нее было, но она не могла спасти ни себя, ни рабыню. Но даже без Крыльев Елена точно была уверена в одном. Этот ублюдок больше не прикоснется к своей рабыне, не разрезав предварительно Елену на куски. Кто-то остановился посмотреть, кто-то выбежал из лавки. Дети, преследовавшие паланкин, сгрудились вокруг нее, собралась целая толпа.

По-видимому, купец, избивающий рабыню, тут обычное зрелище. А вот красивая девушка, с которой срывают одежду — девушка с золотыми волосами под бело-золотой вуалью, с глазами, которые напоминают им о почти забытом синем небе, — это совсем другое дело. Кроме того, девушка явно была новой рабыней-дикаркой, которая только что оскорбила своего хозяина, порвав веревки, и теперь, словно в насмешку, стояла под нетронутой вуалью.

Ужасающее уличное представление.

Несмотря на все это, хозяин рабыни снова замахнулся. Кто-то ахнул, кто-то недовольно заворчал. Елена слышала их шепот. Такая девушка не могла появиться в трущобах, она предназначена для центра. Это понятно уже по ауре. С такими золотыми волосами и голубыми глазами она могла бы оказаться Стражем с Другой Стороны. Кто знает? Поднятая плеть так и не опустилась. Черная вспышка чистой Силы разогнала половину толпы. Вампир — совсем молодой на вид, одетый по моде верхнего мира, земли, встал между рабовладельцем и золотоволосой девушкой, угрожающе навис над съежившимся противником. Те зрители, которых не я взволновал вид девушки, почувствовали, что их сердца стали биться чаще. Он был хозяином этой девушки и теперь взял ситуацию в свои руки.

В этот момент на сцене появились Бонни и Мередит. Они уютно устроились в паланкине, красиво расположив складки вуалей — темно-синей у Мередит и нежно-зеленой у Бонни. Они могли бы послужить иллюстрацией к «Тысяче и одной ночи».

Но, увидев Дамона и Елену, они выскочили из паланкина без всякого изящества. Толпа была уже такой плотной, что путь приходилось прокладывать локтями и коленями, но уже через пару секунд они оказались рядом с Еленой. Их путы свободно болтались, вуали небрежно развевались.

Мередит ахнула, Бонни раскрыла глаза. Елена вдруг поняла, какое перед ними предстало зрелище. Кровь текла из пореза на Елениной щеке, под разорванной кофточкой виднелось рваное окровавленное белье. Одна из штанин стремительно пропитывалась красным. Но в ее тени скорчилась еще более жалкая фигура. Когда Мередит закутала Елену в прозрачную вуаль, чтобы хоть немного прикрыть рваную одежду, жертва избиения подняла голову и уставилась на девушек глазами затравленного животного.

Дамон мягко сказал:

— Мне это нравится, — он поднял своего противника в воздух одной рукой и сдавил ему горло, как кобра. Тот издал придушенный крик. Никто не вмешивался, никто не подбадривал рабовладельца и не уговаривал его вступить в бой.

Посмотрев на лица людей из толпы, Елена поняла причину. Они с подругами привыкли к Дамону — ну насколько вообще можно привыкнуть к его почти не сдерживаемой жестокости. Но эти люди видели его впервые. Молодого человека, одетого в черное, невысокого и стройного. Убийственная грация и точность движений компенсировали недостаток грубой силы. Исходившее от него ощущение опасности делало его заметной фигурой в любых обстоятельствах. Примерно так же выглядела бы пантера, лениво прогуливающаяся по городским улицам.

Даже здесь, где опасности подстерегали на каждом углу, этот молодой человек излучал угрозу. От него предпочитали держаться подальше.

Елена, Мередит и Бонни оглядывались по сторонам в надежде найти кого-нибудь, кто мог бы оказать медицинскую помощь, или хотя бы чего-нибудь чистого, прикрыть раны. Примерно через минуту они поняли, что ничего не найдут, поэтому Елена обратилась к толпе:

— Где найти врача? Целителя?

Толпа даже не посмотрела на нее. Они явно не хотели связываться с девушкой, бросившей вызов демону в черном, который сейчас доламывал шею рабовладельца.

— Вы думаете, что это весело?! — Елена теряла контроль над собой, в голосе появились отвращение и гнев. — Когда такой ублюдок избивает голодную беременную женщину?!

Кто-то опустил глаза, кто-то пробормотал: «Ну он же ее хозяин». А один парень, прислонившийся к стоящему вагону, резко выпрямился:

— Беременную? Она не похожа на беременную.

— Она беременна!

— Ну, — медленно сказал парень, — если это правда, он просто портит свой же товар.

Он бросил нервный взгляд на Дамона, стоявшего над рабовладельцем, чье мертвое лицо искажала мучительная гримаса.

Елена боялась, что женщина может умереть.

— Кто-нибудь знает, где найти врача?

В толпе что-то бормотали.

— Может, дать им денег? — предложила Мередит. Елена потянулась к подвеске, но Мередит оказалась быстрее. Она сняла прекрасное аметистовое ожерелье и взвесила его в руке: — Оно достанется тому, кто найдет нам хорошего врача.

Какое-то время толпа колебалась, сопоставляя риск и награду.

— А у вас нет звездных шаров? — хрипло спросил кто-то, но его перебил высокий чистый голос:

— Меня это устроит!

Ребенок — настоящий уличный оборвыш — протолкался вперед и схватил Елену за руку:

— Доктор Меггар живет вон там, всего в паре кварталов, мы можем сходить туда.

На ребенке было старое драное платье, явно надетое только для тепла — под ним красовалась пара старых штанов. Елена не могла даже понять, мальчик это или девочка, пока малышка не улыбнулась и не прошептала:

— Меня зовут Лакшми.

— Я Елена.

— Тогда поспешим, Елена. Здесь скоро будут Стражи.

Мередит и Бонни поставили избитую рабыню на ноги, но той было слишком плохо, чтобы она могла попять, убьют ли ее или, наоборот, помогут.

Елена вспомнила, как женщина жалась в ее тени. Она положила руку на залитое кровью плечо и тихо сказала:

— Ты в безопасности. Ты поправишься. Твой… хозяин мертв. Я обещаю, что никто тебя больше не тронет. Клянусь!

Женщина неверяще уставилась на нее, как будто Елена говорила что-то немыслимое. Как будто жизнь без постоянных побоев — сквозь кровь Елена заметила паутину старых шрамов и рубцов — нельзя было даже вообразить.

— Клянусь, — угрюмо, без улыбки повторила Елена. Она поняла, что взвалила на себя серьезную ношу.

«Все будет хорошо, — подумала она и поняла, что уже довольно давно посылает все свои мысли Дамону. — Я знаю, что делаю. Я готова нести за это ответственность».

«Уверена? — От Дамона никогда не исходило такой неуверенности. — Потому что клянусь дьяволом, я не собираюсь заботиться об этой старой дуре, когда она тебе надоест. Более того — не уверен, что я готов принять все, что мне полагается за убийство ублюдка с кнутом».

Елена повернулась к нему. Он был совершенно серьезен.

«Зачем тогда ты его убил?»

«Шутишь?! — В мыслях Дамона бушевали ярость и злоба. — Он ударил тебя. Надо было убить его помедленнее».

Дамон не обращал внимания на одного из носильщиков, который опустился на колени рядом с ним и явно спрашивал, что делать дальше. Глаза Дамона не отрывались от Елены, от крови, стекавшей по щеке. «Il figlio de cafone»— подумал Дамон. Из-под приподнятой губы показались зубы. Он так посмотрел на лежащий под ногами труп, что носильщик поспешно уполз подальше на четвереньках.

— Дамой, не отпускай его! Собери их всех, — начала Елена и продолжила уже мысленно: «Не отпускай носильщиков. Нам нужен паланкин, чтобы доставить эту бедную женщину к врачу. Почему на меня все смотрят?»

«Потому что ты рабыня, которая только что сделала то, что рабам делать запрещено, а теперь приказываешь мне, своему хозяину», — мысленный голос Дамона был очень угрюмым.

«Это не приказ. Это… ну, всякий джентльмен поможет леди в беде, правда? Ну так здесь четыре леди, и одна из нас в очень большой беде. Нет, нас таких трое. Мне надо наложить пару швов, а Бонни сейчас упадет в обморок».

Елена методично била по больным местам и знала, что Дамон это понимает. Но он приказал носильщикам подойти и погрузить в один паланкин рабыню, а в другой — его девушек.

Елена села вместе с рабыней в паланкин с плотно задернутыми занавесками. От запаха крови во рту стоял медный вкус, хотелось плакать. Она не хотела смотреть на раны, но кровь заливала паланкин. В результате она сняла нижнюю кофточку, чтобы перевязать рану, идущую через всю грудь женщины. Когда рабыня поднимала на нее темные испуганные глаза, Елена старалась ободряюще улыбаться. Они общались на каком-то первобытном уровне, где взгляд и прикосновение значат гораздо больше, чем слова.

Не умирай, думала Елена. Не умирай, у тебя есть для чего жить. Живи ради свободы и ради своего ребенка. Может быть, женщина почувствовала что-то из ее мыслей и расслабилась, откинувшись на подушки и сжимая руку Елены.