Возвращение: Души теней

28

Они легко прошли мимо плачущих охранников, но очень быстро обнаружили, что хотя почти все слушали леди Фазину, в каждой открытой комнате дворца дежурил слуга в черном костюме и белых перчатках. В обязанности каждого из них входило предоставлять гостям необходимую информацию и внимательно следить за сохранностью собственности их госпожи.

Первой комнатой, внушившей некоторую надежду, оказался Зал арф леди Фазины — комната, полностью отведенная под арфы, от древних, похожих на луки арф с одной струной, на которых играли пещерные люди, до высоких позолоченных оркестровых арф, на одной из которых играла сейчас Фазина. Музыка была слышна во всем дворце. Магия, подумала Елена. Здесь она заменяет технологию.

— У каждого вида арф свой ключ для настройки, — Мередит окинула взглядом зал. По обе стороны стены залы красовались ряды арф, стоящих на равном расстоянии друг от друга. — Один из этих ключей может оказаться нужным.

— Но как мы его узнаем? — Бонни обмахивалась веером, — В чем разница между ключом для арфы и лисьим ключом?

— Не знаю. И я никогда не слышала, чтобы ключ хранили в арфе. Он бы дребезжал при каждом движении.

Елена закусила губу. Простое, разумное замечание. Она должна была встревожиться, задаться вопросом, как вообще можно найти здесь маленькую половинку ключа. Особенно учитывая подсказку, что ключ хранится в инструменте Серебряного Соловья. Внезапно это показалось абсурдным.

— Я не думаю, — сказала Бонни с легким смешком, — что имеется в виду ее голос, и если мы доберемся до ее шеи…

Елена взглянула Мередит, которая возвела глаза к небу — ну или к тому, что было над этим мерзким измерением.

— Я знаю, — сказала Мередит. — А дуракам сегодня не стоит больше пить, Я думаю, здесь, как на всех крупных приемах, гостям дарят подарки, и это могут быть маленькие серебряные флейты или другие инструменты.

— Но как, — спросил Дамон без выражения, — они могли спрятать ключ в подарок на приеме, устроенном не меньше нескольких недель назад, и надеяться снова заполучить его? Мисао с тем же успехом могла сказать Елене, что они выбросили ключ.

— Ну, — начала Мередит, — я не уверена, что они имели в виду, что ключ можно восстановить. Мисао могла иметь в виду: покопайтесь в мусоре, оставшемся после этого празднества или любого другого, где выступала Фазина. Наверняка сотни людей просят ее выступить.

Несмотря на то что переспорить Елену было невозможно, она ненавидела споры. Но сегодня она была богиней. Не было ничего невозможного. Если бы только она вспомнила…

Внезапно в мозгу словно вспыхнул белый свет.

На одно мгновенно — всего лишь мгновение — она вернулась назад. Она боролась с Мисао в лисьем обличье, та кусалась, царапалась и рычала в ответ на вопрос Елены о половинах ключа:

«Как будто ты способна понять мои ответы. Если я скажу, что одна половника находится в инструменте серебряного соловья, это тебе поможет?»

Да. Именно так сказала Мисао. Елена услышала собственный голос, отчетливо повторяющий ее слова. Потом озарение закончилось, но тут же сменилось новым. Она распахнула глаза, услышав ровный глухой голос Бонни, которым она всегда изрекала пророчества:

— Каждая половина ключа имеет вид лисьей морды с двумя ушами и двумя глазами. Они сделаны из золота и украшены драгоценными камнями, глаза у них зеленые. Ключ, который ты ищешь, все еще находится в инструменте Серебряного Соловья.

— Бонни! — Елена видела, как дрожали колени Бонни, как плыл взгляд. Потом она широко распахнула глаза, и в них появилось замешательство.

— Что происходит? — Бонн и оглядела остальных.

— Что случилось?! Ты рассказала нам, как выглядят ключи! — Елена почти кричала от радости. Теперь, когда они знают, что ищут, они могут освободить Стефана; они освободят Стефана. Теперь ничто не остановит Елену. Бонни только что подняла их на другой уровень поиска. Пока Елена радовалась пророчеству, Мередит возилась с пророчицей — как всегда, спокойно.

— Она может упасть в обморок. Пожалуйста…

Мередит не пришлось закапчивать просьбу, обращенную к Дамону и Сейджу. Они подхватили Бонни с двух сторон. Дамон смотрел на нее с удивлением.

— Спасибо, Мередит, — Бонни с трудом переводила дыхание. — Не думаю, что упаду в обморок, — добавила она, бросив на Дамона взгляд из-под ресниц. — Но подстраховаться стоит.

Дамон кивнул и крепче обнял ее. Сейдж отвернулся. Выглядел он так, как будто у него что-то застряло в горле.

— Что я сказала? Ничего не помню!

Елена торжественно повторила ее слова, а Мередит не могла не спросить:

— Ты уверена, Бонни? Так и было?

— Я уверена. Точно, — перебила Елена. Она была уверена. Богиня Иштар и Бонни открыли для нее прошлое и показали ей ключ.

— Хорошо. Тогда мы с Бонни и Сейджем возьмем на себя эту комнату — двое отвлекут слугу, а третий в это время осмотрит арфы.

— Отлично. Давайте! — воскликнула Елена.

Сказать оказалось проще, чем сделать. Две прекрасные Молодые девушки и юный красавец не могли отвлечь слугу от обхода комнаты. Он перехватывал их при каждой попытке дотронуться до арфы.

Естественно, трогать арфы было строго запрещено, это могло повредить или расстроить их. А ведь убедиться, что в арфах нет маленького золотого ключа, можно было единственным способом — потрясти каждую из них и послушать, не гремит ли в ней что-нибудь.

К тому же каждая арфа стояла в отдельной маленькой нише с подсветкой и ярко раскрашенным экраном (на большинстве была нарисована леди Фазина, играющая на этой арфе). Плюшевые красные веревки красноречиво утверждали: «Запрещено».

В конце концов, Сейджу пришлось зачаровать слугу, но только на несколько минут — иначе тот мог бы заметить пробелы в музыкальной программе. И пока слуга стоял как восковая фигура, они лихорадочно обыскивали арфы.

Тем временем Дамон и Елена бродили по дворцу, осматривая ту его часть, которая была закрыта для посетителей. Если бы они ничего не нашли, то продолжили бы обыскивать открытые комнаты, пока не кончится концерт.

Это было опасно — красться по темным, закрытым, а часто и запертым пустым комнатам, опасно и одновременно до странности интересно. Страх и страсть оказались связаны теснее, чем она думала. По крайней мере для нее и Дамона.

Елена не могла не замечать некоторые мелочи и не восхищаться ими. Он, казалось, мог вскрыть любой замок с помощью единственной маленькой отмычки, которую он достал из кармана, как другой достал бы ручку. Открывал — и закрывал — любой замок он быстро и изящно. Изящество и точность движений выдавала полутысячелетний опыт.

Никто не уличил бы его в том, что он может потерять голову. Сейчас, когда она чувствовала себя богиней, не связанной предназначенными для смертных правилами, он был идеальным напарником. Это подтвердилось, когда она сильно испугалась, увидев охранника. На деле «охранник» оказался чучелом медведя, рядом с которым стоял изящный шкафчик и что-то, на что Дамой не позволил ей посмотреть, но на первый взгляд это напоминало мумию человека. Дамона ничто из этого не встревожило.

Если бы направить, немного Силы в глаза… все немедленно стало ярче. Сила подчинилась ей!

Боже! Я буду носить это платье до конца жизни: в нем я чувствую себя такой… могущественной. Такой… бесстыдной. Я буду носить его в колледж, если я когда-нибудь пойду в колледж, чтобы производить впечатление на профессоров; и на свадьбу со Стефаном — только так люди поймут, что я не шлюха; и… и на пляж — чтобы парням было на что пялиться…

Она подавила смешок и увидела, что Дамон смотрит на нее с шутливым, упреком. Конечно, он следил за ней так же внимательно, как и она за ним. Но тут дело было в другом; для него у нее на шее словно висела огромная этикетка с надписью «КЛУБНИЧНЫЙ ДЖЕМ». И он снова был голоден. Очень голоден.

«В следующий раз я прослежу, чтобы ты поел как следует, прежде чем выйти, из дома», — сообщила она ему.

«Давай разберемся с этим разом, а потом начнем планировать следующий!» — ответил он, сопроводив мысль слабым намеком на ослепительную улыбку.

Насмешливая уверенность Дамона как всегда заставила ее смешаться. Елена поклялась, что он может смеяться над ней, просить, угрожать или умолять, но сегодня она не даст ему ни глотка своей крови. Правда, он может «открыть» другую «банку».

В конце концов, музыка стихла, и Елена с Дамоном бросились назад, чтобы встретиться с Бонни, Мередит и Сейджем в Зале арф. Елена догадалась бы о результатах по позе Бонни, даже если бы не поняла всего по молчанию Сейджа. Но все оказалось еще хуже, чем Елена могла себе представить: мало того что они ничего не нашли в Зале арф, но они еще решили допросить зачарованного Сейджем слугу, который не мог двигаться, но мог говорить.

— И знаешь, что он нам сказал? — спросила Бонни и сама ответила на свой вопрос: — Каждую арфу ежедневно чистят и настраивают. У Фазины для этого есть целая армия слуг. Если бы там оказалось хоть что-нибудь лишнее, ей сразу доложили бы. И ничего не было!

Елена почувствовала, как из богини становится измученной женщиной:

— Я боялась, что так и выйдет, — вздохнула она. — Иначе было бы слишком просто. Окей, переходим к плану В. Вы пообщаетесь с гостями, пытаясь осмотреть все комнаты, открытые для публики. Постарайтесь очаровать супруга Фазины и вытянуть из него информацию. Узнайте, бывали ли здесь недавно Шиничи и Мисао. Мы с Дамоном будем продолжать поиски в тех комнатах, которые, по идее, должны быть закрыты.

— Это очень опасно, — нахмурилась Мередит. — Вам плохо придется, если вас поймают.

— А я боюсь, что, если мы не найдем ключ, плохо придется Стефану, — коротко ответила Елена и повернулась на каблуках.

Дамон последовал за ней. Они обыскивали бесконечные темные комнаты, даже не зная, что именно они ищут — арфу или что-то другое. Сначала Дамой проверял, есть ли в комнате кто-нибудь живой (там мог оказаться и охранник-вампир, конечно, но с этим трудно было бы что-нибудь сделать), затем взламывал замок.

Таким образом они дошли до комнаты в конце длинного, обращенного на запад коридора — Елена давно перестала ориентироваться во дворце, но висящее над горизонтом солнце подсказывало, что это запад. Дамон взломал замок, и Елена дернулась вперед. Она осмотрела комнату — на стене насмешкой висела картина в серебряной раме, изображающая арфу. Но в ней явно нельзя было спрятать настолько объемную вещь, как половину ключа. На всякий случай Елена все-таки сняла картину при помощи отмычки.

Повесив картину обратно, она услышала тяжелый удар. Елена вздрогнула, молясь, чтобы это не оказался один из охранников, услышавший шум во время обхода. Дамон зажал ей рот рукой и выключил свет.

Но теперь они оба слышали приближающиеся шаги. Кто-то услышал шум. Шаги замерли у двери, слуга закашлялся. Елене показалось, что сейчас она может задействовать Крылья Искупления. Маленький всплеск адреналина, и охранник стоял бы на коленях, рыдая и каясь в том, что всю жизнь служил злу. К этому моменту Елена и Дамой уже убежали бы. Но у Дамона возникла другая идея, и Елена рискнула с ним согласиться.

Когда мгновение спустя дверь отворилась, охранник увидел пару, слившуюся в таких тесных объятиях, что они даже не заметили чужого вторжения. Елена почувствовала его возмущение. Желание пары гостей уединиться в отдаленной комнате дворца понятно, но эта комната находилась на домашней половине. Поскольку он включил свет, Елена разглядела его краем глаза. Она открыла разум, чтобы прочитать его мысли. Охранник окидывал ценности опытным, но скучающим взглядом. Изящная миниатюрная ваза, украшенная рубиновыми розами и изумрудными виноградными листьями; законсервированная магическим способом деревянная шумерская лира пяти тысяч лет от роду; пара массивных золотых подсвечников в виде вставших на дыбы драконов; египетская погребальная маска с темными длинными глазницами, из которых словно бы смотрели блестящие глаза. Не похоже было, чтобы ее милостьпридавала этому какое-либо значение, но…

— Эта комната не для публики, — сказал он Дамону, который в ответ сильнее обнял Елену. Ну да, Дамон собирался устроить хорошее представление для охранника… или что-то в этом роде. Но разве они уже… не сделали это? Мысли Елены перепутались. Последнее… действительно последнее, что они могут себе позволить… это… потерять шанс… найти ключ. Елена начала вырываться, а потом поняла, что не должна этого делать. Не должна. Она Игрушка, дорогая игрушка, пусть и разукрашенная, но Дамон все равно мог распоряжаться ею, как ему заблагорассудится. Когда кто-нибудь наблюдает, она не должна сопротивляться хозяину.

Однако Дамой зашел слишком далеко… Дальше, чем когда-либо. Хотя он этого и не знал. Он ласкал ее кожу, открытую шелком цвета слоновой кости, ее руки, ее спину, даже ее волосы. Он знал, как ей это нравится, что она чувствует, когда он нежно гладит ее волосы или наматывает их на кулак.

«Дамон! — Она опустилась до последнего средства: просьб. — Дамон, если они задержат нас или по-другому помешают найти ключ сегодня, когда нам представится другой шанс?..» Она позволила ему почувствовать свое отчаяние, вину, даже свое предательское желание забыть все и поддаться страсти, которую он вызывал в ней.

«Дамон, я… скажу это, если ты хочешь. Я… прошу тебя».

Елена почувствовала, как глаза затопляют слезы.

«Не плачь», — мысленный голос Дамона звучал как-то странно. Это не могло быть голодом — он пил ее кровь немногим больше двух часов назад. И это была не страсть, потому что ее она бы услышала и почувствовала. Но в мысленном голосе Дамона было такое напряжение, что ей стало страшно. Она знача, что он чувствует ее страх, и что ничего не будет с этим делать. Никаких объяснений. Она не могла изучить его разум, потому что он полностью закрыл его. Единственное, что она смогла уловить, и что хоть как-то походило на чувство — боль. Боль на грани терпимого. От чего, беспомощно спросила Елена.

Что могло вызвать такую боль?

Елена не могла тратить время на душевное состояние Дамона.

Она направила Силу в уши и прислушалась к происходящему за дверью.

Елена слушала, и тем временем у нее возникла новая идея. Она остановила Дамона в кромешной темноте коридора и попыталась объяснить, какую комнату ищет. Такую, которую в наше время назвали бы «домашним офисом».

Дамон, знакомый с архитектурой больших особняков, после нескольких неудачных попыток нашел кабинет леди. К этому моменту зрение Елены стало почти таким же острым, как у него, так что в полумраке комнаты им хватало одной свечи.

Елена расстроилась, когда не нашла в огромном письменном столе ни одного секретного ящика. Дамон в это время осматривал приемную.

— Я слышат что-то. Думаю, пора уходить.

Елена продолжала искать. Оглядывая комнату, она увидела небольшой письменный стол со старомодным стулом и коллекцией ручек, от самых древних до современных, заботливо разложенных на столешнице.

— Пойдем, пока все чисто, — поторопил ее Дамон.

— Ага, — рассеянно ответила Елена, — сейчас.

А потом она увидела.

Не колеблясь ни секунды, она пересекла комнату и взяла ручку с блестящим серебряным пером. Конечно, это была не настоящая перьевая ручка, она просто была сделана такой, элегантной и старомодной. Теплое дерево ручки было изогнуто как раз под ее руку.

— Елена, я не думаю, что…

— Тссс, — Елена была слишком поглощена тем, что она делала, чтобы слушать его. Во-первых, она попробовала что-нибудь написать. Не вышло. Что-то мешало. Во-вторых, она осторожно развинтила ручку, как будто собираясь заменить стержень. Сердце отдавалось в ушах, руки дрожали. Не торопиться… ничего не упустить… и, ради бога, ничего не уронить и не шуметь в темноте. Ручка распалась в руках на две части, и на темно-зеленую столешницу упал маленький тяжелый изогнутый кусок металла. Он мог выпасть только из самой толстой части ручки. Он был у нее в руках, и она собрала ручку, прежде чем посмотреть на него. Но потом… пришлось разжать руку и посмотреть на него.

Маленький серебряный полумесяц слепил глаза отраженным светом, но он полностью соответствовал описанию, которое Бонни дала Елене и Мередит. Крошечная лиса с маленьким тельцем и инкрустированной драгоценными камнями головой с парой плоских ушей. На месте глаз были два сверкающих зеленых камня. Изумруды?

— Александрит, — шепотом сказал Дамой. — Говорят, что они меняют цвет в свете свечей или камина. Они отражают огонь.

Елена, стоявшая к нему спиной, с неприязнью вспомнила, как отражали огонь глаза самого Дамона, одержимого малахом, — кроваво-красный огонь жестокости Шиничи.

— Ну, — потребовал Дамон, — как ты догадалась?

— Это действительно один из кусков ключа?

— Ну, вряд ли это часть ручки. Может, конечно, это игрушка из коробки с завтраком, но ты подошла прямо к ней, как только мы вошли в комнату. Даже вампирам необходимо время, чтобы подумать, моя бесценная принцесса.

Елена пожала плечами.

— Это слишком просто. Когда стало ясно, что ключи для настройки арфы не подходят, я спросила себя, какой еще инструмент можно найти в доме. Ручка — инструмент для письма. Ну а после этого нужно было только выяснить, есть ли у леди Фазины кабинет.

Дамон перевел дух.

— Черт возьми. Ты — воплощенная невинность. Знаешь, что я искал? Потайные двери. Вход в подземелья. Единственный инструмент, который я смог придумать, — пыточный. Ты удивишься, как много их в этом прекрасном городе.

— Но не в ее доме!.. — Голос Елены опасно повысился, и они оба замолчали на мгновение, вслушиваясь в звуки из коридора.

Там было тихо.

Елена выдохнула:

— Быстро! Где он будет в безопасности?

Единственный недостаток платья состоял в том, что в нем невозможно было что-нибудь спрятать.

Придется в следующий раз указать на это леди Ульме.

— Давай ко мне в карман, — Дамона трясло, как и Елену. Впихнув ключ в карман черных джинсов от Армани, он схватил ее обеими руками.

— Елена! Ты понимаешь? Мы сделали это. Мы это сделали!

— Я знаю! — Из глаз Елены текли слезы. Музыка леди Фазины слилась в один сильный, безупречный аккорд. — Мы сделали это вместе!

Вдруг — это «вдруг» уже вошло в привычку — Дамон обнял ее, ее руки скользнули ему под куртку, она чувствовала его тепло, его силу. Она не удивилась, почувствовав укол в горло, когда она откинула голову назад: ее пантера была очень плохо выдрессирована и еще не выучила основные правила этикета свиданий, например «сначала поцелуй, потом укус».

Она вспомнила: чуть раньше он говорил, что голоден, но она пропустила это мимо ушей, слишком увлеченная серебряной ручкой, чтобы понять, что он имеет в виду. Но теперь она поняла. Вот только сегодня он казался очень уж голодным.

Даже слишком голодным.

«Дамон, — нежно подумала она, — ты берешь слишком много».

Но не почувствовала никакого ответа, только дикий голод хищника.

«Дамон, это может быть опасно… для меня». В этот раз Елена вложила в свои слова столько Силы, сколько смогла.

Она не дождалась никакого ответа, уже уплывая вниз, в темноту. И вдруг ей пришла в голову идея.

— Где ты? Ты здесь? — звала она, представляя себе маленького мальчика.

А потом она увидела его, прикованного к стене. Он свернулся в клубок и закрыл глаза руками.

— Что случилось? — испугалась Елена.

— Он причиняет боль! Он делает больно!

— Тебе больно? Где? — быстро спросила Елена.

— Нет! Он причиняет боль тебе. Он может тебя убить!

— Тссс, — она попыталась укачать его, как в колыбели.

— Он должен услышать нас!

— Хорошо, — согласилась Елена. Она действительно чувствовала слабость. Повернувшись вместе с ребенком, она беззвучно прошептала: — Прошу, перестань.

И чудо случилось.

И она, и мальчик почувствовали это. Челюсти разжались. Поток энергии прекратил течь из Елены в Дамона. А затем это чудо оторвало ее от мальчика, с которым она мечтала поговорить.

«Нет! Подожди!» — пыталась она сказать Дамону, как можно крепче цепляясь за руки ребенка. Но она невероятно быстро возвращалась в сознание. Темнота рассеялась. Ее место заняла комната, слишком ярко освещенная. Единственная свеча горела, как прожектор. Закрыв глаза, она почувствовала тепло и тяжесть тела Дамона в своих объятиях.

— Прости меня! Елена, ты можешь говорить? Я не понимал, как много…

С голосом Дамона было что-то не так. Он не втянул клыки, поняла она.

Что-то? Да все было не так! Они были так счастливы, но… ее рука стала мокрой.

Елена отстранилась от Дамона и посмотрела на свои руки. Они были красные, и это была не краска.

Пытаясь сформулировать вопрос, она скользнула за спину Дамона и стянула с него черную куртку. В ярком свете она разглядела черную шелковую рубашку, испачканную засохшей, почти засохшей и совсем свежей кровью.

— Дамон! — Она почувствовала только ужас, без всякой вины или понимания. — Что случилось? Ты дрался? Скажи!

А потом перед внутренним взглядом встала цифра. Она с детства умела считать. Честно говоря, она научилась считать до десяти еще до своего первого дня рождения. То есть у нее за спиной было семнадцать лет обучения, и она смогла посчитать количество неровных, глубоких кровоточащих порезов на спине Дамона.

Десять.

Елена опустила глаза на свои собственные окровавленные руки и платье, ставшее из платья богини платьем ужаса, когда молочную белизну испачкало красным.

Это должна была быть ее кровь.

Раны на спине Дамона, должно быть, горели, как следы от меча. Он перенаправил боль и следы наказания от нее к себе.

«И он еще нес меня домой. — Мысли всплывали из ниоткуда. — Не сказал ни одного слова. Я бы никогда не узнала… И он до сих пор не вылечился. Он вообще когда-нибудь вылечится?»

И вот тогда она закричала.