Возвращение чудес

13 глава

Новая надежда на выздоровление принцессы взбудоражила весь двор. Королевская резиденция загудела. Новость обсуждали все — от графов и князей до простых слуг. Я поневоле сделался героем дня. Повсюду судачили о «знахаре Азаре», мне смотрели вслед, кто-то строил предположения по поводу моих предков и учителей. Непонятно как всплыла версия, рассказанная мной Этвику: будто я — наследственный дворянин, отказавшийся от меча ради того, чтобы приносить людям здоровье. Краем уха я постоянно улавливал обрывки фраз, произнесенных на мой счет. Что-то вроде: «Вот он!» — шепотом среди слуг.

Собственно, ничего особенного не произошло. Вот если бы Луиза начала ходить, или хотя бы вновь почувствовала свои ноги — тогда другое дело. А так она всего лишь освободилась на некоторое время от угнетавших ее эмоций, выговорилась и, естественно, ощутила душевный подъем. Этот подъем позволил девочке совершить давно забытое — просто самостоятельно сесть в кровати, — но не более.

Однако в глазах окружающих и это выглядело чудом. Выходя из комнаты, королева плакала от счастья.

Прошло несколько дней. Я понемногу привыкал к столице и тому, что моя скромная персона оказалась в центре внимания. К дворцу потекли толпы горожан, желающих лечиться у «известного знахаря», но стража поворачивала их назад. Сперва даже без моего ведома. Затем я узнал, в чем дело, и дал свое благословение: ни один человек в мире физически не способен уделить внимание каждому из просителей. Их были буквально тысячи.

Да и не для того я приехал в столицу…

Впрочем, зрелище всяких незаживающих язв и других прелестей все-таки произвело на меня впечатление. Я стал выходить к народу. Хотя бы для того, чтобы обучить этих людей элементарной гигиене.

В первые же дни моих «выходов» начала складываться определенная система. Я собирал всех желающих в большой круг на одной из полян вблизи столицы. И рассказывал. Не имея возможности лечить каждого в отдельности, я общался сразу со всеми.

Меня слушали. Они хотели, чтобы я дал им избавление от недугов, — а я говорил, что причина множества заболеваний заключается в состоянии тела и души, и никто не может позаботиться о теле и душе больного лучше, чем сам больной. Они мечтали о чудесах — а я утверждал, что чудеса становятся возможными лишь после упорной работы над собой. Они желали таинств — а я им рассказывал о тривиальностях: свежем воздухе, чистой воде и физических упражнениях. И меня слушали.

Постепенно эти выступления приобрели характер проповедей. Да и не могло быть иначе. Я не занимался лечением — я преподавал философию здоровья. И надеялся, что хотя бы некоторым из слушателей мои слова пригодятся.

Самое удивительное состояло в том, что посетителей не убывало. Даже напротив. Приезжие купцы специально задерживались в городе, чтобы послушать мою очередную речь. Ко мне приходили даже высшие дворяне, не говоря уже о всяких ремесленниках и крестьянах. Вот не думал, что у меня проповеднический талант!

Королю эти мои «хождения в народ» совсем не нравились. Еще бы: неподалеку от его дворца собирались толпы, а мало ли, что может взбрести людям в голову, когда они вместе. Решат сжечь дворец — и попробуй их останови!

Однако я обещал вылечить принцессу. Я был нужен Виктору. Он попробовал запретить мне собрания, но знахарь Азар оказался не по зубам даже его харизматическому величеству. Я просто и ясно дал ему понять, что королевские приказы на меня не распространяются. Знахари — люди свободные. Виктор скрипнул зубами и больше не возвращался к этой теме. Только держал свою стражу наготове.

В числе моих слушателей я постоянно обнаруживал графа де Льена и барона де Лири. Эти двое пока помалкивали, но чего они хотели, для меня по-прежнему оставалось загадкой. Участники лесной разборки продолжали следить за мной.

Зато кое-что выяснилось насчет Этвика. Однажды барон вызвал меня на прогулку, и когда мы достаточно удалились от возможных ушей, начал следующий разговор.

— Дружище Азар. Позволь мне узнать твое мнение о нынешнем короле. Тебе знакомо моё, но насчет своих впечатлений ты помалкиваешь. А между тем мужская дружба невозможна без откровенности.

Угу, хмыкнул я про себя. Кто бы говорил!

— Мне кажется, — произнес я после некоторых размышлений, — что Виктор представляет собой не самого худшего из правителей. Посмотри, как отстроилась столица за время его правления. А каков дворец!

Этвик поморщился: ему хотелось услышать чего-то другого.

— Не самого худшего, — повторил барон. — Но и не самого лучшего, верно?

— Самых лучших правителей не бывает, — заметил я.

Барон тут же парировал:

— Как и самых худших, знахарь Азар. Как и самых худших.

Мы рассмеялись.

— Однако же, — продолжил Этвик, вернувшись к серьезному тону, — следует помнить, что Виктор — узурпатор. Он захватил трон, не имея на то особых прав.

Забавно. Когда Этвик мне рассказывал о Викторе в прошлый раз, правилу наследства никакого внимания не уделялось. А теперь вдруг королевская кровь сделалась важной. К чему бы?

Об этом я и спросил:

— Но ведь законных претендентов на корону всё равно нет.

— Не было, — поправил меня Этвик.

— Откуда же им взяться теперь, спустя годы? — удивился я. — Они что, повоскресали?

Барон поднял голову, глядя на вечернее небо. Солнце уже опустилось в пелену облаков над горизонтом, но сумерки пока не наступили. Мы шли по обширной зеленой лужайке с вкраплениями цветов, и вокруг на много шагов не было ни души.

«Он начинает свою игру», — подумал я насчет Этвика. Видит Бог, в столицу наш барон ехал совсем не для того, чтобы обеспечить мне защиту от ненавидящего колдунов Виктора.

— Всё не так сложно, — произнес Этвик. — Мой сосед, граф Оро, имел права на трон. Но старик просто отказался. Теперь же подрос его сын. Понимаешь?

— Кажется, да. И что нам до того?

Барон от моих слов даже остановился. В его глазах был укор:

— Азар! Неужто ты не видишь, кто сейчас носит корону? Он же тиран! Виктор одним махом отменил те вольности, что были дарованы дворянству прежними правителями. Он топчет нас в рабство. А мы, по-твоему, должны покорно терпеть? Не выйдет!

Опять эта королевская аллергия! Еще чуть-чуть, и Этвик начал бы топать ногами.

Однако он быстро взял себя в руки.

— Что ты об этом думаешь, Азар? — спросил он уже спокойным голосом.

Я сделал неопределенный жест:

— Не так важно, что я об этом думаю. Кое в чем я с тобой, несомненно, согласен. Однако куда важнее вот что: существует ли способ изменить положение дел. Что толку просто говорить о том, как плох нынешний король? Эдак мы уподобляемся дворцовым слугам, обожающим пустую болтовню.

Этвик довольно усмехнулся:

— Вот это слова, достойные дворянина! Не говорить, но делать!.. Хорошо, Азар. Скажу тебе одну вещь, которую я долго хранил в тайне. Способ есть.

И он стал рассказывать. А я слушал и поражался стратегическим талантам своего собеседника.

Оказывается, он с самого начала рассчитывал на мою популярность. Барон хотел использовать меня в качестве… своего знамени, что ли? Обо мне ходила добрая слава, и люди были вполне готовы поддержать знахаря Азара. Ну а заодно и тех, на чьей стороне этот самый знахарь.

Этвик, естественно, не предполагал, что я начну проповедническую деятельность, но теперь всё еще больше упрощалось. Я должен только внушить своим слушателям нужные мысли, а там уже дело техники. Против всеобщего бунта не попрешь.

— Но как же рыцарская гвардия? — поинтересовался я, понемногу выстраивая собственную картину на основе баронского рассказа. Этот хитрый лис кое-чего не договаривает, однако мне уже и так многое становится ясным. Ну что ж, выслушаем всё, что Этвик захочет сказать, и посмотрим, как укладываются детали в общую схему.

— Гвардия? — барон пренебрежительно хохотнул. — Да им только за плугом и ходить! Пусть тебя это не беспокоит, Азар. Мои люди должны быть на подходе к столице, они справятся с этими «рыцарями».

Ага. Его люди.

— Твои люди? — повторил я вслух. — Скажи-ка, не потому ли ты хотел ехать через земли Этвиков?

Он внимательно посмотрел на меня. Я состроил беззаботную мину — словно меня это вообще не интересовало.

— Ты верно угадал, — медленно проговорил барон. — Я хотел собрать армию.

И надеялся, что наивный знахарь ни о чем не догадается. Браво, Этвик! Ты выложил мне самое главное именно тем, что не хотел этого выкладывать.

Барон не зря насторожился, услышав мой вопрос. Если я сообразил насчет истинной подоплеки его предложения проехаться по «хорошей дороге», то наверняка могу сообразить и нечто другое. А это другое Этвик не согласится сообщить мне ни при каких обстоятельствах. По баронскому плану я не должен этого знать.

Чего?

Застава при въезде в его владения стояла не зря. Этвик уже ждал меня. Он великолепно распланировал сценарий, который мы потом разыграли. Ему нужна была придирка, чтобы освободить меня, — и барон ее получил. Бенедикт еще и помог ему, вызвав на поединок. Впрочем, наш незадачливый рыцарь слишком простодушен, чтобы видеть скрытые мотивы подобных хитрецов.

Доблестное освобождение автоматически поставило меня на сторону барона. Хорошее начало. Успех следовало развить, сделав меня своим другом.

С этим барон тоже справился. Но его сценарий не предполагал, что я окажусь чересчур умным. Иными словами, знахарь Азар должен был сыграть свою роль и не задавать лишних вопросов. Этвик собирался скормить мне строго отмеренную часть истории, а всё остальное убрать за кулисы. Ему требовалась моя популярность — отнюдь не моя помощь.

Что ж. Мне не привыкать к играм. А Этвику до Клода все-таки далеко — пожалуй, как новичку до гроссмейстера.

Однако Бог с ней, с заставой! Куда важнее было то, что инициатором моего пленения тоже являлся барон.

Эта догадка пришла ко мне только сейчас, во время замешательства Этвика. О прочем я задумывался и раньше, а вот связать барона с командой моих похитителей…

Невозможно?

Почему бы нет?

Этвик знал о моей популярности даже больше, чем я сам. Если ему нужен был «флаг» для свержения Виктора, то почему бы не придумать простенький план, выставляющий короля в дурном свете? И заодно бросающий меня в руки барона?

Именно этим объясняется застава, возникшая на нашем пути как раз вовремя. Если Этвик меня ждал, то ему уже было известно о «группе захвата». А откуда подобное может быть известно? Едва ли из «надежных источников»… Бенедикт рассказал весьма странную историю. Видит Клод, не зря в команду попали какие-то «случайные» люди!

Но если Этвик — организатор, то почему об афере знал король? (В том, что Виктор знал, я не сомневался — здесь моя телепатия сработала четко.)

Да потому что кто-то из приближенных Виктора — человек барона. Кто-то, кому король верит. И при этом единственном допущении все части шарады становятся на место.

— …Итак, мы сообща можем восстановить справедливость, — рассказывал между тем Этвик, шагая в полуметре от меня.

Мы спускались по откосу пологого склона, сопровождаемые стайками пронзительно жужжащих комаров. Понемногу начало темнеть. Воздух еще оставался теплым, хотя откуда-то из оврага потянуло сыростью. Речка поблескивала слева от нас. На другом берегу какой-то сорванец гнал домой корову. Животное шло медленно, с достоинством, деловито помахивая хвостом, а мальчишка (или девчушка? — на таком расстоянии не разберешь) бегал вокруг и пытался доказать, что нужно идти быстрее. Для этих целей он использовал прутик. Корова, однако, не обращала на своего попутчика никакого внимания.

— Справедливость? — переспросил я.

Мой собеседник ответил не сразу.

— Азар, ты должен понять. Это будет в интересах всего дворянства. Кто такой Виктор? Мелкий герцогишко, дорвавшийся до короны. Он приучен командовать холопами, а с благородными людьми разговор особый. Виктор не желает этого знать и помыкает достойнейшими, как простыми селянами. Где это видано?

Интересное представление о справедливости. Значит, равный подход ко всем людям — неэтично?

— Но если достойнейшие не сопротивляются, то в чем проблема? — я продолжал сохранять нейтральную позицию. Похоже, у Этвика не было чего мне предложить, и он рассчитывал только на мою благодарность за освобождение. И на дружбу. Слабовато, учитывая сомнительность предприятия. — Почему нас должно волновать здешнее дворянство?

— Потому что король считает земли, где мы живем, своими, — ответил барон. То, что я имел свою точку зрения, его начало раздражать. — Подумаем о будущем, Азар! О наших детях и внуках.

Он помолчал.

— С другой стороны, у Виктора нет наследников, — продолжил Этвик, отыскав для меня еще аргументов. — Даже если ты вылечишь его дочь — а это ведь неизвестно? — она не удержит трон. После смерти короля оживут старые дрязги. Найдутся недовольные. Всё пойдет прахом. Лучше положить этому конец прямо сейчас.

— И что я должен сделать?

Барон ждал этого вопроса. Ответ последовал незамедлительно:

— Перестань лечить принцессу. Это первое…

Я покачал головой и прервал его на полуслове:

— Нет. Здесь нам не договориться. Я знаю, каково будет «второе», но если бы ты начал с него, я бы тебя по крайней мере выслушал. Ты сказал: «Подумаем о будущем, о наших детях». Но будущее — это не только наши с тобой дети. Я приехал сюда врачевать, а не плести заговоры. Таков мой долг.

Взгляд Этвика стал холодным.

— Значит, наши пути расходятся? Тебе напомнить, знахарь Азар, кто пришел тебе на помощь, когда тебя волокли к королю, как преступника? Связанного по рукам и ногам.

— Не нужно, — я криво усмехнулся. Баронская дружба на пару с доброжелательностью оказались недолгими. — И тем более мне не нужно напоминать, что волокли-то меня, выполняя твой замысел.

Моя догадка попала в точку. И, что еще важнее, Этвик подумал, будто мне откуда-то стало известно реальное положение дел, потому счел излишним отпираться.

— Так ты знал… — произнес он задумчиво. — Это объясняет…

За время разговора мы дошли до самой реки, и сейчас брели вдоль берега. Сумерки прятали и сглаживали детали. Иногда казалось, что в зарослях камыша и лозы кто-то сидит, но когда мы подходили ближе, неясная фигура оборачивалась старой корягой. В воде всплескивала рыба, иногда течение проносило мимо всякий мусор: веточки, листья. На небе проступали звезды.

Интересно, о чем сейчас там задумался барон? Я бы на его месте размышлял, не утопить ли меня в речке. Он сказал слишком много, и теперь я представлял серьезную угрозу для его дальнейших операций.

Наши пути в самом деле разошлись.

— Я не ожидал, что так получится, — голос Этвика звучал даже как-то печально. — Но ты, Азар, не оставляешь мне другого выхода.

Он потянул из ножен меч. Спокойно, ничуть не таясь, не собираясь застать меня врасплох. Он знал, что всё равно владеет оружием лучше. К тому же, я по обыкновению оставил всё колюще-режущее дома.

В тон своему собеседнику я вздохнул:

— Вот оно, твое благородство. А над Бенедиктом глумился, тогда как он всего лишь выполнял свой долг перед королем. До недавних пор ты мне был симпатичен — умен, смел, независим в суждениях. И только теперь я особенно остро понимаю, что ум и смелость — еще не всё. Убив меня, ты лишишь ребенка последней надежды. Разве может так поступать человек?

— Ты умеешь говорить, Азар, — барон не спешил исполнить свой приговор, уже вынесенный. Только отошел чуть подальше, держа оружие наготове. В окружении черного ореола волос его лицо сейчас казалось демоническим. — Вокруг тебя не зря собираются люди. Признаться, я тоже симпатизирую тебе. Мало кто способен так держаться перед смертью.

Я пожал плечами:

— Но я не собираюсь умирать. Ты что же, убьешь меня просто так? Как люди колют свиней? У меня нет при себе меча.

— А ты как думаешь, знахарь Азар? — спросил барон, делая шаг ко мне. Лезвие нацелилось в мой живот.

— Думаю, ты вполне способен на такое, — признал я. — И больше не взываю к человечности. Только как же дворянская честь?

— Ты разумный человек, знахарь, — Этвика мои слова не тронули. — Болтовня о чести не всегда уместна. Оставим ее для пустоголовых рыцарей, вроде Бенедикта де Пассо.

Почему-то я так и подумал. Ну ладно, оставим так оставим.

— Тогда, барон, еще один вопрос. Ты слыхивал, что я колдун?

Этвик оскалился:

— Пугаешь меня сказками? Думаешь, я поверю в эту чушь для болванов?

— Ну зачем пугать? — сказал я просто, поднимая руку. — Мне известна твоя смелость.

В следующее мгновение глаза барона расширились. Я знал причину: его меч вдруг стал рваться куда-то вниз и в сторону. Несколько секунд Этвик усиленно боролся с собственным оружием, а затем кисть непроизвольно вывернулась, и меч полетел куда-то вдаль. Импульса должно хватить метров на пятьдесят, прикинул я. Как раз в кусты.

Послышался треск, тут же стихший. Где-то неподалеку сонно чирикнула птичка.

Этвик смотрел на меня. На его лице наверняка застыла оторопь, но темнота не давала это толком увидеть. Впрочем, я воспринимал состояние моего противника и так: сейчас, в сумерках, телепатические способности обострились. Или же барон растерялся основательно.

— Не надо, — произнес я, предупреждая мысли собеседника. — Мне известно, что у тебя еще есть ножи. Их постигнет та же участь.

Этвик не двигался и молчал.

— Наиболее разумным в данной ситуации было бы сделать с тобой то, что ты хотел сделать со мной. Верно? Ты представляешь для меня угрозу, а сила на моей стороне, — я продемонстрировал полную уверенность в себе, отвернувшись от противника. Этвик по-прежнему не шевелился. Сценка очень напоминала то, что происходило не так давно в лесу. Разыгрываю тот же сценарий. Я незаметно усмехнулся и продолжил: — Но я не стану тебя убивать. И без того весь этот мир держится на убийствах. Смелость, ум… Здесь не хватает человечности. Барон, цели, к которым путь лежит через кровь и смерть, не бывают хорошими и светлыми. Человечеству потребовалось много веков, чтобы довести войну до абсурда, и только тогда мы признали: да, из войн никто не выходит победителем. У вас это, наверное, впереди… впрочем, ты вряд ли поймешь.

— Кто ты? — голос Этвика прозвучал приглушенно.

Я повернулся:

— Давай не будем играть в вопросы-ответы. Ты привел меня сюда, чтобы я или стал твоим союзником, или умер. Я не согласился на эти варианты. В моих силах предложить третий: ты со своими людьми убираешься из столицы и оставляешь в покое нынешнее королевское семейство. Немедленно. Не то, чтобы я симпатизирую Виктору. Мне не по душе сама идея дворцовых переворотов. В первую очередь пострадают невинные. Принцессу ты ведь давно сбросил со счетов, правда?

— Мы… можем договориться, — предложил барон. В его голосе еще сквозила неуверенность, однако мой собеседник все-таки быстро сориентировался. Ну да, если уж на то пошло, лучше иметь сильного союзника, чем сильного врага.

— Вряд ли, — я позволил себе усомниться. — Нам не по пути, ты правильно сказал. Уходи сегодня же. Я знаю, что у короля есть твой человек, — этого я, конечно, точно не знал, но Этвик вздрогнул, невольно подтверждая мои слова, — только ничего не выйдет.

— Тебе неизвестны… все детали. Император готовит армию, чтобы помочь претенденту. Лучше быть на нашей стороне, Азар.

Он уже перешел к угрозам? Крепкие же у барона нервы!

— Убирайся, — повторил я.

Не говоря больше ни слова, он развернулся и зашагал в ту сторону, куда улетел его меч. Собирается высматривать оружие в такой темнотище? Я скептически хмыкнул.

Однако Этвик довольно быстро отыскал свой клинок — по слуху определил место падения? Темная на фоне звездного неба фигура распрямилась. Я услышал звук стали, въехавшей в ножны.

— Кто бы ты ни был, — заявил барон уже громко, с прежней силой, — тебе следовало выбрать правильную сторону. Не пожалей о своем выборе, Азар.

Он начал подниматься к дворцу.

— Не пожалею, — буркнул я и отправился следом.

Мне совсем не нравилась эта самоуверенность Этвика. Я знал, что он уступит моему требованию и уедет, но вот откажется ли полностью от своих планов? Мой фокус с мечом его впечатлил — да, видно, не очень. Подобных людей лучше не ставить в ряд врагов.

Вернувшись во дворец, я отыскал Жерара.

— Мне очень неприятно об этом говорить, — сообщил я ему, — но барон Этвик, которого я до недавнего времени считал своим другом, готовится захватить власть.

Начальник королевской гвардии посмотрел на меня вопросительно:

— И что? Простите, Азар, я совершенно не понимаю, какие мотивы движут вами.

Он поправил полы своего халата (мы беседовали в графских покоях), пригласил меня присаживаться и сам опустился в кресло. На камине горела толстая свеча, по углам комнаты царили густые тени.

— Странно, но это первый наш с вами разговор, — продолжил де Льен. — Вы спасли мне жизнь, а я даже не выразил свою благодарность…

Я отмахнулся:

— От меня не убудет. Сейчас я пришел по другому поводу.

— Насчет короля, — кивнул Жерар. — Но вы понимаете, что произошедшее освободило меня от всяческих обязательств перед Виктором.

— Понимаю. Только ведь речь идет о целом королевстве. О нас с вами, о наших детях, любимых.

Мой собеседник помрачнел — очевидно, мои слова его задели. А я продолжил:

— У Этвика есть хорошо разработанный план, куда включается личная армия барона, и также армия Западной Империи.

Де Льен бросил на меня быстрый взгляд. Я тут же вспомнил, что мы встретились, когда он с посольством возвращался от императорского двора.

— Значит, — произнес я медленно, — вы знаете о готовящейся войне с империей. Этвик не блефовал. Он действительно заручился основательной поддержкой.

— Король не хочет этого видеть, — Жерар пожал плечами.

— Король болен. Боюсь, я не сумею этого объяснить, однако Виктор не вполне здоров душевно.

— Это едва ли что-то меняет. Он остается королем, и он принимает решения.

— А если я скажу, что существует человек, которому Виктор доверяет? И что этот человек работает на Этвика?

Мне досталась очередная порция пристального внимания графа. Я уточнил:

— Я не знаю, кто он. Но вся история с Бенедиктом де Пассо — его рук дело. Это мне подтвердил сам Этвик. И тогда наша задача, граф, — обнаружить этого человека. В подобной ситуации мы не можем допустить, чтобы королевские решения исходили от барона.

Жерар откинулся на спинку кресла, приложив ладони к вискам.

— Вы только что разговаривали с Этвиком? — спросил он.

— Вы угадали. И после беседы, где мы четко выяснили позиции друг друга, я немедленно зашел к вам.

— А что барон?

— Я поставил ему ультиматум. Он сегодня же уберется из столицы.

Вздохнув, граф де Льен провел ладонями вниз, к подбородку, затем положил руки на подлокотники. Опять уставился на меня.

— Вы странный человек, Азар. Я не нахожу в ваших действиях логики. Вы узнали, что барон — организатор. Вероятно, он предложил вам быть на его стороне. Вы отказались — но не потому что поддерживаете короля. Я прав?

— Вполне.

— Вдобавок вы способны одним желанием отклонять летящие стрелы и поджигать луки. Большего я не видел, но, наверное, это не все ваши умения. Кто вы, Азар?

Кажется, этот вопрос мне стали задавать слишком часто. Второй раз за полчаса.

— Жерар, я не смогу ответить откровенно. Вы все равно подумаете что-то другое. Я человек. Не колдун, не дьявол и не посланник Божий. Логика же в моих действиях проста: я не люблю убийство. Именно поэтому Этвик убирается из столицы, а не лежит на дне реки с камнем на шее, хотя я прекрасно понимаю, что в будущем он способен принести нам много хлопот.

— И убийств.

— Возможно. К сожалению, граф, никто из нас не обладает такой мудростью, чтобы просчитать все возможные варианты развития событий. Вы уверены, что убей я барона — и в будущем погибло бы меньше людей? Что война наверняка была бы предотвращена? В более широком смысле здесь идет речь о праве решать, кто достоин жизни, а кто нет. Я не признаю за собой такого права. И, если уж на то пошло, я не признаю его ни за одним человеком в мире. Большая часть того, что мы называем злом, происходит отсюда.

Пламя свечи замерцало, играя тенями на наших лицах. Жерар неторопливо поднялся, подошел к камину, взял щипцы и снял лишнюю часть фитиля. Свеча на миг едва не погасла, но затем снова начала гореть ровно.

— Мне кажется, — сказал я, наблюдая за собеседником, — вас не слишком удивило мое известие об Этвике.

Граф кивнул, присаживаясь в кресло:

— У Виктора с бароном старые счеты. Этвик уже много лет копает под трон, но пока ему ничего значительного не удавалось. Всякие мелочи. А теперь он явился в столицу — тут уж поневоле что-то заподозришь.

— И вы сидели сложа руки?

Пожав плечами, Жерар заметил:

— Всякая верность имеет свои границы. Это Виктор, а не барон, назвал меня предателем и приказал убить. Только благодаря вам я жив до сих пор.

Я усмехнулся:

— Граф, вам не идет меланхолия. Вы все еще начальник королевской гвардии, Виктор этого не отменял. Для вас, я смотрю, главное честь и верность, но этот мир, кажется, уже начинает жить по другим правилам. Впрочем, я с трудом верю во всеобщую порядочность — что в прошлом, что в будущем. Вы, Жерар, представляете в королевстве реальную силу. Насколько я знаю, ваша популярность среди гвардейцев очень велика. Если бы вы сказали, что принимаете сторону барона, то гвардия в большинстве своем не стала бы препятствовать захвату власти. Но вы этого не скажете, правильно? У вас сейчас такое настроение, что вы бы просто устранились от дел и наблюдали, как мир катится ко всем чертям.

Мой собеседник вздрогнул, бросив взгляд на шторы, и это мне напомнило старую поговорку: «Не поминайте черта к ночи». Наверное, в этом мире существует похожая.

— Со мной вы можете не бояться чертей, — сказал я отчасти в шутку, отчасти серьезно.

Жерар вздрогнул снова.

— Потому что их не боитесь вы? — спросил он тихо.

Я все-таки рассмеялся:

— Скорее, потому что они меня боятся… Полно вам, граф! Вы по-прежнему держите меня за какого-нибудь ангела небесного. Это, если хотите, написано у вас на лбу… у вас, и еще у юного де Лири. Разумом вы еще ничего не решили, но душой искренне верите.

— Сказано, — откликнулся мой собеседник, — вера творит чудеса.

— Тоже правильно, — я устроился в кресле поудобнее. Наш разговор постоянно отклонялся от темы, перетекая в русло философии, и это грозило затянуться. — Однако плохая вера способна лишь на плохие чудеса. Это неинтересно и скучно. К чему вам нужна вера в меня? Верьте в абстрактное добро — в Бога, например. В Нем невозможно разочароваться, потому что невозможно увидеть Его действия и отличить их от действий Его врага. А я сделаю что-то не то — и полетят все ваши идеалы… ну ладно, не скажу, куда. Я всего лишь человек, хорошо это или плохо.

— И Спаситель был человеком, — почти беззвучно заметил Жерар.

От этих слов я даже покачнулся, из-за чего массивное кресло подозрительно скрипнуло. Что за дурацкая беседа! Всю жизнь я наивно полагал, будто заставить людей поверить во что-нибудь специфическое — задача весьма сложная и трудоемкая. Да, определенные суеверия есть у каждого, но если прийти к человеку и сказать: «Я — великий маг», или «Я — бог», — то вас отправят подальше. Никто и не подумает всерьез воспринимать сказанное. Если же при этом показать парочку чудес, вас просто заподозрят в мошенничестве с использованием технических штучек.

Впрочем, здешний мир еще далек от цивилизации содружества. Это у современных людей скепсис в крови. Мы с детства приобщаемся к чудесам информационных сетей, каналов стереовидения и прочей ерунды. Усваивая ежедневно тонны многообразия, мы вырабатываем свое понимание необычного и волшебного. Оно попросту намного сложнее.

— Жерар, — сказал я вслух, — Спаситель не отрицал свое родство с Отцом.

— Он тоже не знал… вначале.

Я медленно покачал головой:

— Ладно, граф. Не вижу никаких причин умалчивать свое истинное происхождение. Хуже все равно не станет. Вы придаете мне и моим поступкам некую религиозную окраску, а между тем я обычный человек. В чем-то тоже верующий — так что ваше сравнение меня со Спасителем звучит в моих ушах святотатством. Я не отношусь к религиям серьезно, но предпочитаю уважать чужие идеалы — особенно если они этого стоят. Итак, Жерар, признаёте ли вы, что жизнь людей постепенно изменяется? Мы стараемся чтить обычаи предков, но вольно или невольно вносим какие-то свои дополнения, что-то улучшаем. Достаточно посмотреть на Милну — как она отстроилась за последнее время.

— Несомненно, — мой собеседник задумчиво нахмурился, пытаясь уловить, к чему я клоню.

— Хорошо. А можете ли вы представить, что спустя много столетий все эти постепенные, незаметные изменения дадут в результате общество, совершенно непохожее на нынешнее?

Жерар не понимал. Я видел это в его глазах. Если замок разрушить и построить в другом месте, общество едва ли поменяется, — так думал мой собеседник. И в чем-то был прав.

Тогда я решил привести аналогию:

— Знаете, как делают мечи? Берут руду, плавят, получают слиток железа, затем из него выковывают меч. Не так ли?

— В общих чертах верно, — подтвердил граф.

— Из руды — рыхлого, рассыпчатого материала — выходит оружие. Всё изменяется до неузнаваемости, правда?

— Вы хотите сказать, — с удивлением произнес Жерар, — через много веков люди так же будут отличаться от нас, как сталь отличается от руды?

— Это грубый пример, но суть вы уловили. Хорошо. Теперь представьте, что те люди откроют множество новых способностей и возможностей. Наши предки не знали составных луков и арбалетов^* — логично предположить, что и мы не всё знаем.

Мой собеседник кивнул, соглашаясь.

— Они обнаружат, что этот мир существует не сам по себе, — продолжал я, пытаясь вообразить, какие картины рисуют мои слова перед мысленным взором Жерара. Получалось плохо: я так и не смог полностью проникнуться средневековым мировоззрением. Я понимал, что граф едва ли глупее меня, но не мог отделаться от ощущения, что растолковываю простейшие вещи слабоумному. — Вокруг лежат другие миры, их много, и там тоже живут люди. Одни из них ушли в своем развитии дальше, другие же начали свой путь позднее. А у некоторых миров нет будущего.

— Другие миры… Вы хотите сказать, другие земли?

Другие Земли.

— В общем, да.

— Значит, вы не отсюда, — просветление на лице графа было искренним — наконец-то он начал кое-что понимать! — Вы пришли из других земель. Вы пришли… потому что у нас нет будущего?

В последней фразе явно прозвучал вопрос.

— Да, — просто ответил я.

Наступило долгое молчание. Свеча вновь начала коптить, однако граф не обращал на нее внимания. Он обдумывал мои слова.

Наконец он заговорил:

— Но как вы знаете?…

— Мы прошли тот же путь, помните? Условно говоря, мы способны видеть, куда ведут различные тропинки, ответвляющиеся от этого пути. Некоторые из них интересны и сами позднее превращаются в широкие дороги, а по другим можно зайти лишь в болото. Наше знание — мудрость даже не старшего, а просто того, кто волей случая идет впереди.

— Тогда… что вам нужно?

— Чтобы у вас появилось будущее. Знаю, это кажется невероятным, но именно такова моя цель. Я умею останавливать стрелы и поджигать луки, однако эти мои способности существуют отчасти благодаря вам. Если будущего нет у вас, то его нет и у моих способностей. Трудно объяснить. Возможно, граф, ваш мир уже нашел одну из любопытнейших закономерностей бытия: если кто-то нас искренне любит, он как бы дарит нам дополнительную защиту. Его дух, подобно ангелу-хранителю, всегда будет с нами. Он отведет стрелу, летящую в щель доспехов. Он подставит ветку дерева, если мы упадем со стены, — и мы отделаемся лишь синяками. Он предупредит о смертельной опасности.

— Медальон!.. — выдохнул мой собеседник. Мысль, казавшаяся мне простой и банальной, неожиданно произвела на него сильнейшее впечатление.

— Что? — переспросил я, не понимая, о чем речь.

— Ничего, — взгляд графа вернулся из заоблачных далей. — Простите, Азар, я не нарочно вас перебил. Вы сказали одну вещь, о которой я раньше не задумывался. Вы правы, Азар… и я вас слушаю.

— Это лишь наиболее яркое проявление некоего закона. Мы, граф, существуем не сами по себе — и не могли бы существовать. Наша жизнь прочно связана со всем этим миром. А также с людьми, которые вокруг нас. Верите или нет, но если ваша культура вновь обрушится в варварство, то хуже будет не только вашим детям.

Жерар встал — ему больше не сиделось в кресле. Прошелся по комнате. Заметил, что коптит свеча, срезал фитиль. Аккуратно положил щипцы на камин.

— Азар, вы говорите странные и непонятные вещи, — тихий голос моего собеседника сейчас звучал взволнованно. — Это не укладывается у меня в голове… но я вам верю. Может, когда-нибудь я смогу и понять…

— Хорошо, — кивнул я. — Вы обязательно поймете, Жерар. К некоторым вещам нужно просто привыкнуть. А пока давайте подумаем о том, для чего я сюда явился: как предотвратить готовящуюся войну и оставить нашего друга барона в дураках.

Устроившись поудобнее, я стал рассказывать:

— Для начала, мне кажется, следует нейтрализовать силы империи…

Граф де Льен слушал вполуха, но большего и не требовалось. У меня уже возник кое-какой план.