В жизни всегда все делается не так, как планируешь. Ну откуда я мог знать, что увижу в лесу банальное грязное убийство?
Догадаться, что к чему, было легко, даже не прибегая к телепатии. Убирать ненужных людей начали задолго до моего рождения, особую фантазию при этом проявлял мало кто, и потому мне хватило одной услышанной фразы. «Здесь ничего личного. Я только выполняю просьбу короля», — сказал молодой парень, держащий своего собеседника на прицеле короткого лука. Хорошенькие просьбы!
Впрочем, я не торопился. Послушал еще, обдумывая свои дальнейшие действия. Броситься на парня сзади, сбить прицел? Вряд ли выйдет: он готов стрелять при малейшем подозрительном шорохе, а совсем уж бесшумно я не смогу подкрасться. Метнуть ему что-нибудь в темечко? Но под ногами — никаких камней. Да и опять же, он вполне способен выстрелить, теряя сознание.
Когда медлить больше стало нельзя, я сделал единственное, что смог придумать. Как можно более спокойным тоном я его окликнул:
— А можно тебя кое о чем попросить, мальчик?
Невозмутимость часто оказывает на людей удивительное действие. Она охлаждает слишком пылких, или взвинчивает бесстрастных. На мой взгляд, в данной ситуации только она одна могла сдержать готовую сорваться стрелу.
Я ошибся. Либо парень чересчур нервничал, либо здешние люди чем-то отличались от нормальных. Тетива была мгновенно спущена.
В этот самый момент мое внутреннее состояние как-то неуловимо изменилось. Я толком не понял, что произошло. На миг я как будто стал этой самой стрелой, ее полетом. Я ощутил заданный мне импульс и увидел цель впереди. А затем очень легко, без малейшего напряжения воли или чего там еще, одним лишь пожеланием, изменил траекторию смертоносного снаряда.
Через секунду мне пришлось проделать то же самое со второй стрелой. На сей раз летящей в мою грудь. Потом с третьей.
Именно во время этих молниеносных действий я в полной мере прочувствовал, что мои способности реальны. Это была уже не призрачная игра мысленного зрения, насчет которой никогда не скажешь точно, видел ты это или вообразил. Раньше я порой прорывался в мир чудес, делал что-то невероятное, но эти «проколы» не поддавались прогнозам, и после них всегда следовал откат назад, к прежнему состоянию. Я не мог произвольно управлять своими парапсихологическими способностями, а значит, на них нельзя было рассчитывать. Однако теперь следовало признать: длительные тренировки все-таки принесли пользу. Кое-чему я научился — и научился твердо.
Эта неожиданная смена точки зрения на самого себя привела к странному духовному подъему, но одновременно — к обособлению от людей, которые находились передо мной. У каждого из нас бывают моменты тщеславия. Стоит ли удивляться, что я — пришелец из куда более цивилизованного мира, да еще и со способностями, данными не каждому, — почувствовал себя неизмеримо выше остальных?
Какое впечатление это произвело в сочетании с моей неуязвимостью, я полностью осознал, лишь когда парень упал к моим ногам. Но давать задний ход было уже поздно.
— Поднимись, — сказал я с умеренным пафосом в голосе, одновременно размышляя о ситуации, в которую попал отчасти по своей вине, а отчасти — по воле обстоятельств. Ну что меня подтолкнуло вовсю демонстрировать чудеса? Чародеем я успел прослыть, еще когда был простым сельским знахарем и ничего экстраординарного не делал. А теперь эти двое меня точно записали куда-нибудь в ангелы Господни — с их-то религией.
Пути назад нет. После всего произошедшего я могу стать для них либо проводником доброй силы, что на небесах, либо исчадием ада. Tertium non datur*, как говорили в старину. Это общество, насквозь пропитанное суевериями, не оставляет никаких разумных вариантов. Если за обычные дела я заработал славу колдуна, то шутки со стрелами и возгоранием лука явно передвигают меня в следующий разряд.
Н-да, Клод. Вот и я становлюсь богом.
— Поднимись, — повторил я, поскольку парень продолжал валяться и всхлипывать. — Я пришел, чтобы не допустить несправедливости. Граф де Льен — честный и достойный человек. Король обвинил его напрасно.
— Да… — послышалось от земли, где все еще ерзал молодой барон. — Да…
Интересно, с чем это он там соглашается? С тем, что король не прав?
— Поднимись, — еще раз произнес я. — Ты человек, а человеку не годится ползать подобно гадюке. Посмотри в мои глаза.
На третье приглашение парень все-таки отреагировал. Нерешительно встал, бросая на меня быстрые взгляды. Его лицо было в красных пятнах, а в уголках глаз все еще стояли слезы. Комедия, да и только! Как напроказивший ребенок, честное слово!
Да, но вот проступки у этого ребенка куда серьезнее обычных детских шалостей. Он пару минут назад собирался убить человека — и фактически сделал это. Тетива была спущена, а что я подхватил стрелу — уже другой разговор.
Кажется, я начинаю понимать точку зрения Клода насчет воспитания цивилизаций.
— В моих глазах и своей душе ты найдешь многие ответы, — продолжил я, выдерживая взятый тон. — Присмотрись и реши, что тебе делать дальше. Реши твердо, хочешь ли ты быть убийцей и брать на себя грех за погубленные жизни невинных. Или ты откроешь тот свет, что есть в тебе, — откроешь его этому миру, чтобы и мир, и ты стали лучше? В тебе силен голос тщеславия, но тщеславие рождает злобу и разочарование. Подлинная слава приходит со скромностью, а подлинное счастье — с добротой. Реши, какому пути ты будешь следовать. Что для тебя лучше? Не отвечай, мне не нужен твой выбор. Он нужен только тебе.
Парень топтался на месте, не осмеливаясь что-либо сказать. А я смотрел на него и пытался угадать, какими проблемами в будущем обернется для меня все это происшествие.
Когда Алексей вышел из душа, девушка все еще находилась в тренировочном зале. Она его ждала.
— Вот и я, — объявил мой двойник с улыбкой. — Извини, что заставил тебя томиться в одиночестве. Уже исправляюсь.
— Ничего, — улыбнулась и Наташа.
По-дружески они легонько пожали друг другу руки. Ее ладонь была теплой, а длинные красивые пальцы — немного прохладными.
— Пойдем в парк? — предложил Алексей. На всей огромной яхте это место он любил больше всего.
Наташа согласилась:
— Пойдем. Я давно уже не была в нашем маленьком заповеднике. Папа собрал там растения со всей галактики. Здорово получилось, правда?
— Да. Мне очень нравится.
Они поднялись на нужную палубу и вышли в парк.
Мягкая трава приятно ласкала босые ноги. На «Аркадии» Алексей совсем отвык носить обувь. Живя здесь безвылазно уже год, мой двойник с трудом представлял себе, как это раньше он соглашался каждый день надевать кроссовки, туфли или еще что-нибудь того же типа. Ходить босиком было куда проще. Да и удовольствия больше.
Наташа, очевидно, тоже разделяла этот взгляд. Темно-синие брюки покрывали ее ноги только до лодыжек, а загорелая кожа ступни оставалась на виду. Алексей обнаружил, что ему нравится наблюдать походку своей спутницы: смотреть, как маленькая ступня опускается на сочные зеленые стебли, как те пригибаются к земле, как легко покачиваются бедра в такт ходьбе, как вольно струятся по спине волосы, перетекая из одного положения в другое. Он едва не силой отрывал себя от созерцания, которое местами переходило рамки приличий. Ничего удивительного: Наташа в самом деле была красива по любым человеческим стандартам, а мой двойник ко всему прочему уже давно не видел женщин. За время пребывания на яхте Клода он общался только с Эвелин, да и то нечасто. Теперь около месяца назад Эвелин отправилась куда-то на помощь Марго, «Аркадия» опустела полностью, и один Бог знал, когда положение могло измениться.
— Ты меня изучаешь, — то ли вопросительно, то ли утверждающе сказала Наташа.
Они уже довольно долго шли молча. Алексей усмехнулся:
— Любуюсь. Ты не только сильнее большинства женщин. Ты еще и красивее.
Девушка чуть покраснела. Ее походка стала другой — сдержаннее, что ли?
— Ты говоришь это просто так, или потому что я тебе нравлюсь? — спросила она.
— Ну, если бы ты мне не нравилась, зачем тогда смотреть? — вновь усмехнулся мой двойник. — Нравишься.
— Очень?
— Очень.
— Тогда…
Наташа взяла его за руку, останавливая, и приблизилась вплотную. Алексей ощутил слабый аромат духов, исходящий от девушки. Сейчас ее лицо было серьезным, и даже каким-то… решительным.
— Тогда, — повторила она, застыв в нескольких сантиметрах перед ним, — поцелуй меня.
К такому ходу событий Алексей оказался неподготовлен. Они с Наташей были полчаса как знакомы, а упрекнуть собеседницу в ветрености мой двойник вряд ли мог. Напротив, девушка казалась весьма рассудительной.
И вот — просьба!
— Пожалуйста, — твердо, без тени улыбки произнесла Наташа.
Чувствуя себя несколько глупо, Алексей осторожно приблизил свое лицо к ее и коснулся губами мягких влажных губ.
Не то, чтобы он был против этого. Прикосновение к женскому телу сразу же откликнулось внутри него радостной волной энергии. Однако до сих пор он воспринимал — или пытался воспринимать — Наташу как-то по-другому. Не как женщину, а как дочь Клода, интересную знакомую, студентку известного университета…
Алексей почувствовал, что запутывается. Тем более что Наташа весьма активно ответила на его поцелуй.
— Ты это серьезно? — спросил он немного позже, хотя и сам знал ответ.
— Да, — кивнула девушка, поглаживая пальцами его затылок. — А ты разве не хочешь?
Ее словно оставило едва заметное напряжение. Сейчас она была еще более привлекательна, чем прежде. Как будто поцелуй Алексея имел какой-то особый смысл.
— Хм, — тихо произнес он. — Но так сразу… неприлично…
— Но здесь ведь всё равно никого нет, — резонно заметила Наташа. И, улыбнувшись, снова притянула его к себе. — Я тебя знаю давным-давно, Алексей, — прошептала она в его ухо. — Не думай, что я какая-нибудь нимфоманка. Просто мне хотелось это сделать на протяжении десяти лет. Или даже больше, не помню.
— Как? — удивился он, однако Наташа приложила к его губам палец:
— Молчи. Я набралась духу и прилетела сюда специально, чтобы соблазнить тебя. Ты позволишь мне это сделать?
— Уже позволил, — пробормотал Алексей, чувствуя прикосновение упругой груди. — Хотя мало что понимаю.
Наташа снова улыбнулась:
— Но ведь это и не нужно.
Покои принцессы снова были зашторены.
Совсем недавно отсюда вышел доктор. Он интересовался, не чувствует ли она каких-нибудь улучшений. Луиза бы с радостью сообщила, что чувствует, однако улучшений не было. День ото дня девочке становилось лишь хуже. Болезнь и апатия съедали ее изнутри.
Но доктор ей нравился. Благодаря его стараниям принцессу начали выносить на свежий воздух. Прежде считалось, что ее болезнь может быть вызвана простудой, и лекари боялись усугубить положение. Тем более, король за такие вещи мог, недолго думая, повесить.
Этот доктор тоже опасался простуды, однако свежий воздух и солнце он считал важными для выздоровления. Так что теперь принцессу хорошенько укутывали в одеяла и сажали в специальное кресло, установленное на балконе. Оттуда Луиза могла наблюдать, что происходит во дворе.
Сперва это показалось ей невыносимым. Яркий свет после месяцев полумрака резал глаза. Она зажмуривалась от болезненных ощущений, а когда открывала глаза, все равно почти ничего не видела. Кроме того, она стала хуже видеть и в темноте. Потом зрение восстановилось, но маленькая принцесса отнюдь не ощутила себя счастливой. Она смотрела сверху на суетящихся людей и лишь резче замечала контраст между их здоровьем и своей болезнью. Ей тоже хотелось куда-то идти, что-то делать, суетиться — как они. Или просто пробежать по лужайке… хотя бы еще один раз.
Позже Луиза привыкла. Вернулось прежнее безразличие. Она перестала замечать, что там, внизу, происходит. Стало легче. Спокойнее.
Однажды маленькая принцесса на просьбу доктора не волноваться ответила, что и так волнуется все меньше. «Мне кажется, покой у меня там, внутри, и он растет, — сказала она. — Я не хочу его, но он сильнее. Он уже не дает мне бояться. Я не хочу его, но я не боюсь».
На дворе стояло теплое лето, однако одеяла не были лишними. Принцесса мерзла. Не так давно она до полотняной бледноты напугала зашедшего доктора, спросив: «Кто там, за вами, прячется? Весь в черном. От него холодно. Попросите его уйти, пожалуйста».
Сегодня безмятежность Луизы вновь поколебалась. Девочка расплакалась, из-за чего ее досрочно уложили в кровать и затемнили спальню.
Она очень редко вспоминала тот день. Сами мысли принцессы избегали обращаться к увиденному. Только в исключительных случаях Луиза цепляла краешком сознания какой-нибудь образ, и тогда лавина переживаний вновь затапливала ее, неизменно приводя к беззвучным слезам. Няньки тут же замечали слезы, пугались и начинали изо всех сил успокаивать принцессу, стараясь отвлечь ее от печальных раздумий.
Это произошло около двух лет назад. Виктор впервые решил показать своей дочери публичную казнь, желая, чтобы наследница привыкала к подобным зрелищам. Ей предстояло взять в свои руки огромное государство, и потому Луиза должна была воспитать в себе необходимую жесткость. Не жестокость — плох тот правитель, которому нравится мучить своих подданных. Скорее твердость духа, уверенность в своих силах, способность уничтожать врагов, не размениваясь на лишние сантименты. Политика — это такая сфера, где колебания могут стоить жизни.
Будучи разумным отцом, Виктор морально подготовил девочку к предстоящему. Однако юная принцесса всё же была глубоко тронута тем, что увидела. На ее глазах обычного живого человека привязали к столбу, под которым горой был навален хворост. Затем два охранника взяли по горящему факелу и ткнули огнем под самый низ сухой кучи. Пламя взвилось почти мгновенно, пожирая хворост и возвышающегося над ним человека.
Луиза навсегда запомнила его лицо, на котором виднелись следы побоев. Когда-то это лицо, наверное, было исполнено мужественной красоты, но припухшие щеки и бесформенный нос сейчас искажали впечатление. И только глаза не могли измениться. В них просвечивала личность, ничем не сломленная, свободная. На миг приговоренный встретился с девочкой взглядом. Его лицо чуть изменилось: теперь на нем возникло некое подобие извиняющейся улыбки. Мол, жаль, что так вышло. Дурацкая ситуация, да ничего не поделаешь.
Маленькая принцесса не хотела, чтобы этот человек умирал. Она от всей души желала остановить казнь. Но огонь коснулся хвороста, поднялся вверх, лизнул ноги приговоренного. Тот еще некоторое время держался — только сильнее стиснул зубы, — а потом мука все-таки поборола сопротивление.
Дальше Луиза зажмурилась. Пришла в себя она лишь дома. Отец ей рассказал, что казненный был очень большим злодеем, разбойником, и потому его сожгли на площади — в назидание остальным. Однако девочка еще долго видела перед собой тело, привязанное к столбу, и лижущие плоть языки пламени.
Принцесса стремилась забыть пережитое. Это ей почти удалось. Только сны, не подчинявшиеся воле, вновь и вновь воскрешали образ того человека.
Сны, которых она не помнила наяву.
Одежда была беспорядочно разбросана по всей крохотной полянке. Вверху сияло голубое небо без солнца, частично закрытое зеленой листвой. На прохладной траве, рядом друг с другом, лежали Наташа и Алексей.
— Тебе хорошо? — спросила девушка расслабленно.
Он повернулся и коснулся губами ее щеки:
— Замечательно. А тебе?
— Это было чудесно, — ответила Наташа, улыбаясь.
— Я тебя не разочаровал?
— Что ты, совсем наоборот.
— Ну, такое, наверное, невозможно. Если верить твоим словам, ты была очарована на протяжении десяти лет. Или даже больше.
Наташа повернулась на бок и провела рукой по его волосам.
— Да, я боялась разочароваться, — призналась она. — Когда наслушаешься историй о девичьих иллюзиях и жестокой реальности, будешь бояться чего угодно. Но ты лучше, чем я себе представляла. Правда.
— Спасибо, — Алексей нежно провел по ее груди, затем пощекотал. Они рассмеялись. — Только я по-прежнему мало что понимаю, — продолжил он после паузы. — Ты мне устроила сюрприз. Замечательный и приятный, и большой, как эта яхта.
— Ах, Алексей, — сказала она с улыбкой. — Если хочешь, это мама во всем виновата. Я столько раз слышала о тебе в детстве, что стала воспринимать тебя как единственного мужчину в мире. Когда пришло мое время мечтать о парнях, я воображала тебя. У мамы сохранилось несколько твоих фотографий. Я тайком сделала копии и сложила их в верхний ящик своего стола, под замок. Можешь себе представить?
Наташа смеялась.
— Мама? — переспросил он.
— Я знала, что ты не догадался, — кивнула девушка. — Извини. Но я опасалась, что тогда ничего не будет. Эвелин.
Алексей бухнулся на спину и откинул голову назад, упершись затылком в землю.
— О Боже! — выдавил он потрясенно.
— Что с тобой? — Наташа осторожно взяла его за плечо.
Вернувшись к девушке, он ласково обнял ее и поцеловал возле симпатичного ушка.
— Я просто не в состоянии всё это переварить. Столько всего и сразу. Вообще-то мне самому следовало бы знать, что у людей, кроме отца, обычно бывает и мать. Мне больше года назад сообщили, что ты — дочь Клода, но я даже не подумал о матери. А ведь ты на нее похожа. Еще больше, чем на Клода. Какой же я однако сообразительный!
— Это логично, что ты не догадался, — заметила Наташа. — Ты просто не думал обо мне, правда?
— Правда, — подтвердил Алексей. — А зря.
— В самом деле?
— Да. Вне всяких сомнений.
Он опустился на спину и потянул девушку за собой. Смеясь, она упала на его грудь. Их лица снова были рядом.
— Я боялась, что ты рассердишься, когда всё узнаешь.
— Я-то нет, — Алексей широко улыбнулся, глядя в красивые карие глаза. — Я просто не знаю, краснеть мне, или пока подождать. А вот не рассердится ли твоя мама? На нас обоих?
— Да ну! — Наташа хлопнула его ладошкой по плечу. — Говорю тебе, это она во всем и виновата. Я ей долго не признавалась в своем увлечении. Хранила твои фотографии под замком. Наверное, это кажется глупым?
— Мне это кажется приятным, — он аккуратно отвел ее волосы, упавшие ему на лицо, и снова поцеловал девушку. — Я только не думаю, что заслуживаю такого. Но продолжай.
— Потом я стала встречаться с парнями, — рассказывала Наташа дальше. — Фотографии отошли на второй план — сам понимаешь. Но недавно папа попросил меня помочь в одной игре. Он сказал, что нашелся человек с поистине выдающимися способностями, и было бы здорово, если бы этот человек разделил наше маленькое общество. Я согласилась — и встретилась с тобой.
— С моим двойником, — уточнил Алексей мягко.
— Да, — согласилась девушка. — С другим Алексеем. Но он и ты — это один человек, разве не так?
Он задумчиво пожевал губу:
— Гм. Наверное. Этого, по-моему, никто не понимает. Один-то один, но тем не менее нас как бы двое. Но не беспокойся, Наташа, я и сам знаю, что он — это я. Понемногу даже привыкаю жить с этим парадоксом.
— Я встретилась с тобой, — повторила она чуть позже, когда они обменялись еще одним поцелуем. — И влюбилась. Очень сильно. Оказалось, что мое старое увлечение не прошло. Лишь одна встреча всё воскресила. Я достала из ящика давно спрятанные фотографии. Я опять начала бредить тобой. Ничего не могла с собой поделать. Глупо, да?
Она улыбалась.
— По-прежнему нет, — Алексей плохо представлял, как следует реагировать на все это признание, но видел, что девушка говорит просто, без напряжения. Словно, однажды позволив себе открыться, она уже не испытывала какого-либо стыда или неудобства. Высказывая свою историю ему, объекту своего влечения, она прощалась с одной из тех тайн, которые отягощают душу. И это было хорошо.
— Потом вмешалась Марго, — продолжала Наташа. — Ты — нет, твой двойник, — увлекся ею и перестал обращать на меня внимание, даже когда мы остались наедине. Мне было обидно, я чуть не плакала. От злости начала игнорировать Марго, — она хихикнула, — а папа меня потом похвалил за то, что я держалась как незнакомка и озадачила Алексея. Не знаю, что бы я еще натворила, но тут мама заметила мое состояние. Она взялась за меня как следует — и я во всем призналась.
Алексей невольно хмыкнул:
— Да, если Эвелин за что-то взялась, то никаких шансов уже не остается. Она тебе что-то посоветовала?
Наташа кокетливо улыбнулась:
— Она посоветовала мне выбросить из головы лишнее и сделать то, что я сегодня сделала. А потом рассказать всё тебе — это я тоже выполнила. Ну, что ты обо мне теперь думаешь?
— Думаю, ты молодец, — он ласково потрепал ее по щеке. — И еще ты — очаровательная женщина, которая вполне может свести с ума.
— Тебя?
— И меня тоже. Разве я чем-то хуже остальных?
Склонившись над ним, девушка осторожно прикоснулась губами к его нижней губе.
— Ты лучше, — прошептала она.
Прежде чем возвращаться к товарищам, я взял с обоих строжайшую клятву молчать об увиденном. Это всё наверняка выглядело странно, однако ничего лучше я придумать не смог. Если они меня приняли за ангела, то пусть себе считают, что у ангелов тоже бывают дела в столице. Не растворяться же мне в сиянии, как раз когда события начали развиваться! Да и не умею я…
Из леса мы выбирались один за другим. Я шел впереди, за мной — парень, а замыкал шествие граф. Такой порядок я избрал нарочно: мне подумалось, что если у моих новых подопечных еще имеются какие-нибудь вопросы, то пусть их решат сейчас. Да и потом, повернуться к потенциальному врагу спиной значит показать уверенность в своих силах — не так ли?
Мои спутники ничего не предприняли. По-моему, оба были изрядно ошарашены. Неудивительно: я тоже, оказывается, слегка недооценил свои способности, хотя уже насмотрелся всяких штучек в исполнении Клода и компании. А каково было им, никогда не видевшим чудес на самом деле? Ну, всякие фокусы, которые демонстрируют жонглеры, не в счет — кто их воспринимает серьезно?
Так мы и вышли на опушку возле дороги, где я несколько минут назад оставил Этвика и его людей.
Здесь уже вовсю пылал костер и пахло поджаренным мясом. Тушка кролика висела на вертеле чуть в стороне от костра, над небольшим углублением, куда незнакомцы сгребали тлеющие угли. Вертел вращал огромный парень с длинными светлыми волосами и грубыми чертами лица.
— А вот и Азар, — Этвик заметил мое появление и приветственно поднял руку. — Я начал было думать, что ты где-то потерялся.
— Еще нет, — усмехнулся я. — Просто кое с кем познакомился.
Мои подопечные недоуменно топтались рядом и смотрели на нас с Этвиком во все глаза. Кажется, они запутывались чем дальше, тем больше. Ну и ладно, нечего домысливать всякую ерунду!
— Граф де Льен, барон де Лири, барон фон Этвик, — представил я присутствующих друг другу. Полезное свойство телепатии: угадывать имена! Мне оно понравилось, еще когда на него сослалась Марго во время наших первых встреч на Менигуэне. Ну да, она знала мое имя задолго до встреч, но это-то выяснилось гораздо позже. А тогда я был просто очарован… и, с другой стороны, Марго все-таки не соврала.
— Весьма польщен, — сказал Этвик довольно нейтральным тоном, чуть кивнув. По его виду трудно было заключить, что он действительно польщен.
Мои подопечные повели себя не менее сдержанно. Кивнули в ответ, пробормотав стандартное: «Очень приятно». Что это у них, обычная дворянская спесивость?
Следующая фраза барона всё прояснила.
— Если не ошибаюсь, начальник королевской гвардии? — Этвик даже не смотрел в сторону графа, обращаясь куда-то в пространство.
Так они знакомы! А у моего приятеля начался очередной приступ королевской аллергии.
— Не ошибаетесь, сэр, — ответил де Льен лаконично.
— Ага, — с удовлетворением кивнул Этвик. — Значит, вы командуете этой армией недоумков, которые якобы рыцари.
— Прошу меня простить, — спокойно произнес граф, — но в рыцарской гвардии нет, как вы выразились, «недоумков». Мои люди не глупее дворян с титулами и знатными предками…
— … среди которых тоже болванов хватает, — вставил Этвик тем же тоном. — Тут вы правы.
— … а что касается рыцарства, — продолжил граф, — то наши прадеды смотрели на искусство обращения с мечом, копьем и луком, а не на происхождение. Сомнительное достоинство — быть сыном известного воина и ничего при этом не уметь. Вы не находите? Так что мой король только возродил забытую добрую традицию.
Этвик хмыкнул:
— Ну да, мы со знахарем Азаром уже налюбовались на результаты этого возрождения. Знаете ли вы, граф, человека по имени Бенедикт де Пассо?
Он назвал меня знахарем Азаром, совершенно не акцентируя на этом внимание, однако я заметил, что лица обоих участников «разборки в лесу» чуть-чуть изменились. В глазах моих подопечных добавилось понимания. Тоже слышали обо мне, что ли?
А если так, то что они там себе подумали теперь? Пришьют назад версию колдуна?
Несомненно, даже ведя разговор, они продолжают размышлять о произошедшем. И, может быть, подбирают варианты, в которые поверить легче. Мой друг барон едва ли их интересует: они только пытаются быть естественными. Похоже, мои новые знакомые еще не решили, что со мной делать. Колебание написано у них на лбах.
— Бенедикт де Пассо? — переспросил Жерар. — Мне известно имя. Это один из королевских гвардейцев.
— Да-да, — кивнул Этвик, — он самый. Вон, у костра присел.
Граф всмотрелся. Бенедикт, в общей суете не заметивший его появления, о чем-то разговаривал с высоким северянином.
— Узнаете? — барон ухмыльнулся, как будто поймал собеседника на чем-то неприличном.
— Да, — произнес Жерар в некотором недоумении. — Но позвольте узнать, что делает мой рыцарь в вашей компании?
— Это вам лучше узнать у него, — Этвик был доволен, как объевшийся сметаны кот. — Я могу пересказать его подвиги только вкратце. Некоторое время назад этот достойный рыцарь в компании каких-то оборванцев — наверное, таких же достойных рыцарей, — ворвался в дом известного знахаря Азара. Всем скопом они набросились на моего друга, связали его и куда-то потащили. Что они от него хотят, эти рыцари не посчитали нужным сообщить. Вы считаете, так всегда следует обходиться с достойными людьми?
— Наверное, это какое-то недоразумение, — граф де Льен, кажется, на время полностью отключился от посторонних раздумий. История с Бенедиктом его явно озадачила.
Я же слушал разговор с интересом. Начальник рыцарской гвардии не знал, что его подчиненный отправился за колдуном?
Опять этот ярлычок колдуна… Похоже, у меня все-таки будут из-за него неприятности.
— Наверное, — согласился с собеседником барон. — Но недоразумения не возникло бы, если бы не ваш гвардеец. Вот вам, граф, доблесть и традиции.
Он заложил руки за спину и прошелся туда-сюда. Жерар ожидал продолжения, стоя молча. Ну а де Лири всё так же пялился на меня, словно я был каким-нибудь привидением. Если честно, этот взгляд уже начинал нервировать.
— О знахаре Азаре в мире ходит только добрая слава, — произнес Этвик поучительным тоном. — А если королевские люди начали хватать кого попало, невзирая ни на звания, ни на заслуги, то нашему образу жизни, граф, пришел конец. Хвастайтесь возрождением традиций — ваше право. Но из свободных людей мы теперь должны превратиться в слуг короля. В слуг, с которыми можно делать, что угодно. Я ошибаюсь?
Жерар молчал.
— Я видел с самого начала, куда клонит Виктор, — голос Этвика приобрел неожиданную задумчивость, как будто барон больше не собирался насмехаться над собеседником, а просто объяснял положение дел. — Эта ваша рыцарская гвардия — только первый шаг. Унизить дворян, сравнять их с холопами, растоптать понятие чести. Для чего? Не для того, чтобы сделать из холопов рыцарей. А для того, чтобы сделать из нас холопов. Из нас, граф!
Последние слова он произнес с нажимом.
— Долг человеческий — смирить свою гордыню, — заметил тихо Жерар.
— Гордыню! — Этвик едва не выкрикнул это слово, увлекшись полемикой. Затем взял себя в руки. — Человеческое достоинство вы называете гордыней! Граф, это прямая дорога к рабству.
Он снова прошелся туда-сюда. Никогда еще не видел барона в подобном возбуждении. Эдак он и побить кого-нибудь может.
— Но оставим, граф, — сказал Этвик после некоторого молчания — видимо, взвесив все свои доводы. В глаза барона вернулись искорки ехидства. — Мы говорили о подвигах вашего героя, Бенедикта де Пассо. Этот… рыцарь имел наглость вопреки запрету ступить на мои земли. Затем нахамил мне и вызвал на поединок. Я его победил и велел убираться прочь, однако это не подействовало. Клянусь бородой моего деда, если бы не вмешательство Азара, который по доброте душевной не хотел допустить убийство, ваш доблестный гвардеец уже гнил бы под стенами моего замка!
Я снова почувствовал на себе два взгляда.
— Примите мои извинения, барон, — произнес Жерар. — Я, право, не знаю, что и думать. Вероятно, мне следует расспросить Бенедикта.
Этвик насмешливо хмыкнул:
— Расспросите, расспросите. Касательно извинений, приносить их надо не мне, а знахарю Азару. Я-то что: мечом лишний раз помахал. Это его связали, как преступника, и силой уволокли из дома. Это его топили в речке. Вот у кого нам с вами следует поучиться смирению, граф.
Повернувшись ко мне, Жерар приложил руку к груди и коротко поклонился. Н-да, забавную я создаю себе репутацию.
Тем временем барон прокричал в сторону костра:
— Эгей, дружище Бенедикт, рыцарь ты наш! Поди-ка сюда! Тут кое-кто хочет с тобой поговорить. Думаю, тебе будет интересно.
Бенедикт, очевидно, собирался в очередной раз проигнорировать слова барона. Но, мельком посмотрев в нашу сторону, мгновенно вскочил. На его лице сменилась целая гамма чувств, прежде чем он подошел к нам.
— Здравствуй, Бенедикт, — сказал Жерар первым.
— Здравствуйте, ваша светлость, — рыцарь поклонился и застыл, не зная, что делать.
Граф де Льен не стал тратить время на обмен любезностями и поинтересовался напрямик:
— Почему ты путешествуешь с этими людьми?
— Я… мы… — похоже, Бенедикт не совсем представлял, как следует отвечать на такой вопрос своего начальника. Мне в который раз стало жалко парня: наверное, он учудил что-то не то. Хотя, с другой стороны, откуда у него тогда королевская грамота?
— Барон д'Этвик любезно сообщил нам такие подробности твоего путешествия, которых я не совсем понимаю, — продолжил Жерар строго, мгновенно сделавшись начальником. — Можешь ли ты кое-что прояснить?
— Да, мой сир, — рыцарь с готовностью кивнул.
— Действительно ли ты организовал нападение на дом известного знахаря Азара, который присутствует среди нас?
— Да, ваша светлость.
— Для чего? По какому праву?
Бенедикт переступил с ноги на ногу и ответил:
— По приказу короля.
Услышав эти слова, Жерар изрядно удивился. Мы-то с бароном именно такого ответа и ждали, а вот для начальника рыцарской гвардии подобное было новостью.
В ходе дальнейшего разговора выплыла интересная история.
На операцию по моему захвату Бенедикта подбил некий сотоварищ по оружию, тоже из гвардии. Однажды вечером он отвел нашего знакомого в сторону и с заговорщицким видом сообщил, что есть возможность немного разбогатеть. Но — что не менее важно — заодно помочь королю и его наследнице.
— Как? — громко спросил Бенедикт. В его голосе прозвучало недоверие.
— Тсс! — его собеседник оглянулся по сторонам, затем улыбнулся и приложил палец к губам. — Дело секретное. Всё нужно сделать деликатно, понимаешь?
— Нет, — Бенедикт в самом деле ничего не понимал, но говорить стал тише.
— Тут вот что…
И сотоварищ поведал о неожиданном открытии. Король, оказывается, теперь точно знал, почему болеет маленькая принцесса. Во всем был виноват могучий колдун, живущий на юге и известный под именем знахаря Азара. Именно он наложил на Луизу страшное проклятие. И, естественно, только он мог его снять. Потому колдуна следовало во что бы то ни стало доставить в столицу. Но поскольку Враг Человеческий хитер, Азар внушил окружающим мысль о своей доброте и порядочности. Не разобравшись, люди могли вступиться за своего знахаря, и даже пойти против короля. Разоблачить обман легко, однако король желал прежде всего спасти свою дочь, и потому обычные методы здесь не годились. Единственный выход: привезти колдуна во дворец без лишнего шума. Король заставит его снять проклятие, а там уж будет всё и так ясно.
— Клянусь бородой моего деда, большей чуши я еще никогда в жизни не слышал! — прогремел Этвик, не дожидаясь окончания истории.
Боковым зрением я наблюдал за Жераром и бароном де Лири. Они, кажется, воспринимали рассказ не так скептично. Во всяком случае, оба начали поглядывать в мою сторону с опаской.
Гм. Ну ладно этот выскочка де Лири! Но граф! Вот так и выручай людей!
Впрочем, они пока ничего не говорили насчет увиденного в лесу, не подтверждали с готовностью, что я умею вытворять разные там колдовские фокусы. И на том спасибо!
— Я читал эту твою грамоту, — Этвик притопнул ногой — словно поставил печать под своими словами. — Ты ее тыкал всем без разбору, верно? А в ней было прямо написано: доставить знахаря Азара во королевскую резиденцию. И еще там была какая-то дурость про нечистую силу, не помню. Главное: какая же тайна, когда всё написано?!
— То для грамотных людей написано, — заметил Бенедикт. — А грамотные люди разбираются в коварстве нечистого.
Этвик фыркнул:
— Стало быть, я неграмотный? Тут ты, дружище, дал маху. Нет, если о каком-то коварстве идет речь, то только с боку короля. Если ты, конечно, не врешь…
— Постой, а что за грамота? — заинтересовался Жерар.
Как выяснилось, для беспрепятственной доставки колдуна король снабдил своих гвардейцев специальной грамотой. Достигнув предварительной договоренности, товарищ потащил Бенедикта во дворец. Там они встретились с каким-то человеком. Тот провел с ними долгую беседу, в результате которой Бенедикт окончательно уверился в важности миссии, и выдал ту самую грамоту. Она уже заранее была готова — с настоящей королевской печатью.
— С настоящей, — подтвердил Этвик.
Жерар протянул руку ладонью кверху:
— А эта грамота у тебя при себе?
— Каюсь, ваша светлость, — Бенедикт склонил голову. — Я ее потерял. Мне…
Жестом остановив его, граф сказал:
— Ничего. Мне говорили, с тобой были еще какие-то люди?
— Да. Их привел мой товарищ.
— Тоже гвардейцы?
— Нет. Я их раньше не знал.
Граф задумчиво потрогал щеку — словно вспоминал, когда он в последний раз брился.
— Где же они теперь? — спросил он.
— Не знаю. Они отказались сопровождать меня, когда барон (Бенедикт кивнул в сторону Этвика) напал на нас и захватил колдуна.
— Это кто на кого напал? — возмутился Этвик.
— Так, — произнес граф тихо, но именно его сейчас слушали все. Даже барон не стал развивать свою мысль вслух. — Откровенно говоря, история паршивая. Какие-то случайные подельщики. Странный товарищ. Кстати, он, как я понял, был с тобой?
— Да.
— Тогда почему предводительствовал ты? Ведь организовал всё он.
— Так мы решили, мой сир. В отряде должен быть один командир, ну и выпало мне. Мы с ним были на равных.
Жерар криво усмехнулся:
— На равных… Ну что ж. Если ты до сих пор не догадался, то уточню: королевскую грамоту у тебя просто вытащили. Решили, вероятно, использовать для других целей. Что касается имени этого твоего товарища — его скажешь мне наедине. А история с проклятием… — граф де Льен чуть прищурился и посмотрел… нет, не на меня. На Жоржа де Лири. — История с проклятием, — повторил он по-прежнему тихо, но с неожиданной четкостью, — это ложь от первого и до последнего слова.
Некоторое время спустя Алексей начал посмеиваться.
— Никогда не думал, что попаду в такую ситуацию, — признался он. — Эвелин постоянно находит, чем меня еще изумить. Неужели она действительно так много говорила обо мне?
— Да, — Наташа повернулась к нему и положила голову на его плечо. — Мама вспоминала тебя чуть не каждый день. Особенно если на нее находило мечтательное настроение. О, ты не можешь себе представить!
— Почему?
Девушка прикоснулась кончиками пальцев к его подбородку.
— Думаю, просто она тебя любила. Всегда.
— Эвелин? — Алексей недоверчиво поднял бровь. — Она же ничего не сказала, когда мы расставались после моего выпуска. Мы устроили светлую дружескую вечеринку вдвоем, много шутили и всё такое. У нас не было никакой разлуки в слезах. Если бы она хотя бы одним словом обмолвилась…
— Мама говорила, что есть такая древняя мудрость. Если любишь мужчину в самом деле, следует позволить ему идти своей дорогой. Рано или поздно он устанет скитаться и вновь придет к тебе.
— Хм. Интересная максима. Ожидание может весьма затянуться.
— Но ты ведь пришел, — улыбнулась Наташа. — Мама оказалась права.
Вот теперь я совсем ничего не понимаю, подумал Алексей.